Истории о котопёсах и их хозяевах

Ценитель искусства

Так бывает, что занятие по душе человек находит не в детские годы, не в метаниях юности, не в расцвете сил, а уйдя на заслуженный отдых. С чем это связано? Наверное, и времени свободного больше, и с приоритетами вроде как определился, и дети выросли, и много чего еще, что раньше требовало твоего внимания, а теперь как-то ушло на второй-третий план…

Пять лет назад он ушел на пенсию. В то зимнее утро он проснулся не от возни жены на кухне и постукивания лап собаки, а от оглушающей тишины. Проснулся и долго лежал, осознавая, что теперь он пенсионер. Большой дом, когда-то построенный вдвоем с отцом, смотрел на него знакомыми обоями, зашторенными окнами, приветствуя снисходительной улыбкой: «Ну что, теперь и вокруг тебя пусто. А когда-то звучали детские голоса, собирались всей большой семьей, двери не закрывались, а ты все куда-то спешил, боясь опоздать жить…»

Дети выросли и разъехались, родители умерли, он и сам постарел.

Вздохнув, оделся, вышел на крыльцо покурить. Темноту зимнего утра рассеивали уличные фонари, от крепкого мороза потрескивали ветки деревьев, слышался смачный хруст снега под ногами ранних прохожих. Кто-то спешил на работу…

В дверь поскреблись. Он приоткрыл и выпустил Дика. Двухлетняя немецкая овчарка, отчаянно виляя хвостом и мимолетно лизнув его руку, помчалась во двор делать свои дела.

Тихо вышла жена.

– Ты бы пошел в дом, замерзнешь, морозы вон какие, – заботливо сказала она сонным голосом, укутавшись в шубу.

– Да, сейчас, еще немного, – ответил он.

Взметнув снежную бурю, из сугроба вылетел Дик. Громко взлаял, радуясь утренней свежести, и потянул хозяина за собой, ухватив зубами за полу куртки.

– Шальной, я ж в тапочках, – засмеялся он.

Когда он глядел на веселую мордаху пса, что-то щелкнуло у него внутри. Он вдруг понял, что отчаянно хочет нарисовать и это зимнее утро, и робкую розовую полоску на горизонте, и смеющуюся полумесяцем луну. Когда-то в детстве он неплохо рисовал, да и потом иногда брался за краски.

Так и пошло. Половина дома превратилась в мастерскую художника. Жена ворчала, кривясь красивым носиком от запахов красок, растворителей, но неизменно хвалила его за каждую новую картину. Что-то дарилось соседям и знакомым, что-то оставалось в доме.

Сюжет новой картины зародился у него во время прогулки с псом в дальней роще. Он, как обычно, долго готовился. Писал для души, потому и не страдал производительностью, не спешил, с любовью выписывая каждый мазок, каждый тон, каждую деталь.

Главным ценителем его искусства и профессиональным советчиком был Дик. В мастерской в дальнем углу он положил для собаки старое одеяло. Дик приходил, ложился и тихо наблюдал за тем, как хозяин, порой высунув язык точно как он, что-то там творит кистью на куске ткани.

Жена слышала, как муж ведет разговоры с собакой, и сначала удивлялась, а потом привыкла. Муж говорил, что-то объяснял, с чем-то не соглашался. Дик в ответ то фыркал, то поскуливал, то вообще засыпал, похрапывая.

Звучало это примерно так:

– Думаешь, синий здесь лишний? Нет, ну голубого точно не хватает. Ты слишком строг ко мне, я ведь самоучка.

Или вот так:

– Хорошо? Я тоже так думаю. Вот подсохнет, покажем Маше, что она скажет.

Апрель выдался теплым, рано зацвели черемуха, вишня. Он сколотил большой подрамник, натянул холст, проклеил, прогрунтовал. Сегодня собирался наложить первые штрихи.

Начало всегда давалось ему сложно. Он настолько сосредотачивался на работе, что никого и ничего не слышал. Это потом, когда тона легли так, как нужно, он расслаблялся, начинал свои диалоги с Диком.

Пес привычно устроился в своем углу. Жена закончила стирку и пошла во двор вывешивать белье. Дверь со двора осталась открытой.

Неожиданно раздался грохот и дикий крик жены:

– Змея!!!

В открытую дверь мастерской вползала серая змея. Дик сорвался с места и подскочил к нахалке, схватил за голову и стал мотать ее так, что змея билась хвостом о пол, не в силах свернуться в кольцо.

Художник, сообразив, что происходит, хотел помочь собаке, но потом понял, что тот и сам справится. Поспешил к жене, чтобы успокоить.

– Говорила тебе, поставь ловушки в подвале, или кошку заведем, мыши одолели. Вот она и пожаловала, – кивнула женщина головой в сторону Дика, все еще крутившего змеей какие-то вычурные восьмерки.

Тут пес слегка разжал пасть, но не успел остановить поворот головы, и змея улетела, попав прямо в картину. Мольберт упал, подрамник с холстом подпрыгнул и шлепнулся на край ножки перевернувшегося мольберта.

Жена закрыла рот рукой, испуганно глядя, как на ножке мольберта повис холст. Дик подошел к змее, понюхал, убедился, что дело сделано на отлично, и спокойно улегся на свое любимое одеяло.

Муж медленно направился к картине. Снял холст, поставил мольберт, водрузил на него испорченную картину, отошел, посмотрел, обернулся к Дику:

– Ты прав, с желтым точно переборщил. Да и маловат размерчик для задумки. Кардинально, конечно, но… Спасибо!

Жена, удивленно глядя на своего мужа, поняла, что вот это «Спасибо!» за все: и за убитую змею, и за отважную душу, и за понимание, и за то, что он просто есть, их ценитель искусства.