История Рима

Огромное количество рабов, причем преимущественно одной национальности, жестокое обращение с рабами, беспечность рабовладельцев привели в 136 г. к вос­станию рабов на Сицилии. Вскоре восстание охватило весь остров. С невероятным трудом, послав против восставших консульскую армию, только через четыре года римляне смогли подавить возмущение. Почти одновременно с сицилийским восста­нием вспыхнуло национально-освободительное движение в Малой Азии. Опираясь на бедноту и рабов, Аристоник, объявивший себя наследником последнего пергамского царя Аттала III, попытался воспрепятствовать превращению Пергама в рим­скую провинцию. Только в 129 г. движение было окончательно подавлено.

136—132 гг. — первое сицилийское восстание рабов.

132—129 гг. — восстание Аристоника.

Сицилийское восстание

Уже начало II в. было неспокойным. В 199 г. в окрестностях Рима был раскрыт крупный заговор карфагенских заложников, пытавшихся поднять рабов в Сетии и окрестных городах. Римским властям удалось раскрыть заговор благодаря измене двух рабов. Два года спустя начался мятеж ра­бов в Этрурии, подавленный силой оружия. В 186—185 гг. возникло круп­ное движение рабов в Апулии и Калабрии. Однако только во второй поло­вине столетия создались условия для такого движения, которое далеко пе­реросло рамки местных заговоров и вылилось в широкое восстание. Эти условия сложились в одном из крупнейших очагов рабовладения — на о. Сицилии.

Сицилия издавна была классической страной рабства, для развития которого одна длительная военная обстановка на острове уже создавала весьма благоприятные условия. К середине II в. концентрация рабов до­стигла там огромной степени.

«Такое количество рабов наводнило всю Сицилию, — говорит Диодор, — что слышавшие об этом не верили и считали это преувеличением» (фраг­мент XXXIV—XXXV кн.).

Уцелевшее кое-где мелкое крестьянство влачило жалкое существова­ние. Многочисленность рабов создавала для них чрезвычайно тяжелый ре­жим. Любопытной деталью сицилийских бытовых условий являлось то, что господа весьма мало заботились о пище и одежде для своих рабов, предоставляя им добывать это собственными силами, т. е. попросту грабе­жами на дорогах.

Однажды к крупному сицилийскому рабовладельцу Дамофилу, кото­рого наши источники считают виновником первого восстания, явилось не­сколько нагих рабов с просьбой выдать им одежду. Тот не пожелал раз­говаривать и только заметил: «Что же, разве путешественники ездят го­лыми по стране и не дают готового снабжения тем, которые нуждаются в одежде?». После этого Дамофил приказал высечь рабов и отпустить их (Диодор, фрагменты XXXIV—XXXV кн.).

Римские власти, боясь могущественных рабовладельцев, не предпри­нимали никаких серьезных мер для борьбы с разбоями. Это создавало на острове чрезвычайно тревожную и напряженную обстановку, в которой складывались предпосылки восстания. Необходимо отметить также, что, по-видимому, значительная часть сицилийских рабов происходила из Си­рии: глава восстания Евн был сирийцем из г. Апамеи; сириянкой из того же города была его сожительница; г. Тавромением римлянам удалось ов­ладеть благодаря измене раба-сирийца; восставших рабов Евн называл сирийцами, и т. д. Таким образом, в Сицилии было нарушено одно из ос­новных правил античных рабовладельцев: не держать вместе рабов одно­го и того же племени[240].

Хронология первого сицилийского восстания не поддается точному определению. Вероятнее всего его датировать 136—132 гг. Главным оча­гом восстания был г. Энна, о котором Страбон говорит:

«В центре Сицилии лежит Энна, расположенная на холме и вся окру­женная широкими, годными для пашни равнинами» (VI, 272).

Вокруг города находились богатые виллы крупных землевладельцев, имевших, кроме этого, еще дома в самом городе. Восстанию предшество­вал довольно продолжительный период подготовки, когда рабы, говорит Диодор, «сходясь друг с другом в удобное время, начали сговариваться об измене своим господам» (фрагмент XXXIV—XXXV кн.). В подготовке восстания большую роль играл Евн, домашний раб одного из граждан. Он пользовался огромным влиянием на своих соплеменников благодаря уме­нью толковать сны и предсказывать будущее. Иногда он прибегал к до­вольно наивным приемам, чтобы произвести впечатление на окружающих. Так, он прятал себе в рот сложенные половинки ореховой скорлупы с уг­лем, завернутым в листья, и в соответствующий момент выдыхал изо рта пламя. Такими приемами Евн укреплял свою репутацию пророка и чудо­творца. По-видимому, он имел какое-то отношение к сирийским культам, в частности к культу сирийской Матери богов. Еще до восстания Евн гово­рил, что сирийская богиня является ему и предсказывает, что он будет царем.

Зачинщиками восстания явились рабы богатого землевладельца Дамофила, который вместе со своей женой Мегаллидой даже среди сицилий­ских рабовладельцев выделялся необычайной жестокостью в обращении с рабами. Получив благословение Евна, около 400 сельских рабов собра­лись за городом и оттуда, совершив жертвоприношения и связав себя вза­имными клятвами, ночью ворвались в город под предводительством «изрыгавшего огонь» Евна. К ним присоединились городские рабы, и нача­лось массовое избиение рабовладельцев. Долго сдерживаемая рабами ненависть вылилась в чрезвычайно острые формы — почти все свободное население было истреблено. Исключение составили только оружейные мастера, которых Евн приказал оставить в живых и в оковах посадить за изготовление оружия. Пощадили также несколько господ, известных че­ловеческим отношением к рабам. В числе их была и дочь Дамофила, доб­рая девушка, которая всегда жалела рабов и старалась им помочь по мере возможности. Рабы дали ей надежную охрану и невредимой доставили в Катану к родственникам.

Захватив власть в городе и расправившись со своими угнетателями, восставшие собрались в городском театре. Туда привели Дамофила и Мегаллиду, захваченных в их загородном парке. Дамофила убили тут же, а Магаллиду отдали на расправу ее бывшим служанкам. На этом собрании восставшие избрали Евна царем под именем Антиоха и наделили его все­ми атрибутами царской власти: венцом, придворным штатом и т. п. Цари­цей была сделана сожительница Евна. Евн организовал при себе совет, членами которого назначил наиболее выдающихся по уму рабов. В числе их был грек Ахей, который в течение трех дней организовал из рабов во­оруженный отряд более чем в 6 тыс. человек.

Весьма характерно, что восставшие рабы не создали какой-нибудь но­вой формы государственной власти, а только использовали хорошо зна­комую им форму эллинистической восточной монархии. Само имя Ан­тиох, которое принял Евн, было очень распространено в династии Селевкидов.

Успех восстания сейчас же отозвался в других местах Сицилии. Около Агригента образовался второй крупный центр движения. Во главе его стал бывший киликийский пират Клеон. Захватив Агригент и всю ближайшую область, он с отрядом рабов в 5 тыс. человек добровольно подчинился Евну в качестве его помощника и полководца. Таким образом, надежды рабо­владельцев на то, что вожди восстания начнут друг с другом междоусоб­ную войну, не оправдались.

Объединенные силы восставших разбили 8-тысячную римскую армию под командой претора Луция Гипсея. Это придало восстанию еще боль­ший размах. Число восставших, по словам Диодора, дошло до 200 тыс. человек. В руки рабов перешли почти все крупные города центральной и восточной частей острова — Энна, Агригент, Тавромений, Катана, Мессана и, быть может, даже Сиракузы. Еще несколько римских преторов ис­пытали поражение.

Таким образом, в Сицилии образовалось государство рабов, опиравше­еся на крупные вооруженные силы. О степени его организованности сви­детельствует тот факт, что Евн-Антиох выпускал монеты со своим именем и царским титулом. К сожалению, наши источники не позволяют нарисо­вать картину новых общественных отношений, установившихся в облас­тях, охваченных восстанием. Только одно краткое замечание Диодора дает возможность слегка приподнять завесу.

«Самое же замечательное во всем этом было то, — говорит он, — что восставшие рабы, разумно заботясь о будущем, не сжигали мелких вилл, не уничтожали в них ни имущества, ни запасов плодов и не трогали тех, которые продолжали заниматься земледелием, чернь же из зависти, под видом рабов устремившись по деревням, не только расхищала имуще­ство, но и сжигала виллы» (фрагменты XXXIV—XXXV кн.).

Отсюда можно сделать вывод, что только крупные рабовладельческие хозяйства были уничтожены. Мелкую же собственность крестьян и арен­даторов рабы щадили. Таким образом, они разумно относились к произво­дительным силам страны и не хотели восстанавливать против себя трудо­вое население острова. Иным было поведение городского люмпен-проле­тариата, присоединившегося к восстанию, но только вредившего рабам своими анархическими действиями.

Положение на острове стало настолько угрожающим, что римское пра­вительство вынуждено было принять чрезвычайные меры для подавления восстания, тем более что пример Сицилии оказался заразительным, вы­звав во многих местах государства движения рабов. На пылающий остров были двинуты консульские армии. Однако консул 134 г. Г. Фульвий Флакк не имел никакого успеха. Его преемнику, консулу 133 г. Кальпурнию Пизону, удалось вплотную приблизиться к стенам Энны. Но дальше этого дело не пошло, и еще в 132 г. консул Публий Рупилий осаждал г. Тавроме­ний. За год до этого пала Нуманция, и освободившиеся римские силы были брошены в Сицилию.

Рабы защищались с необычайным мужеством. Тавромений удалось взять только после долгой осады, когда осажденные были доведены до крайней степени истощения. «Начав питаться детьми, — говорит Диодор, — они перешли затем к женщинам и кончили взаимным истреблением» (фраг­менты XXXIV—XXXV кн.). Но и при этих условиях Тавромений был зах­вачен только благодаря измене одного раба.

Аналогичная судьба постигла и Энну. Рупилий обложил город, доведя осажденных до отчаяния. Клеон сделал вылазку с небольшим отрядом и пал после героической борьбы, покрытый ранами. Евн попал живым в руки врагов и впоследствии умер в тюрьме. После взятия Энны Рупилий не­большими отборными отрядами прочесал весь остров и очистил его от остатков восставших рабов и грабителей.

Гельмут Хефлинг в своем исследовании о рабах и гладиаторах по­святил несколько страниц наказаниям, применявшимся по отноше­нию к рабам. Он, в частности, пишет: «Армия рабов приносила рим­ским рабовладельцам поистине огромные доходы, однако одновре­менно она таила в себе не меньшую опасность для жизни и здоровья хозяев. Чем больше был приток рабов в страну, тем сильнее стано­вился страх перед ними. Лишь немногим удавалось обращаться с рабами столь хладнокровно и умело, как это делал Катон; большин­ство колебалось между слабостью и жестокостью. Слабовольный же хозяин мягким обращением давал рабам то, чего он боялся больше всего на свете, — силу и власть. Неудивительно поэтому, что боль­шинство рабовладельцев старались держать в узде свой "двуногий скот" с помощью жестоких наказаний.

Раб должен был расплачиваться за малейшее недовольство хозяина. Не подлежащий никакому обжалованию приговор выносил сам раз­гневанный рабовладелец, и никто и ничто не могли помешать ему даже замучить раба до смерти.

К обычным наказаниям относилась порка различными "инструмента­ми", чем занимался домашний экзекутор. В зависимости от жестокос­ти наказания это могли быть пустотелая палка, кожаный бич или кнут с узелками, а то и колючая проволока. На жертв налагали также ножные, ручные и шейные оковы (ножные кандалы с остатками вдетых в них костей были обнаружены во время раскопок в Кьети). Вес цепей, кото­рые вынуждены были носить несчастные, достигал десяти фунтов. За более легкие проступки, такие, как мелкое воровство, на раба надевали "фурку" — вилкообразную колодку, в которую заключа­лась шея преступника, к концам же ее привязывали руки. В таком виде он должен был ходить по окрестности и громко рассказывать о своей вине, что считалось большим позором.

В разряд обычных наказаний входили продажи за пределы страны, а также заключение в сельский эргастул, чаще всего подземный, где отверженные использовались на каторжных работах, причем неред­ко на них надевались кандалы, что должно было помешать побегу. Не легче приходилось рабам, попавшим на мельницы, ибо там они должны были вращать жернова. Здесь на шеи несчастных надева­лись специальные ошейники, с тем чтобы они не могли дотянуться ртом до муки.

Особенно тяжелой оказывалась участь рабов, попавших на каторж­ные работы в каменоломни и рудники, почитавшиеся во всех странах, в том числе и в Египте, за "смерть в рассрочку". По Диодору, рудоко­пы приносили своим хозяевам невероятно высокие доходы, однако из-за исключительно тяжких дневных норм силы их быстро истощались. Причиной смерти могли быть и очень тяжелые условия труда под зем­лей, и плохое обращение, и постоянные пинки надсмотрщиков. И уж никакие рамки не могли ограничить личной ярости хозяина, если она все-таки прорвалась наружу. Подзатыльники и зуботычины были делом наиболее безобидным и повсеместно распространенным. Даже знатные дамы не стеснялись в выборе средств. Они не только раздавали затрещины направо и налево, но иной раз были не прочь уколоть длинной иглой обнаженную до пояса служанку лишь за то, что та, причесывая хозяйку, неловко дернула ее волосы. О распространенности подобных издевательств можно судить уже по тому, что сам император Август, строгий хозяин своих рабов, однажды в гневе приказал прибить своего управляющего к корабельной мачте, а также перебить ноги одному из своих секретарей, продавшему письмо господина. Император Адриан (117—138) грифелем выколол глаз рабу. Еще бодее чудовищно обращался с рабами богатый римский всадник, сам сын вольноотпущенника, Публий Ведий Поллион, за малейший про­ступок бросавший своих рабов на съедение муренам в свой рыбный са­док. Подобные выходки осуждал даже его друг император Август, не желавший, однако, вмешиваться в права рабовладельца.

Сведения о подобном обращении с рабами, дошедшие до нас, отры­вочны и случайны, и читатель может рассматривать их как случаи исключительной жестокости. Однако и обычные наказания отнюдь не отличались мягкостью. Рабовладелец мог применять к рабу лю­бые меры, вплоть до пыток и уродования членов, отрубать ему руки или ноги, разбивать кости. Надумав использовать молодого раба в качестве евнуха, господин мог его оскопить. Иным несчастным вы­рывали язык. Пыткам и наказаниям не было поставлено никаких пре­делов, и рабовладельцы бездумно пользовались всем этим ужасным арсеналом. Достаточно мягким наказанием считалось решение про­дать раба в гладиаторскую школу, а рабыню — в публичный дом. Пытки применялись и при расследовании преступлений, в которые оказались впутанными рабы, ибо римляне считали, что раб может сказать правду лишь под пыткой. Одного подозреваемого могли ос­тавить на ночь висеть на кресте, тело другого растягивали на специ­альном станке так, что члены его выскакивали из суставов (деревян­ные козлы, к которым привязывали предполагаемого преступника, были для этого оборудованы гирями и устройствами для выкручива­ния членов). Часто употреблялась и пыточная машина в форме ло­шади, а также разного рода пытки с применением огня» (Хефлинг Г. Римляне, рабы, гладиаторы. М., 1992. С.173—176).

Отзвуки сицилийского восстания

Восстание рабов в Сицилии послужило сигналом к ряду вспышек в Ита­лии и Греции. У нас нет данных утверждать, что у сицилийских повстанцев были какие-нибудь организационные связи вне Сицилии. Но у нас нет и ос­нований отрицать эти связи. Априори в них нет ничего невероятного. Во всяком случае, слухи о большом восстании в Сицилии широко распростра­нились во всем греко-римском мире и вызвали соответствующую реакцию рабов в тех местах, где почва была достаточно подготовлена. Орозий сравнивает[241] сицилийское восстание с горящим трутом, который зажег пожары в разных местах. Диодор (фрагмент XXXIV—XXXV кн.) говорит о заговоре 150 рабов в Риме, о движении в Аттике, в котором принимало участие более 1 тыс. рабов, на Делосе и в других местах. Орозий сообщает, что в Минтурнах 450 рабов были распяты на крестах, а в Синуессе[242] вспыхнуло крупное восстание 4 тыс. рабов, потребовавшее серьезных военных мер. В афинских рудниках восстание рабов было подавлено стратегом Гераклитом. На Дело­се «движение рабов, гордившихся своим недавним восстанием»[243], удалось предупредить благодаря бдительности граждан.

Восстание Аристоника

Самым крупным движением, не только хронологически связанным с событиями в Сицилии, но, по-видимому, имевшим с ними и внутреннюю связь, было малоазийское восстание Аристоника (132—130 гг.). В пергамском царстве было очень тревожное настроение. В 133 г. от солнечного удара умер царь Аттал III (138—133 гг.). Это был жестокий самодур, со­здавший при пергамском дворе порядки восточной деспотии. Чтобы изба­виться от надоевших ему советов друзей своего отца Эвмена II, он однаж­ды пригласил их во дворец и приказал перебить своим наемникам, а потом уничтожил их жен и детей. В своем уединении Аттал занимался лепкой из воска и садоводством, культивируя ядовитые растения. Теорию этого дела он излагал в ученых сочинениях, а практически испытывал действие ядов на своих приближенных. После его смерти осталось завещание, в котором он передавал пергамское царство римскому народу.

Это странное завещание пытались объяснить различными причинами: одни — мизантропией Аттала, ненавидевшего людей и особенно своих подданных; другие — признанием фактического господства Рима и безвы­ходностью положения для пергамского царства. Возможно, что в этих объяснениях и есть доля истины. Однако к ним нужно присоединить еще одно существенное обстоятельство. В момент смерти Аттала под влияни­ем известий из Сицилии в пергамском царстве было очень неспокойно: волновались рабы, росло недовольство городской бедноты и зависимого сельского населения. Об этом можно судить хотя бы по такому факту. Го­родские власти Пергама после смерти царя даровали права гражданства тем категориям населения, которые до сих пор были их лишены, и в том числе наемникам. Было также улучшено правовое положение рабов. По-видимому, этими мерами пытались бороться с надвигающейся революци­ей. С этой точки зрения и передача Атталом своего царства Риму явля­лась, быть может, своеобразной попыткой борьбы с революционным движением. Аналогичные примеры нам известны из истории других элли­нистических государств этой эпохи[244].

Когда завещание Аттала стало известно в Риме, в Пергам была отправ­лена комиссия из 5 членов для принятия наследства. Однако ее прибытие (по-видимому, в начале 132 г.) только ускорило назревшие события. Аристоник, сын Эвмена II и эфесской наложницы (следовательно, побочный брат покойного Аттала III), выступил претендентом на пергамский пре­стол. Опираясь на недовольные элементы, он захватил власть в прибреж­ном городке Левках (между Смирной и Фокеей). Но, по словам Страбона, «разбитый эфесцами в морском сражении при Киме, он бежал из Левк во внутренние области страны и быстро собрал большое количество неиму­щих людей и рабов, которых он призвал к свободе» (XIV, 646).

Движение быстро приняло широкие размеры. Греческие города Фиатира и Аполлонида были захвачены. На юге волнения распространились до Галикарнасса. Фракийцы по ту сторону Геллеспонта выступили с под­держкой малоазийских рабов, среди которых было немало их соплемен­ников.

Нам очень плохо известна идеологическая база движения Аристоника. Но что такая база существовала, можно видеть хотя бы из того, что фило­соф-стоик Блоссий из Кум, друг и единомышленник Тиберия Гракха, пос­ле его гибели приехал к Аристонику. Когда же последний попал в руки римлян, Блоссий покончил с собой. Кроме этого, у нас есть прямое свиде­тельство Страбона, что «своих сторонников Аристоник называл гелиополитами»[245] (XIV, 646). Зная, какую роль в Малой Азии и Сирии играл культ солнечного божества, можно предположить, что движение имело социально утопическую программу, но было окрашено религиозными тонами. «Го­сударство Солнца» — это царство свободы и равенства, где не будет ни богатых, ни бедных, ни рабов, ни господ.

Сейчас нельзя решить, в какой мере сам Аристоник был искренен, вы­двигая свою социальную программу: возможно, для него социальная уто­пия была только средством увлечь массы и использовать их для достиже­ния своих личных целей — захвата отцовского престола. Но не исключе­но и другое предположение: Аристоник стремился захватить власть в Пергамском царстве, чтобы использовать ее для широких реформ обще­ственного строя в духе популярных эллинистических утопий. Приезд к нему Блоссия скорее говорит в пользу второго предположения.

В движении Аристоника нужно отметить еще одну черту: участие в нем свободных слоев населения, по-видимому, было шире, чем в других аналогичных случаях. Это можно объяснить тем, что движение носило не только социальный, но и национальный, антиримский характер. Это при­влекало на сторону Аристоника не только рабов и бедноту, но, по-видимо­му, даже средние слои населения. Сенат направил в Малую Азию консула 131 г. Публия Лициния Красса с большими силами. Римлянам помогали цари Понта, Вифинии, Каппадокии и Пафлагонии. Аристоник был осажден в Левках, но удачная вылазка осажденных заставила Красса отступить; он попал в плен и был убит.

Тогда в Малую Азию явился преемник Красса консул 130 г. Марк Перперна. С его прибытием в ходе восстания наступил перелом. Разбитый в большом сражении Аристоник отступил в г. Стратоникею в Мизии. Там его осадил Перперна и голодом принудил к сдаче. Аристоника вместе с сокровищами Атталидов отправили в Рим, где по приказанию сената он был задушен в темнице. Остатки восстания подавил консул 129 г. Маний Аквилий (Перперна умер в Пергаме вскоре после своей победы над Аристоником).

Вместе с сенатской комиссией Аквилий занялся устройством Малой Азии. Пергамское царство было превращено в провинцию Азию. Его вос­точные области передали как награду союзным царям (говорят, что кон­сул и члены комиссии были ими подкуплены). Впоследствии эти уступки были взяты обратно.

Новая богатая и культурная провинция получила в жизни Рима боль­шое значение. Она первая сделалась ареной деятельности римских откуп­щиков (по закону Г. Гракха) и стала важным стратегическим оплотом рим­ского господства на Востоке, но, с другой стороны, продолжала оставать­ся и очагом антиримских настроений и движений, из которых самым крупным было восстание 88—85 гг.