История Ирэн. Гнев

Глава 29

Москов. Дом князя Обухова на Ильинке

— Николя, зачем ты так, я люблю его, — княжна Софья Обухова, несмотря на всю свою внешнюю эфемерность, обладала на редкость твёрдым характером. И уже если она что-то себе вбила в голову, то переубедить её было невозможно.

В Софье сочетался юношеский максимализм, когда есть только белое или чёрное, правые или не правые, и немного здорового эгоизма. После смерти родителей они с братом остались вдвоём, и брат, который к тому времени уже был совершеннолетним, взял на себя заботу о малышке-сестре. Конечно, Софья получала всё, что хотела, потому как Николай Обухов просто не мог ей отказать. Стоило маленькой Соне скукситься или распахнуть глаза, наполненные слезами, как она тотчас же получала всё. И умненькая девочка быстро научилась манипулировать братом.

Вот и сейчас брат убеждал Софью отказаться от помолвки с Кириллом Балашовым. Он не мог ей всё рассказать, всё же Софья совсем юная и многие вещи он просто не мог даже произнести в её присутствии. Но, видя, что просто слова не действуют, он рассказал сестре про нелицеприятную историю с Ирэн Виленской и её ребёнком. Говорить о таком сестре, которая для Николая Обухова всё также оставалась маленькой девочкой, было неловко, князь заикался, бледнел, но переживания о будущем сестры брали вверх над этой неловкостью, и Николай всё-таки рассказал, что ребёнок Ирэн Виленской вполне может быть ребёнком от графа Балашова. Конечно, это не подтвердилось, но никто точно не знает.

— Это ещё неизвестно, что там за история, возможно Кирилл просто взял вину на себя, — убеждённая в непогрешимости красавца-жениха, говорила Софья.

В своих мечтах Софья шла в красивом белом платье ко входу в Елоховский собор, а рядом с ней шёл золотоволосый красавец Балашов в белом военном мундире.

— Соня, его даже отстранили от работы в штабе, значит есть за что, — Николай Обухов уже несколько раз пожалел, что связался с графом Балашовым. Они мало пересекались, хотя и тот и другой служили при штабе, но Балашов больше выполнял работу во дворце, а Обухов чаще был в разъездах по империи.

Но на дебютном балу Софья увидела Балашова, который к тому же пригласил её на вальс и влюбилась. И брат вынужден был ей снова уступить. Уже после он узнал, что Балашов часто проводит время в офицерском доме, где играет в карты и не брезгует развлекательницами.

Ну про историю с Ирэн Виленской долго гудел весь свет, но мнение света обычно проходит мужчин по касательной. Поэтому на это князь Обухов не стал обращать внимание. Да и про офицерский дом, чего уже там, и сам, бывало, захаживал. Дело молодое.

Но за сестру Николай Обухов переживал, поэтому и показал Балашову всю серьёзность своих переживаний, когда тот забыв обо всём начал открыто ухлёстывать за некоей леди Бейкер. А Соня расстроилась.

В общем Софья снова уговорила брата сохранить помолвку с Кириллом Балашовым и с разрешения брата пригласила его с матушкой к ним на обед в выходные.

А Кирилл Балашов в это время тоже вёл разговоры, но с дядей.

Утром, что уже было необычно, так как последние две недели Кирилл не вставал раньше обеда, он неспешным шагом прошёлся по улицам столицы. Погода была прекрасная, светило солнце и было по-летнему тепло. Кирилл прошёл через сквер, в котором гуляли столичные матроны с дочерями и барышни в разноцветных платьях, сопровождаемые отцами или мужьями. Умытый, побритый, и протрезвевший Кирилл вызывал восхищение у женского пола. Даже без офицерского мундира дамы оборачивались ему вслед, а девицы краснели, когда чёрные глаза графа останавливались на ком-то из них.

Граф шёл и думал:

— Права всё-таки матушка, не сошёлся свет клином на Обуховых, если вдруг решат разорвать помолвку, то я быстро найду замену этой худосочной княжне.

Ставровский встретил племянника не очень радостно, всё-таки ещё не простил того за сорванный план.

Ни чаю ни вина не предложил, сразу провёл племянника в кабинет.

— Ну что, как живётся без службы? — задал вопрос князь

Балашов удивлённо посмотрел на князя:

— Плохо живётся, Константин Петрович

— Так иди подай рапорт на войну, вон на границу с Ханиданом или в Горное княжество, там в гарнизонах всегда людей не хватает, — Ставровский говорил серьёзно, и, если бы племянник принял мужское решение и сказал, что так и сделает, не стал бы ему мешать, но граф Кирилл не хотел на войну, он хотел обратно в штаб.

— Но, матушка же… — начал Балашов

— А что матушка? Матушка твоя слава богу здорова, и я тут, если что подсоблю, — дал ещё один шанс племяннику князь.

Но Балашов потупился и сделал вид, что думает над предложением.

— Ну что же, я сделал всё что мог, — подумал князь, — другого пути снова стать тем, кем он был у графа, не будет.

А вслух сказал:

— Если ты, Кирилл, всё же решишь пойти в гарнизон, дай мне знать, а пока есть у меня к тебе одно дело.

И князь поведал Балашову свою идею, как можно отомстить зарвавшимся Лопатиным.

Балашов, уезжая от князя в офицерский клуб, думал не о предложении князя попроситься в отдалённый гарнизон, чтобы очистить свою репутацию и снова вернуться в столицу в белом офицерском мундире, и не о том, что князь снова его втягивает в непонятные истории, а о том, как он «спасёт» Ирэн от «разгулявшейся молодёжи» и она в порыве благодарности вспомнит что любит его. И будет просить его вернуться, а он пройдёт мимо, ведя под ручку юную княжну Софью Обухову и даже не посмотрит в сторону этой предательницы.

Никольский уезд.

А в Никольском уезде ничего не знали о том, что в столице есть те, кому Ирэн «жить мешает» и они планируют опасные шутки и затевают тайные игры.

Никольский уезд переходил на «военное положение», потому что наместнику, графу Забела, главному исправнику, им всем пришли приказы и письма из дворца. Приказы были изданы в императорской канцелярии, а письма каждый получил свои. Наместнику писал император, а графу Александр Иванович Шувалов. Но смысл в этих письмах был один.

Срочно начать выпуск мыла от окопной болезни, все имеющиеся ресурсы пустить на наращивание объёмов и всё, что произведено срочно отправлять на границу с Ханиданом. В город ожидался приезд полка военно-медицинской службы, в составе целого специального гвардейского корпуса, для помощи в организации производства и отправки мыла.

Все ещё спали в поместье, когда из уездного города прискакал посыльный. Никодим, которого тоже подняли его же подчинённые, разбудил графа Забела. Посыльный был от наместника с приказом срочно прибыть к нему.

Забела понял, что так просто Гайко не стал бы ставить печать наместника, которая была второй по значимости в империи после императорской в каждом отдельном уезде. Забела не стал будить ни Лопатина, ни Ирэн, ещё было темно, что-то около четырёх часов утра. Поехал сам.

Наместник в кабинете сидел вместе с основными представителями власти уезда. Был здесь и управляющий мыловаренной фабрикой Иоган Шульц.

После того как Забела присоединился, наместник зачитал все приказы. Выходило, что завтра-послезавтра начнут прибывать военные, им надо обеспечить «квартиры», срочным образом надо искать помещение под фабрику.

Все взгляды переметнулись на Шульца. Вот была бы здесь Ирина, она бы точно похвалила Ваню (Иогана). Он достал из тонкой папки лист бумаги и положил перед наместником:

— Вот те здания, которые можно быстро переоборудовать под производство. Ещё три недели нужно на доставку чанов и котлов.

— Сколько? — вскричал Гайко, — вы с ума сошли? Какие три недели?

Но Иоган не смутился, а положил перед Гайко ещё один лист бумаги с расчётами поставок оборудования, которые накануне получил от купцов

Наместник в отчаянье посмотрел на Забела:

— Андрей что можно сделать? Где взять эти чаны и котлы?

Забела не знал где взять, но у него мелькнула мысль, что зря он не разбудил Ирэн, она бы точно что-то придумала

Но здесь снова взял слово невозмутимый Шульц:

— В принципе нам подойдут любые чаны, из прачечных, с бумажных мельниц*, канализационные…

(*бумагу делали из тряпья, тряпье разрезали и перемалывали в кашеобразную массу. Черпальщик зачерпывал ее формой, валельщик снимал лист, прессовщик прессовал полусырые заготовки, выметчик вывешивал листы для просушки, сдувальщик устранял коробление, клеильщик окунал бумагу в клей, прессовщик отжимал его избыток, вешальщик вывешивал проклеенные листы сушиться, сдувальщик вновь снимал их с веревок.)

И где она таких людей находит, — подумал Забела, восторженно глядя на спокойного Шульца, который уже объяснял вызванным инспекторам, какие именно ёмкости нужны под установку для варки мыла.

Уже через час по уезду поскакали наряды в поисках необходимого оборудования.

Забела понял, что надо предупредить Ирэн и послал за ней слугу с коротким письмом.

Ирина завтракала в семейном кругу и наслаждалась тем, что за столом сидят вместе и сын, и дочка, и братья.

— Вот же интересная штука жизнь, — подумала она, — в прошлой жизни я даже и не задумывалась о детях и не предполагала, что вот так вот полюблю моих-не моих детей. Как так получается, откуда во мне всё это? Как будто Ирина, переселившись в другой мир получила в дар эту невозможную просто любовь.

А может душа Ирины откликалась на ту любовь, что дарили ей дети, которые любили её просто потому, что она есть. И ей, всё ещё чужой для этого мира, эта любовь казалась даром и отзывалась в ней по принципу зеркала.

Утро было чудесное. Прямо на завтрак пришёл Тимофей и принёс для Саши большую коробку…с солдатиками. Ирина знала, что злобная тётка сожгла её подарок и поэтому попросила Тимофея сделать ещё лучше.

Саша, братья и Танюша все вскочили из-ща стола, накинулись на коробку и вскоре убежали в игровую, чтобы рассмотреть каждого солдатика.

И вот тогда-то и прибыл человек, посланный Забела. Записка от графа была короткой:

Важность высочайшая. Приезжайте. У наместника.

Ирина даже вспомнила фразу из старого фильма:

«Есть в односложных предложениях какая-то безысходность»

Стало немного не по себе, показалось, что вот только начал привыкать к определённому графику, и на тебе, снова «жизнь начинает бить ключом».

Конечно, хотелось «послать» всех в лес. И Забела с его односложными предложениями, и наместника с его высочайшей важностью и… императора. Совсем обнаглели мужики, что за «рабская повинность»? Она вообще не обязана никому и ничего, Поликарп Афанасьевич своё дело знает, на все изобретения сразу же подавались заявки на «привилегии». Поэтому с этой стороны Ирина была спокойна, император ни на что пока не предъявлял претензии, получив спички успокоился, булатную сталь она и так отдала, а всё остальное, позвольте, вначале давайте обсудим условия, а уже потом вашу «высочайшую важность».

Но врождённая и воспитанная ещё в другом мире ответственность не позволила Ирине остаться в стороне, поэтому она, показав записку отцу, пошла собираться.

В этот раз детей брать не стали и вместе с Леонидом Александровичем поехали в Никольский.

В доме наместника было полно каких-то людей, все о чём-то говорили, куда-то бежали. Ирине даже показалось, что это какая-то странная эвакуация. Но вскоре, когда их с отцом провели в кабинет к Гайко, где был Забела и… Иоган Шульц, ситуация прояснилась.

Иоган, увидев Ирину, взмолился:

— Ирэн Леонидовна, скажите им, что мне надо на фабрику, что я здесь время теряю.

— А в чём дело, господа, — Ирина «включила» деловой режим. Даже Забела вздрогнул, не узнавая в этой холодной женщине всегда мягкую Ирэн.

Наместник, которого периодически дополнял граф, рассказал про пришедшие из столицы приказы.

Ирина смотрела на них и поражалась наглости императора:

— Да, ситуация непростая, а при чём здесь я и моя фабрика?

Краем глаза Ирина заметила, как вздрогнул Шульц и, похоже попытался спрятаться под стол.

Наместник, который хотел продолжить свою речь о том, что он готов предложить для организации дополнительного производства, осёкся и неверяще посмотрел на Ирину:

— Ч-что?

Но Ирину было не смутить:

— Я спрашиваю при чём здесь я и моя фабрика?

Наместник расширившимися от ужаса глазами смотрел на Ирину:

— К-как это при чём, Ирэн Леонидовна? М-мыло же…

Ирина оглядела стоящих в кабинете наместника мужчин. Забела стоял и в глазах его мелькали весёлые огоньки, он как будто наслаждался тем, что видел, наместник выглядел совершенно ошарашенным и был похож на рыбу, вытащенную из воды, отец молчал, поджав губы, Шульц практически влез под стол, только голова торчала, да и та была прикрыта неизменной папкой.

Ирина ещё больше выпрямила спину и спокойно сказала:

— Да, мыло, моё мыло и производство моё, и я услышала, что император приказал вам увеличить объёмы, но я не услышала, что вы предлагаете мне за то, что я брошу всё и начну заниматься только этим.

На лице Гайко появилось понимание, но он явно не ожидал, что всегда доброжелательная Ирэн проявит такую жёсткость. И уже собирался надавить, но вмешался граф Забела:

— Я согласен с Ирэн Леонидовной, это частное производство и мы должны уважать фабрикантов. Давайте выслушаем.

Ирина не была готова к такому разговору, но пришлось изобретать на ходу. Спустя три часа переговоров соглашение между помещиком Лопатиным и Стоглавой империей в лице наместника Никольского уезда было заключено.