История свердловского рока 1961-1991 От «Эльмашевских Битлов» до «Смысловых галлюцинаций»

Успех «Наутилуса Помпилиуса», ставшего самой популярной группой СССР, сильно расширил аудиторию Свердловского рок-клуба. Появилось первое типографское рок-издание. Активизировалась рок-н-ролльная жизнь жителей небольших городов Свердловской области. III фестиваль стал заметным культурным событием в масштабе страны.

«Восемьдесят восьмой, сулящий нам достаток и покой» (1988. Хроника)

В первые месяцы 1988 года рок-группы старательно окучивали клубы и дома культуры Свердловска и городов области. За январь—февраль состоялось не менее двадцати концертов. Особое усердие проявил тандем «Ева» + «Флаг» и молодая, но бойкая группа «Электротвист», умудрявшаяся разогревать залы почти перед всеми свердловскими командами.

В рок-клубе с прежней периодичностью проходили творческие мастерские, правда, среди групп-новичков попадалось все меньше интересных. Наступала, по определению Стерхова, «эра красных уголков», когда в рок-клуб начала проситься самодеятельность в самом кондовом смысле этого слова. Иногда это были студенты ПТУ, пару месяцев назад начавшие вместе бренчать на гитарах, а порой — рабочие какого-нибудь завода, в свободное от производственной деятельности время уже десяток лет игравшие на танцах в местном клубе.

Пример «Наутилуса» был у всех перед глазами: вчерашние студенты записались в какой-то рок-клуб, сыграли там несколько раз и — бац! — их показывают по телевизору, они собирают стадионы. Наверное, и зарабатывают неплохо. Почему бы и нам не попробовать: дурное дело — не хитрое!

Новая группа приходила в рок-клуб и заявляла, что она хочет поразить мир своей музыкой. Рудик, иногда один, иногда с кем-нибудь из музыкантов, отправлялся к ней на точку и прослушивал репертуар. Порой он был настолько плох, что этим «гениям» советовали потрудиться еще. Но в большинстве случаев группу приглашали на творческие мастерские.

Публики на такие концерты приходило все меньше. Часто значительную часть зала заполняли друзья и знакомые выступавших музыкантов. Не удивительно, что эта аудитория тепло приветствовала любой маразм, лившийся со сцены. Воодушевленная теплым приемом группа пребывала в уверенности, что она уже вписана в элитные фестивальные списки. Дальше грезились гастроли в Москве, а там — и в мировом масштабе. Вернуть музыкантов на грешную землю было нелегко. Исход беседы зависел от вменяемости и чувства собственного величия рокеров из красных уголков.

Иногда все проходило довольно гладко. Так, например, получилось с группой «Мир» — классическим ВИА, состоявшим из работников автобусного парка. Это были парни, убежденные в высочайшем качестве собственной музыки и в том, что они должны выступать на фестивале. Возражения Рудольфа всерьез не воспринимались, ведь они Музыканты, а он — какой-то администратор. После четвертого спора об их месте в списке участников будущего фестиваля уставший Стерхов включил им записи своей ижевской группы «Дисциплина». После прослушивания притихшие «миряне» торжественно пожали ему руку, признали, что он тоже Музыкант, и больше фестивальных претензий не высказывали.

И Стерхов, и Грахов, каждый со своих позиций, умели находить нужные слова для объяснения группам их истинного уровня. Объективный подход давал результаты — обиженных почти не было.

Но случались и осечки. Весной 1988 года на мастерских выступал ансамбль «Фрагмент» — скучная эстрадная музыка, но неплохие инструменталисты. После их концерта Рудик пошутил со сцены: «Да, в истории бывали разные рок-группы: «Пламя», «Сябры», вот появился «Фрагмент»». Зал оценил шутку.

Через два дня лидер и автор «Фрагмента» пришел в рок-клуб и поинтересовался, в котором из фестивальных концертов они будут участвовать? Стерхов стал ему вежливо объяснять, что, мол, так и так, надо еще поработать над материалом, подтянуть уровень… «Фрагмент» искренне удивился: «Но мы ведь самые крутые». Образованный Рудольф прибегнул к разнообразным музыкальным терминам, чтобы подкрепить свои аргументы. Ответ был тот же: «Но мы ведь самые крутые». Грахов, увидев, что у администратора разговор не клеится, попытался убедить лидера «Фрагмента» самостоятельно. Он потратил целый час своего драгоценного времени, но получил в ответ все то же: «Но мы ведь самые крутые». Случайно зашедший на огонек Калужский тоже подключился к беседе. Исчерпав все возможные доводы, он поинтересовался: «А кто для вас вообще авторитет?» — «А для нас нет авторитетов!» — «Ну а, например, «Аквариум»?» — «Да вы что, это же полное говно!» Изможденные рок-клубовцы нервно курили на площадке, а лидер «Фрагмента» с упоением рассказывал им про крутизну своего ансамбля… На фестиваль он так и не попал и наверняка до сих пор не понимает, почему.

Творческая мастерская, прошедшая 28 февраля, сильно отличалась от остальных. Набился полный зал. В программе значились «Агата Кристи», «Красный хач» и «День». Слухи об этих группах уже расползлись по городу, и концерт обещал быть интересным. Так и оказалось. «Агата», еще только нащупывавшая свой сценический имидж, показала песни из альбома «Второй фронт». «Красный хач» закрепил ноябрьский успех. Программа за зиму почти не изменилась, но сыграли ее гораздо увереннее. «День» удивил элементами театрализации. Когда музыканты уже играли вступление, солист Паша Тиганов поднялся на сцену прямо из зрительного зала. Одет он был в солдатскую шинель, что полностью отвечало духу дебютного альбома «Дня» «На западном фронте без перемен». Музыка заметно отличалась от прошлого выступления группы в СРК. Некоторые песни звучали, возможно, не очень убедительно, но прогресс был налицо.

Группа «День» начиналась как семейный дуэт Паши (бас, вокал) и Светы (скрипка) Тигановых. С появлением в 1985 году гитаристов Алексея Чепурных и Ивана Баранова «День» приобрел черты настоящей команды. После дебюта в рок-клубе группа на некоторое время впала в прерывистый анабиоз, просыпаясь только для того, чтобы удивить зрителей очередного концерта своими стилевыми экспериментами. В этот период Тиганов с приглашенными музыкантами записал альбомы «На Западном фронте без перемен» (1987) и «Мы с тобой одной крови» (1989). Они вышли под именем «Дня», хотя фактически являлись сольниками Павла Тиганова. В 1988 году к очнувшемуся от спячки «Дню» присоединились клавишник Алексей Зыкин и барабанщик Сергей Глушков. Окончательно определился стиль группы — мелодичная гитарная волна. В 1991 году Иван Баранов погиб. Его место в итоге занял Игорь Мельков. В начале 1994-го был записан альбом «Маzохитс», а через год группа «День» распалась.

На этом же концерте во второй раз после I фестиваля на сцену вышел «Тайм-Аут». Почти двухлетний перерыв не улучшил ни материал, ни звучание группы. Публика приняла их программу холодно. После этого творческий конфликт между братьями Устюговыми — Славой с его нежными чувствами к Юрию Антонову и Пашей, всегда любившим Ричи Блекмора, разорвал группу напрочь. Игорь Злобин, уже полгода стучавший в «Чайфе», перетащил Павла Устюгова к Шахрину.

2 марта узкий круг избранной тусовки собрался в малом зале театра драмы на первый концерт новой группы «Кукушкин и оркестр». Несмотря на премьеру, на сцене стояли старые знакомые. Вадик Кукушкин начинал в самом первом составе «Чайфа» (именно он и придумал это слово). Оркестрировали ему музыканты группы «Встречное движение». Потенциал был заметен невооруженным глазом, особенно понравились слушателям тексты. Дошлифовывать сыроватый материал стали летом, во время записи альбома «Харакири».

Свое двухлетие рок-клуб отмечал во Дворце молодежи 20 марта. Стерхов специально ездил в Москву, чтобы выбрать гостя. Привез записи «Нюанса». Москвичам пришлось выдержать нелегкую конкуренцию с рижским «Цементом», протежируемым «чайфами». В результате на дне рождения выступили обе группы. Компанию им составили «Водопад имени Вахтанга Кикабидзе», «Кабинет» и «Чайф».

«Водопад» учинил на сцене целый спектакль. Режиссерское образование Лукашина нашло выход в полномасштабном шоу «Палата № 6 площадью 22 млн. кв. км». Музыканты по пояс были прикрыты кумачовым транспарантом с лозунгом «Товарищи! Все силы на борьбу за неукоснительное соблюдение взаимоисключающих параграфов!». Перед этой жизнеутверждающей надписью сновали «обитатели дурдома». С ночными горшками в руках они иллюстрировали песню «Жидкий стул», а под «Гой еси» на авансцене натурально повесили игрушечного мишку. Казненный косолапый почему-то вызвал у некоторых партийных товарищей нехорошие ассоциации. Он оказался тезкой Генерального секретаря ЦК КПСС. Такие намеки «Водопадам» даже не приходили в головы.

«Кабинет» выступил ровно, но несколько холодно, а «Чайф» — традиционно «горячо». «Цемент» порадовал уральцев неканоническими аранжировками известных советских песен. Наибольшее впечатление произвел «Нюанс». Программа столичных джаз-панков и музыкально, и сценически была сыграна столь качественно, что впечатленные Шахрин с Бегуновым даже пришли специально извиниться перед Рудиком за недооценку его выбора.

Весной Свердловск вдруг стал всесоюзной столицей тяжелого металла. Вроде бы всего пару месяцев назад газета «На смену!» защищала бедных металлистов от бойцов комсомольского оперотряда, которые отбирали у них цепи, браслеты и прочую амуницию. И вот на тебе — во Дворце культуры УЗТМ 22 апреля стартовал фестиваль «Металлопластика» с участием групп из Москвы, Ленинграда, Киева и Новосибирска. Устроил этот железный трехдневный смотр Лев Шульман, возглавлявший тогда уралмашевский клуб металлистов. В жюри восседали Николай Грахов, Марат Файрушин, Александр Пантыкин, Илья Кормильцев, Андрей Матвеев и другие официальные лица.

С участием свердловских групп вышла промашка. Изначально планировался фестиваль хард-рока и хеви-металла, поэтому на него заявились «Сфинкс» и «Флаг». Но в ходе подготовки металлическая тема победила, и тот же «Флаг» стал выглядеть на фоне иногородних железных гостей несколько странно.

Но свердловчанам помогали родные стены и родная публика. Открывавшему первый концерт «Красному кресту» свистели, орали и аплодировали, несмотря на еще не отстроенный аппарат и эстрадные отголоски в программе. «Сфинкс» покорил зал мастерством гитариста Овчинникова. «Евы» выехали на сцену на мотоциклах, заставив публику чихать от выхлопных газов. Но выглядели девушки бледновато — за неделю до фестиваля барабанщице Наташе Уфимцевой вырезали аппендицит, и ее пришлось заменить драм-машиной. «Флаг» показал лучший на «Металлопластике» звук, но не попал в жанр.

Из гостей больше всех не повезло ленинградскому «Фронту». В Свердловске им напомнили о почти забытом на Неве слове «литовка» и пригрозили снять с фестиваля, если они осмелятся спеть песни, не заверенные круглой печатью. Больше всего не понравилась организаторам «Высшая мера» с подробным описанием сцены расстрела осужденного. «Фронтовики» пошли на компромисс, но неудачи их преследовали: несколько раз вылетала гитара и один раз — усилитель.

Жюри, не страдавшее от излишнего патриотизма, отдало весь пьедестал почета гостям. Первый приз и 800 рублей получил московский «Тяжелый день», второй приз, 600 рублей, а также приз зрительских симпатий достались столичному «Черному обелиску». Четырехсотрублевая «бронза» уехала вместе с новосибирским «Городом». Из свердловчан только «Ева» получила бесплатный приз симпатий жюри.

Тем временем в Свердловске подрастало новое поколение металлюг. Юные адепты тяжелого стиля появились в рок-клубе в самом конце 1987 года, и к весне их набралось столько, что для них пришлось проводить отдельную творческую мастерскую. Публика на них ходила специфическая. Звездами в этой среде считалась группа «Преисподняя». Она была зачата в 1985 году двумя случайно встретившимися пятнадцатилетними металлистами Андреем «Маэстро» Мироновым (бас, вокал) и Димой «Гровером», или «Вороном» Берсеневым (ударные). Сначала они создали хард-роковую команду «Узел», а через два года, когда к ним присоединился гитарист Игорь «Седой» Коновалов, под именем «Преисподней» стали первыми в Свердловске играть настоящий треш-металл. 16—17-летние парни звуки из своих инструментов и глоток извлекали абсолютно не детские. Для неподготовленного слушателя их концерт был подобен железнодорожной катастрофе, однако неподготовленные туда не ходили. Кроме того, юные обитатели «Преисподней» так искренне относились к своему творчеству и так самоотверженно любили свой тяжелый жанр, что это не могло не вызывать симпатий у более взрослых членов рок-клуба.

На майский дебют «Преисподней» в ДК Свердлова собралась толпа металлистов. Публика в зале была еще младше, чем 17-летние музыканты на сцене. Над сценой свисал огромный крест, вокалист Андрей «Маэстро» Миронов ревел дурным голосом, размахивая хаером так, что аж сцену подметал. Толпа орала и визжала в ответ. Среди беснующейся публики выделялся особо рьяный фанат в двурогой каске на голове. Он так прыгал и скакал у самой сцены, что на последней песне Маэстро достал из-за пазухи еще один крест и вручил его не ожидавшему того «рогачу»: мол, давай, неси наш рок-н-ролл дальше! Песня кончилась, включили свет, изможденная «Преисподняя» покинула сцену, возбужденная публика — зал. А рогатый фанат так и стоял у сцены с крестом в поднятой руке. Он явно не понимал, что сказка уже кончилась, и не знал, что делать дальше с символом, превратившимся в бутафорию. Заметив музыкантов «Преисподней», собиравших провода, он мычанием и какими-то знаками сумел обратить на себя внимание Маэстро. Тот подошел: «Чего тебе?» — так вот мол, ваш крест. Маэстро тоже явно не ожидал такого поворота шоу, но, пожав плечами, сунул реквизит в карман. Юный фанат металла, облегченно вздохнув, снял свою каску, спрятал ее в сумку и, радостно подпрыгивая, выбежал из зала — время было позднее, а завтра с утра надо в школу. Наблюдавшие эту сцену техники чуть не лопнули со смеху.

Молодая поросль радовала глаз. Однако склонный к пессимизму президент рок-клуба видел только признаки кризиса. 8 мая Грахов выступил на заседании правления с предложением распустить клуб. Обоснований ошарашившего всех предложения было несколько. Во-первых, кооперативы делают работу клуба, организуя коммерческие концерты рок-групп. Во-вторых, те, кем не интересуются кооперативы, не довольны сложившимся положением. В-третьих, фестиваль проводить не стоит — свердловчане перекормлены роком, и публика на него просто не придет.

Обалдевшее правление не стало решать столь глобальный вопрос кулуарно и постановило собрать через десять дней общее собрание рок-клуба. 18 мая в малый зал ДК Свердлова пришли рокеры. Грахов от ведения собрания самоустранился, всем своим видом он демонстрировал, что полностью готов к отставке и дальнейшей свободной жизни. Спорили долго. Пантыкин выступил с радикальным предложением: избрать инициативную группу и поручить ей организацию фестиваля, на котором смогли бы выступить все желающие, без всякого отбора. Собрание, значительную часть которого составляли «фрагменты», «миры» и «батоны», обрадованно проголосовало «за», но, к счастью, не хватило кворума. На тот момент в клубе числилось около полусотни групп. Нижняя часть этого списка в общем фестивале поучаствовала бы с огромным энтузиазмом. Десятка лучших групп, скорее всего, играть на таком сомнительном мероприятии отказалась бы. То, что получилось бы в результате, могло стать сокрушительным ударом по репутации Свердловского рок-клуба. Но революция (по цвету стен малого зала ее, наверное, следовало бы называть голубой) не состоялась. В итоге все просто разошлись на летние каникулы.

«Проводить платные концерты в рок-клубе хотелось тем, кого никуда не приглашали, — говорит Грахов, вспоминая это время. — Те, кого приглашали, и так деньги зарабатывали, а остальным хотелось, чтобы их кассовые концерты организовали мы. Они обижались — почему по стране ездят одни и те же. Но заявки из других городов приходили только на «звезд». Мы проводили творческие мастерские. Хорошо выступившая там группа попадала на фестиваль, этакие смотрины, где любой участник мог понравиться гостям и получить приглашение на гастроли. Все в ваших руках. Я же не буду за вас на гитаре играть!»

Илья Кормильцев тоже рассуждал о кризисе, но, с точки зрения успешных музыкантов: «Рок-клубы в стране упустили тот момент, когда нужно было стать ведущим коммерческим фактором в рок-движении. Вместо того чтобы использовать складывающуюся ситуацию благоприятствования, они сложили руки и уступили позиции дельцам, не озабоченным развитием жанра. Лучшие коллективы перекинулись туда, где лучшие условия, где лучше платят, а рок-клубы ушли в глубокомысленные размышления на уровне военного коммунизма: не грешно ли зарабатывать деньги, не грешно ли к ним прикасаться? С одной стороны, мы все такие революционные — спасу нет, а когда нам дают возможность проявить эту революционность — столбенеем. А рынок таких не терпит, он работает оперативно: спрос — предложение. Я считаю, что кризис Свердловского рок-клуба во многом, если не в основном, связан с тем, что люди не сориентировались в современной коммерческой ситуации».[27] Конечно, такое мнение тоже имеет право на существование, но если бы СРК пошел по пути зарабатывания денег, то, возможно, никто не узнал бы про «Агату Кристи». Зачем заниматься молодежью с туманными перспективами, когда можно делать гарантированные деньги на «наутилусах»…

После всплеска общей активности на недореволюционном собрании дальнейшая судьба рок-клуба опять оказалась в руках Грахова и Стерхова. Коля, вспомнив русскую присказку «кроме нас — некому», с кряхтением вновь напялил президентские регалии. Дуумвират определил, что каждый год должны проводиться два главных мероприятия — день рождения и фестиваль, а также регулярные творческие мастерские. Кроме того, Грахов начал думать над новым всесоюзным рок-событием. Правда, виделось оно ему не организационным, как в прошлом году, а имеющим более теоретический характер. Опыт научной работы Николая давал о себе знать.

Лето — традиционное время гастролей. «Наутилус Помпилиус», главная эстрадная сенсация года, со свистом покорял стадионы и хит-парады. С его легкой руки слова «рок-группа из Свердловска» или «группа Свердловского рок-клуба» становились неким знаком качества, привлекавшим и публику, и антрепренеров. «Чайф» уже вовсю плавал самостоятельно, «Кабинет», «Отражение», «Апрельский марш» пока еще двигались в кильватере «НП». Им еще предстояло найти собственную публику и доказать, что список талантов СРК не ограничен фамилиями Бутусова и Шахрина. Начал гастролировать «Водопад», оперялась «Агата Кристи», наконец-то начала собирать собственную постоянную команду Настя.

Конечно, не обходилось без осечек. Выбравшиеся в далекий Владивосток «чайфы» обнаружили, что их концерты отменили — у организаторов-комсомольцев дебет почему-то не сошелся с кредитом. Неустойку по договору пришлось выбивать случайно оказавшемуся в Приморье Андрею Матвееву, который гипнотизировал горкомовских аппаратчиков своей алой книжечкой члена Союза журналистов СССР. Запуганные обещаниями громкого скандала комсомольцы выплатили «Чайфу» все долги, и уральцы неплохо отдохнули недельку на дальневосточных пляжах.

«Агата Кристи» отправилась в первую дальнюю поездку — в столицу Киргизии. Концерты получились потогонными в самом прямом смысле — в середине августа во Фрунзе столбик термометра плясал около отметки 45 градусов. Но народ валом валил в Русский драматический театр имени Крупской — реклама в газете «Вечерний Фрунзе» (12.08.1988) была шикарной. Журналистка Е. Соболева разговаривала со Свердловском по плохо работавшему телефону, и в результате молодые музыканты превратились в монстров советского рока. «Поклонники могли лишь слышать эту группу, а не видеть. Потому что ансамбль раньше выступал только в нескольких московских домах культуры… А вот с записями им повезло — на Всесоюзной фирме «Мелодия» выпущено четыре диска… Одна из последних удач группы — съемки в коммерческом фильме «Асса»». Ни одно из этих утверждений не соответствовало действительности, но после такого анонса за кулисы к опешившей «Агате» пробивались девочки со цветами и блокнотиками для автографов.

«Кабинету» повезло меньше. Билеты на их выступления в Тюмени почему-то распространяла околофилармоническая дама из тех, кому за сорок. Она решила не париться и действовать способом, проверенным на детских спектаклях и елках. Билеты разошлись, но на утренний концерт «Кабинета» пришли дети младшего школьного возраста. Изумленные музыканты решили не менять программу, и тюменские малыши услышали то, что на уроках музыки они еще не проходили. На дневном концерте зал заполнили школьники средних классов. До «кабинетовцев» начали доходить тонкости тюменского шоу-бизнеса… На третьем концерте присутствовали старшеклассники и только на четвертом — студенческая аудитория, способная оценить грандиозность музыкальных замыслов Скрипкаря и Пантыкина. Правда, к этому моменту свердловчане были настолько измотаны общением с октябрятами и пионерами, что работать в полную силу уже не могли. Зато музыкальные горизонты тюменской детворы оказались кардинально раздвинуты.

Наступил октябрь, а с ним и новый сезон. В честь этого события выступали не звезды, а группы, подававшие надежды. Правда, некоторые подавали их уже не первый год. 1 октября в ДК Свердлова на сцену вышли знакомые всем «С-34», хардовики «Цербер» из Свердловска-44 и «Реванш», а также трэш-металлическая «Преисподняя». На следующий день открывать сезон продолжили «Арторикс» из Каменска-Уральского, «Красный хач» и настолько же «Красный крест», «Запретная зона» (ранее известная как «Группа Владимира Петровца»), «Солярис» и «Экипаж». Для половины из этой десятки концерты стали трамплином для попадания на III фестиваль, стартовавший через две недели. Подготовка к нему уже шла полным ходом.

Главной проблемой было убедить рок-клубовских звезд скорректировать свои гастрольные графики и выступить на родном фестивале бесплатно. Заартачился «Наутилус» — группа была вымотана гастролями. По словам Грахова, «в октябре 1988 года случился единственный конфликт правления рок-клуба с «Наутилусом». Когда они отказались выступать на фестивале, все посчитали, что они зазнались». «НП» все-таки удалось уломать. Одним из аргументов стал день рождения Бутусова, пришедшийся как раз на разгар фестиваля. Возможностью справить его в кругу семьи Слава пренебречь не смог.

Остальных махров разводили на бесплатные фестивальные выступления, взывая к их патриотизму и обещая рекламу. Журналисты, которые съедутся со всей страны, главным образом будут писать о них, о звездах. Для молодежи, варившейся в котле творческих мастерских, фестивали служили живой демонстрацией того, что Свердловский рок-клуб — это всамделишная «лестница на небеса»: «Когда-то Бутусов был таким же, как ты, играл на этой же сцене. А теперь погляди, вон он где. Понял? Вперед, репетируй!»

Чувствовалось наступление новых времен. Отказаться от коммерческих концертов в пользу выступления среди друзей многим становилось все труднее. Все меньше и меньше народу соглашалось помогать рок-клубу бесплатно. Приходилось искать спонсоров. Фестиваль удалось провести с помощью кооператива «Молодежный сервис» при обкоме ВЛКСМ, который имел право устраивать концерты и продавать билеты. Аппарат на фестиваль ставил Хоменко. В разгар пятничной репетиции он подошел к Рудику и удрученно сообщил, что деньги за аренду аппарата еще не пришли. «Ничего страшного, — успокоил его Стерхов, — обязательно придут!» — «Возможно, — ответил Алексей. — Но если они не придут сегодня до часу дня, мы снимаем аппарат». Несмотря на то, что на сцене уже настраивалась «Настя», фестиваль вдруг оказался под угрозой срыва. Рудик почувствовал, как костлявая рука капитализма сжала его альтруистическое горло. Он добежал до «Молодежного сервиса», взял наличные деньги и вручил их Хоменко. Проблема решилась, но осадочек остался. Это был наглядный пример того, «как быстро кончается детство».

О прошедшем фестивале, несмотря на его подчеркнуто региональный характер, писали газеты от Москвы до самых до окраин — маркетинговая политика СРК работала. Главные итоги трех октябрьских дней подвели в первом номере рок-клубовской газеты «ПерекатиПоле». Появлению типографского издания никто особо не удивился, оно выглядело вполне закономерным. Как говорил Шахрин, «Свердловский рок-клуб отличался от многих других тем, что идеи доводились до логического конца. Если затеяли печатать самиздатовские журналы, то они превратились в нормальную газету, напечатанную в типографии хорошим тиражом».

Научно-практическая конференция «Рок-музыка как социокультурный феномен» начала работу в ДК УЗТМ 18 ноября. Организовали ее Свердловский рок-клуб, обком ВЛКСМ и Уральское отделение советской социологической ассоциации. Около сорока социологов, музыковедов, психологов, журналистов и организаторов рок-клубов вновь долго обсуждали, откуда есть пошла русская рок-музыка и как ей жить дальше.

Главным событием первого дня стал «круглый стол». Представители рок-объединений страны по-разному видели будущее своих организаций. Если свердловчане и ленинградцы были полны пессимизма (Анатолий «Джордж» Гуницкий даже объявил, что «1 октября 1988 года Ленинградский рок-клуб умер»), то рок-функционеры из других городов не очень унывали. Казалось, что количество оптимизма обратно пропорционально значимости населенного пункта в рок-н-ролльной жизни страны. Самым беззаботным выглядел делегат из Душанбе М. Чертыховцев, которого волновала лишь слабая популярность рока среди коренного населения Таджикистана.

Научная деятельность началась на второй день, когда зазвучали доклады социологов. Тон здесь задавали свердловчане, которые за два с половиной года успели проанкетировать большую часть городской молодежи и всех поголовно музыкантов. Темы многих докладов банально высасывались из пальца. Вряд ли огромную научную ценность имеют данные о том, что 10 % рокеров часто конфликтуют на производстве, 64 % «имеют на работе товарищей», а 88 % не слишком внимательно относятся к такой насущной проблеме, как «медленные темпы перестройки в комсомоле». Рок-компетенцию многих докладчиков можно проиллюстрировать статьей в газете «Собеседник» (№ 27, 1988), написанной одним из участников конференции, аспирантом Московского педагогического института Валерием Ситниковым. В ней автор, рассуждая о проблемах Свердловского рок-клуба, умудрился назвать Пантыкина Алексеем, а Стерхова — Романом. Впрочем, больших ученых всегда отмечала некоторая небрежность к мелким деталям.

Общий тон и научную остроту конференции хорошо отражает цитата из коллективного доклада на тему «Рок-культура как фактор формирования политического сознания молодежи»: «В условиях перестройки политической системы нашего общества, борьбы с негативными явлениями социалистической действительности на первый план неизбежно выдвигаются темы, связанные с социально-политическими проблемами. Дальнейшее развитие тематики рока будет зависеть от изменения политической ситуации в стране, от тех жизненно важных проблем и задач, которые встанут на повестку дня перед нашим обществом».[28] И все в таком же духе.

Приятным исключением на общем фоне смотрелся доклад научного сотрудника Ленинградской консерватории Олега Сакмарова «Музыкально-интонационная среда крупного города как важный фактор развития рок-музыки». Сравнивая разные подходы известных рок-групп к своему творчеству, он приводил в пример «Аквариум» и «Наутилус Помпилиус». Интересно, думал ли тогда Олег, что в ближайшие десять лет ему предстоит поиграть в обоих коллективах?

Музыкальную программу конференции составили концерты в том же ДК УЗТМ «Апрельского марша», «Кабинета» и «Насти», а также выступление финской группы «Giddyups» — первой рок-команды из капиталистической страны, посетившей все еще закрытый Свердловск. Еще одним зарубежным гостем конференции был редактор чехословацкого журнала «Melodie» Ян Добиаш. Неизвестно, переводили ли ему все научные доклады в полном объеме, но по их итогам он заявил в интервью газете «На смену!» (26.11.1988), что «у наших и советских непрофессиональных рок-музыкантов схожие проблемы».

В начале зимы состоялись три коллективных выезда на фестивали в Москву. 2—4-го декабря в гостиничном комплексе «Измайлово» дикая Наташа «Комета» Комарова организовала фестиваль «Сырок». Его целью было знакомство столичной публики с интересными группами из провинции, ни разу до того не выступавшими в Москве. Из Свердловска приехали трое «новичков»: «Кабинет», «Агата Кристи» и «Водопад». В зале фойе и за кулисами царил жуткий бардак, организаторы дрались с милицией, публика — с музыкантами. По воспоминаниям очевидцев, наилучшее впечатление произвела «Агата», которую с тех пор принимали в Москве, как родную.

Недавно откинувшийся после 18-летней отсидки Юрий Айзеншпис начал свою продюсерскую деятельность с организации фестиваля «Интер-шанс». Поговаривали, что на него будут приглашены толпы продюсеров, которые смогут обеспечить понравившимся группам красивую гастрольную жизнь. Этими слухами соблазнились «Агата Кристи», «Чайф», «Апрельский марш» и «Сфинкс». Из-за траура по погибшим при землетрясении в Армении концерты, намеченные на 9—11 декабря, перенесли на несколько дней. Участники терпеливо ждали, а «Сфинкс» почти в полном составе вернулся в Свердловск — в понедельник надо было выходить на работу. В столице остался только их клавишник и менеджер Володя Ведерников, имевший большие виды на потенциальных продюсеров. В отчаянии он пытался организовать выступление «Сфинкса» под фонограмму, поставив на сцену звукорежиссера Валеру Бабойлова и каких-то совсем левых людей. Но такое безобразие пресекли организаторы, и «Сфинкс» в спорткомплексе «Крылья Советов» не выступил. Впрочем, конкретного результата от «Интер-шанса» не дождались и другие группы.

А еще через неделю в Москве прошел фестиваль «Рок за демократию». В одном строю с Ириной Отиевой и «Примусом» за светлое будущее поборолись в спорткомплексе ЦСКА «Кабинет» и «Отражение».

Но борьба за демократию на песенных подмостках уже выходила из моды. В топе были многотысячные митинги. Из окна рок-клубовской комнаты открывался чудесный вид на новый небоскреб Областного комитета КПСС («Комната с серым потолком с видом на обком»). Как-то в декабре музыканты вдруг увидели толпу с красными лозунгами, двигавшуюся мимо ДК Свердлова к обкому. Все воодушевились: «Революция идет!» Оказалось, что участники очередного митинга на площади замерзли и попросились в здание обкома погреться. Коммунисты разрешили занять актовый зал, и оппозиционеры радостной гурьбой туда поспешили.

В условиях растущей уличной демократии слушать протестные песни становилось неинтересно. Те, кого волновала политика, ходили на митинги, а не на концерты. Все запреты рухнули, многие рокеры потеряли точки опоры, им стало не против чего протестовать. Социальный рок практически сдулся…

Год закончился. Лучшие группы СРК смотрели вперед с оптимизмом. Все, кроме «Наутилуса», распущенного Бутусовым. Сам рок-клуб больших надежд на будущее не питал. В морозной дымке оно выглядело призрачным и туманным.

«Долго я гадал, когда пробьет мой звездный час, и вот он пробил!» (Всесоюзная слава «Наутилуса Помпилиуса»)

Главное событие свердловской рок-жизни 1988 года происходило не в Свердловске. Точнее сказать, это было даже не событие, а сейсмический процесс, эпицентр которого находился в Москве, а толчки и волны ощущались во всех концах страны. Всесоюзная слава «Наутилуса Помпилиуса» изменила судьбу группы, ее музыку, отношения внутри коллектива, но речь сейчас не об этом. Взлет «НП» сопровождал сильный шум. И в прямом смысле слова — бурная реакция зрителей на концертах, и в переносном — информационный гул, продолжавшийся весь год. Вся эта шумиха, ставшая фоном новых хитов, — отдельное явление, заслуживающее внимания.

Все началось еще в 1987 году. Череда побед на фестивалях от Вильнюса до Новосибирска сделала имя «НП» популярным в среде рок-фанов. Однако это сообщество, несмотря на общий подъем советского рок-движения, было относительно невелико. Всенародная слава свалилась на Славу и его товарищей в начале 1988 года.

Хит-парадов в СССР не существовало. Основой западных чартов являлись результаты продаж дисков музыкантов, а официальные тиражи продукции фирмы «Мелодия» особо не афишировались. Да и печатались на отечественном виниле далеко не все потенциальные обитатели хит-парадов.

Рейтинги популярности в СССР составлялись по письмам читателей, телезрителей и радиослушателей. Проверить объективность подобных голосований было крайне затруднительно. Например, на ежегодный итоговый телеконцерт «Песня года» зачастую попадали не совсем те песни, которые массово слушал советский народ. Однако других показателей популярности попросту не существовало.

Самым престижным чартом являлся хит-парад музыкальной рубрики «Звуковая дорожка» газеты «Московский комсомолец». Столичная молодежь была более музыкально продвинутой, чем ее ровесники с Камчатки или из Ашхабада, поэтому на всплеск популярности «Наутилуса» «МК» отреагировал одним из первых. В итоговом хит-параде за 1987 год («Московский комсомолец», 03.01.88) «НП» появляется не единожды. Он занял первое место в разделе «Открытие года (лучший дебют)» и пятое — как «Группа года», пропустив вперед «Черный кофе», «Машину времени», «Секрет» и «Динамик». «Разлука» стала лучшей в категории «Фонограмма или лучший альбом». В песенной десятке оказались сразу четыре композиции «Наутилуса»: «Шар…» (5), «Скованные…» (8), «Гудбай, Америка» (9), «Казанова» (10). Бутусов стал десятым в списке певцов, а Могилевский, почему-то названный Андреем, занял четвертую строчку в категории «Разные инструменты».

В хит-параде «Московского комсомольца» песни «НП» соседствовали со шлягерами Пугачёвой, Кузьмина, Вайкуле и прочих звезд советской эстрады. Ничего удивительного, что в последних числах января на концертах в столичном спорткомплексе «Крылья Советов» уральские рокеры выступали с этими звездами на одной сцене. Публика, ломившаяся на такие «солянки», с одинаковым энтузиазмом принимала и Володю Преснякова, и Славу Бутусова, и группу «Мираж». Свердловчан заметила и благословила сама Алла Борисовна. В одном из интервью она сказала: «Они цепляют зрителя. Даже тех, кто слышит их впервые. Это самое главное для артистов, выходящих на сцену. Я вижу их желание работать, думать» («Кругозор», 1988, № 5). На студии Пугачёвой началась запись нового альбома «НП». В гастрольное турне «Наутилус» отправился вместе с «Машиной времени». Приветливо распахнул двери «Росконцерт». Началась «наутилусомания».

«Разлуку» и концертные записи, зачастую весьма сомнительного качества, в промышленных масштабах размножали полуподпольные студии. «Только что вынуждены были разбираться с кооперативом звукозаписи, который за здорово живешь взялся распространять наши кассеты… Просто гангстерская ситуация!» — жаловался Илья Кормильцев («Уральский следопыт», 1988, № 12). В апреле в киоске у Киевского вокзала Николай Грахов списал на память вот такой трек-лист:

«1. Разлука ты разлука

2. Казанова ты моя

3. Искрометная

4. Роман-повесть

5. Урожай

6. Был бы белым

7. В нашей семье

8. Рвать ткань

9. Я — твой

10. Скованная одной цепью»

Подобная самодеятельность возникала, прежде всего, из-за недостатка информации. Поклонники заваливали редакции молодежных и не только изданий просьбами рассказать, кто же такие эти «Помпилиусы». Нерасторопные ведущие музыкальных рубрик не догадывались заглянуть в самиздатовские рок-журналы Свердловска, Ленинграда, Новосибирска и других городов, которые еще год назад подробно и компетентно писали об «НП». Возможно, впрочем, что профессиональные журналисты и не подозревали о существовании музыкального самиздата. Приходилось изощряться.

Например, сотрудник газеты «Советская молодежь» (Рига, 30.01.1988) Владимир Шулаков взял интервью у «популярного в Свердловске актера театра» Олега Гущина. Этот «авторитетный» источник поведал, что в «Наутилусе», «всплывшем 6–7 лет назад на одном из фестивалей Свердловского рок-клуба, четыре человека: Бутусов, Умецкий, Хоменко и Могилевский, причем только последний учился музыке» и т. п. Но «Советская молодежь» недаром считалась одной из лучших газет страны. Через два месяца 30 марта на ее страницах подробно рассказал о «Наутилусе» Николай Мейнерт, наверное, лучший знаток творчества свердловчан во всей Прибалтике.

Вскоре статьи и заметки о «Наутилусе» веером разлетелись по страницам, наверное, всех молодежных газет страны. Информации о группе стало побольше, но ненамного. Из газеты в газету кочевали истории об уборке картошки, на которой познакомились первокурсники Слава и Дима, об экстравагантном, но не имеющем ничего общего с действительностью способе размножения моллюска Nautilus pompilius и многословные рассуждения о глубоком смысле «Взгляда с экрана» и «Скованных». Некоторые молодежки тупо перепечатывали материалы «Московского комсомольца» и «Советской молодежи», но большинство ведущих музыкальных рубрик старались блеснуть эксклюзивным мнением.

«Мне кажется, что лет 6 назад нынешний репертуар «Наутилуса» имел бы шансы и на Британских островах, а «Я хочу быть с тобой» вполне уместилась бы и в сегодняшнем хит-параде» (В. Лучников, «Комсомолец Удмуртии», 04.06.1988). «В узком галифе, с глухим воротничком и темными глазницами на бледном строгом лице предстает перед нами солист… «Наутилус Помпилиус» работает в стиле попс: с одной стороны — это предельная мелодизация музыки, с другой — шокирующее содержание текстов. В песнях свердловской рок-группы поднимаются извечные темы, но у «Наутилуса» они подаются с приставкой «супер» — это значит не просто любовь, ненависть и социальная несправедливость, а суперлюбовь, суперненависть и супернесправедливость» (Марина Левыкина, «Вперед» (Мариинск) 30.07.1988).

К середине года в информационную канонаду включились и центральные издания. «Крестьянка» и «Работница», «Пионер» и «Пионерская правда», «Комсомольская жизнь» и «Новое время», идя навстречу письмам читателей, писали о «Наутилусе». В стороне от общего ажиотажа остались, казалось, только журналы «Проблемы мира и социализма», «Свиноводство» и «Веселые картинки». Музыковед Татьяна Диденко на страницах «Музыкальной жизни» рассуждала «об опоре «НП» на традиции российского бытового музицирования», а «Комсомольская правда» (1989.04.09) объясняла В. Серову из Иркутска, «кто такая Казанова».

Подключилось и телевидение. Концертные съемки «Наутилуса» появлялись чуть ли не в каждом выпуске сверхпопулярного «Взгляда». 21 мая «Я хочу быть с тобой» показала респектабельная программа «До и после полуночи»: вся страна смотрела, как под пение Бутусова утирают слезы Пугачёва и Макаревич.

Концертные залы не вмещали всех желающих увидеть уральское чудо. «Я никак не мог понять, почему от нашей музыки стадионы сходят с ума. Но скоро это стало восприниматься как что-то естественное. Уж если нас Алла Борисовна в гости пригласила, значит, в этом что-то есть», — вспоминает Могилевский. Билеты на концерты раскупались загодя и за считанные часы. Перекупщики задирали цену в несколько раз, но не прогорали — поклонники были готовы платить любые деньги. «…Фанаты группы своей многочисленностью и несокрушимой преданностью не уступят приверженцам «Модерн Токинг». На концертах мальчики все время кричат, не в силах сдержать чувства, а девочки, как водится, плачут…» — писала газета «Тихоокеанский комсомолец» (23.07.1988).

Бутусов относился к безумству поклонниц с усталой иронией: «Девушкам, кто выкрикивает из зала «Хочу ребенка от тебя!», мы помочь ничем не сможем. Я не считаю, что шумная реакция одобрения — нужная реакция. Знаю по себе: если мне что-то нравится, я никогда не буду реагировать так, как некоторые наши зрители. Может, это от возраста. А может, оттого, что мы поем уже знакомые им песни, и никому не интересно слушать, о чем поется, а интересно продемонстрировать свое отношение к происходящему?» Ему вторил Кормильцев: «Есть такие ситуации, когда люди заняты не музыкой, а самими собой: смотрите, какие мы забавные, какие мы фанатики. Это глупо, дурно, свидетельствует об отсутствии такта. Саморазгул, глупость, показуха проявляются по-разному. В Сочи фанаты перевернули автобус с участниками концерта. Очень часто после концерта приходится выбираться из зала при помощи милиции. Такое впечатление, что перед тобой толпа дикарей: аборигены с острова Пасхи празднуют свои великие ритуальные жертвоприношения! Самое же неприятное — это те люди, которые приходят после концерта пообщаться. Человек, который уважает артиста, никогда не будет заниматься такими глупостями. Он никогда не встанет у дверей гостиницы и не будет ловить человека, возвращающегося с работы».[29]

Более уравновешенные поклонники объединились в фан-клуб «Нау», организованный Александром Турчаниновым в ДК Ленинского района Свердловска. На первое заседание, состоявшееся 1 апреля, пришли три человека, на второе — девять, на третье — 69! Через полгода в списках Фан-клуба числились 115 человек, хотя активистов было всего 25–30. Мальчики и девочки подошли к делу серьезно: приняли Устав, выпускали стенгазету «Подводник», вели обширную переписку с коллегами по обожанию со всей страны. Летом в маленькую комнатку на Сурикова, 31 приезжали гости из других городов, самый дальний путь проделала юная наутилусоманка из Кушки.

Сами музыканты отнеслись к созданию фан-клуба настороженно. «Существование такого клуба меня вначале испугало, — говорил Бутусов. — Но когда увидел, что там нормальные люди, успокоился. Правда, я не знаю, имеем ли мы какое-то значение для существования этого клуба, там важнее общение друг с другом». Кормильцев хотел, чтобы «фан-клуб взял на себя часть ноши. Хотя бы письма… Отвечать самим — нереально, а не отвечать — неудобно. Мы бы, со своей стороны, могли снабжать их фотоматериалом о группе, значками».[30] Отношения между группой и «Нау» быстро наладились, музыканты не раз распивали чаи и распевали свои песни вместе со свердловскими фанатами. В конце осени Саша Турчанинов уволился из ДК и деятельность клуба постепенно сошла на нет.

Кстати, о фотографиях. Кустарным образом размноженные плакаты, календарики и портреты группы пользовались бешеным спросом во всех концах СССР. В Москве на Арбате черно-белую фотографию Бутусова продавали за рубль, цветную — за трешку. В беседе с рок-дилетантом Александром Житинским Слава хвастался, что и сам как-то прибарахлился на Арбате: «Я купил майку совершенно потрясную — гадкого темно-синего цвета, трикотажную. На ней написано: «Наутилус Помпилиус», а ниже: «Я хочу быть с тобой». Если бы из такого трикотажа еще трусы сделать, это был бы потрясающий интернатский стиль…»[31]

Пока музыковеды искали истоки творчества «Наутилуса» в русском городском фольклоре, песни «НП» сами становились фольклором. Душным сочинским вечером по дороге в гостиницу Белкин как-то доказывал Бутусову, что они играют попсу и что никто никогда не будет просто петь под гитару, например, «Алена Делона». Как по заказу, из ближайших кустов, где сидела пьяная компания, донеслись вопли под гитару «Ален Делон не пьет одеколон». Белкин примолк и больше вопросов о народности творчества «Наутилуса» не поднимал.

Против такой народности не смог устоять даже «Музыкальный Олимп ТАСС». Этот рейтинг популярности тоже составлялся по читательским письмам, но был гораздо более репрезентативен, чем хит-парады молодежных газет, — за артистов каждый месяц голосовали 20–25 тысяч человек — от Прибалтики до Камчатки. Их вкусы отличались большим консерватизмом, чем пристрастия столичной молодежи, а сам рейтинг из-за массовости был довольно неповоротлив. «Наутилус» появился в конце «горячей десятки» «Музыкального Олимпа» в середине 1988 года, к декабрю достиг четвертой строчки. Только в марте следующего года он занимал вторую позицию сразу после «Ласкового мая», а к середине 1989-го съехал в самый низ десятки. «Наутилус» оказался группой больших городов. Провинциальные меломаны свердловским архитекторам предпочитали оренбургских сироток с их «Белыми розами».

В августе на экраны страны вышел фильм Владимира Хотиненко «Зеркало для героя», персонажи которого знакомятся на концерте «Наутилуса». Группа исполняет в фильме всего полторы песни, но на афишах ее название писали гораздо крупнее, чем фамилию малоизвестного тогда режиссера. Кинопрокатчики знали, чем завлечь зрительские массы. Понимала, как заработать, и Всесоюзная фирма грамзаписи «Мелодия». Осенью на прилавках магазинов появилась пластинка «Наутилус Помпилиус/Бригада С», записанная живьем на «Рок-панораме-87». Музыканты обеих популярных групп не имели к этому релизу никакого отношения, он был на сто процентов пиратским. Но о таких мелочах, как авторское право, в Советском Союзе мало кто думал.

В родном городе за 1988 год «помпилиусы» отыграли шесть раз. Четыре выступления состоялись за одни августовские сутки. В ночь на субботу «НП» принял участие в премьере «Зеркала для героя» в «Космосе». Днем группа исполнила две песни на Центральном стадионе перед программой Аллы Пугачёвой, затем дала сольный концерт в ДК УЗТМ, а потом успела на стадион на вечернее шоу Аллы Борисовны. Трудно сказать, кого свердловская публика приветствовала восторженней: Примадонну, находившуюся тогда в самом расцвете сил, или земляков.

«Наутилус», несмотря на любые романы со столичными концертными организациями, продолжал оставаться группой Свердловского рок-клуба. Отношение к собственным суперзвездам в СРК было двойственное. Алексей Хоменко запомнил, как «НП» в рок-клубе попрекали «зарабатыванием денег на кристальной рок-н-ролльной идее». Однако, по мнению Рудольфа Стерхова, «классовая ненависть не была массовым явлением. Скорее, наблюдалась некая растерянность: «Наутилус» ушел в большое плавание, оторвался от родной почвы, а как же мы без нашего хедлайнера?» Как бы то ни было, в большинстве публикаций об «НП» упоминался и Свердловский рок-клуб, и его группы, наступающие на пятки лидеру: «Чайф», «Кабинет». Бутусов и сам в интервью рассказывал о своих товарищах: «Из наших мне больше всех нравится «Настя», «Апрельский марш» нравится. Но больше всех мне нравится группа «Водопад имени Вахтанга Кикабидзе»! Это для меня что-то недосягаемое. Я так никогда не смогу. Поэтому я им просто завидую. Они так отвязываются!»[32] «Голожаберный моллюск», словно ледокол, плыл по морю шоу-бизнеса, расчищая путь для земляков.

На концертах в Ленинграде в начале октября Слава выглядел страшно усталым. Свидетель этого выступления Андрей Радин писал: «Казалось, что толпы фанатов, ажиотаж выбивают его из колеи. Такое чувство, что нет у него радости от того, что весь зал вместе с ним поет, … что в проходах зала молодежь танцует…»[33]

Через пару недель, во время III фестиваля СРК, Слава признался: «Похоже, со мной происходит то, что принято называть творческим кризисом. Думаю, «Наутилус» не скоро появится на сцене» («Красный боец», 19.02.1989). В ноябре «золотой состав» был распущен или, по официальной версии, отправлен в творческий отпуск.

В итоговом хит-параде «Московского комсомольца» за 1988 год (06.01.1989) «Наутилус Помпилиус» прочно оккупировал первые строки: «Лучшая группа», «Лучшая пластинка» («Наутилус Помпилиус/Бригада С»), «Лучшая фонограмма» (все та же «Разлука» плюс на девятой строчке их же «Лучшие песни»), «Песня года» («Я хочу быть с тобой» — 97 % голосов). Бутусов — второй певец (после Кузьмина), второй композитор (после Кузьмина) и восьмой поэт-песенник. Кормильцев занял в этой же категории третью строчку (после Кузьмина и Гребенщикова). Кстати, четвертой по популярности певицей года читатели «МК» вдруг назвали Настю Полеву — ледокол «Наутилуса» работал!

Год «наутилусомании» закончился. Неповоротливые издания еще весной 1989 года писали о «золотом составе» как о действующей группе, безутешные фанатки быстро утешились и переключились на другие объекты обожания, а «Наутилус Помпилиус», резко вильнув в сторону, лег на новый курс.

«Ах, как чудесны конкурсы песни» (III фестиваль)

III фестиваль стал пиком существования Свердловского рок-клуба. Многие свидетели — и игравшие на сцене, и сидевшие в зале, — вспоминают 14–16 октября 1988 года, как самое яркое событие в их музыкальной жизни.

Свердловский рок-клуб не пошел по пути ленинградских коллег, собравших на своем VI фестивале группы со всей страны. Уральский смотр носил подчеркнуто региональный характер — самый дальний путь до его сцены пришлось проделать верхотурскому «Водопаду» (участники, спешившие на родину из собственных гастрольных поездок, не в счет). Эта «местечковость» сыграла на руку СРК: эксперты и журналисты из Москвы, Ленинграда и других городов сами приехали на Урал, чтобы увидеть лучшие силы рок-клуба. Конечно, сыграл свою роль и правильный маркетинг. Грахов и Стерхов охотно предоставляли визитерам из других городов контрамарки. Самым ценным гостям, вроде издателей авторитетных питерских журналов Андрея Бурлаки и Александра Старцева или музыкального редактора телепрограммы «Взгляд» Марины Лозовой, при помощи обкома комсомола даже оплачивали дорогу.

Фестиваль проходил по высшему разряду. Впервые он обосновался в 1380-местном зале Дворца молодежи. Впервые специально к нему были напечатаны небольшой художественный плакат и газета-программка с информацией обо всех участниках. Впервые зрители могли свободно оставлять отзывы о выступлениях на бумажных «Стенах демократии» в фойе. Впервые весь фестиваль снимался на видеопленку. Впервые после окончания фестиваля организовали банкет для его участников и гостей. Свердловск устанавливал планку организации подобных мероприятий, причем на недостижимой для многих высоте.

Традиционный Александр Калужский с традиционным небольшим опозданием открыл вечерний пятничный концерт. Первой выступала «Настя». Группа всего четыре месяца назад обрела постоянный состав, и это выступление стало для нее дебютом на большой сцене. Сама Настя даже назвала его генеральной репетицией будущих гастролей. Луч прожектора выхватывал из темноты только солистку, одетую в темное, ее золотистые волосы будто излучали теплый свет. Настя почти не двигалась, лишь чуть-чуть пританцовывала на месте. Из семи песен только две были знакомы публике по «Тацу», и, естественно, именно «Вниз по течению неба» и «Ариадну» принимали лучше всего.

Программа «Насти» стала замечательным открытием фестиваля, тем более что такую музыку лучше всего было слушать на свежую голову. «Стена демократии» покрылась восторженными откликами, а критическая надпись: «Настя, Егора Белкина тебе не перепеть, даже и не пытайся!» — была начертана явно женской рукой и к музыке вряд ли имела отношение.

«Апрельский марш» показал песни из альбома «Голоса», которые в Свердловске мало кто слышал живьем. Начав с тягучей «Японии», «марши» постепенно наращивали темп, раскачивая зал. Настя, вышедшая для «Голосов», вывела на сцену за руку юношу в коротких штанишках, который так дергался, что слова «слышишь голоса» приобрели явный психиатрический оттенок. Припадочным шоуменом оказался одноклассник Симакова, КМС по бегу Валера Аминов. На следующих песнях, оставшись без Настиного присмотра, он совсем распоясался и натурально ползал по сцене, к тому же периодически вплетая в музыку трубные звуки где-то найденного старого тромбона. Зал с каждой песней радовался все сильнее. Сложность материала уральскую публику не смущала, «АМ» даже вытащили на бис, заставив сыграть «Тормозную».

За кулисами Бурлака, которому «Марш» очень понравился, разъяснял менее продвинутым журналистам, что эта группа ближе к московской эстетике, а это в сочетании с традиционно-уральским подходом к качеству дает очень интересный эффект. Гришенков не возражал, признаваясь, что в последнее время сильное впечатление на него произвели «Звуки Му», «Вежливый отказ» и «Нюанс». Видимо, такие вкусы разделяли не все. На «Стене демократии» появилось категорическое требование: «Мишу — в оперу, бритого (Гришенкова) — на зону, остальных — по надобности», но оно меркло на фоне положительных отзывов.

«Чайф» подготовил для фестиваля совершенно новую программу и нового гитариста. Любимым музыкантом Паши Устюгова был Ричи Блэкмор, и такой вкус заметно утяжелил звучание группы. Гитарные запилы в песнях Шахрина для многих стали неожиданностью. Михаил Перов даже окрестил новый стиль «Чайфа» хард-бардом. Но зрители, казалось, не обратили на эти аранжировки никакого внимания. Если бы «Чайф» вместо Паши включил в свой состав хоть струнный квинтет, хоть духовой оркестр, его бы ждал на родине одинаково восторженный прием. Публика любила песни «Чайфа», а что группа придумает для их расцветки — дело десятое. Из новых номеров особенно понравились «Крепость», «Делай мне больно» и «Утро, прощай». Шахрина & Со вызывали на бис трижды. Перед исполнением «Рок-н-ролл — это я» Володя намекнул, что после этой песни «очень хорошо расходиться, гуляя по ночному городу». Концерт закончился.

Избалованная свердловская публика уже начала привередничать — билеты на дневные концерты продавались куда медленнее, чем на вечерние. От «утренников» мало кто ждал сенсаций. Возможно, зря — главный фестивальный скандал случился днем в субботу.

«Водопад» выступал в Свердловске третий раз, но то, что они способны петь не буратиночьими голосами, стало для многих откровением. Конферансье Сергей Лукашин остроумно представлял новые песни, а две старые специально «подогнал» под текущий политический момент. Объявляя переделанную почти до неузнаваемости «Мой папа аппаратчик», он объявил, что не прошло и года после записи этой песни, как Михаил Сергеевич прислушался к мнению уральских рокеров и отправил часть членов Политбюро на пенсию. В «Рейганке» в связи с разрядкой и потеплением сменили припев, и теперь он звучал «Рейган — наш лучший друг!».

Перед последним номером Лукашин вышел на сцену со свернутым в трубку плакатом и сказал: «Пока мы здесь наслаждаемся жизнью, в ивдельской колонии уже четвертый год сидит певец Александр Новиков, вся вина которого в том, что он на несколько лет опередил Закон об индивидуальной трудовой деятельности. Музыканты групп «Водопад», «Красный хач» и «Флаг» первыми подписали письмо в Верховный суд с просьбой о пересмотре дела Новикова». Сергей развернул плакат с текстом письма и предложил всем желающим подписать его в фойе Дворца молодежи после концерта. Зал притих. Раздалось несколько испуганных хлопков.

На сцене появился вокалист «Водопада» Слава Колясников и под акустическую гитару спел песню «Бардам России», в которой Новиков стоял в одном ряду с официально неоцененными Родиной Высоцким, Галичем и Башлачёвым. В зале поднялась группа журналистов из московского «Урлайта». Стали вставать другие люди, загорелись огоньки спичек. Пеню проводили громкими аплодисментами.

То, что творилось в гримерке «Водопада» сразу после выступления, описал сам Лукашин: «Дверь распахнулась, как от удара ногой. Но то была не нога, то была грудь Люции, куратора свердловского рок-н-ролла от управления культуры. Она порывисто вздымалась, чуть ли не до носа, и падала вниз так, что потрескивали бретельки. Страшное зрелище, но красивое. За спиной Люции выросли обком комсомола в лице Марата Файрушина и рок-клуб в виде Рудольфа Стерхова. Груди у них были некрасивые, зато щеки красные, и трудно было понять, является ли эта краснота выражением праведного гнева или вызвана неловкостью от необходимости исполнять неприятные служебные обязанности. Люция поперла с порога:

— Вы что?!! Вы соображаете, что вы делаете, или нет?! Кто вам дал право устраивать митинги?! Вы хотите погубить все наше дело?!

— Об чем речь-то? Сейчас, кажись, гласность и эта, бляха-муха… Перестройка, вот! Разрешено.

— Не прикидывайтесь идиотами. Можно подумать, что вы поверили в это! Ха-ха-ха три раза!

— Мы поверили. А что нам еще остается?

— Ха-ха — сто раз! И спасибо, что нам с вами так весело! Хронически весело. Послал же мне господь на шею таких…

Каких послал ей господь, осталось невыясненным. Но зато об этом хорошо узнали в коридоре, куда она выскочила, базнув дверью… Марат и Рудик дверь прикрыли тихо».[34]

В перерыве между концертами «Водопад» собрал под своим письмом больше тысячи подписей. Подписывали журналисты, простые зрители, даже милиционеры. Музыканты не особо расщедривались на автографы. Новикова в их среде недолюбливали…

Больше ничего интересного днем в субботу не произошло. И «Красный хач», и «Флаг» выступили одинаково удручающе. Пока солист «КраХа» пытался возбудить зал своими яростными воплями на обличающие застой темы, зрители расшифровывали непонятное слово «хач». Самой удачной была версия «хозяйственно-административная часть». После финиша лишь маленькая группа поддержки с минуту поскандировала «Красный хач!» и, исполнив свой долг, быстро утихомирилась.

«Флаг» не вызвал даже таких натужных эмоций. Реакцию зала можно описать стандартной формулировкой «три хлопка». Не возбуждали ни песни на актуальные темы типа борьбы с коррупцией и тысячелетия крещения Руси, ни демонстрации технических возможностей действительно отличных музыкантов «Флага». Зал явно скучал.

Вечером в субботу Дворец молодежи чуть не лопнул — выступал «Наутилус». Да, в расписании значились три группы, но народ ломился именно на «НП». Поговаривали, что рисование фальшивых пригласительных в архитектурном институте поставили на поток, в результате чего на каждое кресло в зале претендовали не менее трех зрителей.

«Отражению» и «Солярису» пришлось нелегко, их воспринимали как неизбежный киножурнал перед желанным фильмом. Это мобилизовало обе группы, и они отыграли замечательно, на что, правда, не все фаны «Наутилуса» обратили внимание.

Оптимисты из «Отражения» даже нашли в создавшемся положении свои плюсы. Сразу после концерта они заявили, что еще ни разу не выступали в таком переполненном зале и на таком прекрасно настроенном (причем не ими) аппарате. Группа играла песни из своего нового альбома «Членский взнос» и рубилась так яростно, что к концу программы сумела раскачать настроенный абсолютно на другую волну зал. За кулисами на усталых «отраженцев» накинулся Грахов: «Молодцы! Так клево сыграли!» Такие оценки президент раздавал столь редко, что ценились они на вес золота.

После пост-панка «Отражения» перестраиваться на джаз-фанк «Соляриса» было нелегко даже непредвзятому слушателю, а уж толпа, считавшая минуты до появления обожаемых кумиров, и вовсе не собиралась вникать в сложные траектории стилей. У лидера «Соляриса» Володи Кощеева болело горло, петь в полную силу он не мог и все надежды возлагал на свой саксофон. Как выяснилось, не зря. Саксофон Кощеева и гитара Андрея Старостина доставили истинное наслаждение тем, кто пришел в этот вечер слушать Музыку. Впечатление не испортило даже политизированное стихотворение, колом торчавшее в эстетской программе «Соляриса». Аплодировали группе хорошо, хотя, возможно, за то, что она освободила сцену.

Когда Бутусова под конвоем милиции провожали в зал, зрелище напоминало огромный корабль, разрезавший толпу маленьких лодочек. Кто-то совал ему в лицо микрофоны, задавая вопросы, девочки просили автографы… А индифферентный Слава шел, никого не замечая. Картина называлась «Звезда на родине».

Милиция заняла позиции прямо за колонками, чтобы не пустить самых экзальтированных поклонниц на сцену. Калужский объявил «Наутилус Помпилиус», зал облегченно взревел. Бутусов в черном сильно приталенном костюме подошел к микрофону, завязал глаза черной повязкой, начал «Бриллиантовые дороги». Зал млел. Над головами заколыхались несколько огромных букетов, которые Бутусов не видел… Он хотя и снял повязку через пять минут, но глаза во время пения не открывал.

Звучали новые песни и сильно переаранжированные старые. Мало кто обращал внимание, что инструментальный фон так перегружен разнообразными красивостями, что порой просто разваливается на вычурно разрисованные куски. Особенно это было заметно в старых хитах. В «Князе тишины» неожиданно появился элемент, остро напоминавший милицейскую сирену (наверняка стражи порядка кайфанули), да еще мощный хор в «Гороховых зернах» вызвал ассоциации с ансамблем песни и пляски МВД. Контраст с прежними вариантами песен, записанными тремя-четырьмя музыкантами, делал нынешний сверхсостав еще более монструозным. Великолепная семерка старалась вовсю, доказывая необходимость каждого инструменталиста. При этом белкинские гитарные соло иногда казались просто лишними, а некоторые хоменковские клавишные выверты вызывали улыбку и сострадание. Но залу было пофиг. Он хотел смотреть и слушать только Славу.

После бисового «Я хочу быть с тобой» Калужский поздравил Славу с днем рождения и подарил ему будильник. Скандирование «Слава! Слава!» перешло в «По-здра-вля-ем!». Публика долго не успокаивалась.

В воскресенье днем Дворец молодежи заполнил совсем другой народ. Шипасто-цепястые подростки со своими не менее металлизированными подружками пришли слушать кумиров ПТУ — группу «Красный крест». Ну да, «Еву» они тоже воспринимали: «Это наши клевые девчонки». Ко всей остальной музыке они относились снисходительно, а «Наутилус» вообще презирали.

Впрочем, открывавшему концерт «Экипажу» на реакцию зала было наплевать — эта группа вообще никогда за успехом у публики не гналась. Скорее, ее задели слова Калужского, что этот концерт — молодежный. Клавишник Костя Бахарев, отвлекшись от своего арт-рока, уточнил, что членам группы на четверых — 125 лет, и снова погрузился в арт-рок. «Экипаж» не старался понравиться зрителям и своего добился. «Только пьяный и алкаш будет слушать «Экипаж»», — писали остроумные металлисты на «Стене демократии».

«Арториксу» с вниманием публики повезло чуть больше. Рокеры из Каменска-Уральского удачно упаковались в проклепанную кожу и сыграли что-то похожее на «Черный кофе». Ортодоксальным металлистам это уже казалось попсой, но в качестве аперитивчика подобный напиток вполне годился. «Арториксу» вежливо похлопали, хотя на «Стене демократии» и осталась красноречивая надпись: «Попахивает цирком».

«Еву» встречали гораздо теплее. Еще перед их выходом кто-то проорал из зала: ««Еву» хочу!» — «Все хотят», — парировал Калужский, и появились желанные «евушки». Сами «евы» считали свое фестивальное выступление неудачным. Их постоянная вокалистка Лена Бусыгина отсутствовала. Заменять ее пришлось 17-летней гитаристке Наташе Тетериной, которая страшно волновалась, что сказывалось на ее голосе. Да вдобавок у Любы Трифановой (соло-гитара) после первой песни лопнула струна. Меняли ее долго и безуспешно. Любе пришлось взять другой инструмент. Ритм выступления поломался, однако к концу получасового концерта девушки смогли вернуть драйв в музыку и в зал. Увешанная шипами публика расходилась на перерыв удовлетворенная, предвкушая выход на сцену еще более металлического «Красного креста».

В перерыве самые импозантные металлисты позировали перед телекамерами, рассказывая, что «Наутилус Помпилиус» — средненькая команда по сравнению с такой интеллектуальной группой, как «Красный крест», и жалуясь на сержанта Старкова из 8-го отделения милиции, который отбирал у них цепи и другую амуницию.

Своих преданных фанов «Красный крест» не разочаровал. Концерт проходил по всем правилам: инструменты ревели и рычали, вокалист рычал и ревел, в воздухе реяли флаги и хаера. Металлисты на сцене и в зале остались довольны друг другом.

А в это время за кулисами царила легкая паника. В вечернем концерте должен был играть Вадик Кукушкин, но его «Оркестр» к выступлению оказался не готов — отсутствовал барабанщик Шура Плясунов. Последние сведения от него поступали из Москвы, однако на всесоюзный розыск не оставалось времени — надо было спасать фестиваль. По Дворцу молодежи заметался Шахрин, собирая музыкантов в кучки и что-то им горячо втолковывая…

В 19.30 зрители рассаживались в зале. Многие вытягивали шеи и выворачивали головы — в центре сидели Андрей Макаревич и Валерий Ефремов из «Машины времени». У них завтра начинались гастроли в Свердловске, и музыканты самой именитой рок-группы страны специально приехали пораньше. Когда Макаревича привели в пресс-центр, где толклись журналисты из Москвы и Ленинграда, у тех челюсти отвисли. Главный «машинист» рассказал, что с «Наутилусом Помпилиусом» знаком хорошо, но других свердловских групп, к сожалению, пока не слышал. Сокрушался, что успел только на последний концерт и не увидел, например, «Чайфа». Извинившись, он поспешил в зал.

Калужский поздравил собравшихся с Днем работников рок-н-ролла, провозглашенным год назад на конференции рок-клубов в «Селене», и объявил, что часть музыкантов «Оркестра Вадика Кукушкина» не успела прилететь, поэтому зрителей ожидает специальный сюрприз. Открыла концерт «Агата Кристи». Реакция публики показала, что за последний год коллектив успели полюбить, а многие песни из недавнего альбома «Второй фронт» — выучить наизусть. По словам Вадика Самойлова, группа учла негативный опыт своих предыдущих концертов и постаралась не допустить на сцене ни одного промаха. Ей это удалось. Как писала газета «ПерекатиПоле», «когда «АК» на сцене, энергия хлещет в зал под большим напором. Приятно ощущать эту молодую необузданную силу, это юношеское желание разом утвердить себя на вершине музыкального Олимпа».

Выступление «Агаты Кристи» не оставило равнодушных. Это был прорыв в другую возрастную и качественную категорию. Макаревич тут же заявил, что «Агата» ему очень понравилась. На следующий день группа получила предложение записать и выпустить пластинку. Фестиваль стал толчком к «сбыче» самых смелых «мечт».

Для молодой «Агаты Кристи» это был первый рок-клубовский фестиваль. Как ни странно, но опытный «Кабинет» тоже являлся в некотором роде дебютантом. Два года назад он выступал как «Группа Игоря Скрипкаря», а II фестиваль пропустил. Кроме того, в составе «Кабинета» в этот вечер дебютировал гитарист — прекрасно знакомый всем Михаил Перов. Он отлично вписался в коллектив, с некоторыми музыкантами которого был знаком больше десяти лет.

«Кабинет» выступил мощно, академично и авторитетно. Звук был самым чистым на фестивале — Полковник оказался, как всегда, на высоте. Пантыкину не помешала даже высокая температура — талант никакой ангиной не прошибешь. «Я лично не знаю больше ни одного столь пригнанного во всех подробностях рельефа рок-коллектива», — писал впечатленный этим концертом Илья Кормильцев.[35] Публике особенно понравились новые песни — «Дикая любовь» и «Грезы псов».

Пока зрителей в фойе дворца развлекало «Общество Картинник» во главе с народным панк-скоморохом России Б.У. Кашкиным, в зале кипела настройка неимоверного количества инструментов. За кулисами на дверях, ведущих на сцену, белела бумажка со списком групп. Могло показаться, что фестиваль еще и не начинался — в расписании перечислялись «Апрельский марш», «Агата Кристи», «Наутилус», Настя, «Кабинет», «Чайф»… Это был порядок участников грандиозного заключительного джем-сейшна.

Организатором и главным мотором этой затеи стал Шахрин: «Я до сих пор не понимаю, как у меня хватило наглости все организовать. Я что-то обговорил с музыкантами, составил примерный список песен, и мы на словах договорились, кто за кем играет и как будут происходить переходы». Никто ничего не репетировал…

По рассказам очевидцев, к музыкантам, нервно курившим на заднем крыльце, подошел Макаревич и робко поинтересовался, а нельзя ли и ему поучаствовать в общем действе. Ответил мэтру самый юный из курильщиков, 19-летний Женя Зорин, выполнявший на фестивале функции «человека на подхвате». «Нет, джем-сейшн только для членов Свердловского рок-клуба!» — с вызовом отчеканил Женька, и расстроенная столичная звезда отправилась в зрительный зал.

На этот раз обошлись без Калужского. Шахрин сам объявил, что фестиваль стал для музыкантов серьезной работой, и теперь они хотят совместно отдохнуть, причем прямо перед зрителями.

Начали с двух песен пострадавшего Вадика Кукушкина, которому подыгрывали все. А затем понеслось… Толпа в несколько десятков музыкантов, меняясь фронтменами, исполнила «маршевскую» «Милицию», «агатовского» «Пинкертона», «кабинетовский» «Ритуал». Настя в обнимку с Бутусовым пропели «Клипсо Калипсо», а затем вся толпа во главе со Славой отрок-н-роллила «Разлуку». Несмотря на столпотворение, ощущения бардака не возникало. Наработанный профессионализм давал о себе знать — музыканты на лету подхватывали чужие мелодии, которые в общем оркестровом исполнении приобретали другую окраску, но оставались прежними «Пинкертоном», «Ритуалом» и «Клипсой».

Песни шли почти без остановки, менялся ритмический рисунок, за барабаны садился другой ударник, басисты начинали свои партии, не замедляя нон-стопа. Шахрин дирижировал происходящим. Володя держал в голове, кто идет за кем, и, если бы он не отбивал ногой ритм и руками не показывал, кому пора вступать, все могло бы развалиться.

Владимир сам не скрывает, что организационная структура этого мероприятия была им спонтанно скопирована с «Поп-механики»: «Я определил три-четыре человека на сцене, которые знали, что и после кого они играют. Остальная массовка, стучащая во все, что только можно, создавала прекрасный фон основному действу».

Джем стал серьезным испытанием для звукарей. По количеству инструментов сцена Дворца молодежи могла поспорить с оркестровой ямой оперного театра, и весь этот биг-бэнд требовал подключения и отстройки. За пультом колдовал в двадцать рук десяток техников всех групп. Сотрудничество оказалось успешным — звуковых провалов никто не зафиксировал. Закончился джем хоровым исполнением «чайфовского» гимна «Вместе немного теплей».

На этом эмоциональном пике началась торжественная раздача слонов. Областное управление культуры наградило Николая Грахова почетной грамотой «За многолетний самоотверженный труд в становлении Свердловского рок-клуба». Подобных регалий удостоились также Калужский со Стерховым. Приз зрительских симпатий получил (кто бы сомневался!) «Наутилус Помпилиус». Приз прессы достался «Чайфу», а оргкомитета — «Кабинету». Сами рокеры наградили «За штурм и натиск» «Агату Кристи». Настю Полеву назначили «Леди Рок». «Отражение» удостоилось приза «За способность слышать музыку во время перестройки», а «Апрельский марш» — «За то, что вся страна на марше».

После этого все участники и гости фестиваля отправились в ресторан «Старая крепость» на праздничный банкет. Гудели до четырех часов утра.

III фестиваль рок-музыки еще не успел даже закончиться, а Грахов уже порадовался, что стало меньше рока и больше настоящей музыки. Эти слова определили магистральное направление развития СРК как минимум на ближайший год.

«Говорят передовицы газет…» (Рок газетных полос)

Если полистать энциклопедию рок-самиздата «Золотое подполье» Александра Кушнира, можно увидеть, что 1988 год стал периодом расцвета самодельных рок-журналов по всей стране. Но для Свердловского рок-клуба это был пройденный этап. Последний номер «Мароки», появившийся летом, уже не вызывал прежнего интереса ни со стороны читателей, ни со стороны правления. Грахову хотелось чего-то более «настоящего», издания, пахнущего типографской краской.

Впервые аромат этой субстанции ощутили в рок-клубе летом 1988-го. Перед самым фестивалем из Верхнепышминской типографии привезли пачки с печатной продукцией, украшенной знакомой вороной. Творческое объединение «Телефакс» (кооператив — спонсор фестиваля) отдал свой рекламный листок под специальный выпуск Свердловского рок-клуба. На четырех полосах формата А4 размещалась краткая информация об участниках III фестиваля. К гостям этого праздника листок обращался задушевно: «Здравствуй, друг!» При этом несколько смущала несоразмерность масштабов. Фестиваль проходил во Дворце молодежи вместимостью 1400 человек, то есть общее количество его зрителей было не больше семи тысяч (а в реальности вдвое меньше, ведь многие ходили на все концерты). Тираж же спецвыпуска был 50 000 экземпляров. Таким количеством бумаги можно было оклеить весь Дворец молодежи, причем как внутри, так и снаружи.

Самые внимательные из полусотни тысяч потенциальных читателей могли заметить, что материалы готовились в спешке. На текстах, написанных будущим редактором газеты «Рок-хроника» Михаилом Орловым, это почти не отразилось, но вот фотографии-то подкачали. Информацию о «Наутилусе» иллюстрировал кадр выступления «Группы Егора Белкина» из балабановской короткометражки «У меня нет друга». Чтобы надпись «Белкин» на заднике не вводила читателя в ступор, кадр напечатали в зеркальном виде, отчего буквы приобрели сходство с символами греческого алфавита. Общего снимка «Отражения» не нашли, дали четыре микроскопические персональные фотографии музыкантов. Заметки про «Флаг» и «Водопад» не проиллюстрированы вовсе.

Впрочем, эти мелочи заметны только при внимательном прочтении. В 1988 году публика была не избалована музыкальной информацией. Спецвыпуск ценой в 30 копеек продавался неплохо, хотя весь огромный тираж разойтись не мог физически. Последние экземпляры использовались в рок-клубе в качестве оберточной бумаги еще три года спустя. Рекламный листок еще не являлся газетой, он служил подробной фестивальной программкой. Настоящая газета появилась только по итогам фестиваля. 14 ноября была подписана в печать двухполоска «ПерекатиПоле». Эта дата может являться началом истории официальной отечественной рок-н-ролльной прессы — «ПП» стала первым в СССР периодическим типографским изданием, полностью посвященным рок-музыке. Формально она была опять-таки спецвыпуском рекламного листка «Телефакса», поэтому в выходных данных в качестве редактора указан работник кооператива Ю.С. Борисихин. Истинные авторы и редакторы газеты укрылись за скромным псевдонимом «Редколлегия».

Название «ПерекатиПоле» придумал бывший администратор рок-клуба и редактор «Свердловского рок-обозрения» Александр Калужский. Во-первых, это была точная калька с уважаемого тогда американского издания «Rolling Stone», а во-вторых, в редколлегию вошли люди, часто менявшие место жительства: сам Калужский, Орлов и Алексей Одинцов.

Первая рок-публикация Алексея Одинцова появилась не где-нибудь, а в Великобритании в 1985 году. В газете английских коммунистов «Morning Star» каждую пятницу выходила музыкальная колонка. Журналист из Новосибирска послал туда письмо, где поделился впечатлениями о последнем альбоме «The Style Council». Корреспонденцию из Сибири в «Morning Star» напечатали, газета дошла до киосков «Союзпечати», и Алексея тут же с почетом пригласили на первый в Новосибирске подпольный рок-фестиваль в общежитии НГУ. Осенью 1986-го Одинцов впервые побывал в Свердловске — он выступил с лекцией об английском «новом джазе» на семинаре СРК, а в 1988 году переехал на Урал, сменив редакцию «Науки в Сибири» на редакцию «Науки Урала».

Калужский, Орлов и Одинцов стали авторами главного материала, фестивального репортажа, занимавшего обе полосы газеты. Были распределены задания — кто о ком пишет. Орлов взялся за «Водопад», «Красный хач», «Арторикс», «Флаг». Калужский описывал выступление «Апрельского марша», «Насти», «Чайфа», «Агаты Кристи», «Отражения», «Кабинета». Никто особо не хотел писать про звёздный «Наутилус». Скользкую тему поручили Одинцову, новичку в Свердловске. Он же написал про «Еву» и «Солярис». Потом редколлегия вместе с Граховым составили «Фестивальный топ».

Редактировал газету, то есть слегка выравнивал стилистические различия между заметками и составлял из них единый текст, Калужский. Он же написал вступление: «Если ты захочешь, чтобы нас «прикрыли раз и навсегда», ты сам решишь, куда тебе писать и обращаться… Принцип «либо хорошее, либо ничего» подходит больше для покойников. Рок — мы в этом убеждены — явление живое. Ярким подтверждением его жизнеспособности стал Третий фестиваль свердловской рок-музыки».

Заседания редколлегии проходили в мини-гостинице Уральского отделения Академии наук, где тогда жил Одинцов. Алексей, имевший большой опыт работы в газетах, рисовал макеты выпусков «ПП». Выпуском газеты, всеми финансовыми, техническими и организационными вопросами занимался Грахов, специально под этот проект взявший деньги в долг у родителей. Первое «ПерекатиПоле» вышло в свет тиражом 25 000 экземпляров и быстро раскатилось по всей стране.

Между первым и вторым выпусками перерывчик составил почти год. Пачки нового «ПерекатиПоля» привезли из типографии прямо на IV фестиваль СРК. За год газета вдвое увеличила объем и сменила издателя, теперь она выходила как совместный выпуск «Вестника НТТМ» и Свердловского рок-клуба. Четыре полосы были посвящены событиям прошедшего года, но накопилось их столько, что все просто не вошли. Одинцов до сих пор жалеет, что не удалось напечатать его впечатления о концерте Пола Саймона в Московском Зеленом театре. Зато в «ПП» нашлось место для анкеты участников фестиваля, интервью с Граховым и датскими музыкантами, посетившими Свердловск, рецензий на вышедшие магнитоальбомы, отрывка из повести Калужского о «Наутилусе» «Секстет-а-тет» и анонса фильма «Сон в красном тереме». Отдельное место отводилось письмам читателей, которые пришли на адрес рок-клуба, указанный в первом «ПП», из Томска, Куйбышева, Чернигова, Харькова и многих других городов. Редакция ответила только на одно из них, растолковав Максу Шопенгауэру из Каменска-Уральского, как формируется «заоблачная» цена 30 копеек.

По словам Алексея Одинцова, «план номера составлялся заранее. Но материала набиралось так много, что уместить его в четыре полосы было очень трудно. Приходилось выкручиваться, уменьшать шрифт. Из-за этого некоторые статьи напечатаны крохотной нонпарелью». Во втором выпуске появился коллективный псевдоним редколлегии «Все дуби братья», придуманный Калужским, который очень любил американскую группу «The Doobie Brothers».

Третий выпуск «ПП» заставил себя ждать недолго — каких-то три месяца. Теперь газета стала полностью самостоятельным печатным органом рок-клуба. Значительную ее часть занимал фестивальный обзор «Слово за слово, кругом по столу». Обсуждение происходило дома у Ильи Кормильцева. Хозяин на концертах не присутствовал, поэтому разговор велся под видеозапись фестиваля. Украшением номера стала статья «Музыка корней», посвященная новому фолк-року и написанная специально для «ПерекатиПоля» канадцем Ником Глоссопом. Ни одно музыкальное издание страны не могло тогда похвастаться зарубежным автором, сочиняющим серьезные аналитические тексты на актуальную тему. Статья стала настоящим испытанием для наборщиц Каменск-Уральской типографии. Они спотыкались не только о многочисленные английские названия, но и о слова «бухие знаменосцы движения корней». Не привыкшие к свободному сленгу, работницы наборного цеха несколько раз норовили напечатать то «лихие знаменосцы», то «тихие», а один раз даже «сухие».

Из-за финансовых проблем четвертое «ПП» вышло только в мае, и опять на двух полосах, из которых первая была полностью посвящена волжской акции движения «Рока чистой воды». Вместо обзора магнитоальбомов настало время рецензий на свежие виниловые пластинки, причем не только советские. Плаванию музыкантов по Волге посвятили и весь следующий номер. Журналистов на корабле «Капитан Рачков» было много, но «Все дуби братья» подошли к путевым заметкам нетривиально. Во время путешествия они не рвались, как все остальные, к Володе Шахрину. В газету попали интервью с капитаном корабля Юрием Сивохиным, с участниками акции из Горького, Иркутска, Голландии и с басистом «СВ» рок-ветераном Евгением Казанцевым.

Пятый номер, появившийся в продаже в сентябре 1990 года, стал последним. Был полностью готов к макетированию шестой выпуск «ПП». Его основным материалом предполагалось большое интервью Калужского с Юрием Наумовым. Но по финансовым причинам до типографии этот номер так и не дошел.

Алексею Одинцову не стыдно ни за один материал, вышедший в «ПерекатиПоле»: «Все было написано на достойном уровне. Разве что стоило немножко притушить критический пафос. Мы были люди амбициозные, воспитанные на другой музыке, и порой относились к творчеству местных рокеров чуть свысока. А зря. Они старались изо всех сил, они жизнь положили, чтобы создать и донести до слушателей эти песни. Надо было быть добрее. Если что-то не нравилось — мы пытались объяснить почему, но иногда это получалось как-то снисходительно. Например, несколько свысока отозвались о Максе Ильине, а зря. Надо было быть внимательнее — не смогли разглядеть в Максе великолепного гитариста и мелодиста. Зато «ПерекатиПоле» первой написала об Альберте Кувезине, через несколько лет ставшем звездой этно-музыки».

Под статьями и заметками пяти вышедших выпусков «ПерекатиПоля» появлялись фамилии Александра Калужского, Алексея Одинцова, Дмитрия Карасюка, Ирины Роговой. Фамилия Михаила Орлова не мелькнула ни разу. Он участвовал только в первом выпуске, который был фактически анонимным, а затем покинул редколлегию. У него были на рок-журналистику собственные виды.

Михаил Орлов — человек в музыкальном мире Среднего Урала не случайный. Если за активную деятельность по продаже пластинок на «Туче» давали бы звание «Отличник советской торговли», то Мишин фасад вполне могли бы украшать несколько таких почетных значков. Толстый орловский портфель, в недрах которого можно было найти любую западную музыку, примелькался среди меломанов еще в начале 70-х годов во всех местах купли-продажи-обмена импортного винила. Музыкальной эрудицией Михаил обладал отменной, вкус его отличался всеядностью. Знакомые знали, что почти любой диск у него можно выменять на свежий номер «Rolling Stone» или «Melody Maker». Понятие «свежий» тогда трактовалось расширительно, и под ним понимались издания, с момента выхода в свет которых прошло не более двух лет. Хорошо знавший английский, Орлов зачитывал музыкальную прессу буквально до дыр. С каждым поглощенным журналом его сокровенная мечта стать редактором собственного музыкального издания играла новыми красками…

Несколько лет Михаил жил в Ленинграде, на родину вернулся лишь летом 1988 года и сразу прочно обжился в рок-клубе. Алексей Коршун, отвечавший тогда за «Мароку», обратил внимание на импозантного мужчину с бородкой и длинными волосами: «Я сначала испугался — конкурент, но быстро выяснилось, что Михаила самиздат не интересовал. Он хотел печатать заметки о концертах там, где за них платили деньги, то есть в официальных газетах».

В это же время подпись «М. Орлов» впервые появилась на тематической полосе «Музыкальная студия» областной молодежки «На смену!». Времена были вольные, дипломами уже никто особо не интересовался, а за душой у Михаила было несколько незаконченных высших образований. Он стал сотрудником газеты, сначала внештатным, а потом корреспондентом отдела культуры и ведущим полосы «Музыкальная студия». Орлов быстро влился в коллектив «Насменки», бывшей в годы гласности очень многотиражной газетой. Попыхивая трубкой, набитой смесями, вонючесть которых зависела от прихотей советской торговли, 40-летний новичок через полгода начал макетировать газетные полосы, полные азартной разоблачительности и боевого задора.

«Музыкальная студия» с приходом Орлова преобразилась. Место репортажей с фестивалей «Юность комсомольская моя» заняли интересные и со знанием дела написанные рассказы об Эрике Клэптоне, Брюсе Спрингстине и «The Clash». Более квалифицированными стали и материалы о советских и свердловских рок-группах. Скоро собственной фамилии Михаилу стало не хватать, и под заметками появились его псевдонимы: М. Петров, М. Заякин и т. п. Все это было уже половиной пути к мечте.

Воплотилась мечта во всех оттенках голубизны. Не надо думать ничего плохого, просто по непонятной причине 25 000 экземпляров первого номера газеты «Хроника рок-дизайна», появившегося в ноябре 1989 года, были напечатаны ярко-голубой краской. Странное название объяснялось тем, что спонсором издания стал центр «Рок-дизайн», в нем осваивали азы шоу-бизнеса неравнодушные к музыке выпускники Арха. На двух полосах формата А3 размещалась краткая информация о четырнадцати группах, которых пытался опекать центр «Рок-дизайн», и три фотографии с голубеющими «Отражением», «Апрельским маршем» и «Группой Макса Ильина». Автором текста был сам Михаил Орлов.

Следующий номер «ХРД» появился через полгода. Он был отпечатан в более привычной для читателей черно-белой гамме и распух до восьми полос. На обложке красовался Пантыкин почти в натуральную величину. Четыре страницы были отданы отечественной тематике в диапазоне от Владимира Высоцкого до «Биробиджанского музтреста». Три последние полосы отводились западному року — переводам англоязычной музыкальной прессы. Под материалами «Хроники рок-дизайна» появились фамилии студентки журфака Юли Огарёвой и собственного корреспондента в Ленинграде Михаила Шишкова — доброго толстячка, над которым подшучивала вся питерская тусовка.

В колонке редактора Орлов, на всякий случай скрывшийся за псевдонимом, обещал ежемесячный график выхода. Планы не сбылись. Центр «Рок-дизайн» приказал долго жить, и его очередная «Хроника» вышла только в августе 1990-го, и уже под крылом газеты «На смену!». В связи со сменой издателя потребовалось переименование. В феврале 1991 года на свет появилась «Рок-хроника». Она мало чем отличалась от своей предшественницы — та же структура номера и название рубрик, то же графическое оформление Аркадия Пяткова, та же странная горизонтальная верстка, заставлявшая читателя постоянно играть в игру «где продолжение текста?». Сохранилась даже сквозная нумерация — первый номер «РХ» значился как 1(4). Изменились лишь логотип и издатель. Теперь им стал молодежный пресс-центр «Несси-пресс» при газете «На смену!», приложением которой «Рок-хроника» и являлась. В колонке редактора этого номера Орлов уже не просто подписался своей фамилией, но и поместил свою фотографию, а также пообещал, что издание будет выходить раз в три недели.

Увы, и это обещание не сбылось. Хотя, надо признать, что за 1991 год «РХ» превратилась в настоящую газету. Она все-таки вышла на более-менее строгую периодичность — раз в два месяца, начала выплачивать гонорары авторам и даже публиковать материалы с продолжением (из номера в номер одна-две полосы отдавались под повесть Александра Калужского «Секстет-а-тет»). С середины года объем увеличился до двенадцати полос. Главной проблемой было распространение. Издатель не хотел соглашаться с грабительским процентом, который требовала за свои услуги «Союзпечать», а рассылать самостоятельно газету во все концы страны не было физической возможности. «РХ» продавалась через небольшую сеть киосков «Несси-пресс», на концертах и в редакции «На смену!». За пределы Свердловской области «Рок-хроника» почти не проникала. Все это неизбежно вело к снижению тиража — с 20 000 экземпляров он постепенно снизился до 5 000.

Среди самых интересных материалов 1991 года можно отметить полемические заметки идеолога тюменского панка Мирослава Немирова «Профессиональная очаровашка, или почему я разлюбил БГ» (№ 1(4)), архивную публикацию свежих впечатлений Владимира Шахрина о концерте Майка и Цоя 1983 года (№ 5(8)), беседу Владимира Колясова с Олегом Сакмаровым (№ 6(9)), интервью Юлии Огарёвой с Максом Ильиным в том же номере, три генеалогических рок-кустарника, составленных Дмитрием Карасюком, и рецензии Алексея Коршуна. Кстати, под шапкой «РХ» собрались представители всех свердловских рок-изданий — от самиздатовских «Рок-обозрения» и «Мароки» до «ПерекатиПоле». Слабыми сторонами «Рок-хроники» были материалы Шишкова, который умудрялся выбирать очень странных героев своих корреспонденций из Питера, абсолютно бессистемный «забугорный» раздел и странные заголовки, к которым Миша Орлов питал особую слабость (характерный пример — «Когда хунте дали по жопе»).

№ 3(6) был полностью посвящен пятилетию Свердловского рок-клуба. Материалы еще тогда недолгой истории, интервью с героями и героинями, веселые стихи Бутусова, Могилевского и Чернышёва и масса фотографий. Снимков было так много, что центральный разворот превратили в юбилейный постер. Правда, качество печати Каменск-Уральской типографии вкупе с рыхлой бумагой превратили этот плакат в некий абстрактный коллаж, на котором даже сами музыканты не всегда узнавали себя. Редактор пришел в бешенство, но тираж уже был отпечатан. А вот чудесная фотография Насти на обложке получилась отлично. И в качестве постера на стены вешали ее. Красота — страшная сила, и ее не может победить никакой типографский брак!

В конце года сбылись самые смелые мечты Орлова — «Рок-хронику» зарегистрировали как самостоятельное издание и включили в подписной каталог на 1992 год. Колонка редактора в № 6(9) звучала как песня: за 24 рубля в год Орлов обещал увеличить периодичность до ежемесячной, объем — до 16 полос плюс цветная обложка. Посулы были подкреплены напечатанным тут же Свидетельством о регистрации средства массовой информации. К сожалению, орловская песня стала лебединой. Рыночные реформы сильно ударили по всем печатным СМИ, и «РХ» не стала исключением. Первый номер пришел подписчикам только в конце февраля. Полос он содержал по-прежнему 12, но обложка была действительно цветной. Правда, на ней почему-то красовался розово-желтый Ленин с залихватским коком на голове. В своей колонке редактор просил прощения у подписчиков, ругательски ругал «совковый рынок» и взлетевшие на все цены, предлагал доплатить еще немного, обещая возместить обещанное ранее в следующих номерах, и даже говорил что-то о подписке на 1993 год… «Рок-хроника» № 7(10) стала последней. Собранных средств не хватило на следующий выпуск. Уральская рок-периодика кончилась.

Рынок подкосил не только «РХ», но и «На смену!». Тиражи катастрофично упали, и, протянув несколько лет на спонсорские деньги, молодежная газета закрылась. Впрочем, Михаил Орлов ушел из «Насменки» гораздо раньше… В 2000-м году в серии «Урал. ХХ век» небольшим тиражом вышла его маленькая книжка «Свердловский рок: памятник мифу». Ее текст Михаил скомпилировал из собственных (и не только) публикаций 1980-х годов. Редкие фрагменты, написанные им специально для книги, полны плохо скрываемым недружелюбием к тем, чья постсоветская судьба сложилась удачливей, чем у него. В 2013 году Михаил Орлов умер.

В самом конце 1980-х в СССР появилось множество рок-н-ролльных газет и журналов. 95 % из них исчезли, выпустив 1–2 номера. До середины 1990-х почти никто из них не дотянул. В конце ХХ века информация о советской рок-музыке стала перетекать в Интернет. Сегодня достаточно набрать в строке поисковика «Архив Свердловского рок-клуба», чтобы получить полные сведения обо всей деятельности СРК, в том числе о его печатных изданиях.

«На все село — один артист, создавший в клубе рок-команду» (Уральская рок-провинция)

Главные события уральской рок-жизни происходили в Свердловске. Но Средний Урал — это не только областной центр, но и десятки городов и поселков, где тоже слушали музыку. Там тоже росли талантливые парни, которым хотелось исполнять на гитарах совсем не «Уральскую рябинушку». Музыкальная жизнь теплилась даже в самых отдаленных поселках.

Чаще всего провинциальные таланты перебирались в Свердловск, который казался, в сравнении с красноуфимсками и сосьвами, культурной столицей. Те, кто оставался дома, редко подымались выше уровня дома культуры родного райцентра. На сцену, которую можно условно назвать большой, из условных провинциалов вышли только «Отражение» из Свердловска-44, «Водопад имени Вахтанга Кикабидзе» из Верхотурья, «Р-клуб» и «Коктейль» из Верхней Пышмы. Им посвящены отдельные статьи в энциклопедическом разделе этой книги. Все, или почти все, остальные команды, сохранившие привязанность к малой (очень малой) родине, канули в небытие. Сведения об уральском провинциальном роке крайне скудны и отрывочны, тем не менее, и он достоин места в истории.

В разных городах и весях эпидемия рок-музыки начиналась с одного и того же вируса — с «The Beatles». Различались лишь даты проникновения в глубинку ритмов электрогитар, они зависели от продвинутости и географической отдаленности конкретных населенных пунктов.

Середина 1960-х. Закрытый город-«почтовый ящик» Свердловск-44 (ныне — Новоуральск). Старшеклассник Саша Завада с дружками сидел во дворе в беседке, пытаясь подобрать на гитарах очередную песню. В тот раз это был какой-то эстрадный шлягер на русском языке. Вдруг с северо-запада, со стороны деревни Шмаровка, появился субъект очень странного вида. Рыжие волосы ниже плеч, на прямой пробор, тонкий нос, легкая бородка, джинсы с завышенным поясом, расклешенные до самого предела. Кроме прически, бывшей запретной мечтой для всех коротко постриженных школьников того времени, внимание привлекали клеши. По всей длине штанин шли широкие складки, в глубине которых мигали лампочки. Как потом выяснилось, в кармане у пришельца была батарейка, а внутри джинсов вился провод. Нажимаешь пальцем на контакт батарейки — лампочка горит, отпускаешь — гаснет. Сногсшибательный эффект.

Незнакомец с пренебрежительным видом послушал, что играет молодежь, и небрежно бросил на беседочный стол шестикилограммовый магнитофон на батарейках «Весна-2». Нажал на кнопку — из динамиков полилась «I saw her standing there». Сашу как током ударило — этой «битловской» песни он еще не слышал. Позже выяснилось, что парня звали Вася, кличка у него была Сулейма, приезжал он за дефицитом из Свердловска, проникая в закрытую зону через дырку в заборе.

После этого Завада сам зачастил в Свердловск в заветную квартиру на Ленина, 5, где размножали пленки с западной музыкой. Среди почти круглосуточно крутившихся магнитофонов будущий основатель «Отражения» сильно расширил свой музыкальный кругозор.

В Каменске-Уральском в 1965 году студент Свердловского музучилища Володя Прокин (бас, вокал) и его друг Володя Мешулом (клавиши) организовали группу «Месяцевики». К ним присоединились гитарист Сергей Жданов, саксофонист Володя Русских и ударник Володя Горожанцев, а чуть позже — вокалист Валера «Джон» Медведев.

Коллектив сразу создавался как коммерческий — «Месяцевики» собирались играть на танцах и получать процент от выручки. Но в плане материального обеспечения они могли рассчитывать только на себя — инструменты и аппаратуру покупали на свои, дефицитные электрогитары привозили из Прибалтики.

1 сентября группа начала играть на танцах в ДК трубного завода. Народ быстро прознал про новинку и валом повалил со всего города. Молодой директор был очень доволен выросшей выручкой, радовались и музыканты — они получали 35 % от каждого проданного билета. Эта лафа продолжалась три месяца, пока не позвонили из горкома КПСС и не потребовали прикрыть рассадник чуждой идеологии. Расстроенный директор против партии пойти не смог. Уже овеянные славой «Месяцевики» перебрались в драматический театр, который переживал трудные времена — денег не хватало на зарплату и даже на отопление. Руководство театра ради пополнения кассы соглашалось на все, даже на 60 % от сборов, которые запросили музыканты. За «Месяцевиками» перетекла вся их публика, и скоро на танцах в театре стало не просто тепло, но даже жарко. Театр радовался полной кассе три месяца, пока опять не раздался непререкаемый звонок из горкома. Группа со своей аудиторией откочевала в клуб железной дороги. На 65 % и на те же три месяца. Это становилось традицией, но клубов в Каменске хватало.

Отдохнув лето, Прокин с компанией перебрался в недавно открытый ДК «Юность», как раз неподалеку от горкома. Там они выкружили только 35 % от сбора, но зато два раза в неделю на танцы в ДК набивалось больше тысячи человек. Билет стоил рубль, так что «Месяцевики» оказались в выигрыше. На эти танцы съезжалась молодежь из Свердловска, Кургана, Челябинска и даже Тюмени — ДК «Юность» вмиг стал модным местом. «Месяцевики», так же, как и их постоянные «клиенты», тщательно следили за тенденциями музыкальной моды, причем не советской, а английской. «Если мы в выходные не играли новинку из «Хитов недели», выходивших по пятницам на волнах ВВС, то нас переставали уважать», — вспоминает Владимир Прокин. Основу репертуара составляли песни «The Beatles», которые, правда, иногда приходилось представлять, как «песни о страданиях черных рабов на американских плантациях», и шейки, которые как раз тогда приходили на смену твистам. «Месяцевики» и сами сочиняли песни. Авторство русскоязычных текстов, правда, приходилось приписывать долматовским-матусовским — самодеятельность на родном языке не поощрялась. Медведев, прекрасно владевший английским, писал песни на языке потенциального противника. Его баллада «Манхэттен» рассказывала о тамошних близнецах, но не о башнях, которые еще даже не проектировались, а об атомных бомбах, сброшенных на Японию.

С городским комсомолом группа дружила и поэтому заранее знала о набегах всяческих комиссий. В эти «критические» дни молодежь танцевала при полном свете и старалась обходиться без драк, которые обычно являлись неотъемлемым ритуалом вечеринок. Многие специально покупали рублевый билет для возможности размять кулаки. «Месяцевики» смогли упорядочить этот процесс. Ножи попали под жесточайший запрет, а сигналом к менее травматическим единоборствам служила медленная композиция «Мэдисон», традиционно игравшаяся в конце второго отделения. Как только раздавались первые ее такты, начиналась драка. Заканчивалась мелодия — все мирно шли умываться. Композиция длилась минут пять — вполне достаточно для молодечества.

К тому времени в Каменске-Уральском играли еще несколько молодежных ансамблей, исполнявших биг-бит, и Прокин их постоянно опекал. Он так много возился с «молодыми», которые были всего на год-два младше его, девятнадцатилетнего, что остальные «месяцевики» начинали ревновать. Мысль собрать все группы на одной сцене появилась еще весной.

С самого начала это задумывалось не просто как концерт нескольких групп, а как официальное мероприятие, как фестиваль. Комсомол идею поддержал, но поставил условия: каждый ансамбль поет по пять песен, три из которых должны быть или на русском, или из соцстран, и обязательное утверждение программ за неделю до фестиваля. В комиссию входили директора городских ДК, работники горкома комсомола и отдела культуры. Весть о фестивале разнеслась молниеносно. На танцах к Володе подходили делегации из Кургана и Челябинска и тоже просились поучаствовать. Никому не отказывали.

Чтобы протащить любимые «битловские» песни через комиссию, «Месяцевики» пошли на хитрость: на мелодии «The Beatles» наложили русский текст. Помогли в этом журналистка Маргарита Овчинникова и поэт Александр Пушкин. На мотив «Devil in her heart» прекрасно легли классические строки «Сквозь волнистые туманы пробирается луна…». «Little Child» превратили в иллюстрацию к правилам дорожного движения:

Комиссия приняла этот ГАИшный шлягер на ура! Молодая группа «Бит-Мен» двинулась по более простому пути. Ее солист Слава Медведевский спел песни Карела Готта, причем лучше, чем сам Готт.

18 декабря 1966 года в ДК «Юность» выступили: «Месяцевики», «Бит-Мен», «Ворон», «Темра» (это название расшифровывалось, как «Тени мрака», то есть свет) и еще один девчачий ансамбль, имя которого за стародавностью вспомнить уже никто не может. Все они представляли Каменск-Уральский, иногородние музыканты не успели на комиссию и сидели в зале.

Когда занавес открылся, Прокин обнаружил, что Джон Медведев исчез. Ортодоксальный битломан в последний момент счел неприемлемым для себя кощунством коверкать русским языком священные мелодии «The Beatles» и на сцену не вышел. Пришлось Володе петь одному. Раздались знакомые аккорды лирической песни «Michelle». Однако слова последовали совсем другие. Кто бы мог подумать, что вместо страданий по прекрасной Мишели чудесно подойдут лозунги о торжестве идей Ленина:

Когда последние слова этого шедевра «Ленина—МакКартни» отзвучали, публика замерла — она не знала, как реагировать на такое. В тишине поднялся завотделом культуры Каменск-Уральского горисполкома т. Саркисян и громко захлопал. Ему очень понравились и правильные слова, и красивая мелодия. Зал с облегчением выдохнул: «Можно!» — и радостно зааплодировал.

Праздник пошел своим чередом. Правда, через несколько песен до т. Саркисяна дошло, что со сцены поют что-то не то, и он покинул зал. Чиновник от культуры не догадывался, что он стал свидетелем исторического события — первого в Свердловской области (а скорее всего, и в стране) рок-фестиваля.

Для Прокина это мероприятие не прошло даром. Он выступал фактически на нелегальном положении: за месяц до фестиваля у него вдруг аннулировали отсрочку от армии и забрили в солдаты. На сборном пункте у призывника Прокина случился приступ аппендицита. После операции в Свердловском госпитале Володя уговорил врача выписать его раньше положенного срока и в оставшиеся до полного выздоровления дни отправился не в часть, а домой в Каменск, отыграть фестиваль… Кара была суровой. Судили Прокина по статье 247 пункт «б» за невозвращение в часть из госпиталя. Даже прокурор отказался поддерживать обвинение — на момент ареста подсудимый еще не принял присягу. Но впаяли ему от души, он отсидел почти четыре года. Как шутит сам Владимир Леонидович, по году за каждого «битла», только за Ринго чуть-чуть поменьше — он ростом пониже остальных.

Всех «Месяцевиков» перетаскали в КГБ, где строго спрашивали, какую тайную цель преследовал их так называемый «фестиваль». Володя Мешулом от греха подальше сам ушел в армию. А Прокин в это время отбывал срок на севере Свердловской области. В СевУралЛаге он организовал ансамбль, который играл, естественно, «битлов». Так что на совести гр-на Прокина В. Л. лежит распространение рок-н-ролльной заразы еще и на Северном Урале.

Во второй половине 1960-х годов на волне битломании в Свердловске-44 возникло множество групп. Одни работали под «Поющие гитары», другие исполняли эстрадную музыку в жанре ВИА, третьи пытались играть западные песни. Самым известным из этих коллективов стал ансамбль «Альтаир», позже ставший «Отражением». Второй по популярности командой был «Марион», очень серьезно относившийся к своему творчеству. Ребята много репетировали, оттачивали вокальные и инструментальные партии. «Марион» ориентировался на польский бит, исполнял много песен «Czerwone gitary», музыканты сочиняли и собственные композиции в духе поляков. Позже «Марион» перешел на песни советских популярных ВИА.

Впрочем, битломания захлестнула далеко не всю Свердловскую область, оставив множество уголков не затронутыми тлетворным влиянием западной поп-культуры. Например, в Ирбите ни о каких «битлах» и не слыхивали. Алексей Хоменко в 1968 году после ирбитской музыкальной школы-семилетки поступил в Музучилище имени Чайковского. Только там, в возрасте 18 лет, он от своего однокурсника Юры Баранова впервые услышал песни «The Beatles», которые тот самозабвенно пел под гитару.

В Краснотурьинске в 1972 году появилась группа «Меломаны», организованная братьями Игорем и Львом Шумахерами. В 1974-м в нее пришел клавишник Юра Хазин. В конце 1970-х он написал рок-оперу «Человек», по сюжету отдаленно напоминавшую сказку Сент-Экзюпери «Маленький принц». Начались репетиции, но из-за отъезда основного автора в Свердловск для поступления в консерваторию проект остался лишь в партитуре. Опера с берегов Турьи была ближе к эстрадной музыке, хотя и роковые мотивы в ней присутствовали. Краснотурьинские меломаны занимались творчеством почти в вакууме, не зная про существование других групп. Отсутствие себе подобных порождало неуверенность в «правильности» своего творчества. Не удивительно, что почти сразу после отъезда Хазина в 1980 году «Меломаны» распались.

В Верхней Пышме музыкальная жизнь расцвела в 1970-х. В парке культуры и отдыха работала летняя танцплощадка, называемая в народе «Сковородой». На ней трудился музыкальный коллектив Валентина Кобушкина, имевший два состава. «Старики» (которым было за 30) играли традиционную для подобных мест танцевальную музыку в джазовой обработке, а молодой состав с электроинструментами исполнял современный репертуар — песни «Веселых ребят» и «Поющих гитар». Примерно в 1973 году на «Сковороде» появился юный клавишник Витя «Пиня» Резников. Он уже сочинял собственные песни, пробуждавшие в посетителях танцплощадки высокие чувства: «Часто в парк приходили местные цыгане и затевали драки. Но когда мы начинали петь мои «Сосны», все войнушки прекращались, и народ разбредался по кустам — это был сигнал к началу эротических развлечений».

Зимой «Сковорода» по естественным причинам функционировать прекращала, и музыканты расходились по немногочисленным городским ДК, играть на танцах. Толпа с удовольствием отплясывала под современные песни, среди которых все чаще звучали Пинины произведения: «Сказка», «Песня про веселого трубочиста».

Примерно в это же время зародился первый в Верхней Пышме вокально-инструментальный ансамбль. Его организовал в Доме пионеров басист Сергей Макурин. Ансамбль назывался «Славяне» и исполнял в основном кавера западных групп. Вокалист Сергей Голушко смешно коверкал слова песен «Creedence Clearwater Revival», публика смеялась, но все равно принимала их на ура. Жизнь коллектива проходила стандартно для самодеятельных ансамблей тех лет: сами делали гитары, тырили на стройках фанеру, из которой сколачивали колонки с кинаповскими динамиками. В свободное от «Сковороды» время в «Славянах» давил на клавиши и Витя Резников. В Доме пионеров вокруг музыкантов крутились и совсем желторотые юнцы. Лучшие из них попадали в дублирующий состав «Славян». Постепенно происходила ротация. Появлялись юные музыканты: гитарист Игорь «Егор» Белкин, басист Олег Моисеев. Позже они перекочевали в клуб завода «Радуга» и организовали группу «Р-клуб».

По словам Белкина, в Пышме в 1970-е почему-то мало кто снимал западную музыку — или сочиняли свои песни, или использовали чужие тексты, но опять-таки на собственную музыку. В ДК опытного завода «Восток» написали рок-оперу «Мастера». Два молодых инженера этого завода, Чижов и Халтурин, использовали текст одноименной поэмы Андрея Вознесенского в качестве либретто. Рок-оперу долго репетировали. В работе над ней принимали участие будущий «джюсовец» Володя Назимов, Сергей «Агап» Долгополов (впоследствии — вокалист «Р-клуба»), Эрик Мистахов (потом игравший на басу в «Коктейле») и Лариса Шерер. Егор Белкин, бывший на ее премьере в конце 1980-го, сегодня рвет волосы на самых невообразимых частях своего тела оттого, что никто не догадался тогда «Мастеров» записать. Произведение, по его словам, было выдающееся. Рок-оперу показали на конкурсе «Юность комсомольская моя», а потом просто забыли про нее.

В Асбесте в конце 1970-х музыканты группировались вокруг двух крупных предприятий — завода асбестотехнических изделий и Рефтинской ГРЭС, — которые могли закупать аппаратуру и оплачивать ставки артистов. Старожилы вспоминают красивое название ансамбля завода АТИ — «Горный лен». Об ансамбле «Рефтяне» известно больше. Его опекал директор местного Дворца культуры Зиновий Милявский. Исполнителей он подбирал весьма нестандартно. Однажды «Рефтяне» поехали с шефскими концертами на БАМ, и в клубе одной небольшой станции к ним подошли два парня. Они пожаловались, что сами музыканты, приехали на БАМ по приглашению, но их никто не ждал. Парни показали свои навыки, и выяснилось, что один из них — великолепный трубач, а второй — отличный гитарист. Милявский забрал их с собой в Асбест, дал им работу и даже выбил для них квартиры. Музыкальный уровень «Рефтян» резко повысился. Правда, играли они исключительно советскую эстраду. Районное начальство зорко следило, чтобы музыканты на подвластной территории не смели выходить за границы дозволенного.

А вот за школьными группами в Асбесте пригляд был намного меньший, и в результате в школе № 1 образовался ансамбль, в котором играли Вадик Самойлов, Саша Козлов и Петя Май. Исполняли они собственную музыку и даже выходили с ней на городские и районные смотры-конкурсы. Правда, на этом уровне приходилось маскироваться. И будущие участники «Агаты Кристи» выдавали свои песни за сочинения профессиональных авторов. Никому и в голову не приходило это проверять, и асбестовские школьники получали заслуженные призы и грамоты.

Весной 1980 года в Первоуральске готовилось к открытию новое кафе, «Спутник». Еще на стадии отделки оно стало приобретать черты не просто точки общепита, а заведения специально для молодежи. Культурный отдых подрастающего поколения требовал музыкального сопровождения, и из ДК Новотрубного завода пригласили ансамбль. Группа не имела названия, но зато имела собственные песни. Их ребятам играть запрещали — в Союзе композиторов они не состояли, а значит, и сочинять официально не имели права. В кафе для ансамбля соорудили подиум, назначили музыкантам небольшие ставки и три вечера в неделю разрешили играть все, что заблагорассудится. Анатолий Бердышев (барабаны), Сергей Обеднин (вокал), Владимир Райт (гитара, вокал), Александр Бобров (клавиши), Алексей Ерофеев (гитара, вокал) и Артур Бушманов (бас, вокал) приступили к работе.

Сначала программа, исполнявшаяся каждые четверг, пятницу и субботу, состояла из двух отделений. В первом посетители кафе слушали песни самих ребят, а во втором звучали хиты «The Beatles», «Depp Purple» и «Uriah Heep». Но в апреле трое молодых журналистов из местной газеты «Под знаменем Ленина», Игорь Дубровкин, Александр Мосунов и Сергей Посашков, предложили музыкантам создать что-то в духе модных тогда рок-опер. Специально сочинять новую музыку не пришлось — репортеры просто причесали уже имевшийся репертуар, логически выстроили и собственные, и западные песни, придумали небольшие вставки между ними, придавшие шоу правильную идеологическую окраску, и назвали получившийся спектакль «Ярмарка диско». Толя Бердышев, художник по основной профессии, нарисовал огромный плакат, на котором кузнечный пресс смачно давил американский флаг. Оставалось только придумать название группы — безымянному коллективу запускать такой крупный проект было никак невозможно.

В начале мая музыканты и авторская группа собрались на совет. Все предложенные названия сложили в шапку. Чья именно рука оказалась счастливой, уже никто не помнит, но вытянула она имя «Урфин Джюс». Так и назвались. В такое совпадение трудно поверить, но похоже, что первоуральский и свердловский тезки появились на свет с разницей всего в полгода и младший «УД» о существовании старшего, скорее всего, не подозревал. С большой долей уверенности такую схожесть направления фантазий можно объяснить лишь популярностью сказок Александра Волкова.

На афишах первоуральского кафе значилось: «Рок-шоу «Урфин Джюс»». Часовая «Ярмарка диско» была поставлена с размахом. Над подиумом кружились огромные пластинки из оргстекла, а под ними музыканты и авторская группа иронизировали по поводу зарубежной эстрады. Обличение язв западного шоу-бизнеса особенно убедительно смотрелось на фоне чадящих труб первоуральских заводов. Песни сопровождались номерами специально приглашенной балетной группы из четырех человек. Очень быстро слава о «Ярмарке диско» разнеслась по всему городу. «Спутник» стал модным местом, и билеты на шоу раскупались на месяц вперед.

Летом 1980 года Игорь Дубровкин написал сценарий второго спектакля, «Люди и манекены». Он весь был построен на собственном материале. Стихи писал в основном Игорь, а музыку — Бушманов, Райт и Ерофеев. Новый мюзикл рассказывал о нелегкой судьбе западной рок-звезды. Стихи, осуждавшие элементы красивой жизни и всепоглощающую страсть к богатству, были положены на красивые мелодии в стиле новой волны. Некоторые песни из этой постановки зрители помнят даже 35 лет спустя.

Новые творческие задачи требовали непростых технических решений. За аппаратуру и инструменты отвечал вокалист Сергей Обеднин: «У нас, наверное, у первых в области появился настоящий синтезатор. Его на базе детского клавишного инструмента «Фаэми» сделал мастер Евгений Трошков. Это чудо техники могло издавать любые звуки, от шума ветра до топота копыт. По тем временам это казалось волшебством!» Еще один синтезатор, спрятанный в игрушечный корпус духовой гармошки, спаял сам Сергей. Громкость регулировалась губами, а несколько переключателей отвечали за выбор эффектов.

Осенний сезон открылся премьерой. «Люди и манекены» понравились первоуральским зрителям еще больше, чем прошлогоднее шоу. В декабре 1980 года «Урфин Джюс» занял первое место на конкурсе самодеятельных эстрадных коллективов в Асбесте.

Летом 1981-го благодаря журналистским связям Дубровкина рок-шоу пригласили на ТВ. Режиссер Свердловского телевидения Герман Беленький снял получасовую выжимку из «Людей и манекенов». Видеоряд был простой: музыкантов расставили на разновысоких кубах и подсветили разноцветными прожекторами. Маленькую «Фаэми» оператор снял так удачно, что она заняла по диагонали весь экран, словно фирменный синтезатор.

Программа мариновалась на полках полтора года и вышла в эфир в начале 1983-го. К этому времени в области остался всего один «Урфин Джюс». Еще осенью 1981-го на первоуральский «УД» свалился альбом «Путешествие» их свердловского тезки. «Мы послушали, сравнили с этой записью свои достижения и решили: пускай будет один «Урфин». Мы, как музыканты, понимали свой уровень, и нам тогда казалось, что там все круче», — вспоминает Обеднин. За смену названия проголосовали единогласно.

Тем временем популярную труппу пригласили в городской Дворец культуры для постановки следующего спектакля, но музыканты работали уже под новым названием — «Перпетуум мобиле». Однако коллектив, вопреки своему названию, оказался недолговечным. В нем было слишком много творческих индивидуальностей, которые хотели двигаться в разные стороны. До премьеры нового мюзикла «Лестница» дотянули, но первый показ оказался последним. Труппа распалась.

Некоторое время ребята еще работали в «Спутнике» уже просто как ресторанный ансамбль, а потом Райт уехал в Казахстан, Бердышев отошел от музыкальных дел. Оставшиеся перебрались в новый ресторан, «Первоуральск», на базе которого в 1986 году возникла одноименная поп-группа. В ее составе засветились два участника «Наутилуса» — Андрей Саднов и Николай Петров.

После открытия Свердловского рок-клуба среди активно гастролировавших групп значились только две областных: «Отражение» из Свердловска-44 и «Коктейль», который основал Виктор Резников. Но шевеление наметилось и в остальных райцентрах. Стали меняться традиционные фестивали самодеятельности. В жюри «Талицкой осени» появились представители рок-клуба, замшелый областной телеконкурс «Юность комсомольская моя» переименовался в 1988 году в «Надежду», не утратив, правда, при этом замшелости. На таких конкурсах и фестивалях стали появляться группы, игравшие рок. Чаще всего особой оригинальностью их музыка не блистала. Это был или хард образца 1970-х, или эстрадоподобный поп-рок.

Толчок к активизации музыкальной деятельности народных масс дал взрыв популярности «Водопада имени Вахтанга Кикабидзе» из Верхотурья, пришедшийся на 1987–1988 годы. Панк-фолк-рок-группа, прославлявшая в своих песнях родное Верхотурье, не раз становилась примером для молодых жителей небольших населенных пунктов. «Я часто встречался с тем, — говорит Сергей Лукашин, — что ребята, живущие в крохотных городках, услышав «Водопад» с его нарочитым примитивизмом, понимали, что «я тоже так могу», брали в руки гитару и начинали сочинять что-то интересное». Правда, «водопадовской» известности никто не добился.

В 1988 году группы из области потекли в рок-клуб и начали участвовать в его творческих мастерских. В основном они играли все тот же тяжеляк, но лучшие делали это довольно интересно. Стоит упомянуть «Арторикс» из Каменска-Уральского, «Цербер» из Свердловска-44 и «Восточный циклон» из Верхней Салды.

«Арторикс», выросший из эстрадного коллектива «Пульс», впервые выступил в родном городе в январе 1988-го. Тогда с ними пел известный в Каменске вокалист Андрей Каштанов, который в роке быстро разочаровался и стал довольно популярным в регионе диско-певцом. С новым вокалистом, Сергеем Лагуниным, группа неплохо выступила на творческой мастерской рок-клуба в мае и на открытии сезона в сентябре. Пиком карьеры «Арторикса» стало участие в III фестивале СРК, отличавшееся чрезмерной театрализованностью. После фестиваля «Голубой шар» в Каменске-Уральском, на котором группа выступала в статусе местных звезд, след «Арторикса» растворился.

История «Цербера» более продолжительна. В июне 1987-го он отпочковался от группы «Арахис», игравшей в родном Свердловске-44 еще с начала 1980-х, и сразу заметно потяжелел. В 1988 году музыканты записали дебютный альбом «Совесть» и в составе Александр Шибанов (гитара), Игорь Липин (вокал), Владимир Страусов (ударные), Александр Козлов (бас) дебютировали в рок-клубе. Одно время репетировал «Цербер» в соседних комнатах с «Отражением», и помощь коллективов друг другу была неизбежной: Александр Каменецкий периодически постукивал у соседей хардовиков, а Александр Козлов в 1992–1993 годах играл в «Отражении». «Цербер» изрядно поколесил с концертами по всему Уралу, а в феврале 1990-го выпустил второй альбом — «Контрибуция». Вскоре начались проблемы с музыкантами, которые по разным причинам стали покидать группу. В небольшом закрытом городе подбирать качественные замены было трудно, и Козлов, к 1994 году оставшийся в одиночестве, «Цербер» распустил.

Из исполнителей в стиле новой волны наиболее известной за пределами родного населенного пункта стала группа «ОТК». Образовалась она в 1981 году в закрытом городе Свердловск-45, ныне Лесном. Сначала играли ВИА-репертуар на конкурсах художественной самодеятельности, но через год к коллективу присоединился вернувшийся из армии клавишник Павел Федоровский, и «ОТК» переключился на создание собственных песен. В 1986 году «ОТК» вступил в Свердловский рок-клуб, несколько раз выступил в областном центре, а в следующем году записал альбом «Скрытая камера» на стихи свердловчанина Аркадия Застырца. Эта работа получила диплом Всесоюзного конкурса магнитоальбомов журнала «Аврора». Еще одна пленка, «Комедианты», музыку и стихи к которой написал Федоровский, увидела свет в 1990 году. Вскоре после этого «ОТК» распался.

На рубеже десятилетий небольшие рок-фестивали возникали в любом райцентре, где удавалось развести градообразующее предприятие на спонсорскую помощь. В основном это были междусобойчики рокеров из соседних районов с приглашением в качестве почетного гостя какой-нибудь свердловской команды. Исключением являются фестивали «Провинциальный рок», которые в 1990–1991 годах организовывала верхнесалдинская группа «Честное слово». Ребята умудрялись завлекать в свой ДК имени Ленина не только «Чайф» и «Апрельский марш», но и команды из Ленинграда и Москвы. Однако началом большого пути ни для одного из конкурсантов все эти фестивали не стали.

Практически обо всех областных рок-группах того времени не осталось даже воспоминаний. Что стало со всеми этими «вертикалями», «оверштагами», «вариантами» и «у'роками»? Порой при оцифровке старых магнитофонных катушек попадется дописка с интересными песнями: ««Подпольная кухня» (Лобва) «Туалет»». Понятно только название маленького городка Лобвы. То ли группа «Подпольная кухня» создавала альбом «Туалет», то ли наоборот — скорее всего, уже не установить. Обидно…

Единственным прорывом в начале 1990-х стала первоуральская группа «Птица Зу». Ее организовали двоюродные братья Цалеры — гитарист Юрий и барабанщик Станислав. Они учились в музыкальной школе по классу фортепиано, но круг их интересов был гораздо шире ученических гамм. Юра по собственной инициативе брал уроки игры на гитаре у Николая Петрова, а Стас специально ездил в Свердловск, чтобы записать альбомы таких нетривиальных для Урала групп, как «Stone Roses» и «My Bloody Valentine». Неудивительно, что, когда Цалеры с помощью друзей Александра Ложкина (бас) и Константина Крысина (гитара) сколотили собственную команду, она сразу привлекла внимание. В 1990 году первоуральская «Птица Зу» играла настоящий мэдчестер, который даже у себя на родине только достиг пика популярности.

Демо-записью «Птицы Зу» заинтересовался Петр Мамонов, предложивший первоуральцам сотрудничество с его собственным лейблом. Эти планы не осуществились, но внимания уральским вундеркиндам хватало и на родине. Юными музыкантами восторгался Николай Грахов, в качестве разогревающей группы их приглашал на концерты «Чайфа» Владимир Шахрин, студию для записи им предоставил Алексей Хоменко. Победив на нескольких региональных фестивалях, «Птица Зу» засела за дебютный альбом и провозилась с ним больше двух лет. Компакт-диск «Старым девам от молодых кавалеров» вышел только в 1994 году.

Отвечавший последним тенденциям мировой музыкальной моды звук на Урале нравился не всем — любители хард-рока считали «Птицу Зу» какими-то наркоманами. После трагической гибели Ложкина «Птица» перелетела в более продвинутую Москву, тем более что один из российских лейблов предложил группе контракт. Но столица оказалась неласкова к провинциалам: договор подписать не удалось, и группа распалась.

Помыкавшись по разным проектам, Юра через Илью Кормильцева, которого учил играть на гитаре, получил предложение от перспективной, но малоизвестной группы «Мумий Тролль». Вскоре «МТ» стал одним из самых популярных коллективов России. В составе «Мумий Тролля» засветился и Стас: в 2000–2004 годах он играл в группе на клавишных. Впоследствии он сотрудничал с «Братьями Грим», «Старым приятелем», Марой и Олегом Чубыкиным.

После ухода Юрия в 2013 году из «Мумий Тролля» «Птица Зу» несколько раз собиралась для концертных выступлений. Цалеры утверждают, что у их проекта имеется новый материал. Возможен ли еще один взлет — покажет время.

Конечно, лидеры свердловского рока базировались, прежде всего, в областном центре. Но почти в любой известной группе имелись музыканты, приехавшие с периферии. Кто знает, возник бы феномен Свердловского рок-клуба вообще, если бы уральская провинция не была столь щедра на таланты…

Альбомы 1988

Альбом великого перелома… Коллектив, год назад взявший имя английской детективщицы, записал пленку с одиннадцатью песнями под названием «Второй фронт». Благодаря этому факту случилось чудо: прямо на наших глазах (или, точнее, на наших ушах) студенческий ансамбль, которых только в Свердловске было не один десяток, превращается в великую русскую рок-группу. К счастью для ученых и меломанов, этот эволюционный скачок оказался зафиксирован на магнитофонной пленке, а впоследствии был переиздан на более долговечных носителях.

Провести грань между прошлым и будущим на этом альбоме довольно просто. Достаточно вспомнить, сколько номеров из «Второго фронта» активно исполнялись «Агатой Кристи» хотя бы через год. Таковых всего четыре: «Инспектор по…», «Пантера», «Пинкертон» да «Гномы-каннибалы». Остальные — и бытовой «Коммунальный блюз», и лирическая «Ты уходишь», и тревожная «Неживая вода» — не пережили испытания концертной практикой, которой до этой записи почти не было, и остались в магнитофонном прошлом. Успех у публики в зале стал для «АК» лакмусовой бумажкой, которой проверялись песни из последующих альбомов группы, постепенно превращавшихся в крепко сбитые сборники заведомых хитов.

И как приглашение в чертоги грядущей славы выглядит финальный инструментальный «Post Scriptum». Главная тема открывающего альбом «Инспектора…» звучит уже канканообразно. Кальман, которому Viva, уже на подходе!

Д. Лемов, 2015

Не знаю, какое определение лучше подойдет для описания эмоций, испытываемых при прослушивании «Голосов»: тревожащая красота или красивая тревога. Несмотря на удовольствие, получаемое от музыки, в груди натягивается какая-то струнка, мешающая расслабиться. С первых тактов «Японии» ждешь разгадки некой тайны, которую обещают, нет, на которую лишь намекают и музыка, и слова. Песня кончилась, но ответ не получен. Туман продолжают нагонять и «На блатном языке», и «Туберкулез». Словно в зеркальном лабиринте, да еще и в полумраке идешь на звук манящего голоса, не зная, что впереди — обрыв, стена или просто еще одно обманчивое зеркало. При этом, несмотря на сгущающийся «Наркоз», успеваешь замечать, как завораживающе красивы мелькающие среди отражений «Женщины», как инфернально прекрасен подсвеченный снизу чуть опереточный «Мертвый жених». Напряжение достигает апогея под «Меня с экрана» — окончательно понимаешь, что находишься в мастерски выстроенной декорации, но все еще непонятно, в каком жанре снимается фильм — хоррор или только страшная сказка.

Отпускает, лишь когда из-за очередного поворота выплывает ярко раскрашенный «Великий вождь товарищ Ким Ир Сен». Он, словно огромный китайский (корейский?) болванчик, ласково покачивает головой и нашептывает, что все тревоги уже позади. Как мотив хэппи-энда, звучит: «Не бойся, ты смелый, это были голоса» (да еще в двух вариантах). В финале все дружно машут вслед главному герою, который «Совсем уплыл» — наверное, в сиквел, или в следующий альбом «Апрельского марша».

Ощущение театральности или кинематографичности возникает еще и от многоголосицы «Голосов». Четыре солирующих вокалиста — до «Марша» такое устраивали на своих пластинках разве что «The Beatles» и Давид Тухманов. Но к чему искать аналогии? Лучше теперь, когда уже известно, чем кончилась сказка, прослушать «Голоса» сначала и уже безо всяких тревог насладиться их красотами.

Д. Лемов, 2015

Иной раз и самым упертым интеллектуалам хочется немножко отдохнуть от заумности и развлечься партией в какую-нибудь бессмысленную и безобидную игру, вроде домино, или, наоборот, нацепить на руки боксерские перчатки и оторваться по полной на ни в чем не повинной боксерской груше.

Нечто подобное позволил себе самый интеллектуальный коллектив СРК, взяв на себя почетную обязанность выступить в качестве сопровождающего ансамбля одного из самых радикальных панков страны Советов. Нужно признать, что в Свердловске с панками был напряг — как-то не монтировались они ни с научно-художественными традициями центра города, ни с тяжело-машиностроительным менталитетом окраин. Но желание чего-то панковского, по-настоящему агрессивно-депрессивного в воздухе все-таки витало. Как наиболее фрондерский рок-конгломерат «Апрельский марш» шел впереди этого желания. Но из себя самого коллектив, при всем разнообразии интересов его участников, выдвинуть никого на роль настоящего панка так и не смог — все должно было быть по-честному.

И таким честным панком оказался лидер группы «Ассоциация Пых» (Тюмень—Омск—Новосибирск) Дмитрий «Дименций» Митрохин. И у рафинированных музыкальных эстетов, какими мнили себя «марши», все получилось: панк-рок, перехлестывающий за грань отвращения и ненависти.

Удивляться тут нечему. История рока подтверждает, что самые смелые эксперименты самых завзятых рок-интеллектуалов довольно часто смыкались с самым бескомпромиссным и безыскусным трех-аккордным панком, поскольку и там и там присутствовало желание порвать привычную ткань бытия. Ино, Фрипп, Боуи по сути стали крестными отцами панк-групп, типа «Television» и «Killing Joke», в той же степени, что Игги Поп. Союз «Апрельского марша» и Деменция — в полной мере отражение этих тенденций не только в методологии, но и в самой музыке. Даже вертлявый саксофон, звучащий как бы поперек выматывающих жилы слов песен Деменция, — это все аллюзии с творчеством западных коллег, панко-экспериментаторами, прежде всего Дэвида Боуи.

Автором этого проекта провозглашен эгоманьяк, за ненавистью к миру (в данном случае, «строю») скрывающий ненависть к самому себе и культивирующий эту ауто-ненависть. При всей художественной достоверности музыкального образа слушать этот мрачный поток депрессивного подсознания человеку в незамутненном состоянии духа крайне сложно. После прослушивания необходимо срочно обратиться в ближайший кабинет мозгоправа.

Хотя, с другой стороны, именно такого результата и добивались музыканты «Апрельского марша», отдыхающие от Борхеса, и Деменций, рвущий тельняшку.

Алексей Коршун, 2015

Стилевой диапазон «Калейдоскопии» простирается от джаза 1920-х до лаунжа конца 1980-х. «Пиф-паф» можно без натяжки представить в исполнении довоенного оркестра Леонида Утесова, ироничный «Париж» отлично стилизован под мелодии монмартрских бистро, знакомых автору по французским фильмам 1970-х, а «Руки вверх» Могилевский легко мог бы спеть в дуэте с Шаде, если бы та, конечно, согласилась на такую авантюру. Все эти разновременные, разножанровые, разноцветные элементы, как стеклышки в калейдоскопе, складываются в единый узор — красивый, но не кричащий, яркий, но не режущий глаз. Подобное изображение уместно на стене уютного бара. Такая картина не приковывает к себе взгляд, отвлекая от всего остального, она создает атмосферу — уютную и расслабляющую.

Скорей всего, расслабоном, моментом отдыха стала запись «Калейдоскопии» и для самого Алексея Могилевского. Альбом был создан в сжатые сроки в период редкой передышки в жестком гастрольном графике «Наутилуса». Мягкий саунд, акустические гитары, контрабас, перкуссия — на альбоме нет ничего, что напоминало бы о беснующихся стадионах и «Марш, марш, левой». И неважно, стала ли «Калейдоскопия» способом релаксации или ее плодом, — главное, что результат получился чарующий.

В момент выхода альбом почти не заметили. Наверное, это даже хорошо: широкие слои тогдашней публики могли принять его только как чудачество саксофониста «Наутилуса», не обратив внимания ни на красивые мелодии, ни на умные, полные иронии тексты. «Калейдоскопия» — блюдо с очень долгим послевкусием, истинная ценность которого распознается спустя годы или даже десятилетия.

Д. Лемов, 2015

В песне все должно быть прекрасно — и мелодия, и текст, и аранжировка, и исполнение. Это великолепие обязано легко и непринужденно сочетаться между собой. Когда в слагаемых согласья нет, на лад их песня не звучит.

Вадик Кукушкин сочинил великолепные тексты. Они пропахли дымом заводских труб, закопченными кухнями, заплеванными подворотнями, мимо которых толстые дяди с портфелями стараются проскочить побыстрее… Одним словом, это панк. Не эстетствующий восточносибирский панк, старавшийся выглядеть намного умнее своих слушателей. Нет, это настоящий панк городских окраин, схожий по духу с песнями «The Clash» и «Объекта насмешек». Музыка у Страммера и Рикошета, правда, несколько помелодичней, но и у Вадика она вполне укладывается в жесткое панк-мерило. Вокал Кукушкина резкий, какой-то злобный — тут тоже с панк-стилистикой все ОК. А вот с аранжировками беда…

Кукушкинский оркестр, основным местом работы которого была арт-роковая группа «Встречное движение», не смог перебороть отвращения к панковскому минимализму и резко дернул музыкальное одеяло на себя. Четверо почти всегда сильнее одного, и оставшийся голым Вадик заорал еще пронзительней и злобней. Это ничего, это по-панковски, но добреньким оркестрантам стало жалко посиневшее от холода тельце, и они от всей души завалили его виртуозными гитарными соло, сочными аккордами клавиш, вычурными партиями баса и раскидистыми барабанными трелями. Под этой горой великолепных звуков оказались похороненными и панк-рок, и Вадик, и альбом «Харакири».

Лучшее часто бывает врагом хорошего. Когда Кукушкину на III фестивале подыгрывала толпа абсолютно несыгранных и не репетировавших вместе музыкантов из разных групп, его песни звучали куда как вкуснее, чем на студийной записи. Там в кашу добавили столько масла, что умудрились ее испортить.

Д. Лемов, 2015

Двигаться навстречу основному музыкальному потоку — занятие неблагодарное, но однозначно благородное, поскольку говорит о независимости мышления тех, кто принял такое решение. К подобным героям-отщепенцам относится группа «Встречное движение», в подтверждение своего кредо создавшая рок-сюиту «Свет на пути». Возможно, им чуть-чуть не хватило наглости, чтобы совершенно не замечать движущегося им навстречу потока, то есть мейнстрима свердловского рока. И все же единственный альбом этой незаурядной команды, с его ощущением оторванности от сиюминутности, что было бичом едва ли не всех свердловских команд, своей ни на что непохожестью, близок к совершенству шедевральности.

«Свет на пути» противоположен общепринятым на тот момент рок-стандартам уже хотя бы приподнятостью настроения как доминанты материала альбома. И при этом подспудное ощущение тоски по чему-то несбыточно-светлому не дает музыке обернуться щенячьим восторгом и оторваться от грешной земли.

Да и утонченность аранжировки с акцентом на звучание клавиш Юрия Хазина нельзя назвать вычурными узорами. Музыкантам «Встречного движения» ни в одном из моментов рок-сюиты не изменяет вкус. Поэтому они смело балансируют на грани элитарности. И даже если в вокальной партии, точнее в тексте, в общем и целом следующем канонам классической поэзии, появляется брешь метафорической слабости, вокалист, тонко интонируя, стилизует пение под наивную детскость. И в этом угадывается почти байроновский романтизм. А какой романтизм не наивен в наши сурово-рационалистические времена?

Романтикой веет почти от каждого опуса «Встречного движения». Причем романтикой истинно русского размаха, с его удалью и в тоже время христианским смирением. Саунд альбома «Свет на пути» соединил в себе утонченность «Supertramp» с глубинным проникновением в суть народного духа ансамбля «Песняры». Это грандиозное, почти эпическое звуковое полотно, запечатлевшее в движении (как аллегорию вечности) трансформацию маленького мирка человека в бесконечность космоса — одна из главных жемчужин отечественного рока.

Алексей Коршун, 2015

Как известно, заметка в газете или телесюжет — продукты мимолетные, они живут от силы несколько дней. Принято думать, что песня рассчитана на больший срок годности. Однако если острый текст журналиста зарифмовать и положить на музыку, вряд ли это продлит ему жизнь — у репортажа век недолог…

В 1986 году молодежная газета «На смену!» упрекнула Владимира Петровца в том, что его концертная программа «иллюстрировала… телевизионную передачу «Международная панорама». Где свое?» — спрашивал комсомольский орган. Владимир ответил на этот вопрос через два года, когда возглавляемая им «Запретная зона» выпустила свой единственный альбом.

Видимо, любви к просмотру телепередач он за это время не утратил. Правда, на голубых экранах сменились лидеры. Появилась программа «Взгляд», которую альбом «Я боюсь…» очень подробно иллюстрирует. Даже сегодня легко вспоминаются темы разоблачительных телесюжетов, соответствующие песням альбома.

Репортаж о разнице уровня жизни между иностранцами и советскими гражданами — пожалуйста, песня «О нас» («только нашим заграндрузьям везде все можно, а нам нельзя»). Интервью с очередным писателем русского зарубежья — получите рок-боевик «Эмигрант» («Уж лучше быть там, чем здесь»). Рассуждения о конформизме современного общества — кантри «В Багдаде все спокойно» («Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю…»). Рассказ об ужасах сталинского ГУЛага — блюз о неудачном побеге из колымского лагеря «Памяти друзей» («Три друга моих погибли. Их положили у вахты, чтоб зеки шли и смотрели…»). Блюз, конечно, это музыка страдания. В прозе Варлама Шаламова тоже страдания хоть отбавляй. Но результат их смешения почему-то вызывает смех — больше всего он похож на воровские страдания типа «Мы бежали втроем…», правда, вполне профессионально сыгранные и записанные.

Ни один из выпусков «Взгляда» не обходился без остросоциальных песен советских рокеров. «Запретная зона» знала это правило и старательно вставила в альбом номера, словно заимствованные у завсегдатаев музыкальных пауз «Взгляда» — «Вариация» («Лишь только сны никто не мог у нас отнять» — привет Борзыкину) и «Конвейер», при прослушивании которого в голову лезут сразу несколько песен Шевчука.

Стройную телеконцепцию альбома венчает песня «Не забудьте выключить телевизор». Она просто выбивает перо из руки критика. Он-то хотел поиздеваться, поддеть группу на телекрючок… А они что, на самом деле имели в виду зомбоящик образца 1988 года?! Переслушал — нет, они всерьез это все поют, можно издеваться дальше.

Жизнь остросоциальной песне может продлить только художественное переосмысление горячих событий, перевод актуальности в ранг вневременного обобщения. Иначе через пару лет восторг слушателей «Вот ведь резанул правду-матку!» сменяется недоумением: «О чем это?» Место старым новостям — в архивах, библиотеках и на телеканале «Ностальгия». Похоже, что место альбому «Я боюсь…» там, куда обычные слушатели забредают крайне редко…

P. S. Хотя ГУЛаговский блюз — это, конечно, штука посильнее «Фауста» Гете. А уж многих хитов радио «Шансон» — точно!

Д. Лемов, 2015

В те времена, когда развенчание коммунистических идей стало нормой, а самый массовый журнал Советского Союза «Огонек» — рупором всего антисоветского, панк-рок уже не выглядел чудовищем, восставшим из ада. Так, что-то вроде слегка опасной забавы для недорослей. Одними ирокезами, перекошенными физиономиями и матом напугать можно было только неграмотных старушек. Придумать тогда что-то новое в области плевания в лицо общественному вкусу — задача практически не решаемая: все, что могло шокировать, уже свое, казалось, отшокировало. Но панки из группы «Красный хач» как будто не замечали процессов в общественной жизни. Или просто не верили в них, как истинные панки. Поэтому их песни, напоминающие не то лозунги левых эсеров, не то речевки ку-клукс-клановцев, вызывают ощутимую нервную лихорадку на грани тошноты.

Злость на грани психопатии — художественный метод «Красного хача». Злость на бездарный мир и бездарных зловредных существ, его населяющих. Злость в едких текстах и в самом чрезвычайно напористом саунде, достаточную плотность которого обеспечивает мощная ритм-секция и впечатляющая работа гитариста. Лишь в некоторых моментах синдром Сида Вишеза (синдром превращения панк-игры в смысл жизни) захлестывает музыкантов, и музыка группы на какое-то время (к счастью, непродолжительное) оказывается блуждающей в бескрайних полях безумия, превращаясь в нечто садомазохистское, с уклоном в ментальный каннибализм.

Но если абстрагироваться от политических идей, лежащих на поверхности текстов песен (они, при ближайшем рассмотрении, вообще-то представляют собой сборник пародий на идеологическую терминологию), «Красный хач» — это чистой воды эстетизм в духе Питера Гринуэя. Сравните тягу к фрейдистским пищеварительным извращениям в фильме «Повар, вор, его жена и любовник» и постоянные угрозы «Красного хача» сожрать всех личных врагов — «краснопузых», мажоров и прочее отребье — это при том, что фильм британского киноклассика вышел годом позже.

В целом же альбом «Коричневые батальоны» группы «Красный хач» — это аутентичный панк с его минимализмом, возведенным в степень максимализма.

Алексей Коршун, 2015

В середине 1988 года петь о политике стало дурным тоном. К тому времени не обличал со сцены власть коммунистов и бюрократов разве что Валерий Леонтьев. «Отражение» тоже поет на перестроечные темы, но делает это совсем по-другому, чем большинство вокальных бичевателей социальных язв.

Герой альбома «Членский взнос» — тридцатилетний раздолбай, которому осточертела не только Советская власть, но и все разговоры о том, насколько эта власть ужасна. Слова «Вы нас достали, товарищ Сталин» обращены не только к самому Вождю народов, но и ко всем его ниспровергателям, заполонившим в конце 1980-х страницы «Огонька» и «Московских новостей». Фраза звучит не очень корректно, но герой альбома и не стесняется своего дурного воспитания, которое позволяет говорить на любые темы, не особо выбирая выражения. Нет, он вовсе не быдло, ему отвратителен «шовинизм дядей Вась», он, скорее, циник-индивидуалист. Ему претит быть частью любого стада, в котором «и ты свинья, и я свинья» (неожиданный парафраз с «Сытой свиньей» «Агаты Кристи», написанной в том же году). Для раздолбая царящая вокруг политическая возня — не более чем броуновское движение, за которым прикольно наблюдать со стороны с ироничным презрением. Он не хочет «быть скотом» ни в каком стаде, и при этом не важно, какой флаг подымает пастух. Любая толпа вызывает у него недоверие. Любую общественную движуху он сравнивает с цирком-шапито.

Лирический герой «Отражения» «вспомнил неожиданно, что я — человек», и на этом политическая тема для группы была закрыта. Внеся свой весомый «Членский взнос» в ведомость отечественного полит-рока, «Отражение» обратилось к общечеловеческим ценностям, которые предоставляли гораздо более обширный простор для творчества.

Д. Лемов, 2015

Не принято оценивать художественное произведение эпитетами с приставкой «не»: «неплохой, неглупый, неаляповатый». Но к последнему альбому «С-34» хочется применить определение «небанальный». Назвать его оригинальным язык не поворачивается — все-таки утяжеленной волны с избытком хватало даже в отдельно взятом Уральском регионе. Но когда Александр Пучков с истинно свердловским пафосом яростно выпевает в заглавном треке, разоблачающем конформизм, «Я останусь прежним /Каким был при Брежневе», происходит полный разрыв шаблона. Первая мысль: «Какая странная рифма и никуда не годная мысль!» Но слушаешь дальше и понимаешь, что это особая разновидность уральского стеба — «стеб пафосный».

Когда в песне про реалии перестроечной жизни звучит «Следим за ускорением по ценам на вино», то вспоминаешь, что ноги этой издевки растут из первых записей «С-34» — та же усмешка в текстах, разве что раньше она пелась без такого пафоса. Все становится на свои места, и уже понимающе улыбаешься, слушая саморазоблачительный рассказ о старом рокере, которого под влиянием «колбасного духа» волнуют совсем иные мечты, нежели в молодости.

Ставшая уже штампом антивоенная тема вывернута наизнанку: «Опять пугают нас войной, но… страшнее тот, кто здесь внутри с экрана это говорит». Попытка поискать военную угрозу не на базах НАТО, а в собственном телевизоре уж точно небанальна. Ощетинившийся ехидными иглами альбом сопротивляется окружающему миру даже названиями песен («Останусь прежним», «Не сдамся!»). Заканчивается он гимном нонконформизму «Гитара с черным грифом». Конечно, здесь тоже не обошлось без подколок («самосолдаты на самовойне», бьющиеся головой об стену — очень характерный образ), но это идет песне только на пользу.

Остроумные тексты положены на цепляющие мелодии, запоминающиеся с первого раза, а порой даже слишком прилипчивые. Результат получился очень достойный. В слова хочется вслушиваться, а музыку переслушивать — отличный итог для любого альбома!

Д. Лемов, 2015

Название коллектива вроде бы предвещает научно-фантастические неземные звуковые структуры, что-то вроде космической психоделии или хотя бы спейс-рока. Но ничуть не бывало. Музыка группы «Солярис» — не просто земная, она олицетворение жизненного пульса голубой планеты. И пульс этот воплощен в полновесном звуке духовых инструментов, которые, кроме привычных рок-н-ролльных гитар и барабанов, стали основой саунда этого коллектива, скорее даже, мини-оркестра.

Само использование духовой секции в рок-музыке — дело щепетильное, доступное лишь исполнителям с хорошей подготовкой, а лучше всего — с музыкальным образованием. Карьеры джаз-роковых конгломератов «Chicago» и «Blood, Sweat & Tears» — лучшие тому примеры. Но именно здесь и кроется опасность попасть в лапы чистого формотворчества, музицирования ради музицирования без какой бы то ни было смысловой нагрузки, не говоря уже о философии.

На сцене группа «Солярис» смотрелась очень крепко. Еще бы! Студенты и выпускники консерватории и музучилища им. Чайковского выучены прекрасно держать в руках трубы, тромбоны и саксофоны. Но концертное великолепие совершенно перечеркивается звукозаписью. И дело не столько в несовершенстве аудио-технологий, хотя и в этом тоже. На концерте «Солярис» мог завоевать аудиторию одним напором джаз-фанкового саунда, в котором слышались интонации «Style Council», отзвуки «Latin Quarter» и ритмические рисунки «Matt Bianco». Такая экзотика для наших северных суровых широт крайне непривычна. Музыканты «Соляриса» поэтому и воспринимались как пришельцы из иных миров — не космических, но сказочных. И тексты песен не имели никакого значения.

Но на записи к словам поневоле приходится прислушиваться. И вот эта невнятная, не замечаемая на концерте вокально-вербальная составляющая материала, которая должна была бы придать ему цельность и законченность, — она все губит. Тексты в лучшем случае представляют собой пародию на Кормильцева и Кузьмина разом, в худшем — безуспешно пытаются дублировать слоганы бунтаря Борзыкина. И это портит всю картину.

Исчезает и волшебство, и экзотика, и сам «Солярис», как неразгаданная планета, которую никто и не пытался разгадать.

Алексей Коршун, 2015

Когда заходит разговор о музыкальном (скорее даже социальном) явлении, известном как «уральский рок», то бросается в глаза картина, что с тяжелыми группами в Свердловске в конце 1980-х было, простите, тяжело. Скажу сразу, в данном случае зрение нас обманывает. Свет звезд первой величины сбивает с толку, но, если немного напрячь внимание и проявить любознательность, можно легко рассмотреть металлические сокровища, которые подарила человекам Уральская земля.

Одним из них, и, возможно, самым недооцененным, стала группа «Сфинкс». Это, безусловно, отличный металл, причем классического образца. Группа звучала очень уверенно, увесисто и при этом романтично. Понятно, что для западной сцены, где в конце 1980-х вовсю бушевал трэш-метал, такой подход не мог считаться самым передовым. Зато для родных советских пенатов «Сфинкс» звучали более чем актуально. Более того, их тексты были лишены некоторых перегибов, свойственных таким грандам, как «Ария», «Мастер» и «Черный Кофе». Если бы еще вокалист «Сфинкса» отказался от ухода в фальцет, то группа достигла бы идеала.

Надо сказать, что чисто металлических тем в текстах, всяких там властелинов тьмы и огнедышащих драконов, группа избегала. «Сфинкс» пел, скорее, о социальных проблемах и о личных переживаниях. И в этом чувствуется эпоха. Образы, которые использовала группа, хорошо понятны тем, кто жил в одно с музыкантами время. «Приношу цветы на могилы тех, кто жив», — это, очевидно, не попытка готического сюжета, а кивок на чествование коммунистических вождей, к которым большинство населения позднего СССР не питало никакого пиетета.

К сожалению, предчувствие великих потрясений, которое есть в песнях группы «Сфинкс», оправдалось. Да и невольное предсказание собственной судьбы тоже. «Но совесть шепчет мне, ты видишь, ты не на старте, это финиш».

Иван Клюс, 2015

Эхо большого взрыва в стиле глэм-металл, который прогремел в Калифорнии в начале 1980-х, вскоре докатилось и до Уральских гор. Нельзя сказать, что тяжелые ритмы с бульвара Сансет породили в сердцах наших рокеров небывалый всплеск энтузиазма, но решительные люди нашлись.

В 1987 году стены репетиционной базы группы «Цербер» начали шататься в процессе записи ее дебютного альбома «Совесть». При его прослушивании сначала кажется, что все на месте: музыканты терзают гитары, вокалист терзает связки, тем самым создавая энергичные и нехитрые мелодии. Однако стоит немного вслушаться в слова, и становится понятно, что тексты песен группы «Цербер» бесконечно далеки от того, что пели их американские коллеги. Иногда даже закрадывается мысль, а не водил ли рукой текстовика группы комитет комсомола. Музыканты, например, жестко осуждают равнодушие или тех, кто делает вид, что не видит грубой несправедливости, когда сталкивается с ней. Не очень похоже на металл, не правда ли?

Но фанаты группы не вслушивались в слова этой позитивной программы. Им просто нравилась музыка, и стены концертных залов сотрясались от песен «Цербера», как и стены студии.

Иван Клюс, 2016