В машине играла музыка, Хаваж с другом смеялись, прикалывались. Когда началась Ингушетия – пошли гонки. Они мчались так, что у меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло от страха. Не знаю, по какой дороге мы ехали, но ехали долго.
Я не могла поверить, что решилась сделать это.
Мы подъехали к дому, в котором я буду жить до свадьбы, как я поняла. То есть, сперва Хаваж привез меня не к себе. Дом был большой, ворота открылись, когда мы подъехали, и две машины заехали во двор. Там нас уже ждали хозяева – Гетагазовы, женщина, две молодые девушки и два парня.
Хаваж с другом вышли, я осталась в машине. Дверь машины открыла женщина, она приветливо поздоровалась со мной и пригласила выйти. Я не выходила – на меня напал ступор. Потом подошла молодая девушка, как оказалось, ее тоже зовут Аминат.
В общем, в итоге я выбралась из машины, меня отвели в комнату на втором этаже. Я боялась сказать даже слово, мне дали платок, потому что у меня с собой не было, только полоска.
Девочки пытались меня развеселить, болтали, не помню. Я очень стеснялась, мне было перед ними очень неловко. Потом пришли другие женщины, некоторые не знали, что я осетинка и пытались говорить со мной на ингушском.
Через пару часов мне сказали:
– Аминат, твоим родителям сообщили.
У меня подкосились ноги. Было дико страшно, что теперь будет? От волнения у меня подскочило давление. Меня начали успокаивать, говорить, что все будет хорошо, мол, смирятся.
Хаважа я не видела сутки.
Что творилось у нас дома – это не передать (мама потом рассказывала). И что творилось в доме Хаважа, куда приехали родные, чтобы вернуть меня – тоже. Это было ужасно, но я этого ужаса не видела, мне рассказали позже.
Была драка. Отец приехал с мужчинами нашего рода, кто-то из них был с оружием. Отец бы меня живой не увез, пристрелил бы на месте, не забирая. Был хаос и кипишь на всю улицу. Хаваж сдержал слово, ни у кого из них не было в руках оружия. До глубокой ночи продлились разборки, никто не уехал.
Все это время я сидела на успокоительном и ревела от страха. Каждые полчаса я спрашивала, что известно, а женщины звонили в дом Хаважа и узнавали для меня. В доме, где была я, тоже началась суматоха, женщины волновались, перешептывались, кто-то все время ходил-выходил. Я попросила мобильный телефон и отправила матери смс, попросила ее пойти к соседям.
Ближе к ночи приехал друг Хаважа и попросил меня написать заявление, что я, такая-то, такой-то фамилии, заявляю, что села добровольно в машину и прочее, дата, роспись. Как он объяснил, это на всякий случай, для полиции. Сказал, что все нормально и быстро ушел. Чуть позже ко мне зашла женщина, села рядом, сказала, что все разъехались и все кончено, никто не пострадал.
– Аминат, отец отказался от тебя. Тебе нет обратной дороги. Это ваша жизнь, твой выбор. Будет тяжело, но все наладится. Ты будешь нам теперь как дочь.
Я опять заплакала.
– Все позади, все наладится, – твердила женщина. – Нужно время, время, Аминат.
Я долго переживала и плакала постоянно, но ни о чем не жалела. Уповала на Аллаха.
На следующий день Хаваж договорился о никяхе и после я стала его женой.