История свердловского рока 1961-1991 От «Эльмашевских Битлов» до «Смысловых галлюцинаций»

Второй год существования рок-клуба совпал с массовым интересом к советской рок-музыке. Гласность делала свое дело — песни, запрещенные еще два года назад, зазвучали из радиоприемников и телевизоров. Это было ново, это было интересно, это стало модно. По всей стране начали проводиться фестивали, на которые приглашались и свердловские группы. Благодаря гастрольным поездкам на всю страну прогремел «Наутилус Помпилиус», становились известны другие уральские команды. Люди готовы были платить за их выступление. Первыми это поняли концертные кооперативы, заложившие фундамент отечественного шоу-бизнеса. В Свердловске прошел II фестиваль, в рок-клубе показали первые местные музыкальные клипы. Попытка свердловчан придать рок-движению правовую форму привела к созданию Федерации рок-клубов. Казалось, мечты сбываются…

«Я стою перед толпой. Вокруг совсем исчезли стены» (1987. Хроника)

В январе рок-клуб получил новогодний подарок — комсомол подогнал аппарат. Комплект концертной аппаратуры «Vermona» производства ГДР был маломощный и мог озвучить только небольшой зал, но это уже кое-что. По крайней мере, в родном ДК Свердлова техникам уже не приходилось ночь напролет пластаться за хороший звук. Добиться приемлемого качества удавалось за смешные 5–6 часов.

Правление рок-клуба подарку было радо. Кстати, в составе правления за девять месяцев работы произошли изменения. Оказалось, что заслуженной репутации художника или писателя недостаточно, чтобы руководить работой целого сектора. Оформителей возглавил Александр Круглов, который с летнего фестиваля активно участвовал в возведении декораций. Сектор информации доверили Сергею Фунштейну.

С первых дней нового года лучшие свердловские группы стали осваивать близлежащие регионы. Зимой-весной 1987 года редко выдавались выходные, когда в родном Свердловске имелись бы в наличии сразу все коллективы из большой тройки — «Наутилус Помпилиус», «Чайф» и «Группа Егора Белкина», — кто-нибудь из них наверняка был на гастролях.

В родных пенатах первым крупным событием стал фестиваль молодежной музыки «Время и мы». Арену цирка вечером 24 января заняли не клоуны и дрессированные собачки, а ансамбли политической песни, камерный молодежный хор и, до кучи, «Сфинкс» и «Каталог». Рок-группы резко выбивались из общего контекста. Аппаратик был слабенький, рассчитанный максимум на «Bandiera rossa», но уж не как не на запилы Коли Овчинникова из «Сфинкса». Не привыкший к большим залам «Каталог» для уверенности пригласил Белкина, который сыграл соло в «Блюзе взамен». Но это не очень помогло. Камерные песни Сычёва для огромного круглого зала с трапециями под куполом явно не подходили. Тем не менее, по результатам зрительского анкетирования, обе рок-клубовские команды разделили первое место. Кстати, любопытен Топ-5 ответов на вопрос «Любимый зарубежный исполнитель»: 1. «Modern Talking»; 2. «The Beatles»; 3. «Joy»; 4. «Pink Floyd»; 5. Си. Си. Кэтч. Вкусы молодежной внерок-клубовской аудитории отличались стилевым плюрализмом. Концерт снимало Свердловское телевидение. Через несколько дней он был показан по второй программе. Впервые свердловские рокеры пели с голубых экранов живьем, а не под фонограмму.

Вечером 6 февраля состоялся музыкальный радиомост «Бонн—Лондон—Москва—Ленинград—Свердловск—Черновцы». Для общения с мировыми столицами (и Черновцами тоже) в свердловской студии собрались Грахов, Бутусов, Пантыкин, Белкин и Файрушин. Сорок минут они слушали нудную беседу Москвы с Черновцами про брейк-данс, потом робко напомнили о себе. Оказалось, Москва про Урал вообще забыла. Спохватившись, столица спросила: «Правда ли, что на рок-клуб оказывается давление?» Грахов, подготовивший тезисы совсем на другую тему, растерялся, и инициативой завладел Пантыкин. Он отрапортовал всей стране, что «Урфин Джюс» жив и готовится к записи четвертого альбома, а сам Александр играет еще в десяти коллективах. Фоном для этого монолога служили вопли Бутусова «Бонн! Бонн!» и взывание Белкина «Стинг! Стинг!» Ошалевшая от такого веселья Москва поблагодарила и переключилась на Ленинград, где в студии ждал Кинчев. Стинг на связь так и не вышел…

13 февраля в актовом зале ДК МЖК встречались с молодежью Александра Пахмутова и Николай Добронравов. Обитатели Молодежного жилищного комплекса были обязаны принимать активное участие в общественной и культурной жизни микрорайона, поэтому до прихода прославленной творческой четы собравшихся развлекал местный дуэт. Недавно получивший квартиру в соседнем доме Шахрин и поддержавший друга Бегунов пели под акустику свои самые невинные песни. Естественно, что разогретая таким образом публика заставила Александру Николаевну отвечать и на вопросы о роке: «Рок существует, страшно сказать, уже четверть века… Он съел джаз… Лучшие песни Леннона—Маккартни для меня — непревзойденный образец… Я считаю, что политика запрещения — неправильная политика…» Творческая встреча закончилась хоровым исполнением под авторский аккомпанемент хита всех времен и народов «Под крылом самолета…»

В первый день весны прошла очередная творческая мастерская рок-клуба. Ее хэдлайнерами были «Ассоциация» и «Флаг». Могилевский с Петровым задумывали свой проект как чисто студийный, но по уставу рок-клуба для полноценного членства в нем необходимо было хоть одно выступление на сцене. Пришлось «Ассоциации» выкручиваться. Большинство инструментальных партий были специально записаны. На сцене стояли только Алексей за клавишами и с саксофоном да Алик Потапкин с гитарой (Петров рулил звуком из зала). Недостаток действующих лиц постарались компенсировать визуальными эффектами. На экране за спинами дуэта вычерчивал диковинные фигуры редкостный по тем временам лазер, а к двум песням Олег Ракович специально снял маленькие фильмы. Зрители весело смеялись над прогулками Могилевского по городу с мусорным ведром в руках, не понимая, что присутствуют на премьере первых в Свердловске настоящих видеоклипов. Правда, было их всего два — маловато для исполненного полностью альбома «Угол». Но зрители знали все песни наизусть и принимали их очень тепло — «Ассоциацию содействия возвращению заблудшей молодежи на стезю добродетели» уважали в рок-клубе не только за самое длинное в мире название.

Истосковавшийся по сцене за полгода бездействия «Флаг» с блеском реабилитировался. Новые песни прошли на ура. Группа рубилась так отчаянно, что сидевший за столом худсовета Полуэктов шепнул Пантыкину: «Вот кого надо на фестивали в Москву посылать», чем уязвил лидера покойного «Урфина Джюса» в самое сердце. Не обошлось без мистики. На финальном номере «Мы из СССР» трижды вырубалось электричество, и закончить «флаговский» гимн удалось только с четвертого раза.

Проездом из Перми завернул в рок-клуб «Город» из Новосибирска. Черная кожа, куча шипов, яростные запилы, в общем, полный Heavy Metal. Публика поначалу с удовольствием слушала сибирских «Скорпионов», но, когда на третьей песне длинноволосый хаер случайно сполз с коротко стриженной головы вокалиста, по залу пошли смешки. Окончательно добили программу затянутые соло всех инструменталистов. Они были хороши, но смотрелись так же искусственно, как пресловутый парик. «Город» проводили довольно жидкими аплодисментами.

Еще на мастерской выступили «Солярис» и «Метро». Обе группы старались выглядеть лучше, чем прошлым летом, но им это не удалось. Однако если Володя Кощеев даже после повторной неудачи сумел собраться и вывести «Солярис» на качественно новый уровень, то Аркадий Богданович свое «Метро» закопал окончательно.

К своему дню рождения рок-клуб стал готовиться загодя — 14 марта ему исполнялся ровно год. Решили устроить смотр передовиков и пригласить гостей из разных концов страны — «Калинов мост» из Новосибирска и «Алису» из Ленинграда.

Кинчева сотоварищи на Урале знали хорошо. По магнитофонам уже два года ходил их альбом «Энергия», да и те, кто посещал ленинградские фестивали, рассказывали об их выступлениях в восторженных тонах. Сибиряки были темными лошадками. Их пригласили, доверяя рекомендациям Кинчева, которому понравилось их выступление в Питере. «Калинов мост» попросился выступить дважды. Гостям пошли навстречу и перед большим вечерним юбилейным концертом устроили дневной, на котором играл только «Мост». Никто не знал, с чем едят этих гастролеров, и билеты на дневной концерт шли в нагрузку к вечерним.

В 14.00 зал ДК Свердлова был заполнен дай бог на две трети, но «Калинов мост» это не смутило. Они быстро растопили настороженный холодок публики. Их программа тогда более ритм-н-блюзовая, нежели фольклорная, раскачала зал. У тех, кто вслушивался в слова, вызывали недоумение мелькавшие кое-где антисемитские нотки и попытки радения за чистоту родной культуры с помощью заокеанской музыки. Но в целом «Калинов мост» понравился.

Вечерний концерт открылся кинопоказом. Снятые Алексеем Балабановым «Советский Урал» № 13 и короткометражка «У меня нет друга» смотрелись уже как исторические ленты из Госфильмофонда. Затем выступили рок-клубовские звезды, игравшие по 10–15 минут. «Каталог» сделал рискованный шаг, сыграв три новые песни. Получилось как-то неуверенно, удачно прозвучала только «Про дядю Витю», трогательно спетая Славой Андроновым. «Чайф» решил не оригинальничать и выдал пятерку проверенных хитов. «Ободранного кота» Шахрин посвятил худсовету. В это время за кулисами разгорался небольшой скандал. Грахов пытался запретить Бутусову исполнять незалитованных «Скованных одной цепью», но безуспешно. «Наутилус» презентовал землякам запрещенную песню и новый хит «Отход на север», а также впервые продемонстрировал на родине, как он звучит с живыми барабанами.

«Калинов мост» приветствовали уже как добрых друзей. Зал восторженно взвыл после строчки «Наша матерь — Сибирь, а Урал нам отец». Дима Ревякин под впечатлением теплого приема увлекся и так затянул программу, что даже его звукоинженер стал из-за пульта показывать ему скрещенные руки — мол, хватит. Зрители уже подустали и начали скандировать «Алиса! Алиса!». Когда сибиряки покинули сцену, Илья Кормильцев в кулуарах сравнил их выступление с товарным составом, следующим из Москвы во Владивосток, настолько оно было затянуто.

«Алиса» подстраивала звук уже перед взведенной до предела публикой. Питерцы не обманули ожиданий и начали с программного номера «Мы вместе». Зал с готовностью встал на уши и с восторгом встречал не только каждый звук кинчевского голоса, но и каждое движение его алого шарфа, которым он размахивал над головой. «Время менять имена» завершала программу, и на этом номере вышел Могилевский, сыгравший соло на саксофоне. «Алиса» ушла было со сцены, но публика вытащила ее на бис, заставив исполнить два рок-н-ролла. Под них танцевали уже все, кроме членов худсовета.

После концерта сборная из гостей и хозяев переместилась в клуб Арха, где начался гудеж. Под утро бурное празднование перекочевало в гостиницу обкома профсоюзов, где поселили гастролеров. Отель был общажного типа, с длинным коридором во весь этаж, в одном конце которого находилась комнатка дежурной, а в другом — туалет. На рассвете утомленный Кинчев перепутал направления и очень живописно продемонстрировал обалдевшей дежурной то, чем он закусывал в эту веселую ночь. После такого конфуза всех музыкантов выселили из гостиницы досрочно. «Алиса»-то не пострадала — группа улетала домой рано утром. А вот половине «Калинова моста» пришлось еще целые сутки искать приюта у гостеприимных свердловчан.

Спустя несколько дней, 19 марта, собрался худсовет для ставшего уже будничным процесса литовки. Но Евгений Зашихин неожиданно придал этому рутинному заседанию остроту и скандальность. Он был оскорблен песней «Чайфа» «Ободранный кот», которую Шахрин посвятил худсовету. Евгений сказал, что работать цензором ему не нравится, что он не хочет наживать себе врагов ни среди рокеров, ни среди властей. «Литовать нужно все, — заявил Зашихин. — Любая встреча группы со слушателями, даже провальная, — это лучшее средство воспитания».

После бурного обсуждения было решено передать функции литовки администратору рок-клуба Александру Калужскому. Сбросивший груз с души Зашихин на радостях залитовал почти все тексты, скопившиеся в его папке. Разрешение играть свои песни получили «Каталог», «Кабинет», «Степ», «Флаг», «Урфин Джюс» и «Наутилус». Правда, две песни «Нау» («Скованные» и «Отход на север») Зашихин литовать все-таки отказался. Бутусов предъявил паспорт, пытаясь доказать, что крамольная строчка «Я внебрачный сын октября» — это о нем, родившемся 15 октября. На Зашихина документ впечатления не произвел: «Ты думаешь, я ничего не понимаю? Ясно же должно быть, что можно, а что нельзя».

Литовку двух этих песен через несколько недель подписал уже Калужский. Администратор рок-клуба разрешал все, кроме явной порнографии и антисоветчины. Было ясно, что эти бумажки с печатью — пустая формальность, но группы продолжали носить свои машинописные тексты в клуб. Литовки на всякий случай приберегали для глухих мест, куда новости о перестройке еще не дошли. Где-то через год надобность в подобных документах полностью отпала и слово «литовка» в музыкальном своем значении окончательно перешло в разряд устаревших.

Весной 1987 года худсовет рок-клуба фактически упразднили, чем Грахов был очень доволен: «Мы сами распустили худсовет, когда поняли, что он уже изжил себя. Литовки потеряли всякий смысл. Государственная машина разваливалась прямо на наших глазах».

Благодаря новому витку свободы концертная жизнь в Свердловске еще более активизировалась. В чес по домам культуры и окраинным клубам включились новые коллективы: «Отражение», «Солярис», «Коктейль», «Степ». Больше других разошелся застоявшийся «Флаг» — он усердно бомбил заводские и спальные районы Свердловска, и у него быстро сформировалась группа преданных поклонников. Учащиеся ПТУ, которые составляли основной костяк «флаговских» фанатов, кочевали вслед за группой из клуба в клуб и с неизменным упоением внимали курзановским речевкам, в которых «революция» рифмовалась с «поллюцией».

В конце марта был избран новый секретарь обкома ВЛКСМ. Чуть ли не первым делом Виктор Басаргин отправился в рок-клуб. Знакомство получилось смазанным — невежливые рокеры закидали высокого гостя неудобными вопросами и ехидными репликами. Надо отдать должное Басаргину, он не обиделся. Отношения комсомола и рок-клуба продолжали оставаться почти дружескими. Обком выступал соорганизатором и спонсором большинства рок-клубовских начинаний.

25—26 апреля зал ДК Свердлова опять оккупировали рокеры для очередной творческой мастерской. «Апрельский марш» предъявил публике нового вокалиста — оперно-баритонистого Михаила Симакова — и новую программу, через неделю записанную как альбом «Апрельский марш-I». И группа, и новые песни заметно прогрессировали со дня фестивального выступления. Публика встречала группу гораздо теплее, чем десять месяцев назад. Последний номер «Пока его никто не видит» Гришенков посвятил выходившей следом группе «Инструкция». Тюменские гости заранее объяснили правлению, что будут делать жесткое шоу с битьем бутылок и другими «смелыми» телодвижениями. Грахов дал добро: «Мой принцип был — пусть расцветают все цветы. Я только потребовал, чтобы стекло битое со сцены убрали». Но шоу «Инструкции по выживанию» оказалось совсем не агрессивным. По сцене таскали стремянку, на которую несколько раз залезал с микрофоном вокалист Роман Неумоев. Притащили железное корыто и несколько бутылок с водой. Над корытом некая девушка нагнула идеолога тюменского панк-рока Славу Немирова и помыла ему с мылом голову. Потом бутылки действительно разбили, но совсем не по-панковски — аккуратненько над самым корытом, чтобы ни одно стеклышко мимо не улетело. Уральской публике происходившее на сцене явно нравилось. Финальная песня «Посвящение Крученых» в стиле регги вызвало бурные аплодисменты.

Весельчаки из архитектурного института Терри и Корнет, уже выходившие на сцену в составе фестивального кордебалета «Наутилуса», теперь, взяв третьим Женю «Пигса» Малышева, выступили как акустическое арт-кич-трио «Вафельный стаканчик». Песни из студенческих капустников были не более чем забавны, но парней из арховского СТЭМа в рок-клубе любили и встретили тепло. Альбом панк-фолк-рок-группы «Водопад имени Вахтанга Кикабидзе» с триумфом шествовал по свердловским магнитофонам уже пару месяцев, и все с нетерпением ждали их сценического дебюта. Но сами «водопады» узнали о мастерской лишь за три дня и успели подготовить всего две песни. Рукоплескания, которыми их наградил зал, можно было считать авансом.

Воскресный концерт открыл «Пролог», оказавшийся «Кунсткамерой», но без Богатикова. Вместе с Юрой куда-то исчез и былой металлический скрежет, стали лучше слышны партии инструментов и голос Леши Пахнутова. «Пролог» сыграл довольно стандартный арт-хард, который по сравнению с тем, что исполняли эти же музыканты всего полгода назад, казался просто легкими песенками. Группа «МТ» выступила в том же составе и, казалось, с той же программой, что и в августе. Аудитория отреагировала и на новую музыку «Пролога», и на старый бит «МТ» одинаково прохладно. А вот «С-34» смогли зал расшевелить. Братья Пучковы учли фестивальные ошибки и сыграли гораздо более жесткую программу. Агрессивная волна с запоминающимися мелодиями и пафосным вокалом многим пришлась по душе — недавнее выступление «Алисы» впечатлило не только «С-34». «Экипаж» играл арт-рок, иногда отдававший джазом. Играл хорошо, но скучновато. Разогретая предыдущим выступлением публика быстро скисла. «Черная лестница» сперва вроде бы исправила ситуацию, зарядив зрителей своей энергией, но к концу затянутой программы зал начал пустеть. У тех, кто досидел до конца, уважение вызвал басист «Лестницы», все 40 минут простоявший на полусогнутых ногах.

Это была последняя творческая мастерская, на которой выступали группы из рок-клубовского «Топ-10». Худсовет был упразднен, и коллективам с именем больше не было нужды в прослушиваниях и разрешениях. У них уже имелись все возможности для нормальной концертной деятельности в Свердловске и за его пределами.

«Наутилус» в первой половине года выступал на родине реже, чем другие. Значительную часть уик-эндов занимали гастрольные поездки. Концерты дома происходили только по особенным поводам. 17 апреля таким поводом стали ночные съемки эпизода фильма «Зеркало для героя», который снимал Владимир Хотиненко, выпускник архитектурного института и бывший музыкант свердловского ансамбля начала 1970-х «Машина времени». 3 мая «НП» сыграл на благотворительной акции с участием свердловских рокеров. Сборы от концертов «Наутилуса», «Группы Егора Белкина», «Чайфа», «Флага», «Отражения» и «ОТК» передали в детские дома Свердловска. Рок-клуб впервые пустили во Дворец молодежи, в котором из 1380 мест не осталось ни одного свободного. Именно в тот день состоялась премьера песни «Я хочу быть с тобой», ставшей одной из вершин лирики «Нау». Некоторые восприняли ее как обращение Бутусова к своей супруге, хотя, по словам Евгения Зашихина, Кормильцев вкладывал в текст совсем другой смысл: «Илья утверждал, что все неправильно понимают «Я хочу быть с тобой». Он, когда сочинял, писал «Тебя» с большой буквы: «Пьяный врач мне сказал, что Тебя больше нет…» При таком написании сразу возникают другие субъектно-объектные отношения, исчезает девушка, и появляется Бог».

11—12 мая «Наутилус» дал четыре совместных концерта в ККТ «Космос» с ансамблем «Extra Band» из западно-чешского Пльзеня. Музыканты из-за границы, пускай даже из города-побратима, — редчайшее зрелище в закрытом Свердловске. До них на местную почву ступала нога всего одного импортного рокера: в 1975 году Дэвид Боуи, путешествовавший на Транссибирском экспрессе, полчаса разминал ноги на перроне станции «Свердловск-Пассажирский». Чешские профессионалы в полосатых лосинах играли замшелый хард-рок. «Нау» сделал их на раз — это признали не только зрители, но и импресарио чехов Зденек Роучка.

В последние три дня мая на сцене ДК УЗТМ прошел II фестиваль рок-клуба. В ночь после его закрытия дорожные указатели, газетные киоски и даже балконы на первых этажах в районе ЖБИ украсили огромные надписи «Наутилус», «Чайф», «Настя», «Белкин» и «Умецкого люблю!». Районные власти обвинили в такой наглядной агитации рок-клуб. Шахрин отшучивался, что это он спер на стройке ведро краски, а рисовал Бутусов, вспомнивший свою основную профессию. Нерасторопность местных ЖЭКов сделала эти граффити привычной деталью местного пейзажа.

Жарким летом 1987-го гастрольная активность заметно спала — группы традиционно занялись новыми альбомами. «Агата Кристи» успела засветить дебютный «Свет» еще в мае, а остальные премьеры растянулись на все летние месяцы. «Отраженцы» что-то творили в своей закрытой зоне. «Водопад» организовывал в Верхотурье «Первый всесоюзный панк-съезд». «Чайф» заперся в подвале фабрики «Уралобувь», где ваял сразу два альбома.

Группа махров, объединенная пантыкинским лозунгом «Надо девочке помочь!», записывала дебютный альбом Насти Полевой. Материал был вчерне готов уже больше года и демонстрировался на обоих фестивалях. С зимы над студийной аранжировкой песен бились Белкин, Пантыкин, Хоменко и Гришенков. В середине июня все было готово. Рекорд-сессия проходила в подвальном этаже главного здания университета в отделе технических средств обучения, где кабинетом звукозаписи руководил Леня Порохня. Егор получил разрешение ректората, и работать можно было легально, но только в дневное время. Это не устраивало большинство музыкантов — в светлое время суток они были заняты своими собственными делами. Приходилось зависеть от настроения сторожей на вахте, а иногда проникать в «студию» через подвальное окно. Порой в здание УрГУ заходили ночные милицейские наряды — просто так, погреться и поболтать со сторожем. «Добрый» сторож тут же звонил в ТСО, чтобы там воцарялась тишина, и затаившиеся музыканты ждали окончания шухера. «Злой» сторож не предупреждал — он сам гонял рокеров почем зря.

В такой творческой атмосфере почти весь июль напряженно работали сама Настя, Белкин, Пантыкин, Шавкунов, Хоменко, Назимов и Могилевский. Все они относились к работе серьезно и не позволяли внешним неудобствам влиять на качество записи. «Писали все инструменты одновременно, — вспоминает Владислав Шавкунов, — работали практически вживую. Если кто-то лажал, приходилось переписывать всю песню целиком. В четырехэтажный лестничный пролет положили динамиком вверх колонку, а сверху подвесили микрофон — пытались добиться эффекта эха». В одну из ночей затащили в подвал университета Сашу Калужского, который проорал в микрофон английские реплики «голоса врага» в «Тацу». Все работали ночи напролет, но с удовольствием: дело продвигалось быстро, и результат явно получался достойным. Ощущение общего успеха повышало настроение всем, и в первую очередь самой Насте: «Тогда была очень романтическая эпоха. Все помогали друг другу, участвовали в параллельных и пересекающихся проектах. Все понимали, что живут в такое волшебное время, когда их занятие музыкой, вовлеченность в любой процесс отодвигают куда-то вдаль эту страну, этот быт. Все ощущали, что творится что-то самобытное, неповторимое. Все ходили счастливые и окрыленные от своей причастности к этой музыке. И, как оказалось впоследствии, этот период стал самым светлым воспоминанием в жизни очень многих». 31 июля альбом «Тацу» был презентован узкому кругу друзей в клубе Арха.

От напряженной работы над записью ее участники отвлеклись лишь единожды. 1 июля все они (и не только) смотрели трансляцию из Латвии со Всесоюзного конкурса молодых исполнителей эстрадной песни «Юрмала-87». Такой интерес к телевизионной попсе неслучаен. В этот вечер на сцене концертного зала «Дзинтари» выступала Оля Арефьева. Недавняя солистка свердловской рок-группы «Раут», студентка музыкального училища исполняла песню «Кто ты?», сочиненную Александром Пантыкиным на стихи Аркадия Застырца.

По словам однокурсника Ольги, Владимира Петровца, директор музучилища Владимир Турченко не разрешал студентам участвовать в эстрадных конкурсах, боялся, что, если кто-то неудачно выступит, ему нагорит. Арефьева победила в региональном отборочном конкурсе, но смогла прорваться в Юрмалу только после изнурительных согласований и прослушиваний. 1 июля во дворе частного дома ее соучеников Нифантьевых за Ольгу болел весь курс, во главе с преподавателем Валерием Куцановым.

В Юрмале царила очень нервная обстановка, репетиций почти не было. Уже в последнем туре перед самым выходом на сцену Ольга, подгоняемая и понукаемая суетливыми организаторами, от волнения чуть не потеряла сознание. С высокой температурой, накачанная лекарствами и буквально вытолкнутая на сцену, она все-таки спела перед многомиллионной телеаудиторией, но не так, как могла бы. Поэтому она стала только дипломантом, а не лауреатом.

Когда Оля вернулась в Свердловск из Юрмалы, ей показалось, что никто из коллег про ее успех не знает. «Я тогда написала очень красивую песню «Господи!» для спектакля «Преступление и наказание» от лица Сонечки Мармеладовой и обращалась к разным музыкантам за помощью в ее записи. Обещали одни и другие, но в итоге жестко динамили, так никто и не помог».

Не нашла отклика Ольга и в ДК Свердлова. «Рок-клуб не был заточен под таких, как я. Там считалось, что рок-группа должна быть с барабанами, басом, а девушка с акустической гитарой — это, наверное, к бардам. На то, чтобы самой собрать группу, у меня тогда не было ни силенок, ни знакомств, ни технических знаний. Я тогда еще не знала, что я в первую очередь автор. У меня получалось писать не за счет профессионализма, а за счет окошка в темечке. Я не выдумывала мелодии. Я была хорошей антенной. Я ловила и записывала ангельские звуки».

В то лето на эстрадных исполнителей рокеры заглядывались исключительно по экономическим причинам. На ниве перестройки стали заметны всходы свободы не только информационной, но и финансовой. Появились первые кооперативы, большие деньги стали возможны не только в заокеанском мире чистогана, но и в стране Советов. Звезды эстрады уже вовсю катались по стране, получая не смешные тарифные ставки, а вполне солидные гонорары. Популярность рок-групп в 1987 году была вполне сопоставима со славой поп-музыкантов. Рокерам стало неуютно в их любительском статусе, захотелось зарабатывать на жизнь тем, что они любили и умели делать, — творчеством.

31 июля представители нескольких рок-клубовских групп во главе с Калужским и Хоменко нанесли визит в Свердловскую филармонию. Они хотели узнать о возможности тарификации, получения профессионального статуса и дальнейшей работы под официальной крышей. Разговор получился конструктивным, но перспективы перехода музыкантов-любителей на профессиональные хлеба остались туманными. Золотых гор филармония не обещала, а отблеск этих сверкающих вершин уже был ясно виден из-за кооперативного горизонта. Прогадать рокеры не хотели, и поэтому их визит в филармонию остался без последствий.

Новый сезон рок-клуба открылся 10 сентября. Концерта по этому случаю не было — прошло обычное собрание. Грахов зачитал открытое письмо главного редактора «Мароки» Леонида Баксанова, где тот, опасаясь попыток концертных кооперативов соблазнить музыкантов большими деньгами, призывал не допустить «распродажи рок-н-ролла по частям». В этом письме нашли отражение страхи особо рьяных борцов за чистоту отечественного рока. Отдельные представители околомузыкантской общественности почему-то считали, что настоящее искусство возможно только в условиях полного альтруизма. В их картинке мира, где музыканты, обнявшиеся с малочисленной продвинутой публикой, хором распевали высокохудожественные песни, деньги отсутствовали напрочь. Материальные проблемы самих творцов их при этом не интересовали. У рокеров был совсем другой взгляд на монетизацию своей музыки.

24—26 сентября состоялись первые концерты «Наутилуса» в родном городе, за которые музыканты получили деньги. Это было мероприятие кооператива «Контакт», организованного при областном правлении культуры Виктором Зайцевым. Концерты проходили в ДК имени Дзержинского в модном формате «Музыкального ринга»: песня, пара вопросов из зала, ответы музыкантов, песня и т. д. Большинство вопросов были заранее заготовлены «рефери» — ведущим концерта Александром Калужским, сменившим ставку администратора рок-клуба на амплуа менеджера «НП». Три концерта удовлетворить спрос публики на местных рок-звезд не смогли, и 27 сентября состоялись еще два «ринга», уже в городе-спутнике Березовском. 10 октября пара музыкальных поединков опять прошли в Свердловске, в ДК «Урал». И снова все билеты на них были раскуплены всего за несколько часов. За канатами без билетов остались толпы зареванных болельщиц.

Эти концерты не имели никакого отношения к рок-клубу, даже билеты на них распространялись только через кассы. Николай Грахов понимал, что, несмотря на аншлаги и успехи, рок-клуб как организация в старом виде пережил себя. Несколько раз на общих собраниях и заседаниях правления он предлагал закрыть клуб и пытался подать в отставку. Его не отпускали. Надо было искать новые формы существования. Николай осознавал, что наступает эра шоу-бизнеса, с которым рок-клубу будет тяжело тягаться: «Когда появились кооперативы, занимавшиеся платными концертами, передо мной стоял выбор: пойти по пути коммерциализации или нет. Я решил, что рок-клуб — это общественная промоутерская организация, а концертами за деньги может заниматься кто угодно. Чем больше будет концертных организаций, тем лучше. Наша задача — проводить фестивали, заниматься пропагандой и оказывать поддержку молодежи. Я сознательно ограничил наши функции и не стал уходить в коммерцию».

Николай знал, что схожие проблемы встают и перед рок-клубами других городов. Необходим был коллективный мозговой штурм для оценки ситуации с рок-музыкой в стране и обсуждение перспектив ее развития. Собрать организаторов рок-движения со всех концов СССР, на первый взгляд, представлялось полнейшей утопией. Решить сложнейшую задачу организации съезда неорганизующихся по определению рокеров, причем так, чтобы это не напоминало «Всесоюзный панк-съезд» из недавно прогремевшего альбома «Водопада», было под силу только свердловчанам. И дело не только в географической равноудаленности от разных концов необъятного СССР. Свердловский рок-клуб и поддерживавший все его начинания обком комсомола уже не раз проводили масштабные мероприятия, удивлявшие четкостью своей организации. Всесоюзный съезд рок-клубов, носивший официальное название «Семинар Свердловского областного клуба рок-музыки», был намечен на 17 октября.

Закипела работа, в которой Грахову активно помогал «свежий» человек — новый администратор рок-клуба Рудольф Стерхов. В августе 1987 года он приехал поступать в Уральскую консерваторию. В родном Ижевске он оставил свои детища — группу «Рок-артель» и местный рок-клуб. С лету поступить Стерхову не удалось, экзаменаторы посоветовали еще годик позаниматься, и он решил остаться в Свердловске. Требовалось найти работу. Неплохо знавший Рудольфа Пантыкин порекомендовал ижевского музыканта с организационными навыками на освободившуюся ставку администратора рок-клуба: «Я не верил своему счастью! Не просто оказаться в Свердловске, бывшем для меня Меккой рок-музыки, но и очутиться в эпицентре музыкальной жизни! О таком я не мог даже мечтать!» После короткой беседы с Граховым Рудольф был утвержден в должности и с первого октября приступил к обязанностям.

Приглашения на семинар уже были разосланы в десятки городов страны. 16 октября начали прибывать делегаты. В аэропорту и на вокзале их встречали специальные автобусы, на которых они первым делом отправлялись в обком ВЛКСМ. Там посланцам рок-клубов возмещали командировочные расходы. Многие удивлялись — такая благожелательность комсомола к рокерам в некоторых регионах казалась немыслимой. Затем делегаты из 26 городов, а также куча журналистов из центральных, местных и подпольных изданий чинно переместились на турбазу «Селен», где и проходил съезд-семинар.

Собрание получилось разношерстным и слегка напоминало Сухаревскую конвенцию из «Золотого теленка». Если с представителями Ленинграда Николаем Михайловым, Анатолием «Джорджем» Гуницким многие были знакомы, то посланцев от Душанбе или Винницы не знал почти никто.

Первое заседание открыл Грахов. В своем докладе он обрисовал кризис движения рок-клубов на примере Свердловского. По его словам, на момент семинара существовало четыре разряда любительских групп: условные «профессионалы», те, для кого музыка была не более чем хобби, молодежь 16–18 лет и «мертвые души», существовавшие только для получения билетов на концерты. Первым рок-клуб был уже не нужен, последние не нужны были клубу. Молодежному музыкальному объединению срочно требовалось отыскать новый смысл жизни. Николай обозначил и второстепенные задачи — общий журнал и всесоюзный рок-фестиваль.

Гости начали делиться проблемами. Количество и масштаб проблем сильно зависели от масштаба города и количества рок-групп в нем. Представители рок-провинции жаловались на отсутствие аппаратуры, на глухоту, а то и на прямую враждебность местных властей. Детковский из Риги сетовал на национальные проблемы. Представитель Минска докладывал, что в США белорусские эмигранты грозятся выпустить пластинки советских рок-групп. Посланец из Красноярска жаловался, что местный Союз композиторов старается сделать Сибирь зоной без электрической музыки, но они, при поддержке местного комсомола, изо всех сил сопротивляются. Душанбинец и уфимец честно признались, что в их городах рок-клубов вообще нет, но им очень хочется, чтобы они появились. Зато в Туле рок-клубов существовало аж четыре, правда, во всех вместе числилось всего шесть групп. Порадовали соседи из Перми: «Полгода назад мы открыли рок-клуб — везде есть, почему у нас нет? Правда, собственных групп в нем не числилось, поэтому на открытие пригласили гостей. Хотели позвать «Нау» и «Чайф», но нам запретили, сказали — они фашисты. Зато сейчас у нас есть целых две группы: «Дом» и «Катарсис»…» На этом фоне выигрышно смотрелся Олег Носков из Тольятти. Его рок-клуб был учрежден «АвтоВАЗом», имелись семь ставок, две полставки и даже валютный счет. Правда, групп было всего семь. Зато они шефствовали еще над двадцатью ВИА. Представитель Хабаровска, по совместительству — инструктор горкома партии, отрапортовал, что у них все хорошо — все металлисты некурящие, непьющие и зачислены в рок-клубовский оперотряд. Не хватало далекому Хабаровску только информации о других рок-клубах.

Делегатов рок-столиц волновали совсем другие вопросы. Трое москвичей, представлявших три организации разной степени официальности, здесь, как и дома, собачились между собой. Президента ЛРК Колю Михайлова беспокоили легализация самиздатовских журналов, охрана авторских прав и международное сотрудничество. Николай Мейнерт из Таллина сетовал, что концертов слишком много и билеты не всегда расходятся.

Диапазон от «на концертах зал не всегда полон» до «ни концертов, ни залов нет вообще» отразил всю амплитуду рок-проблем Советского Союза. Около трех часов ночи председательствующий Калужский закрыл заседание, и делегаты разошлись по своим комнатам. Многие продолжили дебаты до самого утра. За завтраком вид у некоторых был помятый. Ночные прения требовали поправки здоровья, а из лекарств на завтраке присутствовал только компот. Неработоспособность части делегатов объяснялась не только «постдебатной интоксикацией», кое-кто просто не понимал важности съезда — они приехали просто потусоваться в хорошей компании за чужой счет. Реальных практиков, действительно организовывавших мероприятия хотя бы в масштабах своего города, было немного, а тех, кто пытался предвидеть пути развития шоу-бизнеса в масштабах всей страны, — и того меньше.

После обеда Илья Кормильцев и сотрудник журнала «Юность», а также подпольный рок-журналист со стажем Илья Смирнов подняли вопрос о создании Федерации рок-клубов СССР. Начался разговор о серьезных проблемах: о декларируемых целях и задачах, о материально-технической базе рок-клубов, о финансах, о правовой основе новой Федерации. Практикам многое казалось утопией, но утопией очень интересной и, чем черт не шутит, вдруг да и осуществимой. Тусовщикам было скучно — им если и хотелось спорить, то лишь о чистом искусстве. «Периодически набегали умные речи про высокое творчество, которому вредит «коммерция», и волны эти смывали юридически грамотные и однозначные в толковании формулировки, которые удавалось построить: о правовой и экономической независимости групп, о ликвидации монополий в грамзаписи и видеобизнесе, об авторском праве. Тем не менее, с грехом пополам, мы дотащили программу реформ, как санки по асфальту, до голосования», — вспоминал Илья Смирнов об этом заседании.

Рудольф Стерхов на семинаре чувствовал себя одновременно гостем и хозяином. Еще месяц назад он возглавлял маленький Ижевский рок-клуб, со всеми его бедами и заботами, а сегодня уже работал в солидном СРК. «Получилось этакое цеховое собрание, или даже сходняк, в хорошем смысле слова. Зафиксировали, что советский рок-н-ролл уже заявил о себе, и сбросить его со щита невозможно. Надо было как-то организовывать весь процесс. Для начала решили «дружить домами»: обмениваться информацией и группами. Ощущения, что всего через год победный щит сменится медным тазом и ситуация с роком будет выглядеть вовсе не так бравурно, почти ни у кого из делегатов не было. Наоборот, горели глаза, всем казалось, что вот оно — наступило наше время».

После ужина в «Селене» выступил специально приехавший из Ленинграда Александр Башлачёв. В заседаниях он участия не принимал, они его явно не интересовали. Зато пел он великолепно. В этот вечер впервые на публике была исполнена одна из самых глубоких вещей Башлачёва — «Абсолютный вахтер».

Пока большинство делегатов мирно спали в своих комнатах, инициативная группа работала над программными документами. После завтрака шатающиеся от измождения герои представили съезду проекты трех документов — Устава Федерации, Манифеста и Программы. Потрясенный величием момента съезд безмолвно внимал чеканным формулировкам: «1. Всесоюзная Федерация рок-клубов является организацией общественной самодеятельности трудящихся, объединяющей рок-клубы и другие общественные организации, способствующие развитию советской рок-музыки. 2.Задачами Федерации являются координация деятельности ее членов в работе по дальнейшему развитию отечественной рок-музыки в целях повышения социальной и творческой активности молодежи, ее нравственного и эстетического воспитания… 10. Контроль за деятельностью Федерации осуществляет Президиум Верховного Совета СССР». В Манифесте декларировались правовые экономические условия, на которых должна была развиваться отечественная рок-музыка. Филармонической системе с ее худсоветами и тарификациями предлагалось противопоставить прямые договоры рок-коллективов, как самостоятельных хозяйственных субъектов с концертными организациями. Работу Федерации предполагалось осуществлять на основе постановления ВЦИК «Об общественных объединениях граждан», подписанного еще в 1932 году.

Для утверждения каждого документа по закону требовалось провести отдельное собрание. Все три провели одно за другим с короткими перерывами на перекур. Голосовали единогласно. Аплодисментами встретили слова Калужского о том, что документы приняты. Тут же постановили считать каждое третье воскресенье октября Днем работников рок-н-ролла и праздновать его гала-концертами во всех городах страны, где есть рок-клубы, вступившие в Федерацию. Грахов радовался вместе со всеми, хотя особого оптимизма он не испытывал: «Народу собралось много, но почти никто не представлял, куда двигаться дальше. Все вроде бы сделано, что будет дальше — непонятно. В Манифесте были только общие слова: «Свобода, братство, счастье…» Собрались не практики, а теоретики и журналисты. Просто собрались хорошие люди и заодно устроили концерт Башлачёва».

После принятия судьбоносных решений делегаты с чувством выполненного долга выехали в Свердловск на праздничный концерт с участием «Наутилуса», «Чайфа», «Кабинета» и «Встречного движения».

На следующий день делегаты разъехались по домам, разнося весть о новой всесоюзной Федерации по рок-клубам самых дальних городов и деревень Советского Союза. Учредительные документы были отправлены в Москву, в Президиум Верховного Совета СССР, ЦК ВЛКСМ и Министерство культуры СССР. Во всех трех инстанциях они благополучно затерялись…

Несмотря на то что затея с Федерацией официально закончилась пшиком, Рудольф Стерхов отмечает положительную роль семинара. И действительно, конструкция, построенная в октябре 1987 года в «Селене», неплохо работала весь следующий год. Периферия зашевелилась, стали проводиться небольшие фестивали, куда неизменно приглашали свердловские группы. Налаженные связи делали свое дело.

Исход депутатов со среднего Урала растянулся на несколько дней. Дольше всех задержались питерцы. Они знали, чего ждут, — через неделю после семинара в Свердловск со своей «Поп-механикой» должен был приехать Сергей Курёхин. «ПМ» прибыла в сокращенном составе: сам Сергей, гитарист Юрий Каспарян из «Кино», Олег Гаркуша и еще буквально пара музыкантов. Остальных участников многочисленного шоу предстояло найти на месте. Первым делом Курёхин заарканил подзадержавшегося в Свердловске Башлачёва и главного ленинградского звукописателя Сергея Фирсова. Затем попросил Пантыкина найти в консерватории группу струнников, согласных участвовать в его авангардистском спектакле.

Утром 23 октября Курёхин пригласил во Дворец молодежи свердловских рокеров. Среди тех, кто первым узнал замысел представления «Переход Суворова через Нахимова», был и Владимир Шахрин: «Курёхин в гримерке объяснил нам идею спектакля. Первым делом он обаял девочек из консерваторского струнного ансамбля. Они заранее считали всех рокеров упырями и отказывались играть без нот, но Сергей так с ними поговорил, что в результате они не только играли, но и прыгали на сцене на одной ножке и делали все, что он просил». Юра Каспарян не первый раз участвовал в подобном шоу и свою роль знал заранее. Бас-гитаристу Антону Нифантьеву и барабанщику Александру Плясунову Курёхин показал несколько очень простых музыкальных фраз, которые они должны были по многу раз повторять. Из свердловских музыкантов главный поп-механик смастерил небольшую духовую секцию…

Что такое «Поп-механика», в Свердловске знали не очень хорошо. Хотя зал был и полон, но лишний билет у входа во Дворец молодежи купить было можно. В партере вместе с другими музыкантами рок-клуба сидел специально приехавший из Верхотурья «Водопад имени Вахтанга Кикабидзе» во главе с Сергеем Лукашиным, описавшим фрагмент этого концерта в своей повести: «На сцену стремительно вышел элегантный Саша Калужский. Подошел к микрофону и озабоченно так сказал: «Внимание! Ребят из группы «Инструкция по выживанию» и «Водопад имени Вахтанга Кикабидзе» просим срочно подняться на сцену». Переглянулись. Нас, что ли? В противоположном секторе поднялись трое. Кажется, «Инструкция». Точно! Вон Ромка Неумоев. Значит, нас. Встаем, ребята. Встали. В зале зашелестели аплодисменты. Это было очень приятно. Через партер шли, исполненные собственного величия. Между лопаток нежно щекотали любопытные взоры. Едва поднялись на сцену и свернули в кулису, свет погас. В полумраке завыла какая-то дудка. Курёхин был взволнован.

— Братки! Горю! Самолет из Питера не прибыл, с шоуменами. Все срывается! Все срывается!

— Да ладно, Серега. Говори, что делать надо.

— Надо через сцену проползти за спиной у этого парня, который в дудку дует.

— Как проползти?

— По-пластунски.

— Но мы ж в чистом! На концерт шли.

— Братки, осталось 16 тактов дудки! Потом будет увертюра, и тогда уже не проползешь!

— Почему не проползешь?

— Братки, осталось 14 тактов!

Рухнули. Поползли. Впереди «Инструкция». Рома — за паровоза. Его мат по поводу курёхинских заморочек местами перекрывает дудку. В зале оживление, «Водопад» отстал…

Нешуточное это дело — на глазах полутора тысяч зрителей ползти через огромную сцену. Несмотря на гордое чувство сопричастности к рождению великой музыки, испытываешь некоторый дискомфорт: грязновато так, жестковато, пуговицы рвутся. «Водопаду» было чуточку легче. Он следовал за «Инструкцией», в составе которой ползла девушка в короткой юбке. Это очень скрашивало тяготы путешествия».

Музыкальное шоу продолжалось. Специально для Курёхина на сцену выкатили шикарный концертный рояль «Steinway» — гордость директора Дворца молодежи Леонард Брука. На такую жертву его развел Николай Грахов: «Я долго рассказывал Бруку, какой замечательный и знаменитый музыкант Курёхин. Неожиданно во время концерта Сергей залез внутрь рояля. Леонард Израилевич прислал мне записку — «если он еще раз выкинет что-нибудь такое с инструментом, я прерву концерт». Правда, потом он с восторгом отзывался об увиденном».

Смысловые паузы заполнялись визуальными эффектами. Плясал безумный танец Гаркуша, из-за кулис по-пластунски выползали «чайфы», вязали его веревками и уволакивали прочь. Сергей Фирсов переносил с места на место мешки с песком и прочую строительную дребедень. Роль Башлачёва заключалась в том, что он, натянув на голову башлык, раза три во время концерта протащил через всю сцену козла, специально найденного на Вторчермете. В остальное время козел стоял за кулисами, привязанный к батарее. Ему нарезали какой-то капусты, но от артистического волнения бедное животное прошиб понос. Воняло за кулисами страшно. Все это шоу (кроме козлиного амбре) было подчинено единому музыкальному замыслу.

Мнения публики о выступлении «Поп-механики» разделились. Большинству понравилось, хотя некоторые и морщили нос по поводу скучного балагана. Тем не менее, на следующий день зал ДК им. Свердлова, где проходил второй концерт, был полон, и Суворов перешел через Нахимова еще раз. Только «Водопады» с «Инструкцией» на концерт уже не пришли, и через сцену никто не ползал, да и козел исчез. В середине представления со своего места поднялся молодой человек и начал танцевать в проходе. Поплясав, он полез на сцену и начал подбираться к увлеченно дирижировавшему представлением Курёхину. При этом незваный участник шоу доставал из-за пазухи большую деревянную киянку… Почуявший недоброе Грахов вылетел на сцену и вытолкал потенциального террориста за кулисы, где его скрутили. Публика зааплодировала, все приняли это за еще один элемент шоу… После концерта уцелевший Курёхин пожалел явно неадекватного парня и попросил его отпустить.

11 ноября экс-главный свердловчанин Борис Ельцин был снят с поста первого секретаря Московского горкома партии. Свердловск загудел. На предприятиях и в учебных заведениях целый месяц проходили собрания, на которых народу разъясняли, что земляка покарали правильно. Народ не верил — Ельцин оставил о себе в области неплохую память. В разгар идеологической обработки свердловчан 26 ноября в клубе УПИ намечалась серия концертов рок-клубовских групп. Открывали ее «Апрельский марш» и «Кабинет». На дневном выступлении Скрипкарь, заметив, что публика слушает как-то прохладно, взял да и объявил: «Песню «Фактор» мы посвящаем Борису Николаевичу, в свете последних событий…» Зал взревел. Раздались бурные аплодисменты. Позже Игорь признавался, что просто не мог не выкинуть такую штуку: «Меня предупредили, чтобы я вел себя поаккуратнее, — в первом ряду сидит партком. Зря сказали, после этого я специально посвятил одну из песен Ельцину. Его в Москве чморили, а мы его поддержали». Три оставшиеся песни прошли на ура, «Кабинет» даже вызывали на бис.

Вечерний концерт почему-то не отменили. Зал был забит до отказа. Все ждали «Фактора». На этот раз Скрипкарь ничего не объявлял, но в этом не было нужды — бурные аплодисменты раздались на первых словах песни. На следующий день запретили все запланированные концерты всех коллективов. Партком УПИ трясся в панике, первый секретарь Кировского райкома КПСС Ю.М. Кочнев рвал и метал по поводу «идеологически невыдержанного выступления рок-группы «Кабинет»». На срочно созванное чрезвычайное заседание райкома партии вызвали беспартийного Грахова. Впрочем, ни ему, ни Файрушину, курировавшему рок-клуб, ничего не было — формального отношения к клубу концерты в УПИ не имели, их организовывал кооператив «Арго». Не пострадал и «Кабинет». Уже через день он давал два концерта в разных ДК Свердловска, а 19 декабря вновь выступал в УПИ, на этот раз в паре с «Наутилусом». Правда, замечаний по текущему политическому моменту музыканты больше не допускали.

В рок-клубе входил в курс дел Рудольф Стерхов: «Первые два месяца у меня мозги заплетались от переизбытка информации. В потоках новых впечатлений и сведений я просто тонул. Только к декабрю я стал более-менее ориентироваться в окружающей действительности. Ритм жизни был сумасшедший — с десяти утра до десяти вечера и почти без выходных. После Ижевска это было очень тяжело. Ежедневное общение с десятками талантливых и интересных людей, каждый с собственным мнением, собственными проблемами. Ежевечерние совместные с Граховым разборы прошедшего дня и составление планов на завтра. Все это очень выматывало умственно и эмоционально. Несколько раз хотелось все бросить и вернуться домой, но я преодолевал себя и снова погружался в эту интереснейшую работу».

Первым мероприятием, проведенным Рудиком в Свердловске, стала очередная творческая мастерская 28–29 ноября. Новый рок-клубовский кадр привез из Ижевска собственный аппарат. Это чудо техники «бамбошило» в зале ДК Свердлова, создавая качественный звук. Правда, на мастерской его, как и положено, спалили, но в срочном порядке восстановили. Потом Рудиков аппарат, как и его земляк, автомат Калашникова, работал безотказно, поливая свердловскую публику звуками местных и заезжих коллективов.

На мастерской выступала в основном молодежь. Девчонки из «Евы» на фоне остальных одиннадцати дебютантов выглядели ветераншами. Зал был не полон — отсутствие в программе махров заметно повлияло на интерес публики. Среди разномастных и малоинтересных «утр», «иллюзионов» и «батонов» выделялись только группы «День» и «Красный хач», с ходу аттестованные и даже получившие некоторую известность. Свердловский рок-клуб приступил к тяжелой и не всегда благодарной работе — поиску талантов в тысячах тонн музыкальной руды.

«Мы стали слишком часто летать, мы перестали бояться самолетов» (Начало гастрольной деятельности)

Уже осенью 1986 года рок-клубу было скучно бурлить только в пределах родного города. Брызги рок-н-ролльного варева летели во все стороны. С концертами дальше дружественной Верхней Пышмы, расположенной прямо под боком, пока не выезжали. Экспансия в более отдаленные районы Свердловской области осуществлялась в жанре устных рассказов.

В уральскую провинцию сведения о музыкальной жизни метрополии доходили туго. Областная пресса писала о делах рок-клуба мало и не всегда адекватно. За пропаганду своего детища взялся обком комсомола. Музыканты часто участвовали в «круглых столах», проводимых в рамках мероприятий для комсомольского актива. Эти встречи были, говоря современным языком, промоушеном рок-групп: секретари горкомов и райкомов из дальних уголков области лично встречались с рокерами и могли своими глазами убедиться, что это вполне адекватные, культурные люди, большинство — с высшим образованием. После таких встреч, организованная Маратом Файрушиным передвижная бригада «Диско-транзит», в работе которой активно участвовали и рокеры, встречала теплый прием у руководства городов Свердловской области.

Размер выездной бригады зависел от отдаленности населенного пункта. Обычно в ее состав входили сам Файрушин, дискотетчик Женя Горенбург и один или несколько рокеров. Пение в ходе встреч с аборигенами не предполагалось. Программа включала только рассказы о делах рок-клуба, поэтому самым активным участником «Диско-транзита» был Пантыкин, никогда не упускавший случая поговорить.

Провинциальная публика была явно неготовой к встрече с прогрессивной музыкальной культурой. 1 ноября 1986 года в Асбесте молодежь просто уходила из зала, не слушая велеречивого Пантыкина. 15 ноября в Серове у выступавших сложилось ощущение, что зрители их вообще не понимают. 18 марта 1987 года в городе Богдановиче аудитория посылала основному докладчику вопросы-записки. Судя по ним, Богданович больше всего интересовала информация о «Scorpions» и «Halloween». Из свердловчан спрашивали только про «Ботву», металлистов и немножко про «Наутилус».

За пределами области рассказывать о свердловской музыке смысла не было, товар надо было предъявлять лицом. Первые легальные гастроли начались 10 января 1987 года. Проторенным путем в гостеприимную Казань отправились «Наутилус», «Группа Егора Белкина» и «Чайф». На такую большую ораву билетов в одном поезде не хватило, поэтому отправляться в Татарию пришлось двумя группами. Второй поезд в пути задержался, и к началу концертов в строю недоставало Белкина, Бегунова и Решетникова. Пока утром выступал «Наутилус» с местной командой «Акт» на разогреве, ополовиненный «Чайф» искал выход из сложившейся ситуации. На помощь пришли Зема и Пантыкин. Саша тут же расписал на ноты всю программу и буквально за час ее переаранжировал. Дневной концерт стал одним из самых необычных во всей истории «Чайфа». Клавишные партии Пантыкина добавили в песни Шахрина дополнительный шарм, а слова Володи о том, что «в сегодняшней сборной винегретной солянке играет половина «Урфина Джюса»», вызвали ажиотаж — «УД» в Казани нежно любили. В песне «Это» Пантыкин вставил фрагменты из «Чего это стоило мне», чем усилил восторги.

Опоздавшие музыканты прибыли только к пяти часам, злые и голодные — в их тихоходном поезде вагон-ресторан отсутствовал. Вечерний концерт получился вялым. У «Наутилуса» он был третьим в этот день, и они просто устали, а те, кто попал с корабля на бал (вернее, с поезда на концерт), не успели прийти в себя. На всякий случай уже отыгравшие «чайфы» во время выступления «НП» сели в зале и стали «работать» аниматорами: свистели, махали руками и всем своим видом показывали пример зрителям — можно вести себя свободнее.

Зато на следующий день отдохнувшие свердловчане были в ударе и показали казанцам свою музыку во всей ее красе. Два концерта прошли на эмоциональном подъеме. Горячий прием не смог остудить даже 35-градусный мороз на улице. Зрители устроили овацию Пантыкину — не только как музыканту, но и как имениннику. В финале вечернего выступления трое «джюсовцев» хотели сыграть несколько песен «УД», но организаторы сочли это нецелесообразным. Возможно, они просто опасались за сохранность стен Молодежного центра. Впрочем, и без этого бонуса хозяева дали почувствовать гостям, что те настоящие звезды. Присутствовало все необходимое: пресс-конференция, фотосессия, раздача автографов и, что немаловажно, гонорары. Музыкантам заплатили по 4 рубля 50 копеек за концерт, а концертов было пять. Получились большие деньги, значительная часть из которых была тут же молодецки пропита. Последний вечер в Казани Шахрин вспоминает с трудом: «Точно помню, что туалет в гостинице находился очень далеко по коридору. Идти было уже тяжело, и мы открывали окно, один вставал на подоконник, двое его держали, потом менялись…»

Наутро «Чайф» отправился домой, а «Наутилус» и «белкинцы» выехали в Куйбышев, прихватив остатки гонорара в виде трех ящиков красного сухого вина. На место прибыли невыспавшимися, с больными головами и пустыми ящиками. Попытка опохмелиться водкой общее самочувствие не улучшила. Вечерний концерт получился просто провальным: артисты были вялыми, а зрители кислыми. Вечером гостиничные номера свердловчан объявили зоной трезвости. На следующий день все были подтянуты и собраны, но началось фатальное невезение. У Умецкого лопнула струна на басу, у Белкина — на гитаре, а у Назимова порвалась бочка. Могилевский запнулся за провода, упал на пятую точку и уронил прожектор. У Бутусова начались проблемы с голосом, а у Белкина — нет, но только потому, что голос отсутствовал напрочь. Финальную точку в куйбышевских гастролях поставила шестичасовая задержка самолета из-за непогоды. Сидя на чемоданах в забитом аэропорту, музыканты грустно резались в карты. Проигравшими чувствовали себя все.

Несмотря на смазанный финал поволжской поездки в рок-клуб начали звонить из разных городов с просьбой прислать группы. 7 и 8 февраля «Наутилус» и «Чайф» выступали в Перми в ДК телефонного завода. Комбики Славы и Димы почему-то поставили почти рядом с барабанами, и Потапкину казалось, что инструменты звучат откуда-то сзади. Чтобы фронтмены его «услышали», Алик начал дубасить изо всех сил. После концерта «наутилусы» восхищались: «Вот! Так и нужно! Это и есть настоящий рок-н-ролл!»

14—15 февраля под натиском «Нау» и Белкина пал Брежнев (так несколько лет в середине 1980-х назывались Набережные Челны). Пифа и Хоменко не смогли поехать. Их нехватку на сцене заменял Пантыкин. После Брежнева настала очередь Устинова (в девичестве Ижевска). 21–22 марта там выступили «Коктейль» и «Группа Белкина». Концерты прошли хорошо, но две волновые программы не очень понравились замшелым удмуртским металлистам, устроившим под конец драку с дружинниками. На прощание свердловчанам вручили грамоты, из которых выяснилось, что музыкальное мероприятие почему-то называлось «Юмориной-87». Что ж, в Устинове было над чем похохотать. 28–29 марта Бутусов напрягал свои драгоценные связки в Перми в составе димовского «Степа».

Еще в начале марта в рок-клуб позвонил ленинградский писатель, автор рубрики «Записки рок-дилетанта» журнала «Аврора» Александр Житинский. Он сообщил, что в рамках предстоящего пленума Союза композиторов РСФСР планируется знакомство с творчеством рок-групп. Бонзы российской музыки хотели лицезреть пару молодых коллективов. Референты председателя правления Ленинградского отделения Союза композиторов Андрея Петрова выбрали «Аквариум», а Житинский посоветовал пригласить «Наутилус», чью «Разлуку» он уже полгода слушал сутками напролет. Рандеву композиторов и рокеров должно было состояться в Ленинградском дворце молодежи. Расположенный там же клуб «Фонограф» решил под такое дело организовать несколько совместных концертов ленинградских и свердловских групп. В рок-клубе получили приглашение для «Наутилуса» и «Чайфа», творчество которого усердно продвигал в околоневские массы редактор самиздатовского журнала «РИО» Андрей Бурлака.

Мнения уральцев разделились. Ответственность этой поездки понимали все — в Питере до этого группы из других городов почти не выступали. Пантыкин считал, что в данный момент ездить можно куда угодно, только не в Москву и не в Питер. Тем более там надо будет играть с «Аквариумом». Бутусов колебался. Белкина никто в Ленинград не звал, но он очень хотел туда поехать. Егор упирал на то, что в его составе играет половина «Наутилуса», так что особых затрат не потребуется. Он буквально продавил свою поездку. В результате решили отправиться в северную столицу, причем не двумя, а тремя группами. 25 марта Марат Файрушин провел инструктаж с концертным десантом: не пить, не дебоширить, не хлопать, не ругаться.

В Ленинград вылетели 3 апреля. По дороге в ЛДМ автобус со свердловчанами завернул на Рубенштейна, 13. Еще на подъезде к зданию Ленинградского рок-клуба внимание «чайфов» привлекла знакомая женская фигура. «Мы ехали на автобусе по Рубинштейна и увидели, что по улице идет Алиса Фрейндлих. Мы, как дураки, прилипли к стеклам и стали изображать из себя деревенщину: «О, смотри, артистка идет!» Ну, дураки просто», — вспоминает Шахрин. Веселье продолжилось и у входа в штаб-квартиру ЛРК — пофотографировались, но внутрь заходить не стали. Добрались до гостиницы Дворца молодежи, разместились.

Утром планировался концерт «Чайфа» и «Группы Белкина». Организаторы сразу предупредили, что это выступление вряд ли будет аншлаговым: на «утренник», да еще и на никому не известные иногородние команды, избалованные питерцы вряд ли ломанутся. «Чайф» такой аванс не смутил, а вот Егору перспектива не понравилась. Он уговорил передвинуть себя в вечерний концерт, тем более что и повод у него для этого был — Могилевский прилетал только следующим утром и мог просто не успеть в ЛДМ к полудню. Вечером в номерах свердловчан никто не пил. Инструктаж подействовал — все нервничали всухую.

Буквально за несколько дней до вылета в Питер «Чайф» остался без барабанщика, и Шахрин предложил Володе Назимову поиграть с ними. Зема согласился: «В Питере удивлялись — что это у вас все точно и слаженно, как у фрезерного станка. А свердловский рок всегда отличался качеством — качеством материала, аранжировки, звука на сцене — всего». Получив в лице Назимова надежный тыл, «Чайф» двинулся на Ленинград, как хорошо смазанный и агрессивно рокочущий строительный бульдозер. В 12.30 в зале было человек 600, половина мест пустовала, но уральцев это не смутило. Объявив программу подъездных песен «А у нас во дворе», Шахрин начал с беспроигрышного «Будильника»: «Со сцены нам казалось, что в зале всего человек 300, но нет худа без добра — нас это здорово раскрепостило. Когда мы увидели, что всякие неформалы и панки стали радостно приветствовать нашу музыку, поняли, что «чайфовский» зритель есть и в Питере, и отыграли мы отлично». «Чайфы» не снижали напора, они чувствовали — масть пошла. Участники вечернего концерта нервно потели за кулисами. Когда у Земы упала стойка с тарелкой, Умецкий метнулся на сцену и поймал ее чуть ли не в полете.

Бескомплексные ленинградцы начали танцевать у сцены, а с галерки, шагая прямо через кресла, стали продвигаться вперед несколько жутковатого вида парней в коже, шипах и ирокезах. Намерения их были туманны. Концерт завершился явной победой. Объявление президента ЛРК Коли Михайлова о том, что выступление второй свердловской группы переносится на вечер, публика приняла без негодования — эмоции итак переполняли ее до краев. Через полчаса сарафанное радио уже передавало во все концы Северной Пальмиры весть о том, что завтрашнее выступление уральской группы со странным названием надо посетить обязательно — оно того стоит!

А в гримерку усталых, но довольных «чайфов» вломились те самые суровые панки, представившиеся группой «Объект насмешек». «Вы классные парни! — заявили они. — Вы такие же, как мы, только без хвостов!» И пригласили в гости отпраздновать знакомство. Шахрин напрягся: «Выглядели они жутковато. Но Бутусов меня успокоил, мол, да нормальные они ребята».

График в ЛДМ был плотный. Между двумя рок-концертами на афишах значилось выступление Константина Райкина. Свердловчане переживали, что вместо его встречи с публикой было бы гораздо полезнее произвести настройку аппаратуры. Но на сцену их пустили только в шесть часов. Как раз к этому времени до ЛДМ добрался Могилевский, чье опоздание изматывало нервы всем.

Вечерний концерт начался в 20.20. Должны были выступить «Наутилус», Белкин и ленинградская хард-роковая группа «Присутствие», причем на обе уральские группы отводилось всего 70 минут. «НП» начал с «Разлуки», и уже ее заключительные вопли потонули в грохоте аплодисментов, не стихавших до «Последнего письма». Белкин за кулисами немного успокоился — он был уверен, что после такого «разогрева» его программа всех порвет. Пантыкин был настроен скептичней…

Перерыв был короткий. Слава, Дима и Леха переодевались чуть ли не на бегу. Решили выступать в «металлических» костюмах, что, возможно, ввело публику в заблуждение. Свердловчане рубились изо всех сил, но зал не откликался. После того как даже хитовый «Выход» вызвал лишь три хлопка, стало понятно, что это провал. Еще через пару песен кто-то запустил в Умецкого недоеденным бутербродом с полукопченой колбасой. В Свердловске колбаса была по талонам, и то, что недовольство музыкой выражалось с помощью столь дефицитного продукта, произвело на музыкантов гнетущее впечатление. Из зала что-то вопили, причем явно не «браво!». Доиграв программу до конца, уральцы ретировались в гримерку. Сам Егор быстро уехал к каким-то знакомым, а остальные уныло побрели в гостиницу.

Шахрин до сих пор не понимает, почему Егор тогда провалился: «Отличный альбом, отличные музыканты. Видимо, он зажался, почувствовав ответственность, и не смог донести до зрителей новую для них программу. Ленинградская публика отличалась некоторым снобизмом. Про «Наутилус» шла уже молва, что это бомба, что это надо обязательно увидеть. Про «Чайф» тоже ходили разговоры. Бурлака многим успел рассказать, что это очень интересно. А Белкин получался каким-то довеском, нагрузкой, незваным гостем. Такое отношение к его программе да плюс еще и нервозность, с которой он, видимо, не справился, дали печальный эффект. Тем более обидно, что он играл модную новую волну, которую в Питере традиционно любили. Егор провал тяжело переживал и как-то надломился. Зря, ему надо было доказать питерцам, что они лохи и не смогли распробовать достаточно вкусное блюдо».

«Чайфы» тем временем гостили у «Объекта насмешек». От братания дрожали стены, но никто не пострадал, если не считать нифантьевской бородки. Она не выдержала тяжести несокрушимого аргумента, что панки бороды не носят. Марьяна Цой, жена лидера «Объекта» Рикошета, угощала гостей корейской морковкой, сваренной по специальному рецепту ее бывшего мужа. С тех пор секретом Витиной морковки владеет Бегунов, который готовит ее по особо торжественным случаям.

В гостиницу «чайфы» вернулись под утро и узнали, что нервы некоторых постояльцев не выдержали холостого хода. Бутусов с Умецким закрылись в номере, из окна которого стали вылетать пустые бутылки из-под портвейна. Хорошо, что они разбивались не у центрального входа, где уже готовилась встреча участников пленума. Композиторов привезли на трех автобусах, усадили в партере, а все остальные места плотно забили рок-фаны. Известные благодаря телевидению лица Родиона Щедрина, Яна Френкеля, Геннадия Гладкова, Алексея Рыбникова оттеняли крашеные ирокезы, длинные хаера и расписные физиономии. На сцену были направлены несколько телекамер. Каждый проход в зал охраняли милиция и дружинники, на которых не действовали никакие уговоры и удостоверения. Внезапно оказалось, что никто не позаботился о местах в зале для уральской делегации. Свердловчане рисковали коротать время выступления «Нау» и «Аквариума» в своих номерах. Воспитанный в духе пролетарской солидарности, Грахов предложил объявить организаторам ультиматум: пока все уральцы не рассядутся в зале, «Наутилус» петь не начнет. Но уже успевший пропитаться духом буржуазного индивидуализма Кормильцев послал всю эту затею куда подальше: ««Нау» будет выступать при любом раскладе, решайте свои проблемы сами». Илье так хотелось как можно скорее потягаться с самим БГ и заткнуть его за свой поэтический пояс, что он не хотел слышать ни о чем. Правдами и неправдами всех свердловчан удалось через служебный вход протащить за кулисы. Мест в зале для них так и не нашлось.

Вел концерт Давид Тухманов. Представленный им «Наутилус» традиционно начал с «Разлуки». Затем грохнул «Мальчик Зима», при первых звуках которого некоторые композиторы зажали уши. Похмельной жаждою томим, Бутусов часто пил воду и путал текст. Второй куплет «Шара» он забыл напрочь. Дождавшись, пока музыканты доиграют, он с многозначительным видом произнес в микрофон «Нельзя!», дав понять, что ему не дают пропеть нечто такое, по сравнению с чем «Скованные» — просто детский писк на лужайке. Впрочем, слова куплетов «Скованных» он тоже вспоминал не без запинок. Перед «Последним письмом» Слава зачем-то передал привет басисту «Алисы» Пете Самойлову, чем вызвал радостные вопли. Когда программа закончилась, вопил уже весь зал, кроме участников пленума в партере.

Пока долго настраивался «Аквариум», в гримерку «Наутилуса» набились журналисты и телевизионщики. Под прицелом фото- и телекамер Слава впервые ощутил, что слава — тяжелое бремя.

Выступление «Аквариума» оставило странное впечатление, которое описал в своей книге «Время колокольчиков» московский рок-журналист Илья Смирнов: «Тот, кто выпустил на сцену после свердловчан «Аквариум», оказал группе БГ медвежью услугу. Получился контраст не социальный и не стилистический, а какой‑то физиологический: молодости и дряхлости (хоть они и были почти ровесники). Лениво‑высокомерные лица, ненастроенные инструменты, спотыкающаяся программа — то ли рок, то ли Политбюро при Леониде Ильиче».

После концерта в Зеркальной гостиной ЛДМ композиторы обсуждали увиденное и услышанное. Сперва шел степенный разговор о том, что «рок — это голос молодых», что «важно дать им возможность высказаться», что ««The Beatles» — это хорошо, а вот «Boney M» — не очень». Набившиеся рокеры молча прели от жара софитов, отражавшихся в зеркалах. Щедрин начал было рассказывать, что его «Кармен-сюиту» тоже запрещали, но был прерван криком вокалиста «Присутствия» Игоря Семёнова: «Долой композиторов!» Тухманов потребовал объяснений. Игорь вышел и произнес речь: «Где же вы были раньше, дорогие наши серьезные композиторы? Ведь никто из вас и пальцем не пошевелил, чтобы помочь нам. Мы все сделали сами. Так теперь хоть не мешайте». Перестававшую быть томной дискуссию нарушила фотограф Наташа Васильева. Выскочив на сцену, она завопила: «Вы тут сидите, а Тита[26] в ментовку забрали». Житинский отправился в 18-е отделение милиции выручать узника совести. Композиторы с мест не сдвинулись, но еще раз почувствовали, что происходящее мало напоминает все предшествовавшие пленумы СК РСФСР.

Вечером выступали «Чайф» и «АукцЫон». Свободных мест уже не было. Некоторые песни, особенно «Вольный ветер», публика приветствовала так, словно знала и любила их много лет. «Ободранного кота» Шахрин посвятил дневному происшествию с Титом: «Мы присоединяемся к тем, кто протестует против этого!» После таких слов «Чайф» в Ленинграде был окончательно признан за своего.

Несмотря на уже осознанный триумф свердловского рок-клуба, в гостинице царила нервная обстановка. Расстроенный Белкин наорал на дежурную по этажу, и она срывала свой испуг на остальных музыкантах. Пантыкин, Умецкий, Могилевский, Пифа и Грахов завели разговор о вреде пьянства. Михаил Горбачев порадовался бы, слушая их рассуждения о том, как алкоголь вредит творчеству и как не прав был Бутусов, с похмелья подсокративший сегодняшнее выступление. Когда обличение зеленого змия достигло апогея, Коля неожиданно предложил выпить. Никто не возражал. Пили, курили и по инерции осуждали и то, и другое.

Свердловский десант возвратился на родную базу, а его ленинградские гастроли еще долго обсуждались в прессе. Александр Старцев, редактор бюллетеня Ленинградского рок-клуба «Рокси», в статье «Вторжение» (№ 12, 1987) писал: ««Наутилус» выступил очень хорошо. Отличный звук (справедливости ради, следует сказать, что это относится ко всем трем свердловским группам — Ленинград был поражен уровнем сыгранности и культурой звука, у нас так очень немногие могут), великолепные тексты — чего стоит одна только «Раз, два, левой!», уверенная подача. Вот чуть-чуть поменьше позы… Но, может быть, лучшее и вправду враг хорошего. В заслугу «Наутилусу» я бы поставил и конфликт в хорошем смысле слова между почти рок-эстрадной «хитовой» музыкой и очень острыми текстами».

Зато корреспондент газеты «Советская культура» А. Александров в номере от 28 апреля разнес выступление «Наутилуса» в пух и прах: ««Наутилус», словно по контрасту, обнаружил все, что так симптоматично для сегодняшней негативной проблематики рок-музыки: отрицание ради самого отрицания, агрессивность без цели, эпатаж, дабы привлечь внимание и снискать успех, посредственное владение поэтическим и музыкальным арсеналом рок-музыки. Отсюда и выход лидера ансамбля в галифе, с Георгиевским крестом на груди (?!), заунывное, нарочито глумливое исполнение песни «Разлука» и агрессивная манера музицирования…»

Но на дворе стоял уже не 1984 год, и мнение журналиста центрального издания не могло остановить начавшегося триумфального шествия «Наутилуса» по стране. Всего через несколько дней после Ленинграда группа уже выступала на I фестивале Новосибирского рок-клуба. 11–12 апреля они как гости дали в столице Сибири два концерта, первый из которых стал одним из лучших в истории «Наутилуса». Его запись разошлась по стране, как бутлег «Наусибирск». Слушатели были отлично знакомы с песнями, узнавали, подпевали. Пантыкина, бывшего в эти дни в Новосибирске по собственным делам, пригласили в состав жюри. Он старательно отсмотрел всю программу, главное место в которой занимали панк-группы разных мастей. По пантыкинской рекомендации одну из них, «Путти», через полтора месяца пригласили гостем на II фестиваль в Свердловск.

17—19 апреля в Казани состоялся фестиваль «Музыка и молодежь», в котором участвовали группы из Москвы, Ленинграда, Ижевска, Горького. В свердловскую делегацию, возглавляемую Кормильцевым, вошли «Флаг», «Отражение» и «Коктейль». По словам Ильи, лучше всех принимали «Флаг», успех которого был сопоставим с фурором от концертов «Урфина Джюса» в 1984 году. Питерский «Телевизор» тоже встречали неплохо, но по уровню оваций он до «Флага» недотянул. Весь зал, взявшись за руки, стоя пел вместе с Курзановым: «Мы из СССР!» Замполит одного из местных военных училищ выпросил у организаторов запись концерта «Флага» для использования в патриотическом воспитании будущих офицеров. «Коктейль» казанцам пришелся по вкусу, о вот «Отражение» отыграло ровно, но без особого ажиотажа. «Для наших, не очень воспитанных, «зеленых» рокеров этот музыкально-поэтический орешек оказался явно не по зубам. Выйти из зала они не захотели, поэтому выкриками мешали и музыкантам, и тем, кто действительно заинтересовался группой», — писала о концерте «Отражения» газета «Вечерняя Казань» 25 апреля.

24 мая «наутилусов» встречал Вильнюс. В последний день фестиваля «Летуаника-87» во Дворце спорта свердловчанам пришлось выступать практически без настройки, да еще рядом с такими грандами, как «Кино», «Авиа» и «Ночной проспект». Виктор «Пифа» Комаров утверждает, что это был один из самых трудных концертов. «Мы вышли на «Разлуку», и в нас полетели сигаретные пачки, огрызки яблок — прибалты не хотели слушать русскую народную песню. Мы подобрались и вдарили по полной силе. На сцене физически чувствовалось, как стрелка компаса начала поворачиваться на 180 градусов. К концу выступления публика была наша. Но мы все равно удивились, когда нам вручили первый приз».

Жюри «Летуаники» под председательством киноведа Саулюса Шальтениса единогласно решило вручить первый приз сразу трем группам: местному политизированному «Antis’у», «Lyvi» из Лиепаи и свердловскому «Наутилусу Помпилиусу». Кто-то в кулуарах фестиваля задумчиво произнес, что, пожалуй, 1987-й станет годом «Наутилуса». Над провидцем поиронизировали. А зря…

Через месяц поводов для иронии заметно поубавилось. В конце июня в Таллине проходили Дни ленинградской рок-музыки. Питерский рок-клуб выставил на это мероприятие свои лучшие силы, от «Авиа» и «Зоопарка» до «Алисы» и «Кино». Избалованных музыкой эстонцев рок с берегов Невы заинтересовал, но не особо — зал Дворца культуры и спорта имени Ленина всю неделю был заполнен максимум наполовину. Не помогали даже автомобили с динамиками на крыше, которые дни напролет разъезжали по всему городу под звуки питерского рока и прямо с колес продавали билеты. «Наутилус» был приглашен как специальный гость и 21 июня выступил дважды: днем — в паре с «Телевизором», а вечером — с «Алисой». Только на этих концертах в зале был аншлаг. Судя по тому, как эстонцы подпевали «Казанове» и «Скованным», все билеты были раскуплены не случайно. Умецкого поразил отличный звук не только в зале, но и на сцене: «До этого мы привыкли, что нам вообще ничего не слышно. Научились работать «вслепую» или, если точнее, «вглухую». В Таллине мы впервые поняли, что такое реальный звук на сцене».

Через неделю, не сбавляя хода («Марш, марш, левой!»), «Нау» добрался до Подмосковья. В закрытой Черноголовке молодые физики-ядерщики проводили Праздник песни «Подмосковные вечера». По уровню организации контраст с Эстонией был разительный. Качество аппаратуры многих музыкантов заставило усомниться в реальном потенциале советской ядерной программы. От дрянного звука пострадали коллективы из Риги, Москвы, Ленинграда. «Наутилусу», по свидетельству очевидца Ильи Смирнова, ничто не могло помешать: «От первых же аккордов возникло ощущение, что в перерыве они подменили подмосковную аппаратуру на нью‑йоркскую. Если в Ленинграде самую сильную реакцию вызвала «политика» — «Скованные одной цепью», «Шар цвета хаки», — то в летнюю программу Бутусов ввел целый блок лирики… Свердловский архитектор совершил чудо — возвратил нашему року любовь». По результатам анкетирования, «Наутилус» был назван лучшей группой, в категориях инструменталистов/вокалистов победили Бутусов, Умецкий, Комаров, Потапкин. Среди песен первенствовала «Казанова».

Через две недели, 8 июля, комментируя итоги фестиваля, газета «Московский комсомолец» упомянула пару песен «Наутилуса». Одна из них была обозвана «Шарф цвета хаки». Видимо, корректорам «МК» показалось странным неэстрадное словосочетание, и они исправили его на нечто привычно-трикотажное. Самиздатовская «Марока» издевалась: «Столичная фабрика «Большевичка» срочно наладила выпуск кашне военного покроя, предназначенного для любителей современной музыки».

«Наутилус» еще не устал, еще был способен радоваться своим успехам. «Самый лучший период был в 1987 году. Когда ездили по фестивалям, — вспоминает Виктор Комаров. — Нам тогда казалось круто играть рядом с живыми «Кино», «Алисой», «ДДТ». И отдача от зала была полнейшей».

Слава «Флага» продолжала распространяться вниз по матушке по Волге. 30 июня он блеснул в Тольятти на фоне местных групп, исполняющих хард середины 70-х. Слегка шокировав публику своими революционными призывами, «флаги» круто побратались в гостинице с не менее революционным «Телевизором». По сравнению с этими бунтарями «Отражение» выглядело спокойным и интеллигентным коллективом. Встретили их настороженно-отчужденно, но сами музыканты почему-то были довольны таким приемом.

После того как «Наутилус» побывал в Эстонии и Литве, не помеченной свердловчанами осталась всего одна прибалтийская республика. 9 июля в Ригу на рок-фестиваль нагрянул «Чайф». Сценарий напоминал «Литуанику» — сперва холодное недоумение прибалтов, затем потепление, аплодисменты и овации. Пост-алкогольное пошатывание Антона было истолковано как особый уральский шарм. «Чайф» увез домой первый приз, что в Свердловском рок-клубе восприняли как само собой разумеющееся.

После лихого недельного загула в Крыму, официальным поводом для которого были концерты «Парад ансамблей» 15–16 августа в Симферополе, «Наутилус» отдыхал целый месяц. 11 сентября он материализовался в Подольске в компании с Настей, Егором и Владиком Шавкуновым. В подмосковном городе проводился Всесоюзный рок-фестиваль — бардачный, но представительный. Его устроители до самого открытия с переменным успехом боролись с местными властями, фестиваль то отменяли, то отменяли его отмену. «Чайфы», уставшие от этой неопределенности, сдали билеты и в Подольск не приехали. Отказался участвовать и Пантыкин, хотя «Урфин Джюс» даже в день концерта значился на афишах. Рокеров со всех концов страны поселили в каком-то пионерлагере, из которого уже разъехались дети. Маленькие домики, кровати с панцирными сетками, стопки матрасов. На матрасах спали, матрасами укрывались. Спали, впрочем, мало. Сразу же, выстояв безумную очередь, затарились в Подольске сухим вином. Недорогим, некрепким, но зато в большом количестве. Ответственным за это архиважное дело назначили Могилевского: «Пить — это было правилом. Что еще было делать, кроме как пить, играть и радоваться жизни. Это же здорово — приехать в какой-то Подольск, где тебя любят, ждут и приветствуют твой выход на сцену».

«Наутилусы» отыграли в Подольске несколько меланхолично, зато это выступление полностью отсняли на видео, и сегодня любой пользователь Интернета может представить себя одним из сорока тысяч гостей подольского Зеленого театра, восторженно вопящих при виде своих кумиров. По результатам зрительского анкетирования, «Наутилус Помпилиус» был назван лучшей группой Подольского фестиваля.

Насте повезло гораздо меньше. В программе фестиваля ее не было вообще. После «Наутилуса» ведущий Сергей Гурьев объявил: «Сейчас будет выступать группа, которая в афишах ошибочно была объявлена как «Урфин Джюс»… (восторженный рев толпы). Дело в том, что «Урфин Джюс» последний год не выступал, и все три его участника сконцентрировались в группе «Настя» (разочарованный гул толпы). Но целиком группа приехать не смогла… Из «Урфина Джюса» в «Насте» будет играть Егор Белкин. Настя Полева — бывшая солистка группы «Трек»…» Помогали землячке Хоменко, Пифа, Шавкунов и Могилевский. Публика была разочарована и явно ненастроена слушать ажурную и камерную Настину программу. После двух песен под непрерывные крики «Долой! Домой!» Настя повернулась к музыкантам, скомандовала: «Поем «Клипса»». Спела и ушла со сцены. Леха с Пифой потом обсуждали, что двадцатью минутами раньше, в «Наутилусе», они хавали тонны аплодисментов, а тут заработали свист и улюлюканье. Настя на неудачу никак не отреагировала. Даже если она и переживала, то на лице ничего не отразилось. А что там бушевало внутри…

Через две недели в Свердловском обкоме ВЛКСМ получили гневное письмо от подольских коллег с грозными обвинениями в адрес музыкантов, участвовавших в «несанкционированном» фестивале. Свердловчане пожали плечами и реагировать не стали, тем более что еще через неделю пришло другое письмо на бланке журнала «Юность» (соорганизатора фестиваля в Подольске), в котором тем же музыкантам выражались всяческие благодарности. После Подольска «Наутилус» пригласили в Москву, и в октябре он дал свой первый столичный концерт в ДК Горбунова.

Поволжье, которое еще не успело отойти от патриотических набегов «Флага», теперь осваивал «Чайф», в ноябре выступивший на фестивале в Горьком. Сами «флаговцы» во главе с Сергеем Курзановым в это время подались в районы Крайнего Севера. «От Нового Уренгоя нас подхватили на вертолете и увезли куда-то совсем в тундру. Вертолет выгрузил нас, и аппарат улетел. Ночь, белая равнина, и никого… Потом где-то вдали показались огоньки вездехода. Привезли в какую-то деревню, мы там два концерта перед оленеводами отыграли».

В начале зимы гастролирующую по стране фракцию Свердловского рок-клуба пополнил «Кабинет», показавший себя в Брежневе. 4–6 декабря он дал три совместных концерта с ленинградским «Нолём» и московской «Манго-Мангой» в разных домах культуры города имени Леонида Ильича. За три выступления свердловчане получили по 120 рублей на нос — заметный прогресс по сравнению с началом года. Местные организаторы хотели развести группу еще на один концерт и даже объявили в зале, что «Кабинет» готовится к выходу на сцену, но Полковник уже улетел домой, а с любым другим оператором уральцы играть наотрез отказались.

На следующей неделе в столице проходил фестиваль «Рок-панорама-87». Большинство участников составляли филармонические артисты разной степени рок-н-ролльности в диапазоне от Александра Малинина до «Арии», коллективы из Прибалтики и Московской рок-лаборатории. Весь остальной советский рок представляли только «АВИА» из Ленинграда и «Наутилус Помпилиус».

В кулуарах толпились недавние участники Всесоюзного съезда рок-клубов, проходившего в Свердловске, а также сочувствующие. Обсуждали они вовсе не выступавших в этот момент «Зодчих» и «Черный кофе», а творчество совсем других групп. Например, Николай Мейнерт с Александром Житинским делились впечатлениями об альбоме «Первый панк-съезд» верхотурского «Водопада».

Но выступление «Наутилуса», который вышел на сцену 10 декабря, привлекло в зрительный зал всех. Александр Коротич впервые после двухлетнего перерыва увидел бывших однокурсников именно на «Рок-панораме»: «На «Скованных…» весь зал вдруг достал откуда-то цепи и стал бряцать ими в такт песне. Я понял, как много пропустил. Люди, которых я прекрасно знал, превратились в суперзвезд».

Лауреатства и призов на фестивале не было, но через год фирма грамзаписи «Мелодия» напечатала виниловый бутлег, слепленный из фрагментов выступлений «Наутилуса» и «Бригады С». Огромный тираж этой пластинки, выпущенной без согласия музыкантов, да и сам факт ее выхода наглядно свидетельствовали, кто оказался лучшим на «Рок-панораме-87».

Под самый Новый год, 26 декабря, «Кабинет» и «Чайф» поучаствовали в концертной программе «Диалог» ленинградского Дворца молодежи. «Кабинет» встретили настороженно, но к концу выступления зал все-таки удалось раскачать. «Чайф» приняли, как долгожданных друзей, больше полугода не заезжавших в гости. С выступавшего третьим «Объекта насмешек» народ уходил пачками — чувствовалось, что большинство пришли в ЛДМ только для того, чтобы освежить апрельские впечатления от музыки Шахрина.

Первый гастрольный год рок-клуба закончился. Свердловчане охватили концертами пространство от Прибалтики до Сибири, включая Заполярье. Впрочем, в СССР оставалось еще очень много мест, где пока не ступала нога уральского рокера. Обладатели ног были полны оптимизма — если их музыка пользовалась успехом в Вильнюсе, в Новом Уренгое и Москве, то она непременно понравится жителям всех, без исключения, населенных пунктов Советского Союза. Будущее представлялось радостным, светлым и стереофоническим.

«А на сцене идет потеха» (II фестиваль)

Среди музыкантов (и далеко не только уральских) бытует мнение, что самый сложный альбом — не первый, а второй. Для дебютного релиза материал вынашивается и оттачивается годами, а следующий альбом надо успеть сделать в заранее установленные сроки, причем постоянно отвлекаясь на напряженную концертную деятельность. С фестивалями — та же история. Если первая творческая мастерская проводилась только для своих и на нее выносился почти весь музыкальный багаж, накопленный свердловским роком за предшествующие пять лет, то спустя год все обстояло иначе.

II фестиваль прошел 29–31 мая в 1200-местном зале Дворца культуры Уральского завода тяжелого машиностроения. Директор ДК УЗТМ Зиновий Милявский сам был не чужд молодежной музыки. В начале 1970-х он возглавлял эстрадный ансамбль горного института «17 молодых», затем любовно подбирал музыкальные кадры для ДК Рефтинской ГРЭС. Уже возглавляя ДК Уралмаша, он протежировал группы «Слайды» и «Рок-Полигон» Александра Новикова. Так что на проведение рок-фестиваля в самом современном Дворце культуры города Зиновий Абрамович согласился легко.

Разговоры о том, что Свердловск рок-музыкой уже обожрался, не подтвердились. Несмотря на десятки концертов, сыгранных в городе за прошедший год, билеты на фестиваль пользовались ажиотажным спросом. Публика прекрасно понимала разницу между обычным концертом и фестивалем. Потенциальных зрителей не отпугивали ни удаленность ДК УЗТМ от центра, ни цена. Билет на один концерт стоил от рубля до двух с полтиной, в зависимости от места. Концертов было шесть. И полный комплект на хорошие места обходился в ощутимую сумму. Многие старались сэкономить и стремились только на воскресные концерты, собравшие главных звезд. Билеты на пятницу повышенным спросом не пользовались, и в последние дни их, на радость студентам, распродавали в фойе вузов.

В рок-клубе понимали, что за большие деньги публике надо показать только самое лучшее. При отборе ориентировались, прежде всего, на концертный багаж каждого коллектива. Из новичков на фестиваль попал только «Экипаж», но и тот успел весной несколько раз выступить на городских площадках. Пригласили гостей из Ленинграда и Новосибирска. Начавшаяся в стране демократизация ощущалась и в рок-клубе — победителей определяло не жюри, а зрительское голосование, причем гости фигурировали в анкетах наряду с хозяевами. В пятничный вечер выступали «Степ», «Экипаж» и «Флаг». В зале изредка, но попадались пустые места — первые две команды, видимо, не очень заинтересовали даже студентов. Впрочем, к концу выступления «Степа» свободных кресел стало значительно больше — выжить в димовской мясорубке смогли далеко не все. Не было слышно не только текста, но даже голоса нового вокалиста. Сквозь утробный рев, извергаемый неотстроенными колонками, прорывался только монотонный ритм барабанов, который вколачивал зрителей в пол по самую макушку. Ни о каком звуковом балансе не могло быть и речи, но ветеран уральской саундинженерии Владимир Васянин, работавший со «Степом», невозмутимо сидел за пультом, словно все шло по плану. После песен никто не хлопал — руками зрители зажимали уши. Так как музыки было не разобрать, оставалось только визуально сравнивать «степовских» новичков с их предшественниками. Имени вокалиста, найденного Женей перед самым фестивалем, сегодня не помнят даже бывшие участники группы. На Бутусова он походил только тем, что тоже читал слова по бумажке. Но листки лежали перед ним на полу, и бедняге приходилось принимать немыслимые позы, чтобы разобрать буквы у себя под ногами. Новый басист, бородатый Валерий Жадов, играл, возможно, и не хуже усатого Умецкого, но его обаянием явно не обладал.

В середине выступления Димов бросил в оглушенный зал: «Все нормально?» Зрители стали кричать спасительное «Калужского на сцену!», но Женя словно не услышал — возможно, уши заложило и у него. Рубилово продолжалось еще четверть часа. Аплодисментов не было. Вышедший, наконец, Калужский пошутил, что преимуществом уральского металла является его дешевое сырье. Вот тут похлопали.

Арт-рок «Экипажа» было слышно чуть лучше, но группе это немногим помогло. Неопытность коллектива сказалась и в построении программы, и в отсутствии шоу. Володя Кощеев, выступавший в качестве special guest, в каждой песне выходил в новом костюме, но этот элемент сценографии удручающей картины не изменял. Запомнились длинное соло на басу и песня «Чувство» на стихи Андрея Вознесенского, которую спел Константин Бахарев. Под конец народ пачками начал покидать зал. И дело было не в том, что мало кто хотел слушать «Флаг», подкузьмила телепрограмма, обещавшая в этот вечер фильм о последствиях ядерной войны «На следующий день» производства США. Весной 1987 года концерты «Флага» были более частым явлением, чем заокеанские блокбастеры. Но по мнению тех, кто предпочел телевизор хард-року, фильм оказался полным фуфлом.

Те, кто остались, ждали от «Флага» скандала, вроде прошлогоднего, но его не случилось. Группа отыграла свою обычную программу, обкатанную за весенние месяцы до идеальной гладкости. Вопросы вызывало не музыкальное или сценическое мастерство «Флага», а, скорее, его гражданская позиция. Некоторые называли ее «люберской», то есть агрессивной по отношению к тем, кто не разделял ура-патриотических настроений «флаговцев». Тем не менее, по результатам зрительского голосования, «Флаг» стал лучшей группой пятницы, но достижение это было сомнительным.

Аудиокакофония первого дня произвела впечатление даже на тех, кто должен был отвечать за звук. Не известно, с помощью каких заклинаний, но к 16.00 субботы ситуацию удалось поправить. В программе «Отражения» уже можно было разобрать общий смысл песен, правда, тонкие текстовые нюансы все еще рисковали ускользнуть. «Отраженцы» отыграли здорово, исполнив несколько вещей с прошлогоднего альбома и три новые композиции, но публика осталась холодна. До времен, когда Кондакова с компанией будут встречать, как героев, оставалось еще года полтора, но большой шаг на пути к этому был сделан.

С выходом «Коктейля» атмосфера в зале заметно потеплела. Пинина новая волна с элементами рэгги мало кого оставила равнодушным. Сам Виктор старался вовсю — он полностью отказался от клавиш и, стоя у микрофона в луче прожектора, делал шоу. В зависимости от исполнявшейся песни, он преображался то в манекен, то в Бонапарта. В темноте за ним помигивал светодиодами обруч на шее ударника и моргала клипса в его же ухе — крутые спецэффекты по тем временам. Дважды выходивший к бонгам Назимов тоже оживлял концерт. Оба раза зрители тепло приветствовали любимого барабанщика. В программу Пиня включил песню «У меня есть крылья», записанную «Р-клубом» еще в 1981 году, подчеркнув тем самым глубину фундамента, на котором стоял не только «Коктейль», но и весь свердловский рок.

В перерыве между концертами весь большой зал попытался втиснуться в малый, где показывали веселые короткометражки студии «А-фильм» под руководством Олега Раковича. Общий хохот наверняка мешал гостям фестиваля, настраивающимся этажом выше.

Новосибирские «Путти» были настоящими панками. Они страшно обрадовались, когда обнаружили через дорогу от своей гостиницы магазин с широким выбором одеколонов, и за три фестивальных дня помогли его руководству выполнить годовой план. Перед концертом они благоухали парфюмом «Лесной», причем аромат исходил явно не от их ирокезов. Возможно, они «надушились» для храбрости — о том, что в Свердловске панков не любят, их наверняка предупредили коллеги по жанру из тюменской «Инструкции по выживанию». Но публика в зале вела себя согласно законам уральского гостеприимства — от музыки «Путти» она завелась моментально. Тон задавали преданные фанаты новосибирцев, добравшиеся до ДК УЗТМ аж из Кемерово. Программа была агрессивная, боевики летели в толпу один за другим: «Телеграфные столбы», «Холодильник», «Не ешь мой завтрак». На «Пивной радиобочке» у басиста, Олега Чеховского, представленного как Чак Берри-младший, отрубился инструмент. Метнувшийся на сцену Полковник спас положение. В припеве «Дедушка Рейган — старый обманщик, дедушка Рейган — старый козел» вокалисту Михаилу Позднякову подпевал весь зал — президента США в Свердловске любили еще меньше, чем панк-рок. «Дай кусочек мне» посвятили патриотическому обществу «Память». Для Свердловска эта тема была уже не столь актуальна, но в Новосибирске проблема противодействия рок-н-роллу все еще стояла остро. В конце выступления Позднякова совсем сорвало с катушек. Он катался по полу, по свисающему канату почти дополз до висящей над сценой тряпичной рок-клубовской вороны. Видимо, уральский одеколон оказался забористей сибирских аналогов.

Ленинградский «АукцЫон» тоже вышел разогретым, хотя вряд ли артисты из культурной столицы баловались парфюмерией. Программу «Вернись в Сорренто» они исполняли так часто, что сыграть ее могли в любом состоянии души и тела — партии и движения были отточены до автоматизма. Сладкоголосый тенор Сергей Рогожин, гитарист-живчик Леня Фёдоров и великолепный ударник Игорь Чередник не давали «АукцЫону» свернуть с проложенного пути. Штатный коверный группы Олег Гаркуша, извлекавший из своего докторского саквояжа то пищалку, то дуделку, то клизму с водой, старался создать на сцене хаос, но чувствовалось, что эта суматоха тоже старательно отрепетирована. Не запланировано было только одно: на третьей песне Гаркуша слишком сильно сдавил резиновую грушу, струя воды попала в самую гущу аппаратуры. Моментально сгорел диффузор динамика «JBL» за две тысячи рублей, взятый у кого-то Граховым под свою личную ответственность. Без него горы аппаратуры звучать отказывались. Пока техники спешно устраняли поломку, Олег спасал положение — он присел на колонку и начал читать свои стихи, кстати, неплохие. Неожиданная пауза сбила настроение аудитории. Из зала неслись крики «Пошел со сцены, козел!» и «Сами вы козлы!». После завершения аудиореанимационных процедур шоу продолжилось. Были исполнены хиты «Девушка» и «Деньги — это бумага». Публика завелась снова. Гаркуша вел себя осторожнее и больше ничего не поломал. Вечерний концерт закончился овациями.

Третий день обещал быть самым интересным. Это было заметно не только по зрителям, заполнившим все места и проходы (билеты билетами, а контрамарки никто не отменял), но и по присутствию в зале телекамер. Открывала утренний концерт «Настя». Впервые прозвучало название группы, совпадающее с именем ее лидера. В этой программе единственный раз за фестиваль на сцене появились Пантыкин и Белкин. Прошлогоднего мельтешения одних и тех же людей почти во всех выступающих коллективах теперь не было и в помине — концертная и гастрольная деятельность устаканила составы и притушила дружеский альтруизм. Помимо полного комплекта «Урфина Джюса», Насте помогали Хоменко с Могилевским и Владик Шавкунов на басу, да Умецкий из-за пульта сыграл роль «голоса врага». Программа полностью повторяла трек-лист годовой давности. Обладатели феноменальной памяти морщили по этому поводу носы, но большинство не обращало на самоповтор внимания — за год Настя не выступала ни разу. За отчетный период не было не только концертов, но и нормальных репетиций, поэтому звездный состав особой сыгранностью не отличался. Выручал профессионализм — публика встретила и проводила «Настю» одинаково тепло. После финальной «Клипсо-калипсо» вокалист «Апрельского марша» Михаил Симаков прилюдно заявил, что для этой певицы он готов даже ящики с аппаратурой таскать. Подобную работу сочли бы за честь многие мужчины из забитого до отказа зала ДК УЗТМ.

Публика выглядела весьма живописно и вела себя соответственно. «Зрители приветствовали своих любимцев так горячо, что дирекция дворца (надо сказать, что не без основания) беспокоилась за сохранность здания и его внутреннего убранства. Свист, крики «Даешь металл!», топот ног, звуки детских свистулек, труб буквально сотрясали своды большого зала ДК. В воздухе летали бумажные голуби, то там, то здесь вспыхивали огоньки зажженных спичек, которыми зрители приветствовали артистов», — делилась впечатлениями о фестивальной атмосфере корреспондент заводской газеты «За тяжелое машиностроение» Л. Яковлева 6 июня.

С появлением на сцене «Чайфа» вся толпа, описанная многотиражкой, дружно вскочила на ноги. Общему восторгу не мешал даже яркий свет в зале — телевизиощикам требовалась красивая картинка. «Чайф» был очень импозантен: Шахрин — в черной рокерской куртке и кепке, Бегунов — в милицейских штанах и футбольных гетрах, Антон — в смокинге, манишке и сварочных очках. Даже Зема, не покидавший сцену после выступления «Насти», натянул огромный красный берет. Вместе с группой вышел хор сочувствующих под руководством Алины Нифантьевой, который подтягивал припев первой песни «Аве, Мария». На всех последующих номерах в хоре уже не было нужды — подпевал «Чайфу» весь зал. «Религию завтрашних дней» Шахрин посвятил XX съезду ВЛКСМ. Обком комсомола сделал вид, что не понял издевки («Они будут толще, мы будем сильней») и присудил «Чайфу» приз «За лучшее художественное решение социальных проблем молодежи». «Ободранный кот» был назван «песней в защиту животных» — реверанс в сторону «Наутилуса» с его песнями в защиту женщин и мужчин. Прозвучали номера, еще не слышанные в Свердловске: «Дуля с маком», «Шаляй-валяй» и «Мы все актеры этого театра». Зал неистовствовал. «Чайф» дважды вызывали на бис. Зрители успокоились, только услышав долгожданные «Рок-н-ролл этой ночи» и «Вместе немного теплей».

В ожидании дневного концерта публика высыпала на площадь. Окраина Уралмаша стала в этот день самым модным местом Свердловска. Самые невообразимые прически, самые сногсшибательные наряды и самые красивые девушки… На площади перед ДК было на что посмотреть.

Второй воскресный концерт начал «Сфинкс». Играли, как всегда, ровно, но их гладкий хард-рок навевал дремоту. Многие в зале клевали носом, что мешало играть в «Угадайку»: откуда что слизано.

Перед выходом «Телевизора» Калужский огласил результаты обработки зрительских анкет. По результатам четырех концертов неожиданности не было, лидировали «Чайф», «Флаг» и «Настя». Мало кто мог предвидеть, что предстоящее выступление сильно изменит табель о рангах.

«Телевизор» начал, с каждой песней добавляя эмоционального накала. Зал завороженно взирал на борзыкинские грациозные пассы, словно вводящие публику в транс. Полностью впасть в него не давали ритмичная новая волна и остросоциальные тексты на грани фола. «Антисоветчина» набирала обороты с ходом программы. Начав с чуть ли не интимной «Кто сможет отнять мои сны», к середине «Телевизор» дошел до «Отечество иллюзий» и «Три-четыре гада сидят наверху». Все в зале — и те, кто танцевал в проходах, и те, кто завороженно вслушивался в текст, и те, кто возмущался наглости ленинградцев, понимали, что ничего подобного со сцены в Свердловске еще не звучало. «Твой папа — фашист» заставил вздрогнуть всех, даже пляски между рядами на миг прекратились. Овации были громоподобными, успех ленинградцев — ошеломительным. Невероятное ощущение свободы испытал на этом концерте инженер УЗТМ Алексей Коршун: «Их выступление стало катализатором моей активности, появилось желание что-то делать». Вскоре Алексей придет в рок-клуб и станет одним из ведущих музыкальных журналистов города.

Опрос сразу после фестиваля вывел «Телевизор» на третье место среди лучших групп. Он на долю процента уступил родному и популярному «Чайфу». А ведь за несколько дней до этого мало кто на Урале слышал песни Борзыкина.

Пока Михаил скромно давал интервью Свердловскому телевидению, за кулисами заседал оргкомитет. Обсуждали вопросы лауреатства. Постановили считать победителями фестиваля «Чайф», «Телевизор» и «Наутилус». Забавно, что к тому моменту не все зрительские анкеты были заполнены, а «Наутилус» еще даже не выходил на сцену. Правда, в решении оргкомитета напротив названия «НП» стояла маленькая оговорка: «в зависимости от результатов выступления». Забегая вперед, можно сказать, что это прозорливое решение совпало с итогами голосования.

Вечерний концерт задержали на два часа — перегорел сетевой кабель. Дворец культуры напоминал аэропорт в нелетную погоду — все боялись покинуть здание и старались не отходить далеко от дверей зрительного зала. Даже наличие билетов не гарантировало, что твое законное место окажется свободным, — количество зрителей превышало количество кресел примерно в два раза. Когда техники устранили неполадки и с дверей сняли засовы, у каждого входа образовалась небольшая ходынка. Жертв не было только потому, что увидеть концерт «Наутилуса» хотелось даже самым полураздавленным.

Первое выступление Калужский объявил, как «С песней по «Треку»», или «С «Треком» по жизни». Михаил Перов, Игорь Скрипкарь и Андрей Котов решили тряхнуть стариной и, пригласив на клавиши Глеба Вильнянского, исполнили порцию лучших хитов уже легендарной группы. Первый в истории свердловского рока камбэк удался. Звук был лучшим за все три дня, и дело не в замене кабеля. Просто за пультом восседал Полковник. Перов был единственным на фестивале гитаристом, чьи сольные импровизации удостаивались отдельных аплодисментов. Чувствовалось отсутствие Насти, особенно когда «Клей» вместо нее спели дуэтом Миша с Игорем. «Гонки» Скрипкарь посвятил «нашим лидерам — «Чайфу» и «Наутилусу»», причем сделал это явно не без сарказма. Последней исполнили вещь, которая отсутствовала во всех трех альбомах «Трека», но была ли она новой или извлеченной из старых загашников — осталось неизвестным.

Для настройки «Наутилуса» закрыли занавес. Зал никто не покинул. Люди сидели на каждом свободном клочке пола, собираясь с силами для нового всплеска эмоций. Занавес открылся… «Наутилусы» расположились, как на старинных салонных фотопортретах. Шестерку мужчин оттеняла высокая статная красавица Аня Шмелёва. Вышел фотограф, щелкнул камерой, вспыхнул вспышкой, концерт начался…

Исполнялась новая программа «Ни кому ни кабельность». Одна за другой шли новые песни, еще не звучавшие в Свердловске: «Падал теплый снег», «Синоптики», «Песня в защиту мужчин»… Бутусов пел, сидя за кафедрой с разложенными текстами и графином с водой. Шоу было очень статичным, но досконально продуманным. Все детали были четко выверены: и расположение трех клавишников, и сидящий слева Умецкий, даже графин, в который Слава поставил первые врученные поклонницами цветы. Движения музыкантов были очень скупые, но волны мощной энергии шли в зал, сводя публику с ума. Казалось, что Бутусов в этот вечер мог спеть хоть «Чижика», хоть «Интернационал» — зрители вопили бы точно так же. Но когда зазвучали первые такты «Шара цвета хаки», зрительский хор перекрыл децибелы динамиков. Весь зал встал и не садился уже до самого конца. «Это был «наутилусовский» фестиваль. Они убрали всех — самые мощные, сыгранные и вооруженные стихами Кормильцева», — вспоминает Олег Ракович.

На бис «Наутилус» выходил дважды. Под «Последнее письмо» на сцену полетели десятки заготовленных загодя самолетиков. Под «Казанову» зрители просто пустились в пляс. Поклонники могли вызывать «наутилусов» до бесконечности, но уже наступило лето…

В битком набитых ночных трамваях, следовавших с Уралмаша в сторону центра, кричали ««Наутилус» — лучшая группа в мире!» и хором пели их песни…

Оргкомитет не ошибся в своих предчувствиях, лауреатами стали три заранее «назначенные» группы. Кроме того, «Наутилус» получил приз зрительских симпатий и приз обкома ВЛКСМ «За наиболее удачное художественное решение антивоенной темы» («Шар цвета хаки»).

II фестиваль наглядно продемонстрировал, какой огромный шаг вперед сделал рок-клуб за год своего существования. Остались нерешенные проблемы (прежде всего с аппаратом), но главное — произошел музыкальный качественный скачок. Десять участников из Свердловска реально представляли клубовскую элиту, причем большинство из них показали новые программы. Смена поколений была зафиксирована. Выступление «Трека», которое встретили с любовью, но ностальгической, лишь подтвердило положение вещей. Неудача «Степа» объяснялась не только аппаратурной лажей, но и тем, что любить металл только за шум и грохот находилось все меньше желающих. Поднабравшейся опыта публике хотелось чего-то более интересного и современного.

Фестиваль не походил на аналогичные мероприятия в других городах, где группы из Ленинграда, Москвы и того же Свердловска возвышались над уровнем местных коллективов. В ДК УЗТМ гости из Ленинграда в чем-то даже проигрывали хозяевам, а «Путти» вообще запомнился большинству лишь эпатажным поведением и внешним видом. Блеснули уральцы и качеством организации. Они доказали свою способность устраивать крупные мероприятия для широкой публики, а также принимать гостей по высшему разряду. Гастролеры, представители рок-клубов и журналисты из других городов были приятно удивлены уровнем встречи и условиями проживания, а когда узнали, что для всех участников фестиваля в кафе ДК УЗТМ налажено питание с ресторанным меню, просто лишились дара речи. Слух о том, что организационные таланты свердловчан безграничны и могут сравниться только с талантами уральских музыкантов, пошел гулять по рок-клубам всей страны.

P. S. А на возмещение стоимости спаленного Гаркушей динамика скидывались всем рок-клубом. Кто дал рубль, кто — пять, кто — десять. Собрали быстро.

«Они играют в известность, а говорят о деньгах» (Начало шоу-бизнеса)

Музыканты, писатели, художники и прочие творческие личности — они ведь как дети. Им требуются опека, помощь и поддержка. Рок-музыканты — скорее, как подростки. Они более задиристы и порой скандальны, но отеческая забота им тоже необходима. Отцами (а иногда матерями) рокерам служат администраторы, менеджеры, директора. Не важно, как называется в группе должность человека, который договаривается о концертах и записи альбомов, организует гастроли и заботится о том, чтобы творца ничто не отвлекало от его главного занятия.

Концертные менеджеры в Свердловске появились сразу, как только возник общественный интерес к музыке местных ансамблей. В посредниках между группами и танцплощадками особой нужды не было — обычно с директором клуба договаривался кто-то из самих музыкантов. Переговоры об игре на свадьбах (самый распространенный способ музыкального заработка) также велись напрямую. А вот для организации настоящих концертов уже требовался отдельный человек. В «ЭВИА-66» эти функции исполнял Марк Бергман, участвовавший в выступлениях ансамбля в качестве конферансье. «Эврика» сотрудничала с администратором Владимиром Белоглазовым, считавшимся одним из лучших менеджеров Уральского региона. Каждую пятницу ансамбль выезжал в область. За выходные давали три концерта. И в ночь на понедельник возвращались домой. Музыкантам доставалось по 4 рубля 11 копеек за выступление. На большее они рассчитывать не могли — коллектив был не аттестованный, музыканты имели статус самодеятельных артистов.

Администратором в «Сонанс» в 1979 году был приглашен Евгений Димов. Аргументами в пользу этой кандидатуры стали его знакомство с рок-музыкой и опыт фарцовки музыкальными инструментами. Но этого опыта оказалось недостаточно, чтобы продавать такую сложную музыку, какую играл «Сонанс». Именно Димов озвучил мысль о необходимости смены формата. «Сонанс» начал играть рок, коллектив распался на две части, Димов возглавил одну из них, став не только менеджером, но и ударником группы «Трек».

Другая половина, известная как «Урфин Джюс», первые месяцы пыталась пробиваться на сцену и к финансовому успеху самостоятельно, но у Александра Пантыкина это получалось не очень. В середине 1981 года возник Анатолий Королёв, сотрудник Верхнепышминского опытного завода, занимавшийся в ДК «Восток» дискотеками. Он работал с «Р-клубом», договариваясь об их выступлениях в техникумах и училищах. Его попытка организовать совместный платный концерт «Р-клуба» и «Урфина Джюса» закончилась не очень успешно. Концерт состоялся, но гонорар музыкантов, за вычетом всех расходов, составил по 40 копеек на человека. Тем не менее Анатолий продолжал считаться в Свердловске опытным рок-администратором. Эта слава дожила до 1984 года, когда он пытался опекать юный «Наутилус».

Нравилось возиться с рокерами и Геннадию Баранову. В 1981 году он, будучи директором студенческого клуба САИ, провел первый в городе рок-фестиваль, а спустя год переключился на работу с группой «Трек». В его послужном списке — организация концертов группы в Свердловске, гастролей в Ижевске и Москве.

Несмотря на то что в 1983 году рок-жизнь на большей части территории СССР на несколько лет почти замерла, «подводная деятельность» активно продолжалась. Концерты были крайне редки, значит, приходилось популяризировать свое творчество иными способами. Лидером здесь оказался «Урфин Джюс». Пантыкин, имевший особый талант не только к музыке, но и к самопиару, поставил дело на широкую ногу. Альбом «15» рассылался по стране сотнями экземпляров, а вместе с ним слушатели получали не только вкладку с песнями, но и «буклет» с краткой информацией о группе. Восемь машинописных листов, размноженных каким-то подпольным способом, содержали все необходимое: историю группы, дискографию, подробные анкеты музыкантов, поэта и даже технического персонала. Особо прелестен «раздел библиография», включавший перечень шести разгромных статей о творчестве «УД» с заголовками типа «Кому нечего сказать, тот громче всех кричит». Здесь же стояли и координаты фан-клуба «Урфина Джюса», под которыми скрывался почтовый адрес пантыкинской мамы. В квартиру на улице Челюскинцев приходили пачки писем, на каждое из которых подробно отвечали главный композитор и главный поэт группы. По мнению Владимира Назимова, «это была игра в шоу-бизнес, мы же тогда не имели никакого представления о том, что и как надо. Старались популяризировать «УД» любыми способами. Все делалось методом тыка. Впрочем, когда я через несколько лет оказался в Москве, понял, что и там о шоу-бизнесе очень смутное представление».

Многое изменилось, когда в 1986 году в Свердловске появился рок-клуб. Первые его концерты и выступления за пределами ДК Свердлова особых организационных усилий не требовали, гораздо больше времени занимали поиски и сбор аппаратуры, а также усилия, чтобы заставить ее зазвучать. А вот когда в январе следующего года свердловчане начали активно гастролировать по стране, обходиться без менеджмента стало невозможно.

Первым взялся за организацию гастролей Илья Кормильцев. Он не только договаривался с Молодежными центрами и Дворцами культуры в Казани, Куйбышеве, Перми и других городах, но и стал для рок-групп чем-то вроде дорожного менеджера. На Илью ворчали, если гостиница оказывалась холодной, а аппарат никуда не годным. Кормильцев отвечал и за бухгалтерию.

Первые легальные гастроли рок-клубовских команд дохода музыкантам практически не приносили. Принимающая сторона только в единичных случаях выплачивала грошовые гонорары по 3–4 рубля за концерт, которые в обязательном порядке пропивались. Обычно же организаторы оплачивали только дорогу, проживание и суточные.

Впрочем, и из этого правила бывали исключения. Приехавшим в Устинов (бывший и будущий Ижевск) «Коктейлю» и «Группе Белкина» задержали оплату командировки. Билеты обратно музыканты купили за свои, после чего денег на еду практически не осталось. Удмуртские коллеги ссудили их небольшими суммами, а также подкормили вареной картошкой с маринованными помидорами и домашним вином. Финансово ответственные удмуртские чиновники появились только к концу второго дня. Они предложили на всех 50 рублей наличными и 240 рублей почему-то наушниками. После ожесточенного торга Кормильцеву удалось выжать из них 250 рублей налом и те же наушники. Полученных средств еле хватило, чтобы отдать долги. Домой из гостеприимной Удмуртии 14 свердловчан улетали за свои. Позже выяснилось, что несчастные наушники им были положены и так, в качестве бесплатных сувениров. После этого случая уральские группы еще долго объезжали экономный Ижевск стороной.

Иногда гастрольные поездки оплачивал родной обком комсомола. Его финансовое участие в рок-клубовских делах принимало порой неожиданные формы. Нередко в кабинете Марата Файрушина раздавались звонки от коллег из других регионов Союза с просьбой прислать «Наутилус Помпилиус», причем за свой собственный, свердловский счет. Почему Бутусов и компания должны были радовать молодежь далеких областей за счет Свердловского обкома, просители не объясняли. Самое забавное, что иногда свердловчане соглашались, и «наутилусы» летели в какую-нибудь Сибирь фактически со своеобразными шефскими концертами.

Летом 1987 года многим стало ясно, что концертная деятельность может приносить хорошие деньги. Страна изголодалась по музыке, а неповоротливые филармонии удовлетворить возросший спрос были не способны. Простор для первых акулят капитализма, тогда скромно называвшихся кооператорами, открывался огромный. Спрос определил предложение, и свято место моментально заполнилось.

Первый концертный кооператив в Свердловске назывался «Контакт» и был зарегистрирован при Областном управлении культуры. Организовал и возглавил его Виктор «Патрон» Зайцев, человек в музыкальных кругах города известный. Еще в начале 1970-х вся «Туча» знала, что у Патрона можно купить практически любой западный диск. Позже он устроился не работу в училище имени Чайковского, возглавив кабинет звукозаписи. В начале 1980-х трудовая биография привела его в Областной научно-методический центр при Управлении культуры, где он, в частности, курировал рок-клуб и входившие в него группы. Опыт, как делать бизнес на «The Beatles», «Deep Purple», «Pink Floyd», у Зайцева уже имелся, а теперь появилась возможность зарабатывать на нынешних подопечных.

Первым мероприятием «Контакта» стала серия концертов «Наутилуса» в Свердловске и Березовском. Залы были набиты битком, полученная прибыль доказала правильность выбранного пути.

Комом вышел второй блин. «Контакт» привез в Свердловск московские «Звуки Му», причем ангажировав их сразу на восемь концертов. Тут он погорячился. Музыка Мамонова была известна только в узких кругах, а случайного меломана, клюнувшего на развешенные по всему городу афиши, шокировал Петин сценический образ. В результате на семи концертах зал был заполнен на треть. Аншлаг наблюдался только на специальном концерте для членов рок-клуба. «Свои» играли для «своих», и все было прекрасно. Неожиданные и печальные последствия эти гастроли имели для «Апрельского марша», базировавшегося в том же здании. Директор ДК Лаврова, видимо, получивший от многократного созерцания мамоновских ужимок и прыжков тяжелую душевную травму, с криком «Хватит с меня этих роков!» выгнал «маршей» на улицу.

Зайцев легко перенес неудачу со «Звуками Му» и стал организовывать концерты только проверенных гастролеров: «Филармония плакалась, что мы им срываем план, возим в Свердловск всех, кого только можно». Возмущались и партийные органы. Первый секретарь Кировского райкома КПСС Юрий Кочнев потрясал кулаками на VIII областном партийном пленуме: «Сегодня мы начинаем щедро отдавать в частные руки вопросы воспитания и культуры. В городе зарегистрирован так называемый кооператив «Контакт», который под флагом организации досуга явился конкурентом государственных органов и филармонии и занялся, сам не производя никакой творческой продукции, посреднической деятельностью в организации концертов, выплачивая артистам до 300 рублей за выступление (в 10 раз больше, чем государственные ставки), а зарплату своим работникам, по нашим подсчетам, — до 1000 рублей. Что звучит со сцены — за это кооператив не отвечает. Поэтому становятся возможными идеологически невыдержанные выступления типа московского барда Лозы в нашем Дворце культуры» (цитируется по газете «Уральский рабочий» 21.01.88).

Рок-клуб больше волновала деятельность «Контакта» внутри города. Кооператив активно сотрудничал с лучшими свердловскими группами, организуя их платные концерты. К концу года у Зайцева уже был неплохой аппарат, и он платил музыкантам солидные гонорары: «Грахов и Стерхов обвиняли меня, что я только деньги кую и музыкантов развращаю, хотя сами постоянно просили у меня по любому случаю аппарат». В клубе образовалась довольно внушительная фракция «антиконтактовцев», настроенных куда более радикально, чем правление. В вопросы, откуда берется звук на рок-клубовских концертах, они не вникали, зато постоянно рассуждали о «чистоте рок-н-ролла» и о том, что хищные кооператоры с их деньгами стараются эту чистоту запятнать.

Эти настроения нашли свое отражение в журнале «Марока». На обложку августо-сентябрьского номера помещен коллаж Ильдара Зиганшина. Обладатель руки с модными электронными часами пшикает в замочную скважину аэрозолем из баллончика с надписью «Контакт». Что за газ, что за дверь, чья рука — не очень понятно, но выглядит зловеще. Некоторую ясность вносит материал того же номера «Возмездие», написанный в жанре «страшного сна». В нем некоему концертному кооператору Виктору Дмитриевичу снится, что его, усыпленного газом из баллончика, похищают и, доставив за океан, приглашают на руководящий пост в корпорацию, занимающуюся шоу-бизнесом. Когда В.Д. дает свое согласие, его просят подтвердить решение делом и вводят в кабинет изможденных Умецкого, Савицкого, Калужского и Липницкого, скованных одной цепью. В. Д. нажимает на спуск новенького «Шмайсера» и в ужасе просыпается… Отправляясь организовывать тур ВИА «Аюшки» по сельским клубам, он обнаруживает, что под его дверью кто-то, как и вчера, нагадил…

Юмореска подписана Слипин Г. По словам редактора «Мароки» Леонида Баксанова, за этим именем скрылся Евгений Карзанов, в остальных случаях использовавший псевдоним С. Антивалютов. В подобном брезгливом отношении к кооператорам и начавшим хорошо зарабатывать музыкантам он был не одинок. Многие почему-то считали, что настоящий рок-н-ролл возможен только в условиях общей и равной альтруистической бедности. Больше других доставалось «Наутилусу». Доходы от концертов позволили его музыкантам уволиться с прежних мест работы, чтобы заниматься только музыкой.

Алексей Хоменко вспоминает: «Мы с «наутилусами» приезжаем с гастролей, а нас в рок-клубе встречают лозунгами примерно такого содержания: «Долой «НП» из рок-клуба. Они зарабатывают деньги на кристальной рок-н-ролльной идее!»» Чего больше было в этих «приветствиях» — искренности, с младых ногтей воспитанной классовой ненависти или банальной зависти, сегодня трудно сказать…

Явную неприязнь испытывали к богатеньким кооператорам власти. По городу регулярно ходили слухи, что «Контакт» закрыли, что руководство еще одной концертной фирмы, «Арго», — под следствием. Пионеров шоу-бизнеса это не пугало. В начале 1988 года «Контакт» затеял массовую вербовку под свою крышу групп, представлявших кассовый интерес. Например, 15 февраля председатель кооператива Черепанов посетил репетицию «Кабинета» и предложил музыкантам устроиться на работу в «Контакт», при полной творческой свободе получать в месяц от 200 до 400 рублей. «Контакт» брался обеспечить аппаратурой, базой, костюмами, сценографией. В перспективе обещали построить студию с умопомрачительной аппаратурой.

«Кабинет» на соблазны не поддался — у него уже завязывались деловые отношения с театром музкомедии, и еще одна официальная крыша ему была не нужна. У других групп не было такого надежного тыла, а Черепанов обладал телепатическим даром убеждения. На его уговоры поддались «Ева», «Флаг», Александр Холкин и московский «Мистер Твистер»… Правда, их трудовым книжкам не повезло. В 1988 году злоумышленники забрались в помещение кооператива и взломали сейф. Наверное, воры думали найти несметные миллионы, но там хранились только документы музыкантов.

В 1988 году в Свердловске действовали уже 16 концертных кооперативов. Но до групп быстро доходило, что, несмотря на наличие любых концертных организаций, государственных или кооперативных, у коллектива должен быть свой менеджер, отвечающий за все, в том числе и за отношение с официальным местом работы. В «Наутилусе» таким человеком стал Александр Калужский, летом 1987 года занявший пост их администратора. Концертов было много, работы еще больше, и Саша взял себе в помощники Константина Ханхалаева, своего сибирского приятеля. Дуэтом они проработали с «НП» до весны следующего года, когда их из коллектива «ушли». Некоторое время в «Нау» продолжалась административная неразбериха, и музыканты озаботились защитой своих коммерческих интересов.

В начале 1988 года Хоменко провел собрание коллектива, сказал, что пора вставать на новые хозрасчетные рельсы и самим зарабатывать деньги. Музыканты спросили: «Кто всем будет заниматься?» — «Виктор Зайцев». — «Да, этот зарабатывать умеет». На свет появился кооператив «Наутилус Помпилиус», фактически ставший наследником «Контакта». Зарегистрирован он был опять же при Управлении культуры. Поначалу Михаил Сафронов, управлявший областной культурой, и слышать не хотел про еще одну фирму под своим крылом — его достали претензиями к «Контакту». Решающим оказался примерно тот же аргумент, что и при создании рок-клуба: держа этих ребят при себе, их проще контролировать. Кооператив со звучным названием занимался самыми разнообразными видами деятельности: от выпуска сувенирной и печатной продукции до звукозаписи. Зайцев разворачивал бизнес, используя старые связи: «Управление культуры передавало нам на баланс такие здания в центре! Мы, дураки, отказывались! Музыканты отпихивались: «Зачем нам эти здания? А вдруг мы захотим из кооператива выйти?» Больше всех кричал Могилевский, который «НП» ни разу по собственной воле не покидал». Кооператив просуществовал всего полгода, до распада «золотого» состава «Наутилуса». Первым его покинул Бутусов, а последним вышел Кормильцев, как самый осторожный.

У других коллективов аппетиты были поскромнее, и собственная фирма им пока не требовалась. Финансовые и организационные вопросы решали их менеджеры. Иногда эти функции навешивали на человека, уже находившегося внутри команды. Например, администратором «Флага» стал один из основателей группы — поэт Александр Пьянков. Чаще директоров находили на стороне. Первым менеджером «Кабинета» был Вадим Крысов, «Чайфа» — Анвар Хабиров, «Отражения» — Женя Келина.

Иногда в администраторы попадали «по блату». Знакомая Николая Грахова, окончившая институт народного хозяйства, пожаловалась ему, что ей скучно на работе и хотелось бы чего-нибудь более творческого. Коля предложил ей попробовать себя в рок-менеджменте: «У нас в клубе есть две группы, которым нужны забота и опека. Одна из них более экспериментаторская, а вторая точно будет собирать полные залы». Знакомая предпочла вторую. Так Елена Чистова начала опекать «Агату Кристи». В «Апрельском марше» директорство стало общественной нагрузкой для звукооператора Виктора Холяна: «Менеджерство мое вынужденное. Меня к нему активно подталкивали, хотя мне всегда хотелось больше ручки крутить. Но группа настаивала: «Лишних людей нам не надо. Иди, занимайся организацией гастролей». Появилась записная книжка, которая стала обрастать разными контактами. Тусоваться на фестивалях с интересными людьми было увлекательно. А просто обзванивать города СССР — не очень. Музыканты хотели зарабатывать на жизнь собственной музыкой, а я в то время получал 120 рублей, плюс 15 процентов уральских, плюс премии. Поэтому сильно напрягаться с организацией гастролей мне не хотелось — зачем, если 15 % уральских и так платят. Но группа настаивала. Приходилось заниматься».

Примерно в этот же период «Чайф» обзавелся московским администратором. До этого некоторое время Шахрин был вынужден решать проблемы самостоятельно: «Когда внезапно вместе с деньгами исчез наш первый так называемый менеджер, мне самому каким-то непонятным образом пришлось взять на себя его функции. На первый наш концерт в Москве Саша Калужский привел Костю Ханхалаева. Они тогда вместе занимались «Наутилусом», и у «Нау» гонорар был 600 рублей за концерт, а нам платили 150–200. Наша музыка Косте дико понравилась: «я как будто на выступлении Брюса Спрингстина побывал». В то время как раз «Наутилус» от Костиных услуг отказался, и он предложил нам поработать вместе».

Ханхалаев, решивший ударить по Уралу, пригласил «чайфов» в буфет гостиницы «Измайлово». Джин «Beefeater» и крохотные бутерброды с красной икрой произвели на провинциалов неизгладимое впечатление. Вот она, настоящая жизнь суперзвезд! Конечно, контракт с Костей подписали.

Ханхалаев, оказавшийся очень приятным человеком и меломаном, с хорошим вкусом и широким кругозором, занимался «Чайфом» с 1988-го до середины 1990 года и сделал очень много. Группа стала регулярно появляться в столице. В начале Шахрин сотоварищи останавливались прямо у Кости дома и спали все вповалку на полу. «Потом он нас селил в чьей-то однокомнатной квартире на окраине Москвы. Судя по всему — этой квартирой пользовались какие-то спекулянты, потому что мы обнаружили полный холодильник красной икры, а шкафы были забиты коробками с новыми зимними импортными ботинками». Больших денег на «Чайфе» директор группы не зарабатывал, хотя и получал свою долю от концертов. В то время основным его бизнесом было размножение видеофильмов. Дома у Кости стояло много видеомагнитофонов, а на гастроли он брал с собой полную сумку кассет. В разных городах у него были клиенты, которые покупали все оптом. «Иногда пора уже вылетать, а у Кости дописываются кассеты, и он не может остановить видеомагнитофон. Внизу ждет такси со включенным счетчиком, мы прыгаем в него и мчимся в аэропорт»…

На первых порах администратором «Насти» работал по совместительству костюмер Игорь «Базен» Багаев, а с 1990 года директором группы стала Лена Вакулина: «После IV фестиваля ко мне подошли Настя с Егором и предложили поработать с ними. Но я тогда трудилась по распределению и не могла бросить службу. Только через год я согласилась».

К тому времени все музыканты «Насти» уже являлись профессионалами, то есть заработок от концертов стал основным источником их дохода. Нельзя сказать, что это были огромные деньги (в начале 90-х у некоторых уже сколачивались первые капиталы), но это значительно превышало зарплаты в госструктурах. В группе все получали заранее оговоренный процент от общего гонорара. Размеры этих долей устанавливала сама Настя. Учитывалось все — авторство музыки, текстов, аранжировок, вклад гитариста, барабанщика, звукоинженера. Последний обычно получал меньше, чем музыканты. Лена до сих пор не понимает, почему так страдали звукоинженеры. Пять процентов всегда шли в общую кассу группы. Они расходовались на оплату междугородних звонков, на покупку авиабилетов, на печать афиш, на фотосессии, на аренду репетиционной базы. Чуть позже, когда был зарегистрирован ЧП (частный предприниматель) и деньги стали приходить безналом на счет, из общей кассы платили зарплату бухгалтеру.

Доля Вакулиной составляла 10 % от гонорара. Когда после первых проданных ею концертов в Красноярске и в соседнем Лесосибирске Лена пересчитала доставшуюся ей долю гонорара, она поняла, что это примерно столько же, сколько ее зарплата в облсовпрофе за месяц.

В «Апрельском марше» существовала другая схема распределения доходов. Платили всем поровну, но авторские заслуги учитывались при дележе общего пирога. Понятия «роялти» еще не знали. Поэта Женю Кормильцева просто считали полноценным членом группы, тем более что он не только писал тексты, но и участвовал в аранжировках и сочинении музыки.

Договариваться о концертах мешали вещи, сегодняшним музыкантам просто не понятные. Телефонные звонки были целой проблемой. Когда Настя и Егор снимали квартиру, они всегда искали вариант с телефоном. Их номер передавался по всей стране от организаторов к организаторам через сарафанное радио. Настя сообщала Вакулиной, что звонили, например, из Воронежа, где люди хотят устроить их концерт. Лена запасалась пригоршней монеток по 15 копеек, бежала к междугороднему телефону-автомату и вызванивала Воронеж, бросая в щель монетки каждые 30 секунд. Договаривались, что если все нормально, то воронежские организаторы перезвонят в назначенное время по домашнему телефону вакулинских знакомых. В оговоренный час Лена сидела у друзей и ждала звонка… 15-копеечные монеты тогда тоже были дефицитом. Лена собирала их в банку, а ее мама из Чимкента посылала дочери «пятнадчики» в посылках.

Даже при наличии телефонного аппарата надо было знать, куда звонить. Круг организаторов концертов был не очень широк. На всю огромную страну — несколько десятков, максимум полторы сотни человек. Их номера составляли главное богатство любого администратора. Очень много зависело от личных отношений. В 1989 году «Настя» участвовала в съемках программы «Чертово колесо» в Харькове, где Вакулина подружилась с Игорем Тонких и Сашей Лариным из фирмы «Фили». После этого Ларин при любой возможности приглашал группу «Настя» выступать к себе в «горбушку» (ДК имени Горбунова в Москве). Примерно такие же отношения сложились с киевскими антрепренерами Владимиром Месхи и Леонидом Ландой. Они очень любили «Настю», и естественно, что устроенный ими фестиваль «Мисс-рок Европа» просто не мог обойтись без участия Полевой…

После договоренностей с принимающей стороной до места концерта еще надо добраться, что не так-то просто. Страшные трудности возникали с авиабилетами — их постоянно не хватало. У Вакулиной была подружка Катя, которая работала в кассах аэропорта. Стандартная ситуация: группе нужно лететь на гастроли, требуется восемь билетов. Звонок Кате. Та рапортует, что в наличии есть только три. За оставшиеся пару дней до вылета Катя каким-то образом выцепляет еще четыре. Восьмого музыканта обещает в любом случае посадить в самолет. Группа едет в аэропорт, еще не имея на руках ни одного билета — они в кассе у Кати. Платятся деньги, семь человек идут на посадку. Восьмой ждет у окошечка кассы, пока Катя, уже после окончания регистрации, не снимет секретную обкомовскую бронь и чуть ли не в момент отъезда трапа от самолета запихнет последнего музыканта в салон. Самое странное — что такая схема работала. Случаев, когда из-за отсутствия билетов группа не могла вылететь в какую-либо точку Союза, не было.

Схожим образом проблемы решались и в столичных аэропортах. Шахрин не раз наблюдал магическое действие уговоров, подкрепленных купюрами: «Билетов в кассах никогда не было. Но Костя засовывал свое круглое очаровательное буддийско-бурятское лицо в окошко кассы, каким-то образом уговаривал кассирш, и они брали у него взятки. У меня в жизни бы не взяли, а у него — брали. Нас подсаживали в переполненные самолеты. Как-то в Харьков мы летели в темном отсеке Ту-134, сидя на запечатанных мешках с почтой и деньгами. Костя умел договариваться. В этом плане он был гениальный человек».

Дорога до пункта назначения — это даже не полдела, а лишь малая его часть. Главное — отыграть концерт и получить оговоренный гонорар. Деньги передавались только на месте. То есть группа летела на гастроли за свой счет. До начала 90-х «кидалово» встречалось редко. Большинство организаторов считали делом чести расплатиться. Иногда люди продавали свои вещи, только чтобы выплатить гонорар. Впрочем, бывало всякое. Могли и не заплатить — объясняли, что деньги уже кончились, а порой наоборот — концерты не состоялись, но гонорар выдавали без разговоров. Размер вознаграждения группы не зависел от количества проданных билетов. Выплачивался не процент от сбора, а фиксированная сумма, в зависимости от величины зала. Концерты в основном проходили в домах культуры на 600–800 мест.

Иногда гастроли оказывались под угрозой срыва из-за самих музыкантов. Тогда менеджеру приходилось решать задачи, далеко выходящие за рамки служебных обязанностей. «Настя» выступала в Красноярске зимой, на дворе было минус 35. Времена еще стояли горбачевско-трезвые, и купить что-нибудь для сугреву легально было крайне трудно. Гитариста Андрея Васильева и барабанщика Андрея Коломейца выручили сибирские бабушки, у которых сторговали бутылку водки. Чем сердобольные старушки разбодяживали сорокаградусный напиток, неизвестно, но последствия оказались плачевными. Ночью остальную группу разбудили звонкие звуки китайской речи из гостиничного коридора. Два Андрея сидели в холле и о чем-то увлеченно беседовали с китайским гостем. Музыканты говорили по-русски, а китаец на своем языке, но разговору это не мешало — видимо, гость из Поднебесной отоварился у тех же бабушек. Саммит братских народов разогнали, все отправились спать.

Утром Андреи проснулись с абсолютно квадратными головами, решили подлечиться остатками водки и пришли в полную неработоспособность. Пора уже было ехать в концертный зал. Вакулина силой усадила развеселившихся музыкантов в автофургон, причем они пытались взять с собой попавшегося на пути охотника вместе с ружьем и собакой. На полпути Коломеец вдруг заявил, что забыл в номере палочки. Кузов фургона с кабиной не сообщался, и на светофоре Лена выскочила, чтобы попросить водителя вернуться. Загорелся зеленый свет, машина поехала, и Лена полквартала семенила за ней следом. Когда, развернувшись, доехали до гостиницы, оказалось, что Коломеец на палочках сидел. В зале выяснилось, что играть сегодня оба Андрея не могут категорически. Их с трудом усадили в зал.

Ситуация складывалась критическая. В далекий Красноярск тогда гастролеры заезжали редко, и все билеты на концерт были проданы. В строю остались трое: Настя, Гришенков на клавишах и Шавкунов на басу. В последний момент, когда зрители уже заполняли зал, Вакулина придумала выход. Она объяснила заподозрившим подвох организаторам, что концерт будет проходить в модном в столицах формате «вопрос—ответ». Но только трепать языком было невозможно — несколько песен пришлось исполнить усеченным до невозможности составом. «Новые» аранжировки перекрывал громкий хохот — проснувшихся Андреев очень забавляло, как звучат знакомые песни без их барабанов и гитары. «Как нас не убили сначала зрители, а потом организаторы — непонятно, — удивляется Владислав Шавкунов. — Как Вакулина потом не задушила обоих весельчаков, вообще уму непостижимо».

Трения музыкантов с менеджерами происходили не только из-за плохих манер, но и из-за творческих разногласий. Директора мечтали, чтобы группа играла то, что хорошо продается, а рокеры хотели, чтобы директора продавали то, что им нравится играть. В разных коллективах верх одерживали разные стороны. Например, Ханхалаев настоял на обязательном присутствии проверенных хитов в каждом выступлении «Чайфа». Вроде бы вполне резонное требование, но если раньше сам Шахрин мог отказать публике в просьбах исполнить ее любимую песню (вспоминается его чуть раздраженный ответ на реплику из зала: ««Белая ворона» давно сдохла, и мы про нее больше не поем»), то теперь такое стало невозможно. Музыкантов порой с души воротило исполнять …цатый раз «Поплачь о нем» или чуть позже «Не спеши», но ничего не попишешь — законы шоу-бизнеса! Эти жесткие рамки несколько напрягали.

В «Апрельском марше» переспорили музыканты. Холян постоянно бодался с группой: «Вы хотите больше получать? Тогда пишите попсовую музыку». — «Нет, мы не хотим писать попсу». — «Но публика требует новые «Котлованы» и «Голоса». Вы будете писать еще такие же?» — «Нет. У нас есть много других хороших песен». — «Но за них мало кто готов платить». — «Хорош рассуждать, иди устраивай гастроли».

Заслуги Виктора «марши» по достоинству оценили спустя годы — большое видится на расстоянии. «Холян занимался нашей раскруткой на протяжении многих лет, постоянно получая кучу тумаков и незаслуженных обвинений, — говорит Евгений Кормильцев. — Он совал нас куда только можно, сводил концы с концами, договаривался с теми, с кем было надо, ругался с теми, с кем было не надо. Вел постоянную кропотливую и долговременную работу. Он был полноценным участником коллектива. Без его титанических усилий золотой период «Апрельского марша» никогда бы не наступил».

Сам Виктор, обобщая свой менеджерский опыт, рассуждал в 1991 году: «Основная работа директора: директор-импресарио. Он тратит деньги коллектива на поиски номеров телефонов и звонки по этим номерам с целью устроить где-нибудь выступление группы. Он же является и пресс-агентом коллектива: находит фото и сочиняет аннотации, рассылает их и демонстрационные записи по каким угодно адресам по всей стране, где есть надежда на выступление или рекламу. В момент поездки на гастроли директор — администратор: ищет билеты для поездки, собирает участников в стадо и везет его с места на место. В это время его головная боль — постель в поезде, доплата за перевес в самолете, хорошие номера в гостинице, гримерки во время концерта, питание личного состава, подъем по утрам и отбытие на репетицию и концерт, плюс горячительное по желанию членов группы.

В трудные моменты жизни коллектива директор — завхоз: ищет помещение для репетиций, аппаратуру для тех же репетиций и возможность ее чинить.

В еще более трудные минуты творческих застоев, личных неудач членов коллектива, а также одиночных и массовых запоев в дело вступает директор-психотерапевт и лечит, в зависимости от тяжести случая, отдельных героев либо весь коллектив.

Иногда жизнь порождает извращенные создания вроде директора-звукорежиссера. В принципе имеются усложненные, комплексные директора-продюсеры, крепко сжимающие руками пульс всей творческой жизни группы.

Из рассмотренных вариантов выживает лишь директор с минимумом обязанностей: администратор плюс импресарио либо отдельные выдающиеся личности с устойчивой психикой и беспредельным оптимизмом. Причем даже у таких отмечается наличие брани, крика и скандалов в отношениях с подведомственным персоналом, что, впрочем, является простым доказательством того, что коллектив живет, дышит и успешно развивается».

На жизнь доходов от концертов хватало, но на что-то большее — нет. Открылись границы, появлялось больше возможностей. Требовались новые инструменты, а они стоили дорого. Приходилось искать спонсоров, обивать пороги богатых людей и просто просить деньги. Многие входили в положение и помогали музыкантам, иногда, правда, выдвигая встречные просьбы. Например, на презентацию альбома «Невеста» группы «Настя» спонсор согласился дать денег, но попросил, чтобы в этом концерте принял участие его любимый «ДДТ». Вакулина смогла договориться, и презентация прошла при участии коллектива, находившегося тогда в ранге суперзвезд. Естественно, приезд Шевчука был оплачен дополнительно тем же спонсором.

«Агате Кристи» помогали деньгами завод «Вектор», производивший клавишные инструменты «Форманта», фирма «Технезис» и даже Фонд имущества Свердловской области. Поиском инвесторов Вадим Самойлов занимался самостоятельно: «Никто из нас уже не работал. Концертные деньги обеспечивали быт, но, чтобы нормально записать новый альбом, надо было сразу заплатить студии крупную сумму. Саккумулировать ее не всегда получалось, но дополнительные средства тогда было довольно легко находить. Появилось много первых коммерческих фирм, которые хотели раскручиваться».

Случались и осечки. Лена Вакулина очень расстроилась, когда потенциального благодетеля застрелили за сутки до того, как он должен был выделить средства на запись нового альбома. Деньги пришлось искать в других местах.

Появление качественных студий, предлагавших услуги профессиональной звукозаписи, — закономерный этап развития шоу-бизнеса. Кооперативная «Студия Наутилус Помпилиус» началась с восьмиканального магнитофона «Fostex», который «Нау» привез с гастролей в Финляндии. Первой записью, сделанной на нем, была «Клетка для маленьких» «Ассоциации». Потом аппаратура докупалась, студия росла. Стоявшие у ее истоков Зайцев с Хоменко договорились, что это будет проект вроде «битловского» «Apple», цель которого в первую очередь — помощь молодым. Были записаны Оля Лебедева, Саша Холкин, другие начинающие артисты. Вкладывались средства в их раскрутку…

В 1990 году, когда все музыканты покинули кооператив, Виктор Зайцев перерегистрировал фирму и, поставив в известность Бутусова, сменил название: «Была «Студия Наутилус Помпилиус», стала «Студия НП». Славу это не смутило, группу сокращенно называли «Нау», а нас — «НП»». Аббревиатуру стали расшифровывать как «Новые проекты». Студия делала упор на уральский музыкальный мир, хотя к ее услугам прибегали артисты из других регионов и Москвы. Несмотря на то что, по словам Зайцева, коммерческий потенциал у местных музыкантов был огромный, он их раскруткой заниматься не стал, сосредоточившись на звукозаписи и выпуске компакт-дисков.

Через несколько месяцев, когда на свободу вышел Александр Новиков, Алексей Хоменко и Виктор Алавацкий решили работать с ним. При разделе имущества «Студии Наутилус Помпилиус» им достался тот самый финский магнитофон «Fostex». С него опять началась новая студия, на этот раз она называлась «Новик-рекордс». По рассказам Хоменко, «музыканты приходили и кривили губы: «Всего восемь каналов? Это несерьезно!» — в Свердловске всегда с запросами все было в порядке. Но техники и возможностей становилось все больше, и уже уровень творчества многих музыкантов стал недотягивать до уровня студии. Мы постоянно находились в процессе притирки с артистами — отношения мозоли и ботинка…»

Примерно так же приноравливались друг к дружке исполнители и юный шоу-бизнес не только на Урале, но и во всей стране. В результате сложной и не всегда естественной эволюции сегодня мы имеем ту поп-культуру, что имеем. Разлапистую отечественную рок-музыку постарались втиснуть в не очень ладно скроенный ботинок российского шоу-бизнеса. Не влезавшие в тесную обувку «мозоли» просто срезали. Снова, как и 30 лет назад, коллективы, не вписывающиеся в общепринятые стандарты и лекала, пытаются самостоятельно дотопать до своего слушателя. История развивается по спирали…

«Кадры на экране повторятся снова» (Свердловские музыкальные клипы)

Идея сопровождения музыки движущимися изображениями — сначала на киноэкране, затем на экране телевизора — скоро отметит вековой юбилей. Понятие «музыкальный клип» возникло в 1960-е. Мощный толчок развитию искусства видеоклипов дал канал МТV, открывшийся в 1979 году. На советском телевидении зачатки того, что можно называть клипами, появились примерно в это же время. Их было мало, в музыкальном вещании главенствовал жанр телеконцертов. Бытовых видеомагнитофонов еще не существовало, ознакомиться с зарубежным опытом было невозможно. Первым отечественным клипмейкерам приходилось все изобретать самим.

В Свердловске идея снять что-то под музыку местного производства первому пришла в голову Олегу Раковичу. С рокерами студент Ракович, возглавлявший фотохронику архитектурного института, познакомился в 1981 году во время фестиваля на приз САИ. Очень быстро он стал главным фотографом и «Урфина Джюса», и «Трека», несмотря на взаимную антипатию обеих команд, выезжал с «УД» на фестиваль в Баку, присутствовал на репетициях и записях альбомов: «Для меня, как для фотографа, рок-н-ролльщики были интересной фактурой, новой эмоцией. Это красиво, стильно — парни на сцене с гитарами. С ними было интересно общаться. Одно дело, когда ты слушаешь пластинки, пусть даже самые лучшие, а другое дело, когда ты вживую видишь, как музыка рождается. Потрясала магия репетиционных сессий — это поиск, творчество, другая энергетика».

Помимо фотографий Олег увлекался любительским кино, поэтому переход его друзей-рокеров со статичных снимков на киноэкран был вполне закономерен. В начале 1982 года Ракович задумал фильм «Пассажир» с участием музыкантов «Урфина Джюса». «Идея фильма заключалась в неподвижности пассажира движущегося трамвая. Пока транспорт едет, человеку кажется, что все хорошо, но вот остановка — и герой вынужден двигаться сам… На изломе застоя такой финал выглядел оптимистичным».

«Урфинам» замысел понравился, он был созвучен настроению их песен. 1 марта приступили к съемкам. Белкин в роли пассажира несколько раз проехал на трамвае по проспекту Ленина и улице Луначарского. При монтаже Олег чередовал виды из окна вагона с кадрами, навеянными песнями «УД». У Раковича тогда не было возможности снимать звуковое кино. Его 16-миллиметровая камера не предназначалась для записи звука, поэтому фильм получился немым. Специально записали фонограмму. Там Пантыкин исполнил «Мегаломанию» под фортепьяно, а потом сыграл несколько тем из других песен: «Кукла», «Ты слишком неподвижен», «Тупик». Синхронизировать изображение и звук не было никакой возможности. После первого просмотра режиссер остался не очень доволен результатом: «Я не воспринимаю «Пассажира» как законченное произведение. Скорее, как попытку запечатлеть момент, настроение. Все было очень наивно. Я не считаю, что он удался, как фильм».

К огромному сожалению, оригинальная аудиодорожка потерялась. Современный вариант «Пассажира», который сегодня можно увидеть в Интернете, Олег реконструировал много лет спустя, использовав альбомные версии двух песен «УД». «Мегаломания» «экранизирована» буквально. Егор, задремав в коммунальной квартире, во сне превращается в Джимми Пейджа. Атрибуты звездного статуса изображены с помощью мультипликации. Под «Homo Superior» на сцене дурачится весь «Урфин Джюс», наряженный в шутовские костюмы. Под толстым слоем грима трудно отличить Пантыкина от Назимова.

Восьмиминутный «Пассажир» не являлся клипом, и дело не в техническом несовершенстве, а в изначальной идее. Песни «Урфина Джюса» были иллюстрациями к первоначальному замыслу, а не наоборот. Поэтому первым на Урале настоящим произведением в жанре видеоклипа принято считать снятый Раковичем в 1987 году киновариант песни «Ассоциации» «Я такой же», или в просторечии — «Помойка». За прошедшие с 1982 года пять лет в Свердловске появились бытовые видеомагнитофоны, и многие уже знали, что такое клип и с чем его едят. Ракович к тому времени окончил архитектурный институт, но остался в его стенах — он руководил киностудией «А-фильм». Студия имела статус «народной», снимала массу веселых короткометражек и регулярно побеждала на областных и всесоюзных конкурсах. Знакомство Олега с Могилевским, который в 1986 году стал художественным руководителем студенческого клуба САИ, не было случайным: «В клубе репетировал Студенческий театр эстрадных миниатюр, артисты которого составляли труппу «А-фильма». Так что наше знакомство с Раковичем было неизбежным. Олег любил изящную стебанинку, любил экспериментировать. Он и предложил снять что-нибудь этакое».

Предложение Раковича оказалось для Алексея находкой. Чтобы вступить в рок-клуб, «Ассоциации» надо было показаться перед публикой. Концерт студийного дуэта смотрелся бы странно — два человека на пустой сцене. Могилевский как раз ломал голову над визуальными фишками, и тут возник Олег со своей идеей: «Проект Могилевского мне очень нравился, потому что Леха умудрялся создавать красивое, необычное звучание. Я не помню, кто кому предложил показать прямо во время концерта нарезку кинокадров. Выбрали «Помойку», родился незатейливый, но смешной сюжет».

…Печальный Могилевский бродит по центру Свердловска с мусорным ведром в руке. Садясь в трамвай, он достает из своего «багажа» мятую бумажку и внимательно читает ее… На бескрайней снежной равнине он замечает толпу людей с помойными ведрами в руках и радостно бросается их догонять…

Белую пустошь Олег снимал в феврале на льду городского пруда: «Сейчас мне больно смотреть эти кадры — многие уже ушли. Лева Шутылев, Коля Петров…» Весь ролик сняли быстро, всего за полдня.

Премьера «Помойки» состоялась 1 марта. Немой фильм проецировался на экран над головами «таперов» — Алексея Могилевского и Алика Потапкина. Финал совпал с великолепной саксофонной кодой. Зал взорвался аплодисментами.

Через двадцать лет Ракович, пользуясь современными техническими средствами, наложил на историческое изображение звук и воткнул доснятые в 1996 году финальные кадры. «Помойка» и сегодня смотрится гораздо лучше, чем многие современные поделки. Отличная оригинальная идея выигрывает у навороченных компьютерных эффектов.

На том же концерте была проиллюстрирована еще одна песня «Ассоциации» — «Черная машина». Для короткого видеоряда Пифа нашел где-то «Волгу», нарисовал номер с кучей нолей. К машине привязали санки, на которые усадили шестилетнюю Аню Бутусову. Пифа на «Волге» с сияющей Аней на прицепе несколько раз осторожно проехал по дворам на улице Шмидта, где Слава тогда жил. К сожалению, этот ролик не сохранился.

Творческая бригада строила планы съемок клипа еще и на «Деревню». На фотопробах Алика Потапкина загримировали под крестьянина, приклеили усы, напялили треух… Но дальше проб дело не пошло, поджимали сроки концерта.

Осенью 1987 года в Свердловске появились первые видеокамеры, что сильно упростило процесс съемки клипов. Начиналась эра шоу-бизнеса, и те, кто мог использовать для самопромоушена телевизор, имели явное преимущество. Собственные видеоролики начали появляться у многих рок-групп. Не все из них отличались изощренным сценарием. Например, режиссер Свердловского телевидения Владимир Дёмин просто поснимал музыкантов «Сфинкса» в студии и на фоне каких-то заборов, после легкого монтажа на свет появились два видеоролика. Примерно с той же степенью доскональности был продуман сюжет первого клипа «Чайфа» на песню «Крепость». Снимали его, правда, с гораздо большим размахом, по заказу завода «Вектор», изготовителя клавишных инструментов «Форманта». Ни о каких рекламных договорах тогда никто понятия не имел. Музыкантам был просто интересен сам процесс. Арендовали вертолет, на котором вся группа летала на полигон киностудии на берегу Чусовой, где для фильма «Семен Дежнев» еще в начале 1980-х был отстроен городок времен покорения Сибири. По приказу видеооператора «чайфы» несколько раз вытаскивали «Форманту» из вертолета и затаскивали ее обратно. Слабые возражения, что в их группе никто на клавишах не играет, не производили никакого впечатления: «Да какая разница!» Результата этой съемки никто не видел, но, по словам Шахрина, картинка осенней уральской природы, снятая с борта вертолета, должна была получиться очень красивой.

В то время в популярных телепрограммах «Взгляд» и «До и после полуночи» начали появляться первые клипы отечественных рок-музыкантов. Советский опыт клипмейкерства был еще минимальным, и московские режиссеры казались всей остальной стране признанными авторитетами. Первым со столичными телевизионщиками, попавшими на Урал по служебной надобности, договорился клавишник «Сфинкса» Владимир Ведерников. Москвичи согласились подхалтурить и не только снять видеоклип на песню «Такой же, как ты», но и протолкнуть его на Центральное телевидение. Съемки проходили в подвале клуба Арха. Видеоряд получился незатейливым. В мигающем свете на фоне каменных стен мелькают музыканты. Отлично видно название клавиш «Квинтет», на которых играет Ведерников, — это обошлось изготовителю инструмента, заводу «Вектор», в полторы тысячи рублей, покрывших часть гонорара съемочной бригады. Завершается клип групповым портретом «Сфинкса» на фоне алого лозунга «Сегодня комсомол призван быть молодой гвардией перестройки!». Видимо, с таким эффектным финалом протолкнуть песню на ЦТ было легче.

13 июня 1989 года новая музыкальная программа Центрального телевидения «Чертово колесо» посвятила свой первый выпуск Свердловскому рок-клубу. В нем был показан клип «Насти» «Стратосфера», снятый Алексеем Балабановым. «Нам показали помещение, поставили свет, и пришлось придумывать все по ходу, — вспоминает Настя Полева. — На классной доске мелом рисовали картинки. Столы, скамейки и какие-то металлические каркасы — любой реквизит сгодился… Делали, что хотели. Конечно, Алексей планировал что-то другое, но выкрутился вполне достойно. Для нас это был подарок, мы не потратили ни копейки. Мы впервые почувствовали великую силу воздействия ТВ на массовую аудиторию. Песню «Стратосфера» требовали исполнять на концертах, фестивалях, в каждом городе. Помню совершенно глупое удивление, как хорошо принимает эту песню публика. В голову не приходило, что увиденное один раз по телевизору запоминается лучше, чем услышанное несколько».

Еще один клип для этого же выпуска бригада «Чертова колеса» сняла в Свердловске. Телевизионщикам так понравилась экспозиция в Музее комсомола Урала, что они решили снимать «Агату Кристи» именно здесь. Оставалось только подобрать подходящую для «декораций» песню. Только что записанная «Наша правда» идеально легла на режиссерский замысел.

Пару месяцев спустя в той же программе показали клип «Сержант Бертран». Режиссер Андрей Гансон устроил некрофильское шоу под стать мрачно-лиричному содержанию песни «Апрельского марша». Музыканты мечтательно бродили по ночному кладбищу, гладили и целовали статуи, зажигали факелы и восставали из могил. По собственному желанию в съемках принял участие вокалист столичных «Веселых картинок» Игорь Белов, видимо, питавший особую страсть то ли к музыке «АМ», то ли к старинным погостам.

В последние дни 1989 года состоялась премьера полнометражного фильма Кирилла Котельникова «Сон в красном тереме», органичной частью которого была целая россыпь клипов на песни «Агаты Кристи», «Апрельского марша», «Насти», «Чайфа», «Кабинета» и «Водопада имени Вахтанга Кикабидзе». Ролики из «Сна…» герои фильма активно использовали для продвижения своей музыки.

Уральская клипография росла и множилась. Ракович уже считался ее признанным мэтром. До начала 1990-х он визуализировал творчество еще нескольких коллективов. Появились ролики на «Марш плывущих Офелий» и «Черный парус» «Насти», «Дожить любой ценой» «Ассоциации», «Я танцую с тобой» и «Стриптиз» группы «Топ». Гонораров он со своих друзей-музыкантов не брал: «Большинство клипов я сделал просто так. Мне нравились мелодии, хотелось запечатлеть это состояние».

Пока клипами обзаводились даже второстепенные свердловские группы, у лидера СРК «Наутилуса Помпилиуса» постановочных роликов не было. По телевизору часто показывали фрагменты их концертных выступлений. Безусловно, у «НП» был очень выразительный сценический облик, но на рубеже тысячелетий отсутствие клипов стало бросаться в глаза. В 1989 году в московской «Программе А» промелькнул кусочек игрового видео «Боксер», представленный как отрывок из фильма «Человек без имени» режиссера Виктора Титова. Мрачный, антитоталитарный визуальный ряд, положенный на невразумительную песню, вряд ли смог исправить положение с нехваткой клипов. Да и ситуация в самой группе в тот год так часто менялась, что «Боксер» устарел еще до выхода в эфир.

Весной 1991 года обновленный «Наутилус» готовился к гастролям в Японии. Илья Кормильцев решил, что туда надо предварительно забросить какой-нибудь клип. И так как японцы русского не понимают, то он должен иллюстрировать понятную им мелодически песню — распевную, «несколько русскую». Олег Ракович и Саша Коротич, к которым Илья обратился за помощью, выбрали «Прогулки по воде», тогда еще не записанную. Александр нарисовал «библейскую» мультипликацию, а Олег занялся киносъемками и монтажом. Эффект мелькающих на экране линий обязан своим появлением печальному факту — Ракович сломал ногу и, сидя в гипсе, две недели процарапывал рисунки прямо на пленке. «Это был мой последний клип, снятый кинокамерой. В нем оригинальная звуковая дорожка с более гитарной версией песни. На пластинке потом вышла «флейтовая» аранжировка».

Интересно, что вскоре на ту же песню появился другой клип, игровой. История о маленьком влюбленном чистильщике обуви, который покрасил Бутусову ботинки в разный цвет, была курсовой работой студента ВГИКа Анатолия Берсенева. Видеоряд совершенно не связан ни с содержанием, ни с настроением «Прогулок», но Ракович даже обрадовался, когда увидел эту версию: «Появилась нормальная конкуренция».

Кирилл Котельников с Олегом не конкурировал — частенько они работали вместе. В одиночку Кирилл делал клипы для того же «Топа», для Александра Новикова. Ролик «Ты не мужчина» Ольги Лебедевой спародировал знаменитый клип «Take on me» норвежской группы «А-НА». Если у норвежцев официантка попадает в комикс, где ее спасают от злодеев нарисованные музыканты, то в свердловском варианте очкастому ботану (блестящая роль Александра Пантыкина) помогает нарисованная певица, в эффектном финале разрушающая все кафе ковшом экскаватора. В 1991 году Котельников впервые вышел на международный уровень, сняв клип для Барбары Гоган. Экс-солистка ирландской группы «The Passions», занесенная на Урал романтическими ветрами, записывала в Свердловске на «Студии НП» свой альбом. В ролике присутствуют обелиск на границе Европы и Азии, ВАЗовская «копейка», принадлежавшая Пантыкину, и Николай Грахов, игриво закидывающий иностранку снежками. Впоследствии сотрудничество Котельникова с зарубежными исполнителями продолжилось — он автор документальных фильмов о легендах немецкой поп-музыки: продюсере «Boney M» Фрэнки Фариане, певице Джилле и группе «Bad Boys Blue».

Летом 1991 года Кирилл создал клип, подведший невидимую черту под золотой эпохой свердловского рока. Он был снят на песню с символичным названием «Отходная», написанную Александром Пантыкиным. Мысль снять видео принадлежала владельцу «Студии 8» Сергею Кислову, которому захотелось рекламы. Автор песни как раз что-то записывал на студии, и появилась идея вместо банальной рекламы снять веселое музыкальное видео. На IV фестивале СРК «Отходная» уже звучала, причем пели ее вместе с Пантыкиным Шахрин, Кондаков, Могилевский и Вадик Самойлов. Замысел, что исполнять песню должны как можно больше артистов, возник сам собой.

По сценарию, «Студия 8» превратилась в звукозаписывающий центр по приему музыкальных сигналов из космоса. В Доме пионеров Октябрьского района изготовили модель космического спутника, передающего на Землю эти сигналы. Галактический антураж дополнили уходящие в бесконечность титры, стилизованные под «Звездные войны», и их гнусавый закадровый «перевод».

Начался кастинг. На «Студии 8» писались почти все свердловские музыканты и даже артисты из других городов, поэтому проблем с актерами не предвиделось. Но Кислов тогда протежировал молодую певицу Ларису Смелову, выступавшую под сценическим именем Лора, и потребовал, чтобы она непременно была на экране. Хозяин — барин, однако неожиданно возникли трудности. Шахрин, Белкин и Настя участвовать отказались. Они не хотели сниматься, во-первых, в рекламе и, во-вторых, с никому не известной Лорой. Но и без них актеров набралась полным полна коробочка. Неожиданно легко согласился Бутусов, специально прилетевший на съемки из Питера. Безумным танцем украсил клип молодой и тощий Максим Фадеев, как раз тогда писавший в Свердловске первый альбом своего «Конвоя». Пантыкин искрометно блеснул не только игрой на филармоническом органе, но и семейными трусами. Залихватское гитарное соло исполнил Коля Петров. По строчке-две спели Могилевский, Кондаков, Вадик Самойлов, Пифа и «Апрельский марш» почти в полном составе. Злополучная Лора мелькнула в кадре всего на несколько секунд, даже не открывая рта. Роль техника, словно молнией пораженного космическими звуками, сыграл звукоинженер Игорь Черенков. Небольшая заминка возникла с Александром Новиковым, но, когда он узнал, что от него требуется только обругать всю труппу, с радостью согласился. Контактный телефон «Студии 8», ради которого все в принципе и затевалось, промелькнул лишь в последнем кадре восьмиминутного фильма.

Сегодня музыкальные ролики могут снимать и дети. Но даже если оставить за скобками «самодельную» продукцию, количество видеоклипов свердловских рок-групп за тридцать лет измеряется сотнями. На этой ниве отметились как известные режиссеры (Алексей Балабанов снимал еще и для «Наутилуса», Владимир Хотиненко — для «Насти» и «Отражения», Тигран Кеосаян — для «Чайфа»), так и выпускники архитектурного института, связавшие свою жизнь с телевидением, — Александр Коротич, Игорь «Терри» Перин и Илья Бакеркин. Екатеринбург традиционно занимает одно из первых мест в России по количеству телеканалов на душу населения, так что в режиссерах и операторах недостатка нет. Многие из них в свободное от основной работы время охотно помогают друзьям-музыкантам.

Альбомы 1987

Альбом средний… Записан не очень… Звук барабанов получился странным, хотя Алик Потапкин отработал хорошо! Могилевский поддудел в нескольких вещах очень здорово. А вот партии других музыкантов не удались. Аранжировки не доведены до ума. Из всех вещей только трем не нужна серьезная доработка. Тексты слабые. Вадик Самойлов поет лучше, чем Саша Иванов. Не понятно, зачем нужны хардовые мотивы, хотя местами очень интересно. Мне понравилось, как звучит гитара. В целом чувствуется большой потенциал группы.

Е. Безродных.

(Рецензия, присланная, но не вошедшая в журнал «Марока», июль 1987 года)

Первый студийный опыт своей группы сами музыканты «Апрельского марша» сочли неудачным и не тиражировали эту запись. Поэтому испытываешь некоторую неловкость, слушая ее — интимную беседу, не предназначенную для чужих ушей. Но ничего криминального тут нет: по тем временам магнитоальбом записан совсем неплохо, да и песни не вызывают отторжения.

Часто про первые альбомы пишут, что это, мол, ученичество, это еще «не в полный рост». В данном случае так сказать нельзя. Все черты того «Апрельского марша», каким он вскоре предстанет на следующих записях, здесь уже присутствуют. Эксцентричные тексты, гибрид арт-рока и новой волны, ироничная подача материала («ироничный пафос» — так кратко можно описать художественный метод «АМ») и приветы Брайану Ино с Дэвидом Бирном — все это уже есть. Клавиши и голос Гришенкова, голос Симакова звучат так, как они и должны звучать (и будут звучать). Некоторые музыкальные фрагменты с первого альбома вскоре появятся в новых песнях «Марша». А начинается пленка с ранней версии одного из главных хитов группы под названием «Когда его никто не видит». И, пожалуй, этот вариант, несмотря на несколько неуклюжую гитару, ничем не уступает воплощению композиции, появившемуся на следующем альбоме «Музыка для детей и инвалидов». Выбивается из ряда только песня «Астроном-любитель», напоминающая, скорее, не «АМ», а «Агату Кристи» времен «Коварства и Любви» или «Декаданса».

Похоже, «маршевцы» с самого начала понимали, какую музыку они хотят играть и куда им следует двигаться дальше. Это вызывает, как минимум, уважение.

Дмитрий Мелких, 2016

«Апрельский марш», записав в начале 1987 года неудачный альбом под номером 1, носивший чересчур формотворческий характер, поспешил к концу того же года реабилитироваться как группа, входящая в десятку лучших в СРК (в восьмерку, пятерку и т. д.). Поспешность не помешала. Теперь «АМ» имеет в активе полновесную, качественную по технике записи, исполнению и аранжировкам работу, обдуманно выстроенную по смыслу и гармониям. Первый альбом по отношению ко второму выглядит пробной записью, тем более что почти половина номеров «АМ»-2 явно относится к предыдущему периоду развития группы, когда на вопрос любопытствующих граждан «Про что же вы поете?» музыканты солидно отвечают: «Про любовь!»

Недостатки, которые выпирали в первом альбоме, во втором стали незаметны под натиском достоинств. При всем желании я не могу найти отрицательных сторон, кроме, пожалуй, попсовости с приставкой псевдо- (что необычно для Свердловска и потому не поддается объективной оценке).

На первом плане в «АМ-1» красовалась привязанность авторского дуэта Гришенков—Кормильцев к экспериментам Брайана Ино и Дэвида Бирна, которых они цитировали весьма живо, но бессвязно. В «АМ»-2, притушив свое преклонение перед рок-авангардом, они сделали ставку на стилистику неоромантизма, и не прогадали. На сей раз талант Гришенкова к аранжированию заблистал, заискрился, запереливался свежайшей палитрой, в которой трудно выделить составляющие элементы. Однако, обладая терпением, неуемной фантазией и зачатками эрудиции, можно найти что-то знакомое в этой самой палитре. Можно поставить «АМ» в вину отсутствие новых музыкальных идей, подверженность чужим влияниям. Но точно так же можно обвинить в этом всех рокеров страны. Где у нас новые музыкальные идеи? Кто у нас генерирует их? Кто способен сравниться в этом смысле с американцами 50-х и англичанами 60-х? Если придет время, когда у нас появятся свои Габриэли и Фриппы, то я не удивлюсь тому, что один из них будет носить фамилию Гришенков. Не все сразу. Диалектические переходы случаются не вдруг.

«В ожидании Годо» — помпезный, как того требует жанр, гимн неоромантизму а-ля «Ultravox», ужесточенный динамичными гармониями типа старого хита «Sweet» «Action». Мелодизм «Слоновой кости» сродни маккартниевской лирике. Потрясающий «Котлован» заряжен энергией знаменитой вещи «Visage» «Fade to gray», но гораздо превосходит ее по убойной силе. Слабый, в сравнении с остальным материалом, «Агропром» не срабатывает по причине неудачной попытки приблизить фриппетроники к танцевальному звучанию; положение спасает проникновенная декламация письма пред. колхоза Ефимова Петра Яковлевича — вот они, зачатки новых идей, невозможных на почве западного сельского хозяйства. «Милиция» — воплощенное стремление Гришенкова не отставать от африканизмов Бирна и Ино. Наконец, лихо закрученная «Нежность» — второй хит альбома после «Котлована», с привлечением Грига, сделана в ключе наиболее энергичных вещей «Depeche Mode», но по рецепту Ричи Блекмора.

Эклектика? Но чем плохо это слово? В целом получилось ни на что не похоже, а это главное. Кроме того, все вышеизложенные ассоциации весьма субъективны.

Чтобы накалить атмосферу, я мог бы заявить, что синтезатор Игоря Гришенкова звучит круче, чем клавишные Билли Карри («Ultravox»), что голос Дэвида Гаана («Depeche Mode») в подметки не годится голосу Миши Симакова, что гитарные пассажи Юрия Ринка (кстати, экс-гитариста «Урфина Джюса», альбом «Путешествие») похлеще выкрутасов Лу Рида, что Злобин и Елисеев забьют ритм-секцию «Talking Heads»… Это было бы слишком сильным заявлением. Правда, в «Котловане» Наташа Романова начисто убирает Стива Стрейнджа с его «Серостью»: ее открытый форсированный вокал, лишенный женственности — в подпевках он абсолютно другой, — заставляет физически ощутить красную глину, которой «полон рот», и сжимающееся кольцо котлована, образ которого поднимается до высот лучших творений символизма.

Я недаром упомянул символизм. Символами, часто закамуфлированными стебом, переполнены стихи Жени Кормильцева. Музыка у «Апрельского марша» первична, но и тексты в альбоме играют важнейшую роль, придавая ему драматическое развитие с завязкой («Годо»), апогеем («Котлован») и развязкой («Нежность»), не считая трагикомических натяжек («Когда его никто не видит», «Дантист») и поэтичных оттяжек («У этой реки», «Анимация»), что дает мне право говорить о концептуальности альбома. Отражение и осмысление бессмысленных и беспросветных реалий жизни, рассмотренных изнутри, а не извне, как обычно делается в нашем искусстве (за редкими исключениями, как фильмы Тарковского и книги Кима), и есть концепция «Музыки для детей и инвалидов». Идеи и лозунги ее четко проявляются в итоговой песне альбома «Нежность». Ее герой из разряда тех, кто «Круче всех мужчин», одновременно и смешной, и таинственный маньяк, чье сумасшествие вполне оправдано ходом сюжета альбома. Именно в его уста вложен лозунг отречения от подсознательного рокерского стремления «умереть молодым». Идея коммунального безумия, неизбежно постигающая человека в урбанистическом мире, мало приспособленном для полнокровной жизни, берет начало с детской веры в Годо, в «лекарство от сна», а силы набирает в зыбком выводе о том, что ирреальная экзотика и жгучая насмешливая нежность к самому себе — единственное, что «дает силы жить». Вывод зыбкий, как зыбок сам факт нашего существования в огромном холодном саркофаге, именуемом биосферой, полном заботливых дантистов и заботливой милиции. Как зыбко ежегодное весеннее пробуждение природы. Зачем? Так бессмысленно идет за годом год, за мартом — апрель… И нечего удивляться, когда за апрелем все равно придет март. Бесконечное, бесцельное, безумное движение… Это и есть апрельский марш. Это и есть музыка для больших детей и душевных инвалидов.

Алексей Коршун

(«Марока» № 7, 1988)

Дорогие Водопады!

Только что с большим удовольствием прослушал два ваших последних альбома. Смеялся и плакал. Больше смеялся. Хотя на последней песне «Съезда» про цинк у меня внутри похолодело. Вы нашли удивительно простой и свежий прием, изобрели новую игру, известную ранее по детским радиопередачам и пластинкам. Вероятно, таким образом играла бы рок-группа Незнайки в Солнечном городе. Впрочем, я не знаю — рок ли это, панк ли. К чему это имеет отношение? Да мне и не важно. Главное — имеет отношение к жизни. Это оттуда. Несмотря на шуточную, даже пародийную форму, содержание отнюдь не пародийно. Проникаешься каким-то удивительным сочувствием к этим детям, загнанным в подвалы.

Тексты превосходны, включая сюда и интермедии между песнями. Почти везде соблюдена мера, огромное чувство самоиронии. Поздравляю вас, никак не ожидал услышать такое из Верхотурья, вы уж простите. Я сейчас слушаю много со всей страны, но вам удалось удивить.

Очень интересно, как будет развиваться этот прием дальше, это нужно куда-то двигать и драматургически, и музыкально, и в технике записи. Иначе быстро приестся.

С приветом — рок-дилетант Александр Житинский

(«Марока» № 6, 1987)

Альбом мрачен, как и положено настоящему антивоенному произведению. Его создатели прекрасно понимают, что война — это не яркий парад и «Гром победы, раздавайся!», а человеческие лишения, мучения и смерти. Как доказательство тому в центр альбомной композиции вставлен до жути реальный траурный марш.

Павел Тиганов — хороший поэт, причем из тех, чьи стихи передают не мысли, а чувства своих героев. Его музыка порой почти антимелодична, инструменты создают угрюмый шум, скрипка плаксиво подвывает. Но в сочетании с текстом складывается ощутимый образ человеческого страдания, мало кого оставляющий равнодушным.

Эта боль столь осязаема, что невольно закрадывается сомнение: о какой войне поет «День»? Сам Тиганов видел сражения только в кино и на картинках. В текстах альбома полно милитаристской лексики, но не метафоры ли это? В конце концов, битва между клочками раздираемой на части души причиняет поэту не меньшие страдания, чем реальные раны или контузии.

Д. Лемов, 2016

Этот альбом я ждал давно: слушая несовершенную фонограмму с нашего первого фестиваля, представлял, как эти штуки зазвучат в студийном варианте. Тогда Настя покорила меня своим изящным напором, вкрадчивым голосом, внутренним обаянием. Музыканты, игравшие ей поддержку, работали с упоением, сознавая, что она заслужила это песнями легендарного «Трека». Собственная музыка Насти была иной, но это были ее песни, они требовали реализовать себя, рвались на магнитную ленту, но почему-то вокруг Настиного проекта возник «заговор молчания». Нужно отдать ей должное: другая певичка просто переметнулась бы в престижную группу (а такие варианты существовали у нее) либо плюнула на рок-музыку совсем, но Настя не из таких, она решила довести дело до конца. Жаль, что на это было угроблено столько сил, которых явно не хватило при записи альбома.

Кое-кто может возразить мне, но зря, ибо я считаю, что альбом получился неплохим, но для Насти Полевой «неплохо» — это мало: многие мои знакомые, как и я, ожидали гораздо большего впечатления. В чем дело?

Похоже, сама Настя просто «перегорела» до срока, в то время как остальные участники «пылали вполнакала», озабоченные собственными проблемами (это было заметно и на майском выступлении группы «Настя», когда музыканты на сцене словно отдавали долг чести, не более того).

Композиционно альбом выстроен как-то неровно, три верхних хита сгруппированы во второй половине фонограммы, что невыигрышно при первом ознакомлении с материалом. Конечно, музыка Насти предназначена не для ног (за исключением бутусовской «Клипсо-Калипсо»), но вставить «вкусный» номер вроде «Тацу» или «Ночных братьев» в начало альбома было бы тактически вернее.

Я не знаю, кому принадлежит идея так романтизировать тексты, но здесь Илюша просто перешагнул нормы допустимого, утопив всех в сиропе восточной экзотики.

Профессионально сыграны инструментальные партии, трудно придраться к звучанию, отменны аранжировки (чувствуется опытная рука Пантыкина), но самой Насте, по-моему, просто недоставало энергии, чтобы донести до нас свои замыслы. А может быть, идея перестала греть ее. Похоже, время светлых сказок Кейт Буш и фантазий корифеев британского арт-рока прошло. Пора искать что-то истинно свое — от начала и до конца. Это очень непросто, но я верю в тебя, Настя! Знаю, что музыка для тебя — не модная тряпка, а необходимая реальность, жизненный принцип.

Настройся, собери все силы и, прикусив губы, ползи вверх, к вершине успеха.

Леон

(«Марока», 1987, № 4)

Было время, когда многим очень нравились электронные барабаны. И легкие они, и удобные, и пританцовывать за ними можно, и цвета у них разные, и даже форма: хочешь — бери квадратные, а хочешь — шестиугольные. Не то что обыкновенные хэты и бочки, которые все одинаково круглы, как пробка. Правда, звук у электронных стукалок механический и однообразный. Но какая разница, под что народу оттягиваться?

Весь дебютный альбом группы из Свердловска-45 пронизан навязчивым звуком электронных ударных. Наверное, «ОТК» хотел таким образом казаться современней, но получилось только хуже. На метрономоподобный стук, как рыбы на кукан, нанизаны все десять треков. У многих песен есть все слагаемые для получения знака качества: и мелодии хорошие, и слова самого Аркадия Застырца, и слаженная игра участников… Но мерное бацанье погубило весь драйв, явно присутствовавший в программе изначально. Кроме того, из-за мерных ударов по плоскостям погибла вся концепция. Этот альбом можно назвать по имени любой из композиций — хоть «Марабу», хоть «Письмо в ЖЭК». Громкое тиканье убивает любой скрытый смысл. Нововолновый альбом превратился в сборник для дискотек. После серии электронных хуков потенциально интересный продукт оказался в глубоком нокауте.

Д. Лемов, 2015

«Отражение» из Свердловска … записало свой второй альбом и … шагнуло вперед. Музыку этой группы и раньше отличали самобытные идеи, но с текстами было худо. В группе нет своего текстовика, и она пользуется услугами «варягов», что характерно для свердловской школы рок-музыки. На этот раз, как кажется, с «варягами» повезло больше, и они по-настоящему вжились в группу. Во всяком случае, такие песни, как «Более чем скромный лексикон», «Тот, кто получает пощечины», «Злой рок», «Конъюнктура», звучат очень хлестко. В музыке нет «хитовости» «Наутилуса» или общедоступности «Чайфа», но она далеко не банальна, и, что характерно, со второго и третьего прослушивания нравится больше, а это очень хороший признак. Есть очень интересные находки, например, в «Пощечинах», когда музыка, полная сарказма, вдруг сменяется мажорной, жизнеутверждающей кодой, которая как бы сметает настроение иронического пессимизма. Исполнительский уровень группы, а также уровень записи — на хорошей, профессиональной высоте. Мне кажется, этим своим альбомом «Отражение» утвердило себя в авангарде свердловского рока. Хочется пожелать лишь большей слитности вокала с текстами, иной раз все же чувствуется, что песня «исполняется», а не рвется изнутри.

Рок-дилетант Александр Житинский

(«Аврора», 1988, № 7)

В первой половине 1980-х «С-34» подкупала немногочисленных слушателей своих многочисленных альбомов мелодичным битом в музыке и ненавязчивой иронией в текстах. Куда все это подевалось? На смену легкости и юмору появились агрессивная новая волна и бескомпромиссный пафос. Причем new wave не образца соседского «Наутилуса», а, скорее, наподобие питерской «Алисы». Кинчев с компанией посетил Свердловский рок-клуб в марте 1987-го и, судя по всему, произвел такое впечатление на братьев Пучковых, что в их песнях появились даже прямые аналогии с «Алисовскими» текстами (сравни: «Идет волна» («Алиса») — «Нужна волна» («С-34»)). В песне «День за днем» клавишные и голос вообще смахивают на «Duran Duran» или на «Frankie Goes to Hollywood». Хотя «Алисы» в любом случае в «Без чудес» намного больше. Понятно, почему этой пленке достался диплом всесоюзного конкурса магнитоальбомов журнала «Аврора». Сердцу и ушам ленинградца Александра Житинского было приятно услышать эхо родных питерских напевов, отразившееся от Уральских гор. И пускай эхо это запечатлено не ахти как, но высокий пафос невозможно скрыть никакими огрехами записи.

Д. Лемов, 2016

Единственный альбом «Флага» периода лидерства Сергея Курзанова (и последняя студийная полноформатная запись группы) до краев переполнена ррреволюционностью. Пафос просто выпирает изо всех составляющих этого релиза. Бравурный хард-рок побуждает слушателей взвиться кострами и маршировать колоннами незнамо куда. Патриотическо-разоблачительные тексты призывают одновременно любить СССР и не верить советской пропаганде. Стихи намекают, что «в помойное ведро» надо кинуть не только голову, с которой начала тухнуть рыба (партаппарат? Политбюро?), но и всю нечищенную рыбью тушку (неужели всю окружающую музыкантов страну?!). Разрыву мозга способствуют и лихие курзановские речевки с нежными рифмами «поллюция-революция». Общая тяга к пафосу заразила и звукорежиссера Александра Тропынина. Видимо, желая придать музыке еще большей схожести с лязгом ленинского броневика, он так перебрал с низами, что слова разобрать трудно. Общую какофонию усиливает еще и то, что альбом сделан в псевдо-зальном ключе — под всю фонограмму подложены ор и вопли истеричной публики. С одной стороны, понятно, что революционным трибунам никак нельзя без восторженных масс, но на сохранившихся записях настоящих концертов «Флага» публика ведет себя гораздо воспитанней, позволяя вникнуть в смысл песен.

Во всем этом грохоте и бардаке уходит на задний план проникновенная гитара Владимира Коровина, и теряется смысл личностной трилогии «Машина рок-н-ролла» — «Флаг» — «Музыкант» и примыкающей к ней песни «Друг». На этой цепочке можно было бы выстроить совсем иную драматургию альбома, которая не потребовала приторного пафоса и страшного перегруза, совершенно испортивших альбом.

Д. Лемов, 2016

Парни «с нашего двора» решили сыграть в рок-н-ролл. Точнее, захотели, попробовали, и появился «Дерьмонтин». Получился вполне себе крутой бульон из ритмично-танцевального квадрата, странным образом приправленный дворово-панковской стилистикой текстов. Да и в самом классическом квадрате слышно эхо стен родного периметра хрущовок.

Парни пытаются играть рок-н-ролл так, как умеют. Они, конечно, слышали, как это должно быть, но сделать так же пока то ли не могут, то ли не хотят. Это не мешает им пребывать в уверенности, что они практически «роллинги». А тем, кто этого еще не понял, лучше сказать об этом напрямую, вставив в тексты слово «рок». Ну, если не в каждый, то через один.

На фоне коллег по цеху «Чайф» сразу выделился плотной музыкальной основой, базирующейся на пресловутом квадрате. Выбранный путь оказался верным. Публика, наевшись высоколобым искусством корифеев, хотела «Белую ворону» и «народного» рока, и она это получила.

Шахрин вообще всегда очень тонко чувствует аудиторию и дает ей именно то, чего она ждет. (Если вам на ум пришло определение «конъюнктурщик», то это ваши проблемы, а не мои и тем более не Шахрина). Как ни странно, но именно эти неумелые попытки игры в рок-н-ролл с уральским акцентом стали основой для последующих безоговорочных хитов «Чайфа». А некоторые песни альбома и сегодня с удовольствием распевают как сами музыканты, так и те, чьи родители в 1987-м еще даже не познакомились.

К. Стрелков, 2016

Смешно, конечно, это звучит: «Выросли на «Чайфе». Но, в некотором смысле, так оно и есть. И запись на черно-оранжевой аудиокассете «Свема» с корявой мелкой подписью «Дуля с маком» очень точно попала тогда с ответом на большинство вечных вопросов, которые задавал себе каждый подросток в стремительно меняющемся мире. И «…Мы негодяи, мы последняя шваль…», и «…Не хочу быть таким же серым…» или «…кто же тогда даст руку мне?» — проще простого было поставить себя на место этих парней. Или встать с ними рядом.

«Дуля с маком». Разгар Перестройки. Программы «Взгляд» и «До и после полуночи». «Покаяние» Тенгиза Абуладзе и «Легко ли быть молодым?» Юриса Подниекса. Открытие супермаркета «Кировский». Нобелевская премия Иосифу Бродскому. Первая любовь. Пубертатный период.

Они были тем самым вольным ветром, которым нам всем, в конце концов, в голову надуло. Этот сквозняк так и остался с нами, хотя скрипучие, рассохшиеся форточки давно заменили на пластиковые стеклопакеты с микропроветриванием, а вечные вопросы получили совсем другие ответы.

Денис Каменщиков, 2016