В 218 г. Рим объявил Карфагену войну под предлогом нарушения договора 226 г. Однако вначале стратегическую инициативу в войне захватил Ганнибал, который совершил знаменитый переход из Испании в Италию через Альпы (218 г.). В первые три года войны Ганнибал нанес несколько поражений римлянам, завершившихся полным разгромом в битве при Каннах (216 г.). Но римляне не сложили оружие, война приняла затяжной характер, создавая новые театры военных действий в Испании, Сицилии, на Балканах, наконец, в Африке. Постепенно чаша весов склонилась в пользу римлян: неудачей закончился поход Ганнибала на Рим, Публий Корнелий Сципион захватил Новый Карфаген и вытеснил карфагенян из Испании, а в 204 г. высадился в Африке. Ганнибал вынужден был покинуть Италию, но спасти Карфаген не смог — в битве при Заме его армия была разбита (202 г.). Вторая Пуническая война завершилась полной победой Рима.
218 г. — начало Второй Пунической войны — поход Ганнибала в Италию.
216 г. — битва при Каннах.
211 г. — поход Ганнибала на Рим, взятие римлянами Капуи.
209 г. — захват римлянами Нового Карфагена.
202 г. — битва при Заме.
201 г. — окончание войны, заключение мира.
После взятия Сагунта Ганнибал вернулся в Новый Карфаген. Щедро наградив солдат из военной добычи, он распустил на зиму свои иберские войска по домам, обязав их вернуться ранней весной. Для охраны Испании и Африки Ганнибал провел несколько важных мер. Собираясь надолго покинуть Пиренейский полуостров, он оставил там своим заместителем брата Гасдрубала, выделив ему довольно крупные сухопутные и морские силы. Для охраны Африки также были оставлены значительные войсковые контингенты. При этом Ганнибал предусмотрительно отправил в Африку иберские войска, а в Испании сосредоточил главным образом ливиян. Таким путем он надеялся вернее удержать в повиновении тех и других.
Стратегический план Ганнибала требовал хорошей информации о положении дел в Северной Италии и точных данных о маршруте. Для этого он послал разведчиков и агентов к кельтам обеих Галлий — и Транзальпинской и Цизальпинской. Кроме этого, сами галлы прислали к нему послов. Сведения, полученные Ганнибалом, были положительные: галлы Северной Италии обещали ему полную поддержку в войне с Римом, а относительно пути через Альпы говорили, что хотя он и труден, но не невозможен.
В Риме падение Сагунта было воспринято как фактическое начало войны с Ганнибалом. Однако формально война еще не была объявлена. Для этого в Карфаген отправили посольство из нескольких почтенных сенаторов во главе с Квинтом Фабием Максимом. Послам поручили требовать выдачи Ганнибала и находившихся при нем членов карфагенского сената, в противном случае — объявить войну.
В карфагенском сенате в присутствии послов не возникло никакой дискуссии по вопросу о том, кто является нарушителем международных договоров. Римское посольство предъявило свой ультиматум, в ответ на что один из карфагенских сенаторов произнес речь, в которой обосновал карфагенскую точку зрения. Римляне не стали отвечать: вопрос был слишком ясен.
«Квинт Фабий, — говорит Ливий, — подобрав переднюю полу тоги так, что образовалось углубление, сказал: 'Вот здесь я приношу вам войну и мир, выбирайте любое!". На эти слова он получил не менее гордый ответ: 'Выбирай сам!" А когда он, распустив тогу, воскликнул: Я даю вам войну", присутствующие единодушно ответили, что они принимают войну и будут вести ее с такой же решимостью, с какой приняли» (XXI, 18).
Война была объявлена ранней весной 218 г. Римский сенат еще до этого выработал определенный стратегический план, предусматривавший одновременный удар по Испании и Африке. Один из консулов 218 г. — Публий Корнелий Сципион — должен был отплыть в Испанию. Другому консулу — Тиберию Семпронию Лонгу — было поручено произвести десант в Африке, опираясь на Сицилию. Однако этот план, сам по себе совершенно разумный, не учитывал намерений Ганнибала, о которых римляне узнали только тогда, когда война уже началась.
Гениально смелый план карфагенского вождя состоял в том, чтобы вторгнуться в Италию через Альпы. Несмотря на свою смелость, этот план был совершенно логичен, и если бы в Риме были хорошие стратеги и политики, они могли бы разгадать его заранее. Действительно, Ганнибал должен был вести только наступательную войну. Такой характер ее был предопределен всей политикой Баркидов, и только он давал надежду на успех. Но вести наступательную войну при условии абсолютного господства Рима на море можно было только на территории Италии, перейдя Альпы. Конечно, этот переход был нелегок, но возможен. Ведь в предыдущие годы кельты не раз перебирались через горы крупными отрядами и даже целыми племенами, с женами и детьми. Нападение на Италию с севера, кроме фактора внезапности, имело за себя одно решающее политическое соображение: Ганнибал был уверен, что италийская федерация развалится, едва только он появится на территории полуострова. Поведение галлов, во всяком случае, давало ему серьезные основания для такой уверенности.
Ганнибал и его штаб отдавали себе полный отчет в трудностях италийского похода. Особенно сложной казалась проблема снабжения армии продовольствием. «Когда Ганнибал задумал совершить военный поход из Иберии в Италию, — пишет Полибий, — прокормление войска и заготовление необходимых припасов представляло величайшие трудности. Предстоявшие трудности много раз обсуждались тогда в совете, и вот один из друзей, Ганнибал по прозванию Мономах, заявил, что, по его мнению, есть одно только средство пройти в Италию. Ганнибал предложил высказаться. Друг его на это ответил, что необходимо научить воинов питаться человеческим мясом и позаботиться о том, чтобы они заранее освоились с этой пищей» (IX, 24).
«Чтобы определить ясно и точно те силы, на какие впоследствии дерзнул напасть Ганнибал, — пишет Полибий (II, 24), — и то могущество, которое он с изумительной отвагой задумал сокрушить, успев в своих замыслах настолько, что нанес римлянам жесточайшие поражения, необходимо показать военные средства римлян и исчислить войска, имевшиеся у них в то время. С консулами вышли четыре римских легиона, каждый в 5200 человек пехоты и 300 человек конницы. Оба консула имели при себе союзников, общее число их доходило до 30 тысяч пехоты и 2 тысяч конницы. На помощь римлянам в трудном положении их явились в Рим от сабинов и тирренов до 4 тысяч конницы и больше 50 тысяч пехоты. Римляне соединили их вместе и поставили перед границами Тиррении с претором во главе. От умбров и сарсинов, занимавших Апеннины, прибыло всего до 20 тысяч, с ними соединились также в числе 20 тысяч венеты и гономаны. Эти войска римляне поставили на границах Галатии, дабы вторжением в землю боев заставить вышедших на войну возвратиться домой. Таковы были войска римлян, выставленные для охраны страны. В Риме ввиду возможных случайностей войны содержалось запасное войско в 20 тысяч пехоты из самих римлян, вместе с ними полторы тысячи конницы, а от союзников — 30 тысяч пехоты и 2 тысячи конницы. На доставленных списках значилось латинов 80 тысяч пехоты и 5 тысяч конницы, самнитов 70 тысяч пехоты и 7 тысяч конницы; от япигов и мессапиев было всего 50 тысяч пехоты и 16 тысяч конницы, от луканов 30 тысяч пехоты и 3 тысячи конницы, от марсов, маррукинов, ферентанов и вестинов 20 тысяч пехоты и 4 тысячи конницы. Кроме того, в Италии и Сицилии помещено было два запасных легиона, каждый в 4200 человек пехоты и в 200 человек конницы. Таким образом, для защиты римских владений выставлено было всего более 150 тысяч пехоты и 23 тысячи конницы, а общее число способных носить оружие, как римлян, так и союзников, превышало 700 тысяч пехоты и до 70 тысяч конницы. На них-то пошел Ганнибал, при вторжении в Италию не имея полных 20 тысяч войска» (пер. Ф. Г. Мищенко).
В конце апреля или начале мая 218 г. Ганнибал выступил из Нового Карфагена с армией, состоявшей из 90 тыс. пехоты, 12 тыс. конницы и нескольких десятков слонов. Перейдя Ибер, он ценой больших потерь покорил племена теперешней Каталонии, оказавшие карфагенянам сильное сопротивление. Для удержания завоеванной области Ганнибал оставил там более10 тыс. человек. Почти столько же людей он распустил по домам. Это была наименее дисциплинированная часть его армии, среди которой слухи о предстоящем походе вызывали недовольство. Ганнибал предпочел отделаться от нее теперь же. За вычетом понесенных в Каталонии потерь, оставленных там гарнизонов и демобилизованных, у Ганнибала осталось только 50 тыс. пехоты и 9 тыс. конницы. Зато это были отборные войска. С ними Ганнибал перешел Пиренеи и двинулся вдоль южного побережья Галлии к р. Родан (Рона).
Римляне начали смутно догадываться о планах Ганнибала только тогда, когда от массилийских послов узнали о его переходе через Ибер. Одновременно с этим в Риме получили другое неприятное известие: восстали бойи и инсубры и осадили только что основанные римские крепости в Цизальпинской Галлии. Поэтому часть войск, предназначенных для отправки в Испанию, пришлось спешно перебросить на подавление восстания, а Сципион должен был набрать для себя новый легион. Это вызвало задержку испанской экспедиции.
Наконец, в начале лета оба консула направились по своим местам: Тиберий Семпроний с эскадрой в 160 пятипалубных судов отплыл в Лилибей, а Публий Корнелий с 60 кораблями направился в Массилию. Отсюда можно видеть, что даже в этот момент у римлян еще не было ясного представления о намерениях Ганнибала: в противном случае они не обнажили бы Италию. Вероятно, римский сенат не допускал, чтобы планы Ганнибала шли дальше завоевания Массилии.
Прибыв к устью Родана, Спицион получил известие (оно оказалось запоздалым), что Ганнибал перешел Пиренеи. Консул, не торопясь, стал высаживать войска, будучи уверен, что карфагенянам не удастся так скоро пробиться через Южную Галлию. Каково же было его изумление, когда почти сейчас же ему сообщили, что Ганнибал уже подошел к Родану! Сципион ускорил высадку и одновременно послал на разведку отряд конницы.
Ганнибал действительно подошел к нижнему течению Родана, в четырех днях пути от устья. Через область союзных с Массилией галлов он прорвался где силой, а где прибегая к подкупу. На Родане для карфагенян создалось критическое положение. На левом берегу реки собралось множество галлов с явным намерением помешать переправе. При таких условиях форсировать быструю и глубокую реку было бы очень рискованно. Тогда Ганнибал придумал следующий план. У жителей правого берега были закуплены все наличные транспортные средства. Кроме них изготовили огромное количество плотов и грубых челноков. Когда все было готово для переправы, Ганнибал тайком послал вверх по течению реки сильный отряд.
Поднявшись километров на 40, карфагеняне переправились на левый берег и, подойдя к лагерю галлов, дали знать Ганнибалу о своем прибытии сигнальными кострами. Тогда Ганнибал начал переправу своих главных сил. Галлы с азартом отбивали переправлявшиеся войска и не замечали, что у них делалось в тылу: в это время карфагенский отряд напал на их лагерь и поджег его. Растерявшиеся варвары не выдержали двойного удара и в беспорядке бежали. Теперь Ганнибал мог без помехи закончить переправу.
Много хлопот доставили 37 слонов, находившихся в карфагенской армии. Для их переправы построили несколько огромных плотов, которые покрыли землей и дерном, чтобы создать для животных видимость суши. Плоты шли на буксире у множества лодок. Слоны, очутившись посредине реки, начали испуганно бросаться в разные стороны, но, видя себя окруженными водой, в конце концов успокоились и были благополучно доставлены на другой берег. Только несколько животных в страхе кинулись в воду. Их погонщики утонули, но сами они выбрались на сушу.
Пока шла переправа, Ганнибал послал на разведку 500 нумидийских всадников. Они встретились с конным отрядом Сципиона. В жестокой схватке нумидяне потеряли больше 200 человек и отступили. Римляне гнались за ними до самого карфагенского лагеря. Вернувшись, они доложили Сципиону о близости противника. Консул со всеми своими силами немедленно двинулся вдоль реки. Но когда римляне достигли места переправы, они нашли только пустые окопы: Ганнибал уже 3 дня тому назад покинул свою стоянку и теперь форсированным маршем шел вдоль Родана на север. В его планы не входило ослаблять свои силы преждевременным столкновением с римлянами.
Сципиону ничего не оставалось, как вернуться к морю и снова погрузить армию на суда. Только теперь ему стал совершенно ясен план Ганнибала. Римский консул был опытным и дальновидным стратегом. Он предвидел роль, которую в войне будет играть Испания как главный плацдарм Ганнибала. Поэтому большую часть армии, под начальством своего брата Гнея, Сципион послал туда, а сам с несколькими судами вернулся в Италию, чтобы подготовиться к встрече с Ганнибалом, когда тот выйдет из альпийских проходов.
Тем временем Ганнибал, поднимаясь по течению Родана, подошел к тому месту, где в него впадает р. Изара (Изер). Треугольник, образуемый горами и течением обеих рек, назывался Островом. Это была плодородная местность, густо населенная племенем аллоброгов. У них в это время происходила борьба за власть между двумя братьями. Ганнибал вмешался в нее на стороне старшего брата, помог ему изгнать соперника, за что получил щедрую помощь продовольствием, одеждой и вооружением. Благодарный царек даже сопровождал карфагенян, пока они шли вверх по течению Изары и охранял их тыл от нападения других племен.
В начале сентября Ганнибал подошел к главному хребту. К сожалению, оба наших главных источника, Полибий и Ливий, здесь расходятся между собой и не дают возможности точно определить место перехода Ганнибала через Альпы. Поэтому, несмотря на огромное количество литературы, написанной по этому вопросу, в науке не существует единой точки зрения. Можно только утверждать, что Ганнибал пересек западные Альпы в области, лежащей между проходами Малый Сен-Бернар и Мон-Женевр.
Сентябрь был слишком поздним месяцем для перехода[162], так как на горных перевалах уже лежал снег, что сильно затрудняло движение войска, особенно конницы и слонов. Животные и люди скользили на узких тропинках, срывались и падали в пропасти. Холод мучил не привыкших к нему южан. Горцы неожиданно нападали на проходившую армию, причиняя ей большие потери.
В конце сентября 218 г. измученная карфагенская армия вышла в долину верхнего По. Весь путь от Нового Карфагена длился около 5 месяцев, переход через Альпы — 15 дней. У Ганнибала осталось только 20 тыс. пехоты и 6 тыс. конницы[163].
Несомненной стратегической победой Ганнибала в самом начале войны стал упреждающий удар по римлянам и перенесение военных действий в Италию. Но поход в Италию потребовал максимального напряжения сил и был сопряжен с огромными людскими потерями. Самым трудным и опасным, конечно, был переход через Альпы. Первым из античных историков, рассказавшим об этом знаменитом переходе, стал Полибий. Изложение Полибия (III, 50—56) подробно и красочно. Вот самые яркие эпизоды этого рассказа: «В течение десяти дней пройдя вдоль реки (Родана) около 800 стадий, Ганнибал начал подъем на Альпы, причем подвергался величайшей опасности. Ибо до тех пор, пока карфагеняне находились на равнине, горцы воздерживались от нападения частью в страхе перед конницей, частью из боязни сопровождавших их варваров. Но когда войско Ганнибала вступило в труднопроходимые местности, вожди горцев стянули довольно значительное войско и заблаговременно заняли удобные пункты, через которые Ганнибалу необходимо было проходить... Согласно этому решению, варвары ударили на карфагенян, которые при этом понесли большие потери, особенно в лошадях и вьючном скоте. Дело в том, что подъем на гору был не только узок и неровен, но и крут, а потому при малейшем замешательстве многие животные вместе с поклажею падали в пропасть. Но наибольшее замешательство производили раненые лошади: одни из них в ярости от боли кидались на вьючный скот спереди, другие в стремительном движении вперед теснили все, попадавшееся им на пути в узком проходе, и тем производили большой беспорядок. При виде этого Ганнибал сообразил, что, если погибнет скот с ношею, то не уцелеет и та часть войска, которая избегнет опасности; поэтому он взял с собою воинов, в предшествующую ночь занявших перевалы, и поспешил на помощь к передовому отряду. Так как Ганнибал нападал с высоты, то неприятель потерял много убитыми, хотя не меньше потери были и у Ганнибала; ибо крики подоспевших воинов и схватка увеличивала с обеих сторон беспорядок движения. Наконец, когда большая часть горцев была перебита, а остальные вынуждены были искать спасения в бегстве и повернули домой, тогда, и то с большим трудом, удалось уцелевшему скоту и лошадям пройти через теснину...
Невзирая на это, потери в людях, вьючном скоте и лошадях были очень велики. Занимая более высокие пункты и подвигаясь по склонам гор бок о бок с карфагенянами, варвары то скатывали глыбы, то метали в них камни, чем наводили на противников ужас и подвергали их большой опасности. Дело дошло до того, что Ганнибал вынужден был с половиною войска, вдали от лошадей и вьючного скота, с целью прикрытия их ночевать на белой крутой скале, пока наконец они с трудом выбрались из ущелья; для этого потребовалась целая ночь. Наутро, когда неприятель удалился, Ганнибал снова соединился с конницей и вьючными животными и направился вперед к высочайшим альпийским вершинам, ни разу более не встречаясь с соединенными силами варваров, которые тревожили его то там, то сям небольшими толпами. Выбирая удобные моменты, они нападали то на задние ряды, то на передние и уводили часть скота. Величайшую услугу оказывали Ганнибалу слоны, ибо, в каком бы месте они ни появлялись, неприятель не решался подходить туда, устрашаемый видом неведомых ему животных. На девятый день Ганнибал достиг наконец вершины перевала, разбил там свой лагерь, в котором оставался два дня частью для того, чтобы дать отдохнуть уцелевшим воинам, частью потому, что поджидал запоздавших... Приближался заход Плеяды, и вершины Альп покрывались уже снегом. Ганнибал замечал упадок духа в войсках как вследствие вынесенных уже лишений, так и в ожидании предстоящих. Он собрал воинов и пытался было ободрять их, располагая единственным для этого средством — видом Италии. Она так расстилается у подошвы альпийских гор, что для путника, обнимающего одним взором горы и страну эту, Альпы имеют вид кремля Италии. Вот почему, указывая своим воинам на равнины Пада и вообще напоминая им о благоволении населяющих их галатов, а также указывая местонахождение самого Рима, Ганнибал успел немного ободрить их. На следующее утро он снялся со стоянки и начал нисхождение с гор. На этом пути он не встречал более неприятелей, за исключением разве тех, которые вредили ему тайно; однако вследствие трудностей пути и снега он потерял почти столько же людей, как и при подъеме на горы. Действительно, нисхождение совершалось по узкой, крутой дороге, а снег не давал различать место, куда поставить ногу, поэтому всякий, кто сбивался с дороги и падал, низвергался в пропасть. Однако и это карфагеняне переносили терпеливо, потому что привыкли уже к такого рода тягостям. Но лишь только они подошли к узкому месту, по которому не могли пройти ни слоны, ни вьючные животные, — ибо обрыв, крутой и до того, всего в стадии полторы протяжения, стал еще круче после новой лавины, — войско снова упало духом и трепетало от страха. Сначала вождь карфагенян пытался обойти это трудное место; но после того, как выпал снег, благодаря которому путь сделался совершенно непроходимым, он отказался и от этого.
Обстоятельства сложились как-то особенно необыкновенно: на прежний снег, оставшийся от прошлой зимы, выпал в этом году новый; легко было пробить этот снег ногами, так как он выпал недавно, был мягок и к тому же неглубок. Но, пробив верхний слой и ступая по нижнему, отвердевшему, солдаты не пробивали уже нижнего и двигались дальше, скользя обеими ногами: на земле так бывает с людьми, которые идут по дороге, сверху покрытой грязью. Но дальнейшее было еще хуже, именно: люди не могли пробить нижнего снега и потому, когда упавшие старались подняться на ноги и для этого опереться коленями или руками, они скользили еще больше, уже всеми членами разом, так как места были весьма обрывисты. Напротив, когда вьючные животные пытались подняться после падения, то пробивали нижний снег, а пробив стояли неподвижно вместе с ношею, как заледеневшие, частью вследствие собственной тяжести, частью потому, что замерзший раньше снег был крепок. Поэтому Ганнибал потерял всякую надежду добраться до цели таким путем и расположил свой лагерь у самого гребня горы, приказав расчистить лежавший там снег; затем руками солдат, расставленных по сторонам, он с великим трудом проложил себе дорогу через обрыв. Для скота и лошадей был приготовлен достаточно удобный проход за один день; немедленно он повел животных и, разбив лагерь в таких местах, где уже не было снега, послал их на пастбище. Нумидян он отряжал по сменам для прокладки пути, и едва через три дня после усиленных трудов ему удалось провести слонов, которые сильно страдали от голода. Дело в том, что альпийские вершины и ближайшие к перевалам места совсем безлесны и обнажены, ибо снег лежит там всегда, зимою и летом; напротив, средние области по обоим склонам гор имеют леса и деревья и вообще удобообитаемы. Собрав в одно место все войско, Ганнибал продолжал нисхождение с гор; на третий день он спустился с крутизны и достиг равнины» (пер. Ф. Г. Мищенко).
Да и эти войска находились в таком жалком состоянии, что нужно было дать им некоторое время на отдых, хотя для Ганнибала был дорог каждый час: он хотел занять долину По раньше римлян и тем побудить колебавшихся галлов перейти на его сторону. Инсубры встретили карфагенян радушно, но лигуро-кельтское племя тавринов заняло враждебную позицию, поэтому Ганнибал, едва только его люди немного оправились, осадил главное поселение тавринов (г. Турин). Через три дня он взял его штурмом. Беспощадное избиение жителей привело в ужас население верхнего По и заставило все враждебные или колебавшиеся элементы примкнуть к карфагенянам. Ганнибал получил от галлов большие пополнения людьми и лошадьми.
В то время, когда происходили эти события, два римских легиона во главе с Публием Корнелием Сципионом уже находились в долине По к западу от Плаценции. Консул, вернувшись из Массилии, немедленно известил сенат о положении дел и через Этрурию прямо проехал в Цизальпинскую Галлию, где принял командование над находившимися там войсками. Они, как мы видели, еще раньше были направлены туда для подавления восстания галлов.
Сенат, получив эти ошеломляющие известия, одобрил все действия Сципиона и послал приказ Тиберию Семпронию Лонгу оставить все приготовления к вторжению в Африку и спешить на помощь коллеге. Семпроний, у которого в Лилибее было собрано более 25 тыс. человек и который уже начал успешные морские действия против Карфагена, немедленно приступил к переброске своих сил в Северную Италию, в г. Аримин. Эта операция была закончена менее чем в 2 месяца. К концу ноября вторая римская армия смогла выступить на соединение с первой.
Сципион в это время уже вошел в соприкосновение с Ганнибалом. Перейдя По около Плаценции, он двинулся вверх по течению реки по левому берегу и переправился по наведенному понтонному мосту через Тицин (Тичино), приток По. Разбив лагерь к западу от реки, консул с конницей и легко вооруженными отправился на разведку. Навстречу ему попалась конница Ганнибала, который тоже выехал на разведку. Произошла ожесточенная схватка, в которой перевес оказался на стороне карфагенян. Сам Сципион был ранен и спасся благодаря мужеству своего сына, 17-летнего юноши, который бросился на помощь отцу[164]. Только наступление темноты избавило римлян от полного разгрома.
Сципион с остатками своего отряда укрылся в лагере. Первый опыт показал ему абсолютное превосходство карфагенской конницы, а при этом условии равнины к северу от По были невыгодны для решающего сражения. Кроме этого, нужно было дождаться прихода Семпрония. Поэтому консул под покровом ночной темноты снялся с лагеря, перешел обратно через Тицин и благополучно достиг моста через По около Плаценции. Конница Ганнибала погналась было за римлянами, но ей удалось только захватить отряд, прикрывавший саперов, которые разрушали мост через Тицин.
Сципион переправился на правый берег По у Плаценции, несколько продвинулся к западу и занял хорошую позицию.
Ганнибал, в свою очередь, перешел через По, но выше по течению. Он приблизился к римским позициям и разбил лагерь недалеко от них. Ночью более 2 тыс. галлов из римских вспомогательных войск перебили часовых и перебежали к карфагенянам. Этот случай показал Сципиону всю опасность положения: с минуты на минуту можно было ожидать восстания всех галлов вокруг Плаценции. Поэтому он решил отступить немного к востоку за р. Требию, приток По с правой стороны. Там в холмистой местности можно было спокойно ожидать прихода второй армии. Отступление римлян удалось только потому, что нумидийская конница, посланная им вдогонку, бросилась грабить оставленный римский лагерь, что дало возможность Сципиону благополучно перевезти свои войска на правый берег Требии и там укрепиться. Ганнибал разбил свой лагерь на равнине к западу от реки.
Некоторое время прошло в бездействии. Сципион лечил свою рану и ждал прихода Семпрония. Наконец явилась вторая армия. Ганнибал не мешал ее подходу, по-видимому, сознательно. Он хотел одним ударом уничтожить обе армии, использовав для этого психологический фактор. И в этом он не ошибся...
С появлением Семпрония настроение у римлян резко изменилось к лучшему. Их силы возросли вдвое. Пришедшие не испытали того сокрушительного удара, который нанесла Сципиону карфагенская конница при Туцине. Семпроний, человек самонадеянный и честолюбивый, горел желанием сорвать лавры победы, пока его товарищ был болен. К тому же приближался конец служебного консульского года, и Семпроний не хотел уступать другим честь победы над Ганнибалом. Одна удачная для римлян мелкая стычка еще более подогрела его настроение, и он твердо решил в ближайшее же время дать генеральное сражение, вопреки мнению Сципиона. Последний находил, что римлянам выгоднее уклоняться от решительной битвы и затягивать войну. Он указывал коллеге, что необходимо использовать зиму для военных упражнений, что при непостоянстве галлов длительное присутствие римлян в Северной Италии может изменить их настроение в лучшую для римлян сторону, что для Ганнибала, наоборот, залог успеха лежит в быстроте и стремительности действий. Но Семпрония трудно было переубедить, а во время болезни Сципиона он один являлся полномочным командиром объединенных армий.
Ганнибал, видимо, был хорошо осведомлен о римских настроениях, которые предвидел заранее, и решил их использовать. Ночью на равнине он поместил в засаду отряд пехоты и конницы в 2 тыс. человек под начальством своего брата Магона, укрыв его в ручье с высокими берегами, поросшими кустарником. Остальной армии Ганнибал с вечера приказал хорошенько выспаться у костров. Был декабрь, стояла очень холодная погода, и в этот день даже выпал снег. Ранним утром Ганнибал послал нумидийскую конницу на правый берег Требии с приказанием вызвать римлян на столкновение. Тем временем карфагеняне плотно позавтракали, накормили лошадей и приготовились к бою. Когда между нумидянамн и передовыми постами римлян завязалась схватка, Семпроний, не слушая Сципиона, отдал приказ всей армии перейти Требию и выстроиться на равнине. Большинство римских воинов не успело позавтракать, а переходя Требию вброд, они по пояс вымокли в холодной, как лед, воде.
Силы обеих сторон количественно были почти равны: у тех и у других насчитывалось приблизительно по 40 тыс. человек[165]. Но Ганнибал превосходил Семпрония конницей (10 тыс. против 4 тыс.), самое же главное — римляне вступили в бой голодными и продрогшими, тогда как карфагеняне были полны сил. После того как карфагенская кавалерия и слоны заставили отступить римскую кавалерию, в обнаженные фланги римлян ударили копейщики, а в тыл — отряд Магона из засады. Римляне стали беспорядочно отступать к реке, и большая часть их погибла здесь под ударами слонов и всадников. Только крупный отряд римской пехоты в 10 тыс. человек во главе с Семпронием пробился сквозь ряды противника и укрылся в Плаценции. Туда же собрались остатки разбитых легионов и гарнизон лагеря вместе со Сципионом. Несколько позднее Семпронию с величайшим трудом удалось пробраться в Рим для руководства консульскими выборами, но затем он снова вернулся в Плаценцию. У карфагенян большую часть погибших составляли кельты, но от холода пострадало много карфагенян и лошадей; пали также все слоны, кроме одного.
Поражение римлян при Требии продемонстрировало выдающиеся способности Ганнибала как полководца и снова показало превосходство карфагенской конницы. Зато римская пехота организованным отступлением к Плаценции еще раз засвидетельствовала свои исключительные боевые качества.
Победа Ганнибала окончательно склонила на его сторону еще колебавшиеся галльские племена. Только ценоманы и венеты остались верны римлянам. Плаценция и Кремона твердо держались, получая снабжение по реке — от венетов — и с моря. Ганнибал не мог их взять штурмом, не имея с собой инженерного парка; тратить же время на длительную осаду он также не имел возможности.
В Риме поражение объединенных консульских армий произвело ошеломляющее впечатление, хотя Семпроний в своем донесении старался уменьшить размеры катастрофы, приписывая ее дурной погоде. На 217 г. народ избрал одним из консулов своего любимца Гая Фламиния, несмотря на сильнейшие противодействия сенаторской партии. Вторым консулом был избран Гней Сервилий, представитель нобилитета. Боясь, что сенат станет чинить ему препятствия при вступлении в должность, Фламиний, если верить Ливию (XXI, 63), уехал к месту своего назначения почти тайком, без соблюдения обычных церемоний[166].
Стратегический план сената на 217 г. состоял в том, чтобы защитить Среднюю Италию. Ганнибал мог проникнуть туда двумя путями: или через горный проход около г. Аримина на Галльском поле, или через один из проходов, ведущих в Северную Этрурию[167]. В Аримине его ждал Сервилий с двумя легионами; пути в Этрурию охранял Фламиний, стоявший с двумя легионами в г. Арреции.
Ганнибал ранней весной покинул долину По. Его заставляли спешить не только стратегические соображения: галлы были не слишком довольны тем, что их страна стала ареной военных действий и что им приходилось всю зиму содержать карфагенскую армию; они жаждали легкой добычи в Италии и с нетерпением ждали похода. Из двух возможных путей в Среднюю Италию Ганнибал выбрал самый короткий, но зато и самый трудный: из Бононии (Болонья) на Писторию (Пистойя). Карфагенский вождь, как всегда, был прекрасно осведомлен о римских делах и знал, какие силы стоят против него и кто ими командует. Задача Ганнибала состояла в том, чтобы не дать римским армиям соединиться и разбить по крайней мере одну из них. Со своим гениальным умением разбираться в обстановке и в людях, он избрал для удара армию Фламиния. Последний был хорошим полководцем, но недостаточно выдержанным, а недавние успехи Фламиния в Галлии сделали его самонадеянным. Любимец плебса, облеченный его доверием на консульских выборах, Фламиний жаждал оправдать это доверие. Он хотел показать, что демократы умеют воевать лучше сенаторских полководцев. Все это учел Ганнибал, составляя свой план. Кроме этого, путь через Этрурию являлся кратчайшей дорогой на Рим, и Ганнибал хотел использовать этот морально-политический момент.
Главные трудности ждали Ганнибала после того, как он перешел Апеннины. Между Писторией и Флоренцией лежали болота, образованные весенним таянием снегов и разливом Арна. Четыре дня и три ночи карфагенские войска непрерывно шли по пояс в воде. Не было ни одного клочка сухой земли, так что измученные люди отдыхали на трупах вьючных животных, которые падали массами, и на сваленной в кучу поклаже. Ганнибал ехал на единственном уцелевшем слоне. От болотных миазмов у него сделалось воспаление в глазу, и он почти потерял его.
Но цель была достигнута: совершенно неожиданно для Фламиния (никто не мог предполагать, что Ганнибал изберет этот путь) карфагенская армия очутилась на его левом фланге. Однако попытки Ганнибала вызвать консула на генеральное сражение не дали результата: Фламиний пока не поддавался на провокацию. Тогда Ганнибал обошел Арреции с запада и направился в юго-восточном направлении, подвергая страшному опустошению всю страну. Фламиний не выдержал: не дожидаясь прихода Сервилия, он покинул свой укрепленный лагерь под Аррецием и бросился вдогонку за карфагенянами. Римляне были так уверены в победе, что местные жители толпами шли за армией, неся цепи и колодки для будущих пленных. Теперь Ганнибалу оставалось только выбрать место и время для решительного удара.
На северном берегу Тразименского озера лежит долина, окруженная с трех сторон горами, четвертую сторону образует линия берега. С запада в долину ведет узкое дефиле. Это место Ганнибал выбрал для засады. Ночью он расположил свою конницу у входа в дефиле, скрыв ее за холмами, чтобы ударить в тыл римлянам, когда они войдут в долину. При выходе из долины на крутом холме были расположены легко вооруженные, а сам Ганнибал с ливийской и иберской пехотой занял центральные высоты, параллельные берегу.
Указания нашего основного источника, Полибия, не настолько ясны, чтобы можно было вполне точно установить место битвы и расположение частей карфагенской армии. Поэтому в научной литературе существует несколько исключающих друг друга попыток восстановить картину знаменитого сражения. Здесь мы даем тот вариант, который кажется нам наиболее вероятным.
Ранним утром 21 июня 217 г. римляне, оторвавшиеся еще накануне от соприкосновения с карфагенянами, без надлежащей разведки вступили в роковое ущелье. Местность была закрыта густым туманом. Как только римское войско, вытянувшееся длинной колонной, вступило в долину, Ганнибал подал сигнал к нападению. С трех сторон на римлян стремительно бросились враги, с четвертой было озеро. О сколько-нибудь организованном сопротивлении нечего было и думать, битва превратилась в ужасное избиение. Сам Фламиний погиб от руки одного инсубра, отомстившего ему за поражение 223 г. Меньше чем за 3 часа все было кончено. Около 15 тыс. римлян погибло, несколько тысяч попало в плен. Только авангард римской армии в 6 тыс. человек организованно пробился через ряды врагов, вышел из долины и засел в одной из ближайших деревень. Ганнибал послал вдогонку за ним конницу. Окруженные врагами и страдая от голода, римляне сдались под условием, что им будет оставлена жизнь. Пленных римлян Ганнибал приказал заключить в оковы, но италиков отпустил без выкупа, заявив им, что он пришел воевать не с ними, а с римлянами за свободу Италии.
Когда Сервилий узнал о вторжении карфагенян в Этрурию, он выступил на помощь коллеге. Но так как его войско двигалось слишком медленно, консул послал вперед большой отряд конницы в 4 тыс. человек. Ганнибал, осведомленный об этом через своих шпионов, выслал навстречу римлянам копейщиков и конницу. В первой же схватке половина римского отряда была истреблена, половина сдалась в плен. Таким образом, к разгрому при Тразименском озере прибавилась еще эта крупная потеря.
Когда беглецы принесли в Рим известие о катастрофе, претор объявил собравшемуся народу: «Мы побеждены в большом сражении». Через несколько дней было получено новое сообщение о гибели конницы Сервилия. Отчаяние охватило римлян. К горечи поражения примешивалась страшная мысль о том, что дорога на Рим теперь открыта, и с минуты на минуту можно ждать появления врагов под стенами города. В Риме стали принимать спешные меры для обороны столицы: укрепляли стены и башни, разрушали мосты и прочее.
Однако Ганнибал вовсе не собирался пока идти на Рим. Он прекрасно понимал, что с его наличными силами было бы безумием пытаться взять штурмом большой укрепленный город или принудить его к сдаче блокадой. План Ганнибала был совершенно иной. Он предполагал систематическим опустошением Италии и последовательными ударами по живой силе врага уничтожить всякое сопротивление римлян. Кроме этого, он твердо надеялся на отпадение от Рима италиков. Поэтому после своей блестящей победы Ганнибал через Умбрию пошел в Пицен, опустошая все на своем пути.
На Адриатическом побережье, куда карфагеняне прибыли через 10 дней марша, нагруженные добычей, Ганнибал дал своей усталой армии продолжительный отдых. В этой плодородной местности, богатой вином[168] и хлебом, быстро оправились и люди, и животные. Ганнибал воспользовался перерывом в военных действиях, чтобы снабдить свою армию отборным римским оружием, попавшим в его руки. Из Пицена Ганнибал направился на юг, в Апулию, двигаясь вдоль Адриатического побережья и разоряя страну. Он нигде не встречал открытого сопротивления, но укрепленные города закрывали перед ним ворота и не собирались сдаваться.
Римский сенат решил прибегнуть к старому испытанному средству, к которому не раз обращались в минуты смертельной опасности, — к диктатуре. Но назначить диктатора было некому, так как один из консулов пал в Тразименской битве, а другой был отрезан от Рима карфагенянами. Тогда, в первый раз за всю историю Рима, выбор диктатора был поручен центуриатным комициям. Они выбрали умудренного опытом сенатора Квинта Фабия Максима, уже знакомого нам в качестве главы посольства в Карфаген весной 218 г. Согласно обычаю, диктатор должен был сам назначить своего помощника, начальника конницы. Однако и здесь отступили от установившейся практики: избрание начальника конницы также было поручено народу. Избранным оказался Марк Минуций Руф. Этот неслыханный прецедент, подрывавший самые основы диктатуры, можно объяснить только одним — недоверием демократии к ставленнику сената Фабию и желанием иметь в верховном командовании своего представителя, который был бы относительно независим от диктатора.
Вступив в должность, Фабий с четырьмя легионами, из которых два были набраны вновь, а два получены от Сервилия, двинулся в Апулию. Здесь он вошел в соприкосновение с Ганнибалом, но не принял битвы, которую тот настойчиво ему предлагал. Тогда Ганнибал пересек Апеннины, опустошил часть Самния и вторгся в Кампанию. Фабий шел за карфагенянами в некотором отдалении, но по-прежнему избегал вступать в крупные столкновения с врагом, ограничиваясь мелкими стычками. Все старания Ганнибала вызвать его на генеральное сражение оставались тщетными. Римляне во время марша держались горных местностей, которые были неудобны для карфагенской конницы, и упорно отказывались спуститься в равнины, куда их заманивал Ганнибал.
Тактика Фабия вытекала из сознания превосходства карфагенской кавалерии над римской, а стратегия была рассчитана на затягивание войны. Такой стратегии на данном этапе нельзя было отказать в известной целесообразности. Однако политически она таила в себе большие опасности. Нельзя было без конца затягивать войну: это вызывало недовольство италиков и подвергало их верность Риму большим испытаниям. Вот почему, когда в столице увидели, что время идет, что плодороднейшие области Италии опустошаются, а диктатор пассивно следует за Ганнибалом, не пытаясь активизировать свою тактику, общественное мнение, и прежде всего мнение демократических кругов, стало выражать тревогу и недовольство. Тогда-то в обиход было пущено знаменитое прозвище Кунктатор (Медлитель), с которыми имя Фабия Максима вошло в века.
Один случай переполнил чашу терпения. Ганнибал, разорив часть Кампании и собрав огромную добычу, собрался вернуться на зиму обратно в Апулию. Фабий решил закрыть своими войсками проходы, ведущие из северной Кампании в Самний. Около одного из этих проходов, к которому направлялся Ганнибал, он расположился сам, а проход приказал занять сильному отряду в 4 тыс. человек. Тогда Ганнибал проделал блестящий военный трюк. Ночью карфагенские саперы и копейщики погнали на ближайшую к проходу высоту 2 тыс. быков с привязанными к их рогам горящими факелами. Занимавший проход римский отряд, видя издали движущиеся огни и думая, что это карфагеняне форсируют высоту, бросились туда, оставив проход без охраны. Фабий тоже видел огни, но со свойственной ему осторожностью не рискнул предпринять ночную операцию и остался в лагере. Ганнибал же, воспользовавшись тем, что проход остался открытым, благополучно миновал его с главными силами.
После этого случая сенат вызвал диктатора в Рим под предлогом свершения каких-то религиозных обрядов. Главнокомандующим остался Минуций. Теперь он мог удовлетворить свою жажду деятельности. Ганнибал стоял в Северной Апулии, занимаясь собиранием запасов на зиму с окрестных полей. Минуцию удалось нанести довольно большой урон карфагенским фуражирам. Это вызвало такой восторг в Риме, что народное собрание специальным постановлением облекло Минуция такими же диктаторскими полномочиями, как и Фабия. Итак, в Риме оказалось два диктатора.
После того как Фабий снова прибыл к армии, она была поделена на две части, каждая со своим командующим, особым лагерем и т. п. Обе части стояли недалеко друг от друга. Ганнибал не был бы самим собой, если бы не воспользовался этим благоприятным для него обстоятельством. Ему ловко удалось вызвать на бой Минуция, упоенного своим недавним успехом. Римляне попали в засаду, и армия Минуция была бы полностью уничтожена, если бы Фабий великодушно не пришел на помощь товарищу.
Этот инцидент показал наглядно весь вред разделения сил. Обе римские армии снова соединились, а Минуций вернулся к своему званию начальника конницы.
Когда в конце 217 г. истек шестимесячный срок полномочий Фабия, он передал командование старым консулам[169]. Приближалось окончание консульского года. Выборы на 216 г. проходили среди ожесточенной политической борьбы. Сенаторской партии только с большим трудом удалось провести в консулы своего представителя Луция Эмилия Павла. Вторым консулом демократия избрала Гая Теренция Варрона, сына богатого мясоторговца. Это был опытный политик с большим стажем, пользовавшийся огромным авторитетом у народной массы.
Фигуры консулов 216 г. и их деятельность искажены традицией. Эмилий Павел изображается как образец римской доблести и благородства, Теренций Варрон — как крикливый демагог, трус и хвастун. В действительности дело обстояло не совсем так. Исход сражения при Каннах, в котором Теренцию пришлось сыграть печальною роль, а еще больше враждебная историографическая традиция, идущая от Полибия (историк был другом Сципиона Эмилиана, внука Эмилия Павла), создали слишком схематические и контрастирующие образы обоих консулов.
Новым консулам предстояла задача покончить с Ганнибалом. Не только общественное мнение, но и сенат считали дальнейшее затягивание войны невозможным, так как настроение италийских союзников становилось все более возбужденным. Весной 216 г. Ганнибал из Северной Апулии передвинулся к югу и захватил Канны на р. Ауфиде. Этот город служил важным продовольственным складом для римлян, и его потеря поставила армию в трудное положение. Падение Канн еще более укрепило сенат в его намерении положить конец войне. Новым консулам были даны соответствующие инструкции. Действовавшая в Апулии армия из четырех легионов была значительно усилена.
Когда консулы с подкреплениями прибыли на театр военных действий, между ними сразу же начались разногласия. Под Каннами лежала открытая равнина, чрезвычайно удобная для действия карфагенской конницы, поэтому Эмилий Павел настаивал на том, чтобы передвинуться дальше к югу и занять позиции на холмах. Теренций же, усматривая в этом рецидив тактики Фабия Максима, настаивал на немедленном сражении здесь же, под Каннами. Эти разногласия были чрезвычайно вредны, так как они лишали командование единства воли и отражались на настроении офицеров и воинов. Некоторое время тянулись споры, пока, наконец, Теренций в тот день, когда верховное командование принадлежало ему (консулы командовали поочередно), решил дать сражение.
Знаменитая битва произошла 2 августа 216 г. на равнине около Канн.
По вопросу о численности обеих армий в научной литературе существуют разногласия, отражающие некоторую неясность источников. Полибий (III, 113—114) определенно говорит, что у римлян было до 80 тыс. человек пехоты и около 6 тыс. конницы; у карфагенян — пехоты немного больше 40 тыс., а конницы до 10 тыс. Ливий (XXII, 36) не так категоричен, приводя со слов своих источников разные цифры, в том числе, как максимум, и цифру 8 легионов, что вместе с союзниками должно было также составить около 80 тыс. Количество карфагенян он определяет, как и Полибий, в 50 тыс. Поэтому, хотя большинство ученых принимает цифры Полибия, существует мнение, что у римлян было только от 40 до 50 тыс. пехоты, а у Ганнибала — около 35 тыс. (относительно количества конницы разногласий нет). Это мнение опирается, кроме Ливия, на общие соображения. Полагают, что окружение римской армии и почти полное ее уничтожение были бы невозможны при том соотношении сил, какое дает Полибий. На это можно возразить, что искусное расположение пехоты и численное превосходство конницы Ганнибала делают его победу теоретически вполне возможной. Канны не подействовали бы так ошеломляюще на современников и не вошли бы в историю военного искусства как нарицательное имя, если бы соотношение сил было более равномерным. Поэтому нам кажется, что нет серьезных оснований отказываться от цифр Полибия.
Труднее решить вопрос, на каком берегу Ауфида, на правом или на левом, происходило сражение. И Полибий, и Ливий говорят о том, что правое крыло римлян примыкало к реке, а фронт был обращен к югу. Если это так, то битва происходила на правом берегу. Но тогда придется допустить, что римляне своим тылом были обращены к морю, а это тактически было бы крайне рискованно, и вряд ли римское командование приняло бы бой при таких условиях. Эта кардинальная неясность разбила весь ученый мир на два враждебных лагеря: на сторонников правого и сторонников левого берега. Но так как этот вопрос не имеет принципиального значения, то мы оставим его нерешенным.
Построение обеих армий рисуется следующими чертами. На правом фланге римлян, примыкавшем к Ауфиду, стояла немногочисленная конница римских граждан; главная масса союзной кавалерии была сосредоточена на левом фланге, обращенном к равнине. Пехота находилась в центре, построенная сомкнутой плотной массой на сокращенных интервалах между манипулами, так что всему строю была дана большая глубина, чем ширина. Это построение имело целью прорвать мощным ударом пехоты фронт противника. Впереди войска в некотором отдалении стояли легковооруженные. Римляне были обращены лицом к югу, так что сильный южный ветер гнал на них тучи пыли, поднятой карфагенянами.
Ганнибал построил свою пехоту в форме полумесяца, обращенного к противнику выпуклой стороной. В центре его он поставил галлов и иберов. На обоих флангах, оттянутых назад, были расположены ливияне, считавшиеся лучшей частью карфагенской пехоты. Иберская и галльская кавалерия стояла у реки на крайнем левом фланге, а на правом крыле находились нумидяне.
Битва, как обычно, началась столкновением легковооруженных, после чего в дело вступили главные силы. Римская пехота всей своей тяжестью обрушилась на вражеский центр, который под ее страшным давлением стал прогибаться внутрь, так что выпуклая линия карфагенского фронта начала превращаться в вогнутую. По мере того как римляне все глубже вклинивались в расположение противника, их колонна сжималась с боков и вытягивалась в длину. Прежде чем карфагенский центр был прорван, Ганнибал дал знак ливийской пехоте, которая со свежими силами ударила во фланги римлянам.
Одновременно с этим развернулся кавалерийский бой. Более сильная галльская и иберская конница опрокинула римских всадников на правом крыле, после чего часть галлов и иберов была послана на поддержку нумидян, а часть стала заходить в тыл римской пехоте. Получив поддержку, нумидийская конница сломила римских союзников, обратив их в беспорядочное бегство.
Теперь окружение римской пехоты было завершено. Сжатая с флангов ливиянами, поражаемая с тыла конницей, она уже не в силах была прорвать фронт галлов и иберов и очутилась в ужасном мешке, подготовленном для нее Ганнибалом. Римляне, сбитые в кучу на тесном пространстве и лишенные свободы маневрирования, служили готовой мишенью для врага: ни один дротик, ни один камень из пращи не попадали мимо цели.
Из 80 тыс. римлян на поле боя полегло около 70 тыс., остальные попали в плен или разбежались. Среди беглецов был и Теренций Варрон. Эмилий Павел погиб в бою. Потери Ганнибала были невелики: меньше 6 тыс., из которых около 4 тыс. — галлы.
Ливий рассказывает (XXII, 51), что сразу же после битвы начальник карфагенской конницы Магарбал предложил Ганнибалу немедленно идти на Рим, послав вперед конницу. «На пятый день, — сказал он, — ты будешь пировать на Капитолии». Но Ганнибал не послушался этого совета. Он понимал, что даже теперь силы римлян еще не сломлены и что его поход на Рим будет пустой демонстрацией, способной только ослабить морально-политический эффект победы.
Битва при Каннах уже в древности считалась непревзойденным образцом военного искусства. Название Канны впоследствии стало применяться ко всякому крупному бою, приведшему к окружению и полному разгрому войск противника. В то же время это была последняя крупная победа Ганнибала. Она была пиком его воинской карьеры, одновременно обогатив грядущих военных теоретиков символом тактического совершенства.
Никогда — ни до, ни после — не выживало государство, одно за другим потерпевшее столь сокрушительные поражения, как на Треббии, у Транзименского озера и при Каннах. Когда известия о Каннах достигли Рима, там, конечно, нашлось немного слабых сердец, но как народ римляне видели перед собой только одну цель — настойчиво добиваться победы.
Более чем когда-нибудь ставка Ганнибала была теперь на отпадение союзников. Ради этого он с главными силами сразу же после Канн прошел через Самний в Кампанию, а Магона послал в Луканию и Бруттий. Казалось, что его надежды близки к осуществлению и что италийская федерация стоит накануне крушения. На сторону карфагенян перешло много городов Апулии, за ними последовали горные племена Центрального Самния. Лукания и Бруттий почти целиком отпали от Рима, за исключением греческих городов. Наконец, осенью 216 г. Ганнибалу открыла ворота Капуя, богатейший город Италии, первый после Рима по своему значению.
Отпадение Капуи было делом рук демократической партии, для которой разрыв с Римом означал усиление ее влияния (капуанская аристократия была тесно связана с римским нобилитетом). Ганнибал предоставил Капуе очень выгодные условия союза: кампанских граждан нельзя принуждать нести военную или гражданскую службу у карфагенян; Капуя пользуется полной автономией; Ганнибал передает кампанцам 300 римских пленных для обмена на кампанских всадников, которые несли службу у римлян в Сицилии. Примеру Капуи последовал ряд более мелких городов Кампании. Однако Нола, Неаполь и другие приморские города твердо стояли на стороне Рима.
Таким образом, политические успехи Ганнибала в Италии были велики. Но они ограничивались только югом: Центральная Италия, главный оплот римского могущества, продолжала сохранять верность Риму. Это был чрезвычайно важный факт, последствия которого были неисчислимы.
Римский народ после Канн проявил высокое мужество и организованность. В Риме почти не осталось семьи, которая не оплакивала бы кого-нибудь из близких. В первый момент население было охвачено паникой: женщины с рыданиями толпились на форуме и у городских ворот, жадно ловя каждый слух, приходивший с поля битвы. Поэтому сенат прежде всего принял меры для прекращения паники: матронам было запрещено появляться в общественных местах и публично оплакивать погибших; у ворот поставили стражу, которая никому не позволяла выходить из города. Тем временем от Теренция пришло донесение с подробным изложением событий, так что сенат мог составить себе ясное представление о размерах катастрофы.
Нужно было принимать экстренные военные меры. Избрали диктатора1. Объявили набор в войска молодых людей, начиная с 17-летнего возраста. У союзников и латинов мобилизовали всех лиц, способных носить оружие. Недостаток людей заставил прибегнуть к необычайной мере: за счет государства выкупили у частных собственников молодых рабов, освободили должников и преступников и сформировали из тех и других 2 легиона. Нехватка оружия вынудила использовать старые трофеи, хранившиеся в храмах и портиках.
Вместе с тем необходимо было успокоить общественное мнение и дать выход религиозному чувству. Когда Теренций вернулся в Рим, сенаторы с огромной толпой народа встретили его у ворот и выразили благодарность за то, что консул не растерялся и собрал остатки разбитых при Каннах войск[170]. Этим сенат, быть может, хотел подчеркнуть, что всякие партийные распри должны умолкнуть перед лицом врага. Действительно, долгое время после этого мы ничего не слышим о партийной борьбе в Риме.
В Дельфы послали Кв. Фабия Пиктора вопросить оракула Аполлона, «какими молитвами и жертвами римляне могут умилостивить богов и какой будет конец таких великих несчастий»[171]. Чтобы удовлетворить суеверие толпы, прибегли к старому варварскому обряду: на скотном рынке закопали живыми в землю галла, галльскую женщину, грека и гречанку.
Для характеристики римских настроений этого периода отметим еще один любопытный факт. Ганнибал, нуждаясь в деньгах, предложил римским пленным отпустить их на свободу за выкуп (италийских союзников он, как и раньше, освободил без выкупа). Пленные избрали делегацию для отправки в сенат. Ганнибал отпустил делегатов, обязав их честным словом вернуться назад. С ними он направил своего уполномоченного на тот случай, если в Риме обнаружится склонность к мирным переговорам. Когда в сенате узнали о приближении делегации, диктатор выслал навстречу ей ликтора объявить карфагенскому послу, чтобы тот немедленно покинул римские пределы. Делегацию от пленных допустили в Рим. При обсуждении вопроса в сенате взяла верх непримиримая точка зрения. Ее сторонники указывали на то, что римская казна истощена, но и Ганнибал нуждается в средствах и что нельзя согласием на выкуп пленных поощрять недостаток мужества и готовности умереть на поле боя. Таким образом, вопрос о выкупе был решен отрицательно.
Главным полевым командиром стал Марк Клодий Марцелл, с двумя легионами немедленно выступивший на юг, чтобы поддержать уверенность союзников Рима в окончательной победе. Перейди союзники на сторону врага или просто устранись от военных действий — и ни доблесть, ни решимость Рима никогда не смогли бы возобладать над гением Ганнибала. Но большинство союзников остались лояльными. Без осадного обоза Ганнибал был не в состоянии захватить Неаполь, гарнизон которого был спешно пополнен Марцеллом. Колеблющиеся итальянские города были потрясены, когда Марцелл отразил великого карфагенянина в первой битве при Ноле. Небольшие подкрепления из Карфагена в этом году подошли поздно — вялая поддержка карфагенского сената, где в ту пору доминировал Ганнон, старый политический противник его отца, вкупе с римским превосходством на море делали невозможным присылку крупных подкреплений, которые могли бы позволить Ганнибалу атаковать сам Рим. Его критиковали за то, что он не пошел на Рим сразу после Канн. Но Ганнибал твердо знал, что без осадного обоза его собственная пестрая армия не имела шансов взять мощную крепость с гарнизоном в 40 тысяч человек. Соответственно, он сосредоточился на задаче создания базы в Южной Италии, в чем значительно преуспел, несмотря на солидарность итальянских городов с Римом.
Этими чрезвычайными мерами римское правительство подняло дух народа и на скорую руку заделало страшную брешь, образовавшуюся после Канн в обороне государства. Затем наступили долгие томительные месяцы, когда внутреннее и внешнее положение Рима находилось на острие ножа, когда каждый новый удар мог вывести республику из состояния неустойчивого разновесия и ввергнуть ее в пропасть.
В конце 216 г. в Цизальпинской Галлии были уничтожены 2 легиона во главе с претором, после чего эта область в течение двух лет оставалась обнаженной. В Южной Италии римское командование, наученное горьким опытом, вернулось к старой тактике Фабия Максима. Опираясь на оставшиеся в их руках укрепленные пункты, римляне вели себя чрезвычайно осторожно: они избегали крупных столкновений, все внимание сосредоточив на осаде тех городов, которые перешли на сторону карфагенян. А Ганнибалу благодаря сравнительной немногочисленности его войск и огромному протяжению театра военных действий было чрезвычайно трудно защищать своих новых союзников. В этой длительной борьбе успехи чередовались с поражениями. Несколько греческих городов в Бруттии вынуждены были подчиниться карфагенянам, зато римляне принудили к сдаче ряд важных пунктов в Апулии, Кампании и Самнии, занятых карфагенскими гарнизонами.
Самой крупной потерей Рима в италийской кампании 215— 213 гг. был захват Ганнибалом Тарента. Это произошло благодаря измене. Антиримская партия устроила заговор и ночью впустила в город Ганнибала. Однако неприступный кремль остался в руках римского гарнизона, а все попытки его захватить оказались безрезультатными. Это в значительной мере обесценивало для Ганнибала обладание Тарентом, так как крепость господствовала над городом и входом в гавань. Примеру Тарента последовало еще несколько городов Южной Италии.
Однако, несмотря на все успехи Ганнибала, положение его в Италии с каждым годом становилось труднее. Римляне постепенно довели свои вооруженные силы до огромной цифры: к 212 г. общее число легионов, действовавших на всех фронтах, было не меньше 25 (около 250 тыс. человек), из них 10 — в Южной Италии. Силы же Ганнибала если и не уменьшались, то и не увеличивались в такой степени, как это было ему нужно. Основной проблемой для него все больше становилась проблема резервов. Италики и греки, перешедшие на его сторону, крайне неохотно давали ему людей, что мы видели уже на примере Капуи. Оставались Африка и Испания как основные источники пополнения. Но, помимо того, что римский флот господствовал на море и, следовательно, морским путем доставлять пополнения в Италию было очень трудно, возникли некоторые новые обстоятельства, чрезвычайно усложнившие обстановку.
Вскоре после Канн в Карфаген явился Магон с известием о блестящей победе и с просьбой о посылке подкреплений. Когда он рассказал об успехах брата и в доказательство своих слов высыпал перед сенаторами гору золотых колец, снятых с убитых римских всадников, восторг был неописуемый. Карфагенское правительство постановило отправить с Магоном в Италию 12 тыс. пехоты, 1,5 тыс. конницы и 20 слонов. Однако события в Испании заставили изменить этот план.
Мы видели, что Публий Корнелий Сципион, вернувшись летом 218 г. из Массилии обратно в Италию, значительную часть своих сил отправил в Испанию под командой брата Гнея. Высадившись в Эмпории, главном торговом городе Северной Испании, принадлежавшем Массилии, Гней начал успешные операции против карфагенских гарнизонов, занимавших Каталонию. Меньше чем в 2 месяца ему удалось очистить от карфагенян всю область к северу от Ибера. Весной следующего, 217 г., на выручку явился Гасдрубал с сухопутными и морскими силами. У устья Ибера римский флот, усиленный массилийцами, нанес поражение карфагенскому, из-за чего Гасдрубал был вынужден отступить и на суше.
Римский сенат, несмотря на тяжелое положение Италии в этот момент, все-таки нашел возможность послать в Испанию Публия Сципиона с подкреплениями. Оба брата перешли Ибер и проникли на юг вплоть до Сагунта. Результатом было восстание племени турдетанов против карфагенского господства. В Карфагене встревожились и в 215 г. послали Гасдрубалу подкрепления. Сципионы осадили г. Дертозу на нижнем течении Ибера. Туда явился Гасдрубал с армией в 25 тыс. человек. У римлян было приблизительно столько же. Под стенами Дертозы произошла кровопролитная битва, в которой римляне одержали полную победу: Гасдрубалу едва удалось бежать с маленькой кучкой уцелевших.
Последствия победы Сципионов были огромны. Теперь не только нельзя было думать о посылке из Испании помощи Ганнибалу, но вообще испанские владения Карфагена были под угрозой. Испанские племена быстро начали менять свою ориентацию. Известия об успехах Сципионов подняли настроение в Италии. Наконец, как было сказано, реальная угроза потери Испании заставила карфагенское правительство изменить первоначальный план и послать Магона с крупными подкреплениями не в Италию, а в Испанию.
Однако развернуть новые крупные операции в Испании карфагенянам удалось не сразу. Этому помещали события в Северной Африке. Сифакс, царек Западной Нумидии, не без влияния Сципионов разорвал свои вассальные отношения с Карфагеном. На подавление этого мятежа пришлось вызвать из Испании Гасдрубала. Три года (214—212 гг.) длилась война в Африке, пока, наконец, Сифакс не был приведен к покорности.
За время отсутствия Гасдрубала братья Сципионы добились новых крупных успехов: у карфагенян был отнят Сагунт и много других городов. Но когда в конце 212 г. явился Гасдрубал, положение резко изменилось. Карфагеняне сосредоточили в Испании три армии; у римлян их было две, причем они действовали самостоятельно и были широко пополнены испанцами. Оба эти обстоятельства сыграли роковую роль в решительном столкновении 211 г. Туземные контингенты, подкупленные карфагенянами, массой дезертировали из римских войск, которые благодаря этому оказались значительно ослабленными. Обе римские армии были разъединены маневрами Гасдрубала и Магона и разбиты поочередно: сначала армия Публия, а затем — Гнея. Оба брата при этом погибли. Остатки римских войск отступили за Ибер и с трудом удерживали Каталонию. Испания снова становилась страшной угрозой для Италии.
Пока был жив Гиерон II, Сиракузы оставались верным союзником Рима. Даже Канны не поколебали стойкости престарелого и умного царя. Но летом 215 г. Гиерон умер, оставив трон своему внуку, 15-летнему Гиерониму, упрямому и легкомысленному юноше. При нем был регентский совет, в котором сейчас же началась борьба римской и карфагенской партий.
Победила последняя, и с Ганнибалом были завязаны переговоры. Он послал в Сиракузы своих агентов, которые подготовили союз с Карфагеном на чрезвычайно благоприятных для Гиеронима условиях: за помощь Ганнибалу в италийской войне он получал всю Сицилию. Для карфагенян в этот момент было чрезвычайно важно отпадение Сиракуз от Рима, и поэтому они могли обещать все, что угодно. Когда к Гиерониму явились послы от римского претора напомнить о старом договоре, они были приняты очень грубо. Новые попытки дипломатических переговоров не дали никаких результатов. Союз с Сиракузами был утвержден карфагенским сенатом. Сиракузяне начали военные действия против римских гарнизонов в Сицилии.
В это время (летом 214 г.) Гиероним был убит заговорщиками. Это на короткое время изменило ситуацию в пользу Рима, так как во главе Сиракуз встала дружественная ему аристократическая партия. Но римляне не сумели этим воспользоваться. В сиракузских войсках взяла верх карфагенская партия. Два агента Ганнибала были избраны командующими. Власть римской партии была свергнута, ее вожди убиты. Начались открытые военные действия против Рима.
Римской сухопутной армией в Сицилии командовал консул 214 г. Марк Клавдий Марцелл, выдвинувшийся в войне с Ганнибалом, флотом — претор Аппий Клавдий. В 213 г. они начали атаку Сиракуз с суши и с моря. Операция оказалась очень трудной. Город был прекрасно укреплен и обладал большими запасами продовольствия. Вдобавок к этому великий Архимед, гениальный математик и инженер, живший в Сиракузах, изготовил военные машины необычайной силы. С их помощью сиракузяне отбили все атаки римлян.
«Архимед, — пишет Полибий, — соорудил машины, приспособленные к метанию снарядов на любое расстояние. Так, если неприятель подплывал издали, Архимед поражал его из дальнобойных камнеметательниц тяжелыми снарядами или стрелами и повергал в трудное положение. Если же снаряды начинали лететь поверх неприятеля, Архимед употреблял в дело меньшие машины, каждый раз сообразуясь с расстоянием, и наводил на римлян такой ужас, что они никак не решались идти на приступ или приблизиться к городу на судах. Кроме того, с машины спускалась прикрепленная к цепи железная лапа; управлявший жерлом машины захватывал этой лапой нос корабля в каком-нибудь месте и потом внутри стены опускал нижний конец машины. Когда нос судна был таким образом поднят и судно поставлено отвесно на корму, основание машины утверждалось неподвижно, а лапа и цепь при помощи веревки отделялись от машины. Вследствие этого некоторые суда ложились на бок, другие совсем опрокидывались, третьи... погружались в море, наполнялись водой и приходили в расстройство» (VIII, 7—8).
Пришлось отказаться от намерения взять город штурмом и перейти к длительной осаде. Одна часть римской армии расположилась укрепленным лагерем с юго-востока, другая — с северо-запада. Карфагеняне высадили, крупные силы (25 тыс. пехоты, 3 тыс. конницы и 12 слонов) на юго-западном побережье Сицилии. Марцелл, занятый осадой и подавлением антиримского движения в других городах, не смог помешать падению Агригента. Хотя он и получил из Рима подкрепления в размере 1 легиона (с прежними это составило 4 легиона, да и то неполных), однако римские силы все же были далеко не достаточны. Карфагенская армия подошла к Сиракузам с юго-запада и стала лагерем в некотором отдалении от южной римской армии. Но и карфагеняне не были настолько сильны, чтобы атаковать укрепленные римские позиции и помешать осаде.
Ранней весной 212 г. Марцеллу удалось завладеть Эпиполами, западной частью Сиракуз, воспользовавшись для этого праздником Артемиды, когда гарнизон был пьян. Ночью римский отряд с помощью штурмовых лестниц перебрался через низкое место северной стены и открыл ворота, через которые в Эпиполы вошла вся северная римская армия.
Но в руках сиракузского гарнизона оставались другие части города, имевшие особые укрепления. Карфагенская эскадра, пользуясь сильным ветром, прорвалась в гавань и помогала осажденным, а их сухопутные войска висели постоянной угрозой над римлянами. К счастью для последних, летом 212 г. в карфагенском лагере вспыхнула эпидемия, вызванная убийственным климатом болотистых окрестностей Сиракуз. Хотя болезнь проникла и к римлянам, но у тех жертв было меньше. Что же касается карфагенян, то у них погибла почти вся армия вместе с полководцами.
Настала весна 211 г. Карфагеняне сделали еще одну попытку помочь Сиракузам с моря. Большой военный флот вместе с транспортными судами, нагруженными продовольствием, направился к осажденному городу. Но его командир испугался вышедшего ему навстречу римского флота и отступил. Тем самым судьба Сиракуз была решена. Римская партия начала с Марцеллом переговоры о сдаче. Это вызвало раскол между гарнизоном, не желавшим сдаваться (среди него было много римских перебежчиков), и гражданами. Во время беспорядков, вспыхнувших в городе, удалось убедить одного командира наемников открыть ворота на острове Ортигии, после чего сдалась и Ахрадина (старый город).
Марцелл поступил с Сиракузами, как с завоеванным городом, т. е. отдал его на разграбление. Во время грабежей погиб и Архимед, убитый каким-то римским солдатом. В руки римлян попала огромная добыча, которая пополнила истощенную государственную казну. Множество предметов искусства и роскоши было уничтожено грубыми римскими солдатами, но немало их было увезено в Рим.
После падения Сиракуз задача покорения остальной Сицилии не представляла большого труда. В 210 г. из-за измены пал Агригент, после чего остатки карфагенян очистили остров.
В ходе войны восстановление римского господства в Сицилии имело очень большое значение. В план Ганнибала как одна из его составных частей входило создание вокруг Рима враждебного кольца внеиталийских государств. Сицилия, казалось, была в этом кольце самым крепким звеном. И вот оно лопнуло, не продержавшись и 5 лет!
Осада Сиракуз в 213—211 гг. стала своеобразным противостоянием технических достижений в военном деле противоборствующих сторон. Прекрасно известны изобретения Архимеда, позволившие городу больше года выдерживать осаду римлян. Но и сами римляне использовали сложнейшие осадные машины, чтобы овладеть Сиракузами. Вот что рассказывает Полибий (VIII, 6): «Вместе с тем римляне отняли у восьми пятипалубных судов весла, у одних с правой стороны, у других с левой, открытыми стенками связали суда попарно и, действуя веслами только с наружных боков, стали подвозить к городской стене так называемые самбики. Устройство этого осадного орудия следующее: делается лестница в четыре фута ширины и такой длины, чтобы и при установке она достигала верхнего края стены; с обеих сторон ее ограждают и закрывают высокими перилами, потом кладут ее наискось вдоль соприкасающихся стенок связанных между собой судов, так что лестница выступает далеко за корабельные носы. На вершинах мачт укрепляют блоки с канатами. Когда нужно действовать, канат привязывают к верхнему краю лестницы, и люди, стоящие на корме, тянут его на блоке, а другие, находящиеся на передней части корабля, следят за правильным подъемом лестницы и подпирают ее шестами. Наконец, при помощи гребцов, размещенных по обеим наружным сторонам, римляне подходят с кораблями к суше и стараются только что описанное сооружение приладить к стене. На вершине лестницы находится доска, с трех сторон огороженная плетнем; на ней стоят четыре человека, которые и ведут борьбу с неприятелем, находящимся на зубцах стены и мешающим установке самбики. Как только лестница установлена так, что эти четыре воина возвышаются над стеной, боковые стенки плетня снимаются, и воины тотчас с двух сторон взбираются на зубцы или башни; прочие товарищи их следуют за ними по самбике, надежно прикрепленной канатами к обоим кораблям. Сооружение это не без основания получило такое название: когда машина поднята, то корабль в соединении с лестницей напоминает по виду самбику (струнный инструмент треугольной формы наподобие арфы)».
Македония должна была служить вторым звеном. Мы знаем о враждебных чувствах Филиппа V к Риму из-за Иллирии. Македонский царь внимательно следил за ходом войны и после поражения римлян при Тразименском озере постарался развязать себе руки заключением мира с этолянами (в г. Навпакте в сентябре 217 г.). Вскоре после этого он начал военные действия в Иллирии. В начале лета 216 г. македонский флот вошел в Ионийское море и поднялся к северу почти до Аполлонии. Но, узнав о приближении римлян и не имея сведений о величине их эскадры (у них было только 10 линейных судов), Филипп испугался и поспешно отступил в Македонию. В это время разразились Канны. Вопреки общему мнению всех врагов Рима, жестокое поражение не принудило римлян склонить голову: они мужественно продолжали борьбу. Положение Ганнибала в Италии, как мы видели, было вовсе не таким блестящим, каким оно могло показаться на первый взгляд. Это заставило его пойти на союз с Македонией, о котором Филипп давно мечтал.
Летом 215 г. в лагерь Ганнибала явились македонские послы, с которыми был заключен предварительный союзный договор. Текст договора приводит Полибий в одном отрывке VII книги. Начало его звучит так:
«Следующую клятву дали военачальник Ганнибал, Магон, Миркан, Бармокар, все члены карфагенского совета старейшин, при нем находившиеся, и все карфагеняне, участвовавшие в его походе, сыну Клеомаха, афинянину Ксенофану, которого послал к нам от себя, македонян и от союзников царь Филипп, сын Деметрия: „Перед лицом Зевса, Геры и Аполлона; перед лицом божества карфагенян, Геракла и Иолая; перед лицом Арея, Тритона и Посейдона; перед лицом соратствующих богов, Солнца, Луны и Земли; перед лицом рек, гаваней и вод, перед лицом всех божеств, какие властвуют над Карфагеном, перед лицом всех божеств, какие властвуют над Македонией и остальной Элладой, перед лицом всех божеств войны, какие присутствуют при этой клятве"».
Содержание договора сводилось к следующему. Македония обязуется вести войну с Римом в союзе с Карфагеном, за что карфагеняне признают право Филиппа на иллирийское побережье, Коркиру, Аполлонию, Эпидамн и другие города. Союзники обязуются, если окажется необходимость, помогать друг другу посылкой вооруженной силы. После окончания войны договаривающиеся стороны остаются в оборонительном союзе: в случае нападения Рима или какой-нибудь другой державы союзники должны помогать друг другу.
Договор теоретически был выгоден обеим сторонам: Филипп мог рассчитывать на содействие карфагенского флота в адриатических водах, Ганнибал надеялся на помощь Филиппа в Италии. Если бы договор был осуществлен, он создал бы для Рима огромные затруднения. Но союз между Ганнибалом и Филиппом фактически не дал ничего ни той, ни другой стороне.
Прежде всего ратификация договора македонским царем и карфагенским сенатом сильно затянулась. Македонские послы, уезжая из Италии, попали в плен к римлянам, так что Филиппу пришлось посылать новое посольство. Это вызвало задержку в полгода. Римскому сенату стало известно содержание договора, и он мог принять необходимые меры предосторожности: претору Марку Валерию Левину, командовавшему войсками и флотом около Тарента, было поручено тщательно следить за Адриатическим морем. Когда Филипп летом 214 г. снова появился в этих водах и начал подготовлять осаду Аполлонии, Левин прибыл на помощь. Он усилил население города подкреплениями, так что гражданам вместе с римлянами удалось захватить и разграбить македонский лагерь. Филиппу, которому было отрезано отступление по морю, оставалось только сжечь свой флот и отступить в Македонию по суше. После этого римляне прочно заняли иллирийское побережье. Без помощи карфагенян Филипп не мог предпринять там никаких крупных операций. Но, как мы знаем, карфагенский флот, начиная с 213 г., был занят крайне важными операциями в Сицилии и в первые годы македонской войны не мог оказать никакой помощи Филиппу.
Самым решающим обстоятельством, которое полностью парализовало деятельность Филиппа в италийской войне, были отношения в Греции. Не только настроенные враждебно греки, как, например, этолийский союз, но даже дружественные Филиппу ахейцы весьма подозрительно относились ко всякому усилению Македонии. Несмотря на временные конъюнктуры, заставлявшие иногда дружить с Македонией, она была для греков прежде всего наследственным врагом, вечной угрозой независимости Греции. Вот почему союз Филиппа с Ганнибалом неизбежно должен был обострить отношения. Сам Филипп помог этому несколькими бестактными попытками вмешаться в дела Пелопоннеса.
Тем не менее в Иллирии в 213 г. он добился на суше крупных успехов, в результате чего римляне удержались только в узкой прибрежной полосе. Тогда в дело вступила римская дипломатия. В 212 г. начались тайные переговоры Левина с руководящими лицами Этолии, быстро приведшие к заключению римско-этолийского союза. Этоляне должны были действовать против Филиппа на суше, римляне — на море силами не меньше 25 линейных судов. При совместных завоеваниях этоляне получали территорию, римляне — добычу. В частности, римляне обязывались помочь этолянам в завоевании Акарнании. Обе стороны не должны были заключать сепаратного мира с Филиппом.
Итак, вместо того чтобы перенести войну в Италию, Филипп увидел себя со всех сторон окруженным врагами на Балканском полуострове. Антимакедонская коалиция быстро расширялась: в войне приняли участие элейцы, спартанцы, мессенцы и, наконец, пергамский царь Аттал I. Северная граница Македонии все время находилась под ударами иллириян и дарданов. Филипп защищался храбро и удачно. Территория Греции, особенно приморские районы, была жестоко опустошена. Высшего напряжения война достигла в 208 г., когда римский и пергамский флоты объединились для совместных действий, а на помощь Филиппу явилась карфагенская эскадра. Но Аттал скоро вынужден был вернуться домой, так как в его владения вторгся царь Вифинии Прусий, а карфагенский флот держался пассивно.
В 207 г. положение Филиппа изменилось к лучшему: в Италию вторгся Гасдрубал, что потребовало от Рима максимального напряжения всех сил. Поэтому римляне не могли оказать своим греческим союзникам никакой помощи. Филипп перешел в решительное наступление против этолян и вторгся в их пределы. Это побудило этолийский союз к заключению сепаратного мира с Македонией, о чем давно уже хлопотали нейтральные государства — Египет, Родос и др. В 206 г. мирный договор был подписан. Рим снова, как в 214 г., остался один на один с Филиппом. Но теперь положение было совершенно иным. Союз с Карфагеном потерял для Филиппа всякий смысл, потому что в поражении Ганнибала было уже трудно сомневаться. Римляне тоже не имели слишком большого желания продолжать войну, так как цель их греческой политики была достигнута: Филипп ничем не смог помочь Ганнибалу в решающие годы войны.
Все это создало осенью 205 г. почву для заключения мира между Римом и Македонией. Римляне сохранили за собой свои важнейшие иллирийские владения — греческие города, уступив Филиппу часть земель на материке.
Переход Капуи на сторону Ганнибала в 216 г. был тяжелым ударом по римскому престижу в Южной Италии. Этот пример, как мы видели, нашел много подражаний, поэтому обратное завоевание столицы Кампании стало важнейшей целью стратегии и политики Рима в Южной Италии. Но только в 212 г. римляне нашли достаточно сил для того, чтобы приступить к осаде мятежного города. К этому времени, как указывалось выше, они сосредоточили на юге весьма крупные силы — 10 легионов. Ганнибал, зная о намерениях римского командования осадить Капую, послал из Бруттия своего полководца Ганнона с войском, чтобы тот снабдил город продовольствием (сам Ганнибал находился в это время в окрестностях Тарента). Ганнон прибыл в Самний, расположился укрепленным лагерем около Беневента и начал свозить хлеб из окрестностей. Римские консулы[172], стоявшие в Бовиане, узнали о прибытии Ганнона и, в то время как он с большей частью своего отряда находился на фуражировке, напали на карфагенский лагерь и захватили там много продовольствия, предназначенного для Капуи. Ганнон после этого быстро отступил в Бруттий, Капуя, таким образом, была лишена всяких надежд на пополнение своих запасов.
Вокруг города стало стягиваться кольцо римских войск. Тогда Ганнибал сам явился на выручку и заставил римлян снять осаду. Однако он не мог долго оставаться в Кампании: область была совершенно опустошена, и присутствие карфагенской армии истощало и без того скудные запасы Капуи. Ганнибал снова ушел на юг.
Римляне вторично с большой энергией начали осаду. В соседние крепости, находившиеся в их руках, было свезено огромное количество продовольствия. Вокруг Капуи возвели двойной ров и вал. Ганнибал еще раз попытался спасти обреченный город. В 211 г. он снова появился под Капуей, но теперь ситуация там была иная, чем в прошлом году. Тогда римляне еще не успели построить укрепленной линии и поэтому были вынуждены отступить. Теперь же они прочно сидели за своими окопами. Ганнибал сделал несколько попыток взять их штурмом, но безуспешно: для этого у него не было ни достаточных сил, ни осадных приспособлений. Выманить врагов в поле он также не смог.
Простояв под Капуей 5 дней, Ганнибал, в первый раз за всю войну, решил пойти на Рим. По-видимому, он не столько надеялся неожиданным налетом захватить город, сколько хотел заставить осаждавшие Капую войска снять осаду. Ночью он оставил в своем лагере горящие огни, а войску приказал сняться со стоянки в полной тишине, так, чтобы римляне ничего не заметили. С величайшей быстротой двинулся Ганнибал из Кампании в Самний, свернул затем на запад и по так называемой Латинской дороге пошел прямо на Рим. Не встречая сопротивления, карфагеняне подошли к городу на 8 км и стали лагерем. Ганнибал с конницей подскакал к Коллинским воротам.
Появление карфагенян было совершенно неожиданным и вызвало в Риме страшную тревогу. «Hannibal ante portas!» («Ганнибал у ворот»!), — передавалось из уст в уста. Женщины в храмах молили богов и своими волосами вытирали помосты святилищ. «Так поступают они всегда, — замечает Полибий, — когда родной город постигает какое-нибудь тяжкое бедствие» (IX, 6).
И все-таки захватить Рим врасплох не удалось. В городе оказалось случайно 4 легиона; мощные стены исключали для карфагенян всякую возможность штурма. Поэтому Ганнибал, простояв под городом несколько дней и разорив окрестности, после небольшой стычки с римскими войсками ушел обратно. Самым печальным для него было то, что осаждавшие Капую войска не поддались на провокацию и не прекратили осады. Карфагеняне отступили в Бруттий и не делали больше попыток спасти Капую.
Капуанцы, узнав, что они окончательно покинуты Ганнибалом, сдались на милость римлян (211 г.). Мятежный город был сурово наказан: члены капуанского сената и несколько десятков знатных граждан были казнены; часть населения продали в рабство; вся земля была конфискована в пользу Рима. Оставшееся население сохранило свободу, но потеряло самоуправление. Капуя стала управляться в качестве зависимой общины римским претором.
Падение Капуи, происшедшее в том же году, что и взятие Сиракуз, произвело огромное впечатление в Италии и содействовало там значительному отрезвлению умов: союзники Ганнибала начали колебаться и подумывать об обратном переходе на сторону Рима. Это облегчило римлянам подчинение ряда городов в Южной Италии.
Самым крупным достижением была сдача Тарента. Фабий Максим, консул 209 г., с двумя легионами, присланными из Сиракуз, обложил город с суши. Одновременно римский флот запер гавань. Ганнибал не мог своевременно помочь Таренту, так как был отвлечен операциями в Бруттии, а когда пошел на выручку, город уже был сдан римлянам. Фабий отдал Тарент на разграбление воинам, а 30 тыс. жителей продал в рабство. Оставшееся население, как и в Капуе, было лишено самоуправления.
Наряду с этими крупными успехами римляне испытали и ряд серьезных неудач. Среди них на первом месте нужно поставить гибель Клавдия Марцелла, одного из самых способных римских полководцев: в 208 г. он пал в Апулии в стычке с карфагенянами. Ганнибал приказал похоронить его с отданием всех воинских почестей. Еще до этого, в 210 г., проконсул Гай Фульвий потерпел крупное поражение в той же Апулии и сам был убит.
Но еще серьезнее были симптомы крайнего истощения сил и недовольства войной, которые стали проявляться даже в тех городах Италии, которые до сих пор были самой надежной опорой Рима. Осенью 210 г., когда производился новый набор, 12 латинских колоний[173] из 30 отказались дать новые контингенты. Италия была так разорена, а подвоз продовольствия извне так затруднен из-за военных действий, что к 210 г. цены на хлеб в Риме выросли в несколько раз. В этой связи римский сенат был вынужден отправить посольство в Египет к Птолемею IV Филопатору с просьбой прислать в Рим продовольствие.
Однако самым трудным было положение на испанском фронте. После гибели Сципионов в 211 г. римляне едва держались к северу от Ибера. В Испании нужно было принимать экстренные меры, если Рим не хотел испытать нового вторжения в Италию. Осенью 211 г. сенат послал в Испанию претора Гая Клавдия Нерона, командовавшего перед этим во время осады Капуи. Ему дали 2 легиона. Но этой меры показалось недостаточно: испанский фронт приобретал первостепенное значение, и было решено направить туда человека, которого общественное мнение считало единственной надеждой Рима. Это был молодой Сципион.
Публию Корнелию Сципиону шел тогда 25-й год. Он приобрел широкую популярность еще в 218 г., когда 17-летним юношей спас своего отца при Тицине. Эту популярность он увеличил благодаря качествам своего характера. Необычайно приветливый в обращении, он привлекал к себе все сердца. В нем еще сохранялась староримская религиозность с налетом некоторого мистицизма: он верил в сновидения и пророчества, много времени проводил в храмах и был глубоко убежден в своем избранничестве. Его считали любимцем богов, которому все удается. Вместе с тем Сципион был блестяще одаренным и широко образованным человеком. Его глубокая вера в себя и в свою судьбу не мешала ему быть расчетливым и осторожным полководцем, который тщательно обдумывал все свои планы и взвешивал каждый свой шаг.
Вот почему, когда слишком осторожная тактика Нерона, выросшего в школе Кунктатора, была признана недостаточной, общественное мнение стало единодушно требовать посылки в Испанию Сципиона. Сенат оказался настолько разумным, что, не считаясь с отсутствием у Сципиона служебного стажа (он до сих пор занимал только должность курульного эдила в 213 г.), поддержал его назначение главнокомандующим в Испанию в звании проконсула. В дополнение к тем 2 легионам, которые уже были в Испании, ему дали еще 2 легиона.
В конце 210 г. Сципион прибыл в Испанию и сразу же оправдал надежды, которые на него возлагались. Одно его появление подняло дух римских войск. В Испании продолжали действовать 3 карфагенские армии:
Гасдрубала, Магона и другого Гасдрубала (сына Гисгона). В момент приезда Сципиона они были разбросаны в разных частях полуострова. Сципион решил этим воспользоваться для того, чтобы одним смелым ударом захватить Новый Карфаген.
Трудная операция была тщательно подготовлена и блестяще выполнена. Город лежал в заливе на высоком полуострове, соединенном с материком только узким перешейком. Ранней весной 209 г. Сципион неожиданно явился туда с армией и флотом, которым командовал его друг Гай Лелий. Флот закрыл вход в бухту, а сухопутные войска расположились лагерем на перешейке. Сципион на сходке объявил солдатам, что сам Нептун явился ему во сне и поведал, как взять город.
Начался штурм городских стен с перешейка. В то время как все внимание осажденных было направлено сюда, Сципион послал 500 человек с лестницами со стороны моря, где мелкая лагуна облегчала доступ к стенам. Особенно легко было подойти к ним во второй половине дня, когда ветер с суши угонял воду. Римляне незамеченными взошли на стену и ворвались в город. Взятие Нового Карфагена произвело ошеломляющее впечатление в Испании и вызвало взрыв энтузиазма в Риме. В руки Сципиона попали большие склады продовольствия и военного снаряжения, а также несколько сот заложников от испанских племен. Сципион обошелся с ними чрезвычайно приветливо, обещав отпустить их по домам, если их соплеменники согласятся перейти на сторону Рима. Этой политикой он создал среди неустойчивых испанцев резкий перелом настроения в пользу римлян. Да и сам факт овладения столицей Баркидов говорил о том, что соотношение сил в Испании начало меняться. Несколько могущественных племен перешло на сторону Сципиона.
Весной 208 г. он двинулся в бассейн р. Бетиса, где находился Гасдрубал. Было важно не дать соединиться карфагенским армиям, поэтому Сципион напал на Гасдрубала около г. Бекулы, несмотря на то, что тот занимал прекрасную позицию. Римские войска превосходили карфагенские своей численностью. Сципион, приковав внимание Гасдрубала нападением с фронта, атаковал его с флангов. Когда Гасдрубал увидел, что его войска дрогнули, он уклонился от боя, собрал все наиболее ценное, взял слонов и начал быстро отступать на север. Сципион не рискнул его преследовать, боясь соединения карфагенских армий.
Гасдрубал форсированным маршем пересек полуостров, по дороге получив подкрепления от своих коллег. Пиренеи он перешел около побережья Бискайского залива, где горные проходы не охранялись римлянами. Начался второй италийский поход карфагенян. Сципиону, таким образом, не удалось решить своей основной задачи: задержать карфагенян в Испании. Над Италией вторично нависла страшная угроза.
В Риме известие о переходе Пиренеев Гасдрубалом было получено осенью 208 г. и вызвало сильнейшую тревогу. Консулами на 207 г. были выбраны испытанные полководцы Клавдий Нерон и Марк Ливий Салинатор.
Последний был известен как способный командир еще со времен второй иллирийской войны. Общее количество легионов было доведено до 23, из них 15 — только в Италии (7 — в Южной и 8 — в Северной).
Когда Гасдрубал покидал Испанию, у него было около 20 тыс. человек. Перезимовав в Южной Галлии, он ранней весной 207 г. перешел через Альпы, вероятно, в том же месте, что и Ганнибал. Галлы долины По дали ему подкрепления, благодаря которым его армия выросла до 30 тыс. Конечно, это было слишком мало по сравнению с большими силами, собранными римлянами в Северной Италии. Но Гасдрубал и не собирался там воевать: его план состоял в том, чтобы прорваться на юг и соединиться с братом.
Ганнибал из своей зимней стоянки в Бруттии весной 207 г. перешел в Центральную Апулию, где и стал ждать известий от Гасдрубала. Последний из долины По передвинулся на Галльское поле, где его сторожили войска консула Марка Ливия. Клавдий Нерон стоял в Апулии против Ганнибала. Гасдрубал послал шестерых гонцов к брату с известием о своем прибытии. Он писал, что предполагает встретиться с ним в Умбрии. Послы Гасдрубала попали в руки римлян, и его письма были доставлены Нерону. Консул принял смелое решение. Ночью в полной тайне он покинул лагерь с отборной частью армии, поручив одному из своих помощников (легатов) оставаться в лагере и сторожить Ганнибала с другой частью войска. Сам же с величайшей быстротой пошел на север и соединился с Ливием. Теперь объединенные римские войска достигли 40 тыс. человек.
Когда Гасдрубал узнал, что против него стоят превосходящие вражеские силы, он попытался уклониться от сражения и прорваться в Умбрию. Но это не удалось: на р. Метавре он был настигнут римлянами и вынужден был принять бой в неравных условиях. Карфагеняне были разбиты. Когда исход сражения стал ясен Гасдрубалу, он бросился в гущу врагов и погиб смертью героя. Римляне отрезали его голову, и когда Нерон вернулся в свой лагерь в Апулии, он приказал бросить ее на передовые посты карфагенян. Так благородно отплатили римляне Ганнибалу за воинские почести, оказанные им погибшему Марцеллу.
Битва на Метавре фактически решила судьбу италийской кампании, и недаром известие о ней вызвало безумный восторг в Риме. Ганнибал прекрасно понимал, что значит для него гибель Гасдрубала: теперь всякая надежда получить серьезную помощь из Испании была потеряна. Ганнибал отступил в Бруттий, где и был зажат в кольце римских легионов, все более и более теряя свободу широкого маневрирования.
После ухода Гасдрубала из Испании судьба этого фронта была предрешена, хотя карфагенское правительство послало туда значительные подкрепления. Под г. Илипой на Нижнем Бетисе Сципион в 207 г. одержал блестящую победу над соединенными армиями Магона и Гасдрубала, сына Гисгона. Эта битва положила конец карфагенскому владычеству в Испании. Магон с остатками своих войск отступил в Гадес, где держался некоторое время, пока Сципион был занят покорением Южной Испании и ликвидацией мятежного движения среди испанских племен и некоторых римских гарнизонов, недовольных задержкой жалованья. Но когда Магону стало ясно, что осада Гадеса неизбежна, он посадил свои войска на суда и попытался с налета захватить Новый Карфаген. Эта попытка разбилась о бдительность римского гарнизона, и Магон вернулся в Гадес. Но город отказался принять его обратно, так как в это время уже шли переговоры о сдаче его римлянам. Тогда Магон переправился на Балеарские острова, а Гадес открыл свои ворота Сципиону.
Таким образом, к осени 206 г. Испания была полностью очищена от карфагенян. Если поражение Гасдрубала при Метавре означало фактический конец войны в Италии, то завоевание Испании римлянами имело такое же значение для войны в целом. Ганнибал лишился своей основной базы, без которой войну вести было нельзя. И хотя еще в течение 4 лет продолжалось его отчаянное сопротивление, но это была уже агония.
Осенью 206 г. Сципион вернулся в Италию и выставил свою кандидатуру в консулы на 205 г. Его единодушное избрание было выражением той народной симпатии к нему, которая еще более выросла после испанской войны (то, что он, в сущности, выпустил Гасдрубала с Пиренейского полуострова, ему легко простили после Метавра). Став консулом[174], Сципион немедленно выдвинул проект высадиться в Африке, чтобы нанести решающий удар по вражеской столице и тем окончить войну. Этот план многим казался рискованным, принимая во внимание, что Ганнибал все еще находился в Италии. Ужас перед ним был так велик, что в сенате образовалась довольно сильная оппозиция Сципиону во главе с осторожным Фабием Максимом.
Однако страстная убежденность молодого консула в правоте своей точки зрения, его вера в свое счастье и горячая симпатия народа победили сопротивление оппозиции: Сципион получил Сицилию в качестве своей провинции с разрешением переправиться в Африку, если он найдет это нужным. Ему дали 2 легиона из числа войск, стоявших в Сицилии, с правом увеличить их набором добровольцев. Города Этрурии и Умбрии собрали средства на постройку 30 судов и экипировку 7 тыс. волонтеров.
В этот момент Магон сделал последнюю отчаянную попытку прийти на помощь брату и вместе с тем удержать римлян от вторжения в Африку. С флотом в 30 судов и десантной армией в 14 тыс. человек он переправился с Балеарских островов на лигурийское побережье Италии. Неожиданным налетом Магон захватил Геную и установил связь с галлами. Хотя карфагенское правительство прислало ему крупные подкрепления, однако он не смог ничего сделать. Галлы на этот раз не оказали карфагенянам никакой поддержки (уроки Метавра были еще слишком свежи в памяти) Ганнибал стоял далеко в Бруттии, а у Магона не было достаточно сил, чтобы вторгнуться в Среднюю Италию. Его попытка прорваться из Лигурии кончилась неудачей, и сам он был тяжело ранен (203 г.).
Во всяком случае, новое появление карфагенян в Италии не остановило африканской операции — было ясно, что попытка Магона заранее обречена на неудачу. Весной 204 г. Сципион из Лилибея отплыл в Африку, имея флот из 50 крупных боевых судов и армию в 25 тыс. человек. Высадка беспрепятственно произошла около Утики. Римляне расположили свой лагерь в непосредственной близости от города.
Успех войны в Африке во многом зависел от того, какую позицию займут вожди нумидийских племен. Сифакс, царь западных нумидян, старый союзник братьев Сципионов, за эти годы изменил римлянам и стал другом карфагенян. Зато Сципион нашел себе союзника в лиц Масиниссы, молодого и талантливого царя восточных нумидян, смертельного врага Сифакса. Правда, в первое время Масинисса мог помочь Сципиону только личным присутствием и маленьким конным отрядом, так как его царство было отнято Сифаксом. Но впоследствии его помощь сыграла решающую роль.
Сифакс и Масинисса являлись соперниками не только в борьбе за власть в Нумидии, но и в любви к красавице Софонисбе, дочери Гасдрубала, сына Гисгона. Гасдрубал, чтобы привлечь Сифакса на карфагенскую сторону, выдал за него Софонисбу, которая раньше была обручена с Масиниссой.
В первое время положение Сципиона в Африке оказалось очень трудным. Он сделал попытку взять Утику, но осаду пришлось снять, так как на помощь городу явились Сифакс и Гасдрубал с крупными силами. Сципион отошел от Утики и построил на зиму укрепленный лагерь на небольшом полуострове невдалеке от города. Лагери карфагенян и нумидян были расположены близко друг от друга, километрах в 10 от римского. Военные действия приостановились, так как ни та, ни другая сторона не были достаточно сильны, чтобы перейти в наступление.
Тогда с карфагенской стороны было сделано предложение начать мирные переговоры. Посредником выступил Сифакс. Основой для заключения мира он предлагал возвращение к status quo ante bellum. Разумеется, Сципион не мог пойти на эти условия, но притворно выразил согласие. Во время переговоров, которые Сципион нарочно затягивал, он прекрасно ознакомился через своих послов и разведчиков с местоположением и характером вражеских лагерей.
К весне 203 г. у Сципиона все было готово для коварного нападения. Чтобы формально снять с себя обвинение в нарушении перемирия, он послал сказать Сифаксу, что хотя он жаждет мира и готов принять предлагаемые условия, но его военный совет с ними не согласен. В ту же ночь половина римского войска под командой Гая Лелия и Масиниссы напала на лагерь нумидян и подожгла их легкие шалаши, построенные из соломы и тростника. В поднявшейся панике множество народа погибло от огня и было перебито. Сципион с другой половиной войска стоял наготове против карфагенского лагеря и, когда там тоже поднялась суматоха, отдал приказ начать атаку. Карфагеняне поспешно отступили, понеся большие потери.
Этот акт вероломства резко изменил к лучшему положение Сципиона, и он снова мог возобновить осаду Утики. Сифакс и Гасдрубал собрали остатки своей армии и усилили ее большим отрядом наемников — кельтиберов. На так называемых Больших полях, в нескольких днях пути к юго-западу от Утики, произошло сражение. Карфагеняне и их союзники были разбиты. Гасдрубал отступил в Карфаген, а Сифакс — к себе в Нумидию.
Сципион остался в карфагенской области и занялся подчинением ливийских городов, а Гай Лелий с Масиниссой бросились в погоню за Сифаксом. Нумидийский царь был еще раз разбит и попал в плен, а Масинисса получил свое царство. После всех этих неудач карфагенскому правительству оставалось только просить о мире. Осенью 203 г. было заключено перемирие и начались переговоры. Одновременно карфагенское правительство послало Ганнибалу приказ очистить Италию. С тяжелым чувством великий полководец должен был оставить страну, в которой он воевал 15 лет, не испытав ни одного серьезного поражения! Аналогичное распоряжение получил и Магон, но по дороге в Африку он, вероятно, умер.
Переговоры закончились подписанием предварительного мирного договора. Его основные пункты сводились к тому, что Карфаген, оставаясь независимым государством, терял все свои владения вне Африки, должен был заплатить большую военную контрибуцию и выдать почти все суда. Масинисса признавался независимым царем Нумидии. Текст договора был отвезен карфагенским посольством в Рим, одобрен сенатом и утвержден народным собранием.
Однако прибытие в Африку Ганнибала и войск Магона вновь оживило надежды военной партии. В карфагенском сенате взяли верх сторонники продолжения войны. Перемирие было нарушено нападением карфагенской толпы на римские транспортные суда, везущие продовольствие войскам Сципиона и прибитые бурей к берегу около Тунета. Когда же Сципион отправил в Карфаген по этому поводу послов, им не дали никакого ответа, а при возвращении на них напали карфагенские суда. Таким образом, война возобновилась.
Сципион вторгся в Карфагенскую область, а Ганнибал двинулся ему навстречу из Гадрумета[175]. Обе армии сошлись близ г. Замы, в 5 днях пути к югу от Карфагена. Перед сражением Сципион и Ганнибал впервые встретились и сделали попытку еще раз договориться об условиях мира. По-видимому, ни один из них не был вполне уверен в победе. Но переговоры окончились ничем.
У римлян и карфагенян было приблизительно по 40 тыс. человек. Перевес в коннице на этот раз был у Сципиона, так как Масинисса привел с собой 4 тыс. всадников и 6 тыс. пехоты, а Ганнибал смог получить только 2 тыс. нумидийских всадников от одного друга Сифакса. Ядро ганнибаловой пехоты составляли его ветераны, проделавшие с ним весь италийский поход: на них Ганнибал мог всецело положиться. Слабее были наемники из армии Магона; самую же ненадежную часть составляли ливияне и гражданское ополчение Карфагена. Перед своим фронтом Ганнибал поместил 80 слонов. Первую боевую линию образовывали наемники, вторую — ливияне и граждане, а ветераны стояли в резерве. У Сципиона было обычное расположение в 3 линии (гастаты, принципы и триарии), но манипулы стояли не в шахматном порядке, а в затылок друг другу. Это было сделано для того, чтобы дать проход слонам. Промежутки между передними манипулами были заполнены легковооруженными. Фланги занимали сильные конные отряды под командой Масиниссы и Лелия.
Началась битва, которая должна была решить исход войны.
«Карфагенянам, — говорит Полибий, — предстояло бороться за свое существование и за господство над Ливией, римлянам — за мировое владычество. Неужели кто-нибудь может остаться безучастным к повести об этом событии? Никогда еще не было столь испытанных в бою войск, столь счастливых и искусных в военном деле полководцев, никогда еще судьба не сулила борющимся столь ценных наград. Победителю предстояло получить власть не над Ливией только и Европой, но и над всеми прочими, доселе известными нам странами мира» (XV, 9).
В первые минуты сражения некоторые слоны в карфагенской армии, испуганные звуками труб, бросились на свою конницу. Другие были ранены легковооруженными, тогда как тяжелая римская пехота не пострадала, пропуская слонов в интервалы между манипулами. Воспользовавшись замешательством врагов, Лелий и Масинисса опрокинули карфагенскую конницу и стали ее преследовать. В это время вступила в бой тяжелая пехота. Карфагенские наемники держались хорошо, но вторая линия дрогнула и не оказала им поддержки, поэтому начали отступать и наемники. Наконец, в дело были введены резервы. Наступил решающий момент боя. Ветераны Ганнибала мужественно отражали страшный натиск трех римских линий, которые наступали теперь одним фронтом. Исход битвы долго оставался неопределенным. Наконец, возвратилась из погони римская конница и ударила в тыл ветеранам. Это решило дело. Карфагенян пало около 10 тыс. и почти столько же попало в плен. Потери римлян были во много раз меньше. Ганнибалу удалось бежать в Гадрумет с небольшой группой всадников.
Так кончилась битва при Заме (осень 202 г.) — первая, которую проиграл Ганнибал. Полибий говорит, что «он сделал все так, как только может и обязан делать доблестный вождь, искушенный во многих битвах» (XV, 15). В лице Сципиона Ганнибал встретил достойного соперника, хотя и не равного ему по гениальности. Ганнибал был побежден при Заме главным образом из-за слабости своей конницы.
О продолжении войны в данный момент нечего было и думать. Ганнибал понимал это лучше, чем кто-нибудь другой. Когда в карфагенском сенате Гисгон завел было речь о неприемлемости римских мирных условий, Ганнибал без церемоний стащил его с ораторской трибуны.
Условия, предъявленные победителем, были, разумеется, более тяжелыми, чем условия первого договора. Карфаген должен был потерять все внеафриканские владения. Он оставался независимым государством, но лишался права вести войну без разрешения римского народа. Масиниссе должны быть возвращены все владения как самого царя, так и его предков «в тех пределах, какие будут им указаны». Карфагеняне обязаны были возместить весь ущерб, причиненный во время нарушения перемирия прошлого года, возвратить всех пленных и перебежчиков, выдать все военные суда, за исключением 10 трехпалубников, равно как и всех слонов. Кроме этого, Карфаген обязывался содержать римские войска в Африке в течение 3 месяцев и выплатить контрибуцию в размере 10 тыс. талантов в течение 50 лет, внося ежегодно по 200 талантов. В обеспечение договора карфагеняне обязаны были дать 100 заложников по указанию Сципиона.
Условия были очень тяжелы, но они по крайней мере оставляли Карфагену государственную независимость, хотя и ущемляли его суверенитет (запрещение вести войны без разрешения Рима). Вот почему Ганнибал, который уже строил новые планы борьбы, категорически настаивал на принятии этих условий. Мирный договор, утвержденный карфагенским сенатом, был затем ратифицирован в Риме (201 г.). Сципион отпраздновал блестящий триумф и получил почетное прозвание Африканский.
Итак, Рим вторично победил Карфаген, победил его в основном по той же причине, что и в первый раз: федерация италийских полисов, обладавшая огромными людскими резервами, была сильнее колониального государства. Но во Второй Пунической войне были некоторые дополнительные условия, которые отсутствовали в Первой: Карфаген опирался на Испанию и имел вождя, равного которому не было в Риме. Кроме этого, главный фронт войны находился в Италии, и часть италиков поддержала карфагенян. Однако эти преимущества были парализованы другими моментами. Отдаленность Италии от карфагенских баз создавала растянутые коммуникации и крайне затрудняла доставку подкреплений. Центральная Италия осталась верной Риму и была тем почти неистощимым людским резервуаром, который отсутствовал у Ганнибала. Наконец, римляне, защищая свою родную землю, проявили высокий героизм и огромную выдержку. Армия же Ганнибала состояла главным образом из наемников, это была армия интервентов и, несмотря на все высокие качества ее вождя, была лишена той стойкости, которую дает сознание долга перед родиной.
Исторические последствия Второй Пунической войны были огромны. Сломив Карфаген, который стал теперь государством второго ранга и который никогда уже не смог оправиться, Рим не только выходил в первый ряд средиземноморских держав, но становился самой сильной из них. Все дальнейшие завоевания Рима были бы невозможны без победы во Второй Пунической войне.
Не менее значительны были ее результаты для внутренних отношений Италии. Юг страны, служивший ареной военных действий в течение 15 лет, был страшно разорен, что, как увидим ниже, сыграло известную роль в экономическом перевороте II в. Средняя Италия пострадала меньше, но и там колоссальная тяжесть войны не могла не ослабить мелкое крестьянское хозяйство. Политические следствия войны выразились в усилении власти Рима над италийской федерацией. Некоторые полисы за переход на сторону Ганнибала были наказаны лишением автономии и конфискацией земель (Капуя, Тарент). Некоторые племена Южной Италии, особенно упорно поддерживавшие карфагенян, например бруттии, были низведены до положения бесправных подданных. Вместо почетной службы в союзнических войсках они должны были исполнять обязанности прислуги при полководцах и магистратах, отправлявшихся в провинции. Но и, помимо этого, сам факт, что долгая и опасная война велась и была выиграна под руководством Рима, значительно повысил его политический авторитет в Италии. Италийская федерация, прошедшая огненное испытание войны, окрепла, сплотилась вокруг Рима и стала более централизованной.
Особое внимание нужно было обратить на Цизальпинскую Галлию, сыгравшую такую важную роль в походах Ганнибала и Гасдрубала. Бойи и инсубры, как мы знаем, перешли на сторону карфагенян, так что римляне лишились здесь всех своих владений, кроме Плаценции и Кремоны. Новое завоевание Галлии началось, по-видимому, еще до окончания Второй Пунической войны. Во время второй войны с Филиппом (см. ниже) галлы перешли в наступление, напав в 198 г. на Плаценцию и разрушив ее. Это заставило римлян развернуть в Галлии более энергичные действия. К 196 г. бойи и инсубры были окончательно покорены. Большая часть их была истреблена или изгнана, в их областях возникли римские колонии Бонония, Парма, Мутина и др. Почти одновременно с бойями и инсубрами были покорены лигуры.
Война с Ганнибалом в конечном счете привела к ослаблению римской демократии, усилив нобилитет и его органы — сенат и магистратуры. После того как в первые годы войны демократия потерпела ряд тяжелых поражений (гибель Фламиния, неудачная попытка двойной диктатуры при Фабии Максиме, разгром при Каннах), а военное положение стало чрезвычайно опасным, партийная борьба надолго прекратилась. Это использовал нобилитет для того, чтобы укрепить свои позиции. Война требовала концентрации власти, быстрых решений, опытного руководства. Естественно, что роль громоздкого народного собрания сходит почти на нет, фактически сводясь к утверждению решений, принятых сенатом[176]. Войной руководил сенат посредством высших магистратов cum imperio. Авторитет последних также вырос, что было естественным результатом длительного военного положения. Ежегодная смена магистратур плохо вязалась с военной обстановкой, поэтому мы иногда видим, что одно и то же лицо занимает консульскую должность два года подряд или с коротким перерывом. Так, например, Фабий Максим был консулом в 215, 214 и 209 гг., Клавдий Марцелл — в 215, 214, 210 и 208 гг. Входит в практику продление полномочий командующих посредством назначения их проконсулами или пропреторами (Сципионы — в Испании, Марцелл — в Сицилии). Это дает возможность увеличить количество командующих на разных фронтах. Личная власть высших военных командиров вырастает за счет ослабления принципа коллегиальности. Можно говорить даже о зародышах постоянной военной диктатуры, как она сложилась окончательно в I в. до н. э. Такую диктатуру отчасти напоминает власть Сципиона Африканского, который в течение 10 лет (210—201 гг.) фактически был главнокомандующим. С другой стороны, значение магистратов sine imperio (народных трибунов, цензоров) в течение войны сильно упало.
Необходимо также отметить значение войны для развития военного дела в Риме. Сципион в Испании ввел в своих войсках испанский меч, хорошо закаленный и пригодный одновременно и для рубки, и для колки. Из Испании этот меч перешел на вооружение всей римской армии. За время войны значительно усовершенствовалась римская тактика, причем многое здесь было заимствовано у Ганнибала: фланговые охваты, действия крупными конными массами. Выросло высшее полководческое искусство: умение руководить крупными войсковыми соединениями, координировать операции на различных фронтах; улучшилось интендантское дело.
Вторая Пуническая война стала, таким образом, прекрасной боевой школой для Рима. Он вышел из нее первоклассной военной державой, равной которой уже не было в районе Средиземного моря.