ГЛАВА XXV ПАДЕНИЕ РЕСПУБЛИКИ

В ночь с 10 на 11 января 49 г. Цезарь перешел Рубикон. Началась гражданская война. После победоносного шествия по Италии Цезарь последовательно разгро­мил войска Помпея в Испании (49 г.), самого Помпея в Греции (48 г.), а затем оставшихся помпеянцев в Африке (46 г.) и в Испании (45 г.). Вернувшись с триум­фом в Рим, он получил пожизненную диктатуру. Судьба отвела ему совсем немного времени для проведения реформ — 15 марта 44 г. Цезарь был убит заговорщика­ми. В развернувшейся борьбе за власть сенатскую партию возглавил Цицерон, а цезарианцев — Марк Антоний и внучатый племянник убитого диктатора Октави­ан. В результате Антоний, Октавиан и Эмилий Лепид образовали II триумвират, а Цицерон был проскрибирован (43 г.). Первым делом триумвиров стала месть убий­цам Цезаря: в сражении при Филиппах армия республиканцев была разгромлена, а их лидеры Брут и Кассий погибли (42 г.). Триумвиры поделили провинции между собой так, что Октавиану достался Запад, а Антонию Восток. 10 лет в римской державе сохранялось двоевластие, пока, наконец, Октавиан и Антоний не сошлись в решительном сражении у мыса Акций (31 г.). Победа осталась на стороне Окта­виана; Римская республика окончательно уступила свое место империи.

49—44 гг. — гражданская война и диктатура Цезаря.

15 марта 44 г. — убийство Цезаря.

43 г. — создание II триумвирата, гибель Цицерона.

42 г. — битва при Филиппах.

31 г. — битва у мыса Акций.

30 г. — завоевание Октавианом Египта, гибель Антония и Клеопатры.

Цезарь и Помпей

Когда Цезарь узнал от Антония и Кассия о том, что произошло в Риме, он с 13-м легионом и вспомогательными войсками перешел Рубикон — границу, отделявшую его провинцию от Италии[324]. Стремительно двигался он на Рим, занимая один за другим города Умбрии и Этрурии. В столице о выступлении Цезаря узнали 14 января. Правительство совершенно расте­рялось. Несмотря на то что к войне готовились давно, ничего не было го­тово. У Помпея в Италии отсутствовали сколько-нибудь годные для борь­бы с Цезарем войска, поэтому 18 января он сам и оба консула[325] бежали из Рима, не успев вывезти государственной казны (эрария), а только запеча­тав ее. За ними последовало большинство сената.

Цезарь переправился через Рубикон ночью, сказав свое знаменитое: «Жребий брошен!». Вдобавок к легиону, который он вел, в Трансальпинской Галлии было расквартировано еще шесть, общей численно­стью, возможно, около 40 тысяч перворазрядных ветеранов и до 20 тысяч вспомогательных войск и кавалерии. В распоряжении Помпея и сената находились два легиона в Италии и семь в Испании; еще восемь могли быть собраны в Италии в достаточно короткий срок. Кроме того, им принадлежал (по крайней мере номинально) конт­роль над всеми римскими силами в Азии, Африке и Греции, насчи­тывающими еще десять или более легионов, и значительное число вспомогательных войск. Цезарь надеялся возместить это гигантское несоответствие в силах и ресурсах энергией, которая ему принесла победы в Галлии. Он быстро продвигался на юг вдоль берега Адриа­тики, собирая по дороге рекрутов и подкрепления. Единственной не­благоприятной новостью, дошедшей до Цезаря, была весть о том, что его наиболее способный и доверенный легат Лабиен, в прошлом один из ближайших сподвижников Помпея, перешел к своему ста­рому вождю. Все остальные легаты Цезаря и все легионы остава­лись безоговорочно верны.

Помпей понимал невозможность в данный момент бороться с Цезарем и решил отступить на Балканский полуостров, чтобы оттуда начать обрат­ное завоевание Италии. Отход в Испанию, где у Помпея находились круп­ные силы, был отрезан наступающим с севера Цезарем. Цезарь гнался за Помпеем до Брундизия и осадил город, но не смог помешать Помпею эва­куировать свои войска в Диррахий (середина марта 49 г.).

Цезарь, конечно, мог последовать за ним. Но, не говоря о технической трудности этого (флот находился у Помпея), было еще одно существен­ное обстоятельство, мешавшее Цезарю перенести войну в Грецию. В Ис­пании находилось 7 легионов старых войск Помпея под начальством его легатов: Луция, Афрания, Марка Петрея и Марка Теренция Варрона (из­вестного ученого). Если бы Цезарь перенес войну на Балканский полуос­тров, он оставил бы Италию беззащитной против испанских войск. Поэто­му прежде всего нужно было занять Испанию.

Цезарь, укрепив свои позиции в Риме и во всей Италии, оказался перед трудной стратегической проблемой. Не обладая контролем над морем, ему предстояло по суше идти через Иллирию, чтобы до­браться до засевшего в Греции Помпея. Сделать так — означало ос­тавить Галлию и все коммуникации через Цизальпинскую Галлию открытыми мощным силам Помпея, сосредоточенным в Испании. Од­нако Цезарь смело рассчитал, что летаргия Помпея в Греции даст ему время разобраться с угрозой, исходящей из Испании.

Цезарь на несколько дней заехал в Рим, главным образом для того, что­бы распечатать эрарий. Предсказания его противников не оправдались. Це­зарь вел себя с побежденными чрезвычайно мягко: пленники были отпуще­ны без всяких условий, солдаты Цезаря вели себя в занятых городах безуко­ризненно, вообще ожидаемых ужасов не произошло. Действия Цезаря, та­ким образом, сильно отличались от поведения Мария, Суллы и самих помпеянцев. С самого начала он провозгласил своим лозунгом политику мило­сердия (clementia), которая содействовала привлечению общественного мнения на его сторону. Деловая жизнь в Риме быстро восстанавливалась. В город вернулась часть сенаторов, и хотя официальной санкции на перево­рот Цезарь пока не получил, но, во всяком случае, правительственные уч­реждения начали функционировать. Временное управление столицей он передал претору Марку Эмилию Лепиду, сыну консула 78 г.

По дороге в Испанию Цезарь задержался около Массилии, которая не пожелала заключить с ним союз и заявила о своем нейтралитете. Цезарь оставил три легиона для осады города, а сам проехал в Испанию, где его легаты уже начали операции против помпеянцев. При г. Илерде, к северу от Эбро, значительная часть испанской армии капитулировала, после чего сдались и те войска, которые находились в Дальней Испании. Вся кампа­ния на Пиренейском полуострове, начиная с прибытия Цезаря, длилась 40 дней (июль — август 49 г.). Войска Помпея частью были распущены, час­тью остались в Испании на службе у Цезаря.

Войска Цезаря захватили перевалы, успев опередить армию Пом­пея. Убедившись в невозможности заблокировать перевалы со своей стороны, военачальники Помпея Л. Афраний и М. Петрей, под комалдовалием которых находилось около 65 тыс. человек, пригото­вились встретить Цезаря с его тридцатисемитысячной армией в Илерде (совр. город Лерида на реке Сегре в Каталонии). Еще два Помпеева легиона вкупе с сорокапятитысячными вспомогательными вой­сками под командованием Вибеллия Руфа и М. Варрона удерживали остальную Испанию.

Обе стороны старались избежать генерального сражения: Цезарь — из-за численного перевеса противника, Афраний и Петрей — в силу уважения к репутации Цезаря. Стремясь не выпускать из своих рук инициативы, активно маневрируя и выиграв ряд незначительных во­оруженных столкновений, Цезарь решил попытаться захватить, а не уничтожить помпеянцев, что позволило бы ему не только избежать лишнего братоубийства, но еще и пополнить собственную армию. Обескураженные энергией Цезаря, Афраний и Петрей решили было отступить, но вдруг обнаружили, что пути отхода отрезаны быстры­ми передвижениями армии противника. Им пришлось вернуться в Илерду, где 30 июля 49 года Цезарь окружил их и перекрыл водо­снабжение.

2 августа 49 года Афраний и Петрей сдались, их легионы были распу­щены. Пополнив, как и рассчитывал, за их счет собственные войска, Цезарь без промедлений выступил на юг и прошел до самого Гадеса (совр. город Кадикс), окончательно утверждая свою власть над Испа­нией. Затем, оставив здесь небольшие силы, чтобы завершить усмире­ние непокорной провинции, он поспешил обратно в Массилию.

Массилия сдалась Цезарю, когда он возвращался в Италию осенью 49 г. Город был наказан потерей самостоятельности и лишением большей час­ти своей территории[326].

В западных провинциях положение не было всюду одинаковым. Сици­лия и Сардиния перешли на сторону Цезаря, но в Африке его постигла крупная неудача. Нумидийский царь Юба поддержал находившихся там сторонников Помпея. Когда летом 49 г. Курион с двумя легионами пере­правился из Сицилии в Африку, он был разбит Юбой и погиб. Африка надолго стала одним из главных оплотов помпеянцев.

Легату Гаю Куриону удалось без особых затруднений заставить Си­цилию признать власть Цезаря. Зато в Африке он был встречен си­лами Помпея под командованием Аттия Вара и союзными им вой­сками нумидийского царя Юбы. Битва под Утикой завершилась в пользу цезарианцев — Вар попытался было атаковать, но потерпел серьезное поражение, его войска в беспорядке бежали с поля боя, в результате чего Курион овладел городом. Однако затем он был раз­бит в сражении на реке Баградас — здесь римская конница была из­рублена раньше, чем на помощь ей подоспели легионеры, а затем и сами они были окружены и уничтожены. В результате этого сраже­ния помпеянцы остались хозяевами Африки. Сам Курион предпочел плену самоубийство.

Цезарь вернулся в Рим в ноябре 49 г. Он был провозглашен диктато­ром, но через 11 дней сложил с себя экстраординарную власть, проведя консульские выборы на 48 г. Избранными оказались он сам и один подат­ливый аристократ — Публий Сервилий. Выборы Цезаря консулом на 48 г. имели в известном смысле символический характер: ими он хотел под­черкнуть законность своей власти (на основе лукского соглашения). За время своего короткого пребывания в Риме Цезарь провел несколько ме­роприятий в интересах беднейшего населения. Была также дарована амни­стия изгнанникам.

С этого момента он стал фактическим монархом. Римской респуб­лике пришел конец. Найдя, что в Италии царят мир и спокойствие, Цезарь начал приготовления к походу в Грецию, чтобы покончить с Помпеем. Хотя помпеянцы и контролировали море, он все же ре­шил рискнуть и с 12 недоукомплектованными легионами перепра­виться через Адриатику.

Тем временем Помпей сконцентрировал большие силы в Македонии. Кроме 9 римских легионов, там находились многочисленные вспомога­тельные отряды восточных союзников Рима. Там же собралась масса эмиг­рантов. В Фессалониках заседал помпеянский сенат из 200 членов. Флот Помпея господствовал на Адриатическом море. Все западное побережье Балканского полуострова находилось в его руках.

При таких обстоятельствах попытка Цезаря высадиться в Эпире могла показаться безумием. Но у него не было иного выбора. К тому же он знал своего противника. В начале января 48 г. Цезарь с 6 неполными легиона­ми и с несколькими сотнями всадников отплыл из Брундизия и неожидан­но для врагов высадился около Аполлонии.

Даже реквизировав все доступные корабли, Цезарь смог погрузить на них только 7 легионов и немного кавалерии — всего около 25 тысяч человек. Впрочем, баснословная удача продолжала сопутство­вать ему, и он, избегнув встречи с помпеянским флотом, высадился южнее базы Помпея в Диррахии (совр. город Дуррес в Албании). Цезарь отправил корабли обратно в Брундизий за Марком Антони­ем, которого оставил там с 20 тыс. человек. Однако флот Помпея, пребывавший теперь настороже, заблокировал Антония в Брундизии.

Однако овладеть Диррахием, главной базой помпеянцев на западном побережье, Цезарь не смог. У него для этого было слишком мало сил, а неприятельский флот мешал подвозу подкреплений. Помпей узнал о вы­садке Цезаря и, лично явившись из Македонии, занял Диррахий.

Зиму оба противника неподвижно стояли друг против друга. Положе­ние Цезаря было чрезвычайно трудным, и его спасала только обычная мед­лительность Помпея. Наконец весной 48 г. он получил из Италии подкреп­ления, доставленные ему Марком Антонием. Теперь он мог рискнуть. Однако Помпей уклонялся от сражения. Тогда Цезарь решился блокиро­вать неприятельский лагерь. Эта смелая попытка кончилась неудачей: Пом­пей прорвал линию противника и нанес Цезарю крупное поражение. Но он не использовал своей победы и дал возможность Цезарю отступить к Аполлонии.

Маркс, очень низко ценивший Помпея, писал о нем по поводу эпирской кампании 48 г.: «Едва ему пришлось показать себя в борьбе против Цезаря, как обнаружилось его полное ничтожество. Цезарь совершал крупнейшие военные ошибки, намеренно несуразные, чтобы сбить с толку противостоя­щего ему филистера. Любой заурядный римский полководец, какой-нибудь Красс, раз шесть разбил бы Цезаря во время войны в Эпире. Но с Помпеем можно было все себе позволить» (Соч. 2-е изд., т. 30, с. 126).

После неудачи под Диррахием Цезарь решил отступить в Фессалию. Это давало ему возможность соединиться с подкреплениями, прибывши­ми из Италии по суше. Кроме того, у Цезаря уже были там войска, отправ­ленные еще раньше для сбора продовольствия.

В Фессалии Цезарь переформировал свою армию и существенно по­полнил ее запасы. Теперь в его 12 недоукомплектованных легионах было около 30 тыс. пехоты и до тысячи человек конницы[327]. Помпей мог противопоставить ему 60 тыс. человек пехоты и 7 тыс. человек кавалерии. Армии расположились лагерями на противоположных концах прилегающей к фессалийскому городу Фарсалу равнины. В присущей ему манере Цезарь пытался спровоцировать противника на открытое сражение. Помпей — также в присущей ему манере — не поддавался на провокации.

Цезарь организовал набранные им легионы на новых основах. Чис­ленность легиона колебалась от 3000 до 4500 человек. В состав каж­дого легиона была включена «артиллерия»: 55 карабаллистов, кото­рые метали тяжелые стрелы, 10 онагр и катапульт для метания тяже­лых камней. Осадная техника получила особенно большое развитие. Вырос обоз легиона (500 мулов), который возил лагерные принад­лежности и утварь.

Большую роль стали играть пешие вспомогательные войска, в числе которых были лучники с острова Крит и пращники Балеарских ост­ровов. Конницу из римских граждан заменили наемники — герман­цы, испанцы, нумидийцы. Каждый легион имел 200—300 всадников. Кроме этого, в армии Цезаря было 4—5 тыс. всадников дружествен­ных галльских племен.

Боевой порядок легиона состоял из трех линий: в первой линии — 4 когорты, во второй и третьей — по 3 когорты. Вторая линия была фактически линией поддержки, третья линия легиона составляла об­щий резерв, который использовался для решительного маневра про­тив фронта или фланга противника или для отражения его удара. Для удлинения фронта легион строился в две линии и очень редко — без интервалов в одну линию. Боевой порядок легиона становился теперь более устойчивым. Резерв организационно закреплялся в построении легиона. «Черепаха», которая раньше применялась только при штур­ме крепостей, стала защитой при внезапных кавалерийских атаках. Умелая организация походного движения войск способствовала ус­пешным их действиям. Из лагеря обычно выступали на рассвете, но иногда и ночью. Особое внимание обращалось на службу походного охранения. В авангард выделялась конница и легковооруженная пе­хота. Авангард выдвигал передовые отряды, из которых высылались отдельные разведчики. В арьергард назначалось до одной трети всей регулярной пехоты, преимущественно из молодых легионеров. Летоны составляли главные силы. За каждым легионом двигался обоз. Обычный переход не превышал 25 км, ускоренный марш — свыше 30 км, форсированный достигал 45 км.

В обстановке возможного нападения противника марш совершали в боевом порядке. Легионеры снимали с себя походный багаж и изго­тавливали оружие к бою. Обоз в этом случае помещался в середине походного порядка отряда. Появился штаб полководца, который стал школой подготовки част­ных военачальников. Штаб состоял из легатов и трибунов. Легаты — помощники полководца, назначавшиеся сенатом и командовавшие крупными отрядами войск или отдельными частями боевого поряд­ка. Военных трибунов было по 6 человек в легионе; они исполняли приказы полководца и легатов, командовали небольшими отрядами и участвовали в военном совете. К штабу прикомандировывались молодые добровольцы, исполнявшие обязанности адъютантов. Име­лась также личная охрана полководца.

Подавляющее большинство командного состава составляли центу­рионы, командовавшие центуриями. Командир первой центурии ко­мандовал манипулой. Когортой командовал центурион центурии триариев. Шесть центурионов (командиров) первой когорты каждого ле­гиона могли участвовать в заседаниях военного совета. Проведенная Цезарем реорганизация повысила боеспособность ле­гионов. Кроме того, эти легионы прошли боевую школу в Галлии, где они вели бои с воинственными галльскими племенами.

Со своей обычной быстротой Цезарь направился из Аполлонии в глубь материка. Медленно двигавшийся Помпей не смог помешать соединению отдельных частей армии Цезаря. Вообще Помпей и особенно его эмигрант­ское окружение считали, что Цезарь разбит при Диррахии и не представ­ляет никакой опасности. При г. Фарсале в Южной Фессалии летом 48 г.[328] произошла знаменитая битва. По утверждению Цезаря, силы Помпея бо­лее чем вдвое превосходили его собственные 47 тыс. пехоты и 7 тыс. всад­ников против 22 тыс. пехоты и 1 тыс. всадников у Цезаря. Хотя в этом утверждении есть некоторое преувеличение, но, во всяком случае, Пом­пей имел значительный численный перевес, особенно в коннице. Учиты­вая это, Цезарь поставил в наиболее опасном пункте правого фланга за линией своей конницы отборный отряд пехоты в 6 когорт (3 тыс. человек). Когда всадники Помпея рассеяли конницу Цезаря и хотели обойти его правое крыло, они наткнулись на этот отряд. Растерявшись от неожидан­ности, конница Помпея бежала. Это дало возможность Цезарю перейти в наступление по всему фронту. Помпей упал духом и бежал к морю, поки­нув свою армию на произвол судьбы. Половина ее осталась на поле боя, другая половина сдалась в плен на другой день.

Решающее сражение гражданской войны между Цезарем и Помпеем произошло 9 августа 48 г. в Фессалии у города Фарсал. Это сра­жение принадлежит не только римской истории, оно вошло в анна­лы мирового военного искусства, так как здесь одной из сторон (Це­зарем) эффективно был использован стратегический резерв, как раз и принесший победу в битве. Вот как сам Цезарь описывает кульми­национный момент сражения: «Во всяком случае, когда наши солда­ты по данному сигналу бросились с поднятыми копьями и заметили, что помпеянцы не трогаются с места, то благодаря приобретенной в прежних сражениях опытности они задержали свой разбег и остано­вились приблизительно на середине, чтобы не достигнуть неприяте­ля в изнуренном состоянии; после небольшой передышки они снова побежали, пустили копья и, как им было приказано Цезарем, обна­жили мечи. Но и за помпеянцами дело не стало: они приняли на себя пущенные копья, выдержали атаку, удержались в своих рядах, со своей стороны, пустили в ход копья и схватились за мечи. В то же время всадники с левого Помпеева фланга, как им было приказано, поскакали все до одного; вместе с ними высыпала и вся масса стрел­ков и пращников. Наша конница не выдержала их атаки и несколько подалась; тем энергичнее стала наседать конница Помпея и, развер­тываясь в эскадроны, начала обходить наш фронт с незащищенного фланга. Как только Цезарь это заметил, он дал сигнал (шести) ко­гортам образованной им четвертой линии. Те быстро бросились впе­ред сомкнутыми рядами и так бурно атаковали Помпеевых всадни­ков, что из них никто не устоял; все они повернули и не только очи­стили это место, но и немедленно в поспешном бегстве устреми­лись на очень высокие горы. С их удалением все стрелки и пращни­ки остались беззащитными, и так как им нечем было обороняться, то они были перебиты. Не прерывая атаки, когорты обошли левое кры­ло и напали на помпеянцев с тылу, встречая, впрочем, с их стороны упорное и стойкое сопротивление» (Гражданская война, III, 93, пер. М. М. Покровского).

Г. Дельбрюк ставит под сомнение точность изложения Цезаря. На его взгляд, победу Цезарю принесла совместная фланговая атака всад­ников, легкой пехоты и когорт. Только в этом случае понятна быст­рота и решительность победы на фланге, а также возможность ус­пешной атаки с тыла. Сам Г. Дельбрюк объясняет, почему Цезарь приписал честь победы другой части войска. Он отмечает: «У Цеза­ря было серьезное основание приписать честь развязки не коннице, а когортам. Уже в сражении против Ариовиста мы не слыхали об участии галльских всадников в победе; теперь общественное мне­ние Рима бросило ему упрек, что он ведет варваров против респуб­лики (Дион Кассий, XLI, 54, 2). Разве он может приписать им реши­тельную победу? Какой народности были эти варвары, мы совершен­но определенно узнаем из небольшого штриха, который сохранил для нас Аппиан. При вступлении в Фессалию войско разрушило и ограбило небольшой городок Гомфи, и солдаты воспользовались, конечно, запасами вина. "Самыми комичными казались в опьянении германцы", — прибавляет Аппиан (Гражданские войны, II, 65). Гер­манские всадники уже при Верцингеториксе способствовали победе римлян... Насколько рассказ Цезаря основан на политических сооб­ражениях, видно еще из следующего: Цезарь в своих Комментариях венчает лавровым венком победы только эти 6 когорт. Но у Аппиана мы читаем (II, 79), будто бы Цезарь в своих письмах сообщал, что 10-й легион, стоявший на его крайнем правом крыле, обошел неза­щищенное крыло неприятельской конницы и атаковал его с фланга. ("Десятый легион окружил левый фланг противника, оставшийся без конницы, и начал упорно теснить его на этом фланге со всех сторон до тех пор, пока не привел его в замешательство и не заставил его отступить, положив таким образом начало победе".) Это во всяком случае странное уклонение, причину которого разгадал Швейгхаузер. Когда Цезарь писал и издавал Комментарии о междоусобной войне (осенью 47 г. до похода из Рима в Африку), его 10-й легион взбунтовался и этим ужасно оскорбил своего полководца. И поэто­му победу при Фарсале теперь уже решил не этот легион, а 4-й эше­лон, составленный из когорт различных легионов. Мы же заключа­ем из этого, что полководец только позднее сообразил, что такие части не могли одержать решительную победу и что им искусствен­но приписана эта победа; признаться же в том, кому он главным об­разом обязан успеху, а именно храбрым варварским всадникам, он не хотел» (Дельбрюк Г. История военного искусства. Т. I. СПб., 1994. С. 387—388).

Помпей добрался до о. Лесбоса. После некоторых колебаний, взяв с со­бой жену и младшего сына Секста, он поехал в Египет, надеясь найти убе­жище при царском дворе. В Египте в этот момент происходили династиче­ские смуты. В 51 г. умер царь Птолемей XI Авлет, многим обязанный Пом­пею. После его смерти на престол вступили его дети: 17-летняя Клеопатра и ее брат и супруг Птолемей XII Дионис, мальчик 9 или 10 лет. Между братом и сестрой (точнее, между Клеопатрой и группой придворных, под­держивавших Птолемея) началась борьба за власть. Клеопатра была изгна­на в Сирию, откуда собиралась вторгнуться в отцовское царство.

Египетская армия, при которой находился и двор Птолемея, стояла на восточной границе, около Пелузия, когда к берегу подъехал Помпей и попросил, разрешения высадиться. В Египте в этот момент уже знали о Фарсале. Опекуны Птолемея, не желая ссориться с Цезарем, решили убить Помпея. Ему было дано разрешение высадиться, и к кораблю выслали лод­ку. Но когда Помпей ехал к берегу, он был заколот предательским ударом в спину на глазах жены и сына, стоявших на палубе корабля. Это про­изошло 28 сентября 48 г., в тот самый день, когда 13 лет тому назад Пом­пей справлял в Риме триумф над Митридатом. Помпею в этот момент было около 58 лет.

Александрийская война

Цезарь последовал за Помпеем в Египет. Но когда он прибыл туда, все было уже кончено, и Цезарю поднесли на блюде голову его соперника. Тем не менее Цезарь высадился в Александрии с небольшим отрядом. Ему нуж­ны были средства для продолжения борьбы, так как гибель Помпея еще не означала разгрома республиканской оппозиции. Богатый Египет должен был дать эти средства. Под предлогом взыскания долгов Птолемея Авлета, Це­зарь потребовал с египетского правительства крупных сумм. На уплату их пошли храмовая утварь и сокровища царского дворца. Это вызвало сильное недовольства александрийского населения. Кроме того, Цезарь вмешался в династические споры. В качестве третейского судьи он помирил брата с се­строй и снова водворил их совместно на египетском престоле. Немалую роль здесь играло его увлечение Клеопатрой. Ее появление в царском двор­це послужило каплей, переполнившей чашу терпения александрийцев: в споре между Птолемеем и Клеопатрой они поддерживали Птолемея.

В октябре 48 г. вспыхнуло восстание. Цезарь со своим маленьким от­рядом и с Клеопатрой оказался окруженным в царском дворце армией Птолемея и восставшими александрийцами. Хотя он сейчас же затребо­вал подкреплений из восточных провинций, но пока они появились, про­шло почти полгода, в течение которых Цезарь подвергался смертельной опасности. Во время осады он велел поджечь военный флот, стоявший в гавани, и портовые сооружения, чтобы не дать завладеть ими осаждаю­щим. При этом пожаре погибла знаменитая александрийская библиотека.

Наконец, весной 47 г. прибыли ожидаемые подкрепления. Цезарю уда­лось выбраться из города и соединиться с ними. В дельте Нила произошла битва, в которой войска Птолемея были почти целиком уничтожены. Сам он утонул во время бегства. 24 марта 47 г. Цезарь вступил в Александрию, выразившую полную покорность. В городе был оставлен сильный гарнизон. Правление было вручено Клеопатре и ее младшему брату Птолемею XIII.[329]

Понтийская кампания. Борьба с помпеянцами

Цезарь пробыл в Египте около 9 месяцев. За это время помпеянцы зна­чительно усилились. В Риме, Италии и западных провинциях было очень тревожно. Цезарю следовало спешить, если он не хотел окончательно по­терять плоды победы над Помпеем.

Ближайшим его врагом был Фарнак, сын Митридата. Он выступил еще до Фарсала и (быть может, с согласия Помпея) захватил Синопу, столицу быв­шего понтийского царства. Во время александрийской войны он завладел За­падной Арменией и напал на Каппадокию. Наместник Цезаря в Азии Гней Домиций Кальвин был им разбит, после чего Фарнак захватил Вифинию.

Цезарь, выступив из Египта и упорядочив сирийские дела, лично дви­нулся против Фарнака. При г. Зеле в Малой Азии 2 августа 47 г. Фарнак был разбит и бежал из Понта. Вся кампания была окончена в 5 дней[330].

Цезарь не произвел каких-нибудь принципиальных изменений на Вос­токе, оставив, в общем, то же положение, что и при Помпее. Конечно, его союзники были щедро награждены. Во всяком случае, Цезарь не мог те­рять много времени на устройство восточных дел: более важные вопросы настойчиво призывали его на Запад.

Цезарь прежде всего поспешил в Рим, куда прибыл в сентябре 47 г. В Италии после спекулятивного подъема 50-х гг. наступила депрессия, еще более усилившаяся из-за гражданской войны 49 г. и общей нестабильно­сти обстановки. Уже в конце 49 г. Цезарь принимал кое-какие меры для облегчения положения должников. В 48 г. претор Марк Целий Руф, цезарианец, внес предложение об отсрочке платежей на 6 лет. В качестве судьи он решал дела в пользу должников. Это вызвало волнения, и Пуб­лий Сервилий, коллега Цезаря по консульству, провел через сенат зап­рещение отправлять ему магистратуру. Тогда Руф соединился с Милоном, самовольно вернувшимся из ссылки (он был исключен из амнистии 49 г.). Они попытались поднять восстание на юге Италии, и оба при этом погибли.

В 47 г. положение стало еще напряженнее. В этом году ординарные магистраты отсутствовали, так как Цезарь после Фарсала вторично был провозглашен диктатором, а без него нельзя было выбрать должностных лиц. Италией с большим произволом управлял Марк Антоний в должнос­ти начальника конницы при Цезаре-диктаторе. Народный трибун 47 г. Публий Корнелий Долабелла возобновил предложение Руфа, чем вызвал новые волнения. Антоний подавил их вооруженной силой, но добиться полного спокойствия не мог.

Неспокойно было и в Испании: там среди римских гарнизонов, состо­явших из бывших солдат Помпея, царили помпеянские настроения. Но главные силы республиканцев сосредоточились в Африке под защитой нумидийского царя Юбы. Туда после Фарсала бежали все вожди помпеян­цев. Там находились: Квинт Цецилий Метелл, тесть Помпея; Петрей и Афраний, бывшие легаты Помпея в Испании; Тит Лабиен, изменивший Цеза­рю в начале гражданской войны; Гней и Секст, сыновья Помпея; Катон Младший, главный идеолог движения, и много других. В Утике заседало второе правительство — помпеянский сенат. Туда же постепенно собра­лись обломки разбитой при Фарсале армии и остатки помпеянских гарни­зонов с Балканского полуострова.

Ко всему этому прибавился мятеж легионов, стоявших в Кампании и приготовленных к отправке в Африку. В большинстве они состояли из старых солдат Цезаря, которые до сих пор еще не получили обещанных им наград. Праздная жизнь совершенно их деморализовала. Цезарь долго отсутствовал. Поэтому, когда солдаты получили приказ отплыть в Сици­лию, среди них вспыхнул мятеж. Они убили некоторых командиров, кото­рые пытались им помешать, и двинулись на Рим.

В этот момент среди них неожиданно появился Цезарь. Его присут­ствие, обычное спокойствие, умение говорить с солдатами сразу успокои­ли умы: мятеж прекратился без применения насильственных мер.

В Риме Цезарь также быстро установил порядок и ослабил недоволь­ство, дав отсрочку платежей по долгам и квартирной плате. Нуждаясь в поддержке плебса, он выразил неодобрение мерам Антония. На оставшу­юся часть года были избраны должностные лица.

Покончив с этими делами, Цезарь в конце 47 г. высадился в Африке с 6 легионами. Первое время, пока не пришли подкрепления, его сильно тревожила конница Юбы и Метелла. Пришлось соорудить сильные укреп­ления. Затем подошли резервы. При Тапсе, на восточном побережье про­винции Африки, 6 апреля 46 г. произошла битва. Пехота Цезаря напала на противника, когда он был занят постройкой лагеря. Неприятельские сло­ны, испуганные метательными снарядами, кинулись на своих. Помпеянцы побросали оружие и умоляли о пощаде. Но разъяренные солдаты Цезаря, не слушая приказаний командиров, никого не брали в плен. Говорят, что помпеянцы в этот день потеряли 50 тыс., а Цезарь — 50 человек.

В это же самое время другая армия Цезаря разбила Юбу и заняла Нумидию. Большинство республиканских вождей погибли: Цецилий Метелл, Юба, Петрей, Афраний. Катон, не желая пережить падения республики, покончил жизнь самоубийством в Утике, за что получил прозвание Утического. Только Лабиену и обоим сыновьям Помпея удалось бежать в Ис­панию. Нумидия была превращена в провинцию Новая Африка.

28 июля 46 г. Цезарь прибыл в Рим и отпраздновал четверной триумф: над Галлией, Египтом, Понтом и Нумидией. Однако борьба еще не закон­чилась. Остатки помпеянцев собрались в Испании и дали там последний бой Цезарю. Среди испанских гарнизонов, как указывалось выше, было много сторонников Помпея. Лузитаны и кельтиберы издавна представля­ли горючий материал, готовый вспыхнуть от любой искры. Между помпеянцами в Африке и Испании существовала связь еще до Тапса. После по­ражения в Африке сыновья Помпея завладели Балеарскими островами, а затем переправились на материк. К ним примкнули остатки африканской армии. Наместник Дальней Испании был изгнан, лузитаны и кельтиберы примкнули к помпеянцам.

Таким путем в Южной Испании собрались крупные силы. Легаты Це­заря не могли с ними справиться. Поэтому в конце 46 г. Цезарь сам отпра­вился в Испанию со своими лучшими войсками. 17 марта 45 г. при г. Мунде 8 легионов Цезаря разбили 13 легионов противника.

Под Фарсалом исход боя фактически решил внезапный удар общего резерва армии Цезаря. Таким образом, резерв стал не только сред­ством парирования случайностей, как это было раньше, но и сред­ством достижения победы. Третья линия боевого порядка армии Це­заря также сыграла важную роль, оказавшись линией поддержки: она атаковала изнуренного противника с фронта, в то время как во фланг его атаковали конница и отборные когорты. Но такая комбинирован­ная атака была возможна лишь при отсутствии резерва в боевом по­рядке Помпея и управления ходом боя. Помпей был только наблю­дателем в первые этапы боя и, когда увидел неблагоприятный исход, скрылся в своем лагере. На его стороне было численное превосход­ство, к тому же он имел третью линию боевого порядка, силами ко­торой можно было парировать обходный маневр когорт противника. Но Помпей не использовал имевшихся у него возможностей для на­несения поражения легионам Цезаря. Цезарь сам признался, что это была самая тяжелая его битва: «После сражения Цезарь сказал своим друзьям, что он часто сражался за победу, теперь же впервые сражался за жизнь»[331].

Битва при Мунде 17 марта 45 г. (Точное положение неизвестно, воз­можно, современная деревня Монтилла к северу от реки Сингулис, ныне Агуилар.) Найдя армию Помпея и Лабиена построенной для битвы на весьма выгодной позиции на холме, Цезарь неохотно ре­шил атаковать, равно побуждаемый желанием не допустить бегства Помпея и агрессивной уверенностью в собственных легионах. Оста­новив первый бросок цезарианцев вверх по склону, Помпей контр­атаковал и был очень близок к успеху. Цезарь смог подавить вспых­нувшую среди его войск панику, лишь кинувшись в гущу битвы — сперва с одним легионом, затем с другим. Это сражение было, воз­можно, самым тяжелым изо всех, проведенных Цезарем. Наконец, ему личным примером удалось воодушевить своих легионеров, и те прорвали центр линии Помпея. Тогда сопротивление рухнуло, и битва перешла в побоище. Было убито 30 тыс. помпеянцев, среди которых оказались Лабиен и Варрон. Раненый Гней Помпей был захвачен в плен и казнен; его младший брат Секст бежал и присоединился к остаткам помпеянского флота, с которыми впоследствии пиратство­вал несколько лет. Цезарь потерял более тысячи человек убитыми и по крайней мере 5 тыс. человек ранеными. Эта победа положила ко­нец сопротивлению помпеянской партии в Испании, а кроме того, вошла в историю как последняя битва Цезаря. Опираясь на армию, Цезарю удалось добиться славы и богатства; при помощи своих легионов он сумел получить власть в государ­стве. Среди солдат популярность Цезаря, талантливого стратега и щедрого полководца, была необычайна, но это не предотвращало опасности солдатских восстаний, при подавлении которых Цезарь проявил такую же изобретательность, как и во время военных похо­дов. После победы над Помпеем Цезарь был единоличным власти­телем, но власть эта все же выражалась в традиционных республи­канских формах. Подобно Сулле, Цезарь был назначен диктатором в 49 году, по возвращении в Рим из Испании; диктаторская власть вручалась тогда ему для созыва избирательных комиций. После того как Цезарь был избран консулом, он сложил полномочия диктатора. После битвы при Фарсале он был назван диктатором на неопреде­ленное время, а после битвы при Тапсе получил диктатуру на 10 лет. Наконец, в 45 году сенат дал ему титул пожизненного, «вечного» диктатора (dictator in perpetuum).

В сентябре 45 г. Цезарь вернулся в Рим и отпраздновал пятый триумф. Казалось, власть его была совершенно прочной.


Диктатура Цезаря и его реформы

Фактическая власть Цезаря основывалась на его армии, на десятках тысяч его ветеранов, получивших земельные наделы в провинциях и в Италии[332], на поддержке всадничества, на симпатиях городского плебса. Всякая организованная оппозиция была сломлена, что тоже являлось од­ной из предпосылок диктатуры. Что же касается юридического обоснова­ния власти Цезаря, то здесь он шел по стопам Суллы как с точки зрения «правовых» основ диктатуры (идея верховенства народа), так и в смысле конкретного ее оформления.

В первый раз Цезарь был провозглашен диктатором еще в ноябре 49 г. Но тогда эта диктатура носила временный, т. е. старый республиканский характер. Она была нужна Цезарю для проведения консульских выборов на 48 г., так как оба консула 49 г. отсутствовали. Второй раз он получил диктатуру на неопределенное время в конце 48 г. после битвы при Фарсале. Конкретная обстановка этого акта нам неизвестна. Своим начальни­ком конницы (magister equitum) Цезарь назначил Марка Антония, кото­рый замещал его в Италии. С этого момента его диктатура фактически стала непрерывной. Тогда же, в 48 г., Цезарю была дана пожизненная три­бунская власть (tribumcia potestas), что делало его особу неприкосновен­ной и давало ему всю полноту гражданской власти. Но при этом обычные народные трибуны продолжали выбираться в нормальном количестве. Се­нат, кроме этого, предоставил Цезарю право на 5 лет занимать одновре­менно и должность консула. В 46 г., после битвы при Тапсе, диктатура была сделана годовой магистратурой, и Цезарь получил ее вперед на 10 лет, а в 45 г. — пожизненно (dictator perpetuus). К этому нужно прибавить, что Цезарь имел цензорские полномочия и право рекомендовать народу кандидатов на должности.

Титул императора стал составной частью его имени — его преноменом: imperator Caius Julius Caesar. Но это было не только именем: и сам Цезарь, и современники, и потомство стали вкладывать в термин «импе­ратор» понятие носителя высшей, в частности, военной власти. Как импе­ратор Цезарь стал носителем империя. С этим значением термин перешел к преемникам Цезаря и послужил основой для образования понятия импе­рии в смысле военной монархии.

Наконец, в качестве верховного жреца (pontifex maximus) Цезарь яв­лялся главой римской религиозной организации. Ему был дарован почет­ный титул «отца отечества», его изображение чеканилось на монетах. Та­ким образом, монархическая по существу власть Цезаря юридически воз­никла из сосредоточения в его особе высших республиканских магистратур.

В области конституционных реформ Цезарь тоже в известной степени продолжал политику Суллы. Число сенаторов было доведено до 900 чело­век, будучи разбавлено большим количеством совершенно новых людей: цезарианскими офицерами, вольноотпущенниками и тому подобными «со­мнительными» элементами. Но если Сулла стремился поднять авторитет

сената (хотя объективно результаты получились обратные), то Цезарь даже субъективно не ставил себе этой цели. Наоборот, в качестве демократа (каковым он считался довольно долго), боровшегося с сенаторской зна­тью, Цезарь ставил своей целью всячески ослабить сенат, сведя его до роли государственного совета, т. е. совещательного органа при себе.

С увеличением количества сенаторов было связано и увеличение числа должностных лиц, в частности, квесторов. Число их с 20 было доведено до 40, эдилов — с 4 до 6, преторов — с 8 до 16. Однако нельзя в этой мере видеть только средство для того, чтобы легче пополнять расширенный сенат: как и Сулла, Цезарь увеличивал административный аппарат старой республики, переставший удовлетворять потребностям мировой держа­вы. В сущности, это была попытка создания бюрократического аппарата уже в рамках республики. Тем более что как раз по отношению к квесто­рам, эдилам и преторам Цезарь получил право «рекомендовать» народу, т. е. просто назначать половину магистратов. Народное собрание продол­жало существовать, но, как правило, было послушно диктатору. Отдель­ные попытки народных трибунов протестовать против действий Цезаря приводили к отрешению их от должности через комиции.

Среди реформ Цезаря особенно важное и прогрессивное значение име­ли его мероприятия, направленные к упорядочению провинциального управления.Как раз в этой области, более чем в какой-нибудь другой, Цезарь заложил фундамент будущей империи.

Цезарь основал много колоний своих ветеранов в провинциях. Свето­ний в биографии Цезаря (гл. 42) говорит, что 80 тыс. граждан были рас­пределены по колониям вне Италии. Были основаны колонии на месте Кар­фагена и Коринфа, они появились в Испании, Южной Галлии, Македонии и даже на южном побережье Понта. Колонизация провинций обусловли­валась столько же недостатком свободной земли в Италии, сколько стрем­лением Цезаря к романизации провинций.

Эту же цель романизации преследовало расширение прав гражданства. Полные права римского гражданства получили Транспаданская Галлия и некоторые испанские города. Латинское право было дано многим городам Нарбонской Галлии, Испании, Сицилии и Африки.

Закон о вымогательствах, проведенный еще в 59 г., стал применяться по-настоящему только Цезарем-диктатором. В области налоговой поли­тики также были внесены существенные улучшения: во многих провинци­ях сбор прямых налогов был отнят у публиканов и передан общинам под наблюдением агентов Цезаря — его вольноотпущенников и рабов. Откуп­ная система осталась, главным образом, для сбора таможенных пошлин, арендной платы с государственных земель и т. п. Многие общины вообще освобождались от налогов, полностью или частично.

Провинциальных наместников Цезарь лишил военной власти, оставив им только суд и гражданскую администрацию под своим контролем. Во главе провинциальных войск стояли легаты Цезаря в звании пропретора.

Муниципальное устройство Италии, начатое Суллой, было завершено Цезарем. До нас дошли отрывки его муниципального закона (lex Julia municipalis). Любопытно, что в нем есть статьи, касающиеся Рима, кото­рый, таким образом, начинает трактоваться только как один из городов Италии, а не как город-государство.

Среди огромного количества мероприятий Цезаря, затрагивавших са­мые различные стороны жизни, отметим еще введение новой золотой мо­неты и реформу календаря. Последний, как мы знаем, был в Риме чрезвы­чайно неудобен. В эпоху Цезаря расхождение между гражданским и аст­рономическим годом достигло 90 суток. Цезарь со свойственной ему смелостью и пренебрежением к традициям в 46 г. провел реформу, в осно­ву которой был положен египетский календарь (реформой руководил алек­сандрийский астроном Созиген). Исправленным календарем, под назва­нием юлианского, пользовались после этого в Западной Европе до конца XVI в., а в России — до Октябрьской революции.

Цезарь развил в Риме большую строительную деятельность. Им были построены форум Юлия, театр, храмы Венеры-матери, Марса и др. Он внимательно следил за благоустройством города и за его культурной жиз­нью (постройка общественной библиотеки). Он проектировал прорытие Коринфского перешейка, расширение Остии, осушение Помптинских бо­лот, Фуцинского озера и пр. Но всем этим грандиозным планам не сужде­но было осуществиться.

Одним из важнейших преобразований Цезаря, надолго пережившим диктатора, стала реформа календаря. Э. Бикерман подробно иссле­дует римский календарь и его усовершенствования, сделанные под руководством Цезаря. При этом он поясняет: «Римский календарь во времена Цезаря состоял из 12 месяцев: четырех — по 31 дню (март, май, кБилтидий=июдь, октябрь), семи — по 29 дней (январь, апрель, июнь, секстилий=август, сентябрь, ноябрь, декабрь) и од­ного из 28 дней (февраль) — всего 355 дней в году. Через каждый год (по четным годам до н. э.) прибавлялось 22 или 23 дня для со­гласования с солнечным годом. Это прибавление производилось в феврале после празднества Терминалий (23 февраля); оставшиеся пять дней февраля добавлялись в конце дополнительного месяца, так что этот месяц состоял из 27 или 28 дней. Первый день месяца назывался календы (Kalendae), пятый (или же седьмой в месяце из 31 дня) — ноны (Nonae), тринадцатый (или же пятнадцатый в меся­це из 31 дня) — иды (Idus). Считая в обратном порядке от этих установленных дат, обозначали дни месяца. Подсчет велся включитально, т. е. включался и обозначенный день, и день, от которого велся отсчет. День накануне того дня, который нужно было сосчи­тать, назывался pridie... Цезарь не переделывал римский календарь, но просто отказался от него и установил взамен постоянный сол­нечный календарь из 365 и 1/4 дня, который соответствовал време­нам года. В 46 г. до н. э. Цезарь добавил к году 90 дней для того, чтобы месяцы вновь совпали с соответствующими временами года. С 1 января 45 г. до н. э. в силу вошел год из 365 дней и месяцы такой же длины, как и в настоящее время» (Бикерман Э. Хроноло­гия Древнего мира. М., 1975. С. 38, 42.).


Гибель Цезаря

Цезарь начал свою политическую карьеру как демократ. Для эпохи, в которую он жил, и для человека его склада вопрос о степени искренности политических взглядов является праздным. Во всяком случае, очень дол­го он сохранял свои связи с популярами и не делал ничего, что могла бы ему поставить в упрек народная партия. Однако по мере того как крепла власть Цезаря, он все более и более отходил от демократии. Мало того, если в 50-х гг. Цезарь щедро кормил городской плебс и субсидировал шай­ки Клодия, то, став диктатором, он начал находить в демократии большие неудобства. Хотя Цезарь и осудил меры 48—47 гг., но все-таки народ не забывал, что эти меры были предприняты его помощниками; став диктато­ром, Цезарь снизил количество получателей бесплатного хлеба с 300 тыс. до 100 тыс. человек; коллегии, открытые Клодием, снова были закрыты как очаги революционного брожения; право быть судьями было отнято у эрарных трибунов, и судейские места начали распределяться по­ровну между сенаторами и всадниками.

Поэтому демократия имела основания быть недовольной Цезарем-дик­татором. Не меньше недовольства проявляли и всадники. Провинциаль­ная политика Цезаря, особенно ограничения откупной системы, нанесла чувствительный урон их интересам. К этому прибавился экономический кризис 40-х годов. Деловая жизнь ослабела. Эта депрессия выступала осо­бенно ясно по сравнению с подъемом 50-х гг. В кризисе, конечно, винили того же Цезаря.

Таким образом, в 40-х гг. наметилось некоторое сужение той социаль­ной базы, на которую опирался Цезарь. С другой стороны, в этот же пери­од вновь начинают усиливаться республиканские настроения. Хотя помпеянцы были разгромлены, но республиканская оппозиция продолжала существовать под покровом внешней лояльности и угодливости. Ее офор­мление было ускорено явно монархическими тенденциями Цезаря, про­явившимися в последние годы его жизни.

По-видимому, Цезарь не был удовлетворен тем положением фактиче­ского монарха, которое он занимал, и мечтал об «увенчании здания». Это увенчание понималось им как создание в Риме настоящей монархии элли­нистического типа. Целый ряд фактов говорит об этом. Усиленно пропа­гандировалась легенда об Аскании-Юле, сыне Энея, основателе рода Юли­ев. В связи с этим Цезарь всячески поощрял культ Венеры, своей «праро­дительницы». Делались неоднократные попытки, идущие от сторонников Цезаря (например, от М. Антония), увенчать его диадемой. Цезарь откло­нял эти попытки, но только потому, что находил их пока несвоевременны­ми. Хотя Цезарь пришел к власти в борьбе со старой аристократией, но, получив власть, он постарался примириться с родовой знатью. Он при­близил к себе многих ее представителей, стал осыпать их наградами, на­значать на должности. Наряду с этим Цезарь пытался создать свою новую знать. Так, например, он пополнил патрициат, сильно поредевший за вре­мя гражданских войн, плебеями. Вокруг Цезаря начал формироваться на­стоящий двор, труднодоступный для просителей. Личное обхождение Це­заря также изменилось: он стал нетерпеливым, раздражительным. Сена­торы имели все основания жаловаться на пренебрежительное отношение к ним диктатора.

Незадолго до своей смерти Цезарь стал готовиться к походу против парфян. На Балканском полуострове были сконцентрированы крупные силы: 16 легионов пехоты и 10 тыс. всадников. В связи с этим в обществе усиленно муссировались слухи о том, что в Сивиллиных книгах[333] есть пред­сказание о том, что победить парфян может только царь.

Это ускорило организацию заговора против Цезаря. В заговоре уча­ствовало около 60 человек, частью бывших помпеянцев, прощенных Це­зарем и занимавших высокие посты в правительстве, частью цезарианцев, перешедших в республиканский лагерь после того, как Цезарь стал гото­вить провозглашение монархии. К последним, например, принадлежали старые боевые товарищи Цезаря — Децим Юний Брут и Гай Требоний. Помпеянцами были преторы 44 г. Гай Кассий Лонгин и Марк Юний Брут, идеолог движения. Брут после Фарсала перешел на сторону Цезаря и был очень близок к нему. Занятия философией не помешали Марку Бруту быть одним из самых свирепых ростовщиков. Кассий и Брут являлись главны­ми организаторами заговора.

С убийством Цезаря следовало торопиться и осуществить его, во вся­ком случае, до парфянского похода. Оно было назначено на мартовские иды (15 марта) 44 г. в заседании сената. Говорили, что на этом заседании Цезарю будут декретированы какие-то чрезвычайные полномочия. В го­роде носились неопределенные слухи о заговоре, которые дошли и до Це­заря. Но он не придавал им серьезного значения. Цезарь всегда был фата­листом, твердо верил в свою судьбу и 15 марта отправился на заседание сената, происходившее в так называемой курии Помпея. Там он был зако­лот кинжалами заговорщиков. На теле убитого нашли 23 раны.

Со смертью Цезаря сошел в могилу один из крупнейших деятелей ис­тории. Мы далеки теперь от чрезмерных преувеличений исторического зна­чения Цезаря в духе Друманна и Моммзена. Мы знаем, что Цезарь не был вполне оригинален в своей деятельности, во многом продолжая дело Суллы. Тем не менее нельзя не признать, что если Сулла заложил фундамент империи, то Цезарь построил самое здание. Он был человеком гениаль­ных способностей и высокой культуры. Качества великого полководца со­четались в нем с широтой кругозора выдающегося государственного дея­теля. Вместе с тем в личности Цезаря было много обаятельности и благо­родства.

Ошибка Цезаря, стоившая ему жизни, вытекала, быть может, не столько из исторической обстановки, сколько из его характера. Он не умел останавливаться на полдороге и любил доводить все до конца. За­вершением дела его жизни казалась ему чистая монархия в эллинисти­ческом духе. Однако Рим еще не созрел до чистой монархии. Римскому обществу нужна была завуалированная форма диктатуры. Цезарь хотел идти дальше и поэтому погиб. Только его преемник, учитывая весь пред­шествующий опыт, сумел остановиться на необходимом рубеже, там, где стоял сам Цезарь в 46 г.

Многие античные авторы рассказывают об убийстве Цезаря (Светоний. Божественный Юлий, 82; Плутарх. Цезарь, 66; Аппиан. Граж­данские войны, II, 117). Все они единодушно свидетельствуют об огромном количестве самых различных предупреждений о возмож­ной опасности, которые получал Цезарь накануне мартовских ид 44 г. Однако Цезарь не внял им и отправился на роковое для него заседа­ние сената. «При входе Цезаря, — пишет Плутарх, — сенат поднял­ся с места в знак уважения. Заговорщики же, возглавляемые Бру­том, разделились на две части: одни стали позади кресла Цезаря, другие вышли навстречу, чтобы вместе с Туллием Кимвром просить за его изгнанного брата; с этими просьбами заговорщики провожали Цезаря до самого кресла. Цезарь, сев в кресло, отклонил их просьбы, а когда заговорщики приступили к нему с просьбами еще более на­стойчивыми, выразил каждому из них свое неудовольствие. Тут Тул­лий схватил обеими руками тогу Цезаря и начал стаскивать ее с шеи, что было знаком к нападению. Каска первым нанес удар мечом в за­тылок; рана эта, однако, была неглубока и несмертельна: Каска, повидимому, вначале был смущен дерзновенностью своего ужасного поступка. Цезарь, повернувшись, схватил и задержал меч. Почти од­новременно оба закричали: раненый Цезарь по-латыни: "Негодяй Каска, что ты делаешь?" — а Каска по-гречески, обращаясь к брату: "Брат, помоги!". Непосвященные в заговор сенаторы, пораженные страхом, не смели ни бежать, ни защищать Цезаря, ни даже кричать. Все заговорщики, готовые к убийству, с обнаженными мечами окру­жили Цезаря. Куда бы он ни обращал взор, он, подобно дикому зве­рю, окруженному ловцами, встречал удары мечей, направленные ему в лицо и в глаза, так как было условлено, что все заговорщики при­мут участие в убийстве и как бы вкусят жертвенной крови. Поэтому и Брут нанес Цезарю удар в пах. Некоторые писатели рассказывают, что, отбиваясь от заговорщиков, Цезарь метался и кричал, но, уви­дев Брута с обнаженным мечом, накинул на голову тогу и подставил себя под удары. Либо сами убийцы оттолкнули тело Цезаря к цоко­лю, на котором стояла статуя Помпея, либо оно там оказалось слу­чайно. Цоколь был сильно забрызган кровью. Можно было подумать, что сам Помпей явился для отмщенья своему противнику, распрос­тертому у его ног, покрытому ранами и еще содрогавшемуся. Це­зарь, как сообщают, получил 23 раны. Многие заговорщики перера­нили друг друга, направляя столько ударов в одно тело». Светоний добавляет, что, когда Цезарь увидел Марка Брута, бросившегося на него с обнаженным мечом, он сказал: «И ты, дитя мое?». Как пишет переводчик и комментатор Светония М. Л. Гаспаров, в этом обра­

щении заключено, «может быть, не только выражение общеизвест­ной привязанности Цезаря к Бруту, но и намек на то, что Брута счи­тали сыном Цезаря от связи с Сервилией» (Светоний. О жизни две­надцати цезарей. М., 1964. С. 290).

Возможно, ему не хватало высочайшего, уравновешенного военно­го гения Александра или Ганнибала, но, несмотря на это, Цезарь был одним из величайших полководцев в мировой истории. Его энергия и смелость не были превзойдены никогда, а его харизма вождя вну­шала солдатам преданность в такой степени, что лишь очень немно­гих других великих полководцев можно поместить с ним в один ряд. Его единственной слабостью как военачальника было доведение сме­лости до безрассудства, даже до легкомыслия — как при Диррахии, в Александрии или при Руспине. Ни один военачальник никогда не был более удачлив, и это, конечно, потому, что в большой степени удачу он создавал сам, неизменно захватывая и удерживая инициа­тиву. Никто и никогда не сравнялся с его уникальной комбинацией талантов: гения в политике, государственной деятельности, законо­дательстве и классической литературе в добавление к гениальности великого полководца.

Цезарю было около 60 лет, когда он был убит заговорщиками. Ис­точники рассказывают о его необычайной энергии. Про него говори­ли, что он мог одновременно слушать, читать и диктовать письма. Дошедшие до нас изображения Цезаря и описания его внешности представляют его стройным человеком, высокого роста, худым, с заостренными чертами лица. Цезарь не отличался крепким здоровь­ем. Но это не мешало ему в дни галльских походов переносить вме­сте с солдатами все лишения тяжелой кампании. Во время Алексан­дрийской войны лишь необычайное физическое напряжение спасло Цезаря от гибели. Представитель высшего слоя нобилитета, страст­ный любитель роскоши и изящества, он тратил громадные средства на свои виллы, картины и статуи. О его распутстве распевали песен­ки даже преданные ему солдаты. Отношение Цезаря к людям опре­делялось чаще всего политическими мотивами. Во время Галльской войны он не раз проявлял жестокость и вероломство, но в то же вре­мя умел поражать своим великодушием и милосердием. Цезарь был одним из самых образованных людей своего времени.

Борьба за власть. II триумвират

Убийцы Цезаря думали, что народ, обрадованный смертью «тирана», поднимет их на щит. Однако ничего подобного не произошло. Сенаторы в страхе разбежались, в городе началась страшная паника. Заговорщики от­ступили на Капитолий, где провели ночь. На другой день, 16 марта, Марк Брут обратился с речью к собравшемуся народу, разъясняя ему смысл про­исшедшего. Ответом было гробовое молчание.


Наконец 17 марта собрался сенат. Начались долгие споры о том, что делать. Было внесено предложение объявить Цезаря тираном. Однако с этим не могло согласиться огромное большинство сената и, в частности, сами же заговорщики. Объявить Цезаря тираном означало отменить все его распоряжения: раздачу земель, наград, должностные назначения и т. п. В конце концов остановились на компромиссе, предложенном Цицероном: объявить амнистию убийцам Цезаря, утвердить все его распоряжения, а разбор бумаг, оставшихся после покойного, поручить консулу Марку Ан­тонию.

19 марта было вскрыто завещание Цезаря. Большую часть состояния он завещал своему внучатому племяннику Гаю Октавию, которого он в этом же завещании усыновлял. Остальная часть должна была перейти к двум дру­гим внучатым племянникам. Если бы они не пожелали вступить в права на­следства, имущество переходило к Дециму Бруту и Марку Антонию. Бед­нейшим гражданам было завещано по 300 сестерциев каждому. Свои рос­кошные сады за Тибром Цезарь передавал в общественное пользование.

Завещание произвело в римском обществе сильное впечатление и вы­звало уже подготовлявшийся взрыв. Хотя народная масса и была недо­вольна антидемократическими мероприятиями Цезаря, но когда перед ней встала реальная угроза восстановления олигархической республики, она резко повернула в сторону цезарианцев.

20 марта состоялось торжественное сожжение тела Цезаря на форуме, превратившееся в грандиозную народную демонстрацию. Толпа бросилась громить дома заговорщиков. Погром остановили, но убийцы предпочли уехать из города. Движение стало приобретать опасный характер, направ­ленный против имущих. Это на некоторое время содействовало поддер­жанию компромисса 17 марта.

Реальная власть в городе оказалась в руках цезарианцев: консулов 44 г. Антония и Долабеллы[334] и начальника конницы М. Эмилия Лепида. Факти­чески делами руководил Антоний. Это был человек способный и реши­тельный, прошедший хорошую школу под руководством Цезаря, но недо­статочно устойчивый. Он продолжал вести примирительную политику, ссылаясь при этом на какие-то распоряжения Цезаря, якобы найденные им в его бумагах. В интересах старой сенаторской знати была навсегда отменена диктатура. Аграрный закон, в основном повторявший прежний закон Цезаря, имел целью удовлетворить ветеранов.

Наконец, Антонию пришлось иметь дело еще с одной сложной пробле­мой. На политическом горизонте появился Секст Помпей. Он собрал вой­ска в Испании и сейчас же после смерти Цезаря начал там военные дей­ствия. Ему удалось разбить наместника Цезаря — Азиния Поллиона и утвердиться в Испании по ту сторону Эбро. Теперь он тоже предъявил свои требования при дележе политического наследства Цезаря. Антоний через Лепида, вступившего в управление Ближней Испанией, начал пере­говоры с Помпеем, обещая ему восстановление в правах и возвращение отцовских владений.


Однако сенатское большинство относилось к Антонию недоверчиво, усматривая в нем непосредственного преемника Цезаря. Антонию после окончания его служебного года, как в свое время Цезарю, было важно по­лучить в управление Галлию, чтобы сохранить контроль над Римом. Но Галлия еще при жизни Цезаря была им назначена Дециму Бруту. Поэтому Антоний в июне 44 г. провел через комиции закон об обмене провинция­ми, согласно которому Антонию давались в управление обе Галлии, Долабелле — Сирия, а Децим Брут должен был получить Македонию. Брут не признал этого закона. В сенате образовалась сильная оппозиция против Антония во главе с Цицероном.

Положение осложнялось еще тем, что в конце апреля в Риме появился новый претендент на власть: Гай Октавий, внучатый племянник Цезаря, наследник его имени и 3/4 состояния. Он был сыном Гая Октавия и Аттии, дочери сестры Цезаря Юлии. Октавий родился 22 сентября 63 г. В момент смерти Цезаря он находился в Аполлонии, наблюдая за подготовкой к пар­фянскому походу. Приехав в Рим, он принял имя Гая Юлия Цезаря Октавиана и предъявил права на наследство своего приемного отца.

Октавиану не исполнилось еще 19 лет, но он был не по летам осторожен и хитер. В Италии ветераны Цезаря встретили его с восторгом, Цицерон приветствовал его как «защитника республики», но Антоний, видя в нем будущего соперника, отнесся к нему холодно и пренебрежительно. Это оп­ределило первые шаги Октавиана: он сближается с сенатом и Цицероном.

Положение в Риме становилось все напряженнее. Цицерон в начале сентября выступил с первой речью против Антония, требуя объявления его вне закона[335]. Брут и Кассий некоторое время жили около Рима, но за­тем (в сентябре или октябре 44 г.) уехали на Восток собирать силы. Окта­виан с разрешения сената приступил к вербовке солдат. Набор шел очень успешно: ему удалось даже переманить на свою сторону 2 легиона Анто­ния. Опираясь на эти силы, сенат почувствовал себя очень твердо.

В начале 43 г. Антоний выехал в Цизальпинскую Галлию, чтобы всту­пить в управление своей провинцией. Однако Децим Брут заперся в Мутине и отказался покинуть Галлию. Тогда Антоний осадил его в Мутине (апрель 43 г.). Началась так называемая Мутинская война.

Сенат отправил на помощь Бруту обоих консулов 43 г.: цезарианцев Авла Гирция и Гая Вибия Пансу. Вместе с ними должен был действовать и Октавиан, которому сенат дал звание пропретора с зачислением его в спи­сок сенаторов в ранге консуляра.

Под Мутиной Антоний был разбит, но оба консула погибли. Антоний, объявленный сенатом врагом отечества, с остатками войск бежал на се­вер. Преследование его было поручено сенатом не Октавиану, а Дециму Бруту. Октавиан имел все основания считать себя оскорбленным, тем бо­лее что в это же время сенат произвел новое распределение провинций: Марку Бруту была предоставлена Македония, Кассию — Сирия, а Сек­сту Помпею поручено командование флотом.


Таким образом, враги Цезаря вновь окрепли, и все цезарианцы, сколь ни сильны были противоречия между ними, должны были сплотить свои ряды. Октавиан вступил в переговоры через третьих лиц с Антонием и Лепидом, правителем Ближней Испании и Нарбонской Галлии, который по приказанию сената должен был действовать против Антония. В резуль­тате этих переговоров Антоний и Лепид соединили свои силы в Нарбонской Галлии (май 43 г.). Тогда сенат объявил врагом отечества и Лепида. Октавиан, ведя двойную игру, потребовал от сената наград своим ветера­нам, а себе — консульства. Сенат, чувствуя за собой поддержку Брута и Кассия, собравших большие силы на Востоке, отказал.

Только тогда произошел открытый разрыв Октавиана с сенатом. Он вступил с войсками в город и заставил провести себя консулом (в секстилии 43 г.)[336]. По закону Квинта Педия (lex Pedia), коллеги Октавиана, был учрежден суд над убийцами Цезаря. Все они были осуждены и объявлены врагами отечества. Все меры против Антония и Лепида были отменены, и оба они двинулись в Италию[337].

Октавиан выступил им навстречу. Около Бононии (Болонья) в начале ноября 43 г. в присутствии войск состоялось свидание трех вождей. На нем было условлено о заключении триумвирата, о проведении проскрип­ций и о дальнейших действиях. Было решено, что Лепид получит консуль­ство на 42 г., а Октавиан и Антоний отправятся против Брута и Кассия. Не забыто было и распределение провинций.

В конце ноября будущие триумвиры торжественно вступили в Рим. Сейчас же народный трибун Публий Тиций провел в комициях закон (lex Ticia), согласно которому Октавиану, Антонию и Лепиду вручались нео­граниченные полномочия на 5 лет (до 31 декабря 38 г.) для устройства государственных дел (triumviri rei publicae constituendae).

Немедленно начались политические убийства, по своей обдуманности и холодной жестокости далеко превзошедшие проскрипции Суллы. Три­умвиры заранее составили список своих жертв, куда вошли не только по­литические враги цезарианцев, но много просто богатых людей. Одним из первых погиб Цицерон (7 декабря 43 г.), отданный в жертву мстительнос­ти Антония. Он пытался бежать, но был настигнут около Капуи военным отрядом. Командовавший им центурион отрезал голову и руку Цицерона и послал этот ужасный трофей Антонию.

«Тот чрезвычайно обрадовался, — говорит Аппиан, — увенчал центу­риона и сверх назначенной награды подарил ему 250 тыс. аттических драхм за уничтожение величайшего из всех его противников и самого непримири­мого. Голова Цицерона и рука очень долго висели на форуме перед трибу­ной, с которой он прежде обычно обращался к народу с речами. И посмот­реть на это стекалось больше народу, чем прежде послушать его. Говорят, что за обеденным столом Антоний голову Цицерона ставил на стол, пока не насытился этим отвратительным зрелищем» (IV, 20).

После известия о проскрипциях Цицерон решил бежать из Италии, но не мог перенести морской качки и высадился на берег. Его узнал и выдал ремесленник, бывший когда-то в дружинах Клодия. Центу­рион же, выигравший в свое время процесс благодаря Цицерону, отрубил ему голову и доставил ее в Рим Антонию. Так погиб один из крупнейших римских деятелей. Цицерон принадлежал к числу «но­вых людей» и возвысился не вследствие знатности или богатства, а прежде всего благодаря своим личным качествам. Несмотря на из­вилистый путь, который характерен для его карьеры, Цицерон по­гиб за свои убеждения в борьбе против узурпации и неприкрытого господства военщины. Его «пестрая, морально смутная жизнь укра­силась и преобразилась силой трагического конца».

Провинции были поделены между триумвирами следующим образом: Антоний получил обе Галлии (Цизальпинскую и «Волосатую»), Лепид — обе Испании и Нарбонскую Галлию, Октавиан — Сардинию, Сицилию и обе Африки. Италия должна была остаться в совместном управлении всех трех.

Население Италии получило в подарок от триумвиров не только про­скрипции, каждый гражданин был обложен трибутом в размере '/10 иму­щества, а 18 наиболее богатых городов лишились своих земель в пользу ветеранов.

Вместе с тем была почтена память покойного Цезаря. Его объявили богом под именем «divus Julius», месяц квинтилий, в котором он родился, был назван iulius и т. д.

Тем временем положение в провинциях стало очень опасным для три­умвиров. Сардинией и Сицилией завладел Секст Помпей[338], к которому бе­жали люди от проскрипций и массами стекались рабы, зачислявшиеся им в войско и флот. Все восточные провинции, начиная от Иллирии, находи­лись в руках Брута и Кассия. Жестокими мерами они собрали огромные военные силы и денежные средства. Вели они себя на Востоке как неогра­ниченные повелители, чеканя даже монеты со своими изображениями. Сначала Брут действовал в Иллирии и Македонии, а Кассий — в Сирии. Но в 42 г. они объединили свои силы в Малой Азии и двинулись навстречу Антонию и Октавиану.

Осенью 42 г. при г. Филиппах в Македонии сошлись обе враждебные армии. У республиканцев было 19 римских легионов, не считая большого количества союзных войск В их руках находился флот, и они господство­вали на море. Поэтому их первоначальным планом было взять триумви­ров голодом, не доводя дело до сражения. Но Антонию ловкими маневра­ми удалось перерезать связь Брута и Кассия с морем. Этим он вынудил их принять бой. Произошло два сражения. В первом Кассий был побежден Антонием и, думая, что все погибло, лишил себя жизни. Но в это же самое время Брут разбил Октавиана и овладел его лагерем. Тогда Брут по насто­янию войска дал второе сражение и проиграл его. Он покончил жизнь са­моубийством, а большинство его армии перешло на сторону триумвиров. Часть флота отправилась к Сексту Помпею. Битва при Филиппах нанесла последний удар по республиканской партии.

Однако затруднения триумвиров на этом не кончились. Секст Помпей продолжал господствовать в Сицилии и Сардинии. Под знаменами Октавиана и Антония собралась масса войск, и своих и чужих, которые требо­вали награды. Денег у триумвиров не было. Поэтому Антоний отправился на Восток, чтобы выжать средства из восточных провинций, и без того уж разоренных республиканцами.

В г. Тарсе в Малой Азии произошла встреча Антония с Клеопатрой, сыгравшая столь трагическую роль в судьбе их обоих. Клеопатра в этот момент находилась в расцвете красоты. Преследуя свои цели, она пустила в ход все чары, чтобы покорить Антония. Он влюбился в нее и последовал за ней в Александрию, где провел зиму 42/41 г. Управление Востоком Антоний передал своим легатам, хотя дела там обстояли далеко не благо­получно. Квинт Лабиен, который находился у парфян в качестве посла Брута и Кассия, с помощью парфянских отрядов и части войск Антония завладел Сирией, Киликией и почти всей Малой Азией.

Октавиан после Филипп поехал в Италию. Там положение стало со­вершенно катастрофическим: 170 тыс. ветеранов ожидали наград, Секст Помпей блокировал Италию, лишая ее подвоза продовольствия. Октави­ан прежде всего постарался удовлетворить солдат. Началась массовая кон­фискация земель, отведенных решением триумвиров для поселения вете­ранов. Земли не хватало, так как вместо 18 городов осталось только 16 (два южных округа находились в руках Помпея). Население Италии сто­нало от насилий и всяческих беззаконий. Триумвиров и особенно Октавиана все проклинали.

Этим настроением воспользовались брат Антония Луций Антоний и жена Фульвия. Они подняли восстание под лозунгом уничтожения триум­вирата, восстановления республики и защиты всех угнетенных. Оба они действовали, в сущности, как агенты Антония. У Фульвии прибавлялся еще личный мотив: ревнуя своего мужа к Клеопатре, она хотела путем организации беспорядков в Италии ускорить его возвращение.

Луций Антоний на некоторое время завладел Римом, но потом отсту­пил на север и был осажден войсками Октавиана в г. Перузии[339]. Только после долгой осады, в феврале 40 г., Луций был принужден сдаться. Октавиан, не желая ссориться с Антонием, сохранил ему жизнь. Вся коалиция распалась: Фульвия поехала навстречу Антонию в Грецию, где вскоре умер­ла; некоторые представители знати перекочевали к Помпею.

Летом 40 г. Антоний высадился в Брундизии. Ему нужны были войска для войны с парфянами, да и положение в Италии требовало его личного присутствия. В этот момент триумвиры были накануне войны друг с дру­гом (фактически военные действия уже начались). Но их общие интересы и требования солдат, жаждавших мира, помешали открытому разрыву. Благодаря посредничеству общих друзей дело кончилось соглашением (Брундизийский договор). Произведен был новый раздел провинций: Ан­тоний получил Восток (от Иллирии), Октавиан — Запад, Лепид — только Африку. Италия была по-прежнему оставлена в общем управлении. Октавиан и Антоний обязались взаимно помогать друг другу в борьбе с Помпеем и парфянами. Союз скрепили браком Антония с сестрой Октавиана Октавией.

Однако вопрос с Помпеем оказался не таким простым. В Сицилии и Сардинии под его верховенством образовалось своеобразное государство, где остатки римской знати уживались с беглыми рабами и пиратами. Ита­лия страдала от недостатка продовольствия. Италийские рабовладельцы были в ужасе от массового бегства рабов к Помпею. Общественное мне­ние требовало от триумвиров примирения с Помпеем, если они не могут покончить с ним силой.

Триумвиры вынуждены были согласиться[340]. В 39 г. около Мизенского мыса на плотах состоялось свидание Октавиана, Антония и Помпея. Со­глашение заключено было на следующих условиях. Война прекращается, и устанавливается свобода торговли. Помпей обязуется не принимать к себе больше ни свободных, ни рабов. Рабы, уже зачисленные в его войска, получают свободу. Свободные воины награждаются земельными надела­ми наравне с ветеранами триумвиров. Помпей на 5 лет получает власть над Сицилией, Сардинией, Корсикой и Ахайей и командование флотом. По истечении этого срока он делается консулом и получает вознагражде­ние за отцовское имущество. Провозглашается амнистия всем, кроме убийц Цезаря.

Мизенское соглашение вызвало общий восторг в Риме. Казалось, граж­данская война окончилась. Антоний уехал на Балканский полуостров и жил в Афинах, в то время как его легаты отбирали у Лабиена и парфян захваченные ими области.

Однако Мизенское соглашение, как и следовало ожидать, оказалось очень непрочным. Между Помпеем и Октавианом начались недоразуме­ния, скоро приведшие к войне. Она началась в 38 г. Октавиан всячески подчеркивал ее политическое значение, изображая ее как борьбу с пирата­ми и беглыми рабами. На первых порах война шла для Октавиана неудач­но: попытка овладеть Сицилией была отбита. Весной 37 г. Антоний снова приехал в Италию. Он не одобрял войны с Помпеем, и на этой почве меж­ду триумвирами опять начались недоразумения. Но и на этот раз дело окон­чилось соглашением, заключенным в Таренте. Антоний и Октавиан про­длили свои полномочия до 31 декабря 33 г. и обязались помогать друг дру­гу. Антоний вернулся на Восток, Октавиан продолжал войну с Помпеем.

В сентябре 36 г. выдающийся полководец Октавиана Марк Випсаний Агриппа нанес Помпею решительное поражение в двух морских битвах около Мил и Навлоха на северном побережье Сицилии. Помпей, потеряв большую часть флота, бежал в Малую Азию, где был казнен по приказа­нию Антония (35 г.).


Победа над Помпеем оказала огромное влияние на дальнейший ход событий. Прежде всего, она привела к ссоре Октавиана с Лепидом, кото­рый помогал Октавиану во главе сухопутных войск в Сицилии. После по­беды при Милах и Навлохе он попытался оставить за собой Сицилию, но Октавиан энергично этому воспротивился. Грозила новая междоусобная война, которой помешали солдаты Лепида, перейдя на сторону Октавиана. Это послужило для последнего хорошим предлогом лишить Лепида звания триумвира и его провинций. Он остался только старшим понтифи­ком и мирно скончался в 12 г. до н. э.

Таким образом Октавиан сделался единственным хозяином Запада. Еще большее значение имела его победа над Помпеем для стабилизации ита­лийских отношений. Угроза новой невольничьей войны исчезла. 30 тыс. рабов из войска Помпея были возвращены их владельцам; 6 тыс., хозяева которых не отыскались, казнены. Италии перестали грозить набеги пира­тов, свобода торговли была восстановлена, цены на хлеб упали, голод в Риме прекратился.

Все это сильно укрепило положение Октавиана. Его чествовали в Риме с большим торжеством, подобно Цезарю он получил пожизненную три­бунскую власть. Чувствуя свое положение окрепшим, Октавиан сам на­чал ослаблять тот суровый режим земельных конфискаций, налогов и при­нудительных наборов, который давил на Италию, начиная с 43 г. Поведе­ние Антония на Востоке могло только укрепить начавшееся сближение между Октавианом и рабовладельцами Италии.

Октавиан, Антоний и Лепид, заключив соглашение между собой, со­ставили проскрипционные списки. При этом они посчитали нужным издать особый манифест, объясняющий необходимость проскрипций. Этот документ, переданный Аппианом (Гражданские войны, IV, 8— 11), интересен вдвойне потому, что это первая в мировой истории официальная программа массового террора, аргументированно до­казывающая его необходимость и даже его благородные цели. Доку­мент гласил следующее: «Марк Лепид, Марк Антоний и Октавий Цезарь, избранные для устройства и приведения в порядок государ­ства, постановляют следующее: если бы негодные люди, несмотря на оказанное им по их просьбе сострадание, не оказались веролом­ными и не стали врагами, а потом и заговорщиками против своих благодетелей, не убили Гая Цезаря, который, победив их оружием, осыпал всех почетными должностями и подарками, то и мы не вы­нуждены были бы поступить столь сурово с теми, кто оскорбил нас и объявил врагами государства. Ныне же, усматривая из их загово­ров против нас и из судьбы, постигшей Гая Цезаря, что низость их не может быть укрощена гуманностью, мы предпочитаем опередить врагов, чем самим погибнуть. Да не сочтет кто-либо этого акта не­справедливым, жестоким или чрезмерным; пусть он примет во вни­мание, что испытал Гай Цезарь и мы сами. Ведь они умертвили Це­заря, бывшего императором, верховным понтификом, покорившего и сокрушившего наиболее страшные для римлян народы, первого из людей, проникшего за Геркулесовы столпы в недоступное дотоле море и открывшего для римлян неведомую землю, умертвили среди священного места во время заседания сената, на глазах у богов, на­неся ему 23 раны; это те самые люди, которые, будучи захвачены им по праву войны, были пощажены им, а некоторые даже назначены в завещании наследниками его состояния. Остальные же вместо того, чтобы наказать их за такое преступление, поставили запятнанных кровью на должности и отправили управлять провинциями. Пользу­ясь этим, они расхитили государственные деньги, а теперь собирают на эти средства армию против нас, требуют других войск еще от вар­варов, постоянных врагов римского могущества. Из городов, подчи­ненных римскому народу, одни, ввиду оказанного ими неповинове­ния, они предали огню, сравняли с землей или разрушили, другие же города, терроризированные ими, они восстанавливают против отечества и против нас.

Некоторых из них мы уже казнили, остальные, вы скоро это увиди­те, понесут, с помощью божества, кару. Но хотя важнейшие дела в Испании, Галлии и в Италии уже выполнены нами или находятся на пути к разрешению, все-таки еще остается одно дело — поход про­тив находящихся по ту сторону моря убийц Цезаря. Если мы хотим вести эту внешнюю войну для вашего блага, то нам кажется, ни вы, ни мы не будем в безопасности, оставив в тылу прочих врагов, кото­рые нападут во время нашего отсутствия и будут выжидать удобного случая при всех превратностях войны. С другой стороны, лучше не медлить с ними в таком спешном деле, но уничтожить их всех не­медленно, коль скоро они начали против нас войну еще тогда, когда постановили считать нас и наши войска врагами. И они готовы были погубить столько тысяч граждан вместе с нами, невзирая ни на возмездие богов, ни на ненависть людей. Никаких страданий народные массы не испытывают от нас, и мы не станем выделять в качестве врагов всех тех, кто разошелся с нами или зло­умышлял против нас, или кто выдается своим чрезмерным богат­ством, влиянием, и не в таком количестве пострадают они, в каком другой диктатор, бывший до нас, умертвил, он, который также вос­станавливал государство среди гражданской войны и которого вы за его деяния назвали Счастливым[341] ; правда, неизбежно, чтобы у троих врагов было больше, чем у одного. Мы будем карать только самых закоренелых и самых виновных. И это столько же в ваших интере­сах, сколько лично в наших. Неизбежно, что во время нашей борьбы вы все, находясь между враждующими сторонами, будете сильно страдать. Необходимо далее, чтобы и армия, оскорбленная и раздра­женная, объявленная нашими общими противниками вражескою, по­лучила некоторое удовлетворение. И хотя мы могли приказать схва­тить тех, о которых это было решено, мы предпочитаем предворительно опубликовать их список, чем захватить их врасплох. И это опять-таки в ваших интересах; чтобы не было возможности разъя­ренным солдатам неистовствовать по отношению к невиновным, но чтобы солдаты, имея в руках списки проверенных по числу и назван­ных по именам лиц, воздерживались, согласно приказанию, от наси­лия по отношению ко всем остальным.

Итак, в добрый час. Никто не должен давать приют у себя, скрывать, отправлять в другое место или давать себя подкупать деньгами; вся­кого, кто будет изобличен в том, что он спас или оказал помощь, или только знал об этом, мы, не принимая во внимание никаких отгово­рок и просьб о прощении, включаем в проскрипционные списки. Го­ловы убитых пусть приносят к нам за вознаграждение в 25 000 атти­ческих драхм за каждую, если приносящий свободнорожденный, если же раб, то получит свободу, 10 000 аттических драхм и гражданские права своего господина. Те же награды назначаются и доносчикам. Никто из получающих награды не будет вноситься в наши записи, и имя его останется неизвестным» (пер. С. А. Жебелева). Одним из первых в проскрипционных списках стояло имя Цицеро­на. 7 декабря 43 г. великий римский оратор трагически погиб. Плу­тарх (Цицерон, 48) и Аппиан (Гражданские войны, IV, 20) подробно описывают гибель Цицерона и неистовую радость Марка Антония, по настоянию которого имя автора «Филиппик» было внесено в спис­ки проскрибированных. Позднее Веллей Патеркул воспользовался этим трагическим концом Цицерона для панегирика в его адрес и для гневных обвинений по отношению к Марку Антонию. «Преступ­ление Антония, — пишет он, — заставило умолкнуть народный глас: никто не защитил жизнь того, кто на протяжении стольких лет защи­щал в общественной сфере — государство, а в частной — граждан. Но все это напрасно, Марк Антоний, — негодование, вырывающее­ся из глубины души и сердца, вынуждает меня выйти за установлен­ные мною рамки труда, — напрасно, говорю я, и то, что ты назначил плату за божественные уста, и то, что ты отсек голову знаменитей­шего человека, и то, что ты подстрекал к убийству того, кто спас государство и был столь великим консулом. Ты лишь похитил у Ци­церона дни, которые он провел бы в беспокойстве, старческий воз­раст и жизнь при тебе, принцепсе, более печальную, чем смерть при тебе, триумвире. Ведь честь и славу его дел и слов ты не только не отнял, но, напротив, приумножил. Он живет и будет жить вечно в памяти всех веков, пока пребудет нетронутым это мироздание, воз­никшее то ли случайно, то ли по провидению, то ли каким-то иным путем, мироздание, которое он, чуть ли не единственный из всех римлян, объял умом, охватил гением, осветил красноречием. И ста­нет слава Цицерона спутницей своего века, и потомство будет вос­хищаться тем, что он написал против тебя, и возмущаться тем, что ты совершил против него, и скорее исчезнет в мире род человече­ский, чем его имя» (пер. М. Ф. Дашковой).

Антоний и Октавиан

После Тарентского соглашения Антоний продолжал оставаться на Во­стоке. Он возобновил свою связь с Клеопатрой, вызвав ее к себе в Антиохию. Там он официально отпраздновал свой брак, не порывая пока с Октавией. Но когда его римская супруга приехала в Афины, он при­слал письмо, приказывая дожидаться его там. Это фактически означало развод.

В отношениях между Антонием и Клеопатрой не легко определить, где кончаются личные чувства и начинается политический расчет. Египет­ская царица, несомненно, хотела использовать могущественного римско­го полководца для своих целей: для восстановления царства Птолемеев в его прежнем блеске и объеме, а быть может, и для создания более широ­кой эллинистической державы под главенством Египта. Антонию же союз с Клеопатрой был нужен прежде всего для предполагавшегося похода про­тив парфян, а затем и для борьбы с Октавианом.

В 36 г. Антоний начал войну с парфянами. Она имела для него чисто политическое значение, так как военной опасности парфяне в этот момент не представляли. Восточный поход должен был явиться осуществлением планов Цезаря и покрыть Антония славой. Однако поход был неудачен. Антоний пошел через Армению, думая захватить парфян врасплох. Встре­тив сильное сопротивление при осаде одного города, он вынужден был повернуть обратно. Хотя трудное отступление показало блестящие воен­ные способности Антония, все же оно стоило ему огромных потерь. В сле­дующие годы Антоний воевал в Армении и захватил в плен армянского царя, обвиняя его в неудаче парфянского похода. По случаю победы над Арменией Антоний отпраздновал блестящий триумф в Александрии. Он готовился к новому походу в Парфию, но этому помешал окончательный разрыв с Октавианом.

Римское общество с возраставшим неодобрением следило за поведе­нием Антония. Римский полководец и триумвир развелся с римской суп­ругой и женился на «варварской» царице; он отпраздновал триумф не в Риме, а в Александрии; он раздавал римские владения направо и налево, как свою собственность и, в частности, дарил их Клеопатре и ее детям; египетскую царицу он провозгласил царицей царей. Октавиан пользовал­ся всяким случаем, чтобы усилить это настроение. С обеих сторон сыпа­лись взаимные обвинения. Дело шло к открытому разрыву.

1 января 32 г. кончился срок полномочий триумвиров. В этот день в заседании сената консулы-антонианцы Гней Домиций Агенобарб и Гай Сосий выступили с прямыми обвинениями Октавиана. В ответ на это он ок­ружил сенат своими сторонниками со спрятанным под платьем оружием. Оба консула и более 300 сенаторов бежали к Антонию. Октавиан добыл у весталок завещание Антония и огласил его. В нем Антоний завещал похо­ронить себя в Александрии и подтверждал свои пожалования Клеопатре. Тогда оставшаяся часть сената и народное собрание лишили Антония его триумвирских полномочий и объявили войну Клеопатре за присвоение соб­ственности римского народа.


Антоний, узнав об этом, привел к присяге свои римские войска и вой­ска восточных союзников. То же сделал Октавиан в Италии и в западных провинциях. Эта присяга была средством укрепления их власти, так как полномочия триумвиров окончились.

Войска Антония насчитывали около 100 тыс. пехотинцев и 15 тыс. всад­ников. Флот состоял из 500 судов. Силы Антония были расположены на западном побережье Греции. Сначала предполагался десант в Италии, но от этого плана пришлось отказаться, так как побережье Италии хорошо охранялось. К тому же войска Антония были разнородны и плохо снабжа­лись, а он сам прекрасно понимал, что не может явиться в Италию с Клео­патрой.

Силы Октавиана были меньше: в его распоряжении находилось около 80 тыс. человек и 400 судов. Но организация его армии стояла выше, она была однороднее по своему составу и опиралась на старый военный и го­сударственный аппарат республики. В лице Агриппы Октавиан имел пер­воклассного полководца.

Октавиан перешел в наступление и переправил свои войска в Южный Эпир. Армии стояли друг против друга на берегах Амбракийского залива. Агриппа завладел Коринфом и рядом окружающих пунктов. Антоний об­наруживал полную нерешительность. Его эмигрантское окружение, свя­занное всеми нитями с Италией, ненавидело Клеопатру и хотело иметь в Антонии прежде всего римского полководца. С другой стороны, для Кле­опатры и ее партии Антоний был орудием их восточных планов. В то вре­мя как эмигранты тянули его на Запад, Клеопатра звала на Восток. Разди­раемый противоречиями, колеблясь между любовью к Клеопатре и дол­гом триумвира и римского гражданина, он переживал мучительное раздвоение. Положение его становилось все тяжелее. Армия испытывала продовольственные затруднения. Многие из его союзников стали перехо­дить на сторону Октавиана.

Наконец, по настоянию Клеопатры, было решено дать морской бой. Часть пехоты Антоний посадил на суда. 2 сентября 31 г. около мыса Ак­ция при выходе из Амбракийского залива флот Антония попытался про­рваться в открытое море. В разгаре битвы египетская эскадра во главе с Клеопатрой покинула сражение и направилась в Африку. Антоний после­довал за ней. Оставшаяся часть флота продолжала бой и, лишенная руко­водства, была побеждена. Сухопутные войска Антония начали отступле­ние в Македонию, но в конце концов сдались Октавиану. Победитель рас­пустил значительную часть своих войск и отправился в Афины, а оттуда на о-в Самос, где и перезимовал. Впрочем, зимой Октавиану пришлось на некоторое время съездить в Италию, где среди ветеранов начались волне­ния. Их успокоили новой раздачей земли, которую на этот раз Октавиан покупал у городов.

И Антоний, и Клеопатра преследовали определенные политиче­ские цели. Антоний рассчитывал на то, что неисчерпаемые средства египетских царей дадут ему возможность организовать поход про­тив парфян, Клеопатра же мечтала, опираясь на римское войско,

восстановить царство Лагидов в тех границах, какие были в нача­ле III в.

Поступками Антония не могли быть довольны италийские дельцы; его поведение осуждали все приверженцы старины и исконных рим­ских обычаев, что прекрасно использовал Октавиан. Сторонникам Антония разрешено было покинуть Рим, в результате чего Рим оста­вило около трехсот сенаторов, в том числе оба консула. Октавиан вскрыл завещание Антония, хранившееся в храме богини Весты. В этом завещании говорилось, что Антоний просит похоронить себя в Египте вместе с Клеопатрой, признает Цезариона (сына Клеопатры и Юлия Цезаря) истинным сыном Цезаря и закрепляет за своими детьми от Клеопатры дары в количестве, превосходящем всякую меру.

Еще ранее Клеопатра была объявлена царицей царей, а ее дети от Антония получили во владение области, считавшиеся самостоятель­ными царствами или даже римскими областями.

Антоний после Акция уехал в Кирену, а оттуда вернулся в Александ­рию. Он совершенно пал духом. Почти все союзники его покинули. Зимой 31/30 г. Антоний вел жизнь обреченного человека. Он проводил время в кутежах, образовав из эмигрантской молодежи «Общество сюнапотануменов»[342]. Летом 30 г. Октавиан начал наступление на Египет с востока (из Сирии) и с запада (из Кирены). Под Александрией Антоний попытался оказать сопротивление, но остатки его войск перешли на сторону Октави­ана. Антоний бросился на свой меч. Клеопатра попала в руки Октавиана и кончила жизнь самоубийством (по преданию, она дала укусить себя змее). Октавиан приказал убить сына Клеопатры от Цезаря Птолемея Цезариона и ее старшего сына от Антония Антилла. Остальных детей Антония и Клеопатры взяла на воспитание Октавия.

1 августа 30 г. Октавиан торжественно вступил в Александрию. Пос­леднее из восточных государств Средиземного моря было присоединено к римской державе. Впрочем, Октавиан рассматривал Египет не как про­винцию римского народа, а как свое личное владение. Во главе египет­ского управления был поставлен в должности префекта небогатый всад­ник Гай Корнелий Галл. Старая египетская финансовая система была оставлена без изменений, если не считать повышения налогов. Сокрови­ща Птолемеев, захваченные Октавианом, с избытком покрыли его воен­ные расходы.

Октавиан пробыл на Востоке зиму 30/29 г. В восточные дела он не внес больших изменений, приблизительно оставив все так, как было при Антонии. С парфянами удалось завязать мирные отношения. Осенью 29 г. Октавиан вернулся в Рим и отпраздновал трехдневный триумф. Он остался единоличным и неограниченным правителем римской дер­жавы.

Завоевание Египта дало Октавиану огромную добычу: в его руки пе­решли казна и огромнейшие богатства египетского двора. Октавиан получил возможность щедро наградить своих солдат и покрыть все долги. Он сделался верховным собственником всей египетской зем­ли, и с тех пор египетский хлеб играл большую роль в снабжении населения города Рима.

Гражданские войны подготовили окончательное торжество монар­хических порядков в Риме. В ходе гражданских войн потеряла свое значение та прослойка нобилитета, которая особенно упорно отста­ивала республиканский строй, связанный с безраздельным господ­ством римской олигархии. Гражданские войны сопровождались про­скрипциями, конфискациями земель, непомерными налогами, при­нудительными наборами солдат, бегством рабов и отсутствием лич­ной безопасности. Особенно страдало от гражданской войны насе­ление Италии. Стремление господствующих групп к миру и поряд­ку способствовало, несомненно, утверждению монархии, опиравшей­ся на военную силу, тем более что в результате переделов земель произошли изменения в италийской земельной собственности. Люди, близкие к Октавиану, были владельцами громадных латифундий; в то же самое время приобрели большее значение, чем прежде, вла­дельцы средних по величине земельных участков. Это были ветера­ны Цезаря, поселенные в пределах италийских городов, которые были всем обязаны наследнику Цезаря. Все эти изменения в социальных отношениях нашли свое отражение в идеологии того времени. Жаж­да мира, стремление к возврату старинных обычаев, отказ от актив­ной политической борьбы — все это содействовало идеологическо­му оправданию и обоснованию римской монархии.

Причины падения республики

Республика фактически пала навсегда, хотя формально еще продолжа­ла существовать в виде принципата Августа и его преемников. Причины падения республики можно свести к следующим основным моментам.

Главной и самой общей причиной являлось противоречие между поли­тической формой республики I в. до н. э. и ее социально-классовым содер­жанием. В то время как эта форма оставалась старой, содержание ее суще­ственно изменилось. В узкие рамки античного полиса, с его народным со­бранием римских граждан, с сенатом, выражавшим интересы маленькой группы римской знати, с ежегодно сменяемыми магистратами, оказалось втиснутым огромное и сложное содержание. Широкий средиземномор­ский рынок, новые группы провинциальных рабовладельцев, сложные вза­имоотношения между Италией и провинциями, между гражданами и не­гражданами настоятельно требовали новой системы управления. Нельзя было управлять мировой державой методами и аппаратом, пригодными для маленькой общины на Тибре, в лучшем случае — для италийской фе­дерации.

Старые классы, интересы которых отражала Римская республика, к кон­цу I в. до н. э. исчезли или деградировали. Почти совершенно исчезло ита­лийское крестьянство; нобилитет и всадничество в результате граждан­ских войн в значительной своей части погибли физически или разорились.

На смену им пришли новые социальные группировки: новые богачи, люмпен-пролетариат, военные колонисты. Они ничем не были связаны со старой республикой. Их существование, наоборот, было тесно связано с военной империей, с победоносными полководцами конца Республики.

Профессиональная армия, выросшая из гражданских войн, явилась не­посредственной опорой этих полководцев и главным орудием военного переворота.

Моральная и психическая депрессия, утомление столетием граждан­ских войн, страх перед новыми потрясениями создали то общественное настроение, при котором гражданский мир, купленный любой ценой, приветствовали как наступление золотого века.

Рядом с этими общими причинами, сделавшими падение республики исторически неизбежным, вопрос о том, почему в последней борьбе побе­дил Октавиан, а не Антоний, является второстепенным. Октавиан побе­дил потому, что за ним стояла Италия, что он мог использовать единый аппарат римского государства, пусть плохой и расшатанный, но все-таки государственный аппарат. Октавиан победил потому, что он был хитрее, осторожнее, выдержаннее Антония. Он победил потому, что являлся при­емным сыном Цезаря. Он победил, наконец, потому, что его политиче­ская воля была единой и целеустремленной, что вокруг него не было той борьбы двух партий, римской и восточной, партии римских эмигрантов и партии Клеопатры, которая ослабляла и парализовывала волю Антония.

Загрузка...