История Рима

Как только Сулла умер (78 г.), сразу были предприняты попытки ликвидиро­вать его конституцию. Если выступление в Италии консула Марка Эмилия Лепида провалилось, то в Испании восстание, поднятое марианцем Квинтом Серторием, на первых порах увенчалось успехом. Весь Иберийский полуостров оказался под властью Сертория, который пытался создать государство с равными правами и воз­можностями как для римлян, так и для испанцев. Несколько лет две римские ар­мии, во главе которых стояли Метелл и Помпей, не могли подавить восстание. Лишь после гибели Сертория в результате заговора (72 г.) Испания была вновь подчинена римской власти. Одновременно с этими событиями в Италии вспыхнуло самое круп­ное в истории Рима восстание рабов под предводительством Спартака (73—71 гг.). Ценой огромного напряжения сил римлянам удалось разгромить армию Спартака (это сделал Марк Лициний Красс) и уничтожить все очаги восстания (это осуще­ствил вернувшийся из Испании Гней Помпей).

80—72 гг. — восстание Сертория.

77 г. — выступление Лепида.

73—71 гг. — восстание Спартака.

Попытка ликвидации сулланских порядков

Созданные Суллой порядки были непрочны, так как опережали свое вре­мя на несколько десятилетий. Жестокая ломка всей социально-политиче­ской системы, которую произвел Сулла, породила множество недовольных. К ним принадлежали разоренные Суллой землевладельцы, ветераны Ма­рия, всадники, люмпен-пролетарии. Даже часть аристократии, недовольная монархическим характером сулланской диктатуры, оказалась в оппозиции.

Выразителем всех этих недовольных элементов стал консул 78 г. Марк Эми­лий Лепид¹. Хотя он принадлежал к нобилитету и раньше был сторонником Суллы, но из чисто личных соображений перешел в лагерь оппозиции[291]. Став консулом (его коллегой был сулланец Квинт Лутаций Катул, сын победите­ля при Верцеллах), Лепид, как только Сулла умер, начал вести агитацию за уничтожение сулланской конституции. Он вошел в сношения с эмигранта­ми и остатками марианцев в Риме и Италии. Несмотря на противодействие сената и Катула, Лепиду удалось провести кое-какие мероприятия, в част­ности, восстановить раздачу хлеба, хотя и в ограниченных размерах.

Тем временем в Этрурии уже вспыхнула гражданская война: в некото­рых местах горожане с оружием в руках начали выгонять сулланских ко­лонистов. Сенат постановил отправить туда обоих консулов для вербовки войска и подавления восстания. Лепид набрал целую армию и, хотя срок его консульства истек, отказался сложить свои полномочия и распустить войска. В начале 77 г. он потребовал от сената восстановления прежней власти трибунов и возвращения эмигрантов, а для себя лично — вторич­ного консульства. Сенат объявил Лепида врагом отечества, поручив веде­ние войны против него Катулу и Помпею.

Помпей направился в долину По, занятую одним из помощников Лепи­да, марианцем Марком Юнием Брутом³, и осадил его в г. Мутине (Модена). Катул готовился к защите Рима. Лепид с крупными силами появился перед столицей и перешел Тибр. Под самыми стенами города, на Марсо­вом поле, разыгралось решительное сражение. Лепид был отброшен от Рима. Он отступил в Этрурию, потерпел там новое поражение и с остатка­ми войска отплыл в Сардинию. Там он вскоре умер, а его войска бывший претор Марк Перперна перевез к Серторию в Испанию. Мутина сдалась Помпею, а Брут был казнен по его приказанию.

Так закончилась первая попытка уничтожить сулланскую систе­му. Эта попытка оказалась неудачной отчасти из-за бездарности Лепида, а главным образом потому, что демократическая партия, разгромленная Суллой, еще не успела организоваться.

А дальше произошли события, которые заставили отложить вопрос о восстановлении демократии на целых 8 лет.

Восстание Сертория

Выше мы говорили о том, как Серторий в 81 г. скрылся в Африку от посланных Суллой агентов. В Мавритании он поступил на службу к одно­му из местных царьков. Победы Сертория над пиратами и ливийскими племенами создали ему громкую известность. В 80 г. к Серторию явились послы из Испании от восставших лузитан с предложением прибыть к ним и принять командование над их ополчением. Серторий с отрядом римских эмигрантов и мавританских воинов явился в Лузитанию и встал во главе восстания против сулланского Рима. Сначала оно носило местный харак­тер. Но Серторий, обладавший выдающимися организаторскими и воен­ными способностями, быстро придал ему широкий размах. Он разбил на­местников обеих Испаний, после чего Сулла послал против Сертория Квин­та Метелла, прибывшего на театр военных действий в 79 г. Но и ему не удалось подавить восстание, охватившее почти всю Испанию.

Успехи Сертория объясняются не только его блестящими воен­ными способностями. Сила серторианского движения состояла в удачном объединении восстания туземных племен с римским демок­ратическим движением. Эта черта делает его наиболее своеобраз­ным во всей истории гражданских войн.

Серторий, по-видимому, хотел объединить все силы, враждебные рим­ской олигархической системе, во имя создания подлинно демократиче­ской, гуманной и просвещенной республики, в которой отсутствовало бы угнетение народов и весь orbis terrarum (круг земель) наслаждался бы в глубоком мире благами римской культуры. Утопичность этой программы в условиях рабовладельческого общества не лишает взглядов Сертория высокой чистоты и идейности.

Испания была провозглашена независимой. Из наиболее выдающихся римских эмигрантов Серторий сформировал сенат из 300 членов. Команд­ные должности в армии он замещал римлянами. Отсюда можно сделать вывод, что Серторий не предполагал создать на Пиренейском полуостро­ве иберское государство. По-видимому, он смотрел на Испанию как на провинцию Рима, отделившуюся от него только временно, пока в Италии существовала сулланская конституция. Но методы управления этой про­винцией принципиально отличались от старых. В отношениях Сертория к испанцам господствовали справедливость и мягкость. В своей армии он поддерживал строгую дисциплину, беспощадно карая всякие проявления насилия по отношению к местному населению. В своей столице, г. Оске (в Северной Испании), Серторий организовал школу для детей знатных ис­панцев, в которой они обучались латинскому и греческому языкам и дру­гим наукам. Это было чем-то неслыханным для римской провинциальной политики: вместо истребления туземного населения Серторий стремился его романизировать. (Правда, школа в Оске преследовала и другую цель, хотя и не основную: она давала Серторию хороший предлог держать при себе заложников от испанских племен.)

За гуманное отношение испанцы платили Серторию горячей любовью. У него была охрана из нескольких тысяч испанцев, поклявшихся ему в вечной верности. О нем ходили легенды: рассказывали, что сопровождав­шая его белая ручная лань доставляет ему повеления богини Дианы.

Серторий вел смелую внешнюю политику, стремясь, как было сказано, опереться на все силы, враждебные Риму. Его союзниками были киликийские пираты, доставившие в его распоряжение целый флот, для которого Серторий устроил укрепленную стоянку на восточном побережье. Его аген­ты действовали среди галльских племен, поднимая их на восстание. Серторий вступил в связь с Митридатом, который в 74 г. начал новую войну против Рима. Вождь испанцев и понтийский царь заключили формальный договор, согласно которому Серторий уступал Митридату малоазиатские союзные государства, а Митридат обещал прислать ему 40 судов и 3 тыс. талантов.

Понятно, что в Риме возникло сильнейшее беспокойство: говорили уже о новом Ганнибале, который намеревается вторгнуться в Италию. Решено было послать в Испанию Помпея. Последний после поражения Лепида не распустил своих войск и требовал себе назначения в Испанию. Сенат не доверял честолюбивому полководцу. К тому же Помпей был слишком мо­лод: назначить его в Испанию значило нарушить только что установлен­ную Суллой строгую постепенность магистратур. Но выбора не было: Помпей считался самым способным полководцем, и в его руках находи­лась вооруженная сила. Летом 77 г. Помпей в звании проконсула перешел через Альпы, направляясь в Испанию.

Однако первое время задача оказалась не по силам и Помпею. Под ко­мандой Сертория к концу 77 г. собрались крупные силы: его испанские войска были усилены остатками армии Лепида, привезенными Перперной из Сардинии (более 20 тыс. человек). Как полководец, он неизмеримо пре­восходил Помпея. Поэтому, несмотря на перевес римских сил, несколько лет война шла с переменным успехом. В 75 г. Помпей был разбит в откры­том сражении и, тяжело раненный, чуть не попал в плен. Если бы не появ­ление Метелла, пришедшего на помощь, все войско Помпея было бы унич­тожено.

Однако дело Сертория, несмотря на все благородство его личности и возвышенность планов, было обречено на гибель. Идея создания подлин­но демократического государства в ту эпоху была абсолютно нереальна. Социальная и военная база Сертория была разнородна и непрочна: неус­тойчивые испанские племена, с одной стороны, и авантюристы из римской эмиграции — с другой. Римское окружение Сертория не понимало его планов и свысока третировало испанцев. Войска Сертория хорошо подхо­дили для партизанской войны, но в целом уступали регулярной армии Помпея и Метелла. У него, например, почти отсутствовала конница.

Римское командование старалось использовать неустойчивые элемен­ты эмиграции и обещало за голову Сертория крупную награду. Узнав об этом, Серторий удалил из своей охраны римских солдат и организовал ее из наиболее верных ему испанцев. Это усилило недовольство римлян. Был раскрыт заговор на жизнь Сертория среди его ближайшего окружения. Часть заговорщиков была арестована и казнена. Оставшиеся нераскрыты­ми, в том числе Перперна, решили торопиться. В Оске во время пира, ус­троенного Перперной, Серторий и его охрана были заколоты кинжалами заговорщиков (72 г.).

«Так кончил свою жизнь, — пишет Моммзен, — благодаря измене жалкой шайки эмигрантов, которую он был вынужден вести против от­чизны, один из замечательнейших, если не самый замечательный из всех людей, до той поры выставленных Римом, — человек, который при более счастливых обстоятельствах, быть может, обновил бы свою родину. Ис­тория не любит Кориоланов, она не сделала исключения и для этого, само­го великодушного, гениального и наиболее достойного сожаления из всех»[292].

Гибель Сертория означала крушение всего дела. Перперна захватил главное командование, чем были недовольны другие. Большая часть ис­панцев отошла от движения, и Помпею не стоило большого труда в пер­вом же сражении разбить оставшиеся войска. Перперна был захвачен в плен и казнен. Вскоре после этого изолированные отряды повстанцев были ликвидированы. Испания снова подчинилась римской власти.

В 71 г. Помпей возвратился в Италию, которая уже два года как горела в огне грозного восстания рабов.

О Сертории известно нам не очень много. Единственным полно­кровным источником является написанная Плутархом его биогра­фия. Характеризуя Сертория, Плутарх пишет: «Современники рас­сказывают, что Серторию не свойственна была ни жажда наслажде­ний, ни чувство страха и сама природа наделила его даром и тягости переносить не дрогнув, и не зазнаваться от удачи. Не было среди полководцев того времени более отважного, чем он, в открытом бою и вместе с тем более изобретательного во всем, что касалось воен­ных хитростей и умения занять выгодную позицию или осуществить переправу, что требовало быстроты, притворства, а если надо, то и лжи. Он был щедр, раздавая награды за подвиги, но оставался уме­ренным, карая проступки. Возможно, однако, что подлинную его натуру выдает проявленная им в конце жизни жестокость и мсти­тельность по отношению к заложникам: он не был добрым по приро­де, но, руководствуясь необходимостью и расчетом, надевал личину доброты. По-моему, добродетель истинная и основанная на разуме ни в коем случае не может превратиться в свою противоположность, но вполне вероятно, что честные характеры и натуры становятся хуже под влиянием больших и незаслуженных невзгод; их свойства меня­ются вместе с изменением их судьбы. Думаю, что именно это и про­изошло с Серторием, когда счастье уже стало покидать его: дурной оборот дела сделал его жестоким к тем, кто выступал против него» (Серторий,10, пер. А. П. Каждана).

Для того чтобы держать в подчинении и римлян, и, особенно, испан­цев, Серторию приходилось использовать самые различные методы, в том числе и необычные. О «волшебной» лани рассказывает Плу­тарх (там же, 11): «В некоторых случаях он прибегал к хитроумным проделкам, чтобы прельстить и обмануть варваров. В важнейшей из его выдумок главная роль принадлежала лани. Дело происходило таким образом. На Спана, простолюдина из местных жителей, слу­чайно выбежала самка оленя, вместе с новорожденным детенышем уходившая от охотников; мать он не смог схватить, но олененка, по­разившего его необычайной мастью (он был совершенно белый), Спанстал преследовать и поймал. Случилось так, что Серторий как раз находился в этих краях; а так как он с удовольствием принимал в дар любые плоды охоты или земледелия и щедро вознаграждал тех, кто хотел ему услужить, то Спан привел олененка и вручил ему. Серто­рий принял дар. На первых порах он не видел в подарке ничего нео­бычайного. Однако прошло некоторое время, лань стала ручной и так привыкла к людям, что откликалась на зов и повсюду ходила за Серторием, не обращая внимание на толпу и шум военного лагеря. Затем Серторий объявил лань божественным даром Дианы, утверж­дая, будто не раз это животное раскрывало ему неведомое: он хоро­шо знал, сколь суеверны варвары по своей природе. Немногим поз­же Серторий придумал еще вот что. Если он получал тайное изве­щение, что враги напали на какую-либо часть его страны или побуж­дали отложиться какой-либо город, он притворялся, что это открыла ему во сне лань, наказывая держать войска в боевой готовности. И точно так же, если Серторий получал известие о победе кого-нибудь из своих полководцев, он никому не сообщал о приходе гонца, а вы­водил лань, украшенную венками в знак добрых вестей, и приказы­вал радоваться и приносить жертвы богам, уверяя, что скоро все уз­нают о каком-либо счастливом событии».

Восстание Спартака

В конце 70-х гг. внутреннее положение Италии было крайне напряжен­ным. Неудачная попытка Лепида свергнуть господство сулланцев еще бо­лее обострила противоречия. Самым революционным элементом в этот момент являлись рабы. В то время как италийская низовая демократия, испытавшая в предыдущие годы ряд тяжелых поражений, была уже в зна­чительной степени ослаблена, многочисленные рабы Италии до сих пор еще не выступали самостоятельно. Отдельные вспышки, о которых мы упо­минали выше, имели локальный характер и быстро подавлялись. С другой стороны, в течение 80-х годов рабы систематически втягивались в выступ­ления италийской демократии, — в частности, в восстание италиков и в марианское движение. Это служило для них прекрасной школой полити­ческого воспитания: рабы видели, что в конце концов они служили только орудием в руках отдельных фракций господствующего класса. Классовое сознание италийских рабов возростало. Наиболее развитые и смелые из них пришли к мысли, что только собственными силами они смогут до­биться освобождения. Такова была обстановка и предпосылки самого круп­ного восстания античных рабов, какое только знает история

Источники по истории спартаковского движения крайне скудны. Это несколько страниц в «Гражданских войнах» Аппиана и в плутарховой био­графии Красса. Основной источник — «История» Саллюстия — почти целиком потерян. Другие источники (периохи 95—97-й книг Ливия, Флор, Орозий, Веллей Патеркул и др.) слишком кратки или не имеют самостоя­тельного значения. Поэтому историю движения Спартака можно восста­новить только в самых общих чертах, и на многие основные вопросы мы не в состоянии ответить.

В частности, нам почти не известна биография Спартака. Мы знаем, что он происходил из Фракии. Из беглых указаний Аппиана и Флора мож­но заключить, что Спартак служил раньше в римских вспомогательных войсках и за дезертирство был продан в рабство. Благодаря своей физи­ческой силе он попал в гладиаторы. Источники подчеркивают образован­ность, ум и гуманность Спартака.

В 73 г.[293] мы застаем его в Капуе, в одной из гладиаторских школ. В нача­ле лета около 200 гладиаторов составили заговор, который, по-видимому, был раскрыт. Однако человек 60—70 вырвались из школы и, вооруженные чем попало, бежали из города. Во главе их стояли Спартак и галлы Крикс и Эномай. По дороге беглецы захватили транспорт с гладиаторским оружи­ем. Они ушли на Везувий и стали делать оттуда набеги на окрестности.

Отряд Спартака быстро увеличивался за счет беглых рабов и батраков из соседних имений. Большую агитационную роль играло то обстоятель­ство, что Спартак делил добычу поровну между всеми.

В первое время римские власти не придали большого значения этому инциденту, так как аналогичные случаи нередко происходили в Италии. Маленький отряд, посланный из Капуи, был разбит. Наконец-то в руки рабов попало настоящее оружие, на которое они с восторгом переменили ненавистное вооружение гладиаторов. В Риме начали беспокоиться. Про­тив Спартака выслали отряд в 3 тыс. человек под командой пропретора Гая Клодия. Не желая тратить силы на штурм Везувия, Клодий располо­жился лагерем у подножия горы в том месте, где находился единственный удобный спуск с вершины. Но Спартак перехитрил римлян. Из лоз дикого винограда беглецы сплели канаты, с помощью которых спустились по от­весным склонам горы и неожиданно напали на Клодия. Римляне обрати­лись в бегство, а их лагерь достался рабам.

Эта была первая крупная победа Спартака, за которой скоро последо­вали и другие. Осенью в Кампанию направили претора Публия Вариния с двумя легионами. Войска у него были не первоклассные. Спартак пооче­редно разбил обоих легатов Вариния, а затем и его самого, причем даже захватил ликторов претора и его коня.

Эти события оказались решающим моментом в ходе восстания. Оно охватило теперь почти весь юг полуострова: Кампанию, Луканию и, воз­можно, Апулию. Многие города были захвачены и опустошены. Саллюстий рассказывает о массовом истреблении рабовладельцев и о тех неиз­бежных жестокостях, которые совершали рабы, вырвавшиеся на свободу. Спартак пытался помешать этим ненужным эксцессам, которые только деморализовывали рабов. Всю свою энергию он направил на организацию армии и на создание в ней дисциплины.

Войско Спартака насчитывало теперь около 70 тыс. человек. Рабы спеш­но изготовляли оружие. Была организована конница.

Вставал вопрос, что же делать дальше? Можно утверждать с полной категоричностью, что в этот период у Спартака существовал определен­ный план: собрать возможно больше рабов и вывести их из Италии через Восточные Альпы. Очевидно, Спартак понимал все трудности вооружен­ной борьбы с Римом и остановился на самом реальном из всех возможных вариантов. Очутившись вне Италии, рабы тем самым становились свобод­ными и могли вернуться в свои родные места. Предполагать, что за этим планом у Спартака крылись какие-то расчеты на дальнейшее развертыва­ние борьбы, мы не имеем никаких оснований.

Римское правительство поняло, наконец, размеры опасности и двину­ло против рабов войска обоих консулов 72 г. — Луция Геллия и Гнея Кор­нелия Лентула. Как раз в этот критический момент среди восставших на­чались разногласия. Они привели к тому, что крупная часть рабов (около 20 тыс. человек) под командованием Крикса отделилась от главных сил и начала действовать самостоятельно. Помощник Геллия, претор Квинт Аррий, напал на отделившиеся войска и разбил их около горы Гаргана в Апулии. Крикс при этом погиб.

На какой почве возникли разногласия? Некоторые источники (Саллюстий, Ливий, Плутарх) говорят, что войска Крикса состояли из галлов и германцев. Если это так, то можно предположить, что разногласия стояли в связи с разнородным племенным составом восставших. Но это только одна сторона дела. Более существенную роль играли программно-такти­ческие разногласия. Крикс и его товарищи являлись сторонниками более активных наступательных действий и, по-видимому, не хотели уходить из Италии. Саллюстий в одном из фрагментов замечает: «А рабы, спорившие из-за плана дальнейших действии, были близки к междоусобной войне. Крикс и единоплеменные с ним галлы и германцы хотели идти навстречу (римлянам) и вступить с ними в бой».

Возможно, что Крикса поддерживала и та свободная беднота, которая примкнула к восстанию и которой не было никакого смысла уходить из Италии.

Раскол и поражение Крикса временно ослабили силы восстания, но не настолько, чтобы изменить планы Спартака. Искусно маневрируя в Апен­нинах, он нанес ряд поражений Лентулу, Геллию и Аррию, избежал окру­жения, которое ему подготовляли римляне, и двинулся на север.

Силы Спартака росли по мере его успехов. По словам Аппиана, его войско достигло 120 тыс. человек. Двигаясь на север, Спартак дошел до г. Мутины, под которым разбил войска проконсула Гая Кассия Лонгина, наместника Цизальпинской Галлии.

Теперь дорога к Альпам была открыта, и планы Спартака, казалось, близки к осуществлению. И в этот момент он поворачивает обратно на юг. Почему? На этот вопрос мы не найдем вполне точного ответа в источни­ках, хотя общая картина совершенно ясна. После блестящих побед Спар­така настроение в его войсках так поднялось, что об уходе из Италии в данный момент не могло быть и речи. Рабы требовали от своего вождя, чтобы он вел их на Рим, и Спартак вынужден был подчиниться. Едва ли можно допустить, чтобы с его умом и самообладанием он дал себя увлечь общему настроению и изменил свой основной план ухода из Италии. Но в эту минуту он потерял власть над своей недисциплинированной армией.

Однако на Рим Спартак все-таки не пошел. Он понимал всю невозмож­ность захватить город, который в свое время не могли взять ни Ганнибал, ни самниты. К тому же римское правительство осенью 72 г. мобилизовало для борьбы все наличные силы. Сенат приказал консулам прекратить во­енные действия против Спартака. Главнокомандующим со званием про­консула был назначен претор 72 г. М. Лициний Красс. Ему дали большую армию из 8 легионов, правда, далеко не первоклассную. Солдаты были уже заранее деморализованы той паникой, которую нагнали на римлян неслыханные успехи Спартака.

Красс, по-видимому, хотел окружить рабов на границе Пицена. Его легат Муммий, посланный в обход с двумя легионами, напал на Спартака вопреки приказу Красса и был разбит. Многие солдаты, побросав оружие, бежали. Это дало возможность Спартаку прорваться на юг.

Красс решил суровыми мерами восстановить дисциплину в своих вой­сках. По отношению к бежавшим он применил децимацию, старинное на­казание, давно уже не употреблявшееся в римской армии: каждый деся­тый был казнен.

Спартак между тем уходил через Луканию в Бруттий. На некоторое время он остановился в г. Фуриях и его окрестностях. Сюда к рабам яви­лось много купцов, скупавших у них награбленную добычу. Спартак за­претил своим брать от скупщиков золото и серебро. Рабы должны были менять добычу только на железо и медь, нужные им для изготовления ору­жия.

Красс двигался следом за Спартаком. У последнего появился новый план: перебросить часть своих войск в Сицилию и «возобновить войну си­цилийских рабов, только недавно погасшую и требовавшую немного го­рючего материала, чтобы снова вспыхнуть»[294]. Он сговорился с пиратами, обещавшими доставить ему транспортные средства. Однако пираты обма­нули его, по-видимому, подкупленные наместником Сицилии Верресом. К тому же берега острова усиленно охранялись. Попытка переправиться через пролив на плотах из бревен и бочек потерпела неудачу.

Пока Спартак тщетно старался проникнуть на Сицилию, с севера по­дошел Красс. Он решил воспользоваться характером местности и запе­реть рабов на южной оконечности полуострова. Для этой цели он постро­ил «от моря до моря» укрепленную линию длиной в 300 стадий (около 55 км), состоявшую из глубокого и широкого рва и вала. Первая попытка прорваться окончилась неудачей. Но затем в одну бурную и снежную ночь (зима 72/71 г.) Спартаку удалось искусным маневром форсировать укреп­ленную линию. Он снова очутился в Лукании.

Красс отчаялся собственными силами справиться с восстанием и по­требовал помощи. Сенат отправил приказ Помпею, покончившему с серторианцами, ускорить возвращение в Италию. Другое распоряжение было послано Марку Лицинию Лукуллу в Македонию, чтобы он высадился в Брундизии. Вокруг Спартака начало суживаться кольцо правительствен­ных войск. И снова в этот решительный момент, как полтора года назад, среди рабов обострились разногласия. Опять от главных сил отделились галлы и германцы во главе со своими вождями Кастом и Ганником. Отде­лившиеся были разбиты Крассом.

Если в начале восстания гибель отряда Крикса не оказала большого влияния на дальнейшие события, то теперь положение было иным. Основ­ные резервы рабов, могущих примкнуть к движению, были исчерпаны, и восстание шло к концу. При этих условиях гибель нескольких десятков тысяч бойцов могла сыграть роковую роль.

Спартак бросился к Брундизию. Хотел ли он таким путем переправиться на Балканский полуостров и осуществить свой старый план? Едва ли он мог всерьез надеяться на это. Если ему не удалось найти средств для пере­правы через узкий Мессанский пролив, то какие надежды он мог питать на переправу через Адриатическое море? И все-таки Спартак хотел попы­таться, вопреки доводам рассудка. Ведь другие пути все равно были для него закрыты. Но когда он подошел к Брундизию, то узнал, что там уже находится Лукулл. Тогда Спартак повернул обратно и пошел навстречу Крассу.

Весной 71 г. в Апулии произошла последняя битва. Рабы сражались с мужеством отчаяния. 60 тыс. их во главе со Спартаком пали[295]. Тела Спар­така не удалось найти. Римляне потеряли только 1 тыс. человек. 6 тыс. рабов, попавших в плен, были распяты на крестах вдоль дороги, ведущей из Капуи в Рим. Но еще долго на юге отдельные группы, скрывшиеся в горах, продолжали бороться против римских войск. Часть рабов бежала к пиратам. Крупному отряду в 5 тыс. человек удалось пробиться на север. Там их встретил Помпей и всех до одного уничтожил.

Спартак был талантливым организатором и крупным полководцем. Из восставших рабов он организовал образцовую для того времени армию, силы которой непрерывно росли в процессе борьбы. Вос­стание рабов под руководством Спартака отличается от других вос­станий рабов не только своей организованностью, но и исключи­тельной мобилизацией всех возможностей. В составе армии рабов были все рода войск того времени: тяжелая и легкая пехота и кон­ница. Вооружение рабов немногим уступало вооружению римских легионеров. Армия восставших рабов обучалась ведению боя. Спар­так стремился не восстанавливать против восставших мирное на­селение. Все необходимое для армии, взятое у населения, оплачи­валось. Такая политика обеспечивала Спартаку более или менее надежный тыл. Стратегия армии рабов отличалась смелостью и решительностью. Рабы действовали, как правило, наступательно, не упуская инициа­тивы из своих рук, били врага по частям, сосредоточивая в каждом случае против него превосходящие силы. Каждое боевое предприя­тие тщательно подготавливалось. Спартак всегда стремился пора­зить противника внезапно. В техническом отношении восставшие действовали также наступательно. Особенно большой интерес пред­ставляет прорыв ими укрепленной линии врага.

Так закончилось это восстание, которое в течение 18 месяцев[296] потря­сало Италию. Несмотря на свои огромные масштабы оно было подавлено, как и все предыдущие восстания рабов. Причины его поражения лежат как в области объективно-исторических, так и в сфере субъективно-классовых моментов. Выше мы говорили, что всякое революционное движение, про­исходящее в эпоху расцвета данной общественно-экономической форма­ции, не может перерасти в революцию. Хотя в 70-х гг. I в. римская полити­ческая система уже была в значительной степени расшатана, но рабовла­дельческое общество в целом еще находилось в стадии своего процветания. До его крушения должно была пройти еще несколько столетий. Таким об­разом, движение Спартака, как и все другие восстания рабов этого перио­да, исторически было обречено на неудачу.

К этой общей причине нужно прибавить ряд моментов, связанных с характером рабов как класса. Отсутствие ясно осознанной программы, наличие тактических разногласий, пестрота этнического состава, недис­циплинированность — все это лишало движения рабов целеустремленно­сти, стойкости и единства, всего того, что необходимо для победы. Следу­ет еще отметить, что восстания рабов, как правило, не встречали поддерж­ки со стороны свободного населения. Отдельные факты перехода на сторону рабов свободной бедноты не меняют общей картины изолированности всех движений рабов этой эпохи.

Историческая обреченность восстаний рабов выступает тем яснее, что во главе их часто стояли выдающиеся личности. Особенно применимо это к Спартаку. Хотя только на два года выступил он для нас из мрака небы­тия, но и этого короткого срока было достаточно, чтобы в полной мере проявились его блестящие организаторские и военные способности, его гуманность и широкий ум. Маркс писал, что Спартак предстает в изобра­жении Аппиана «самым великолепным парнем во всей античной истории. Великий полководец... благородный характер, истинный представитель античного пролетариата» (Соч. 2-е изд., т. 30. С. 126).

Трагедия Спартака, как и многих других деятелей истории, состояла в том, что он на несколько столетий опередил свое время.

Но хотя восстание 73—71 гг. было подавлено, оно нанесло тяжелый удар рабовладельческому хозяйству Италии. В результате восстания Ита­лия потеряла не меньше 100 тыс. рабов, поля были опустошены, многие города разграблены. Напуганные рабовладельцы начали избегать покуп­ных рабов, предпочитая пользоваться рабами, рожденными в доме. Росло число вольноотпущенников. Усилилась сдача земли в аренду. Восстание Спартака явилось одной из важнейших причин того сельскохозяйственно­го кризиса, который разразился в Италии в конце Республики и который ей, в сущности, так и не удалось преодолеть.

На протяжении многих лет в советском антиковедении бытовал те­зис о «революции рабов», важнейшим звеном которой было восста­ние Спартака. Заслуга в пересмотре этой концепции принадлежит С. Л. Утченко, который подчеркивал: «Само собой разумеется, что тезис о революции рабов не может выдержать серьезной критики. Что касается косвенно вытекающих из этого тезиса рассуждений о рабах как о классе-гегемоне, о союзе с беднейшим крестьянством, то все это не что иное, как явная и ничем не оправданная модерниза­ция...

Следует также пересмотреть довольно широко распространенную точку зрения, согласно которой господствующий класс в результате выступлений рабов, и главным образом самого восстания Спартака, консолидируется с целью более решительного подавления рабов и преходит к формам «военной диктатуры»...

В восстании рабов под руководством Спартака, помимо его «локаль­но-исторического» смысла и значения, есть еще и нечто иное — не­что непреходящее, общечеловеческое и — да не испугает нас это слово — всемирно-историческое. Оно заключается, на наш взгляд, в том, что в этом великом движении угнетаемые и бесправные — пусть стихийно, пусть без «программы», пусть даже не против рабства как такового! — поднялись на борьбу за завоевание, за достижение са­мого простого и самого великого общечеловеческого идеала всех вре­мен — за свободу. Вот в этом юном, наивном, стихийном, неисто­вом порыве к свободе — вечное и непреходящее значение восстания Спартака, секрет благодарной памяти о нем потомков вплоть до на­ших дней» (Утченко С. Л. Древний Рим. События. Люди. Идеи. М., 1969. С. 64—67).