История Рима

При первых Антонинах римская империя переживала период своего наивыс­шего расцвета. Император Нерва (96—98 гг.), не успевший ничем прославиться, тем не менее сделал один очень дальновидный шаг — он назначил своим соправи­телем выдающегося полководца и администратора Марка Ульпия Траяна, который после смерти Нервы единолично правил Римом в течение 20 лет (98—117 гг.). Рим­ляне по праву назвали Траяна лучшим принцепсом. Террор ушел в прошлое, Траян сочетал твердость и либерализм власти. Он вернул престиж римскому оружию, пошатнувшийся при Домициане, завоевав Дакию (106 г.) и рагромив парфян (115— 117 гг.). Преемник Траяна Адриан (117—138 гг.) отказался от продолжения актив­ной внешней политики, а все свое внимание направил на укрепление государствен­ного аппарата империи. В государстве все было стабильно и спокойно, и такая си­туация сохранялась и в правление Антонина Пия (138—161 гг.).

96—98 гг. — принципат Нервы.

98—117 гг. — правление Траяна.

101—106 гг. — войны с даками.

114—116 гг. — парфянский поход Траяна.

117—138 гг. — правление Адриана.

138—161 гг. — правление Антонина Пия.

Нерва

Заговорщики наметили в преемники Домициану старого сенатора Мар­ка Кокцея Нерву, в качестве принцепса принявшего имя император Це­зарь Нерва Август. Он начал собой ряд императоров (Нерва, Траян, Адри­ан, Антонин Пий, Марк Аврелий и Коммод), которые условно носят имя Антонинов[430]. За одним только исключением[431] их преемственность была ос­нована не на родстве, а на усыновлении.

Антонины принадлежат к двум разным эпохам. Правление первых че­тырех принцепсов этой «династии» (96—161 гг.) является периодом мак­симальной устойчивости центральной власти. Политика Флавиев дала свои плоды, а кратковременный рецидив террористического режима при Доми­циане не смог разорвать союз, заключенный между императорской влас­тью и имперским рабовладением. Стабилизация центральной власти не могла не отразиться положительным образом и на империи в целом. Хотя процессы общего кризиса рабовладельческой системы уже в эту эпоху начали проявляться в некоторых серьезных симптомах, однако ряд поло­жительных показателей экономической, социальной и политической жиз­ни, по-видимому, не давал никаких оснований для тревоги. Недаром со­временники называли эту эпоху «золотым веком».

И тем не менее с момента воцарения М. Аврелия в империи разразил­ся острый и продолжительный кризис. Эпоха кажущегося процветания кон­чилась, и те процессы распада, которые были мало заметны в первой поло­вине столетия, теперь резко выступили наружу. Вот почему, когда мы стро­им периодизацию империи, Антонины попадают в две разные эпохи.

Убийство Домициана было совершено без всякого участия преториан­ской гвардии, среди которой император пользовался большой популярно­стью. Но так как один из ее командиров Петроний Секунд принадлежал к числу заговорщиков, то ему в течение некоторого времени удалось сдер­живать преторианцев. Поэтому сенат смог беспрепятственно провести выборы нового императора из своей среды. Но когда начались акты мести по отношению к памяти Домициана (уничтожение его изображений, вы­скабливание его имени на официальных памятниках и пр.) и преследова­ние его бывших сторонников, вспыхнуло восстание преторианцев. Им ру­ководил второй префект претория Касперий Элиан. Гвардия потребовала выдачи ей Петрония Секунда и других убийц Домициана. Нерва вынуж­ден был уступить, хотя и не без борьбы.

Таким образом, с самого момента своего воцарения Нерва очутился перед проблемой, как урегулировать отношения с армией. Он был стар, не обладал военным опытом и не пользовался престижем в военных кру­гах. Это обстоятельство продиктовало Нерве весьма разумное решение: он усыновил одного из своих военачальников, наместника Верхней Герма­нии Марка Ульпия Траяна, родом из Испании[432]. Нерва дал Траяну имя Це­заря и наделил его трибунской властью. Таким образом, Траян стал не только наследником, но и соправителем Нервы. Он был крупным полко­водцем, опытным администратором, а за его спиной стояли верхнегерман­ские легионы. Таким путам была решена трудная задача укрепления ново­го царствования военным элементом. Вместе с тем был создан прецедент для нового порядка престолонаследия.

В качестве ставленника сената Нерва правил в полном согласии с выс­шим органом государства, обновленным Флавиями. При своем воцарении Нерва дал клятву не казнить сенаторов без разрешения самого сената, вы­несенного после открытого судебного разбирательства. Это обязательство соблюдали и преемники Нервы. Мало того, сенат стал привлекаться к об­суждению текущих государственных дел, утверждать законы, ратифици­ровать мирные договоры и проч. Однако все эти конституционные момен­ты нисколько не колебали основ военной монархии, которая, к тому же, все более становилась и монархией бюрократической. Если при Нерве еще могли существовать какие-то конституционные иллюзии, порожденные самим характером возникновения новой династии, то уже преемники Не­рвы фактически не очень считались с «конституцией». Тем не менее до­брое согласие между императором и сенатом оставалось не нарушенным до последнего представителя династии — Коммода.

К концу I в. сельское хозяйство Италии пришло в упадок. Мы уже ука­зывали, что оно было подорвано еще в I в. до н. э. благодаря гражданским войнам. Попытки Августа и его преемников улучшить положение дел, по-видимому, не дали результатов, потому что, если верить современникам, Ита­лия в середине I в. н. э. переживала тяжелый аграрный кризис. В тесной связи с этим кризисом стояло обнищание массы населения и резкий упадок рожда­емости даже среди низших классов. По-видимому, бедствие было настолько велико, что правительство должно было принять какие-то меры, выходящие за рамки обычных раздач и подкармливания столичного населения.

В свете этих фактов нам будет понятна знаменитая алиментарная сис­тема[433] государственной благотворительности, основание которой положил Нерва[434] и которая была развита его преемниками. Своей непосредственной целью она ставила помощь беднейшим слоям свободного населения в вос­питании их детей. Одновременно с этим правительство хотело поддержать сельское хозяйство Италии. Нерва из средств фиска создал фонд, откуда нуждающиеся в дешевом кредите землевладельцы могли получать ссуды за невысокий процент (5 %). Эти проценты уплачивались в кассы муници­пиев, где таким путем накапливались местные фонды, из которых выдава­лись пособия бедным семьям на содержание их детей. Сироты также полу­чали аналогичные alimenta.

В источниках мы встречаем упоминания о других мерах и проектах Нервы, направленных на ослабление кризиса. Так, есть сведения о прове­дении им через трибутные комиции аграрного закона³, предусматриваю­щего покупку земли и раздачу ее безземельному населению. Тяжелое фи­нансовое положение италийских общин, обусловленное кризисом, также вызвало некоторые мероприятия правительства[435]. Впрочем, социально-эко­номическая политика Нервы, ввиду плохого состояния традиции, нам плохо известна, и часто мы не можем отделить его собственных мероприятий от мероприятий его преемников.

Хотя военные операции Нервы на Нижнем Рейне и на Дунае были не­значительны, однако они дали ему повод принять титул Germanicus.

Траян

Нерва умер уже в начале 98 г. Траян, находившийся в этот момент на рейнской границе, в нынешнем Кельне (римская Colonia Agrippina), без малейшего противодействия стал императором⁵. Характерно, что Траян не сразу приехал в Рим после смерти Нервы, а еще 1,5 года оставался на Рейне, занятый укреплением границы. Это говорит о том, насколько твер­до он чувствовал себя в качестве главы государства. В Рим император при­был только летом 99 г., и одним из его первых мероприятий было наказа­ние преторианцев, бунтовавших при Нерве.

Новейшие историки-модернизаторы любят называть правление Траяна просвещенным абсолютизмом. Подобная характеристика, будучи невер­ной по существу, правильно, однако, подчеркивает два момента в полити­ке Траяна: твердость и «благожелательность». Траян, при котором импе­раторская власть достигла максимума устойчивости, действительно мог позволить себе роскошь быть «благожелательным». Самодержавный по существу характер своего правления он умел сочетать с терпимостью и внешней мягкостью. Поэтому титул «Наилучшего принцепса» (Optimus Princeps), которым наградил его сенат, не был только выражением серви­лизма.

Хотя Траян и не брал на себя официального звания цензора, однако он, по примеру своих предшественников, продолжал обновление сената. Но­вых членов сенаторского сословия он стал назначать преимущественно из восточных, эллинизованных провинций. По этому же пути пошли его пре­емники, так что в течение II в. сенат стал действительно представлять ин­тересы рабовладельцев не только Запада, но и Востока. Впрочем, одно­временно с этим сенат все более терял свое реальное значение в системе управления, уступая его бюрократии.

Памятником административной деятельности Траяна является его пе­реписка с Плинием Младшим в бытность последнего правителем Вифинии. Характерна заботливость императора о нуждах провинции. Но эта заботливость часто выражалась в мелочном и придирчивом контроле над провинциальной жизнью. Наместник провинции (не говоря уже о местном самоуправлении) был совершенно лишен инициативы. Плиний без согла­сия Траяна не мог разрешить, например, жителям г. Прусы построить баню, создать в г. Никомедии пожарную дружину и проч. По поводу дружины император высказал опасение, что под ее флагом может быть создана ка­кая-нибудь организация, опасная для общественного порядка, и на этом основании не дал согласия на ее устройство.

Переписка Плиния с Траяном содержит интересное указание на рас­пространение христианства в начале II в., указание тем более ценное, что переписка не вызывает сомнений в ее подлинности. Плиний спрашивает императора, что ему делать в тех случаях, когда к нему поступают доносы на христиан. Траян отвечает, что анонимным доносам верить не следует, однако если принадлежность к христианству будет доказана, достаточно простого отречения. Только в случае отказа отречься от новой религии необходимо прибегать к наказанию.

Отсюда можно сделать следующие выводы. Во-первых, в начале II в. христианство в восточных провинциях империи получило довольно ши­рокое распространение и, по-видимому, уже отделилось от иудейства. Во-вторых, христианство признается враждебным официальной римской ре­лигии. В-третьих, Траян относится к нему сравнительно терпимо, и ни о каких систематических и массовых преследованиях христиан нет речи.

Здесь опять проявляются общие либеральные тенденции императоров эпо­хи стабилизации.

Система государственной благотворительности при Траяне достигает полного развития. Эпиграфические памятники говорят о местных фондах, созданных средствами фиска или благодаря взносам частных лиц. Дети из бедных семей и сироты получали ежемесячные пособия: мальчики 16 сес­терциев, девочки — 12. Непосредственное заведывание всей системой при­надлежало местным муниципальным властям, но под контролем централь­ного правительства[436]. В Риме 5 тыс. нуждающихся детей были включены в число лиц, получающих бесплатную раздачу хлеба от правительства. К раздаче хлеба в столице Траян прибавил еще дополнительные раздачи вина и масла. Такая же система бесплатных раздач практиковалась на местах на средства муниципалитетов и частных благотворителей.

Для поднятия италийского сельского хозяйства правительство Траяна не ограничилось организацией дешевого кредита из алиментарного фон­да. Император издал распоряжение, чтобы каждый сенатор не меньше ¹/₃ своего состояния употребил на покупку земли в Италии. Эта мера пресле­довала троякую цель: привязать к Италии новых сенаторов из провинций; привлечь новые денежные средства в сельское хозяйство и таким путем облегчить введение улучшенных способов обработки земли; дать возмож­ность нуждающимся землевладельцам Италии продавать свою недвижи­мость по дорогой цене и покупать более дешевую землю в провинциях.

Мы не знаем, привела ли эта мера Траяна к ожидаемым результатам. Но один результат, хотя и не предусмотренный законодателем, во всяком случае оказался налицо: аграрный закон Траяна, подобно аналогичной мере Тиберия, ускорил концентрацию земельной собственности в Италии и уг­лубил тот самый аграрный кризис, с которым он должен был бороться.

В своей внешней политике Траян отступил от традиций Ранней импе­рии и пытался воскресить завоевательные тенденции Республики. Если некоторые из его войн носили «превентивный» характер и имели целью лучшее обеспечение границ, то в целом (да и по существу) его внешняя политика была завоевательной.

В 101 г. Траян начал войну с даками. Формально это была наиболее «пре­вентивная» из его войн. Дакийский племенной союз представлял несомнен­ную угрозу для дунайской границы. Децебал был серьезным противником: война с ним Домициана не принесла большой славы римскому оружию.

Военные операции в Дакии должны были представлять для римлян боль­шие трудности из-за характера местности и храбрости ее защитников. По­этому Траян, прежде чем начать войну, провел крупные подготовитель­ные работы на дунайской границе. Вторжение в Дакию было произведено большими силами по нескольким операционным направлениям. Однако первый год войны не дал Траяну решительного успеха.

В 102 г. операции возобновились. Римские войска, преодолевая ожес­точенное сопротивление противника, со всех сторон подошли к столице Децебала Сармизегетузе (развалины ее находятся близ современного ме­стечка Варгели). После того как Децебал был разбит под ее стенами, он вынужден был заключить мир. Децебал формально сохранил независи­мость, но должен был разрушить часть своих крепостей, а в другие при­нять римские гарнизоны. Для контроля над Дакией римляне построили через Дунай большой каменный мост. Траян отпраздновал триумф и при­нял титул «Дакийского».

Но мир продолжался недолго. Децебал втайне начал подготовку к но­вой войне. В 105 г. он осадил римские гарнизоны, часть их уничтожил и вторгся в Мезию. Это послужило для Траяна удобным поводом покончить с даками. Он двинул против Децебала 12 легионов (около 120 тыс. чело­век). После двух кампаний война завершилась новой битвой под Сармизегетузой и осадой города. Децебал в отчаянии покончил жизнь самоубий­ством, после чего сопротивление даков прекратилось (106 г.). Многие из них были перебиты или уведены в рабство, часть выселилась. Дакия была обращена в провинцию и заселена ветеранами и колонистами из Малой Азии и придунайских областей[437].

Сцены из дакийской войны изображены на рельефах победной колон­ны Траяна, воздвигнутой им на новом форуме между Капитолием и Квириналом. Эти изображения, сохранившиеся до наших дней, являются цен­нейшим историческим источником.

Завоевание Дакии усилило римскую экспансию на Черном море. В сфе­ру римского влияния попадает северное побережье Понта. Продолжая по­литику своих предшественников, Траян снова укрепил верховную власть Рима над Боспорским царством. Усилено было политическое влияние на иберов.

Траян окончательно перенес центр тяжести римской внешней полити­ки с Запада на Восток[438]. Это было вполне закономерно. На Западе империя дошла до своих естественных границ — Атлантического океана, в то вре­мя как на Востоке лежали огромные богатые области старой культуры, еще не подчиненные Риму. И если Траян решил встать на путь завоева­ний, то этот путь мог проходить только через Азию.

Одновременно со Второй дакийской войной римские войска захватили Набатейское царство в Северо-Западной Аравии. Оно имело большое зна­чение для восточной торговли, так как через него проходили караванные пути из Аравии и от Красного моря к палестинскому побережью. Завое­ванная территория образовала новую провинцию Аравия.

К концу правления Траян осуществил самые крупные свои завоевания на Востоке. Поводом к ним послужили армянские дела (Армения, как мы знаем, уже давно была яблоком раздора между Римом и Парфией). Пар­фянский царь Хозрой посадил на армянский престол своего племянника против желания Траяна, у которого был другой кандидат. Это вызвало внут­реннюю борьбу как в Армении, так и в Парфии. Для Траяна представился хороший предлог для вмешательства. В 114 г. римская армия при поддер­жке вспомогательных контингентов из кавказских народов заняла Арме­нию. Траян низложил парфянского ставленника и объявил Армению про­винцией.

В 115 г. Траян начал наступление на Северо-Западную Месопотамию. Местные князьки, вассалы парфянского царя, почти не оказывали сопро­тивления, так как Хозрой был занят в восточной части своего царства и не мог оказать им никакой помощи.

Зиму 115/16 г. Траян провел в Антиохии, разрушенной в декабре 115 г. страшным землетрясением. На Евфрате строился большой флот. С наступ­лением весны римские войска двинулись двумя колоннами вниз по тече­нию обеих рек. Связь между ними поддерживалась, вероятно, посредством старого канала между Евфратом и Тигром, восстановленного Траяном. Обе армии соединились для штурма парфянской столицы Ктесифона на Тигре. Хозрой бежал, а римский флот спустился вниз до персидского залива (116 г.). Траян начал строить планы похода на Индию.

Однако в этот момент Хозрой, уладив дела на востоке своего царства, перешел в контрнаступление. Одновременно в тылу у римлян вспыхнуло восстание, подготовленное агентами парфянского царя. Оно не ограничи­лось Месопотамией, а распространилось среди иудеев Палестины, Кипра, Киренаики и Египта. Восстание сопровождалось массовыми избиениями греческого и римского населения.

Траяну пришлось остановить дальнейшее наступление на Парфию и бросить крупные силы на подавление восстания. Вскоре это было выпол­нено почти всюду, за исключением Палестины, где его удалось задушить только Адриану. Подавление восстания повсеместно сопровождалось же­стокими погромами.

Эти события заставили Траяна отказаться от окончательного завоева­ния Парфии. Он короновал в Ктесифоне парфянским царем своего став­ленника, но Северо-Западная Месопотамия и Ассирия были объявлены римскими провинциями (117 г.). Вскоре после этого с Траяном случился удар. Наполовину парализованный император поехал в Рим, но по дороге умер на киликийском побережье летом 117 г.

Сделанный нами краткий обзор внешней политики Траяна подтверж­дает высказанное выше положение об ее завоевательном характере. Какие причины заставили Траяна изменить в этом вопросе традициям первого века империи? Отвлекаясь от личных склонностей и дарований Траяна как выдающегося полководца, мы должны искать более глубокие корни его внешней политики, кроющиеся в объективных условиях империи. Здесь возможны только гипотезы, так как источники на этот счет молчат. Наибо­лее вероятным будет предположение, что причиной активизации римской внешней политики в начале II в. был тот хозяйственный кризис Италии, о котором упоминалось выше. Организация государственной благотвори­тельности, начатая Нервой и продолженная его преемником, требовала больших средств. Налоговое обложение было доведено до крайней степе­ни еще при Флавиях и, как показала внутренняя политика Адриана, не могло быть увеличено. Оставался один путь — завоевания, которые долж­ны были принести с собой военную добычу и увеличить доходы казначей­ства. Приток рабов мог решить проблему рабочей силы, которая при Им­перии становилась все более сложной. Наконец, на завоеванные террито­рии можно было вывести колонистов и таким путем смягчить аграрный кризис.

Однако дальнейшие события показали, что путь борьбы с кризисом, выбранный Траяном, не мог привести к решению проблемы.

Со страниц знаменитого произведения Плиния Младшего «Панеги­рик императору Траяну» перед нами предстает образ идеального правителя. Конечно, это панегирик, но очевидно, что он в значитель­ной мере отражает общее мнение римлян о политике «наилучшего принцепса», об отличии его доброй воли от произвола дурных пра­вителей.

«(1)...Если в прежние времена, — возглашает Плиний, — могло воз­никнуть сомнение, ставит ли правителей земли случай или какое-либо предсказание с неба, то не может быть никакого сомнения в том, что наш принцепс дан нам соизволением богов. Он явился не действием каких-нибудь тайных сил судьбы, но указан нам был явно и открыто самим Юпитером...(2) Не будем воздавать ему хвалы как какому-нибудь богу или кумиру, ибо мы говорим не о тиране, а о гражданине, не о властелине, а об отце.

(25) Солдаты уравнены с народом в том, что хоть они получают толь­ко часть пайка, но зато первыми, а народ с солдатами в том, что он хоть и позже, но зато получает все полностью... (26) Для великого принцепса, которому суждено бессмертие, нет другой более достой­ной статьи расхода, как расход на подрастающее поколение. Людей зажиточных располагают признавать и воспитывать детей большие награды и равные им по значению штрафы. Бедные же могут рассчи­тывать при воспитании только на доброту принцепса. Если он не под­держивает, не охраняет и не снабжает щедрой рукой детей, рожден­ных в надежде на него, то лишь ускоряет гибель своей власти, ги­бель государства; напрасно тогда он будет, пренебрегши народом, оберегать знатных, точно голову, оторванную от туловища, обре­ченную на гибель от неустойчивости своего положения... (27) Пусть лучше принцепс ничего не дает, лишь бы ничего не отнимал, пусть не кормит, лишь бы не казнил; и тогда не будет недостатка в людях, которые захотят иметь детей... Поэтому во всей твоей щедрости я ничего так бы не хотел восхвалить, как то, что ты даешь паек и сред­ства на содержание детей из своих собственных средств и что детей граждан ты кормишь не кровью от убийств...

(42) Императорская и государственная казна обогащалась... (при прежних принцепсах скорее) от исключительных в своем роде пре­ступлений против величества, и притом приписывавшихся людям чи­стым от каких-либо преступлений. Этот страх ты окончательно с нас снял... Вернулась к друзьям верность, к детям почтительность, к рабам послушание: снова они имеют своих господ, уважают их и по­винуются им. Теперь уже рабы наши — не друзья принцепса, но мы сами его друзья, и отец отечества не думает, что он дороже для чу­жих слуг, чем для своих сограждан. Ты освободил всех нас от до­машних обвинителей, призвав всех под общее знамя общественного блага, прекратил, если можно так сказать, войну рабов. Этим ты ока­зал не меньшую услугу рабам, чем господам: одним ты обеспечил безопасность, других сделал лучшими...

(50) Ты не присваиваешь и не присоединяешь к своим обширным владениям все пустыри, озера, лесные массивы, изгоняя прежних их владельцев, и не только одни твои взоры радуются на источники, реки и моря. Есть и такое, что наш цезарь не считает своим. И все же власть принцепса больше, чем власть собственника. Многое преводится из (его) частного имущества в государственное; это то, что захватили прежние принцепсы, не для того, чтобы самим пользовать­ся, но чтобы не занял никто другой. Таким образом на места преж­них знатных господ в их гнезда поселяются новые хозяева, и убежи­ща главнейших мужей не приходят в упадок, не захватываются раба­ми и не представляют собой печального запустения...

(54) Раньше ни одно дело, обсуждавшееся в сенате, не считалось столь низменным и столь ничтожным, чтобы тут же не перейти к прославлению императора, о каких бы деяниях ни пришлось гово­рить. Совещались ли мы об увеличении числа гладиаторов или об учреждении цеха ремесленников, сейчас же, словно при этом рас­ширялись границы нашей империи, постановляли посвятить имени Цезаря какие-нибудь величественные арки, или надписи, которые не могли уместится и на фронтонах наших храмов, или месяцы года, да при том не по одному, а по несколько сразу. И те допускали это и даже радовались этому, точно заслужили все эти почести... (88) Многие государи, будучи господами над своими гражданами, были рабами своих отпущенников: они следовали их советам, ис­полняли их желания, через них они выслушивали других, через них вели переговоры; через них выпрашивали претуры, жреческие долж­ности и консульство. Мало того, этих должностей просили у самих отпущенников. Ты ставишь своих отпущенников на весьма почетное место, но все же считаешь их не более как за отпущенников и пола­гаешь, что с них достаточно и той награды, что их считают честными и скромными. Ведь ты хорошо знаешь, что слишком возвеличенные отпущенники свидетельствуют о не слишком великом государе» (пер. В. С. Соколова).

В память о трудной, но знаменательной победе над даками Траян повелел соорудить в Риме, между Капитолием и Квириналом, новый форум. Форум Траяна включал в себя целый комплекс зданий и пло­щадей, завершая собой ряд императорских форумов. Здесь же в па­мять о победе над даками была воздвигнута знаменитая колонна Траяна. Процитируем ее описание из работы Е. В. Федоровой: «В центре малой площади сохранилась мраморная колонна, которую спира­лью обвил скульптурный рельеф с изображением эпизодов войны с даками. Высота колонны вместе с цоколем — 39 м 83 см. Внутри колонны вьется лестница, сложенная из мраморных блоков; она имеет 185 ступеней и освещается 42 небольшими световыми отверстиями. На цоколе колонны торжественная надпись: "Сенат и народ рим­ский (воздвигли эту колонну) императору Цезарю Нерве Траяну Ав­густу, сыну божественного Нервы, Германскому, Дакийскому, ве­ликому понтифику, наделенному властью народного трибуна в 17-й раз, императору в 6-й раз, отцу отечества, для того, чтобы было вид­но, какой высоты холм был срыт, чтобы освободить место для возве­дения этих столь значительных сооружений"» (Федорова Е. В. Им­ператорский Рим в лицах. М., 1979. С. 136.).

Великолепие форума Траяна не меркло с годами. В середине IV в. его красотой восхищался император Констанций II. Об этом рас­сказывает Аммиан Марцеллин (Римская история, XVI, 10, 15—16): «Когда император пришел на форум Траяна, сооружение единствен­ное в целом мире, достойное, по-моему, удивления богов, он остолбе­нел от изумления, обводя взором гигантские строения, которые не­возможно описать словами и которые никогда не удастся смертным создать во второй раз. Оставив всякую надежду соорудить что-либо подобное, он сказал, что хочет и может воспроизвести только поме­щенного в середине атрия Траянова коня, на котором красовалась фигура императора. Стоявший рядом с ним (персидский) царевич Ормизда... сказал на это со свойственным его народу остроумием: "Сначала прикажи, император, построить такую конюшню, если мож­но; конь, которого ты собираешься соорудить, должен так же широко шагать, как и тот, который перед нами"» (пер. Ю. А. Кулаковского).

Адриан

Траян наметил преемником своего дальнего родственника и земляка Публия Элия Адриана[439]. Но формально акт усыновления был совершен императором очень поздно, вероятно, перед самой смертью. Это породи­ло слухи о том, что усыновление явилось делом рук императрицы Плоти­ны, покровительствовавшей Адриану, которая якобы подделала завеща­ние Траяна. Слухи эти вряд ли были основательны, так как император при жизни очень хорошо относился к Адриану и, уезжая в Рим, поручил ему командование сирийскими легионами. Сирийские войска и провозгласили Адриана императором, после чего сенат утвердил эту аккламацию[440].

Однако среди ближайших сотрудников Траяна провозглашение Адриа­на вызвало недовольство. Некоторые из них, по-видимому, считали, что они более достойны императорского сана. К тому же Адриан, при всей своей необычайной талантливости и разносторонности[441], обладал непри­ятными чертами характера: недоверчивостью, мелочностью, педантизмом. Вероятно, он иногда выражал в тесном кругу неодобрение агрессивной политике Траяна, что могло стать известным высшему командному соста­ву и, конечно, не нравилось ему. В 118 г., еще до прибытия Адриана в Рим, четверо бывших сотрудников Траяна были арестованы префектом прето­рианцев и преданы суду сената по обвинению в заговоре против императо­ра. Сенат приговорил их к смертной казни. По-видимому, настоящего за­говора не было, что признал и сам император, выразив недовольство чрез­мерной поспешностью сената и убрав префекта претория с его поста.

Адриан начал свое правление с того, что еще в Антиохии, до приезда в Рим, заключил мир с Хозроем, вернув парфянам Ассирию и Месопота­мию и снова сделав Армению вассальным государством. Это было реше­ние огромной важности, продиктованное сознанием того, что восточные завоевания Траяна если и могут быть удержаны, то лишь ценой чрезвы­чайного напряжения всех сил государства. Траян для войны с парфянами обнажил остальные границы до такой степени, что они оказались под уда­ром в Дакии, на Дунае, в Британии, в Мавритании. Война с Хозроем, в сущности, только в 116 г. начала принимать крупные размеры. Население Месопотамии ясно показало свою враждебность римлянам. Новая грани­ца, вынесенная далеко за Евфрат, была гораздо более уязвима, чем старая, идущая по Евфрату. Все эти соображения, вероятно, уже приходили в го­лову Траяну, когда он в 117 г. отказался от дальнейших завоеваний. Адри­ан только сделал из них логический вывод.

На других границах Адриан также отказался от крупных наступатель­ных операций, ограничившись только обороной. Он побывал лично на всех угрожаемых пунктах: в Мезии, Дакии, Германии, Британии, Африке. Всю­ду Адриан принимал меры для поднятия дисциплины в войсках и для ук­репления границ (так называемый вал Адриана в Британии). Оборона им­перии была доведена при нем до возможного в то время совершенства.

Как завоевания Траяна нельзя объяснить его воинственностью, так мир­ную политику Адриана нельзя выводить из его личного миролюбия. При Траяне империя сделала последнее гигантское усилие остановить надви­гающийся кризис путем внешних захватов. Однако независимо от времен­ных положительных результатов, которые дали эти завоевания, они были куплены ценой такого напряжения военных и финансовых сил государ­ства, что дальнейшее продолжение активной внешней политики стало не­возможным: оно привело бы к военному и к финансовому краху. Заслуга Адриана состояла в том, что он это понял и сделал отсюда соответствую­щий вывод.

Характерно, что одной из первых мер внутренней политики Адриана было сложение огромной суммы недоимок, накопившихся за населением Италии и провинций в течение последних 15 лет. За этим последовало рас­ширение алиментарной системы и другие меры благотворительности. Зна­чение этих мероприятий не делается менее показательным от того, что они были проведены в качестве «милостей» нового императора в самом начале его правления. В числе этих милостей была также клятва не каз­нить сенаторов без суда самого сената, устройство блестящих гладиатор­ских игр, травли зверей и проч.

В эволюции принципата в сторону бюрократической монархии правле­ние Адриана явилось весьма важным этапом. Уже при первых императо­рах, как мы видели, начали складываться основы имперской бюрократи­ческой системы. Вначале большое место в ней занимали вольноотпущен­ники, поскольку общегосударственный аппарат был еще мало отделен от аппарата управления частным хозяйством принцепса. Последний же со­стоял главным образом из вольноотпущенников и рабов. По мере даль­нейшей дифференциации роль вольноотпущенников в имперском аппара­те должна была становиться все менее значительной, тем более что парал­лельно с этим шел процесс перерождения всадничества.

Уже при Флавиях количество вольноотпущенников в имперской адми­нистрации начало сокращаться. Адриан сделал дальнейший шаг. При нем почти все высшие административные посты, которые не замещались лица­ми сенаторского звания (начальники канцелярий, важнейшие прокурато­ры), были изъяты из рук вольноотпущенников и переданы всадникам. Вместе с тем само всадническое сословие подверглось реорганизации. Су­щество ее состояло в том, что имущественный ценз перестал быть необхо­димым условием для занятия всаднических должностей. На эти должно­сти Адриан стал назначать лиц, прошедших известный служебный стаж в армии или на гражданской службе, хотя бы они и не обладали имуществен­ным цензом. Предпочтение при этом отдавалось людям, имевшим юриди­ческое образование. Всякий, кто достигал всаднической должности, тем самым приобретал и всадническое звание. Новый порядок не исключал старого принципа имущественного ценза или права императора жаловать всадническое звание.

Реорганизация всаднического сословия решительно ускорила превра­щение его в сословие служилое. Большое влияние на этот процесс оказал тот факт, что при Траяне и Адриане сбор косвенных налогов через обще­ства публиканов[442] окончательно исчез — он был передан в руки местных сборщиков. Правда, они являлись частными лицами, но, во-первых, с них не требовалось предварительной уплаты всей суммы налога, поэтому они могли довольствоваться меньшим процентом, а во-вторых, сбор происхо­дил под контролем императорских прокураторов. Таким образом, исчез главный источник обогащения всадников, что не могло не оказать суще­ственного влияния на ослабление экономических позиций всадничества как сословия денежных людей.

Адриан учредил несколько новых бюрократических должностей. Тако­вы были адвокаты фиска (advocati fisci), защищавшие интересы император­ской казны перед судом, начальники почты (praefecti vehiculorum) и др.

Возросшее значение бюрократии выразилось в установлении более стро­гой последовательности должностей и в присвоении каждому служебному рангу почетной титулатуры. Так, сенаторов именовали viri clarissimi («свет­лейшие мужи», сокращенно V. С.). Этот титул был присвоен и членам сена­торских семей. Представители высших всаднических должностей (напри­мер, префект претория, префект Египта) получили титул viri eminentissimi («виднейшие мужи»). Чиновники среднего ранга (praefecti annonae, praefecti vigilum) именовались viri perfectissimi («превосходнейшие мужи»). Нако­нец, низших чиновников всаднического сословия титуловали viri egregii («от­личные мужи»). Всаднические титулы присваивались только самим долж­ностным лицам, не распространяясь на членов их семей.

При Адриане получает окончательную организацию императорский совет (consilium principis). Такой совет фактически существовал уже со времен Августа. Вначале его роль играл комитет из 15 сенаторов, 2 консу­лов и представителей других магистратур. Впоследствии Август его рас­ширил, включив в него членов императорской семьи и некоторое количе­ство лиц всаднического сословия. Время от времени Август созывал так­же специальные совещания компетентных лиц по различным вопросам, главным образом юридическим. Из этих двух источников и развился по­стоянный consilium principis. При преемниках Августа совет постепенно приобретает более твердую организацию. Сфера его компетенции расши­ряется. При Клавдии, например, consilium principis заменял сенат в каче­стве высшей судебной инстанции по политическим делам.

Адриан окончательно превратил совет в бюрократическое учреждение. Он назначил жалованье его постоянным членам как простым чиновникам. Из-за этого совет утратил последние следы своей независимости и превра­тился в послушное орудие императорской воли. В состав совета было вве­дено много юристов, что усилило и расширило его судебную компетен­цию: императорский совет стал одним из источников толкования права. Заместителем императора в совете, главным образом по юридическим де­лам, являлся префект претория.

Окончательное оформление consilium principis не могло не сказаться на положении сената. Совет по своей компетенции являлся, в сущности, двойником сената, и только от императора зависело, какие дела переда­вать в совет, какие — в сенат.

Бюрократизация империи при Адриане очень заметно проявилась в су­допроизводстве. Судебная компетенция магистратов сильно уменьшилась. Преторам и эдилам было запрещено вносить в свои ежегодные эдикты но­вые правовые нормы. Вместо этого император поручил знаменитому юрис­ту Сальвию Юлиану сделать свод всех предшествующих эдиктов. Этот свод получил название «Постоянного эдикта» (edictum perpetuum). Кроме это­го, Адриан учредил должности четырех судей для Италии, что также сокра­тило подсудность магистратов. За счет ее расширились судебные функции императорских чиновников, например градоначальника (praefectus urbi), который сделался теперь высшим судебным чином в столице.

Адриан уделял очень много внимания провинциям. Это сказалось, меж­ду прочим, в его систематических инспекторских поездках, во время кото­рых он посещал самые отдаленные области империи. Из 21 года своего правления Адриан больше половины времени провел вне Италии. Многие провинциальные города получили при нем права колоний или муниципи­ев. Император много строил в провинциях сам, а также щедро субсидиро­вал городское строительство, в особенности в Греции (Адриан был страст­ным поклонником греческой культуры)[443].

Эта политика, равно как и общее умиротворение империи, имела сво­им результатом оживление провинциальной жизни, появление новых го­родов и расширение старых. Культурная жизнь империи при Адриане ос­вещена последним закатным блеском. Центр ее перемещается на Восток, в области греческого языка и культуры, где наступает так называемое гре­ческое возрождение.

Время Адриана в целом характеризовалось относительным граждан­ским миром. Однако в последние годы его правления в Палестине снова вспыхнуло огромное восстание, спровоцированное римлянами. Во время своей второй поездки по восточным провинциям в конце 20-х и начале 30-х гг. Адриан пришел к мысли решить проблему Палестины путем на­сильственной ассимиляции иудеев. В 131 г. он выпустил эдикт, запрещав­ший обрезание, и основал в Иерусалиме римскую колонию Элию Капитолину. На месте иерусалимского храма, разрушенного в 70 г., предполага­лось построить святилище Юпитера Капитолийского.

Это вызвало восстание под руководством «мессии» Бар-Кохбы («сын Звезды»). Восстание приняло характер ожесточенной партизанской вой­ны (131—134 гг.). На его подавление были направлены крупные силы, сня­тые с других границ. В 134 г. главнокомандующим был назначен вызван­ный из Британии полководец Г. Юлий Север. Сам император приехал на театр военных действий. Римские войска стали систематически занимать один округ за другим, подвергая их беспощадному опустошению. К 135 г. восстание было подавлено. В результате было разрушено 50 укрепленных пунктов, 985 деревень и истреблено 580 тыс. человек, не считая погибших от голода и болезней. Уцелевшим иудеям было запрещено посещать Иеру­салим чаще одного раза в год.

Хотя преемник Адриана отменил исключительные меры против иуде­ев, однако Вторая Иудейская война довершила процесс рассеяния иудей­ского народа по всей империи (так называемая диаспора), начатый еще Первой Иудейской войной при Веспасиане.

Последние два с половиной года жизни Адриан провел в Италии. Он жил в своей роскошной вилле, построенной им в Тибуре, где собрал ред­чайшие предметы искусства и произведения природы со всех концов мира. Его неуравновешенность к старости усилилась. Все чаще Адриан впадал в болезненную меланхолию, усиленную обстоятельствами личной жизни. Во время путешествия Адриана по Нилу в начале 30-х гг. утонул его фаворит Антиной, юноша необычайной красоты. Его гибель страшно по­трясла императора. В 136 г. Адриан, не имевший детей[444], усыновил моло­дого человека Луция Цейония Коммода Вера[445], не обладавшего никакими достоинствами, кроме красоты, и к тому же больного. В 138 г., за 6 меся­цев до смерти императора, его приемный сын умер. Тогда больной и впав­ший в полное отчаяние Адриан решил усыновить и сделать своим преем­ником консуляра и члена императорского совета Тита Аврелия Антони­на[446], при условии, что последний, в свою очередь, усыновит любимца императора 17-летнего Марка Анния Вера[447] и Луция Элия Вера, 8-летнего сына умершего наследника[448]. Антонин, родные сыновья которого умерли в молодости, выполнил волю Адриана и был им усыновлен. Сенат санкцио­нировал акт адоптации. Антонин получил проконсульский империй и три­бунскую власть.

Летом 138 г. Адриан умер на курорте в Баях, и Антонин вступил на престол[449].

Антонин Пий

Долгое правление Антонина (он умер в 161 г. 75-летним стариком) было самым спокойным и «безличным» царствованием за всю империю. В этом проявились не столько индивидуальные черты самого императора, сколь­ко сказалась общая международная и внутренняя ситуация. Политика его предшественников принесла известную стабилизацию империи и намети­ла пути, по которым надлежало идти.

Антонин, не отличавшийся особой оригинальностью мышления, в об­щем продолжал внутреннюю политику Адриана. Сложение недоимок, ко­торых все равно невозможно было собрать, алиментации и система раздач стали теперь традицией императоров II в. Однако в области финансов Ан­тонин проявил большую экономию, чем его предшественник. В частно­сти, он несколько сократил огромную строительную деятельность Адриа­на. Благодаря этому к моменту смерти Антонина в государственном каз­начействе скопилась сумма, достигавшая 675 млн денариев.

Антонин отменил некоторые административные меры своих предше­ственников. Так, он вновь разрешил иудеям обрезание и прекратил пре­следование христиан. При нем несколько улучшилось положение рабов:

Антонин законодательным путем запретил господам убивать собственных рабов и провел другие меры, облегчавшие положение последних. Вообще с Антонина начинается некоторое смягчение суровых норм римского уго­ловного права.

Однако либеральная политика Антонина не избавила империю от внут­ренних волнений. При нем упоминается новое восстание иудеев и волне­ния в Ахайе. Их датировку и характер невозможно установить из-за пло­хого состояния источников. В начале 50-х гг. вспыхнуло восстание в Егип­те, лишившее Рим на некоторое время подвоза египетского зерна. Это вызвало волнения в столице, во время которых толпа чуть было не закида­ла императора камнями. Антонину пришлось организовать раздачу хлеба, вина и муки на собственные средства.

Во внешних делах Антонин держался мирной политики своего пред­шественника, что не исключало активных военных операций для защиты границ. В Британии полководцы Антонина воевали с шотландскими пле­менами и построили новую укрепленную полосу к северу от вала Адри­ана (вал Антонина). В Африке усилились нападения мавров. Для их от­ражения римские войска проникли глубоко в Атлас. На северном побе­режье Черного моря Антонин отразил нападение варварских племен на Ольвию.

Авторитет императора в международных делах стоял очень высоко. Об этом говорят посольства, являвшиеся к Антонину из Индии, Гиркании и Бактрии. Он властно вмешивался в дела Боспорского царства, Иберии, Колхиды и Армении.

0 широте торговых и международных отношений в эту эпоху вообще свидетельствует появление в 166 г. депутации греческих купцов при дворе китайского императора Хуан-ти. Они называли себя послами императора Ан-Туна (Марка Аврелия Антонина, преемника Антонина Пия) и вели пе­реговоры об установлении правильной морской торговли между странами Средиземноморья и Китаем.

В марте 161 г. Антонин умер, оставив власть своему приемному сыну Марку Аврелию Антонину[450], который немедленно сделал соправителем сво­его брата по усыновлению Луция Аврелия Вера[451]. Фактически правил М. Аврелий, так как его брат был совершенно бесцветной личностью и к тому же умер в 169 г.

Правление Марка Аврелия (161—180 гг.) открывает собой начало обще­го кризиса Империи. Этот кризис, на первый взгляд, разразился столь нео­жиданно, контраст между эпохой Антонина Пия и Марка Аврелия был столь велик, что нам необходимо именно здесь рассмотреть социально-экономи­ческие отношения в Римской империи, чтобы выяснить те причины, кото­рые привели к первому взрыву кризиса во второй половине II в. Вместе с тем мы дадим и краткий очерк явлений духовной культуры I—II вв.

Самый незаметный император в истории Рима Антонин Пий заслу­живает внимания уже хотя бы потому, что именно при нем римская держава достигает своей высшей точки расцвета. Каким был челове­ком и правителем Антонин Пий, или, по крайней мере, каким он рисовался потомкам, мы узнаем из его биографии, написанной Юли­ем Капитолином (Писатели истории Августов. Антонин Пий). Вот несколько самых характерных его черт: «(II) Он выделялся своей наружностью, славился своими добрыми нравами, отличался благо­родным милосердием, имел спокойное выражение лица, обладал необыкновенными дарованиями, блестящим красноречием, превос­ходно знал литературу, был трезв, прилежно занимался возделыва­нием полей, был мягким, щедрым, не посягал на чужое, при всем этом у него было большое чувство меры и отсутствие всякого тще­славия... Он был от природы действительно очень милосердным и во время своего правления не совершил ни одного жестокого поступ­ка. (VI) Высоту императорской власти он соединил с величайшей любезностью, что еще больше усилило ее к неудовольствию при­дворных слуг, которые при государе, делавшем все без посредников, не могли уже запугивать людей и продавать то, что не было тайной. (VII) Он управлял подчиненными ему народами с большой заботли­востью, опекая всех и все, словно это была его собственность. Во время его правления все провинции процветали. Ябедники исчезли. Конфискация имущества происходила реже, чем когда бы то ни было» (пер. С. П. Кондратьева).