История Северной Африки (Тунис, Алжир, Марокко). Том 1. С древнейших времен до арабского завоевания (647 год)

I. Гензерих

Вандалы в Испании. За вандалами закрепилась дурная слава. Не пытаясь их защищать, что было бы парадоксально, следует, однако, отметить, что их история известна нам только из уст их врагов или их жертв, от которых вряд ли можно ожидать беспристрастности. Чем была бы история Людовика XIV, написанная в основном на протестантских источниках? Варвары же не оставили нам ни одной строки в свое оправдание. А у них, несомненно, не было бы недостатка в аргументах, которые временами проскальзывают сквозь нападки их противников.

Оба основных литературных источника, которыми мы располагаем, вызывают сомнения. Прокопий, труды которого являются ценным источником для изучения византийского завоевания, свидетелем которого он был, внушает значительно меньше доверия, когда он пишет о предшествующих периодах. Что касается книги Виктора, епископа Виты в Бизацене, написанной около 486 года в изгнании, то это, безусловно, не историческое произведение, а скорее Passio martyrum, в котором автор подробно описывает злодеяния вандалов и смакует волнующие подробности.

Хотя нельзя отрицать, что вандалы совершили величайшие жестокости, тем не менее «вандализм», бесспорно, не более как легенда. Но слово это прочно вошло в употребление, кажется, с легкой руки епископа Грегуара, впервые использовавшего его в своем докладе конвенту.

Вандальские племена высадились в Африке лишь после многовековых странствий. Выйдя из Прибалтики, они примерно в I веке до н. э. осели на равнинах Одера и верхней Вислы. Во ΙΙ веке н. э. они были разъединены в результате миграции готов и составили две основные группировки вандалов, известные под названиями силингов и асдингов. После двух веков злоключений эти две группы вновь соединились в районе среднего Рейна. Там же появились, когда точно неизвестно, другие варварские племена — аланы и свевы. 31 декабря 406 года им удалось близ Майнца прорвать линию обороны на Рейне. Захватив и разграбив Галлию, осенью 409 года варвары проникли в Испанию, а два-три года спустя заняли весь полуостров. Асдинги и свевы осели в Галисии, в северо-западной части полуострова, силинги — на юге, в Бетике; аланы — в Лузитании и районах, прилегающих к Картахене, то есть как раз между ними.

Недолго длилась их спокойная жизнь. В 416 году подлинный глава Римской империи, начальник войска Констанций, натравил на Испанию вестготов Валлии, которые уничтожили силингов и подавляющую часть аланов. Оставшиеся вскоре смешались с асдингами.

Вандальские племена асдингов избежали разгрома благодаря тому, что энергично устремились на юг полуострова, где их король Гунтарих захватил у римлян Картахену и Севилью (425 год).

С тех пор они удерживали побережье, где флот Испании обеспечивал им господство над западным Средиземноморьем. Вскоре они завладели Балеарскими островами, а с 425 года их суда, без сомнения, опустошали берега Тингитанской Мавритании. Подчинив себе почти всю Испанию, король вандалов не мог не обратить свой взор на Африку. Гунтарих, однако, не успел организовать экспедицию. После его смерти (428 год) эта задача выпала на долю его брата — Гензериха (точнее Гейзериха), который был, пожалуй, самым выдающимся полководцем и государственным деятелем германцев V века.

По словам Иордана, король асдингов и аланов был человеком среднего роста и слегка прихрамывал после падения с лошади. Скупой на слова, он отличался глубоким умом и железной волей. Его коварная и неразборчивая в средствах дипломатия вызывала восхищение современников.

Столь ловкий человек не мог не заметить анархии, царившей в Африке, и не воспользоваться ею к своей выгоде. Β самом деле, политический кризис, экономический кризис и социальный кризис, дополняя друг друга, породили полнейшую неразбериху.

Смуты в Африке. Смуты, возникшие после смерти императора Западной Римской империи Гонория (423 год), нашли отзвук и в Африке. Гонорий не оставил детей, а сын его сестры Галлы Плацидии и Констанция — будущий Валентиниан III, которому в то время исполнилось лишь четыре года, — не был признан «цезарем» императором Восточной Римской империи Феодосием II. Возникли опасения, как бы Константинополь не воспользовался создавшимся положением для восстановления единства империи. Плацидия могла рассчитывать на поддержку комита Бонифация, последнего римского полководца, не знавшего себе равных после смерти Констанция. В то время как начальник войска Кастин и полководец Аэций переметнулись к безвестному узурпатору, Бонифаций помешал Африке восстать против ее законного императора. В конце концов Валентиниан был провозглашен «августом» и объединился с Феодосием II (425 год). Бонифаций тогда был вправе рассчитывать на звание «начальника обоих родов войск», то есть генералиссимуса. Изгнание Кастина устраняло с его пути единственного значительного соперника. Однако Бонифаций не получил повышения, утратив доверие регентши.

Католики и даже друг Бонифация Августин стали относиться к нему с подозрительностью после того, как он вступил во второй брак с арианкой — не с вандалкой, как иногда ошибочно утверждают, — и крестил свою дочь по еретическому обряду, пережив до этого прилив православного благочестия, чуть было не приведший его в монастырь. После победы над берберами, упрочившей воинскую славу Бонифация, его независимое поведение вызвало у Плацидии опасения, не собирается ли он создать в Африке свое княжество. Придворные интриганы разжигали эти подозрения. По словам Прокопия, Аэций, с одной стороны, настраивал Плацидию против Бонифация, а с другой — предупреждал Бонифация об опасностях, угрожавших ему из Равенны. Вряд ли это соответствует действительности. Аэций в это время вел войну в Галлии и, вероятнее всего, за этими макиавеллистскими махинациями скрывался генералиссимус Феликс, бывший в то время советником регентши.

Как бы там ни было, в 427 году Бонифаций получил приказ об отозвании его из Африки, но отказался повиноваться и был объявлен врагом государства. Ему удалось отразить первое наступление войск Феликса, но в начале 428 года армия под командованием комита Африки гота Сигизвульта захватила, очевидно, Гиппон и Карфаген и поставила мятежника в безвыходное положение.

Вот тогда-то якобы Бонифаций и призвал на помощь вандалов. Ни одна версия не представляется более сомнительной. Да и появилась она лишь сто лет спустя в сочинениях Прокопия и Иордана. Испанский же хроникер Хидаций рассматривает переселение вандалов в Африку как логическое продолжение их нападений на Мавританию в 425 году. Что касается Проспера Аквитанского — единственного современника, свидетельством которого мы располагаем, то, по его словам, варваров призывали обе стороны (a concertantibus). И действительно, вполне возможно, что в эту смутную пору банды вандалов, преследовавшие отнюдь не благовидные цели, получили призывы о помощи как от Сигизвульта, так и от Бонифация.

Однако появление на сцене вандалов может быть объяснено и без ссылок на обращение к ним мятежного римского полководца. Еще ранее другие вожди варваров, обосновавшиеся в Италии или в Испании — будь то Аларих или Валлия, — пытались высадиться на земле обетованной, где они могли бы насытить свои изголодавшиеся орды и взять в свои руки снабжение Италии хлебом.

Для короля вандалов Африка обладала такой же притягательной силой, как и для короля готов, тем более что момент казался исключительно благоприятным. Мятеж Бонифация усугублялся хроническими восстаниями берберов, крестьянскими бунтами, вызываемыми имперскими поборами и налогами, и путчами донатистов, которые не упускали ни одного удобного случая, чтобы проявить свою враждебность к центральной власти. Не только наместник, вся Африка стремилась к политической независимости. Завоеватель мог рассчитывать на то, что здесь он встретит очень слабое сопротивление и получит активную поддержку.

Завоевание Африки. Гензерих не упустил удобного случая. Обеспечив свои тылы победой над свевами, вторгшимися в Лузитанию, он переправился в Африку. В мае 429 года он вышел из Юлии-Традукты (Тарифа) на побережье Гибралтарского пролива и высадился на африканский берег, по мнению некоторых исследователей (Э.-Ф. Готье), около Ад Фратрес (Немур), а вернее всего в районе Танжера или Сеуты. Найденная в Алтаве (Ламорисьер) надпись, датированная августом 429 года, в которой говорится об убийстве «варварами» неизвестного или неизвестной (под «варварами», очевидно, имеются в виду вандалы), дает право предположить, что они следовали по сухопутному маршруту. Гензерих привел с собой весь свой народ, то есть вандалов, аланов и свевов, в общей сложности 80 тысяч человек, из которых около 15 тысяч составляли воины. Если верить книге епископа каламского Поссидия «Vita S. Augustini» и Виктору Витенскому, поход завоевателей сопровождался жестокими погромами: уничтожением деревьев и посевов, поджогами церквей, изощренными пытками епископов и клириков, убийствами стариков и детей.

Трудно сказать, какая часть этих эксцессов, не прекращавшихся и после победы вандалов, приходится на долю донатистов и эксплуатируемых крестьян. Скорее всего значительная. Раскопки, произведенные в конце прошлого века в Ала Милиарии (Бениан), позволяют нам воссоздать картины кровопролитных столкновений между еретиками и ортодоксальными католиками в Западной Мавритании, где донатизм еще был достаточно силен. Там были откопаны склепы нескольких ведущих деятелей секты, в частности набожной Роббы, которая в 434 году пала от рук «предателей» и была удостоена за это мученического венца и возведения в ее честь базилики.

Весьма вероятно, что сельский пролетариат, не сдерживаемый более военной силой, заставлял крупных землевладельцев расплачиваться своей жизнью и имуществом за ту жестокую эксплуатацию, которой они его подвергали.

Империя была не в состоянии противостоять Гензериху, пока он не вступил в Нумидию. К этому времени опасность приняла настолько угрожающий характер, что заставила недавних врагов забыть о своем соперничестве. Плацидия решила вернуть благосклонность Бонифацию, который принял командование над всей армией, включая вестготских наемников. После переговоров, которые ни к чему не привели, римляне и вандалы столкнулись в жестокой схватке. Бонифаций потерпел поражение и укрылся в Гиппоне, который был осажден Гензерихом. Известно, что святой Августин скончался в осажденном городе три-четыре месяца спустя (28 августа 430 года). Гензерих не смог взять город и через четырнадцать месяцев снял осаду. Он даже не пытался овладеть Циртой (Константиной) и Карфагеном, последними опорными пунктами римлян в Африке, но ничто не мешало ему захватить остальную территорию страны.

Серьезную опасность для вандалов представляла армия, присланная на помощь Константинополем. Командовал ею Аспар, сын аланского воина и будущий властелин Восточной римской империи. Аспар высадился в Карфагене и соединился с Бонифацием, но в 431 году их объединенные войска потерпели поражение, Аспар поспешил вернуться в Константинополь. На следующий год Плацидия отозвала Бонифация из Африки и назначила генералиссимусом, противопоставив его Аэцию, но несколько месяцев спустя Бонифаций умер.

Африка осталась без защитника. Аэций, добившийся от Плацидии, вопреки ее воле, назначения генералиссимусом и звания «патриция», сосредоточил все свое внимание на Галлии. Продвижение Гензериха мало беспокоило его; поэтому, став главнокомандующим, Аэций согласился вступить с ним в переговоры. Гиппонское соглашение (11 февраля 435 года) предоставляло вандалам такие же привилегии, какими пользовались в Аквитании вестготы. Они поступали на службу империи в качестве федератов, облагавшихся небольшой данью. Не добившись формальной уступки земель, они могли свободно оккупировать все три Мавритании и часть Ну-мидии с Каламой (Гельма). В подтверждение своей верности договору Гензерих обязался ежегодно посылать в Равенну заложников, и в первую партию включил своего сына.

Победа вандалов. Король вандалов рассматривал договор только как перемирие, как возможность выиграть время. Полученная передышка позволила ему устранить опасность неожиданного нападения со стороны Аэция до того, как он наладит управление завоеванными землями. Гензериху удалось настолько усыпить недоверие Равенны, что он добился возвращения сына в Африку. Избавившись от необходимости соблюдать осторожность, он нарушил договор и захватил Карфаген почти без единого выстрела (19 октября 439 года). Марсельский священник Сальвиан ярко обрисовал обстановку в Африке: «В то время, как трубы завоевателей звучали у городских стен Цирты и Карфагена, духовенство этих городов теряло рассудок на цирковых играх и лишалось стыда в театре. За городскими стенами шла резня, а в самом городе люди предавались блуду. Одни стали пленниками врага, другие — бесстыдства; трудно решить, кто из них больше заслуживает сострадания». Но Сальвиан хотел доказать, что бог воспользовался вандалами, чтобы покарать Африку, «средоточие всех пороков», и поэтому вполне возможно, что он не очень-то точен. И тем не менее террор бесспорно достигал широких размеров не только в Карфагене, но и во всей империи, особенно же в Риме, где за двадцать лет не стерлись страшные Воспоминания о разграблении города готами Алариха.

Гензерих ясно выразил свои намерения, снарядив могущественный флот. Вся империя насторожилась. Началась деятельная подготовка к обороне Италии. Феодосий обещал Риму свою помощь, Сигизвульт организовал оборону побережий, Аэций возвратился со своей армией из Галлии. Но Гензерих еще не ставил своей целью захват Рима. Он напал на Сицилию, где безуспешно пытался овладеть Панормом (Палермо) и был вынужден, очевидно, ограничиться захватом Лилибея (Марсалы). Западная империя не имела флота, чтобы противостоять ему. Что касается греческой эскадры, то ее действия надолго были парализованы намеренно затягивавшимися переговорами, а в конечном итоге она отказалась выступить, когда стало известно, что персы и гунны угрожают восточным владениям империи, несомненно по подстрекательству короля вандалов, еще раз показавшего себя ловким дипломатом.

В 442 году Феодосию пришлось подписать, а Валентиниану подтвердить новый договор о разделе, пересматривавший в пользу вандалов условия соглашения 435 года. Империя была вынуждена довольствоваться наиболее бедными и наименее спокойными областями: Мавританией Цезарейской, Мавританией Сетифенской, частью Нумидии с Циртой и Триполитанией. Гензерих получал, возможно, в суверенное владение, Зевгитану или Проконсульскую провинцию с Карфагеном, Бизацену и часть Нумидии «с Гиппоном. Мавритания Тингитанская, относившаяся к диоцезу Испании, в договоре не упоминалась. Вандалы, по-видимому, ограничились установлением контроля над проливом.

Отныне Равенне оставалось только рассчитывать на благорасположение короля вандалов. Хотя наследник престола Хунерих был женат на дочери короля вестготов Теодориха, Аэций предложил ему стать зятем Валентиниана. Чтобы облегчить дело, Гензерих обвинил свою невестку в попытке отравить его и отправил обратно в Тулузу, приказав предварительно отрезать ей нос и уши. Не известно, почему новый союз в то время так и не осуществился, но добрые отношения между римлянами и вандалами продержались до 455 года.

Гензерих ознаменовал свою независимость тем, что провозгласил день взятия Карфагена началом новой эры. Римляне, без сомнения, могли по-прежнему реквизировать пшеницу в Мавританиях, но их снабжение зависело теперь от милости вандалов, а корпорации судовладельцев Остии был нанесен смертельный удар. Гензерих не отказался ни от пиратских набегов, ни от дипломатии крупного масштаба, при помощи которой сколачивал коалиции против империи.

Земельная собственность. Африканцам Гензерих дал почувствовать всю тяжесть своей власти. Он окончательно завладел деревнями и селами Зевгитаны, где поселил основную часть своего народа. О земельной собственности почти ничего не известно, за исключением того, что переход земель в руки вандалов сопровождался насильственными экспроприациями. «Тех из ливийцев, кои отличались знатностью и богатством, — пишет Прокопий, — вместе с поместьями и всем имуществом передал Гензерих, как невольников, сыновьям своим Хунериху и Гензону. У прочих ливийцев Гензерих отнял многочисленные и прекрасные их поля и разделил между вандалами: оттого и поныне эти поля называются уделами вандалов. Прежним владельцам их пришлось жить в крайней бедности, но они были свободны: им было позволено ехать, куда пожелают. Ни одно поместье из розданных Гензерихом сыновьям его и прочим вандалам не было обложено никаким налогом. Прежним хозяевам оставил он самую плохую землю, обложив ее такими тяжелыми повинностями, что имеющие свои поместья не получали с них никакого дохода».

Этот текст недвусмысленно говорит о крепостном состоянии крупных землевладельцев, но диалог, приводимый Виктором Витенским, показывает, что знатный римлянин, оставшийся на своих землях, считал себя свободным.

Немногочисленные и порой противоречивые свидетельства античных авторов позволяют нам лишь строить предположения. Принято считать, что при вандалах африканцы сохраняли свои земли и оставались на них в качестве крепостных или скорее колонов.

Впрочем, эти меры применялись только в Зевгитане. В организации хозяйства почти ничего не изменилось. Виллы перешли в руки вандальских семей, которым колоны платили арендную плату. Новые владельцы, подвизавшиеся при дворе или в армии, редко вели хозяйство сами и ограничивались получением огромных доходов, позволявших им жить на широкую ногу. Как и прежде, в имениях фактически распоряжались conductores. Что касается крестьян, у них не было оснований сожалеть о римском строе, и они энергично протестовали, когда византийское правительство восстановило его.

За пределами Зевгитаны земля считалась государственной собственностью, но оставалась в руках тех, кто ею пользовался. Бывшие императорские имения перешли к королю, который по примеру своих предшественников вел хозяйство с помощью управляющих.

Записные дощечки вандалов. Большую ценность для выяснения сложной проблемы земельных отношений представляют 45 деревянных дощечек с записями первых, дошедших до нас купчих, найденных к югу от Тебессы в сентябре 1928 года и сохраненных А. Трюйо, секретарем смешанной общины. Тринадцать купчих сохранились полностью, от восемнадцати остались только фрагменты. Касаются они в основном продажи недвижимого имущества. Они содержат указания о дате (царствование Гунтамунда, 493–496 годы), продавцах, продаваемом имуществе и его описание, покупателе и цене, расписке, даваемой продавцами, передаче покупателю прав собственности с обязательством не требовать расторжения сделки в судебном порядке, месте и дате сделки. Иногда в конце следует подпись продавцов. В купчих встречается упоминание о lex Mandata, известном нам из надписей II века. Земледельцы, обосновавшиеся на целинных участках какого-либо землевладельца и освоившие мертвую землю, приобретали не только возможность передавать ее по наследству, но и отчуждать свои права. «То, что это держание отчуждаемо и тем самым сближается с эмфитевзисом, — это нечто новое и интересное». Купчая о продаже шестилетнего раба позволяет констатировать низкую покупательную способность бронзовой монеты, приправленной серебром (folles), проявляющуюся при сопоставлении с золотым солидом. Наконец, из указанных в купчих цен можно сделать вывод, что стоимость земли упала чрезвычайно низко.

Более всего поражает устойчивость старинных обычаев. «Единственное, что в этих документах свидетельствует о присутствии вандалов в Африке, — пишет Э. Альбертини, — это имя короля (орфография имени неустойчива, дается несколько написаний). Романизированные берберы, составлявшие основную массу африканского населения, при вандальских королях продолжали вести тот же образ жизни, что и прежде, пока в отдаленных от побережья областях не взяли верх берберские племена, оставшиеся чуждыми римской цивилизации, и не разрушили все, что было создано империей».

Религиозная политика. С католиками Гензерих обошелся необычайно сурово. Он конфисковал церкви города и их сокровища. Базилика Реститута и две церкви, построенные в честь святого Киприана на месте его казни и над его могилой, перешли к арианам, которые совершали богослужение на вандальском языке. Во избежание манифестаций были запрещены религиозные песнопения во время похорон.

Король не скрывал своей враждебности к католикам. Делегации епископов, которые испрашивали его милости остаться на своих постах, пусть даже без церквей и без средств, он, по словам Виктора Витенского, ответил: «Я решил никого не щадить из вашего народа и вашей секты. А вы доходите в своей дерзости до того, что выступаете с подобными притязаниями!»

Эти слова, вероятно, вымышлены, но совершенно неоспоримо, что Гензерих всячески преследовал своих противников. Едва вступив в Карфаген, он погрузил духовенство города во главе с епископом Кводвультдеем в старые развалившиеся посудины, которые разве только по милости божьей достигли берегов Италии. Он изгонял клириков, которые с помощью цитат из библии косвенно осуждали его тиранию, но не беспокоил тех, которые не выходили за рамки формального исполнения своих обязанностей.

Эти действия, несомненно, были обусловлены не столько арианским фанатизмом, сколько политической необходимостью. В католических учреждениях Гензерих, очевидно, видел, и не без основания, очаги заговоров. «Королю вандалов было важно, — пишет монсиньор Дюшезн, — чтобы под видом религии его римские подданные не чинили ему препятствий ни внутри страны, ни за ее пределами». Гензерих, видимо, стремился не столько искоренить католицизм, что было бы невозможно и бесполезно, сколько парализовать не прекращавшуюся заговорщическую деятельность, руководителями которой выступали епископы и именитые граждане. Отсюда проистекало чередование периодов гонений и терпимости в зависимости от того, хотел ли Гензерих подчеркнуть свою враждебность империи, как, например, тотчас же после взятия Карфагена, или старался угодить ей, как в 454 году, когда в знак своего расположения к Аэцию допустил посвящение в сан нового епископа карфагенского Деограциаса, или как в 476 году, когда он снова открыл церкви, чтобы добиться от Зенона заключения более выгодного договора.

По аналогичным соображениям этот безжалостный арианин проявлял заботу о чистоте нравов. На города и лично на распорядителей игр он возложил ответственность за драки, возникавшие во время соревнований на колесницах. В Карфагене, где процветала содомия, он устраивал уличные облавы и отправлял миловидных красавцев в пустыни. Несмотря на все его указы, нравы, разумеется, не стали ни лучше, ни хуже.

Триумф Гензериха. До 455 года организация завоеванных территорий поглощала все внимание Гензериха. В 455 году Валентиниан собственноручно убил Аэция, а шесть месяцев спустя и сам пал от руки сторонников своей жертвы. Гибель патриция нанесла Западной империи смертельный удар. Гензерих воспользовался раздорами из-за престолонаследия и бросил свой флот на Италию, а армию на Рим, который взял без труда (2 июня 455 года). В течение пятнадцати дней вандалы грабили город, но, как обещал король папе Льву I, ни убийств, ни пожаров не было. Корабли увезли в Карфаген богатую добычу, в том числе сокровища храма Соломона, вывезенные некогда Титом (они оставались в руках еретиков до самой победы Велизария), и массу пленных. Среди них находились вдова Валентиниана, его две дочери — одна из них, Евдокия, бывшая невеста Хунариха, стала наконец его женой — и сын Аэция. Епископ карфагенский Деограциас распродал все, вплоть до священных ваз, чтобы выкупить пленных у вандалов и берберов.

Равеннский трон оставался некоторое время вакантным, и руководство всей империей теоретически перешло к храброму солдату Марциану, сменившему в 450 году на константинопольском престоле Феодосия II. Но Константинополь уже был не в состоянии поддерживать своими войсками Италию, а тем более Африку. Когда новый император Западной Римской империи Авит (9 июля 455 года), бывший генералиссимус Галлии, предложил грекам предпринять совместную экспедицию против вандалов, моривших Италию голодом, Марциан ограничился посылкой Гензериху внушений, на которые он, разумеется, не обратил ни малейшего внимания.

Иначе и быть не могло, поскольку Гензерих хорошо знал, что благодаря своей армии, флоту и дипломатии, занимает первое место в Западном мире. Господствуя на Средиземном море, он мог угрожать империи в самых уязвимых ее местах. Корсика, Сардиния, Балеарские острова, а впоследствии Сицилия подпали, таким образом, под его владычество, а против римлян Тарраконы он направил свевов (456 год). Он захватил обе Мавритании и стал, внешне по крайней мере, властителем всей Африки. Прокопий утверждает, что Гензерих обеспечивал верность берберов, вожди которых должны были приносить ему изъявления покорности, привлекая их к участию в походах, суливших богатую добычу. Предосторожности ради, он распорядился снести все городские укрепления, которые могли служить опорными пунктами для мятежников или римских войск, за исключением стен Карфагена и некоторых других городов.

Впрочем, он не стремился к непосредственному управлению бывшими провинциями — они сохранили прежние законы и структуру. Из надписи, датированной одним из последних годов царствования Гензериха (474 год), мы узнаем о префекте, носившем берберское имя Югмена, который выстроил церковь в дуаре поблизости от места, где сейчас находится тюрьма Берруагия (Фанарамуса). Судя по тому, что обитатели дуаразабенсы пользовались провинциальным, а не вандальским календарем, можно сделать вывод, что этот район Мавритании в то время не был оккупирован вандалами и оставался автономным. Таким образом, даже находясь в зените своего могущества, Гензерих, если и осуществлял какой-нибудь контроль над внутренней Мавританией и, конечно, над Нумидией, то отнюдь не постоянный. Надо полагать, население меньше страдало при этом новом положении, чем при господстве римлян накануне вандальского завоевания.

Поражение Майориана. Продовольственная блокада, которой Гензерих подверг Италию, повлекла за собой падение Авита, а некоторое время спустя в ореоле святости умер Марициан. Оба трона оказались вакантными. Подлинными властителями были в Константинополе — патриций Аспар, а в Италии — начальник римско-германской армии Рицимер, который стал популярен благодаря своим победам над вандалами в Сицилии и который по своему капризу возводил на трон и низвергал императоров.

Аспар провозгласил императором Восточной Римской империи одного из бывших своих офицеров — Льва Фракийского, который в свою очередь посадил на престол Западной Римской империи храброго полководца Майориана (апрель 457 года).

Майориан решил, что прежде всего следует сломить могущество вандалов. Поначалу ему удалось нейтрализовать усилия Гензериха, направленные на то, чтобы сколотить против него союз вестготов и свевов. С этой целью он дал им почувствовать силу своего оружия в Галлии, а затем в Испании, где в заливе Аликанте близ Эльче сосредоточил флот в 300 кораблей, готовый переправиться в Африку. Гензерих запросил мира, но встретил отказ. Говорят, что тогда он опустошил Мавританию и отравил воду в колодцах. Однако, следуя своему обычаю, он добился успеха с помощью коварства. То ли он подкупил вражеских военачальников, то ли его эскадра застигла неприятеля врасплох, но, во всяком случае, он сумел захватить большую часть римских кораблей. Это крупное предприятие, не отразившись на Галлии, привело — в том, что касается Африки, — к заключению нового договора с Гензерихом. По возвращении Майориана Рицимер приказал арестовать его и обезглавить (461 год) и на место этого во многих отношениях незаурядного государя поставил человека бесцветного — Либия Севера. Константинополь отказался его признать, и от имени Либия правил сам Рицимер.

Для Гензериха открылась новая возможность вмешаться в распри из-за престола в интересах наследников Валентиниана, защитником которых он себя объявил. Никогда прежде король вандалов не развивал столь бурной военной и дипломатической деятельности. Он разграбил Италию и заключил союз с командующим двух армий севера Галлии Эгидием; он вел переговоры с новым королем вестготов Эвриком (466 год) и свевом Ремисмундом. Гензерих добился было расположения Константинополя, отпустив на свободу вдову Валентиниана и его младшую дочь. Но, поссорившись затем с императором Львом, не согласившимся признать его кандидата на трон Западной Римской империи, в качестве репрессии опустошил берега Пелопоннеса и парализовал таким образом средиземноморскую торговлю (461–467 годы).

Великая «флотилия» 468 года. Чтобы положить конец опасным вторжениям вандалов, Лев в согласии с Рицимером решил нанести им сокрушительный удар, используя для этого все ресурсы империи. Он снарядил большой флот. Сообщаемые современниками невероятные цифры — 1113 кораблей и более 100 тысяч человек — отражают смятение, охватившее умы при виде масштабов приготовлений.

Наступление велось по трем направлениям. Комиту Марцеллину, прошедшему школу Аэция и являвшемуся, может быть, лучшим полководцем империи, удалось силами италийцев взять Сардинию. Армия Египта успешно высадилась в Триполитании. Но флот с основной частью войск под командованием бездарного Василиска ограничился тем, что стал на якорь у мыса Меркурия (мыс Бон), даже не пытаясь атаковать Карфаген.

Неизвестно, действительно ли Гензериху казалось, что все погибло, или он разыграл комедию отчаяния. Добившись от Василиска пятидневного перемирия, — может быть, если верить молве, предварительно подкупив его, — Гензерих под покровом ночи напал на вражеский флот и оставил от него одни обломки (468 год).

Смятение, охватившее всю империю, было соразмерно разбитым надеждам. Египетская армия отказалась наступать на Карфаген, а Марцеллин погиб от руки убийцы. Эта катастрофа показала варварам слабость империи, которая вышла из авантюры осмеянной и разоренной. За вандалами укрепилась репутация непобедимых, а Гензерих получил такой договор, какой он хотел.

Однако он недолго соблюдал этот договор, и начиная с 474 года опустошил в несколько приемов берега Греции. Новый договор, который был вынужден подписать император Восточной империи Зенон Исаврийский, провозглашал вечный мир между сторонами. Гензерих взял на себя обязательство содействовать освобождению или выкупу римских пленных, согласился призвать обратно епископов и открыть католические церкви. В обмен он получил официальное признание его прав на Африку, Корсику и Сардинию, Сицилию, Балеарские острова и Искью (осень 476 года).

В это время Западная империя переживала агонию; скирский полководец Одоакр положил конец трагикомедии престолонаследия, свергнув последнего императора Ромула Августула и отослав в Константинополь знаки императорского достоинства (сентябрь 476 года).

Гензерих, очевидно, отнесся сочувственно к совершенному варваром перевороту, так как уступил ему под условием дани Сицилию, кроме укрепленного Лилибея (Марсала), который рассматривал как стратегически необходимый для Африки плацдарм.

Накануне своей смерти (24 января 477 года) Гензерих стал свидетелем унижения Восточной империи и крушения Западной.

Государство вандалов в Африке. По традициям германцев, которые, впрочем, Гензерих изменял, когда того требовали интересы его власти, он создал в Африке могущественное государство, просуществовавшее без серьезных изменений до падения Гелимера.

С 442 года король вандалов и аланов приобрел абсолютную власть, за которую нес ответ только перед богом. Он освободился от контроля знати, казнив наиболее независимых ее представителей, и Народного собрания, которое просто не созывал.

Гензерих изменил порядок престолонаследия; отныне право на трон принадлежало не потомку по прямой линии, а самому старшему члену семьи мужского пола. Этим устранялась необходимость регенств, столь опасных для милитаристского государства. В результате сын Хунериха Хильдерих наследовал не непосредственно своему отцу, а двоюродным братьям — Гунтамунду и Тразамунду.

Король назначал всех сановников и должностных лиц как из числа вандалов, так и римлян: praepositus regni — своего первого министра, который как будто всегда был германцем, и начальника канцелярии, который составлял указы и выполнял доверительные политические поручения; высшее арианское духовенство, находившееся при дворе; друзей принца, многие из которых, несомненно, носили звание comes; domestici, составлявших своего рода совет, в котором могли принимать участие наместники, арианские епископы и знатные лица; millenarii, в подчинении которых на вандальских землях находились округа, насчитывавшие тысячу поселенных воинов со своими семьями; и, наконец, германского наместника Сардинии, власть которого распространялась также на Корсику и Балеарские острова. За пределами вандальских земель по-прежнему сохранялись римские чиновники. Даже в Карфагене при Хунерихе существовала должность проконсула (proconsul Carthaginis). Ее занимал выходец из Гадрумета, представлявший, несомненно, римлян провинции, к которому король относился как к важному сановнику. Управление городом по-прежнему находилось в ведении ordo decurionum.

Бюджет государства не был отделен от личной кассы государя. Он пополнялся за счет огромных доходов от королевских имений и налогов, которым облагались только побежденные. Впоследствии византийская фискальная система заставляла население с сожалением вспоминать вандальское правление.

Вандальские короли чеканили монету. Гензерих, несомненно, пользовался услугами прокуратора, ведавшего чеканкой монеты и карфагенскими мастерскими. Иначе трудно объяснить сходство между вандальской и римской техникой чеканки. Вандальские короли изображались на монетах в римском платье, а начиная с Гунтамунда в диадеме, paluda mentum (военный плащ) и кирасе императоров. Легенды на монетах называют короля Dominus noster и Rex. Часто на монетах выбивали изображения женщины с хлебным колосом в руке, — символ счастливого Карфагена (Felix Carthago), заимствованный с монет Диоклетиана и его преемников. Изображения королей носят, конечно, условный характер, но по качеству чеканки вандалы не уступали другим мастерским V и начала VI веков.

Вандалы находились в Африке на положении победившего военного гарнизона. Король поэтому прежде всего был главнокомандующим. Об армии и флоте вандалов мы знаем очень мало. Во всяком случае, известно, что после Гензериха наступил быстрый упадок армии. Причины, быть может, следует искать в тяжелом для нее климате, а главное, в легком образе жизни, который вели завоеватели.

Внешнюю политику целиком и полностью определял король. Поэтому она была блестящей, когда ее направляла сильная личность, вроде Гензериха, и теряла даже признаки самостоятельности, попадая в немощные руки какого-нибудь Хильдериха.

Специальные суды разбирали дела вандалов согласно их обычаям. Римляне, как и прежде, подлежали юрисдикции городских магистратов или наместников провинций, которые руководствовались римскими законами, но вели судопроизводство от имени короля. В Карфагене заседал praepositus iudiciis Romanis in regno Africae Vandalorum, которому были подчинены все римские суды. Смешанные дела рассматривались в судах вандалов. В области правосудия король пользовался еще неограниченной властью.

Из-под влияния короля не ускользнула и арианская церковь, возглавлявшаяся патриархом Карфагенским. Король назначал епископов, разрешал заседания синода и раздавал вандальскому духовенству конфискованные церкви и ценности. Католическая церковь, судьба которой зависела от превратностей политики, особенно сильно страдала на территории расселения вандалов. Но систематические гонения начались только при Хунерихе. До этого они носили эпизодический характер и не оказывали серьезного влияния на материальное положение католической церкви.

Вандалы, как и все германские народы, разделялись на знать, приобретавшую свои титулы не по наследству, а по милости короля, на свободных людей, чьи политические функции в народном собрании были сведены Гензерихом почти к нулю, и на рабов, приравнивавшихся к отчуждаемому имуществу.

За отсутствием развитого языка, правительство было вынуждено применять латынь в дипломатии и законодательстве, а население — в торговле и сношениях с римлянами. Только арианский культ по-прежнему отправлялся на вандальском языке. Обычаи германцев очень быстро уступили место римским нравам: вандалы пристрастились к богатым виллам, дорогим одеждам, цирковым и театральным развлечениям, лекциям грамматиков. Из слов Драконция мы знаем, что проповеди его учителя привлекали множество вандалов. Эта эволюция, ускорившаяся после смерти Гензериха, завершилась при Гелимере тем, что знать варваров полностью переняла образ жизни римской аристократии.

Но дальше этого процесс ассимиляции не пошел. Гензерих и его преемники строго поддерживали разграничение между вандалами и римлянами. Несомненно, многие римляне занимали высокие должности и даже носили одежду и дорогие украшения, принятые у вандалов, но правительство никогда не отменяло запрещения смешанных браков и таким образом препятствовало слиянию победителей с побежденными. Мощь вандальской империи зиждилась только на авторитете их короля. А когда Гензерих, уже в преклонном возрасте, скончался (24 января 477 года), среди его преемников не нашлось ни одного, кто был бы ему под стать.

II. Преемника Гензериха

Хунерих и гонения на католиков. Сын Гензериха Хунерих (477–488 годы) был жестоким тираном и фанатичным арианином. С помощью убийств и ссылок он устранил нескольких своих племянников и их сторонников, преграждавших его сыну путь к трону. Он высылал на острова или сжигал на костре манихеев, секта которых значительно расширилась, в первую очередь за счет ариан.

Но самым свирепым гонениям подверглись католики. Сначала народ было обрадовался известию, что под давлением Константинополя король разрешил избрать нового епископа Карфагенского, кафедра которого на протяжении двадцати четырех лет оставалась незанятой. Народ не видел ловушки, которую тотчас же распознало куда более искушенное высшее духовенство, ибо королевский указ, не лишенный ни логики, ни умения искусно сманеврировать, требовал от Зенона проявления аналогичной терпимости в отношении ариан Востока и только на основе взаимности Хунерих соглашался открыть молельни, разрешить мессу и предоставить полную свободу культов. В указе содержалась прямая и недвусмысленная угроза: если император откажется предоставить такие же преимущества арианам Востока, Хунерих вышлет к маврам не только будущего карфагенского епископа, но и все без исключения католическое духовенство Африки.

Но император Зенон отнюдь не собирался менять свое отношение к арианам, в результате чего назревал чрезвычайно острый конфликт. Вскоре он проявился в отношениях между новым епископом Евгением и вандальскими властями, подвергавшими католиков безжалостным репрессиям. Виктор Витенский рассказал длинную и подчас героическую историю тяжких мытарств 4970 верующих, высланных к маврам, и издевательств над девственницами, посвятившими себя богу, которые заканчивались утонченными казнями.

Церковный собор 484 года. Демарш Зенона в защиту жертв гонений стоил им еще больших испытаний. Король разрешил созвать 1 февраля 484 года церковный собор, где католические епископы встретились бы с арианским духовенством. Он надеялся использовать вмешательство императора во вред католикам, которые, несмотря на запрет, продолжали служить мессу на земле вандалов (in sortibus Vandalorum) и утверждать, что именно они соблюдают истинные законы христианской веры (Виктор Витенский).

Чтобы отвести опасность, которую он сознавал, епископ Евгений, ссылаясь на универсальный характер проблемы, предложил привлечь к участию в соборе заморских прелатов; Хунериха упрекали в том, что он не согласился с этим требованием. Широкая и свободная дискуссия, конечно, не входила в намерения короля, он хотел лишь урегулировать вопрос внутреннего порядка путем обсуждения его только представителями церквей, действовавших на землях вандалов. Он не мог допустить вмешательства иностранных епископов, точно так же, как в наше время авторитарные правительства не любят, чтобы международные конгрессы обсуждали на их территории их внутренние вопросы.

Уже не рассчитывая на поддержку извне, множество епископов из самых отдаленных земель вандальского королевства съехалось на собор. Всего было 406 представителей; Мавритания Цезарейская прислала 120, Ситифенская — 44, Триполитания — 5. Даже Сардиния и Балеарские острова направили 8 представителей. У католиков не было недостатка в защитниках, и к тому же весьма достойных, как, например, Евгений Карфагенский, автор обращенного к королю libellus fidei, или Вигилий, епископ Тапса в Бизацене, ревностный искоренитель еретиков.

Но это была всего лишь пародия на церковный собор. Еще до открытия собора Хунерих дал понять, чего он хочет, выслав или вычеркнув из списков его участников нескольких ведущих деятелей католицизма. Католикам стало ясно, что ловушка расставлена и что арианский патриарх Кирилл готовится осудить их. По аналогии с церковным собором 411 года, они понимали, что если тогда авторитет светской власти был направлен против донатистов, то теперь он обращен против них самих. Как ни старались католики на протяжении двух заседаний использовать по примеру своих противников на соборе 411 года многочисленные обструкционистские приемы и процедурные уловки, сформулировать изложение веры и вызвать манифестации в Карфагене, которые Хунерих назвал мятежом простолюдинов, — исход церковного собора не вызывал сомнений. Хунерих прервал комедию и 25 февраля обнародовал эдикт, содержание которого, к счастью, воспроизвел Виктор Витенский.

Эдикт о репрессиях. Этот эдикт любопытен тем, что позволяет составить отчетливое представление об излюбленных методах короля вандалов. Он не хотел придавать своим действиям характер каких-то исключительных мер. Он всего лишь заимствовал в византийском законодательстве имперские предписания относительно еретиков и применил их к католикам, а именно: запрещение религиозных церемоний, отшельнических организаций и культовых собраний; предание огню религиозных книг; запрещение строить церкви как в городах, так и за их пределами и принимать церковные здания в дар; конфискация земель; передача церковного имущества арианскому духовенству; высылка непокорных; запрещение лицам светского звания передавать, завещать, принимать в дар или наследство церковное имущество; применение шкалы взысканий к провинившимся в зависимости от их ранга; смещение всех чиновников католического вероисповедания.

Эти законы ставили католиков в двусмысленное положение, ибо трудно было возмущаться санкциями, которые они сами считали возможным применять к своим противникам. В конечном счете это законодательство могло бы показаться мягким, если бы не способ применения, делавший его жестоким. Не исключается, что арианские епископы и священники, повинные, по мнению Виктора Витенского, в ряде злоупотреблений, в своем усердии превзошли намерения короля.

Одно бесспорно — таких репрессий африканский католицизм еще не знал. Епископов буквально нагишом выбрасывали за пределы городов, впрягали в экипажи вандальской знати, а впоследствии заставляли обрабатывать землю. Примерно 90 из них умерли в последующие два года. Это был тяжкий удар для африканского епископата.

Повсеместно применялись пытки. Арианский священник, наблюдавший за епископом Евгением, прикованным к постели параличом, вливал ему в рот уксус. 12 карфагенских певчих были дважды подвергнуты избиению палками, а 500 карфагенских клириков перед отправлением в ссылку высечены бичом. В Типасе верующим, которые не хотели или не могли бежать в Испанию, вырезали языки, но они и после этого якобы обладали даром речи, если верить Виктору Витенскому, который предлагал скептикам послушать проповеди протодьякона из Константинополя, побывавшего в руках у палача. Если некоторые из жертв впоследствии лишились речи, то, по уверениям Прокопия, этому виной послужили связи с блудницами.

Но далеко не все шли на мученичество. Участие в деловой жизни было возможно только для тех, кто принимал арианское крещение. И поэтому католики, желавшие заниматься торговлей или вести дела, связанные с необходимостью обращаться в официальные инстанции, должны были примириться с необходимостью перейти в арианство. «Такие люди были, и их было много, — заявляет монсиньор Дюшезн, — и даже среди высших слоев духовенства, хотя Виктор Витенский неохотно говорит об этом; дьяконы, священники, епископы соглашались принять арианское крещение, признавая тем самым, что до того времени они не были христианами». Это же подтвердил римский синод 487 года, о котором умалчивает Виктор Витенский.

Когда же католики не принимали арианство по доброй воле, власти не останавливались перед тем, чтобы крестить их насильно даже в связанном виде и с кляпом во рту. Так, например, поступили с епископом Хабетдеусом, высланным вместе с Евгением Карфагенским на границы Триполитании.

На следующее лето Африку поразил голод, и жертвы гонений узрели в нем «результат праведного суда Всевышнего». Голод имел серьезные экономические последствия. Прекратились работы на полях, остановилась торговля. Несколько строк Виктора Витенского восстанавливают перед нашим взором картину, которая впоследствии повторялась довольно часто. «Тут и там, по всем дорогам, брели вперемешку, напоминая похоронные процессии, группы молодых людей и старцев, юношей и девушек, детей обоего пола; эти несчастные влачили жизнь в окрестностях крепостей, населенных пунктов и городов… Они разбредались по полям или дремучим лесам и вырывали друг у друга пучки высохшей травы или пожелтевшие листья… Горы и холмы, площади, улицы и дороги являли собой одно огромное кладбище жертв голода».

В самый разгар гонений на католиков 22 декабря 484 года Хунерих, putrefactus et ebulliens vermibus, умер, вероятнее всего, от чумы.

Гунтамунд. Напрасно король стремился с помощью убийств устранить как можно больше своих родственников, которые могли бы претендовать на престол. После его смерти трон достался нс его сыну Хильдериху, а племянникам: сначала Гунтамунду (484–496 годы), а затем Тразамунду (496–523 годы). При Гунтамунде католикам жилось спокойнее. Евгений смог возвратиться в Карфаген (487 год), как и все остальные епископы на свои кафедры (494 год). Снова открылись церкви, и можно было беспрепятственно отправлять культ. Эти меры, очевидно, объяснялись не только личными качествами короля, но также политическими соображениями, аналогичными тем, которые лежали в основе действий его предшественников.

В результате ожесточенных дискуссий о природе Христа папа Феликс III отлучил от церкви и лишил сана епископов Константинополя и Антиохии, авторов так называемого «Генотикона», которому император Зенон придал силу закона (484 год). Этот шаг повлек за собой разрыв отношений между Востоком и Западом, продолжавшийся тридцать пять лет. С момента восшествия на престол Гунтамунд мог быть уверен, что его католические подданные уже не смогут устраивать заговоры вкупе с императором. Он мог проявлять терпимость без большого риска для себя.

Церкви еще раз пришлось решать вопрос об отступниках. Она обошлась с ними сурово: епископам, дьяконам и священникам примирение с Богом разрешалось только на смертном одре, на монахов и лиц светского звания налагалось покаяние сроком на 10 лет, дети отстранялись от какого бы то ни было участия в церковной службе.

Тразамунд. Тразамунд даже по признанию своих противников отличался не только необычайной красотой, но и большой культурой и редким величием души. Как и другие, он был арианином и сильно привязан к своей вере. По свидетельству Прокопия, он старался привлечь католиков почестями, богатствами, чинами и «впадшим случайно или умышленно в какое-либо тяжкое преступление» он предлагал безнаказанность как награду за перемену исповедания.

И все же этот либеральный властитель оставил в силе запрещение замещать должности умерших епископов. Католики не посчитались с его приказами, и он выслал, правда, не прибегая к физическим насилиям, 120 епископов из 400, в числе которых находились Евгений Карфагенский, умерший в 505 году в галльском городе Альби, и Фульгенций, епископ Руспинский из Бизацены, который вместе с другими 60 епископами был отправлен на Сардинию.

Тразамунд славился своей любознательностью. Он часто повторял, что если в чем-нибудь заблуждается, то больше всего — на свете хотел бы быть разубежденным. Он даже призвал ко двору для полемики с ним Фульгенция, который слыл столь выдающимся теоретиком и полемистом, что африканские католики считали его своим идейным руководителем. Руспинский епископ использовал пребывание при дворе прежде всего для того, чтобы ободрить верующих своими проповедями. У короля его выступления и сочинения имели значительно меньший успех. Но если верить биографу Фульгенция, его пропаганда привела к тому, что вандальское духовенство добилось его возвращения на Сардинию, где он жил в ссылке.

Возможно, что его упрекали в установлении своего господства над карфагенской церковью, которое нашло впоследствии подтверждение в восторженных манифестациях по поводу его окончательного возвращения в начале царствования Хильдериха.

Фульгенций приветствовал усилия Тразамунда, направленные на интеллектуальное развитие его подданных. Насколько нам известно, у вандалов не было своей литературы, но склонности монарха вызвали оживление поэтической деятельности римлян, некоторое представление о которой дает нам «Латинская Антология»: небольшие поэмы на различные темы, восхваления вандальских королей или их советников, центоны, составленные из стихов Вергилия, искусные двустишия и замысловатые поэмы, всякого рода «безделицы», навеянные язычеством, подчас эротического содержания, в которых высокого совершенства достиг Луксорий.

Значительно выше этих придворных поэтов и школяров стоит Драконций, писавший вначале небольшие эпические поэмы мифологического содержания в духе «Антологии». Гунтамунд заточил его в тюрьму за восхваление византийского императора, и этот удар судьбы изменил все направление творчества Драконция. Он молил короля о прощении, трогательно описывая свои страдания и обещая воспеть его славу (Satisfactio ad Gimthamundum). Но ни лесть, ни унижения не помогали — он оставался в темнице. Тогда, отчаявшись в милосердии людей, он в трех книгах, состоявших более чем из двух тысяч вдохновенных стихов, вознес хвалу богу. Эти «Laudes Dei», не лишенные прекрасных моментов, пользовались успехом· даже в средние века, и Мильтон черпал в них вдохновение при описании рая.

Тразамунд питал склонность не только к литературе. Он увлекался строительством красивых зданий и украсил наряду с другими городами Карфаген.

Если Тразамунд, по словам Фульгенция, предпочитал покорять души, а не расширять королевство, то, во всяком случае, он зорко следил, чтобы его владения не оказались под чужой властью. Он поддерживал добрососедские отношения с престарелым императором Анастасием (491–518 годы), который мало интересовался Африкой, так как был вынужден бороться с религиозными волнениями и укреплять оборону империи. Положение, однако, изменилось при Юстине (518–527 годы), набожном и упрямом императоре, который быстро примирился с папой и хотел контролировать африканский епископат. А это вновь усилило политическое недоверие короля в отношении католиков, которое при сохранении разрыва могло бы уменьшиться.

Чтобы оградить себя от возможного возобновления враждебных действий императора, Тразамунд заручился поддержкой короля остготов Теодориха, с 493 года правившего Италией. Гунтамунд безуспешно пытался воспользоваться борьбой между Одоакром и Теодорихом, чтобы вновь завладеть Сицилией (491 год). Его же преемник счел для себя более выгодным породниться с королем готов, женившись на его сестре Амалафриде, которая получила в приданое территорию Сицилии вокруг Лилибея и высадилась в Карфагене в сопровождении тысячи готских вельмож и 5 тысяч рабов.

Берберская опасность. У короля были серьезные основания избегать внешнеполитических конфликтов, ибо берберские восстания и без того доставляли ему много хлопот. После смерти Гензериха власть вандалов над племенами беспрестанно ослабевала. Как правильно подметил Э.-Ф. Готье, вандальское завоевание вызвало серьезные потрясения в экономике Нумидии, а следовательно, и в ее социальном строе. Сельскохозяйственный пролетариат, подвергавшийся жесточайшей эксплуатации со стороны землевладельцев и массовому уничтожению со стороны представителей центральной власти, потопивших в крови донатистскую ересь и крестьянские восстания, воспользовался смутами V века, чтобы вновь возобновить борьбу. Он поднялся против своих господ, разрушая их города, экспроприируя их земли и конфискуя их средства производства. Горцы Ореса ринулись на цветущие города равнины и смели их. Тевеста (Тебесса), Тамугади (Тимгад), Багаи (Ксар-Багаи), Ламбезис (Ламбез), обезлюдевшие и разрушенные, превратились в мертвые города. Эта все разрушающая лавина остановилась только у Константины.

Каковы же были политические последствия этих революционных движений? Вследствие обстоятельств, которые нам неизвестны (Э.-Ф. Готье намекает на ведущую к диктатуре анархию), берберский пролетариат Нумидии в конечном итоге объединился в большие оседлые племена во главе с могущественными князьями, которые в следующем веке оказали упорное сопротивление византийским полководцам. Восстание не ограничилось Нумидией. Прокопий сообщает, что мавры овладели Мавританией, где грабили и убивали без разбора и католиков и вандалов. Надпись, найденная около Музайавиля (в 63 км к юго-западу от Алжира), прославляет епископа, который устоял в вере, несмотря на преследования, и умер в 495 году «в борьбе с маврами». В 525 году из всей Цезарейской Мавритании только один епископ — из города Мины (близ Релизана) смог принять участие в карфагенском соборе, а остальных задержала суровая «необходимость войны».

В Мавритании также возникали независимые государства, иногда довольно значительные, где под властью одних и тех же князей жили бок о бок берберы и римляне. Таким представляется нам царство современника Тразамунда Масуны, который в надписи 508 года, найденной в Алтаве (Ламорисьер), назван «царем мавританских племен и римлян», Vex gent (ium) Maur (orum) et Roman (orum). Помимо Алтавы, ему принадлежали еще два города — Кастра Севериана и Сафар. Нам известно, что управление последним городом он поручил префекту-берберу по имени Масгивинис. Более того, из расшифрованной Ж. Каркопино надписи из Арриса явствует, что вождь берберов Ореса Мастиес даже провозгласил себя императором, где-то около 476–477 годов, и на протяжении сорока лет как будто сохранял этот понравившийся ему иллюзорный титул, который, впрочем, никто не оспаривал.

Наступление кочевников-верблюдоводов. По-видимому, вандальское правительство недостаточно энергично противодействовало созданию этих независимых княжеств. Столетие жизни в Африке истощило былую силу и доблесть завоевателей. К тому же с востока надвигался новый, более грозный враг — кочевники-верблюдоводы Триполитании, ведомые коварным князем Кабаоном. Тразамунд столкнулся с совершенно новой для него тактикой, извечной тактикой верблюдоводческих племен, столь живо охарактеризованной Э.-Ф. Готье. Она заключалась в том, что, нанеся удар, кочевники откатывались в пустыню, чтобы переформироваться или скрыться от преследования. Прокопий дает очень любопытное описание диспозиции, принятой Кабаоном перед сражением.

«Очертив круг на поле, где он намеревался сделать окопы, как укрепление стана, поставил он кругом верблюдов наискось, составив ширину фронта из двенадцати этих животных. Он посадил в середину детей, женщин и всех неспособных к оружию вместе с имуществом, а ратным людям велел стать между ног верблюдов, оградив себя щитами».

Вандальские всадники, привыкшие сражаться пикой и мечом, не могли заставить своих коней сблизиться с противником — их отпугивал запах верблюдов. Вандалы, не владевшие искусством стрельбы из лука или копьеметания, представляли собой великолепную мишень для стрел берберов, которые перебили или взяли в плен почти всю армию.

Хильдерих. Тразамунд умер, так и не успев взять реванш (523 год). Его преемником стал изнеженный старец Хильдерих, сын Хунериха и Евдокии, который наперекор своему окружению избрал совершенно новую политическую ориентацию. Пренебрегая советами, которые когда-то давал ему Тразамунд, Хильдерих разрешил вернуть из ссылки священников, восстановить карфагенское архиепископство, избрать новых епископов, открыть церкви и созвать церковный собор (5 февраля 525 года). Эта терпимость должна была казаться вандалам тем более непонятной, что в 523 году император Юстин специальным эдиктом запретил арианство в империи, а другой, арианский государь — Теодорих выступил с энергичным протестом против этой меры.

Но не даром Хильдерих около сорока лет провел при константинопольском дворе и узами дружбы был связан с наследником престола, фактически правящим императором Юстинианом. Все его поведение создавало впечатление, что он действует по указке византийского правительства. Он не только не поддержал Теодориха, но даже провоцировал его на конфликты, бросив в тюрьму, а затем казнив его сестру Амалафриду, стоявшую во главе оппозиции. Смерть готского короля спасла вандалов от высадки десанта, который мог бы сыграть роковую роль (526 год). Регентша Амаласонта, дочь Теодориха и мать его восьмилетнего преемника Аталариха, была столь смирна по отношению к Константинополю, что не посмела напасть на друга императора. Она задержала флот и ограничилась упреками в адрес Хильдериха, на которые он не обратил ни малейшего внимания.

Берберская опасность не нашла столь же счастливого разрешения. Став хозяевами Мавритании Тингитанской, Мавритании Цезарейской, за исключением ее столицы, Мавритании Ситифенской и Южной Нумидии, мавры вели уже наступление на юге Бизацены под предводительством Аниаласа, который командовал оседлыми племенами, занявшими область от шоттов до Капсы (Гафса). Вандалы под командованием родного племянника короля Хоамера были разбиты в открытом бою. Это поражение вызвало среди вандалов недовольство королем, которого и раньше подозревали в том, что он хочет выдать Африку императору.

Гелимер. В мае 530 года армия низложила Хильдериха и арестовала его вместе с двумя племянниками. Переворотом руководил правнук Гензериха и наследник престола Гелимер, который и взял власть, чувствуя за собой поддержку большинства. Юстиниан, который еще три года назад унаследовал трон от своего дяди Юстина и уже мечтал о восстановлении Римской империи в ее прежних границах, не упустил удобного случая вмешаться в защиту своего друга. Он выступил в роли галантного защитника правил о престолонаследии, установленных Гензерихом и впервые нарушенных. Юстиниан предложил Гелимеру оставить на троне престарелого Хильдериха, сохраняя за собой всю полноту реальной власти. Король отказался отвечать послам, но затем, отвергая ходатайство императора об освобождении узников, подвергшихся новым лишениям, велел передать Юстиниану, что византийской опеке он предпочитает нарушение вечного мира. В 532 году Юстиниан заключил договор с персами и решил начать войну в Африке.