История Рима

Сразу после падения царской власти в Риме начинается сословная борьба меж­ду патрициями и плебеями. То затихая, то разгораясь с новой силой, она продолжа­лась более двух столетий. Политическое равноправие, аграрная и долговая пробле­мы — вот три вопроса, вокруг которых шла борьба. Первыми успехами плебеев стали учреждение народного трибуната (начало V в.) и кодификация гражданского права — «Законы XII таблиц» (середина V в.). Еще одним важнейшим достижени­ем плебеев был закон Канулея (445 г.), отменивший запрет на браки между патри­циями и плебеями. После небольшого затишья в конце V в., в IV в. борьба вспыхи­вает с новой силой, и плебеи достигают решительных побед: по закону Лициния-Секстия (367 г.) плебеи добиваются права занимать консульскую должность, а вслед за тем и все другие магистратуры, отмены долгового рабства (конец IV в.), призна­ния решений плебейских собраний обязательными для всех граждан Рима. Таким образом, к началу III в. практически все цели плебеями были достигнуты, образо­валась единая равноправная римская община — civitas.

494 г. — первая сецессия плебеев, создание плебейского народного собрания, учреждение народного трибуната.

451—450 гг. — деятельность децемвиров, создание «Законов XII таблиц».

445 г. — разрешение браков между патрициями и плебеями.

367 г. — законы Лициния-Секстия.

326 (313) г. — закон Петелия-Папирия — уничтожение долгового рабства.

287 г. — последний всплеск сословной борьбы, закон Квинта Гортензия о пле­бисцитах.

Причины борьбы

Если кое-какие неясные следы сословной борьбы можно констатиро­вать уже в VI в. (так называемая реформа Сервия Туллия), то после паде­ния царской власти и образования патрицианской республики эта борьба должна была сильно обостриться. Теперь оба сословия стояли лицом к лицу без всяких буферов в виде патриархальной монархии как пережитка племенного демократизма. И если борьба против тирании этрусских заво­евателей временно могла объединить патрициев и плебеев, то теперь этот объединяющий момент исчез. Патриции открыто стояли у власти, и они не могли не использовать ее для своих узко сословных интересов. Именно теперь завершается начавшееся еще в царскую эпоху замыкание патрици­ата, окончательное превращение его из римского народа в привилегиро­ванную аристократическую группу.

Одновременно идет быстрый процесс социальной дифференциации у плебеев. Он не задерживался, как у патрициев, системой родовых отноше­ний и общинным землевладением. Плебейская индивидуальная собствен­ность допускала широкие возможности ее концентрации в руках отдель­ных семей. Среди плебеев выделяется богатая верхушка. Благодаря своей все возраставшей численности, своей военной выучке и вооружению они сделались грозной силой, противостоящей старому populus, теперь проч­но огражденному от всякого прироста за счет пришлых элементов. Вдоба­вок к этому, земельная собственность была, по-видимому, почти равно­мерно распределена между populus и плебсом, тогда как торговое и промышленное богатство, впрочем еще не сильно развившееся, преиму­щественно было в руках плебса.

С самого начала Республики, на протяжении более чем двух столетий, шла ожесточенная борьба между римскими сословиями, то затихая, то вновь разгораясь ярким пламенем. Центр тяжести этой борьбы в разные периоды лежал в разных вещах, но в целом можно принять, что спор шел о трех вопросах: об уравнении в политических правах, о долговой кабале и о доступе к общинно-государственной земле (ager publicus).

Что касается первого момента, то мы не можем игнорировать его зна­чения уже с самых первых годов Республики, хотя, как увидим ниже, мно­гие детали являются здесь недостоверными. Сложнее обстоит дело с дву­мя другими вопросами. Большинство современных исследователей отри­цает массовую задолженность плебса и остроту аграрного вопроса для раннего периода Республики. Однако это делается без достаточного осно­вания. Хотя многое перенесено здесь традицией из более поздней эпохи в раннюю, мы не имеем оснований огулом отбрасывать все показания лите­ратурных источников и отрицать задолженность плебеев уже в раннереспубликанскую эпоху. Долговое право в необычайно суровой форме отра­зилось в «Законах XII таблиц», памятнике середины V в., причем в одной из самых аутентичных его частей (III таблица). Следовательно, к середине V в. долговые отношения уже настолько развились, что потребовалось их законодательное оформление.

Вопрос о задолженности нельзя оторвать от аграрного вопроса. При малых размерах древнего Лация и плодородии почвы плотность его насе­ления должна была быть относительно высока, что косвенно подтвержда­ется многочисленными следами мелиорационных и ирригационных работ. При таких условиях аграрные отношения должны были рано приобрести большую остроту. Традиция, как будет показано в дальнейшем, сообщает здесь ряд фактов, из которых не все являются выдумкой.

Однако допуская, что все три причины сословной борьбы имели место уже с начала Республики, мы должны помнить, что руководящей группой в этой борьбе была зажиточная часть плебса, которая больше всего была заинтересована в уравнении в правах и в доступе к ager publicus.

Появление народных (или плебейских) трибунов

Согласно традиционному рассказу, первая крупная вспышка сослов­ной борьбы произошла в 494 г. Положение плебеев стало совершенно не­выносимым из-за долговой кабалы; они волновались. Военная обстановка была очень напряженной: шли войны с вольсками, эквами и сабинами. Чтобы успокоить плебеев и сохранить боеспособность армии, патриции обещали улучшить положение должников, но когда врага отбросили, все обещания были забыты. Тогда плебейская часть войска удалилась из Рима на Священную гору за р. Анио, километрах в пяти от Рима[56]. Построив лагерь, плебеи спокойно держались там в течение нескольких дней. В го­роде распространилась паника: Рим лишался значительной части военных сил, существовало даже опасение, что плебеи хотят основать самостоя­тельное государство. Начались переговоры, патрициям пришлось пойти на уступки. Плебеям было разрешено выбирать своих собственных долж­ностных лиц, народных (плебейских) трибунов, облеченных неприкосно­венностью. Они могли выбираться только из плебеев. Обязанность и пра­во народных трибунов состояли в том, чтобы защищать плебеев против произвола патрицианских магистратов.

Таков рассказ о первом удалении плебеев на Священную гору (secessio plebis in montem sacrum) и о возникновении народного трибуната. В це­лом это предание недостоверно. Прежде всего, события 494 г. сильно на­поминают аналогичные происшествия 449 г., и есть серьезные основания думать, что так называемая первая сецессия плебеев просто дублирует вто­рую. Затем кажется странным, что в договоре, заключенном с плебеями, нет ни слова о долгах, в то время как главной причиной удаления выстав­ляется именно задолженность. Большая неясность существует также в воп­росе о народных трибунах. Не ясно, где они первоначально избирались: в трибах или куриях?

С 471 г. выборы народных трибунов, по-видимому, происходили на собра­ниях плебса по трибам (закон народного трибуна Публилия Волерона). Но как обстояло дело до этого года, мы не знаем. Указания источников на этот счет противоречивы. Нет единодушия также и в вопросе о числе первоначаль­но избранных трибунов. Сам Ливий не вполне уверен, было их два или пять.

«Таким образом, — говорит он, — были избраны два народных трибу­на... Они избрали себе трех товарищей... Некоторые утверждают, что на Священной горе были выбраны только два трибуна и там проведен закон о неприкосновенности их» (II, 33).

По вопросу о неприкосновенности народных трибунов дело также об­стоит очень неясно. По-видимому, они получили ее не раньше середины V в., когда их число было доведено до 10.

Самый же основной и спорный вопрос: когда впервые появились на­родные трибуны? Дату 494 г., очевидно, надо отбросить, принимая во вни­мание малую достоверность первой сецессии. Диодор, хронологические указания которого часто бывают очень ценными, как будто дает 471 г. Но текст Диодора (XI, 68) не ясен. Из него не видно, были ли вообще в этом году впервые избраны трибуны, или впервые они тогда были избраны в количестве четырех человек, в то время как раньше существовало другое число (вероятно, двое).

Таким образом, противоречивые данные традиции не позволяют уста­новить точно время появления и первоначальный характер народного три­буната, одного из важнейших институтов республиканского Рима. Можно только предположить, что в первые десятилетия V в. в результате движе­ния плебеев у них возникли собственные должностные лица, называвшие­ся плебейскими, или народными трибунами и избиравшиеся на сходках по трибам. Возможно, что в начале их было действительно четверо, позднее их число довели до 10. Первоначальные функции трибунов также не ясны. По-видимому, им принадлежало право помощи плебеям против произво­ла патрицианских магистратов (ius auxilii). В дальнейшем их права значи­тельно расширились. Личная неприкосновенность народных трибунов — также явление более позднее.

Ливий сообщает, что когда плебейская часть войска удалилась на Свя­щенную гору, то для переговоров с ними было решено отправить Менения Агриппу, человека красноречивого и плебеям угодного, посколь­ку он и сам был родом из них. И, допущенный в лагерь, он, говорят, только рассказал по-старинному безыскусно вот что. В те времена, когда не было, как теперь, в человеке все согласно, но каждый член говорил и решал, как ему вздумается, возмутились другие члены, что все их старания и усилия идут на потребу желудку; а желудок, спо­койно сидя в середке, не делает ничего и лишь наслаждается тем, что получает от других. Сговорились тогда члены, чтобы ни рука не под­носила пищи ко рту, ни рот не принимал подношения, ни зубы его не разжевывали. Так, разгневавшись, хотели они смирить желудок голо­дом, но и сами все, и все тело вконец исчахли. Тут-то открылось, что и желудок не нерадив, что не только он кормится, но и кормит, потому что от съеденной пищи возникает кровь, которой сильны мы и живы, а желудок равномерно по жилам отдает ее всем частям тела. Так, срав­нением уподобив мятежу частей тела возмущение плебеев против се­наторов, изменил он настроение людей.

После этого начались переговоры о примирении и согласились на том, чтобы у плебеев были свои должностные лица с правом неприкосно­венности, которые зашишали бы плебеев перед консулами, и чтобы никто из патрициев не мог занимать эту должность. Так были избраны два народных трибуна — Гай Лициний и Луций Альбин [493 г.]. Они выбра­ли себе трех помощников; среди них был Сициний, зачинщик мятежа; двух других не все называли одинаково. А некоторые говорят, что всего два трибуна были избраны на Священной горе и что там же был принят закон об их неприкосновенности» (пер. Н. А. Поздняковой).

Появление плебейских эдилов

Традиция гласит, что в том же 494 г., когда появились народные трибу­ны, в помощь им была создана должность двух плебейских эдилов (aediles от aedes (здание, храм)). Они заведовали храмом Цереры, Либера и Либеры, земледельческих божеств плебеев, где хранился плебейский архив. Порядок избрания эдилов был тот же, что и народных трибунов. У нас нет оснований отбрасывать свидетельства традиции о плебейских эдилах, за исключением даты их возникновения. По-видимому, они появились одно­временно с трибунами.

Характер плебейских магистратур

Таким образом, в борьбе с патрициями богатая часть плебса, опираясь на широкое народное движение, создала как бы собственную государствен­ную организацию плебеев, параллельную организации римского народа («государство в государстве», по выражению некоторых исследователей): народные трибуны соответствовали преторам, плебейские эдилы — квес­торам. Плебейские магистратуры были созданы как революционные орга­ны и оставались таковыми на протяжении всего периода сословной борь­бы, хотя их революционное значение часто ослаблялось тем обстоятель­ством, что и трибуны и эдилы выбирались, как правило, из богатых плебеев. По мере затихания сословной борьбы плебейские магистратуры постепенно теряли свой революционный характер и превращались в общегосударствен­ные органы власти. Правда, специфический характер народного трибуна­та никогда не исчезал окончательно. В эпоху Гражданских войн II—I вв. народные трибуны снова приобрели революционное значение, хотя и из­менили свое классовое содержание.

Другие массовые движения первой половины V в.

События 494 г. не являются единственными проявлениями народного движения первой половины V в. Наряду с ними предание упоминает ряд аналогичных событий. Одно из них послужило основой для возникнове­ния знаменитой легенды о Кориолане. В 492 г.[57] в Риме разразился страш­ный голод. Правительство закупило много хлеба в соседних странах и ста­ло продавать его народу по дешевой цене. Надменный патриций Гней Марций Кориолан, смертельный враг трибунской власти, выступил в се­нате с предложением потребовать от плебеев отказа от народного трибу­ната под угрозой прекращения продажи хлеба. Хотя сенат признал это предложение слишком суровым и отклонил его, тем не менее народные трибуны привлекли Кориолана к суду. Осужденный заочно, он ушел к вольскам, врагам римского народа. Став во главе их, он двинулся на Рим, за­хватил много латинских городов и подступил близко к самому городу, опустошая поля плебеев. Римское посольство, явившееся к Кориолану, не имело успеха. Тогда знатные римские женщины с матерью и женой Кориолана и двумя его малолетними сыновьями пошли в неприятельский ла­герь и стали умолять Кориолана увести врагов от Рима. Ожесточенный Кориолан сначала не хотел ничего слушать, но когда среди толпы женщин он увидел мать, жену и детей, его суровое сердце смягчилось. Он обнял их, отпустил делегацию и увел врагов из-под стен города. За это, говорит одна из версий традиции, он был убит вольсками.

Другой рассказ из этой же эпохи отражает аграрное движение. Консул 486 г. Спурий Кассий стал автором первого аграрного законопроекта. Он предложил раздать плебеям половину только что отнятой у герников зем­ли. К этому он хотел присоединить часть ager publicus. Законопроекту воспротивился другой консул. После сложения должности Кассий был об­винен в стремлении к захвату царской власти и казнен. Спурий Кассий по-видимому, личность историческая: с его именем связан договор 493 г. с латинами, о котором речь пойдет позже. Однако его аграрный законо­проект вызывает большие сомнения в деталях.

В 460 г. в Риме произошли крупные волнения. Сабин Аппий Гердоний с несколькими тысячами римских эмигрантов и рабов ночью захватил Ка­питолий. Только с помощью тускуланского ополчения удалось подавить восстание и очистить Капитолий. Эти события также имеют под собой ка­кую-то историческую основу. Характерные детали, которые встречаются в рассказе, едва ли могли быть сплошь выдуманы.

Через четыре года после движения Аппия Гердония, в 456 г., народный трибун Ицилий провел закон (lex Icilia) о раздаче плебеям земельных уча­стков на Авентинском холме.

Наконец, в следующем, 454 г., законом Спурия Тарпея и Авла Атерния (lex Aternia Tarpeia) было, по-видимому, ограничено право консулов нала­гать штрафы за уголовные преступления.

Тем самым мы вплотную подходим к крупным событиям 451—450 гг., связанным с кодификацией.

Подводя итоги традиционному описанию сословной борьбы в первой половине V в., мы должны признать, что, хотя отдельные события или их детали могут быть недостоверными, в своей совокупности они дают пра­вильную картину внутренней жизни Республики за этот период. Уже в эту раннюю эпоху противоречия между плебеями и патрициями достигли та­кой остроты, что привели к развертыванию революционного движения, направленного против основ патрицианской республики, которая, несмотря на изменения политического строя, проведенные в конце царского перио­да, продолжала в основном базироваться на родовых порядках. В первые десятилетия V в. плебеям удалось достигнуть существенных завоеваний в виде самостоятельной организации плебейской общины. В середине этого столетия они добились второго крупного успеха — записи законов.

«Законы XII таблиц»

Кодификация — первое документально засвидетельствованное событие внутренней истории Рима. Запись права в античном мире всегда была од­ним из самых первых лозунгов демократического движения в период паде­ния аристократической республики. Таким лозунгом она стала и для рим­ского плебса. Произвол патрицианских магистратов, в частности в области суда, вызвал требование записи обычного права. Традиция передает, что в 462 г. трибун Гай Терентилий Арса (Harsa) внес предложение о создании комиссии из 5 человек для выработки законов об ограничении власти прето­ров в духе придания ей коллегиального характера (de imperio consulari). Патриции оказали этому предложению самое решительное сопротивление. Завязалась ожесточенная борьба, тянувшаяся несколько лет. В нее, быть может, оказались втянутыми даже рабы и эмигранты (восстание Аппия Гердония). Обострился аграрный вопрос (закон Ицилия о заселении плебеями Авентина). Дело осложнилось борьбой с вольсками, сабинами и эквами.

Постепенно в процессе борьбы первоначальный проект о законодатель­ном ограничении власти высших магистратов перерос в план записи права вообще. Решено было отправить в Грецию комиссию из трех лиц для озна­комления с греческим законодательством вообще и законами Солона в частности. Комиссия выехала в 454 г. и через два года вернулась обратно. В 452 г. была избрана коллегия из 10 человек (децемвиры) на 451 г. Ей была дана вся полнота власти, так как других должностных лиц на этот год не выбирали. На действия децемвиров нельзя было апеллировать к народному собранию, и все их решения должны были приниматься едино­гласно: каждый член коллегии имел право протеста (ius intercessionis) про­тив действий других. Таким образом, власть децемвиров была строго кол­легиальной. В состав комиссии вошли и три посла в Грецию. Согласно преданию, все децемвиры принадлежали к патрициям. Главой их был Аппий Клавдий.

В результате годовой работы были составлены 10 таблиц законов. Со­гласно Ливию (III, 34), таблицы были выставлены на форуме для ознаком­ления и затем утверждены центуриатным собранием. Но этим дело не кон­чилось. Еще не все законы были собраны, и на 450 г. выбрали новых де­цемвиров. Руководящая роль на выборах принадлежала Аппию Клавдию, который явно заигрывал с плебеями. На этот раз избраны были не только патриции, но и плебеи, по-видимому, те и другие в равном количестве, как показывает анализ их имен. По Дионисию (X, 58), плебеев было трое. Аппий Клавдий попал и во вторую комиссию.

Однако вторые децемвиры вели себя далеко не так, как подобало бы законодателям. Были составлены еще только две таблицы, куда, между прочим, было внесено запрещение браков между патрициями и плебеями. Народное собрание для их утверждения не созывали. Децемвиры посту­пали, как тираны, особенно Аппий Клавдий. Они прибегали к насилиям, убийствам и к конфискациям имущества у плебеев.

Наступил 449 г. Срок полномочий децемвиров истек, но они и не соби­рались слагать с себя власть. Назревало народное восстание. Поводом к нему традиция изображает убийство плебея Л. Сикция[58], страстного про­тивника децемвиров, и гибель плебейской девушки Вергинии. Последнюю хотел захватить Аппий Клавдий, но ее отец, не желая отдавать дочь на позор, убил ее собственной рукой[59]. Вспыхнуло восстание плебеев. Они заняли Авентин, а оттуда с женами и детьми удалились на Священную гору. Децемвиры были вынуждены сложить с себя власть. Снова избрали двух преторов и десять народных трибунов. Аппий Клавдий был аресто­ван и в темнице покончил с собой.

В этих событиях, связанных с кодификацией, далеко не все можно при­знать достоверным. Маловероятна отправка посольства в Грецию[60]. Явно «бродячим сюжетом» является эпизод с Вергинией, выдуманы многие де­тали. Но самый факт кодификации и его дата, а также общая обстановка острой революционной борьбы не вызывают сомнения у подавляющего большинства исследователей.

Бесспорно, «Законы XII таблиц» не создались сразу: они продукт длин­ного исторического развития. В частности, кое-что было в них внесено, уже после V в. Однако их основное ядро отражает эпоху Ранней респуб­лики и было выражено в письменной форме около середины V в. Об этом говорит архаизм их языка, общих условий, жизни, отразившихся в них. В основном законы являются записью обычного права. Но, по-видимому, законодатели вынуждены были внести туда и кое-что новое. Однако это новое не было согласовано со старым, в результате чего получилась пест­рая смесь законодательных норм, иногда противоречащих друг другу. Так, например, архаический принцип тальона[61] мирно уживался со штрафом, являвшимся более развитой и прогрессивной формой наказания. Ст. 2 таб­лицы VIII гласит: «Если кто сломает кому-нибудь часть тела и не поми­рится, да будет равное возмездие».

Однако в следующей статье мы читаем: «Если кто рукой или палкой переломит кость свободному, пусть уплатит штраф в 300 ассов, если рабу — в 150 ассов».

Оба принципа совершенно не согласованы. Пережитки родовой соб­ственности отражены в ст. 4 и 5 таблицы V: «Если кто умирает без завеща­ния и у него нет прямого наследника, пусть его семью[62] возьмет себе бли­жайший агнат.[63]

Если агната нет, пусть возьмут семью члены рода».

Однако ст. 3 той же таблицы уже допускает свободу завещания: «Как завещает относительно денег или опеки над своим имуществом, так и да будет».

Остатки примитивных воззрений сказываются в статьях, карающих во­рожбу. Об этом говорят, например, фрагменты ст. 8 таблицы VIII: «Кто заворожит урожай... Пусть не переводит к себе чужого посева».

Как во всех древних кодексах, так и в «Законах XII таблиц», покуше­ния на частную собственность караются чрезвычайно сурово: «Коли со­вершивший ночью кражу убит на месте, то убийство его будет считаться законным» (табл. VIII, ст. 12).

По свидетельству Авла Геллия[64], «Децемвиры предписали свободных людей, пойманных с поличным, подвергать телесному наказанию и выда­вать (головой) тому, у кого совершена кража, рабов же наказывать кнутом и сбрасывать со скалы».

Римский юрист Гай пишет, что «Законы XII таблиц» «повелевали зак­лючить в оковы и после бичевания казнить огнем того, кто поджигал стро­ения или сложенные около дома скирды хлеба, если (виновный) совершил это преднамеренно».

В «Законах XII таблиц» мы находим разработанную систему долгового права в очень суровой форме. Этому посвящена вся таблица III. После того как должник признавал свой долг или после судебного решения, ему дава­лось 30 льготных дней, чтобы он мог собрать деньги для погашения долга. После истечения этого срока истец «налагал руку» на должника и вел его в суд для исполнения решения. Если должник не выполнял судебного реше­ния и никто не брал его на поруки, кредитор уводил его к себе в дом и заклю­чал в оковы или колодки «весом не менее, а если пожелает, то и более 15 фунтов». Во время пребывания в заключении должник мог кормиться за свой счет. В противном случае кредитор должен был давать ему не меньше, чем по фунту полбы в день. Должник оставался в таком положении 60 дней. В течение этого срока его три раза подряд в базарные дни (нундины) приво­дили на площадь к претору, и при этом объявлялась присужденная с него сумма денег. После этого должника можно было предать смерти или про­дать «за Тибр», т. е. за границу. В том случае, если кредиторов было не­сколько, закон допускал совершенно варварскую меру: «В третьи нундины пусть разрубят должника на части. Если отсекут больше или меньше, за это пусть не отвечают» (табл. III, ст. 6).

В науке было сделано много попыток истолковать эту бесчеловечную статью закона не в прямом смысле, а как-нибудь иначе. Но все эти попыт­ки неудовлетворительны, и приходится понимать ее в буквальном смысле. Впрочем, древние комментаторы «Законов XII таблиц» утверждали, что на деле эта статья никогда не применялась.

Семейное право, отраженное в «Законах XII таблиц», носит резко вы­раженный патриархальный характер. Отец обладает безграничной влас­тью над детьми вплоть до того, что три раза может продавать сына в раб­ство.[65] Только после этого сын выходит из-под власти отца:«Если отец триж­ды продаст сына, сын да будет свободен от отца» (табл. IV, ст. 2).

Женщина находилась в бесправном положении: сначала она была под властью отца, затем поступала «под руку» мужа, а в случае смерти пос­леднего находилась под опекой кого-нибудь из агнатов: сына, брата мужа и т. п.: «Предки наши признали нужным, чтобы женщины, хотя бы они были и в зрелом возрасте, вследствие присущего им легкомыслия, нахо­дились под опекой... за исключением только дев-весталок, которых при­знали нужным оставить свободными. Так было предусмотрено "Законом XII таблиц"»[66].

Отношения клиентелы, как было указано выше, также нашли свое от­ражение в кодексе: «Патрон, обманувший своего клиента, да будет про­клят» (табл. VIII, ст. 21).

Характерно, что децемвиры, по словам Цицерона, фиксировали запре­щение браков между патрициями и плебеями: «После того как децемвиры составили десять таблиц с величайшей справедливостью в законах и бла­горазумием, на следующий год они предложили избрать новых децемви­ров... Последние прибавили еще две таблицы несправедливых законов... и самым бесчеловечным законом наложили запрет на браки между патрици­ями и плебеями»[67].

Внесение в кодекс этой нормы обычного права говорит, что в этом пунк­те плебеи потерпели поражение (правда, только временно, как увидим ниже).

Зато в другом вопросе плебеи, по-видимому, добились существенных уступок. Речь идет о конституционных гарантиях. Цицерон неоднократно писал о том, что «Законы XII таблиц» запрещали всякие привилегии, т. е. отступления от закона в пользу отдельных лиц. Кроме этого, запрещалось выносить приговоры о смертной казни римского гражданина иначе, как в центуриатных комициях ^r maximum comitiatum). Может быть, такой же уступкой в пользу плебеев нужно считать исправление календаря, про­изведенное вторыми децемвирами, о чем кратко и не вполне ясно замечает Макробий:

«Децемвиры, прибавившие к десяти таблицам две новых, внесли в на­родное собрание законопроект о добавочном месяце»[68].

Исправление календаря, находившееся целиком в руках патрициан­ских жрецов, в первую очередь было в интересах широких народных масс.

«Можно или нельзя вести дело в законном порядке, — говорит Цице­рон, — это знали в былое время немногие, так как календарь обнародо­ван не был. Большой властью пользовались те, к кому обращались за этими вопросами: у них допытывались относительно дней, словно у халдеев»[69].

Противоречивость «Законов XII таблиц» (тальон и штраф, родовое наследование и свобода завещания, суровое долговое право и конститу­ционные гарантии и т. п.) говорит не только о примитивности правовых воззрений, но и о том, что кодификация середины V в. была продуктом сословной борьбы[70]. Патриции по ряду существенных вопросов вынуж­дены были уступить, но продолжали сохранять за собой еще много ко­мандных высот. Естественно поэтому, что с изданием законов борьба не прекратилась.

Но как бы там ни было, кодификация имела огромное значение не только в истории сословной борьбы, но и в развитии римского права вообще. «За­коны XII таблиц» легли в основу того богатого юридического творчества, которое шло на всем протяжении римской истории и оказало огромное влияние на развитие правовых представлений Европы в Средние века и Новое время.

Вполне вероятно, что закон о запрещении браков между патриция­ми и плебеями был нововведением децемвиров, а не просто запи­сью давно существовавшего закона. Именно так и понимает этот запрет Цицерон: «Ибо децемвиры, прибавив две таблицы неспра­ведливых законов, бесчеловечным законом воспретили браки меж­ду плебеями и «отцами» (О государстве, II, 63, пер. В. О. Горенштейна). Ливий в рассказе о законодательстве децемвиров прямо не указывает на характер этого закона, но затем в уста народного три­буна Гая Канулея вкладывает слова, показывающие закон таким образом, что запрещение браков явилось новшеством, причем ос­корбившим правовое чувство общества: «И не децемвиры ли всего каких-нибудь 3—4 года назад предложили это самое запрещение браков между патрициями и плебеями, нанеся великий вред госу­дарству и поправ права плебеев. Возможно ли большее и столь от­кровенное глумление над согражданами, которые, точно запятнан­ные, сочтены недостойными законного брака... Запрет и отмена за­конных браков между патрициями и плебеями преследует лишь одну цель — унизить плебеев. То, что везде и всюду было частным де­лом каждого... вы забиваете в колодки надменнейшего закона, гро­зя расколоть граждан и сделать из одного гражданства — два» (Ливий, IV, 4, пер. Г. Ч. Гусейнова).

Закон, запретивший патрицианско-плебейские браки, был отменен в 445 г., то есть спустя всего 5 лет после деятельности децемвиров. Более того, это вообще единственный из всех «Законов XII таб­лиц», который был формально отменен, устранен законодательным путем. При римском консерватизме вообще, а особенно при том громадном авторитете, каким пользовались XII таблиц, совершен­

но непонятно такое быстрое и легкое устранение одного из зако­нов, если не считать, что он воспринимался как противоречивший установившимся воззрениям и нормам жизни. Плебс сумел добиться победы в этом вопросе еще и потому, что, во-первых, очевидно, что данный закон был регрессом сравнительно с более древним обычным правом (Ливий, IV, 5—9), письменно фиксировать кото­рое и надлежало децемвирам; во-вторых, закон противоречил духу и назначению законодательства децемвиров, а именно: установле­нию общеобязательных норм и равенства всех граждан перед зако­ном.

Законы Валерия и Горация

Преторы 449 г. Луций Валерий и Марк Гораций провели три важных закона, названных их именами (leges Valeriae ^ratiae). Содержание их не все источники излагают одинаково.

Основной вариант дает Ливий (III, 55). Первый закон гласил, что по­становления, принятые плебеями на собраниях по трибам (так называе­мые плебисциты — plebiscita), должны быть обязательными для всего на­рода.

Второй закон восстанавливал отмененное при децемвирах право апел­ляции к народному собранию (provocatio) в том случае, если гражданин был приговорен магистратом к смертной казни или телесному наказанию[71]. Это право было закреплено дополнительным постановлением, запрещав­шим впредь выбирать должностных лиц без права апелляции на них.

Третий закон касался неприкосновенности народных трибунов, «вос­поминание о которой, — по словам Ливия, — почти уже стерлось». Она была восстановлена путем возобновления некоторых религиозных обря­дов и проведения закона, по которому лицо, оскорбившее народного три­буна, предавалось смерти, а его имущество подвергалось конфискации[72]. В дополнение к этому народный трибун Г. Дуиллий провел постановле­ние, каравшее розгами и казнью того, «кто оставил плебеев без трибунов и избрал магистрата без права апелляции».

Не легко определить, что во всем этом является историческим. В част­ности, возникает вопрос: зачем понадобилось подтверждение права апел­ляции, если оно уже было внесено в «Законы XII таблиц»? Также не ясен вопрос о законодательной силе плебисцитов. Мы увидим ниже, что анало­гичные постановления будут приниматься еще дважды: в 339 и 287 гг. По­

этому не раз высказывались предположения, нет ли и здесь дублирования закона, принятого только в 287 г.

Однако нам кажется, что в основном можно сохранить историчность законодательства 449 г. при двух допущениях: во-первых, если мы не бу­дем слишком строго отделять хронологические события 449 г. от кодифи­кации; во-вторых, если мы признаем, что такие важные для плебеев вопро­сы, как право апелляции и обязательность плебисцитов, не могли сразу войти в государственную практику. Патриции, на словах признавшие но­вые законы, на деле их не соблюдали, так что приходилось вновь и вновь их подтверждать. Это тем более вероятно по отношению к плебисцитам. Их обязательность вводила, по существу, новую, наиболее демократиче­скую форму народного собрания. И вполне естественно, что процесс об­разования этой новой формы мог затянуться на весьма долгий срок. Что касается неприкосновенности народных трибунов, то у нас нет оснований отрицать, что она оформилась как раз в середине V в., в один из наиболее напряженных моментов сословной борьбы.

Закон Канулея

На этот же период падает еще одна крупная победа плебеев. 445 г. тра­диция датирует законопроект (rogatio) народного трибуна Г. Канулея о разрешении законных браков между патрициями и плебеями. Он встретил неистовое сопротивление патрициев, рассматривавших новый закон как ниспровержение всех общественных основ: осквернение благородной пат­рицианской крови и уничтожение родовых прав. В довершение народные трибуны, впервые за историю сословной борьбы, возбудили вопрос о до­пущении плебеев к высшей магистратуре — к должности претора. После долгой борьбы патрицианская знать уступила в вопросе о браке, но, чтобы сохранить возможно дольше претуру в своих руках, согласилась в этом вопросе на компромисс: учреждение особой должности военных трибу­нов с консулярной, т. е. коллегиальной, властью (tribuni militum consulari potestate[73]).

Военные трибуны с консулярной властью

Военными трибунами назывался высший командный состав легиона. Число их колебалось от трех до восьми в зависимости от величины набо­ра. Раньше они назначались претором из патрициев. Теперь было решено избирать военных трибунов в народном собрании безразлично из обоих

сословий и облекать их высшей преторской властью, носящей коллеги­альный (консулярный) характер. В тот год, в который выбирали военных трибунов с консулярной властью, преторов не избирали. Сенат должен был в каждом отдельном случае решать, кого выбирать на данный год: преторов или военных трибунов.

Анализ имен показывает, что уже в числе трех первых военных три­бунов с консулярной властью, избранных на 444 г., один был плебей (Л. Атиллий). Тем не менее, как правило, плебеи очень редко попадали в новую коллегию, так как выборы происходили в центуриатных комициях, где преобладание фактически принадлежало патрициям. К тому же решение вопроса о выборах военных трибунов находилось в руках сена­та, который не очень охотно соглашался на их избрание. С 444 по 400 г., т. е. за 45 лет, по Ливию, преторы были заменены военными трибунами 23 раза.

Цензоры

Во всяком случае, плебеи если не фактически то принципиально полу­чили доступ к высшей магистратуре. Нужно было ожидать, что скоро им удастся завладеть ею по-настоящему. Поэтому патриции постарались со­хранить за собой максимум прав, связанных с претурой. В 443 г. из полно­мочий претора были изъяты функции производства ценза и переданы спе­циально созданной патрицианской должности двух цензоров. Первоначаль­ный объем их прав не ясен, но впоследствии цензура превратилась в один из самых важных органов Республики. Цензоры составляли имуществен­ные списки, ведали государственными имуществами, пополняли сенат и исключали из него, наблюдали за нравами и т. д. На какой срок избирались цензоры первоначально, мы не знаем, но с 433 г. они стали избираться каждые пять лет на 18 месяцев. Пятилетний срок определялся тем, что перепись граждан производилась раз в пять лет. Но для выполнения цен­зорских обязанностей полных пяти лет не требовалось, а практика показа­ла, что для этого достаточно 18 месяцев. Поэтому через 1,5 года с момен­та вступления в должность цензоры слагали с себя полномочия, и Рим 3,5 года оставался без цензорской магистратуры.

Диктаторы

Некоторые ученые полагают, что около этого же времени в Риме по­явилась впервые должность диктатора. Правда, традиция относит появ­ление диктатуры к самому началу Республики: к 501 г. (по Ливию) или к 498 г. (по Дионисию). Но Ливий сам не убежден в точности своих дан­ных. «Нет точных известий, — говорит он, — в котором году это случи­лось... и кто был избран первым диктатором» (II, 18). В некоторых латинских общинах должность диктатора была высшей магистратурой обычного типа, аналогичной должности претора. Поэтому в науке выс­казывались предположения, что и в Риме высшие должностные лица пер­воначально назывались диктаторами. Однако это расходится с единодуш­ным голосом традиции, которая изображает диктатуру как временную экстраординарную магистратуру. К ней прибегали только в исключитель­ных случаях, когда государству грозила крайняя опасность от внешнего врага или от внутренних беспорядков. Решение о назначении диктатора, как правило, выносил сенат. Процедуру назначения осуществлял один из консулов. Диктатор, в свою очередь, назначал себе помощника, начальника конницы (magister equitum; официальное название диктато­ра было magister populi — начальник народа). Полномочия диктатора сохраняли силу не дольше 6 месяцев, после чего он должен был их сло­жить. Диктатор соединял в своем лице высшую военную и гражданскую власть, но только в рамках определенной, поставленной ему задачи. Поэтому все магистраты оставались и при диктаторе, ведя текущую ра­боту.

Очень вероятно, что появление диктатуры в Риме стоит в связи с воз­никновением консулярного военного трибуната. До этого должность дик­татора была не нужна, так как, по нашему предположению, старший пре­тор обладал единоличной властью, второй же был только его помощни­ком. Но когда появилась коллегия военных трибунов, каждый из которых обладал одинаковыми правами, могла возникать, при исключительных ус­ловиях, необходимость максимальной концентрации высшей власти в ру­ках одного лица. Тогда по образцу уже существовавшей в некоторых ла­тинских общинах высшей магистратуры и в Риме была введена должность диктатора.

Временное затихание сословной борьбы

После острой вспышки сословной борьбы в 50-х и 40-х гг. V в. она надолго затихает. Хотя традиция сообщает нам об отдельных фактах на­родных волнений и после этого периода (например, убийство в 439 г. богатого плебея Спурия Мелия, обвиненного в стремлении к тирании), эти волнения носят единичный и неглубокий характер. Причиной этому были две тяжелые войны с этрусским городом Вейи, происходившие во второй половине V в. и в самом начале IV в. Они повели к созданию единого фронта обоих сословий перед лицом внешнего врага. К тому же традиция говорит о введении в эту эпоху жалования воинам, что содей­ствовало улучшению материального положения народной массы. Кроме того, результатом последней вейской войны, не говоря уже о большой добыче, было присоединение к Риму огромной по тем масштабам терри­тории — приблизительно 300 тыс. югеров (около 75 тыс. га), что не мог­ло не смягчить на некоторое время аграрного вопроса. Ливий под 393 г. сообщает (V, 30), что вейская земля была распределена между плебеями по 7 югеров на человека. Хотя цифра в 7 югеров, быть может, несколько велика для IV в. (Диодор (XIV, 102) для 390 г. говорит о 4 югерах), но это не меняет существа дела.

Кризис 80-х гг.

Около 390 г. Рим подвергся страшному нападению галлов. Город был сожжен и разграблен, население разбежалось по соседним областям. Хотя от врагов скоро удалось откупиться, но разорение, вызванное набегом, привело к жестокому экономическому кризису и росту задолженности. Борьба с последней отразилась в рассказе о гибели знаменитого Марка Манлия Капитолийского. Этот прославленный герой, недавно спасший Капитолий от галлов, «первый из патрициев сделался сторонником наро­да» (Ливий, VI, 11) и в 385 г. стал во главе движения должников. Волнения приняли такие опасные размеры, что диктатор, формально назначенный для борьбы с вольсками, а фактически — для подавления беспорядков, приказал арестовать Манлия. Собравшаяся толпа угрожала разбить тюрь­му, и сенат был вынужден освободить Манлия. Мятеж разгорался все силь­нее. Тогда патриции и богатая часть плебеев решили прибегнуть к излюб­ленному средству борьбы с популярными народными вождями: обвинить Манлия в стремлении к царской власти. Он был предан суду и осужден на смерть постановлением народного собрания или, по другому варианту традиции, решением особой судебной комиссии. Манлия сбросили с Тарпейской скалы, представлявшей собой юго-западный обрывистый склон Капитолийского холма (384 г.).

Хотя в этом рассказе есть много недостоверных деталей, самый факт крупного движения плебейской массы и участия в нем Манлия едва ли может вызвать сомнение.

Законы Лициния и Секстия

Гибель Манлия только на короткий срок приостановила народное дви­жение. Уже в 378 г. традиция отмечает новые крупные волнения должни­ков. Своей кульминационной точки сословная борьба достигает в период 376—367 гг., когда все три острых вопроса — задолженность, аграрный вопрос и доступ к высшей магистратуре — были объединены и поставле­ны на повестку дня. В 376 г. народные трибуны Гай Лициний и Луций Секстий обнародовали три законопроекта.

Первый гласил, что уплаченные по долгам проценты засчитываются в погашение основного долга; остаток вносится в течение трех лет равными частями. Этот законопроект в случае его принятия означал бы фактически ликвидацию долгосрочных обязательств, так как уплаченные по ним про­центы в большинстве случаев, конечно, равнялись основному капиталу или даже превосходили его.

Второй законопроект устанавливал предельную норму оккупации го­сударственной земли. Она была определена в 500 югеров (около 125 га). Один из вариантов традиции, отразившийся у Аппиана[74], прибавляет к этому норму использования государственного пастбища: «Никто не мо­жет... выгонять на пастбище более чем 100 голов крупного скота и 500 мелкого».[75]

Наконец, третий законопроект упразднял должность военных трибу­нов с консулярной властью. Впредь должны были избираться по-прежне­му консулы и один из них — плебей.

Важность рогаций (законопроектов) Лициния и Секстия заставила пат­рициев напрячь все силы для борьбы с ними. По преданию, ожесточенная борьба длилась 10 лет. Дело дважды доходило до диктатуры. В течение пяти лет (376—371 гг.) невозможно было выбрать даже обычных магист­ратов, а плебеи ежегодно избирали народными трибунами все тех же Ли­циния и Секстия. Наконец, к 367 г. сопротивление знати было сломлено, все три закона приняты, и Луций Секстий в 366 г. стал первым плебейским консулом. Но зато патриции компенсировали себя в другом отношении: из сферы компетенции консулов были изъяты судебные функции и переда­ны претору (сначала одному, потом двум), избиравшемуся только из пат­рициев. Кроме этого, наряду с двумя старыми плебейскими эдилами была создана должность двух патрицианских (или курульных) эдилов[76].

В научной литературе высказываются большие сомнения по поводу ис­торичности законов Лициния и Секстия и вообще всех событий, связан­ных с ними. Меньше всего этих сомнений вызывает первая рогация. Лик­видация долгов, отчасти напоминающая сисахфию Солона, легко могла произойти и в Риме в обстановке напряженной революционной борьбы. Поэтому у нас нет оснований отбрасывать здесь свидетельства традиции.

Сложнее обстоит вопрос с нормой оккупации государственной земли. Цифра 500 югеров кажется слишком высокой. Утверждают, что в начале IV в. размеры римской территории были еще настолько малы, что норма в 500 югеров представляется невероятной. Однако не нужно забывать, что, как мы указывали, незадолго до движения 376—367 гг. к Риму была при­соединена большая территория г. Вейи. При таких условиях установление предельной нормы в 500 югеров весьма возможно. Аграрный закон Лициния — Секстия хорошо засвидетельствован традицией. В той или другой форме о нем говорят Катон, Варрон, Ливий, Плутарх и Аппиан. Земель­ная норма 376 г. впоследствии вновь появляется в законодательстве Гракхов. В силу этих соображений мы можем принять историчность и второго закона Лициния — Секстия.

Что же касается третьего предложения, то сюда нужно внести некото­рые коррективы. По Ливию (VI, 35, 42), дело представляется таким обра­зом, что плебеи якобы получили одно из двух издавна существовавших консульских мест, а судебная претура была создана заново. Но мы знаем, что должности консула до этого момента не было, а существовали два претора, старший и младший, которые время от времени заменялись воен­ными трибунами с коллегиальной властью. Поэтому в действительности рогация Лициния, по-видимому, сводилась к тому, что к двум уже суще­ствовавшим преторам присоединялся третий. Он должен был избираться только из плебеев и по своей власти целиком приравнивался к старшему из патрицианских преторов. Оба они, таким образом, представляли теперь коллегию и стали называться преторы-консулы или просто консулы. Млад­шему же патрицианскому претору были присвоены судебные права, он не вошел в коллегию и сохранил старое название — претор. Одновременно с этим произошло удвоение и эдильских должностей. Такова наиболее ве­роятная картина образования консулата, коллегиальной высшей магис­тратуры, которая явилась историческим завершением децемвирата и во­енного трибуната с консулярной властью[77].

Несмотря на победу 367 г., плебеи не были целиком гарантированы от рецидивов чисто патрицианского консулата, так как и после 366 г. мы встре­чаем годы с двумя патрицианскими консулами. Например, в период между 355 и 343 гг. шесть или семь раз оба консула были из патрициев. Только позднее окончательно входит в жизнь правило, по которому один из кон­сулов был обязательно из плебеев.

Ливий (VI, 34—35) передает любопытную версию того, что послу­жило поводом к началу движения Лициния — Секстия: «У Марка Фабия Амбуста... было две дочери, старшая замужем за Сервием Сульпицием, младшая — за Гаем Лицинием Столоном, человеком хотя и знаменитым, но из плебеев. Случилось как-то, что сестры Фабии сидели в доме Сервия Сульпиция, в то время военного трибу­на, и, как обычно, проводили время в разговорах, когда Сульпиций возвратился с форума домой и его ликтор, согласно обычаю, посту­чал фасциями в дверь. Непривычная к этому, младшая Фабия испуга­лась, насмешив старшую, которая удивилась, что сестра не знает та­кого обычая. Этот-то смех и уколол женскую душу, податливую для мелочей. Толпа поспешающих следом и спрашивающих: «"Не угодно ли?"— показала ей счастье сестрина брака и заставила стыдиться соб­ственной доли, ибо ложному нашему тщеславию претит малейшее превосходство даже в ближних. Когда она, только что уязвленная в самое сердце, расстроенная, попалась на глаза отцу, и тот стал рас­спрашивать: "Здорова ли?" — она хотела скрыть причину печали, не слишком согласную с сестринским долгом и почтением к мужу. Но отец ласковыми расспросами добился, чтобы она призналась: причи­на ее печали в том, что соединена она с неровней и отдана замуж в дом, куда не войдут ни почет, ни угождение. Утешая дочь, Амбуст приказал ей быть веселее: скоро и она в своем доме увидит такие же почести, какие видит у сестры. Тут он начал совещаться с зятем при участии Луция Секстия, юноши решительного, которому для испол­нения надежд недоставало одного — быть патрицианского рода. Повод для задуманных новшеств был очевиден — огромное бремя долгов: только поставив своих людей у кормила власти, плебеи мог­ли бы надеяться облегчить это зло... В настоящее время решили они стать народными трибунами, а с этой должности они сами откроют себе путь ко всем другим. И вот, избранные трибунами, Гай Лициний и Луций Секстий (375 г.) предложили законы — все против мо­гущества патрициев и на благо плебеям. Первый закон — о долгах: чтобы, вычтя из суммы долга то, что начислялось как проценты, ос­таток погашать равными долями три года. Второй — о земельном ограничении: чтобы никто не имел во владении сверх пятисот югеров поля; третий — чтобы не быть выборам военных трибунов и что­бы по крайней мере второй консул избирался из плебеев. Все вместе было огромно, и без ожесточеннейшей борьбы добиться этого было немыслимо» (пер. Н. Н. Казанского).

Дальнейшие уступки патрициев

Однако удар, нанесенный патрициям в 367 г., был настолько силен, что оправиться от него они не могли и быстро начали сдавать одну позицию за другой. Уже в 366 г. было установлено ежегодное чередование патрициев и плебеев в должности курульных эдилов, а затем они стали выбираться безразлично из обоих сословий. В 356 г. впервые плебей был назначен диктатором, в 351 г. — цензором, в 337 г. — претором.

Три плебисцита Генуция

В 342 г. в связи с волнениями римских войск во время так называемой Первой Самнитской войны народный трибун Л. Генуций провел три пле­бисцита. Первый запрещал отдавать деньги в рост; второй — переизби­рать магистрата на одну и ту же должность в течение десятилетнего сро­ка, так же как занимать одному лицу в один и тот же год две должности; третий плебисцит разрешал избирать обоих консулов из плебеев.

О предложениях Генуция мы узнаем только из Ливия (VII, 42), да и он сам не вполне уверен в подлинности передаваемых им фактов. Поэтому едва ли все три плебисцита имели место в том виде, как о них рассказывается.

Законы Публилия Филона

339 г. знаменует собой новый крупный успех плебеев. Диктатор этого года Квинт Публилий Филон провел три закона (leges Publiliae).

Первый повторял старое постановление 449 г. о том, что плебисциты имеют силу общего закона. По-видимому, это правило часто нарушалось, и потребовалось его подтверждение.

Второй закон Публилия изменял порядок утверждения сенатом реше­ний народных собраний. В то время как раньше эти решения нуждались в последующем их утверждении отцами, теперь было постановлено, чтобы утверждение давалось заранее. Магистрат, вносивший законопроект в на­родное собрание, должен был предварительно дать его на обсуждение се­наторов, и только после их одобрения он поступал в комиции. Приня­тый последними, законопроект (rogatio) больше уже не нуждался в утвер­ждении сенатом и становился законом (1ех). В дальнейшем предваритель­ное одобрение сената свелось к чистой формальности.

Третий закон Публилия устанавливал, что один из двух цензоров дол­жен быть из плебеев.

Уничтожение долгового рабства

Вскоре после этого плебейская беднота добилась фактического унич­тожения долгового рабства. Длительная борьба за облегчение участи долж­ников закончилась так называемым законом Петелия и Папирия (1ех Poetelia Papiria). Датируется он различно: Ливий его помещает под 326 г., по Варрону, его нужно отнести скорее к 313 г.

Детали закона не вполне ясны. Ливий (VIII, 28) пишет, что для римских плебеев 326 г. был как бы новым началом свободы, потому что уничтожено было рабство за долги... Консулам приказано было предложить народу, что­бы никто не содержался в колодках или оковах, кроме действительных пре­ступников, пока они не подвергнутся наказанию; за долги же должно отве­чать имущество должника, а не тело его. Таким образом, закабаленные были освобождены и запрещено на будущее время брать должников в кабалу.

Что же касается Варрона, то смысл одного испорченного места в сочи­нении «О латинском языке» (VII, 105), где говорится о законе, как будто сводится к тому, что нельзя обращать в рабство должника, под клятвой заявившего о своей несостоятельности и уступившего кредитору свое иму­щество.

Можно предположить, что закон Петелия и Папирия отменил старую упрощенную процедуру по долговым обязательствам: теперь ни один рим­ский гражданин не мог быть обращен в рабство иначе, как по приговору суда. С другой стороны, закон предоставлял должнику право сохранить лич­ную свободу посредством уступки кредитору своего имущества, причем дол­жник обязан был клятвенно заявить о своей несостоятельности. Это факти­чески означало почти полную отмену для граждан долгового рабства.

Реформы Аппия Клавдия

В 312 г. одним из цензоров был избран Аппий Клавдий, впоследствии ослепший и поэтому прозванный Слепым (Caecus). Он принадлежал к зна­менитому патрицианскому роду Клавдиев, известному своей гордос­тью, упрямством и бешеным характером (он был праправнуком децемви­ра). С цензорством Аппия Клавдия связана попытка провести одну из са­мых смелых реформ, какие только знает римская история. Он первый из цензоров стал заниматься пересмотром списка сенаторов[78] и включил в их число сыновей вольноотпущенников. Это смелое новшество резко изме­няло всю установившуюся практику и отражало растущий удельный вес богатых горожан, представителей торгово-промышленных кругов, проис­ходивших как раз из среды вольноотпущенников. Понятно, что оно вызвало резкую оппозицию. Коллега Аппия Клавдия отказался от должности, а кон­сулы следующего года не признали нового состава сената и созвали его по старому списку. Но Аппия Клавдия нелегко было сломить. Он остался в качестве единственного цензора и удерживал власть до своего избрания кон­сулом в 308 г. В ответ на сопротивление знати Аппий Клавдий провел дру­гую революционную меру: каждому гражданину было предоставлено право записываться в любую трибу и регистрировать свое имущество там, где он хочет. Смысл этой меры состоял в том, что она давала возможность город­скому населению более равномерно распределяться по всем трибам и таким путем ослабляла преобладание консервативных сельских округов.

Некоторые ученые думают, что Аппий Клавдий при исчислении ценза впервые стал принимать во внимание не только недвижимое, но и движи­мое имущество, и что именно с него идет исчисление ценза в ассах. Но эта точка зрения принята не всеми исследователями.

Однако нововведение Аппия Клавдия относительно свободы выбора триб слишком резко противоречило аграрному характеру римской общи­ны и удержалось только до 304 г. Цензоры этого года снова перевели горо­жан в четыре городские трибы.

С именем Аппия Клавдия связаны два крупных сооружения этой эпо­хи: первое — мощеная тесаными четырехугольными камнями дорога, со­единившая Рим с Капуей и получившая название Аппиевой; второе — во­допровод длиной около 15 км, доставлявший в Рим питьевую воду из ключей, расположенных недалеко от р. Анио.

Гней Флавий

В тесной связи с деятельностью этого выдающегося человека стоит пер­вый натиск плебеев на монополию патрициев в области календаря и судо­производства. В 304 г. сын вольноотпущенника Гней Флавий, секретарь (scriba) какого-то магистрата, быть может, самого Аппия Клавдия, избран­ный эдилом, опубликовал во всеобщее сведение календарь присутствен­ных и неприсутственных дней (dies fasti и nefasti), а также формулы иско­вых жалоб и вообще судопроизводства (legis actiones). Ливий (IX, 46) по­казывает все значение этого нового удара по знати.

«Флавий, — пишет он, — упорно боролся со знатью, презиравшей его низкое происхождение. Он обнародовал правила гражданского судопро­изводства, державшиеся в тайне понтификами, и расставил вокруг форума белые доски с росписью на них судебных дней, чтобы все знали, когда по закону можно хлопотать о делах».

Хотя со времени издания «Законов XII таблиц» правовые нормы в об­щих чертах были известны всему гражданству, однако толкование их, а также знание всех тонкостей гражданского процесса все еще оставались в руках патрицианской жреческой коллегии понтификов. Они же продолжа­ли ведать календарем. Поэтому обнародование всего этого материала было действительно тяжелым ударом по патрицианским привилегиям.

Закон братьев Огульниев

Но это было только началом. В 300 г. народные трибуны братья Огульнии внесли предложение, чтобы к четырем имеющимся тогда авгурам[79] и четырем понтификам были прибавлены еще пять авгуров и четыре понти­фика и чтобы они избирались из плебеев. Патриции оказали сопротивление предложению Огульниев, аргументируя религиозными соображениями.

«Впрочем, — замечает Ливий, — сопротивление их было не особенно энергично, ибо они привыкли уже терпеть поражения в подобного рода борьбе» (X, 6).

Народ требовал, чтобы тотчас же были созваны трибы. Закон был при­нят с полным единодушием. Избранными оказались представители новой плебейской знати, которая уже начала формироваться в эту эпоху.

Подтверждение права апелляции

В том же 300 г. консул Марк Валерий провел закон, еще раз подтверж­давший право гражданина апеллировать к народу в случае постановления магистрата, грозившего ему телесным наказанием или казнью. Если все три аналогичных закона (509, 449 и 300 гг.) являются подлинными, то мы имеем здесь пример повторного подтверждения очень важного права рим­ского гражданина, которое, по-видимому, систематически нарушалось выс­шими магистратами.

Закон Гортензия

То же самое нужно сказать и о плебисцитах. Вопрос об их обязатель­ности встает еще раз в 287 г., и положительное решение его является за­ключительным актом сословной борьбы. В 287 г. в Риме разыгрались круп­ные народные волнения. К сожалению, мы не знаем ничего определенного ни о причинах, ни о ходе событий, так как для этого периода отсутствует надежная традиция. Согласно некоторым свидетельствам, речь снова шла о задолженности плебса, но вероятнее, что причины носили политический характер. Восставший народ захватил Яникульский холм на правом бере­гу Тибра. Дело дошло до назначения плебейского диктатора Квинта Гор­тензия. Он успокоил волнения изданием закона, еще раз подтвердившего законодательную силу плебисцитов для всех граждан. Ничего не сообща­ется о том, чтобы он провел какие-нибудь меры для облегчения участи должников. Отсюда можно сделать вывод, что задолженность едва ли была главной причиной восстания. Корни его, очевидно, крылись в нарушении сенатом и магистратами права народных собраний по трибам.

Прекращение сословной борьбы

События 287 г., как бы их ни расценивать, явились последним крупным проявлением сословной борьбы. Она затихла к началу III в., чтобы дать место другим формам сословной борьбы. Причины тому были следующие.

1. Плебейская верхушка, выступавшая, как правило, руководящей си­лой всего движения, к началу III в. получила доступ ко всем магистрату­рам (в том числе и к тем жреческим должностям, которые имели полити­ческое значение). Одновременно с завоеванием магистратур для богатой части плебса открылся доступ в сенат, так как со второй половины IV в. устанавливается правило (по-видимому, законом Овиния), по которому сенат пополнялся из бывших магистратов. Пользование государственной землей, ранее бывшее привилегией патрициев, в течение IV в. стало до­ступным и для богатых плебеев.

2. Плебеи в целом добились политического и гражданского равенства (по крайней мере юридически): конституционных гарантий неприкосно­венности личности, права избрания на все государственные должности, демократизации народных собраний, легализации браков с патрициями и проч.

3. Аграрный вопрос в течение V и IV вв. в значительной степени поте­рял свою остроту. Благодаря завоеванию Италии, происходившему одно­временно с сословной борьбой, в руках римского государства скопились большие запасы земель, часть которых отводилась для наделения малозе­мельной части плебса.

4. Наконец, древнее суровое долговое право было сильно смягчено. Задолженность, конечно, никогда не исчезала в Риме и не могла исчезнуть в стране с преобладанием натурального хозяйства и мелкого землевладе­ния. Но наиболее гибельные формы долгового права (долговое рабство) фактически исчезли. Это обстоятельство имело огромное значение не толь­ко для плебейской бедноты, но и для римской общины в целом. Роль зако­на Петелия и Папирия до известной степени аналогична отмене долгового рабства, проведенной Солоном в Афинах. И в Риме и в Афинах уничтоже­ние долгового рабства создавало принципиально новый, античный путь развития рабовладельческого общества, резко отличный от восточного пути. Рабовладельческий коллектив — полис — получал таким путем внут­реннее единство и силу. Антагонизм между свободными и рабами в даль­нейшем стал развертываться не внутри общины, не между гражданами, а вне ее, между гражданами и рабами-иностранцами.

Итоги сословной борьбы

Основным итогом борьбы между патрициями и плебеями была ликви­дация олигархической республики патрициев как пережитка родовых от­ношений и создание в принципе демократического рабовладельческого го­сударства, полиса. С этой точки зрения борьба плебеев с патрициями была революцией против родового строя и закончилась его разрушением. По­беда плебса взрывает старый родовой строй и на его развалинах воздвига­ет государство, в котором скоро совершенно растворяются и родовая ари­стократия, и плебс.