Москов. Кремль.
Когда Виленский прибыл в Кремль, в малом кабинете уже были Шувалов и Забела. Помимо них ждали ещё Якова Васильевича Виллье, Ивана Андреевича Остермана и Ивана Фёдоровича Паскевича. Виленский удивился, потому что Паскевич был «богом войны» и, если его приглашали, значит всё очень плохо.
Все обрадованно встретили похудевшего после отравления, но бодрого Виленского.
— Серж, рад, что ты смог прийти, — обнимая друга, сказал император, — сейчас подойдут остальные и начнём.
Наконец все собрались и граф Шувалов встал и, почему-то глядя на Виленского, сказал:
— У меня две новости и обе плохие. Первая новость. Все вы в курсе, что уже месяц продолжаются стычки на границе с Ханиданом*. Так вот, — и Шувалов обвёл взглядом всех присутствующих и продолжил, — на днях фанатики напали на наше посольство в Ханидане. Удалось отбиться малыми жертвами, но я считаю, что это «первая ласточка», будут и другие провокации. Нужен человек, хорошо знающий Фетх Али-Шаха*…
(*Ханидан (выдуман. автором) — государство, географически и политически напоминающее Персию и современный Афганистан, Бротта и Стоглавая ведут скрытую войну за влияние в этом регионе, «война теней»; Фетх Али-Шах — шах (высшая власть) в Ханидане)
Барон Виленский сразу встал, но Шувалов рукой показал ему, чтобы тот пока не спешил. Барон присел обратно в кресло, недоумевая почему Александр Иванович его остановил, из всех присутствующий только он близко общался с Фетх Али-Шахом. Ещё до женитьбы на Ирэн, Виленский два года прожил Ханидане. Виленский хорошо знал фарси и ему не нужен был переводчик, чтобы общаться с ханиданцами. И с шахом он был на «короткой ноге», тот даже иногда читал ему свои стихи. Было и такое увлечение у правителя Ханидана.
Между тем Шувалов продолжал:
— А теперь вторая плохая новость. Бротта официально обвинила барона Виленского в убийстве своей подданой Фриды Жозефины леди Бейкер.
Барон даже опешил. Но судя по лицам остальных все уже были в курсе.
— Но это смехотворно! — Виленский не скрывал раздражения
— Мы знаем, Серж, — сказал император, — но у Бротты есть свидетель…
— Я лежал как бревно, я не помню ничего, — возмущённо воскликнул Виленский, перебив императора.
…свидетель, — продолжил Александр Третий, — которому ты якобы заплатил, чтобы тот нашёл исполнителя.
Выяснилось, что Бротта потребовала выдать им Виленского, обвинив того в убийстве своей подданой. Была выслана официальная нота.
На требование Стоглавой выдать свидетеля для допроса, сторона Бротты ответила отказом.
Единственное о чём удалось договориться, только о том, чтобы провести расследование, в котором принимают участие агенты со стороны Стоглавой и со стороны Бротты.
Поэтому Виленский не может ехать в Ханидан, как только он покинет Стоглавую, его могут задержать и не выпускать до окончания расследования.
— Я вызвал Якоба Морозова, — сказал Шувалов, — поедет он, конечно, он не так хорошо знает шаха, но он хорошо знает Ханидан.
При этих словах как-то странно дёрнулся граф Забела, но ничего не сказал.
Виленский понимал, что спорить бесполезно и уже начал думать о том, что, наверное, придётся пока уехать в имение. Но может и неплохо, побудет с сыном, погода становится хорошей…
— Серж, — судя по всему император уже не первый раз повторил его имя
Виленский очнулся от своих мыслей и посмотрел на Александра.
— Ты не успел уехать на заводы, и это хорошо, потому что теперь, когда у нас есть булатная сталь, нам нужно много этой стали, чтобы сделать орудия, пушки, которые будут мощнее и долговечнее, чем Броттские, к примеру пудов на тридцать пять.
Виленский смотрел на Александра и не узнавал того. Он же всегда был против войны.
— Не смотри на меня так, — продолжил император, — я по-прежнему не хочу воевать, но я хочу изменить баланс сил. И сейчас, когда у нас появилась булатная сталь, можем это сделать. Ты поедешь в Никольский, заберёшь оттуда мастеров и поедете на Златоустовский завод, что под Оренбургом. Времени тебе даю два месяца. А пока ты будешь там, то мы с убийством этой леди здесь всё решим. Да, Александр Иванович? — посмотрел император на начальника Канцелярии Тайных дел.
— Не сомневайтесь, — уверенно ответит граф Шувалов.
Далее обсудили вопросы усиления гарнизонов приграничных крепостей и привлечение Каспийского корпуса*.
(*Каспийский корпус (выдуман.) — включал наземные войска и флотилию Срединного моря, относящегося к Кавказскому ханству, состоящему в составе Стоглавой империи на границе с Ханиданом)
Яков Васильевич Виллье доложил об уникальном открытии скалпрум* и продемонстрировал необычной формы нож с тонким лезвием. Обговорили возможность размещения заказа для полевых докторов. Уточнить по «привилегии» и производству поручили Шувалову.
(*лат. scalprum — нож)
Совещание закончилось, Шувалов и граф Забела прошли в сторону кабинета Шувалова. Гвардеец, стоявший возле двери, доложил, что в кабинете графа Шувалова дожидается Якоб Морозов.
— Можно с вами? — по лицу графа Забела было видно, что спросил он просто так и вряд ли отступит, даже, если Шувалов ему откажет.
Поэтому Шувалов посмотрел на него тяжёлым взглядом, вздохнул и сказал:
— Иди уже, защитник
Вид у Морозова был такой, будто он только что с коня слез. И судя по запаху лошадиного пота, так оно и было.
— В чём такая срочность, Яша? — по-отечески спросил Шувалов, — я ждал тебя только завтра.
Морозов, покосившись на Андрея Забела и получив подтверждающий кивок от Шувалова начал рассказывать.
Когда он закончил, Шувалов, поджав губы проговорил:
— Значит Ирэн Виленская, — сказал Шувалов и замолчал, потом будто вспомнил что забыл спросить и добавил, — и ты привёз этот плуг и «камни»?
Морозов утвердительно кивнул:
— Едут, к утру следующего дня будут здесь.
— Ну а ты-то чего мчался? — Шувалов не привык оставлять не отвеченных вопросов и его вопросы всегда были «правильными».
— Ричард Уэлсли, — выговорил Морозов, я встретил его на Муромской заставе, он направлялся в сторону Никольского уезда.
Граф Забела вскочил:
— И ты, узнав, что Сухой Ричи едет к ней, оставил её одну?
Даже у Шувалова не возникло вопросов кого граф Андрей имел в виду.
Морозов не ответил, только тяжёлым взглядом посмотрел на Забела.
— Александр Иванович, отпусти меня, я поеду, — Забела вскочил и начал метаться словно раненый зверь.
Шувалову хотелось отказать Андрею, но он понимал, что с такими открытиями Виленскую надо охранять, иначе, если с той что-то произойдёт, ни император, ни империя ему этого не простит.
— Чёрт с тобой, Андрей, езжай, нейтрализуй Ричи, но чтоб никаких амуров, — начальник Канцелярии тайных дел не шутил, и Андрей кивнул, подтверждая, что понял, какой смысл Шувалов вложил в свой приказ.
Этим Шувалов показал, что знает, что не только любовь к родине движет графом и его порывами оказаться в Никольском уезде.
Граф Забела выскочил из кабинета Шувалова и наткнулся на Виленского, который как раз шёл к Шувалову, чтобы договорится об инструктаже для Морозова.
Иногда Андрея Забела заносило, вот что ему стоило сейчас пройти мимо? Нет, он остановил барона и в лоб задал ему вопрос:
— Сергей Михайлович, а ты развод жене дал?
Виленский мрачно взглянул на Забелу, у которого в глазах «мелькали черти». Они давно друг друга знали, и Виленский понимал, что Забела его провоцирует, таков уж он был. И ему бы сдержаться, чтобы стоило проигнорировать неуместный в общем-то вопрос и пройти мимо.
Но вот так вот бывает, один не прошёл мимо и другой не сдержался.
— А тебе-то какая печаль, Андрей? — спросил барон в том же тоне
— А я может жениться хочу, как раз сейчас еду вместо Морозова в поместье к Лопатиным, — было заметно, что граф хочет ещё что-то добавить, но не стал
Виленский потом не смог объяснить, что произошло, чёрная пелена вдруг накрыла его и уже через какое-то время он обнаружил, что их с Забела разнимают Шувалов и Морозов.
Рубахи у обоих были порваны, морды разбиты.
— Хороши! — глядя на мужчин поджав губы сказал Шувалов, — страна на грани войны, а они мордобой во дворце устроили.
И уже обращаясь только к Виленскому продолжил:
— Сергей, ну от тебя-то не ожидал, ладно этот бретёр*, но ты…
(* бретёр — широком значении — задира, забияка, скандалист)
И Шувалов покачал седой головой:
— Идите, приведите себя в порядок и возвращайтесь оба.
И чуть повысив голос, добавил:
— Примирившись!
Морозов, который стоял тут же рядом, утирая расквашенный нос, видимо, ему попало, пока разнимал драчунов, тоже пошёл переодеться и привести себя в порядок.
А в это время в столице продолжался съезд медикусов. И Яков Васильевич Виллье уже доложил императору о невероятных успехах, сделанных благодаря методикам доктора Путеева, главы уездной больницы из Никольского. Путеев на этом съезде также представил скальпель, который они с Ириной решили назвать скалпрум* и с этим названием он отдал документы Поликарпу на «привилегию».
(*лат. scalprum — нож)
В этой реальности тоже была латынь, и Ирина предложила Путееву выбрать слово из латыни, означающее резать или нож, и Путеев выбрал. Что удивительно практически попал в то название, которое было принято в прежнем мире Ирины.
Николай Ворсович пришёл на заседание всё с той же свиной кожей, которую разрезал у Ирины, когда впервые взял в руку скальпель. И уже в присутствии именитых докторов со всей страны продемонстрировал возможности нового инструмента.
Те, кто был на этом съезде, почти все были доктора с большим опытом, часто с полевым, в военных условиях. Многие сразу, как и Путеев несколько дней назад, оценили значимость этого инструмента.
Виллье собирался представить Путеева к награде и после совещания у императора сообщил, что его предложение было императором поддержано.
Путеев, пользуясь тем, что Виллье в эмоциональном порыве сказал ему проси, что хочешь, попросил о помощи представить его барону Строганову. Путеев сразу сказал, что хочет попросить руки его дочери.
Виллье, конечно, не ожидал, что просьба будет касаться сватовства, но уж коли пообещал, надо выполнять. Послал своего человека договориться о встрече в доме барона.
Барон был человеком хлебосольным, недаром почти вся соль Стоглавовй принадлежала именно ему. Якова Васильевича Строганов уважал и с радостью согласился его принять.
Пока Виллье и Путеев ехали в Кузьминки, в имение Строгановых, Виллье настоятельно рекомендовал Путееву не упоминать о том, что он знаком с его дочерью настолько близко, что приехал просить её руки.
— Вам, Николай Ворсович, сначала надо познакомиться с девицею в присутствии родителей, потом испросить разрешения на ухаживания, и только потом, после того как вы несколько раз с разрешения родителей появитесь на людях, вы можете попросить руки и заключить помолвку.
Имение Строгановых поразило и практически «убило» Путеева. Это было не имение, а какой-то дворцовый комплекс. Вся уверенность, с которой он ехал, думая, что с поддержкой от Виллье, да ещё с открытиями, которые делает Ирэн, он теперь стал значимым человеком, но увидев дворец Строганова, понял, что «принцессу» свою из этого дворца ему будет ой, как сложно «вызволить».
Но сам Строганов Александр Григорьевич ему понравился. Немного грузный, но при этом не растерявший задора, присущего военным, всё ж таки чин генерала-поручика был им заслужен. Крупнейший землевладелец империи встретил их весьма радушно. И всё шло очень хорошо, пока всех не пригласили к обеду и к столу вышла немного бледная Анна Александровна Строганова. Путеев смотрел на неё и не мог насмотреться. Анна казалась ему самым прекрасным видением, что он когда-либо видел. Виллье даже наступил ему на ногу, чтобы Николай перестал пялиться на дочь и включился в беседу.
Строганов расспрашивал, ему всё было интересно, на моменте, что Путеев из Никольского уезда, Александр Григорьевич задумчиво посмотрел на дочь. После обеда Строганов пригласил мужчин в оранжерею и Путеев не выдержал. Как только он представил, что Анна сейчас уйдёт и он больше её не увидит, ему в буквальном смысле перестало хватать воздуха. И позабыв все наставления Виллье, Путеев развернулся к Строганову и выпалил:
— Александр Григорьевич, я люблю вашу дочь и прошу у вас её руки.
Виллье закатил глаза, мать Анны и сама Анна, которые ещё не успели покинуть столовую залу, ахнули. Мать схватила Анну за руку и потянула на выход.
Возникла неловкая пауза.
Лицо Строганова стало жёстким и Путеев сразу понял, что перед ним не добрый дядька, а крупнейший солепромышленник, ворочающий огромными капиталами.
— Николай… — Строганов явно забыл отчество Путеева или сделал вид, что забыл, — я не стану вас допрашивать откуда вы знаете мою дочь, скорее всего вы и есть тот доктор, кто лечил её ногу, и я вам благодарен за помощь и готов оплатить ваши услуги, но сейчас ваше поведение неуместно, я попрошу вас покинуть мой дом.
Потом он перевёл взгляд на Якова Васильевича, развёл руками и произнес:
— Прошу меня простить, Яков Васильевич, надеюсь вы не в обиде.
Так бесславно прошло сватовство доктора Путеева. Виллье, конечно, злился, и на обратном пути выговорил молодому доктору всё, что думал. Но глядя на поникшего Путеева потом пожалел его и сказал:
— Не огорчайтесь, продолжайте делать то, что вы делаете и он сам к вам придёт.
Путеев посмотрел на Виллье, сперва нахмурился, потом чему-то улыбнулся и кивнул. И в глазах его больше не было безнадёжности.