История Ирэн. Гнев

Глава 18

Никольский уездный город.

Профессор Шмоль был потрясён, увидев сперва спичечную фабрику, а потом мыловарню. Ирина его еле уговорила выйти из лаборатории на спичечной фабрике, где Аристарх Викентьевич чуть не свалился в чан со смесью красного фосфора и серы, пытаясь рассмотреть лопасти для смешивания. Лопасти тоже «придумала» Ирина, а местные умельцы воплотили задумку в жизнь. А на мыловаренной фабрике профессор заявил, что все испытания и опыты можно проводить в этой лаборатории, сильно хвалил Софью, потому как Ирина сказала, что заказом оборудования, занималась именно она. Оказалось, что даже в императорском университете с оборудованием гораздо хуже.

Забела, поняв, что теперь этих «сумасшедших» химиков никуда не вытащить из лаборатории фабрики, оставил охрану, инструкции и поехал к наместнику. Он давно не получал никаких вестей из дворца и рассчитывал, что у Гайко есть свежие новости.

Вскоре к дому наместника подкатила кареты с княжеским гербом. Мирослав Мирославович и граф Андрей уже отобедали и теперь рассуждали о том, что и Гайко давно не получал никаких указов из императорских канцелярий.

Увидев, что из кареты выходит сам глава Государственного Совета, и Забела и наместник оба пошли встречать князя Ставровского.

— Какими судьбами, Константин Петрович, дорогой, — Гайко встретил Ставровского с распростёртыми объятиями. Учитывая, что наместник в уезде был после императора практически вторым человеком, Ставровский тоже расплылся в ответной улыбке, отвечая на приветствие.

Пока Гайко со Ставровским обнимались и приветствовали друг друга, Забела, присмотревшись, заметил графа Балашова.

— Интересно, — подумал Андрей, — а этот-то по каким делам сюда приехал?

И в груди неожиданно стало щемить, — уж не к Ирэн ли решил вернуться, принц распрекрасный?

Наконец князь обратил внимание на графа Забела и грубовато спросил:

— Как же это вы императрицу оставили?

Но Забела был не из тех, кто спускал подобное, поэтому усмехнулся и парировал:

— Я вот Марию Алексеевну оставил, а вы, я погляжу, с племянником расстаться не смогли. Как же без него штаб будет работать?

Балашов, не уловив сарказма во фразе Забела, обрадованно закивал:

— Да, да, там без меня сложно будет

Ставровский, поняв, что здесь ему покуражиться больше не удастся, проговорил, глядя исключительно на наместника:

— Мирослав, я вот чего приехал, из вашего уезда много интересных новинок стало идти, приехал сам поглядеть.

Гайко, обрадованный высоким вниманием, пригласил Ставровского пройти в кабинет.

Балашов было двинулся за ними, но его перехватил Забела, схватив за плечо:

— Кирилл, ты зачем сюда приехал?

Балашов дёрнулся, но Забела, перекрыл ему дорогу и, наклонившись, ещё раз задал вопрос:

— Зачем ты сюда приехал?

Балашов с вызовом посмотрел на Андрея, стряхнул его руку со своего плеча и сказал:

— Это, конечно, не твоё дело, но меня дядя всегда привлекает к делам государственной важности

— Ирэн Виленская, твоё дело государственной важности? — снова ухватил за плечо Балашова граф Андрей

— Ну, а даже если да, — зло бросил Балашов, — тебе-то что с этого?

После этой фразы Забела уже двумя руками схватил графа за китель, резко толкнул его на стену и прямо в лицо прошипел:

— Увижу рядом с Ирэн, получишь вызов.

На лестнице показалась супруга наместника, Прасковья Валуевна. Забела тут же сделал вид, что поправляет китель Балашову, улыбнулся своей фирменной нахальной улыбкой:

— Прасковья Валуевна, вы как всегда прекрасно выглядите. А мы тут с графом Балашовым беседуем, вот у него китель новый, качество ткани великолепное.

И Забела снова положив руку на плечо Балашову, демонстративно пощупал ткань мундира. Балашов раздосадовано дёрнул плечом.

Прасковья Валуевна строго проговорила:

— Вижу я, как вы здесь мундиры «щупаете». Вам, граф Андрей, должно быть скучно стало в нашей провинции, давно ни с кем не задирались? Помните, я не потерплю здесь таких нравов

Забела ещё шире улыбнулся:

— Как можно, Прасковья Валуевна, исключительно мирные разговоры.

Госпожа Гайко погрозила Забела пальцем и пригласила его с собой, ей не терпелось увидеть князя Ставровского, а самой в кабинет было неловко входить. А то ещё подумает, что она здесь главная, а это не так, главный наместник, а она так… помогает иногда.

Прежде чем последовать за супругой наместника, Забела ещё раз взглянул на так и стоящего у стены Кирилла и тихо, одними губами сказал:

— Не приближайся…

А в кабинете в это время был очень интересный разговор. Ставровский убеждал Гайко в том, что Лопатин находится в опале у императора, потому как документы на присвоение титула пока отозваны из государственного Совета. Но с его партнёрами вполне можно иметь дело.

— Кстати, — проговорил князь, — а кто работает с Лопатиным?

Гайко рассказал про фабриканта Голдеева, про аптекаршу Софью Штромбель, про доктора Путеева, про помещицу Краснову Лидию Артамоновну.

Князь выразил желание встретиться с Голдеевым и с Красновой. И Гайко послал слугу с просьбой прибыть в дом наместника для встречи с князем Ставровским.

В это время и зашёл в кабинет Андрей Забела, а за ним супруга наместника.

Забела знал, что Ставровский не ладит с императором, это не обсуждалось широко, но близкие друзья Александра об этом знали. Для всех остальных князь был человеком приближённым к трону, причём уже не первый год. Его очень ценил отец нынешнего императора, но с его гибелью ситуация поменялась.

Пока Прасковья Валуевна расспрашивала князя о столичных новостях, Забела решил откланяться и поехать на мыловаренную фабрику, чтобы не оставлять Ирэн без присмотра.

Вскоре в дом наместника прибыл фабрикант Голдеев. Михаил Григорьевич был обрадован столь высоким вниманием. Ставровский решил говорить с ним с глазу на глаз, и Голдеев сначала даже не сообразил, что тот у него спрашивает. А спрашивал князь о технологии, по которой производятся спички.

Голдеев не ожидал, что сам глава государственного совета будет интересоваться таким вопросом. И от растерянности ответил, что не может, по условиям «привилегии», выдавать такую информацию.

Князь разозлился, встал во весь свой рост и ширину, и высказал, что из-за таких как Голдеев, Стоглавая никогда не станет сильной, что такие как Михаил Григорьевич думают только о своей наживе, а не радеют об Отечестве, а у Голдеева, после этих слов, «вся жизнь перед глазами промелькнула». И он уже подумывал о том, что ничего страшного, если он предоставит князю документ, это же сам князь Ставровский, не кто-то там.

И уже даже раскрыл рот, как дверь открылась и в неё торжественно вошёл Мирослав Мирославович, в руках он держал большой конверт.

— Простите, что врываюсь, но у меня радостное известие, — улыбаясь и показывая всем конверт, на котором была видна императорская печать, сказал Гайко

Голдеев встал, намереваясь уйти, но наместник его остановил:

— И вас это тоже касается, Михаил Григорьевич

Мирослав Мирославович достал из конверта папку, открыл её и вручил Голдееву со словами:

— За службу Отечеству вам Михаил Григорьевич император лично подписал присвоение баронского титула, с выделением земель в Новгородском уезде.

Голдеев, который уже успел «попрощаться» не только со своим делом, но и с жизнью, обессиленно рухнул на стул

Гайко даже испугался за него:

— Ну что вы, Михаил Григорьевич, я понимаю, радость, не переживайте, вы теперь аристократ и детки ваши тоже.

Если бы кто-то из них в этот момент взглянул на Ставровского, то, вероятно, подумал бы, что у того случился инсульт, потому как лицо князя перекосило весьма странным образом. Так, как если бы он не просто увидел что-то неприятное, а ему предстояло это съесть.

Но ни Гайко, ни Голдеев не смотрели на Ставровского, а когда Гайко отпустил обрадованного таким поворотом событий Михаила Григорьевича, князь уже вполне владел собой.

Вошёл слуга и доложил, что помещица Краснова прибудет только к вечеру. А вошедшая вслед за слугой Прасковья Валуевна, сообщила, что комнаты готовы и князь может передохнуть.

Князю и его племяннику выделили смежные покои, поэтому раздосадованный Ставровский выслушивал не менее раздосадованного Балашова.

Тот, распалившись рассказывал, что граф Забела совсем обнаглел.

А князь размышлял, неужели это Виленский попросил Забела присмотреть за супругой или Шувалов. И тот и другой вариант князю не нравились. Про себя он подумал:

— Ну что ж встретимся с Красновой, а там видно будет. В любом случае завтра надо уезжать.

Лидия Артамоновна приехала к ужину, её громкий голос сразу всколыхнул сумерки в доме наместника. Расцеловавшись с Прасковьей Валуевной, раздав подарки дочерям наместника, она прошла в зал, где уже был накрыт стол.

Ставровский знал, что это вдова знаменитого атамана Краснова, и находится она под личным покровительством казачьего войска.

Ужин прошёл весело, Лидия Артамоновна рассказывала смешные истории из жизни местного общества. А после ужина, Ставровский попросил её на беседу.

Вот только не учёл князь, что вдова атамана не фабрикант Голдеев, и получив прямой отказ, попытался надавить на Лидию Артамоновну, но та лишь усмехнулась и сказала:

— Самое страшное для меня уже случилось, и я вас не боюсь, но помните, что в моём лице вы угрожаете всем вдовам атаманов, погибших за Отечество.

Развернулась и вышла из кабинета. И вскоре с улицы послышался свист, конное ржание и топот копыт. Со двора выезжала казачья сотня.

А Ирина ни о чём не подозревала. Вместе с Аристархом Викентьевичем и Софьей они подбирали состав для синтеза хлорбензола. Уже стемнело, но остановиться они не могли.

И произошло сразу несколько интересных событий: приехал казак от помещицы Красновой и передал приглашение для Ирэн и её людей переночевать у неё в городском.

Фабрикант Голдеев прислал записку на имя Ирэн, от наместника пришла записка для графа Забела, а ещё на мыловарню приехал Лопатин.

Ирэн, узнав, что отец приехал из поместья, сразу выбежала из лаборатории:

— Что случилось? Дома всё в порядке?

Леонид Александрович выглядел взволнованным, но сразу кивнул, что, мол, да, дома всё хорошо.

Забела переводил взгляд с отца на дочь, пытаясь понять, что могло так вывести из себя Лопатина.

Но помещик отказался говорить в присутствии Забела, и Ирина попросила того выйти. Леонид Александрович рассказал Ирине о «предложении» Ставровского и про угрозы, а также про то, что тот прибыл со своим племянником, в котором Глаша узнала графа Балашова.

Позвали графа Андрея, Ирина вкратце рассказала ему о ситуации. По лицу Забела было непонятно, что он думает.

Немного помолчав, Забела показал Ирине записку от Красновой и от Голдеева.

— Скорее всего это о том же, — сказал он

Ирина прочла записку Голдеева вслух. Он писал, что имел неприятный разговор с князем и предупреждал, что князь ищет возможности получения информации из «привилегий».

— Всё это очень странно, — сказал Забела, которому и записка наместника тоже показалась необычной. Гайко писал, что пришла императорская почта и Голдеев получил документы на титул, а про Лопатина там ничего не было. Просил графа заехать и обсудить. Про записку наместника Забела не стал говорить Ирэн, но после некоторых размышлений, немного помолчал и добавил:

— Сегодня Ставровский и его племянник ночуют у наместника, поэтому можно не волноваться и остаться в городе. Ночные дороги небезопасны.

Ирэн рвалась в поместье, но до конца процесса синтеза было ещё несколько часов, и если бы они уехали сегодня, то на следующий день пришлось бы возвращаться обратно в город, а Ирине хотелось быть в поместье, когда Балашов и Ставровский выедут из Никольского и поедут мимо. Видя, что Ирэн переживает, Забела отправил четверых солдат в поместье, в усиление, а Ирэн приняла приглашение Лидии Артамоновны.

Если бы они знали о чём Ставровский сказал Балашову, то невзирая ни на эксперименты и ни на что, поехали бы домой. Князь, которого фактически загнали в угол, говорил Балашову, что единственным выходом получить информацию остаётся Ирэн. И они должны утром заехать в поместье Лопатиных ещё раз.