Ингуш и осетинка: право на любовь

Глава 1. Меня зовут Аминат

Я осетинка из Владикавказа. Наша семья была очень дружной, детей в ней трое: я, брат Аслан и сестра Фатима. Я старшая, а через два года после меня мама родила двойняшек, сестричку Фатиму и братика Аслана. Разница между нами небольшая, поэтому росли мы все вместе, втроем.

Наш отец – строгий и даже где-то суровый человек, который редко бывал дома. Он придерживался традиционных ценностей и держал нас, что называется, в узде. Особенно меня и мою сестру. Нам запрещалось распускать волосы, носить брюки или джинсы, также никаких вырезов и коротких юбок. Я, за свои семнадцать лет жизни в Осетии, выходила «погулять» без присмотра, буквально два раза. Каждый выход был с тётями или с подругами, братом. Меня очень напрягал этот надзор!

Тем не менее, не могу сказать, что мой отец несимпатичный человек, вовсе нет. Он строгий, и я боялась всегда что-то сказать, вдруг не то ляпну. Мы понимали его с полуслова, с одного взгляда. Чаще всего папа серьезен и суров, но умеет и радоваться, у него хорошее чувство юмора.

Маму и нас с Фатимой он баловал, в детстве это были игрушки, затем покупал нам дорогие вещи, брендовую косметику, красивые платья, украшения. Можно сказать, что у нас было все.

Будущее мы тоже выбирали сами. Например, я захотела учиться – и поступила в ВУЗ, а моя сестра предпочла в двадцать лет уже выйти замуж (об этом позже) и ей никто не препятствовал. Разумеется, все в рамках допустимого. В общем, кроме излишнего надзора жаловаться не на что, но особенно близких отношений у нас с отцом не было, мы слишком мало времени проводили вместе.

Теперь обо мне: я девушка типичной кавказкой внешности, чернобровая, черноглазая, с длинными волнистыми волосами по пояс. Невысокого роста, худенькая. Одевалась я всегда скромно. За все свои семнадцать лет я ни разу даже не распускала волосы, отцу не нравилось это.

Я была очень домашней. Никаких кинотеатров, никаких концертов. Дом-школа, школа-дом. В гости к подругам я не ходила. По телефону разговаривать тоже особенно не могла, только кратко по делу и все. Одноклассницы посмеивались надо мной, мол, домашняя я такая, прошлый век прям.

Бабушка тоже у нас строгая, старых нравов. Юбку выше колен не надень, не дай Аллах, кофта будет выше бёдер, это позор, потому что она может оголить живот или спину, если присесть или нагнутся. Брюки тоже не надеть, как говорит бабу (напишу на русском): «позорище, с обтянутой попой ходить». В общем, всё это сказалось на мне и Фатиме. А мама у нас добрая, понимающая.

Что касается религии, среди осетин немало как мусульман, так и христиан. Моя мама была мусульманкой, и мы считались тоже в исламе. Но религией в семье интересовалась только я.

Понятно, что обычая покрывать голову в моей семье не было. Однако у меня, бывало, часто болела голова, и я тогда повязывала туго косынку. Становилось чуть легче. Именно отсюда началась моя привычка носить косынки и повязки. В Осетии у нас молодежь их не носит, поэтому меня то и дело все допытывали, не замужем ли я (у нас в косынках невесты ходят, и то недолго).

Папа у нас связан с милицией, поэтому у нас много юридической и военной литературы. Я читать не любила никогда, до отвращения. А вот Фатима часто сидела с книгами, причем школьная литература ей была ненавистна. Я часто замечала, как Фатима читает очень толстую книгу, но никогда не интересовалась, что это за книга.

У в те времена показывал только один ингушский канал, не помню названия, там в основном шли новости и регулярно показывали концерты с ингушскими песнями. Не знаю почему и что меня привлекло, но я часто включала этот канал и внимательно слушала, что говорит девушка в косынке. Я ничего конечно же не понимала. Но смотрела.

Особенно мне нравился язык. Такой непонятный, сложный. Нравились песни. Странно, но ни мой отец, ни моя бабушка никогда не делали мне замечаний по этому поводу. В нашем доме я об ингушах никогда ничего не слышала, ни положительного, ни отрицательного. Ничего вообще. И о том конфликте осетино-ингушском, я тоже толком ничего не знала и не слышала.

Как-то Фатима с ужасом рассматривала что-то в этой толстой книге. И что-то про себя бурчала. Я не придавала этому значения. Потом она, видимо, не выдержала и выдавила:

– Твари! Амин, ну ты только посмотри сюда, посмотри на эти фотографии!

Я заглянула в эту её книгу, там были чёрно-белые фото истерзанных людей.

– Что это, Фать?

– Это жертвы осетино-ингушского конфликта! Я тебе посоветовала бы лучше эту книгу почитать, чем перед ингушским каналом сидеть!

Честно сказать, я всё равно не врубилась в суть сказанного.

–Фатим, это так давно было, нашла что читать!

–Да хоть сто лет назад! Такое не забывается!

Она начала мне пересказывать весь ужас того, что происходил в тысяча девятьсот девяносто втором году, но ненависти к ингушам от её слов у меня не прибавлялось. Тему быстро закрыли, спорить было бесполезно.

Я продолжала смотреть иногда ингушский канал, а она читала дальше свою огромную книгу об этом конфликте. Я считала, что свою историю надо помнить, но не нужно её мусолить и вырабатывать ненависть! Нужно стремиться к миру и добру.