Исповедь

Вступительное слово автора

Редко в какой из популярных книг о Марксе не встретим мы знаменитой «анкеты», которую дочери предложили заполнить отцу в редкие минуты отдыха перед завершением первой ступени гениального «Капитала». Взятые из нее изречения Маркса постоянно служат для емких характеристик его глубочайшей натуры. Об «анкете» пишут, что она составлена в полушутливом тоне, — и впрямь некоторые ее вопросы, без сомнения, слишком камерны, слишком «альбомны» для великого мыслителя, но это, видимо, неизбежные издержки ее популярности и «хождения в обществе». Что же до ответов Маркса, то в том широкоизвестном варианте, что записан рукой Лауры со слов отца, мы не найдем ни тени несерьезной улыбки, ничто не сможем посчитать случайным.

Ну а шутка, юмор, искрометное жизнелюбие были непременным свойством великих пролетарских учителей и никогда не покидали их — ни в час всепоглощающих научных изысканий, ни в минуты дружеского, сердечного общения, ни перед лицом врага, ни перед лавиной бед. В этом юморе, как замечал Энгельс, было «много и очень серьезного». Тем менее может быть сомнений в определенности ответов Маркса, если учесть, как в ту пору он отрекомендовал себя дочерям: «Я принадлежу к тому типу людей, которые всегда дважды подумают, прежде чем принять то или иное решение».

Следует добавить ко всему прочему, что и времена те, когда возникло анкетное собеседование, были для Маркса, пожалуй^ самыми напряженными… Надо как можно скорее заканчивать «Капитал», который ждут и ждут, и это обстоятельство «гнетет… как кошмар». Надо добиваться стабилизации дел в Интернационале — ответственная пора становления, на заседаниях Центрального Совета «споры… до 12 часов ночи». Надо помочь рабочим-землякам разобраться в германском рабочем движении — уберечь от последствий лассальянства — «подлой» реальной политики». Надо еще раз выкарабкаться из долговой ямы — невыносимо месяцами жить «исключительно ломбардом». Надо, наконец, элементарно встать на ноги — в это тропическое лондонское лето переболела вся семья, будто платили окончательный «долг природе»…

Весной того года Маркс вырывается в краткосрочный отпуск, едет в Залтбоммель к своему голландскому дядюшке — купцу Лиону Филипсу. Две-три недели «безмятежного» существования: дискуссии с дядей о «судьбах мира» и «человеководстве», дружеские беседы с «голливудским секретарем» — кузиной Наннетой. Воспользовавшись досугом, Наннета, как и дочери, предложила Марксу заполнить «исповедальную анкету» — этот вариант назван был затем «залтбоммельским». Ответы почти не отличаются от записанных Лаурой, разве что одной деталью — одной улыбкой отвлеченного от дел автора «Капитала»: на вопрос «Ваше любимое занятие» — он вместо «Рыться в книгах» говорит: «Глядеть на Нетхен». В ответах же, предназначенных для старшей дочери Женни, мы находим больше имен любимых Марксом поэтов и прозаиков…

«Анкету» называют Исповедью. Не слишком ли узки ее рамки для революционера и мыслителя? Разумеется! Однако, кроме этих альбомных записей 1865 года, Карл Маркс исповедовался перед собой и человечеством почти полвека. Исповедание — это самоанализ и самовыражение, утверждение своих взглядов, принципов. Он так и определил, молодой доктор Маркс, у порога своего двадцатипятилетия, программируя свою научную и революционную работу:

— Мы выступим перед миром не как доктринеры с готовым новым принципом: тут истина, на колени перед ней! Мы развиваем миру новые принципы из его же собственных принципов. Мы не говорим миру: «перестань бороться; вся твоя борьба — пустяки», мы даем ему истинный лозунг борьбы. Мы только показываем миру, за что собственно он борется, а сознание — такая вещь, которую мир должен приобрести себе, хочет он этого или нет… Итак, работа для мира и для нас. Она может быть только делом объединенных сил. Речь идет об исповеди…

И эта исповедь продолжалась всю жизнь. Слагал ли он юношеские стихи или выстраивал в боевые колонны разящие строки памфлетов, анатомировал ли целый мир или принимался за доверительное письмо к Женни — перед ним возникали те же простые и вечные вопросы: о сущем в человеке, о принципах личности и общества, о счастье и несчастье; герое и антигерое, богатстве истинном и мнимом; симпатиях и антипатиях… И всегда он отвечал на эти. вопросы без обиняков, «не оставляя места для догадок».

Попробуем соединить исповедь минутную с исповедью всей жизни. Этот литературный прием позволит нам ближе увидеть некоторые из сторон жизни Маркса, прислушаться к его рассказу о себе.

В нашем распоряжении десятки томов произведений основоположников научного коммунизма, где системно изложено их революционное учение, всесторонне обоснованы их взгляды. Приступая еще только к первой научной работе, Марк? помечает в своих исследовательских «Тетрадях»: «Мы усматриваем в образе духовной личности то, что развернулось перед нами в системе». Следуя этому принципу, мы можем узнавать Маркса-борца в его великой Науке Борьбы.

В нашем распоряжении бесценные документы — около 1600 писем Маркса и Энгельса, которыми они обменялись друг с другом за четыре десятилетия. Эта своеобразная эпистолярная биография с поразительной рельефностью раскрывает их многотрудную работу для человечества, их самые сокровенные мысли и чувства, нарастающую поступь рабочего движения, все страсти века. Перечитывая после Маркса животрепещущие строки рукописей, Энгельс имел все основания сказать: «Поэзия Гейне — детская игрушка по сравнению с нашей дерзкой, веселой прозой». В свое время, отвергая модульность, слащавую официальность в литературном изображении революционеров, Маркс и Энгельс советовали: «Было бы весьма желательно, чтобы люди, стоявшие во главе партии движения, — будь то перед революцией, в тайных обществах или в печати, будь то в период революции, в качестве официальных лиц, — были, наконец, изображены суровыми рембрандтовскими красками во всей своей жизненной правде». И сами всегда следовали собственному совету. Их эпистолярные автопортреты написаны красками с рембрандтовской палитры.

В нашем распоряжении сокровища ленинизма, ленинское осмысление генинальных открытий и беспримерного жизненного подвига Маркса. Продолжая великое дело пролетарской борьбы, постоянно советуясь с Марксом, Владимир Ильич учил нас глубоко и серьезно, живо и непосредственно воспринимать каждое слово Маркса, учил постигать темперамент его мысли, чувствовать себя «как бы слушающим речь гениального мыслителя».

В нашем распоряжении ценнейшие свидетельства людей, прошедших жизненный путь рядом с Марксом, наблюдавших его в «непосредственной близости», — родных, соратников по борьбе, ветеранов рабочего движения. В особом ряду стоят документальные свидетельства тех русских революционеров, которых лично знал Маркс, — грядущая русская революция была для него первейшей надеждой, и его радовали ее настоящие подвижники — «действительно дельные люди, без мелодраматической позы, простые, деловые, героические». Вышедшие вслед за известными «Воспоминаниями о Марксе и Энгельсе» сборники документов «Их простота и человечность», «Семья Маркса в письмах», «Русские современники о К. Марксе и Ф Энгельсе», «Переписка членов семьи Маркса с русскими политическими деятелями» и другие дают богатейший материал для нашего рассказа.

В нашем распоряжении, наконец, обширная научная и биографическая литература, основательно и детально исследующая жизнь великого мыслителя, его взгляды на проблемы человеческого бытия и духа, победное развитие его идей.

Исповедь, разумеется, не фундаментальный анализ жизнедеятельности, скорее откровенный экспромт мысли и чувства; и потому, предпринимая попытку своеобразного объяснения тех трех дюжин слов, которые Маркс с блеском и мудростью олимпийца обронил в альбом дочерей, мы не имеем в виду создавать биографическое произведение Здесь невозможно ни соблюсти хронологическую последовательность изложения событий, ни представить весь богатейший фактический материал — это явно перегрузило бы страницы исповеди; ни тем более покушаться на характеристику сложнейших Марксовых трудов. Здесь только хотелось бы выявить, уточнить, какие именно факты, события, жизненные впечатления, суждения стоят за лаконичными ответами Маркса; хотелось, чтобы он сам высказался более развернуто, чтобы своими сочными рембрандтовскими мазками набросал эскиз автопортрета…

И пусть читатель, уже знакомый с Марксом, обнаружит вдруг неожиданные штрихи, воссоединит черты образа в новой структуре, в форме своеобразной исповеди. Читатель же, впервые открывающий для себя глубочайший духовный мир иеполина, пусть испытывает настоящую жажду познания и, утоляя ее, обратится к родниковому источнику — к марксизму.