ДРАМАТИЧЕСКИЕ ИГРЫ

ЕЛЕНА МАРКОВА

Итак, сбылось. Первый ленинградский фестиваль театров-студий стал фактом прошлого. До сих пор о подобном фестивале речь шла только в сослагательном наклонении и в будущем времени. Десять дней июля прошлого года были насыщены спектаклями и встречами до предела — для жюри и тех, кто принимал в них непосредственное участие. Для широкого зрителя — увы! — загадка театров-студий пока так и осталась неразрешенной: просто не наблюдалось этого зрителя в наличии, за редким исключением, когда речь шла о спектаклях на родных площадках, которых — тоже увы!— раз-два и обчелся в нашем городе. Поэтому усилия ЛО СТД, которое внесло львиную долю в организацию и проведение фестиваля, воистину благородны: фестиваль дал уникальную — пока — возможность увидеть спектакли театров-студий не «в розницу», а, так сказать, по «подписке», в одном ряду — самые разные, молодые и старые, громкие и тихие. Мы по-прежнему разделяем ту точку зрения, что пока театры-студии не имеют прочной почвы под ногами, не время отдавать их на откуп яростной и непримиримой критике, торопясь выставлять баллы и разделять места. Этой же точки зрения придерживалось и жюри фестиваля, стремясь больше обозначить сегодняшние тенденции театров-студий, чем кого-то возвысить или ниспровергнуть. Крупные денежные премии получили те коллективы, которые показались наиболее перспективными с точки зрения образования на своей основе центров, дающих прибежище и крышу единомышленникам, разделяющим общие эстетические исповедания.

Показательно, что основное направление театров-студий, обратившее не себя внимание и жюри, и студийцев, связано — даже в контексте самых авангардистских поисков — все же прежде всего с духовным и душевным миром человека.

Мы не предлагаем прямого обзора фестиваля — главный смысл его пока в самом факте наличия. Нам кажется, те размышления, которые он вызвал, сегодня представляют интерес больший, чем простое перечисление имен, названий, оценок.


Представьте себе ситуацию...

Никому не известный молодой человек где-то на окраине города, в каком-то мало приспособленном для театра помещении показывает спектакль. Среди немногочисленных зрителей находится Некто — театральный менеджер. Предположим, ему спектакль понравился; ну, показалось ему: что-то в этом есть и это будет иметь успех.

На следующий день Некто-менеджер разбивается в лепешку, чтобы спектакль никому не известного молодого человека посетила толпа критиков, своего рода экспертов. И, если «что-то» в юном даровании узрят и они, еще через день театральные колонки влиятельных газет познакомят тысячи потенциальных зрителей с новым именем.

На этом, к счастью, дело не кончится, ибо еще целый ряд деловых людей в ближайшие же дни наверняка (да еще и наперебой), заинтересовавшись сенсацией, предложат новичку ангажемент в центральных театральных залах, охотно посещаемых публикой.

Ну а дальше все зависит от молодого таланта и реакции публики. Дальше как в Библии: «да — да», а «нет — нет».

Допустим, спектакль имеет бешеный успех, а артисты, режиссер и предприниматели — немалые гонорары. И так длится месяц. Потом интерес спадает: публика насытилась или охладела, и больше ее калачом не заманишь на спектакль, еще недавно вызывавший ажиотаж.

Всё!!!



Открытие фестиваля на Стрелке Васильевского острова


Предприниматели ищут другой талант.

А этот, если он столь глуп, что за истекший месяц не смог или не захотел подготовить себе продолжение творчества (или хотя бы — работы), пусть и отправляется восвояси.

Скажете, жестоко? Безусловно. Но ведь и справедливо, согласимся.

Куда справедливее, чем если бы вообще никогда не обращать внимания на тех, кто где-то что-то пытается сделать на свой страх и риск и, конечно, всегда (хотя бы подспудно) лелеет мечту прославиться.

Ясное дело, ситуация, о которой речь,— «не наша». Это — «там», у «них» столь жестокие нравы, у нас все иначе и проще: никому ни до кого нет дела. Новоявленные же таланты мы предпочитаем испытывать временем, то есть если и «берем» их, то в основном измором, полагая, вероятно, что самая главная черта одаренности — выносливость.

Нынче идет уже третий сезон, как в нашем городе официально разрешено организовывать театры-студии. Особенно много их возникло во второй половине сезона 1987/88 года. Тогда они появлялись действительно словно грибы после дождя: двадцать — сорок — шестьдесят... можно было со счету сбиться, так быстро росло их число.

Однако дождичек-то был, как видно, радиоактивный, потому что в большинстве своем наши театры-студии оказались мутантами, чем-то вроде курицы, только не с тремя ногами, как у той, знаменитой чернобыльской, а — с одной к примеру. Да и сама «авария» разразилась вовсе не вдруг, а исподволь моделировалась, десятилетиями; сейчас же, похоже, лишь усугубляется.

Чтобы разобраться в нашей ситуации, стоит кое-что вспомнить...

К примеру, стоит вспомнить, что до недавнего времени в огромном Ленинграде, который по инерции, выросшей из традиции, все еще весьма часто именуют «одним из центров мировой культуры», было чуть больше десяти театров. Для сравнения сообщим, что в Петербурге, который по масштабам своих жилых площадей, а тем более — численности населения, сильно уступал нынешнему Ленинграду, количество театров превышало две сотни. Думаю, нет нужды особенно подробно расписывать, что были они к тому же весьма и весьма разными, так как ориентировались на подчас диаметрально противоположные интересы населения. НЕРАВЕНСТВО в те времена, как известно, было в почете...

Известно также, что до недавнего времени стационарные театры Ленинграда, субсидируемые государством, были своего рода «бессмертными» очагами культуры: новый театр было практически невозможно открыть, но уже имеющийся — еще невозможней закрыть, все они оказывались обреченными на вечное существование. И это — вне зависимости от того, как складывались их отношения (а подчас весьма драматично складывались) с публикой, ради которой они как бы и призваны функционировать.



Камерный театр «Эндшпиль»


Наконец, известно (и уже много говорено) о том, что за последние два-три десятилетия в нашем славном городе так или иначе «погибло» не одно поколение творческой театральной молодежи. Актеры, режиссеры, драматурги — они или покидали родные места, или оставались невостребованными.

Вот в этот-то, близкий к катастрофическому, момент Москва (сначала, правда, у себя, в столице, а потом и у нас — в областном центре) разрешила поэкспериментировать на предмет оказавшегося в упадке и загоне сценического искусства, издав Положение о театрах-студиях...

Естественно, что формальным изменением ситуации попытались воспользоваться многие. Сработала поговорка: не было ни гроша, да вдруг алтын. Не прошло и года, как о ленинградских театрах-студиях можно было сказать: несть им числа. Действительно, на сегодняшний день практически никто не может назвать абсолютно точной цифры, определяющей их количество: шесть — семь — восемь десятков?! Да и то смотря как считать: иметь ли в виду только драматические или — все возможные. Правда, страсть к статистическим данным довольно скоро поутихла, потому что стало понятно: окончательной цифры здесь не может быть в принципе, поскольку она все время колеблется. Ведь театрам-студиям дозволено теперь не только рождаться, но и умирать: мало ли, «родители» (спонсоры-учредители) не очень заботливыми окажутся или собственное «здоровье» подведет...

Так или иначе, новые театры появились и существуют в гораздо большем количестве, чем прежде. По логике вещей, такой своеобразный «бум» должен был существенно изменить театральный климат города. А вот этого-то и не произошло!..

На сей счет можно выдвинуть множество предположений, но лучше всего, думается, попробовать проанализировать данные социологического исследования, проведенного в течение сезона 1989/90 года инициативной группой ЛО СТД совместно с Американским советом преподавателей русского языка и литературы (АСПРЯЛ)[8].

При том, что в Ленинграде по-прежнему остается очень большая армия актеров и режиссеров, имеющих диплом о высшем образовании, театров-студий, в которых были бы заняты профессионалы, возникло гораздо меньше, чем тех, в которых заняты любители.

Сами они дают этому факту объяснение простое, но достаточно убедительное: отсутствие помещений, отсутствие субсидий. Ситуация тут оказалась похожей примерно на такую, как если бы молодым врачам сказали: вот постройте сами себе клиники и лечите тогда больных на здоровье. К сожалению, именно так и пришлось поступить большинству актеров и режиссеров, которые отважились на организацию театров-студий. Прежде всего они занялись не репетициями и всякой там прочей «поэзией», а — «прозой»: принялись пилить, строгать, таскать, мыть... и выбивать, пробивать, доставать, при том, что, как заметил еще Михаил Афанасьевич, «чего ни хватишься, ничего нет».

Да и приобретать-то тоже было особенно не на что, ведь ни собственной небольшой фабрики, как некогда у Константина Алексеева (т. е. великого Станиславского), ни друзей-покровителей типа Саввы Морозова, которые пожертвовали бы на пестование молодых талантов немалые суммы, у наших нынешних — нет, нет и нет.



Театр-студия «Особняк»


Мне могут возразить: мол, сейчас подавляющее большинство людей живет именно так — практически все приходится делать самому. О том, что можно заниматься в основном профессией, мы уже забыли; с разделением труда у нас, как говорится, «напряженка». И то, что хирурга, например, могут послать «на картошку», особенно никого не удивляет. А уж какого-нибудь там артиста с пианистом... Да кто они такие? Есть хотят — пусть копают! У нас РАВЕНСТВО в почете, РАВНОПРАВИЯ только никак добиться не можем.

Но вернемся к нашим баранам.

Среди студий-«профессионалов» наиболее успешно во всех отношениях существует «Четвертая стена», которая изобрела (правда, не сейчас, а давно уже) такую форму спектакля, которая не нуждается в стационаре и вполне довольствуется любой мало-мальски обихоженной концертной площадкой. Это — капустники В. Жука. Добавим — знаменитые капустники. Зато такие по-своему не менее интересные спектакли, как «Лягушки» Аристофана, поставленные Л. Стукаловым, или «Немая сцена» — моноспектакль С. Дрейдена, поставленный В. Шабалиной, каждый из которых требует хоть и минимальной, но обустроенности театрального пространства, очень быстро из афиши «Четвертой стены» исчезли.

И все же Жук и его компания, так же как и «Приют комедиантов», возглавляемый Ю. Томашевским и явно сумевший за короткий срок завоевать популярность,— исключение, лишь подтверждающее общее правило. Оба этих коллектива начинали в несколько привилегированном положении по отношению к другим, потому что большинство занятых в них актеров и прежде работало в тех самых, субсидируемых государством, театрах. Там — работали, а здесь, стало быть,— для души...

Тем же профессионалам, которые решили объединиться в театры-студии, так сказать, наново, заведомо был уготован иной путь, а именно коммерческий. Они имеют совсем иную модель существования и совсем иные результаты деятельности. Оно и понятно: когда рискуешь начинать с нуля, да еще на голом месте, то самой главной проблемой невольно становится проблема элементарной выживаемости, иначе говоря — зарабатывания на хлеб насущный.

Вот они и «стряпают» (пусть не покажется им обидным это слово, оно употреблено с пониманием их безвыходной ситуации) быстренько какой-нибудь удобоваримый спектакль (чаще всего детский, ведь в этом плане у нас особенно острый дефицит) и нещадно по отношению ко всем — спектаклю, зрителю и самим себе — эксплуатируют его. Причем в основном не в Ленинграде: либо в области, либо в других городах — прежде всего из понятного стремления не запятнать репутацию.



Формальный театр. Открытие фестиваля


Разумеется, творчеством в таком варианте существования театра и не пахнет.

Более везучие (а может быть, просто предприимчивые) — как, например, «Камерный», раньше называвшийся «Дорога», «Дерево», «Лицедеи» — уезжают на длительные гастроли за рубеж, так как тамошние менеджеры на сходных условиях организуют им сносный прокат спектаклей. Однако ленинградский зритель и в этом случае остается как бы не имеющим отношения к развитию новых ленинградских же театров-студий.

Гораздо «патриотичнее» ведут себя любители.

Во-первых, ими организовано за прошедшие годы гораздо больше театров-студий, чем профессионалами. Во-вторых, они находятся в Ленинграде практически постоянно.

Однако в их модели поражает, что фактически (да, это подтверждается фактами) они ориентированы на какое-то аутичное житье-бытье.

Для начала скажу, что даже очень заинтересованному зрителю стоит подчас невероятных трудов просто-напросто обнаружить местонахождение той или иной любительской студии. В большинстве случаев они обосновались в помещениях, в которых при всем желании трудно заподозрить хоть какой-то намек на театральность: подвалы и полуподвалы, чердаки, заброшенные квартиры из нежилого фонда, то есть с самого начала — с момента расселения — срабатывает установка на некое асоциальное существование.

Рекордная цифра НЕПОСЕЩАЕМОСТИ таких студий: 50 зрителей за сезон.

Оно и понятно. Никто эти студии не рекламирует, тем более индивидуально, что немаловажно, когда речь идет о таком «штучном», а не «оптовом» товаре, как театр. Собственных денег на рекламу у них нет. В последнее время, правда, стали распространяться билеты так называемым «централизованным порядком», т. е. через городские театральные кассы. Но работники этих касс очень скоро сообразили, что гораздо быстрее и выгоднее им будет продавать билеты на спектакли любительских театров-студий в нагрузку на «какого-нибудь» Леонтьева, чем просто так. А фанаты эстрадных кумиров, разумеется, воспринимают «нагрузку» в лучшем случае как мелкое огорчение, в противном — вовсе никак не воспринимают ее. Это нормально, поскольку у них другие интересы.

Что же в результате? Театры-студии имеют кое-какой доход, но играть вынуждены в полупустых залах.

Вдобавок ко всему прочему, они еще и крайне нерегулярно играют свои спектакли, так что с проблемой организации публики дела обстоят из рук вон плохо...

Итак, судя по основным параметрам, положение у любительских театров-студий вроде бы отчаянное. Однако оно, как ни странно, не пугает — во всяком случае, пока — самих участников. Их помыслы обращены нынче, скорее, на решение внутренних проблем коллектива, нежели на поиск средств к существованию и налаживание внешних, обеспечивающих им столь необходимую, если они — театр, обратную связь со зрителем.

За чей же счет они существуют? В большинстве случаев мы ответа не получили. Но, будучи взрослым человеком, предполагаю, что — за родительский. Сказано это не в укор. Просто по собственному опыту и опыту своих коллег отлично знаю, что, даже закончив ЛГИТМиК, например, а нередко и аспирантуру, занятия театральным процессом можно продолжать лет эдак до сорока только при мощной материальной поддержке близких родственников. Таковы условия нашей «драматической игры».

В случае же с любительскими театрами-студиями аутсайдерские мотивы поведения не случайны. Статистика опроса свидетельствует, что большинство актеров—участников таких студий — люди примерно 25-летнего возраста. А объективно это значит, что официальный путь (через институт) на профессиональную сцену для них уже закрыт. При этом, как правило, осознавая недостаточность собственной профессиональной подготовки (о чем сами и заявляют в анкетах), они довольно часто пытаются восполнить пробелы своего образования, приглашая тех или иных специалистов, чаще всего — преподавателей театральных вузов Ленинграда. Вернее, только тех из них, которые вызывают их доверие. Можно даже сказать, что ДОВЕРИЕ — определяющий момент, цементирующий многие черты жизни любительских театров-студий.

Мне кажется, это — важно, настолько важно, что, даже если бы их деятельность сводилась только к этому, ее всячески следовало бы поддерживать. Но они рискуют делать большее...

Почти в каждой из любительских студий можно различить модель, где в той или иной степени, с большим или меньшим успехом обнаруживает себя попытка сопряжения не только мировосприятия, но и образа жизни с тем способом существования, который они утверждают на сцене.

Пожалуй, первыми в Ленинграде еще лет десять назад по такому нетрадиционному для нашего театра пути пошли «Лицедеи». Намеченную ими традицию, хотя и переиначив ее на свой лад, подхватил отпочковавшийся от «Лицедеев» Адасинский, когда организовал группу (заметьте, не театр-студию, а — группу) «Дерево». В сущности, очень близка к ним и недавно созданная студия «Гун-го» и совсем начинающая «Диклон». Думаю, что и совершенно несовместимая, прежде всего по творческой манере, со всеми только что названными «Суббота» — один из лидеров, а также ветеранов ленинградских любительских театров-студий,— руководствуясь теми же побудительными мотивами, по сей день отстаивает право именоваться театром-КЛУБОМ.

Однако любительские театры-студии, возникшие в последние два-три года, уже и на клубы не похожи. Скорее они напоминают психотерапевтические группы, деятельность которых направлена на развитие или восстановление личности. А это означает прежде всего, что перед нами явление уже не столько (вернее — не только) театральной культуры, сколько социокультурное, в котором лишь используются театрализованные формы общения. Стало быть, законы и сценического существования, и общения со зрителем должны складываться здесь несколько иным способом, чем те, по которым существует собственно театр.



Театр-студия под руководством Л. Малеванной. Открытие фестиваля


Но если сама жизнь на наших глазах формирует нечто иное, чем то, к чему мы привыкли, может быть, и отношение наше должно быть к этому иным (и относиться к этому следует по-иному, и использовать иначе, и спрашивать иное)?

Если задать себе такой вопрос, то станет понятно, почему, когда в 1989 году в общесоюзном журнале «Театр» появилась первая обзорная статья о ленинградских театрах-студиях, ничего, кроме, мягко говоря, раздражения, она в студийных кругах не вызвала. Мало того, что ее автор (в общем-то уважаемый критик М. Дмитревская) довольно откровенно продемонстрировала весьма поверхностное и уж слишком избирательное знание анализируемого предмета и связанных с его существованием проблем, даже не пожелавши заняться рассмотрением истоков нового явления, она принялась рубить его с плеча, руководствуясь весьма традиционными мерками. И, словно чувствуя, что речь-то нужно вести по-другому (да и про другое), придумала себе несколько кокетливый образ человека, который взирает на то, что делается сегодня вокруг, как бы приподнявши крышку некоего «пыльного сундука».

Что ж! Мне кажется, воспроизвести собственный облик удалось автору этой разгромной статьи гораздо лучше, чем облик новых, прежде всего любительских, театров-студий.

И все-таки интересно было бы узнать, почему М. Дмитревская так азартно обрушивается на «новорожденных», но ни в одной из ее многочисленных публикаций мы ни разу не встретим нападок (или хотя бы недовольства) на деятельность, к примеру, Ежи Гротовского. Последний ведь тоже давно уже занимается не театром, а, как известно, пара-театральными опытами.

Безусловно можно утверждать, что на сегодняшний день результаты деятельности всемирно известного (и, кстати напомню, необычайно серьезно субсидируемого) Ежи Гротовского никоим образом не сравнимы с теми, которыми располагает наша театральная молодежь. Но причина ли это для того, чтобы отказать им в праве попробовать (так же, как когда-то пробовал их знаменитый предшественник) использовать театральные подмостки как своеобразный полигон, на котором проводятся испытания тех или иных вариантов межличностного общения.

Мы все (и здесь и на Западе) живем в такой цивилизации, которая порождает не только куриц о трех ногах и кошек с крыльями, но и очень непохожие на прежние (обычно их именуют «человеческими») отношения между людьми. Так эту ли проблему не исследовать, ею ли не заниматься театру или с помощью театра?!

Конечно, «театром для людей» это не назовешь, и уж тем более это не «театр, обслуживающий население». Нет, здесь идет борьба (и нешуточная) за право научиться постигать собственную личность, воспринимать себя и других вне ранее сложившихся стереотипов поведения, в которые, как правило, мы охотно вгоняем себя, едва ступив на путь так называемой социальной активности.

Так это ли не залог будущих творческих успехов ленинградских театров-студий, которые сформировались сегодня из любителей?

А теперь давайте помечтаем или хотя бы предположим, что пусть не все, но одна-две из этих студий добьются со временем интересных результатов!.. Как распорядится этим достижением наш город? Ведь Положение о театрах-студиях одно на всех; этот «нормативный документ» с самого начала выступает как «прокрустово ложе» коммерции, меряя всех одной меркой и вынуждая каждого лишь исправно функционировать. Не резоннее ли, пока в очередной раз не стало поздно, повнимательнее присмотреться к деятельности каждой из студий в отдельности и с умом использовать то, на что каждая из них способна? Прежде же всего подумать о нетрадиционных формах существования театра, раз уж они у нас возникли.

Может быть, тогда, если, конечно, театры-студии доживут до того момента, когда какой-нибудь молодой, пытливый заморский ученый опять задаст их руководителям вопрос: «Что, по вашему мнению, является узловой проблемой жизни современного советского театра?» — они не станут писать в анкетах: 1) равнодушие государства; 2) невозможность творческого эксперимента; 3) бездомность; 4) неумение не лгать; 5) установка зрителей на театр как на развлечение; 6) фальшь общественных взаимоотношений; и тому подобное.

P. S. Предвижу упреки, что, мол, сгущаю краски и якобы хочу сказать, будто для поддержки театров-студий ничего не делается. Нет, делается. Сейчас в городе существуют уже две площадки, где довольно регулярно прокатываются спектакли театров-студий. Это — ТКЗ «Время» и «Клуб пожарников», что возле цирка, получивший в связи с этим новое название — «Шанс». Наконец — Первый ленинградский фестиваль театров-студий...

Все это, разумеется, прекрасно. Хорошо бы эти и подобные им начинания продолжить. Однако речь идет несколько о другом: хорошо бы в принципе изменить нашу установку на театр, т. е. воспринимать его не как форму досуга (не важно уж какого: активного или пассивного), а «разрешить» ему, театру, врываться в нашу повседневность.

Приводить здесь конкретизирующие примеры, думаю, крайне рискованно.

И все же... Кто же забудет, если хоть однажды видел, как Вячеслав Полунин, в знаменитом костюме Асисяя, в разгар какого-то понедельника (или вторника) пытался перейти Невский проспект, вступив в нешуточную схватку с потоком машин.

Разве только о правилах уличного движения вспомнила огромная толпа, наблюдавшая этот спектакль?!

Нет! Сотни людей были из стереотипа, способного удушить в любом из нас человеческое умение видеть мир неожиданным.

Сотни людей вместе смеялись, узнавая в «примочках» клоуна себя. Сотни людей вместе переживали по поводу жизни одного человека.

Ну кто скажет, что это — плохо, когда артисты предлагают зрителям театрализованные формы общения?!

Загрузка...