История Ирэн. Гнев

Глава 16

За день до описанных событий. Никольский уезд, поместье Лопатиных

Сегодня к обеду ждали барона Курдепова Римаса Вагановича с супругой. Барон прибыл в шикарном экипаже, но привёз не только супругу. С бароном прибыл граф Анджей Любомирский, представитель Понзского княжества.

Ирина оглянулась на Забела, но тот тоже видел надушенного графа впервые. А граф был хорош, он был похож на тех вельмож с картинок о дворцовой жизни Людовика Четырнадцатого*, которые Ирина видела в альманахах, когда раздумывала о поездке во Францию в прошлой жизни и продумывала туристические маршруты.

(*Людо́вик XIV де Бурбо́н, получивший при рождении имя Луи́-Дьёдонне́ («Богоданный»), также известный как «король-солнце»)

На голове графа Любомирского был огромный парик, завитый крупными локонами, Ирине даже захотелось его сорвать, потому как казалось, что граф непременно должен быть лысым. Камзол понзского графа тоже был коротким, как и у незабвенного маркиза Уэлсли, но ещё был обшит таким количеством кружев, что казалось, что мужчина вышел «из пены морской» или мыльной.

Лицо у графа было смазливое, но мелкие черты лица напоминали хорька, особенно этому способствовали маленькие усики над верхней губой, которые, как и парик казались чем-то инородным. Сам граф, судя по всему, считал себя неотразимым, потому как изобразив замысловатый поклон и обдав Ирину неслабым ароматом приторных духов, сделал шаг вперёд, приблизившись на почти неприличное для незнакомых людей расстояние, посмотрел на Ирину взглядом с поволокой, а потом попытался взять её за руку. Давать руку графу-хорьку Ирине совершенно не хотелось. Выручил Забела, который тоже именно в этот момент сделал шаг вперёд из-за спины Ирины, и совершенно «случайно» наступил графу на ногу, отчего граф тихонько взвизгнув, тут же сделал шаг назад. Ирина вздохнула про себя, подумав о том, что количество «красавцев» вокруг неё увеличивается в геометрической прогрессии и это точно неспроста.

Супруга Курдепова явно млела от заграничного графа, хотя по мнению Ирины, её супруг барон был куда как интереснее, чем надушенный хлыщ. Роста барон Курдепов был невысокого, но очень хорошо сложен, руки, ноги, всё в бароне было пропорционально, париков Римас Ваганович не носил, но и свои волосы у корабельщика были просто шикарные. В предках барона явно прослеживались кавказские корни, волосы были чёрные и густые, да ещё и вились, отчего казалось, что у барона на голове парик, да получше, чем у графа Любомирского. Профиль Римаса Вагановича тоже был примечательный: полные чувственные губы, крупный нос и большие глаза, похожие на маслины. Кожа у барона была обветренная, видимо загар не сходил у него даже зимой.

Взгляд у барона был умный и проницательный. Он мало говорил, больше слушал, Ирина никак не могла понять, что связывает барона и надушенного графа. Но всё оказалось проще простого. Барон получил от Понзского княжества заказ на два корабля и просьбу помочь представителю торговой палаты наладить связи по сельскому хозяйству. У Курдепова тоже было несколько деревень, и он недавно приобрёл несколько плугов у Картузова. Граф, увидев вспаханные земли, а потом и рассмотрев, чем крестьяне пашут, пришёл в совершеннейший восторг, а, узнав, что барон едет к одному из создателей плуга, напросился вместе с ним.

Во время обеда граф Любомирский, говоривший по-русски со слегка шипящим акцентом, что по мнению Ирины, в сочетании с его хорьковым лицом выглядело забавно, восхищался увиденным плугом и расспрашивал можно ли ему будет посетить производство. Тут уже включился граф Забела и сразу обрубил грандиозные планы понзского красавца, который так распалился, что уже называл какие-то невероятные объёмы, требующиеся Понзскому княжеству, что все продажи иностранным государствам и подданным только через Департамент Торговли и мануфактур.

Аристарх Викентьевич, который уже успел выспаться и отдохнуть, легко поддерживал разговор, умело направляя его на события, происходящие в Познском княжестве. Профессор Шмоль явно был хорошо осведомлён о том, что происходит в научном мире княжества. Своими вопросами он вводил графа Любомирского в небольшой ступор, чем вызывал явное восхищение со стороны графа Забела.

После обеда, «благодаря» баронессе Курдеповой, пришлось пойти смотреть ювелирную мастерскую, хорошо ещё, что Курдепова про тоноскопы не знала. По мнению Ирины, баронесса Курдепова вела себя неуместно, отчего-то ревниво наблюдая за тем, как понзский граф пытается подобраться поближе к Ирэн, но Забела «приставивший» к графу Батыра, не дал тому ни единого шанса.

Ирина же пыталась понять, когда они с бароном Курдеповым смогут обсудить поставки дёгтя. Наконец, ей удалось отстать от окруживших её мужчин, граф Любомирский, увидевший витрины с чернёным серебром, забыл о том, что пытался подобраться к Ирине, и шагнул в дверь, граф Забела вместе с Батыром по инерции прошёл за понзским вельможей, баронесса Курдепова тоже ринулась в вожделенную мастерскую, и рядом с Ириной остался только отец, Аристарх Викентьевич и Римас Ваганович.

— Римас Ваганович, я бы хотела с вами обсудить поставки дёгтя, — Ирина, понимая, что времени немного, решила обойтись без лишних слов, принятых по этикету.

Барон Курдепов удивлённо взглянул на Ирину, затем перевёл взгляд на Лопатина и произнёс:

— Признаться, когда я получил письмо от госпожи Гайко, то был удивлён. Хотел переговорить с вами Леонид Александрович. Зачем вам дёготь?

Ирина взглянула на профессора Шмоля, тот сразу понял, что от него требовалось:

— Молодой человек, мы с Ирэн Леонидовной работаем над созданием кос-ме-ти-чес-ко-го продукта, — ввернул профессор новое словечко, почерпнутое накануне из первого с Ирэн разговора.

Затем поднял палец и важно сообщил, — Заказ для армии

В глазах барона Курдепова появилась заинтересованность, и Ирина предложила пройти в кабинет и переговорить без присутствия «лишних ушей». После чего Римас Ваганович еще более заинтересованно взглянул на Ирину, видимо не ожидая того, что кто-то не поддался очарованию «понзского» красавца.

К моменту, когда баронесса Курдепова, понзский граф и недовольный Забела вышли из мастерской, Ирины, Аристарха Викентьевича и барона Курдепова уже не было. Всех ожидал хозяин, Лопатин Леонид Александрович, который провёл всех на площадку, для детей, построенную по заданию Ирэн, которая также стала любимым местом Никодима с его охраной, периодически сменяющихся казаков и, конечно же, графа Забела.

А в это время Ирина провела переговоры с бароном Курдеповым, договорившись с ним о поставках соснового дёгтя на мыловаренную фабрику. На прощание барону были вручены опытные образцы мыла, с разным содержанием дёгтя, чтобы он мог сам убедиться, что ни Ирэн, ни Аристарх Викентьевич не собираются влезать в дело кораблестроения.

День спустя. Москов.

Граф Балашов уже почти оправился после встречи с людьми князя Обухова. Князь, впрочем, зла на Балашова не держал, даже приехал с сестрой, чтобы навестить «болеющего» графа. Княжна была эфемерна и прозрачна, как и в те разы, когда Кирилл встречался с невестой.

Даже отстрадал по леди Бейкер, записку от которой обнаружил только спустя неделю после её трагической гибели. Узнал последние новости, что в убийстве леди Бротта обвинила Виленского. Прочитал о конфликте с Ханиданом и подумал про то, что не знает, что лучше, жениться до войны или наоборот, отложить свадьбу.

Получив записку от князя с просьбой срочно явиться с вещами, даже решил, что возможно вот он ответ, возможно князь пошлёт его в Ханидан, где он обязательно совершит подвиг и император наградит его и приблизит.

Всё оказалось не так уж и радужно, оказалось, что надо ехать в Никольский уезд к Лопатиным, у которых были какие-то новинки и князю они были нужны. В никольский не хотелось, в поместье к Лопатиным тоже. Он представлял себе как выскочит Ирэн, располневшая и подурневшая и на руках у неё непременно будет орущий ребенок, и она, протягивая руки к нему будут снова плакать и уговаривать его вернуться.

Но дяде граф отказать не мог, поэтому, отписав матушке, что уедет по делам на несколько дней, пошёл помогать собирать вещи, которые могли пригодиться в пути.

Дорога длинная, по дороге дядя стал интересоваться как у Балашова складываются отношения с семейством Обуховых, продолжает ди он поддерживать какую-либо связь с Ирэн.

Балашов, поморщившись рассказал, что с князем Обуховым и его сестрой отношения прекрасные, они даже его навещали во время болезни, а вот с Ирэн он порвал окончательно.

Тогда Ставровский спросил про дочь. Балашова тема дочери волновала только в контексте проблем со сватовством, поэтому он ответил словами матери:

— Константин Петрович, матушка считает, что не мой это ребёнок, а Виленского, поэтому отвезла девочку к Лопатиным.

Но об одном умолчал граф, а может забыл. Он не сказал дяде, что мать, используя графскую печать, подписала отказ от ребёнка от его имени.

Уже на подъезде к поместью Лопатиных увидели строящийся храм. Храм строили на небольшом холме и поскольку стены из «блоков» возводились очень быстро, то среди чёрных вспаханных полей, и свежей весенней зелени, со стороны, даже недостроенным, храм смотрелся очень необычно. Ставровский приказал подъехать поближе и вылез из кареты, чтобы самому пройти и посмотреть на странным образом вытесанные камни. Ставровский такого никогда не видел, чтобы каждый камень словно близнец был похож на другой. Прикрикнул, ухватив за шкирку пробегающего мимо одного из строителей:

— Позови главного

На окрик откликнулся высокий чисто одетый мужик с большой окладистой бородой. Подошёл с достоинством поклонился:

— Чего изволите, барин?

Доверенный слуга тут же прикрикнул:

— Какой он тебе барин, дуря, это Его Сиятельство князь Ставровский

Но на мужика имя князя не произвело ровно никакого впечатления. Ставровский понял, что эти из «церковных строителей», на колени падать не будут, и миролюбиво спросил, знаком показав своему слуге не вмешиваться:

— Откуда же такой камень?

Мужик, явно не впервые получающий этот вопрос, также спокойно ответил:

— Ваше Сиятельство, мы ведь строим, а камни-то нам заказчик поставляет, а откель, то на не ведомо.

— А кто же твой заказчик? — судя по напряжению в голосе князь начал терять терпение

— Помещик Лопатин, — ответил мужик и князю показалось, что он усмехнулся в бороду.

— Снова этот Лопатин, — про себя подумал Ставровский, а вслух сказал, — а не продашь ли мне, любезный один камень. Плачу целковый.

Хитрый Василий Мефодьевич, сначала собирался отказаться, но подумал, что от одного камня точно ничего не случится, и продал князю Ставровскому бетонный блок за два целковых.

Балашов удивлялся, зачем князь выкупил какой-то камень аж за два целковых, да красиво обтёсанный, но… камень.

А вот князь сразу понял, что с камнем что-то не так, но решил, что с мужиком общаться и выспрашивать того ниже княжеского достоинства и, приказав загрузить «камень» в карету, решил, что выспросит обо всём у Лопатина.

До поместья оставалось совсем чуть-чуть, князь предвкушал интересный разговор, Балашов нервничал.

Но никто из них не знал, что по дороге в уездный город, только что из поместья выехала карета с Ириной и профессором Шмолем в сопровождении отряда охраны и графа Забела. В поместье остался помещик Лопатин и дети.