Несмотря на то что начали выходить пластинки ведущих уральских групп, а учрежденное свердловчанами движение «Рок чистой воды» провело акции всероссийского масштаба, дела у Свердловского рок-клуба шли неважно. Крупные фестивали в родном городе организовывали без его участия. Попытка сосредоточиться на поддержке молодых групп оказалась малоубедительной.
В конце прошлого года многие обвинили рок-клуб и его хедлайнеров в самолюбовании. В этом была доля правды. «Боязнь показаться хуже, чем о нас думают»[36] действительно имела место. Потратив много сил на доказательство собственной состоятельности и отправив свои лучшие группы в большое плавание, СРК чуть не остался у разбитого корыта. Необходимость срочных реформ стала очевидной для всех. На пятом году перестройки со скрежетом начал перестраиваться и Свердловский рок-клуб.
Состоявшиеся группы уже нуждались в нем только как в месте общения. Приятно, вернувшись с очередных гастролей, зайти в ДК Свердлова, поболтать и с высоты мэтра дать пару советов молодежи. Правда, если на огонек забредали сразу два гранда, то в комнате № 64 становилось очень тесно. Возможно, поэтому без конкретного повода звезды рок-н-ролла навещали рок-клуб все реже.
Причиной визита суперстаров мог послужить, например, выпуск нового магнитофонного альбома. Свежий релиз первым делом должен был попасть в обширный каталог студии звукозаписи СРК. Она открылась в рок-клубе в конце прошлого года и быстро стала популярной. Один альбом обходился меломанам в 3 рубля 50 копеек. Заказы принимала Оля Саксина, а выполняли их несколько «писателей», в том числе Дмитрий «Дикон» Константинов, который размножал подпольные записи «Урфина Джюса» еще в далеком 1982 году. От натиска конкурентов звукозапись СРК не страдала: в какой кооперативной студии истинный ценитель мог найти альбом «Встречного движения» или концерт «Поп-механики» в Свердловске?
Спросом пользовалась и рок-клубовская доска объявлений. Она иногда выручала и опытные группы: например, с помощью записки «Требуется текстовик» «Солярис» и Паша Тиганов нашли друг друга. В основном, конечно, доска пестрела объявлениями от начинающих: «Перспективной группе требуется ударник», «Гитарист, играющий в стиле треш-металл, ищет подходящую команду», «Отдам полцарства за клавишника, знающего ноты» и т. п.
Молодежь способна на многое, в том числе и тусоваться в рок-клубовской каморке площадью в 20 кв. м. Совсем юные дебютанты искали возможности выступить или хотя бы порепетировать. «Ветераны», уже имевшие за плечами один выход на сцену творческой мастерской, с надеждой косились на телефон. Но он, зараза, хоть и не замолкал, но все не по делу: никто не приглашал будущих звезд приехать с концертами в Москву, Владивосток или хотя бы в Тугулым. Все жаловались, что рок-клуб ими мало занимается.
Николай Грахов пытался помочь составлением стратегических планов: «Надо трансформировать рок-клуб в ассоциацию специализированных организаций, которые бы имели четкие задачи и планомерно занимались бы их осуществлением. Для начала мы хотели бы создать информационный центр по проблемам рок-музыки. Задача центра — выпускать «ПерекатиПоле», различные информационные сборники, буклеты, путеводители; иметь фонотеку, библиотеку, видеотеку; выходить на средства массовой информации… проводить лекции и т. д. Надо создать и фонд помощи молодым музыкантам… Работа с молодыми должна носить абсолютно некоммерческих характер, должна быть благотворительной по своей сути. Программы помощи — это базы для репетиций, издание альбомов, участие в туровых гастролях… Я разговаривал со многими известными музыкантами — они согласны дать благотворительные концерты. Государственные или кооперативные организации могли бы выделить дотации…» («ПерекатиПоле», № 2, 1989).
Эти проекты, особенно в условиях спада интереса к року и развала государственной системы, сильно отдавали маниловщиной и своей абстрактностью не походили на четкие способы решения проблем, которые предлагал Грахов пять лет назад. «Мне стало скучновато, возможно, я все это просто перерос, — признает сегодня Николай. — К концу 1980-х все задачи, которые ставились перед рок-клубом в начале, или были решены, или отпали сами собой. Оставалась работа с молодыми группами, но их приток уменьшился. Количество людей, занятых в свердловском роке, оказалось конечным. Оно, возможно, было достаточным для возникновения и поддержания феномена на первом этапе, но его не хватило, чтобы уральская школа продолжала и дальше развиваться так же стремительно, как в начале». К тому времени Грахов уже перезнакомился со всеми в стране, кто занимался музыкой и посетил все крупные фестивали, от Сибири до Украины и Прибалтики. Теперь он активно осваивал зарубежный опыт, став постоянным участником встреч и семинаров по широкому спектру музыкальных проблем, проходивших на пространстве от Калифорнии до Берлина.
Дома на хозяйстве остался незаменимый Стерхов. «Прошедшие осень и зима — самое настоящее «смутное время»; столько нарекомендовалось всяких разных новых организационных форм, часто противоречащих друг другу, что голова кругом шла, — жаловался Рудик в интервью газете «Хроника рок-дизайна» (№ 2, 1990). — Мы зациклились на чисто формальном отношении к начинающим… В месяц приходит групп по 10 из города и области. Как правило, ни у кого нет материальной базы для развития: «крыши», аппарата, нормальных инструментов». Эти «земные» проблемы молодых музыкантов и решал в первую очередь администратор рок-клуба.
Взмыленный Рудик делал все, что мог. Но обстоятельства были сильнее его энтузиазма. ДК Свердлова перевели на хозрасчет, и руководство стало требовать денег за аренду зала. В то время в ДК уже работал видеосалон, чуть ли не с порнухой, и это «высококультурное» развлечение приносило дирекции доход гораздо больший, чем все уральские рокеры. Продажа 50-копеечных билетов на мастерские окупить резко выросшую аренду зала не могла — ходили на них полторы-две сотни зрителей. Повышать цену билетов на концерты никому не известных групп было невозможно. Пришлось мастерским перебираться в маленький ДК Ленинского района на Сурикова, 31. Там имелся небольшой стоячий зал с крохотной сценой, точнее, подиумом площадью 6 кв. м и высотой сантиметров сорок.
Кураторы помогали все меньше и меньше. Областной совет профсоюзов с трудом выделил рок-клубу на 1990 год небольшую дотацию, но предупредил, что она последняя. Файрушин с Граховым слетали в Москву, чтобы добыть в ЦК ВЛКСМ нормальный концертный аппарат. Не без скандала, но комплект аппаратуры «Tesla» выбили. Рок-клубу приходилось отрабатывать этот подарок, предоставляя аппарат и техников для обслуживания совсем не музыкальных и даже не очень комсомольских мероприятий. Например, эта же «Tesla» озвучивала съезд социал-демократической партии на турбазе «Хрустальная». В свободное от политических баталий время на этом комплекте играли молодые группы на мастерских в ДК Ленинского района.
После долгих препирательств с дирекцией ДК Свердлова удалось создать две репетиционные комнаты. Они располагались в подвале Дома культуры, как раз под рок-клубом. Час аренды обходился группам в два рубля, и помещения были очень востребованы. Уже через несколько недель самое удобное вечернее время расписали на месяцы вперед. Молодые команды там не только репетировали, но и записывались: именно в этом подвале созданы альбомы «Группы Макса Ильина» и «Солянки имени Бобы Докутовича». Грахов репетиционными комнатами очень гордился и почти каждый день восклицал: «Здорово, что мы это сделали!»
17 марта рок-клуб отвлекся от своих проблем для празднования четвертого дня рождения. Из заявленных на афише десяти групп на сцену Дворца молодежи по разным причинам вышли всего пять. Открывала праздник английская группа «The Band Of Holy Joy». Эти зарубежные гастролеры были гораздо звезднее прежних. Последний альбом команды, игравшей смесь пост-панка, фолк-рока и европейского кабаре, находился на четвертом месте в категории «Indie» газеты «New Musical Express». В Свердловск они попали при помощи Британского Совета по делам искусств. Семеро англичан понравились публике своей бесшабашностью. Особенно приглянулся аккордеонист Дэвид Коултер, который так походил на Мамонова, что все называли его просто Петей. К концу вечера он на это имя уже охотно откликался.
Свердловские группы дожили до времен, когда зрителей перед ними разогревали обитатели британских хит-парадов. Такая крутизна не могла не повысить чувства собственной значимости русскоязычных составов. На следующий день должны были состояться довыборы народных депутатов РСФСР, и многие шутили по этому актуальному поводу. Шахрин, представляя бритых налысо Бегунова и Северина, объявил, что после отмены шестой статьи Конституции он наконец-то может создать Партию лысых и избрать ее лидером Игоря Гришенкова. В этот вечер «Чайф» впервые исполнил народный плач «Никто не услышит». «Апрельский марш» сыграл старые, но сильно переаранжированные песни. Затем во время длинного перерыва состоялся первый открытый просмотр фильма Кирилла Котельникова «Сон в красном тереме». Пока те, кто вместился в малый зал, смотрели кино, а остальные тусовались в фойе, в большом зале настраивался дебютант — «Наутилус» в новом составе.
Игорь Джавад-заде начал выступление с длинного соло на мощной ударной установке и специально привезенных «громыхающих прибамбасах». После отрокотавшей увертюры Бутусов запел старую песню «Отход на север», но она изменилась до неузнаваемости, превратившись в жесткий гитарный боевик. Ошарашенный зал, ожидавший более традиционного «НП», издал несколько сдавленных хлопков. Только после лирической «Джульетты» публика отмерла, и ее реакция стала более адекватной. В перерыве все спорили, в хорошую или в плохую сторону изменился «Наутилус».
Закрывала концерт «Ассоциация». Со стороны организаторов стремление поставить рядом бывших коллег по группе выглядело провокацией. Впрочем, они сами «обнюхали» друг друга заранее. «Еще на прогоне играли «Радиосвязь», мощную фанковую вещь с дудками, — вспоминает Пифа. — Я стою чуть сзади, колбашу и вижу, как из-за кулис появляется Слава с легким недоумением на лице: «Кто это тут так играет?» А мы выкладываемся вовсю — мы же понимали, что Славе надо доказать, что мы не сдаемся и херачим теперь свою музыку. Он увидел, что это мы, и на глазах сдулся — видимо, не ожидал, что мы не сложим крылья после серьезного удара 1988 года».
Могилевский заметно волновался, путал слова, объявляя песни. Но его программу зрители приняли лучше, чем новый «Наутилус», особенно исполненную под два баяна «Деревню». Алексей закончил выступление и весь концерт аллегорическим стихотворением «День рождения старого дивана», в котором выразил свое отношение к прежде боевому, а ныне одряхлевшему, но все еще нежно-любимому рок-клубу.
После праздничного банкета активная часть «Апрельского марша» увезла часть англичан, в том числе полюбившегося «Петю», на квартиру в Городок чекистов для продолжения праздника. У таксистов закончилась водка, и остался почему-то только бенедиктин. Британцы обалдели не только от этого напитка, но и от удобств в стиле конструктивизма — больше всего их потрясла ванна на… кухне. Сергей Чернышёв заставил «Петю» выучить многоэтажные русские ругательства. Наверняка и их, и детали русского быта, и глубины русской души «The Band Of Holy Joy» помнят до сих пор.
Этот день рождения стал последним крупным мероприятием, которое организовал рок-клуб. На концертной жизни Свердловска спад его активности отразился мало. В 1990 году в городе прошли несколько рок-фестивалей, к которым СРК формально не имел никакого отношения.
В начале мая состоялась очередная «Весна УПИ», в рамках которой во Дворце молодежи выступили практически все звезды рок-клуба, а также «Веселые картинки» из Москвы и ленинградский «Объект насмешек». Несмотря на громкие имена, в зале Молодежки зияло множество пустых кресел. Гала-концерт на площади перед УПИ пришлось перенести на день — грянувший за час перед его началом майский ураган со снегом разогнал и музыкантов, и зрителей. Именитые участники «Весны УПИ» не помешали аншлагу в ДК ВИЗа, где 6 мая прошел фестиваль «Свердловск-акустика», организованный Ольгой Арефьевой.
Еще в середине января она побывала на «Рок-акустике» в Череповце, куда съехались все, кто был способен сыграть свою музыку под простую гитару: Майк Науменко, «Бахыт-Компот», Юрий Наумов, Янка Дягилева, Ник Рок-н-ролл, «Адо» и многие другие. Не смогли приехать только «Аквариум» и Егор Летов. В конечном итоге летовский бэджик достался Ольге. Она отправилась в Череповец без приглашения, за компанию с «Картинниками» Б.У. Кашкина. В перерывах между выступлениями участников свердловчане скоморошили в фойе. Ольга уговорила дать ей спеть сольно, организаторы услышали, впечатлились и пригласили выступить ее на большой сцене. Вот тут-то ей и вручили пропуск не приехавшего лидера «Гражданской обороны». Арефьева выступила вне программы, но ее песни остались одними из самых ярких воспоминаний очевидцев.
Под впечатлением от увиденного Оля вернулась в Свердловск с желанием устроить что-то подобное. Единомышленников она нашла в «Театре песни» ДК ВИЗа, который возглавляла Наталья Баскакова. «Я до сих пор не понимаю, как нам удалось все организовать, — рассказывает Арефьева. — Характер у меня тогда был абсолютно непробивной, но возникло сильнейшее чувство, что я способна осуществить задуманное. У меня было ощущение, что все шестеренки мира разворачиваются, чтобы все получилось».
Сначала отбор участников происходил довольно хаотично — Оля просто приглашала выступить знакомых талантливых авторов. И никто не отказывался, не ломался. Многие сами стремились поучаствовать. После того как Арефьева, укрывшись за псевдонимом, опубликовала в «На смену!» информацию о предстоящем фестивале, в ее комнату на пятом этаже общежития началось настоящее паломничество с кассетами и катушками. Уральская земля всегда полнилась слухами, и организатора «Свердловск-акустики» народ вычислил легко. Среди ходоков было много тех, кто, как и сама Оля, хотел, но не мог показать свои песни публике. «Для меня и для всех этих людей не находилось места. Но мы-то были! И как насыщенный раствор соли выпадает кристаллами, так кристаллами выпали и мы, и обнаружили, как нас много, и сколько у нас сил. Если бы наш фестиваль не состоялся, что-то подобное бы произошло обязательно, так или иначе, раньше или позже, плюс-минус полгода, но произошло».
В маленькой комнатке бомбоубежища под ДК ВИЗа, где обитал «Театр песни», даже проводились прослушивания. Эдуард Бородулин вспоминает, как «Солянка имени Бобы Докутовича» принесла туда кассету, но их заставили спеть живьем. Они спели и без лишних вопросов попали на фестиваль. Самые непроходные кандидаты получали отказ в самых извиняющихся тонах. Арефьева старалась соблюдать объективность: «Я стремилась взять не только тех, кто мне понравился, но и кто может понравиться другим, чтобы фестиваль не превратился в мой личный праздник».
Эмблемой «Свердловск-акустики» стал нарисованный художником Петром Малковым Мыш (оргкомитет объяснял, что это такой звер). Прообразом этого талисмана был реальный грызун, шуршавший бумажками в подвалах ДК ВИЗа. Всю подготовку фестиваля его организаторы фиксировали в машинописном журнале «Ништяк». Судя по этому веселому «дневнику», процесс проходил шумно и бардачно, но результат оказался совсем не шуточным.
«Свердловск-акустика» собрал более сорока участников. Фестиваль продолжался 8 часов с небольшим перерывом. Пауза была незапланированной — сгорел усилитель. Дальнейший концерт шел с помощью киношной аппаратуры. В фойе, где веселили публику традиционные «Картинники», продавали плакаты, значки, а также самодельных Мышев.
На сцене выступали как всем хорошо известные артисты, так и дебютанты. Прямо с поезда из Киева приехал Александр Холкин. Макс Ильин показал акустический вариант своей новой программы. Вадик Кукушкин спел три новые песни под аккомпанемент перкуссиониста Олега Кудрявцева из группы «Неспроста». Шахрин выступил в дуэте с юным альтистом Володей Желтовских, с которым познакомился буквально накануне. В сутолоке закулисья два Володи с трудом смогли порепетировать всего 15 минут. Зрители тепло встретили выступление «Каталога» (Сычёв+Мезюха). Никто тогда не мог предвидеть, что это последнее выступление группы.
Дебютантов было гораздо больше. Участники трио «Съезд ГПЛ» Марат Габдрахманов, Александр Пахомов и Сергей Лукин действительно съехались на фестиваль из Десногорска, Караганды и Кокчетава. На «Акустику» их вытащил друг и земляк Евгений Енин, учившийся на журфаке в университете. Ребята подготовили для фестиваля четыре песни, но Арефьева, регулировавшая программу, попросила их сыграть всего две. «ГПЛ» уперлись: «Зря, что ли, из Казахстана ехали!» Ольга махнула рукой: «Тогда переставляю вас в конец программы». В результате «Съезд» выходил на сцену после «Группы Макса Ильина». Марат смотрел из-за кулис в ужасе: «Как нам после такого играть?» «Съезд ГПЛ» перед большим залом выступал впервые. Вышли на сцену, а народ повалил из зала. Тогда Лукин на своем басу «Fender» начал играть блюз горлышком от бутылки. Публика, завороженная звуком, вернулась обратно в кресла. Отыграли все четыре песни, спустились в зал. «ГПЛ» так трясло, что они даже не смогли ничего рассказать о себе Михаилу Орлову из «Насменки».
Всех поразил Альберт Кувезин, продемонстрировавший традиционное тувинское горловое пение каргыраа, но под гитару и на русском языке. Песни про то, как «камни катятся, ломая черепа, с крутой горы», публика внимала с благоговением — никто не понимал, как можно ТАК петь. «Панки после пьянки» запомнились разухабистостью. Группа «Светлая память Сергея Рыха» удивила смесью фанка с почти хоральными напевами. Еще зрителям запомнились «Метконго», Григорий Рейхтман, Игорь Кузьменко, Сергей Рэт и Майк Пушников.
Все время акустического марафона Арефьева за кулисами дирижировала программой, следила за порядком выступавших, решала кучу оргвопросов. Сама она вышла на сцену незадолго перед полуночью, когда уже отключили аппарат и начали демонтировать декорации. Оля села на краешек сцены и для пережившей все эти восемь часов горстки зрителей спела без микрофона несколько песен. «На этом фестивале я была функционером, следившим, чтобы все вертелось. Я вовсе не планировала свой бенефис, но после концерта нашла записку: «Оля, от того, что ты сделала этот фестиваль для себя, ты лучше петь не стала». Зритель у нас добрый и благодарный». Наверное, тот же благодарный зритель стащил в качестве сувенира Олину шикарную концертную шляпу…
Финансовым результатом фестиваля стал абсолютный ноль. Доходы от продажи билетов и сувенирной продукции тютелька в тютельку покрыли все затраты. На вопрос газеты «На смену!» о планах Арефьева ответила, что обязательно будет заниматься акустическим фестивалем и дальше: «Хочется сделать его всесоюзным». Но на самом деле она понимала, что организация музыкальных мероприятий — не совсем ее дело. «Это был шаг отчаянья, вызванный пустотой. Я просто заполнила собой амбразуру. Как только пустоты не стало, я отошла в сторону».
Через несколько месяцев Ольга Арефьева уехала в Москву, где создала собственную группу «Ковчег». Сегодня она известная певица, актриса, автор множества песен, восемнадцати альбомов и четырех книг. А опыт «Свердловск-акустики» ей хоть немного, но пригодился. В Москве, не найдя места, где можно выступать, она тоже создала его сама. На сцену «Аку-клуба» за вечер выходили много музыкантов, в том числе и «Ковчег». Она также организовала фестиваль памяти Янки в 1994 году и в начале 2000-х два фестиваля девушек — авторов песен «Поющая я».
В конце мая в Свердловске стало заметно тише — сразу несколько ведущих рок-групп и сопровождающие их лица в рамках придуманного «Чайфом» и редакцией газеты «ПерекатиПоле» музыкально-экологического движения «Рок чистой воды» отправились вниз по матушке по Волге. Их борьба за чистоту голубого символа России продолжалась почти месяц.
Разносить уральский рок по стране принялись и молодые группы. Вместе с «Чайфом» на фестиваль «Липа-90» в Липецк поехал «День». Неопытность гастролеров давала о себе знать — в поездку половина «дней» не взяли с собой паспорта. Добирались они на поезде, и в дороге отсутствие документа им не мешало. Но жить предстояло в гостинице обкома ВЛКСМ. Селить беспаспортных уральцев там наотрез отказались, и пришлось гостям Липецка отправляться за помощью в местное управление КГБ. Тамошний дежурный посмотрел на понурых музыкантов, видимо, понял, что опасности для его города они не представляют, и написал записку в отель, по которой их беспрекословно поселили.
У «Дня» была такая фишка: сначала на сцене появлялся барабанщик, начинал играть, затем по одному выходили остальные музыканты. В это время звукорежиссер «Дня» Марат Урумбаев окончательно достраивал звук. Аппарат в Липецке был хиленький, а зал — большой. Поэтому, чтобы его прокачать, Марат выкрутил все ручки до максимума, зал превратился в один большой динамик. Паша Тиганов был от того концерта в восторге: «Я во время песни наклоняю голову вправо и чувствую, что весь зал склоняется в ту же сторону. Влево — и зал качается туда же. Программа была короткой, но уже на четвертой песне прибежал хватающийся за сердце владелец аппарата: «Что вы делаете! Вы же мне все спалите!» Тем не менее «День» успел хорошо качнуть липецкую публику». Опытный «Чайф» измываться над аппаратом не стал — он брал публику харизмой.
В июне свое 70-летие отмечала областная молодежная газета «На смену!». В ту пору буйства гласности ее тираж составлял солидные 200 тыс. экземпляров. В знак собственной молодежности в рамках празднования юбилея газета устроила фестиваль «Рок! На! Смену!». Его организацией занимался рок-клуб в лице Рудольфа Стерхова и прочих проверенных кадров. За три дня, с 12 по 14 июня, во Дворце молодежи выступили «Чайф», «Урфин Джюс», «Апрельский марш», «Группа Макса Ильина» и молодая поросль рок-клуба в лице «У’Рока» из города Заречного, «Солянки имени Бобы Докутовича», «Бит-Бардака» и совсем юного «Предисловия», музыканты которого только окончили школу. Солидности происходящему добавили именитые гости: «Ноль» (Ленинград), «Вопли Видоплясова» (Киев), «Ночной проспект» (Москва), «Миссия: Антициклон» (Магадан). Вел концерты главный автор «Музыкальной студии» газеты-юбиляра Михаил Орлов, страшно довольный такой обязанностью. 15 июня в рамках того же газетного юбилея гудел ДК ВИЗа. Там отрывались «Лондон», «День», тяжелые «Железное ведомство» и «Комендантский час», а также дорвавшаяся до сцены «Миссия», которой в своем Магадане совсем не давали играть. На следующий день дальневосточники выступили еще и на гала-концерте в Историческом сквере.
Тем временем «птенцы гнезда Рудольфа» уже освоились в маленьком зале ДК Ленинского района, где регулярно стали проходить творческие мастерские. Ходили на эти концерты в основном зрители старшего школьного возраста: молодые романтичные барышни и юноши. Выступавшие музыканты были чуть постарше. В зальчике работал крохотный буфетик, где не продавали ничего крепче «Пепси-колы». Такой ассортимент не очень нравился местной гопоте, которая стала регулярно захаживать на концерты и задирать публику и артистов. То, что в соседнем здании располагался городской отдел милиции, хулиганов ничуть не смущало. Эдик Бородулин как-то заступился за одну барышню, и всей «Солянке» пришлось, спасаясь от толпы местных гопников, эвакуироваться через задний вход.
Регулярные концерты по выходным начались на Сурикова в апреле. Чтобы отличить их от прежних творческих мастерских, междусобойчики в стоячем зале стали называть рок-тусовками. В мае там выступили 18 групп. Самыми многообещающими тогда казались «Предисловие», «У’рок», «ЭДС» и металлическая «Русская зима».
После летнего перерыва юбилейный пятый сезон рок-клуб открыл скромно — 24 сентября состоялась обычная рок-тусовка. Самыми регулярными участниками этих концертов стали «Солянка имени Бобы Докутовича», «Бит-Бардак» и «Смысловые галлюцинации». Эти герои последних месяцев существования рок-клуба дружно кочевали по небольшим концертным площадкам Свердловска. Из троицы только «Глюки» выбились в «большую жизнь». Истории остальных двух групп оказались гораздо короче.
Группа «Солянка имени Бобы Докутовича» зародилась в Свердловском областном училище культуры. Там в 1989 году репетировала панк-группа «Обломъ», участником которой был будущий гитарист «Солянки» Эдуард Бородулин. Как-то на совместном с «Обломом» джеме еще двое будущих «солянщиков» (Константин «Кот» Ширяев — вокал, гитара и Сергей Подкустов — бас) исполнили песню «Застыли макароны на тарелке», ставшую гимном «кульковского» андеграунда. С этого и началась «Солянка имени Бобы Докутовича», названная в честь эпизодического персонажа фильма «Последний подвиг Камо», белогвардейца, отправлявшегося «бить красную сволочь». К хиповско-митьковскому бэнду вскоре присоединились барабанщик Олег «Гловер» Баталов и скрипач-альтист с консерваторским образованием Евгений Щербина. В таком составе «Солянка» в 1990 году произвела на свет альбом «Трагедия в стиле стёб» с вполне традиционным рок-н-ролльно-блюзовым звучанием. Записали его на рок-клубовской репетиционной базе в подвале ДК Свердлова. Буквально сразу музыканты стали готовить новую программу. Неоднократно руководство рок-клуба отправляло группу в другие города представлять СРК. В конце 1991 года Виктор Зайцев, владелец «Студии НП» пригласил «Солянку» для записи новой программы. К началу 1992 года альбом «Изгой» был сведен. Попытка издать его на виниле не удалась из-за наступивших сложных времен. По тем же экономическим причинам к 1994 году «Солянка имени Бобы Докутовича» прекратила существование. Сегодня Константин Ширяев занимается фольклорным проектом «Хрюкс», Сергей Подкустов является участником группы «Роги», Эдуард Бородулин играет в «Stambulchik Brothers».
«Бит-Бардак» создали студенты лесотехнического института в 1988 году. Музыка «ББ» представляла собой веселую смесь: немного фанка, немного панка, побольше гаражного ритм-н-блюза, чуть-чуть ска с традиционными для этого стиля дудками. Группа много выступала в Свердловске и области, в 1990 году съездила на московский «Сырок». В том же году в подвале столовой студенческого городка Лестеха был записан первый альбом «13». Через несколько месяцев появился второй альбом — «Желтые сны Чернозара Селедкина». В музыке отчетливо наметился крен в сторону агрессивного ска-панка. Ответственность за это нес тромбонист Алексей Мелкозёров, сформировавший неплохую духовую секцию. Помимо них «Бит-Бардак» учиняли фронтмэн и клавишник Александр Сальников, гитаристы Владимир Бражкин и Александр Дементьев, басист Алексей Овчинников, а также барабанщики Сергей Рутенко и Илья Скуратовский (экс- «Апрельский марш»). К сожалению, в 1991 году эта многообещающая компания развалилась.
Перед своим первым выступлением 2 июня «Смысловые галлюцинации» убеждали Стерхова, что их надо отправить на концерты в Германию, что они должны показать советский рок всей Европе. Перед таким напором трудно было устоять — «Глюков» выпустили для начала на сцену ДК Ленинского района. Сразу смутило, что настраиваться они отказались: «Нам не надо репетировать, мы просто выйдем и сыграем». Сыграли они тогда очень плохо, даже инструменты не строили. Однако их амбиции не уменьшились. Во время спора о том, чем было их выступление — лажей или путевкой в Европу, разгоряченный Рудольф заявил: «Ребята, если вы через 10 лет прозвучите хотя бы на всю страну, с меня — ящик коньяка». Возможно, благодаря этому стимулу «Смысловые галлюцинации» уверенней зашагали к грядущей всероссийской славе. Кстати, после того концерта «СГ» все-таки приняли в Свердловский рок-клуб. Они стали последней рок-группой, зачисленной в его ряды.
«Действующая» звезда выступила в ДК Ленинского района всего один раз. Проездом из Владивостока в Ленинград в Свердловске нарисовался Ник Рок-н-ролл со своим очередным составом и упросил Рудольфа выпустить его на сцену. Программа у звезды советского андеграунда была специфическая: два-три аккорда и заумный рев в микрофон. Свердловская молодежь осталась к этой музыке холодна. Тогда Ник выхватил откуда-то лезвие бритвы и чикнул себя по щекам. Он пел, кровь хлестала на его белоснежную рубашку, но публика не проникалась, разве что кого-то в зале чуть не стошнило. Это была явно не та реакция, какой ожидал Ник. Он передал бритву другому участнику группы. На сцену кинулся Рудольф, но музыкант успокоил его: «Да не буду я резаться, так, просто подержу». Рудик замахал руками операторам, мол, кончайте эту мясорубку. Звук стих. Публика молчала. Ник зло бросил в зал: «Ничего вы не понимаете!» — и вышел на улицу.
Рядом с ДК Ленинского района квартировался полк милиции. У входа тусовались несколько милиционеров. Вид мужика с порезанной физиономией и в окровавленной рубашке не произвел никакого впечатления на повидавших многое свердловских постовых. Звезда андеграунда разочарованно проворчала: «Странно, меня даже не загребают», — и пошла себе дальше, в более гостеприимный Ленинград. А память о том «концерте» видна на лице Ника до сих пор.
Грахов по-прежнему относился к подрастающему поколению с недоверием: «Группы, выступавшие на Сурикова, хотели играть во Дворце молодежи. Но какая Молодежка, если и маленький зальчик не всегда был полон. Они просили: «Организуйте нам поездки в другие города, нас здесь не понимают!» А как можно это организовать, если они и здесь-то никому не интересны».
Копеечные билеты в ДК Ленинского района и «Пепси-кола» не окупали даже затрат на проведение мастерских. Неумолимо приближался конец года, который сулил прекращение всех дотаций. Надо было попробовать заработать деньги.
Рудольф взял четыре выходных дня, стал думать, высчитывать и анализировать. Предложил следующую схему: рок-клуб проводит одно-два крупных мероприятия в год, на собранные средства помогает молодым артистам. Чтобы деньги не кончались, в перерывах между фестивалями надо заниматься коммерческой концертной деятельностью. В противном случае придется закрывать лавочку.
Грахов и Стерхов решили организовывать туры по маршруту Ижевск—Пермь—Свердловск—Челябинск раз или два в месяц. Рудик проехался по маршруту и заручился поддержкой рок-деятелей в узловых точках. Ошибка заключалась в том, что он сделал ставку на своих знакомых по рок-федерации. Руководители бесславно канувших в Лету местных рок-клубов уверенными голосами докладывали о бурной подготовке, а в последний момент оказалось, что и рекламы нет, и билеты не проданы. Пришлось Стерхову покрывать финансовые гарантии перед «Чайфом» из собственного кармана, а «Настю» тормозить прямо на вокзальной платформе — для ее выступления в Перми не был даже арендован зал.
«Чтобы осуществить этот коммерческий проект, мне пришлось бы заниматься только им. А кто бы делал остальное? — сокрушается Рудольф. — А ведь деятельность рок-клуба продолжалась, проводились творческие мастерские… Довести до ума тур без отрыва от производства оказалось невозможно».
Эта неудача подорвала веру Рудольфа в перспективность организации, с которой он прожил 4 года.
Что в Советском Союзе подтверждало статус состоявшегося Артиста? Записи, концерты, даже гастроли — все это могло быть атрибутами и самодеятельности. Даже попадание в телевизор не гарантировало переход исполнителя в новый статус. В СССР доказательством официального признания артиста или группы был выпуск их песен на пластинке. Собственные творения, стоящие на полках магазинов рядом с дисками Моцарта, Чайковского и «Boney M», снились по ночам многим советским рокерам.
В стране существовала строгая монополия на производство виниловых аудионосителей. Мимо монструозного гиганта — Всесоюзной фирмы грамзаписи «Мелодия» — могли проскочить разве что мелкие кооператоры, нарезавшие на маленьких гибких пластиночках звуковые приветы или отдельные шлягеры звезд отечественной и зарубежной эстрады. Шесть принадлежавших «Мелодии» заводов грампластинок (в Москве, Апрелевке, Ленинграде, Риге, Ташкенте и Тбилиси) штамповали только идеологически выдержанную продукцию, прошедшую через частое сито строжайших худсоветов. Слово «рок» члены этих советов то ли не знали вообще, то ли на дух не переносили. Если западным звездам первой величины, вроде Пола Маккартни или Элтона Джона, еще удавалось донести до советской публики отдельные свои альбомы (пусть и потерявшие некоторые песни), то отечественные рок-группы о собственных пластинках даже и не мечтали.
Конкуренция с магнитофонной культурой, во многом появившейся из-за неповоротливости самой «Мелодии», гиганта грамзаписи абсолютно не пугала. Прелести плановой экономики и монопольное положение на огромном рынке позволяли не обращать никакого внимания на растущий интерес молодежной аудитории к рок-музыке, в том числе и на русском языке. Зачем искать и пестовать новые таланты? Гораздо проще забивать полки магазинов по всему СССР пластинками с бодрыми комсомольскими песнями, слегка разбавляя их дисками любимых народом Аллы Пугачёвой, Софии Ротару и Валерия Леонтьева.
Положение дел в отечественной индустрии грамзаписи обрисовал в своей песне «Водопад имени Вахтанга Кикабидзе»:
«В Москве на широком проспекте находится дом номер пять,
А в домике том управление, что фирмой «Мелодия» звать…
«Аквариум» плачет на крыше, «Машина» ревет у дверей,
Страдают Шевчук и «Алиса», «Турнепс», сельдерей и пырей».
Положение дел на всесоюзной фирме грамзаписи начало со скрипом меняться только с середины 1980-х. В 1987 году до своей первой пластинки «доревелась» «Машина времени». Примерно тогда же смог утереть слезы «Аквариум», получив собственный лонгплей. И пошло-поехало…
Одновременно с «дебютным» диском «Аквариума» на прилавки страны попала и пластинка, содержащая первую отлитую в виниле песню из Свердловска. Это был сборник «45 минут в воскресной студии», содержавший, наряду с номерами «Круиза», «Лотоса» и Владимира Преснякова-мл., «Балладу» группы «Кабинет». Пластинка была довольно безвкусно оформлена, и, что самое неприятное, треки перемежались идиотскими шумами, издаваемыми «молодым и, кажется, подающим большие надежды звукоимитатором, артистом Москонцерта Алексеем Птицыным» (из аннотации диска). Эти потуги на юмор очень мешали прослушиванию музыки. Сами «кабинетовцы» узнали о собственном релизе чуть ли не случайно. Да, они отвозили свой альбом «Вскрытие» в Москву на радиостанцию «Юность», знали, что в эфир попала «Баллада», но вот о том, что она выйдет еще и на пластинке, не подозревали. Да и кто такие, в конце концов, эти самодеятельные артисты, чтобы ставить их в известность о планах самой «Мелодии»?! Они должны быть рады, что их имена упомянули на обложке пластинки (правда, с ошибкой — Аркадий Застырец стал почему-то В. Застырцем)! Они и радовались…
Так же по-хозяйски «Мелодия» обходилась с рокерами и в дальнейшем. В 1988 году на виниловых сборниках появились первые песни «Наутилуса». На обложке постфестивальной пластинки «LITUANIKA 87» не только с ошибкой написано название самого фестиваля, но песня «Наутилуса» «Шар цвета хаки» почему-то именована как «Новые легионы». Чуть позже на виниловый отчет о фестивале «Рок-панорама-87» попал тот же «Шар».
В 1988 году популярность «НП» уже превышала все разумные пределы. Фирма «Мелодия» решила подзаработать на чужом успехе и подготовила к выпуску компиляцию из «рок-панорамных» записей «Наутилуса Помпилиуса» и «Бригады С». Не стоит удивляться, что сами музыканты узнали о грядущем релизе в последний момент. Как рассказывал Кормильцев, он все-таки успел дозвониться до «Мелодии» еще до выхода пластинки и задал вопрос о гонораре. «Ему вежливо ответили, что, мол, не «его это ума дело». На вопрос о неверном названии песни «Скованные» ему было сказано, что беспокоиться об этом надо самим авторам, а уж никак не выпускающим пластинку».[37] Фактически это был бутлег, то есть издание пластинки без ведома и согласия авторов и исполнителей.
Через год «Мелодия» расщедрилась на выпуск студийного альбома «Наутилуса» «Князь тишины». Он состоял из новых песен и нескольких перезаписанных заново хитов прошлых лет. Работа над альбомом проходила весной 1988 года, и к моменту выхода он несколько подустарел. Причиной задержки стало бодание «Мелодии» с потенциальными конкурентами — кооперативами «Синтез» и «Тон-сервис». Эти структуры организовывали и финансировали процесс записи. Сначала они хотели выпустить диск самостоятельно, но пробить брешь в монополии «Мелодии» им не удалось. Гигант грамзаписи согласился издать «кооперативную продукцию» только через год, когда прежнего «Наутилуса» уже не существовало.
Запись осуществлял звукоинженер Аллы Пугачёвой Александр Кальянов при активном участии Владимира Елизарова. Результатом их усилий далеко не все поклонники «Наутилуса» остались довольны. Но сам факт выпуска первой полностью легальной пластинки свердловской группы не мог не радовать. «Мелодия» штамповала «Князя тишины» и в 1989-м, и в 1990-м десятками тысяч экземпляров. Общий тираж альбома, как и других релизов советского монополиста, установить, скорее всего, невозможно.
Летом 1988 года худсовет фирмы «Мелодия» одобрил выпуск диска под условным названием «Свердловский рок-клуб». Газета «На смену!» (1988.07.29) радостно докладывала: «На пластинке будут представлены «Наутилус Помпилиус» (песня «Отход на север»), «Чайф» («Ошейник» и «Где вы, где вы»), Настя Полева («Вниз по течению неба»), а также композиции групп «Кабинет», «Апрельский марш», «Каталог» и «Отражение». Сборник должен выйти в конце 1988-го — начале 1989 года». В сентябре следующего года Рудольф Стерхов жаловался в интервью газете «За бокситы»: «Утвержденные худсоветом фонограммы свердловских рокеров осели в архивах «Мелодии» — пробивать их было больше некому, будем надеяться на выпуск альбома в 1990-м».
Эти надежды не сбылись, но виниловый прорыв уральцев в 1990 году все-таки случился — после того, как директором Ленинградской студии грамзаписи ВТПО «Фирмы Мелодия» был назначен Андрей Тропилло. Этот человек все предыдущее десятилетие записывал магнитофонные альбомы главных ленинградских групп: «Аквариума», «Зоопарка», «Кино», «Алисы», «Ноля» и многих других. Естественно, с новым руководителем Ленинградская студия не могла не сделать резкий поворот в сторону отечественного рока. В первую очередь, конечно, питерского. Из других городов Союза больше всего повезло Свердловску — в 1990–1991 годах вышли пластинки «Чайфа», «Отражения» и «Апрельского марша».
Формированием издательского «портфеля» занимался Андрей Бурлака, ставший редактором Ленинградской студии: «Подбор артистов почти полностью лежал на мне. В первую очередь я старался издать тех, чья музыка мне нравилась, о ком я писал в своем журнале «Рио» и кто участвовал в акциях «Рока чистой воды» — самого актуального на тот момент движения. Конечно, хотелось выпустить пластинки групп из многих регионов, но планы студии естественным образом отражали активность рок-н-ролльной жизни в разных городах. Именно поэтому мы подготовили сразу несколько релизов свердловчан, да и я к уральской музыке всегда был неравнодушен».
Ленинградская студия звукозаписи только готовила музыкальный материал и оформление, затем все это отправлялось в Москву, и уже центральная «Мелодия» решала, на каком заводе и каким тиражом печатать новый диск. Хотя Ленинградский завод пластинок находился всего в нескольких станциях метро от Ленинградской студии, далеко не всю ее продукцию печатали там. Порой сам Бурлака, уже потерявший надежду увидеть подготовленный им альбом на виниле, вдруг встречал его в магазине и обнаруживал, что диск отпечатан в Ташкенте.
Дистрибуция пластинок тоже осуществлялась странным образом. Некоторые альбомы питерских групп в Ленинграде не продавались в принципе. Тираж такого диска мог быть распределен в равных долях между магазинами Красноярска, Кишинева и Махачкалы, где мертвым грузом лежал на прилавках, дожидаясь уценки и списания. В результате Бурлака до сих пор точно не знает, сколько из подготовленных им к выпуску альбомов все-таки увидели свет.
Первым ленинградским релизом свердловчан стала пластинка «Не беда» «Чайфа». Бурлака договорился, что «Мелодия» выпустит диск, но денег на запись у них не было. Тогда барабанщик «Чайфа» Валера Северин нашел какую-то фирму в Североуральске, которая за размещение логотипа на диске дала группе денег. Репетировали альбом в Свердловске, а записывали в Ленинградском Дворце молодежи 2—11 октября 1989 года. Студия была недорогая — крошечная комнатка под лестницей, но с 16-дорожечным пленочным магнитофоном. Барабаны в эту каморку просто не входили, и хозяин студии предлагал обойтись без них: «Давайте мы микрофон на пол положим, и я буду топать по полу, и прекрасно запишем так, вместо бочки». Все-таки «чайфы» ударную установку туда впихнули. Собирали все с миру по нитке: Игорь Доценко из «ДДТ» дал барабаны, группа «НОМ» — бас-гитару. И запись началась. Уральцы почти круглосуточно не отходили далеко от студии — они жили тут же, в гостинице ЛДМ.
В конечном итоге «Мелодия» выпустила пластинку и даже заплатила около пятисот рублей гонорара на всех. Эта сумма оплату студии не покрыла. Без спонсорских денег запись просто не состоялась бы. Следы североуральских меценатов исчезли где-то через год как из истории, так и с пластинок. На первых дисках их логотип стоял, а на переизданиях — уже нет.
Обложку сделал Ильдар Зиганшин. «Не беда» стала первой его работой для винилового диска. «До этого я много раз отказывался оформлять «Чайф», его музыка как-то не совпадала с моим внутренним настроением. Но в тот раз пришел сам Шахрин, а он умеет укатывать… Я прослушал рабочий вариант только что сделанной записи и понял, что мне не придется идти на сделку с совестью: до сих пор «Не беда» для меня — один из самых сильных их альбомов. Я взялся, но предупредил, что работать будем серьезно. Провели фотосессию у Шарташа, выбрали снимок. В голове у меня сразу сложилось, как это должно выглядеть: атомное разлеталово фрагментов изображения — картинка то ли складывается, то ли распадается. Осуществил я это, разбрызгивая проявитель по засвеченному фотоотпечатку. Из трех вариантов логотипа «Чайфа» Володя выбрал тот, который, по его мнению, фанатам проще всего писать на заборе. Получилось вполне самодостаточно».
Первыми «Не беду» смогли купить посетители ленинградского Гостиного двора. В отдел пластинок тут же выстроилась очередь, и новинку расхватали за десять минут. Через полчаса в галереях Гостинки «Не беду» уже предлагали с рук по 15 рублей. Начальный тираж был сто тысяч — его печатали сразу четыре завода. Потом допечатывали еще. «Чайф» этот процесс абсолютно не контролировал. «Вот вышла у нас пластинка. Стоит 3 рубля 15 копеек. Тираж 100 тысяч. Мы ни копейки не получили. Мне сказали, жди, какие-то гроши, может быть, придут…» — делился Шахрин с корреспондентом газеты «Молодой дальневосточник» (1991.02.23).
Следующей появилась пластинка «Отражения» «Песни юных женщин». Ее предложил выпустить сам Бурлака, всегда с интересом относившийся к творчеству группы из Свердловска-44. Первоначальный вариант альбома не подошел «Мелодии» по техническим параметрам. Его переписали весной 1990 года в студии ЛДМ. На качественной аппаратуре повылезало столько лажи, что приходилось вновь репетировать и репетировать уже давно исполнявшийся материал. Сергей Кондаков был вынужден подтянуть вокал — на современной технике его голос звучал как-то неубедительно. В качестве педагога выступила менеджер «Отражения» Евгения Келина. На несколько дней с Урала прилетел Василий Кашин, сотрудничавший с коллективом еще в начале 1980-х. Он быстро выучил и записал партии саксофона. До финала ленинградской сессии дотянули только Кондаков, Филиппов и Келина, остальные вернулись домой — у них кончались отпуска и отгулы. Так как «Отражение» изыскало средства на оплату студии самостоятельно, мастер-копия осталась у них, но гонорара от «Мелодии» группа не получила.
«Песни юных женщин» оформил опять Ильдар: «На тот момент идею полосок с переходящими друг в друга частями лица я вроде нигде не встречал, а позже она стала использоваться довольно широко. Тогда мы абсолютно не думали ни о каких меньшинствах, поэтому мужские накрашенные губы на обороте обложки мне казались просто суперприколом. Сейчас это, возможно, воспринимается не совсем так».
У «Апрельского марша» на виниле вышел сборник. Идея издать именно компиляцию исходила от самой группы. Спустя три года выпускать полностью «Музыку для детей и инвалидов» было уже невозможно, а из «Голосов» хотелось убрать некоторые смурные места. Сборный вариант был самым оптимальным. Менеджер группы Виктор Холян съездил в Ленинград в гости к Тропилле: «Андрей посмотрел видео, послушал аудио и одобрил материал. Фонограмма была уже записана, и полагавшиеся на нее средства он, святой человек, перечислил в Свердловск на «Студию 8». На эти деньги «Марш» начал записывать то, что впоследствии стало CD «Сержант Бертран»». Правда, выпуск пластинки не обошелся без казуса — песне «Мертвый жених» отрезали конец. По словам Сергея Чернышёва, «там была драматическая смысловая пауза, а «мелодисты» посчитали, что начинается другая песня. Полторы минуты сюжетной концовки, кульминация, драйв — все улетело в корзину! Деятели… Это, по меньшей мере, непрофессионализм».
Обложку сборника, получившего название «Голоса», украшает странный рисунок Гришенкова, обращенный в негатив. На обороте — фотография Миши Симакова, пораженного шаровой молнией из розетки. К сожалению, при растровой печати из-за мелкости деталей исчезло ощущение безумия, которого так добивался Ильдар. Да еще и полиграфия подгадила — обложка почему-то печаталась на тонкой бумаге, из которой обычно изготавливался внутренний конверт пластинки. Качество при этом исключалось в принципе.
«Отражению» и «Апрельскому маршу» повезло значительно меньше, чем «Чайфу». Благодаря неподдающейся логике политике «Мелодии» их пластинки изданы мизерным тиражом и в продажу на Урале не поступили. Небольшим утешением для поклонников стала «Сигнальная серия пластинок», издававшаяся Ленинградской студией «Мелодии». Каждый такой диск включал по две-три песни четырех артистов, чьи альбомы готовились к изданию. Предполагалось, что, ознакомившись с этими треками, магазины и простые слушатели станут направлять в Ленинград предварительные заказы. Всего вышло десять выпусков «Сигнальной серии». Пластинка «Апрельского марша» проанонсирована на выпуске № 4, а «Отражение» — на шестом. На выпуске № 9 заявлен альбом «Наутилуса» «Родившийся в эту ночь», но он впоследствии был издан другим лейблом.
В Москве ситуация с выпуском дисков сложилась более удручающе. В 1991 году на прилавках вдруг появилась пластинка «Ассоциации» «Клетка для маленьких». Алексей Могилевский узнал о выходе своего альбома почти случайно. Качество звука его расстроило. Апрелевский завод грампластинок в то время готовился к переходу в частные руки и на остатках винила шлепал любой рок-н-ролл, лишь бы продавался. За качеством никто не следил. На песнях что-то булькало, фыркало и тренькало. Обложка тоже стала для Алексея сюрпризом. Отвечавший за художественное оформление С. Павлов вопросами оригинальности явно не заморачивался. Фотографию музыкантов окружают снимки голых тел разной степени эротичности в необычных позах. Как все это ассоциируется с творчеством «Ассоциации» — не ясно, но некоторые из тех же фотоэтюдов потом встречались в оформлении альбомов других исполнителей. Единственное, что порадовало Могилевского, — теплые слова Александра Градского о его группе на обороте конверта. Гонорара Алексей не получил, все, что ему досталось, — коробка с двадцатью пластинками.
Примерно в это же время вышел диск «Агаты Кристи» «Коварство и любовь» с жизнерадостным зиганшинским хамелеоном на розовой обложке. История с выходом LP тянулась почти три года. Сразу после III фестиваля СРК к менеджеру «Агаты» Лене Чистовой подошел Александр Кутиков из «Машины времени» и предложил выпустить пластинку. По совместительству с игрой на басу он был штатным звукорежиссером и фактическим хозяином кооперативной студии «Синтез». Пока тянулась запись «Коварства и любви» (а альбом дважды переписывался), «Синтез» разросся. Диск «Агаты Кристи» вышел в свет как совместный выпуск Всесоюзной студии грамзаписи и «Sintez Corporation». Это означало, что монополии «Мелодии» приходит конец. Впрочем, нравы производителей от этого не сильно изменились. Как вспоминает Вадим Самойлов, «выпуск винила контролировать мы не могли. Я думаю, тиражи были значительные — в те годы деньги у народа имелись, и пластинки пользовались повышенным спросом, но точной статистики мы не узнаем никогда. Гонораров нам никаких не платили, просто выдали двести пластинок — мол, делайте с ними что хотите».
Первой в СССР пластинкой, изданной без участия пресловутой «Мелодии», стал альбом свердловского автора и исполнителя Андрея Воха «Повесть о неоставивших следов». Хотя Андрея иногда и называют рок-бардом, он всегда числился по разряду авторской песни. Как бы то ни было, пластинка свердловчанина, выпущенная независимым лейблом «Апрель» в 1990 году, дала старт отечественному рекорд-бизнесу.
В 1991 году новые фирмы грамзаписи стали появляться одна за другой. «Апрель» переименовался в «Эрио», при Центре Стаса Намина возникла «SNC Records», в Вильнюсе открылась «Zona records». Чуть позже выпуск пластинок наладили фирмы «Фили» и «Русский диск». Большинство из них при составлении планов первых релизов поворачивали голову в сторону Урала.
Летом 1991 года «Эрио» почти одновременно выпустила «Ноа Ноа» «Насти» и «Разлуку» «Наутилуса Помпилиуса». Представители лейбла сами вышли на Полеву с горячим желанием издать ее песни. Для выпуска был выбран последний на тот момент альбом. Оговорили 20-тысячный тираж и солидный по тем временам гонорар — около 25 тысяч рублей. Выплачивался он не авансом, а по частям, в результате чего почти всю сумму сожрала гайдаровская либерализация цен.
Пластинки «Эрио» стоили в 3–4 раза дороже, чем диски «Мелодии», 8—12 рублей. За эти деньги покупатели получали люксовое оформление (каждый альбом «Насти» сопровождался постером с ее чувственной фотографией) и обещанное фирмой улучшенное качество. По заверениям «Эрио», в сырье для штамповки их пластинок не добавляли виниловый лом, который составлял до четверти массы обычных советских лонг-плеев.
«Разлука» в виниловом варианте отчего-то лишилась народного эпиграфа, зато почти полностью сохранила оригинальное оформление. Обложки магнитоальбомов Ильдар Зиганшин всегда делал в размере пластинки. Поэтому ничего увеличивать не пришлось. Изменились только шрифты, и добавилось чуть-чуть цвета. Зато пятаки пластинки вышли шикарные: Умецкий плюет горохом сквозь уши Бутусова прямо в лоб Пифе. Траектория полета гороха заботливо обозначена пунктиром.
В конце 1991 года свои первые пластинки выпустила московская компания «FeeLee Records». В завоевании места на музыкальном рынке ей сильно помогли альбомы «Чайфа» «Давай вернемся» и «Четвертый стул».
Материал для своей второй пластинки «Чайф» писал еще в сентябре 1990-го. Работали в Ленинграде, в храме Св. Екатерины на Васильевском острове, где находилась студия фирмы «Мелодия». Звукорежиссером был Андрей Муратов — клавишник «ДДТ». Студию тогда только отремонтировали, но не до конца. Поставили крутой пульт, крутой магнитофон, но там совершенно не было системы прослушивания. Стояли две обычные бытовые колонки. Поэтому у альбома очень мягкий, немножко ватный звук — музыканты, прослушивая записываемый материал, ориентировались не на специальные мониторы, а на обычную аудиосистему.
Как-то в студию зашел Александр Ляпин и без репетиции, с ходу записал партию гитары для двух треков. Кстати, все гитары на «Давай вернемся» писались с помощью крохотного усилителя «Pignose». Летом 1990 года во время плавания по Волге его подарили Бегунову голландцы из группы «Weekend at Waykiki». Позже выяснилось, что такой же «Свинячий нос» использовали Пол МакКартни, Принс и многие другие звезды. Так что «чайфы» оказались в неплохой компании.
Сначала в обсуждении и сведении записанных треков участвовал весь «Чайф». Вежливый Муратов пытался выполнить все пожелания. В результате получилась, по определению Шахрина, «колхозная» запись. Результат удовлетворения всех просьб не понравился никому. Попросили «Мелодию» выделить дополнительные часы, и Муратов свел все уже в одиночку. Получилось гораздо лучше. «Чайфам» сделали с оригинала копию, и они с ней вернулись в Свердловск, где «Давай вернемся» отправился в народ как магнитоальбом. А оригинал завис в Питере на два года — «Мелодия» развалилась. Только в 1992 году мастер-ленту выкупили «FeeLee Records» и напечатали пластинку.
Когда выпускали на виниле «Четвертый стул», то решили выкинуть «Завяжи мне глаза» и еще пару песен — музыкантам показалось, что они как-то не очень звучат. Поэтому пластинка на 10 минут короче магнитофонной версии. Через несколько лет, когда переиздавали альбом на CD, «чайфы» переслушали весь материал и решили, что эти треки не так уж и плохи. И вставили их обратно. Обложкой «Четвертого стула» прервалась почти полная винилово-дизайнерская монополия Ильдара Зиганшина. Пластинку весело оформили Елена Шахрина и Володя Бегунов.
Первый альбом гитарного состава «Наутилуса» «Родившийся в эту ночь», который еще год назад анонсировался в «Сигнальной серии пластинок», в итоге в 1991 году выпустил «Русский диск», дочерняя фирма «Мелодии». Видимо, Москва смогла предложить музыкантам лучшие условия, чем Ленинград. Официальный тираж, стоящий на обложке, — солидные 100 000 экземпляров. Можно предположить, что эта цифра не совсем соответствовала реальности. За «Русским диском» так же, как и за материнской «Мелодией», водился грешок — невыполнение договоренностей.
Когда в 1991 году «Сфинкс» записал свой второй альбом «Surrealism», Владимир Ведерников обошел с записью многие столичные лейблы. Везде ее хвалили, но за выпуск на виниле просили большие деньги. Общий язык нашелся только с фирмой «Мелодия», которая денег не просила, а даже обещала выплатить музыкантам по нескольку копеек с каждой пластинки двадцатитысячного тиража. Реальность оказалась не такой радужной. Винил выпустила не сама «Мелодия», а ее дочернее предприятие «Русский диск». Никаких денег музыканты не дождались, но не это главное. Договором было предусмотрено, что «Мелодия» полгода не будет поставлять альбом «Сфинкса» в Свердловск, Челябинск и Нижний Тагил. Ведерников, одолживший у представителей уралмашевской группировки 5000 рублей, купил на всю сумму пластинок и собирался за полгода продать их в родном городе и на прилегающих территориях. Этим планам не дано было осуществиться. «Русский диск», прежде чем поставить диски во все города бывшего СССР, от Мурманска до Ашхабада, первым делом вероломно набил ими уральский регион. Оплаченные Володей лонг-плеи еще даже не были ему отгружены, а все магазины Свердловска и окрестностей уже ломились от «Сфинксов». Когда Ведерников получил свой груз, ему оставалось только дарить пластинки знакомым — те, кто хотел их купить, уже сделали это. Урамашевцы на долг махнули рукой, а коробки с пластинками пылились у Ведерникова до 2014 года, когда их остатки расплавились при пожаре.
В 1992–1993 годах появились две пластинки «Наутилуса» («Отбой» и «Чужая земля»), альбомы «Чайфа» «Дети гор» и «Агаты Кристи» «Декаданс», а также диск группы «Траппа» «Дитя Иллюзий», который издал в Ленинграде за собственные деньги Александр Тропынин. В конце 1993 года эпоха винила резко закончилась. Потребители массово перешли на компакт-диски, которые были удобнее в использовании и дешевле в производстве. Заводы грампластинок закрылись.
Когда первые восторги от чистоты звучания CD улеглись, многие меломаны затосковали по винилу. Аналоговый звук грампластинок богаче и теплее, чем цифровое звучание компашек. Возрождение виниловых дисков произошло уже в 2010-х годах, когда большая красивая пластинка стала дорогим во всех смыслах предметом собирания. За последние годы уже переизданы на виниле почти полные каталоги «Наутилуса Помпилиуса», «Агаты Кристи» и «Чайфа». При этом музыканты столкнулись с неожиданной проблемой. В 65–70 минут компакт-диска они запихивали все, что записано, без жесткого отбора. А сейчас приходится ломать голову, что делать с песнями, физически на 45-минутный винил не входящими.
Новые альбомы чаще всего издаются сразу на нескольких носителях, в том числе и на пластинках. Владимир Шахрин считает, что три четверти часа — идеальная продолжительность для нового альбома. Время звучания CD слишком тяжелое для восприятия свежей работы.
Большинство альбомов, записанных в Свердловске в 1980-х, еще не отлиты в виниле. Хочется верить, что в скором времени заветные полки меломанов украсят пластинки «Трека», «Апрельского марша» и «Водопада имени Вахтанга Кикабидзе».
За что только не боролись советские рокеры! За демократию и за перестройку, против наркотиков и против террора… Когда Владимир Шахрин говорил, что его волнует загрязнение окружающей среды, мало кто поначалу относился к этому серьезно — ну устроит сборный концерт, с кем не бывает… Но привычка все делать на совесть не позволила подойти к делу столь поверхностно. Когда уральские рокеры начинают борьбу за чистоту, они должны помочь всему, что на их глазах покрывается грязью. Не только страдающей природе, но и запачканным шоу-бизнесом старым дружеским связям, и самой рок-музыке, образ которой в конце 1980-х сильно потускнел.
Примерно так рассуждали в конце 1988 года Владимир Шахрин, менеджер «Чайфа» Константин Ханхалаев и редактор «ПерекатиПоля» Александр Калужский, придумывая новое музыкальное движение. «Целенаправленная благотворительная деятельность под флагом любви и заботы — единственная возможность удержать на плаву неустойчивый корабль отечественного рока. Шторма коммерции, начиная с 1987-го, сильно потрепали его обшивку… На палубе творилось черт-те что: команды смывало одну за другой — совсем как на картине Айвазовского «Восемьдесят девятый вал»… В таких штормовых условиях и был задуман долгосрочный проект «Рок чистой воды»» («ПерекатиПоле», № 4, 1990).
Таким образом, «рок чистой воды» изначально обозначал высшую степень соответствия идеалу, что-то вроде «кристально прозрачный рок» или «рок без малейшей примеси». Экологическая тема, удачно подходящая к названию акции, появилась чуть позже, когда решили, что борьба за сохранение природы может всколыхнуть весь рок-н-ролльный мирок, придать ему новый смысл существования.
Первая акция музыкально-экологического движения прошла 14–15 сентября 1989 года в московском спортивно-концертном зале «Дружба», где перед стоячим партером выступили «Настя», «Апрельский марш» и «Чайф». Шахрин много говорил о загрязнении окружающей среды, да и все песни «Чайфа» в той или иной степени касались этой проблемы. «Группа представила абсолютно новую программу, соответствующую содержанию движения «Рок чистой воды». Единственный старый хит, включенный в этот гринписовский цикл — «Пиво», — видимо, присутствует в нем потому, что пивная кружка в наше время, как подсказывает жизненный опыт, это едва ли не единственный водоем, в котором чистой воды явный избыток…» — писал об этом концерте Александр Кушнир («РИО», № 38, 1989).
Вскоре началась подготовка крупной акции. Калужский вспомнил про американских рокеров, которые провели тур, плавая по Миссисипи на пароходе. Идея понравилась, хотя ее воплощение оказалось гораздо круче заокеанского аналога. Тема Волги возникла сама собой — главная река России нуждалась в очищении любым способом, пускай даже и музыкальным. Тут же появился партнер: горьковский молодежный центр «Федерация», где работал энергичный Игорь Крупин. Начался поиск спонсоров. Охотней всего жертвовали на очищение Волги те, кто больше всех ее загрязнял, — различные нефтяные и химические комбинаты. Свой взнос сделали и частные благотворители, например, некто Астафьев из Углегорска Сахалинской области прислал в оргкомитет акции («Волга-90») солидные по тем временам 200 рублей. Всего удалось собрать 94,5 тыс. рублей.
Первая крупная акция «Рока чистой воды» прошла точно в нужное время. Тогда еще не было ни зеленых партий, ни комитетов по экологии. А проблема уже назрела, о ней уже стали говорить. Чуть позже такую затею было гораздо трудней осуществить: на три недели нанять теплоход — удовольствие не из дешевых. А в 1990-м вся волжская флотилия стояла на приколе, и судно можно было нанять, оплатив солярку и еду для экипажа. И еще не исчезли богатые комсомольские организации, которые готовы были все профинансировать, просто чтобы потусоваться с музыкантами.
Тусоваться действительно было с кем. В акции приняли участие, помимо свердловских «Чайфа», «Апрельского марша», «Насти» и «Отражения», ленинградцы «Аукцион», «Телевизор» и «Петля Нестерова», московская группа «СВ» Алексея Романова, «Театр пилигримов» из Иркутска, «Хроноп» из Горького, «Weekend at Waikiki» и Эрнст Ланхаут из Голландии, а также десяток поволжских групп, участвовавших в концертах в своих городах. Вся эта толпа с примкнувшими экологами и журналистами загрузилась на теплоход «Капитан Рачков» и 13 мая 1990 года, дав концерт у стен горьковского Кремля, отправилась вниз по матушке по Волге.
По пути от Горького до Астрахани и от Астрахани до Москвы в крупных городах останавливались, давали концерты. Власти встречали рок-теплоход по-разному. В Саратове согласовывали концерт страшно долго, еще за день до прихода «Капитана Рачкова» во властных кабинетах рвали уже подписанные договора. В Астрахани представительница горисполкома стояла у трапа с огромным букетом, а собравшийся на пристани народ приветствовал музыкантов, словно космонавтов. В целом организация тура оказалась на достойном уровне. Разве что в Чебоксарах выступление сорвал дождь, да кое-где не хватало рекламы — местные устроители до последнего момента не верили, что к ним, как в сказке, приплывет ковчег с рокерами.
Эти 17 дней Волга гудела, словно натянутая басовая струна. В восьми городах, где прошли концерты, зрители получили массу удовольствия. В Горьком народ не разошелся, даже когда майская температура вдруг упала до экстремальных +2. В куйбышевском цирке восторженные поклонники чуть не затоптали неосторожно выглянувшего в фойе Олега Гаркушу.
Один из лучших концертов состоялся в Волгограде. Прямо на пристани собралось пять тысяч человек. На сцене происходило замечательное соревнование творческих амбиций. Не было ни одного проходного номера. Все играли здорово, начиная от местных групп и кончая участниками заплыва. «Абсолютно фантастически выступил «АукцЫон», — вспоминает журналист «ПерекатиПоля» Алексей Одинцов. — Из шоу-группы с ломаными ритмами он превратился в джем-банду, чья музыка разливалась, как море-океан и которую невозможно было остановить. Она как-то сама трансформировалась от песни к песне, обволакивая слушателей звуками и эмоциями. Танцор «АукцЫона» Володя Веселкин разделся чуть ли не догола, мгновенно вскарабкался на фонарь, стоящий рядом со сценой, и выделывал на нем разные фигуры».
В свободное от концертов время участники заплыва успевали осматривать достопримечательности и покупать местные товары, в основном плодоовощные. Сначала все гуляли сами по себе, неорганизованно. На третий день Грахов решительно пресек этот бардак и занялся штабной работой. В коридорах теплохода появились таблицы и расписания. Сам Николай, правда, ни одного города не увидел — он составлял графики их посещения. Во время концертов Коля тоже не бездельничал: он продавал 30-копеечный спецвыпуск «ПерекатиПоля». Грахов улетел в Свердловск с середины маршрута, и его чуть не задержали в аэропорту — у милиции вызвал подозрение солидный на вид человек с большим мешком мелочи.
На «Капитане Рачкове», помимо музыкантов, плыли еще и экологи. Они делились на профессионалов, которые оперировали цифрами и формулами, и неформалов, самые экстремальные из которых мечтали уничтожить вообще всю промышленность. Эти две группы постоянно рубились между собой, вызывая уважение рокеров непонятными терминами. Кроме уважения, экологические проблемы особых чувств у музыкантов не вызывали. «Если бы эта акция была «за чистый воздух», «за грязный воздух», я участвовал бы и в ней, — говорил лидер горьковской группы «Хроноп» Вадим Демидов. — Это просто возможность давать концерты». Такое отношение было особенно заметно, когда во время остановок в городах Шахрин пытался собрать кого-нибудь, съездить на очистные сооружения или на экологические акции. Большинство рокеров оставались к этому совершенно равнодушными — мол, нас и так неплохо кормят. Но идея в принципе всем очень нравилась. Теплоход, наверху сидит профессор, на палубах — музыканты, в трюмных каютах — студентки обрабатывают какие-то пробы, и все это плывет, и все это под флагами благородной экологической затеи.
Для большинства музыкантов «Волга-90» стала возможностью поиграть концерты, весело пьянствуя в перерывах между ними. Еще перед началом заплыва на корабль загрузили грузовичок спиртного — стандартный набор коммерческих ларьков того времени: водка «Rasputin», ликер «Amaretto» и т. д. Через два дня стало понятно, что алкоголь на исходе, и с такими темпами его потребления никто никуда не доплывет. Поэтому в каюте оргкомитета приняли суровое решение: загрузить на корабль еще один грузовичок, но спрятать все «горючее» в комнату с прочной дверью, ключ от которой отдать корабельной буфетчице. Она была человеком посторонним, никого из музыкантов не знала и петь ей про то, как творческая душа нуждается в глоточке водочки, не имело смысла. Чтобы получить желанную дозу, необходимо было обратиться с устным обоснованным заявлением к представителю оргкомитета Игорю Крупину. Если объяснения его удовлетворяли, он выдавал талон на алкоголь — записку к буфетчице с печатью «Рок чистой воды». Тогда в СССР по талонам продавалось многое, поэтому рокеры восприняли эту систему как само собой разумеющееся. Впрочем, судя по приподнятому настроению пассажиров на всем протяжении маршрута, музыканты умели находить аргументы, смягчавшие твердое сердце Крупина. Пьянка хоть и вошла в более-менее пристойное русло, но не прекратилась совсем. От молодецкого разгула ходуном ходил весь пароход.
Пили действительно лихо. Апофеозом стала попытка тишайшего клавишника «Насти» Глеба Вильнянского угнать «Капитана Рачкова» почему-то… в Турцию. Капитан теплохода Юрий Сивохин на провокацию не поддался, «террориста» до полного протрезвления скрутили матросы, и экологический концерт в Стамбуле так и не состоялся.
По утрам томимые похмельем и скукой рокеры спускались в трюм, где жили две очаровательные студентки-экологини. За ними ухаживали все. В трюме было жарко, дверь каюты была постоянно открыта, и, проходя по коридору, можно было увидеть многих отечественных рок-звезд, игравших с девушками в ладушки. В ладушки поиграли все, надеясь на продолжение. Продолжения не было — студентки продинамили всех. Наверное, жалеют сейчас страшно…
В последнюю ночь на корабле малопьющий Шахрин решил, что пора уничтожить все оставшиеся в запертой комнате запасы алкоголя. Он лично вооружился отверткой и плоскогубцами, вскрыл замок и раздал ликующей музыкальной общественности все, что прятали от них целых две недели.
Никто и не надеялся, что один рок-н-ролльный заплыв сделает Волгу чище. Все рассчитывали на пропагандистский эффект, на привлечение внимания к проблемам природы. Достигнутый результат трудно измерять в промилле. Однако, судя по тому, что акция «Рока чистой воды» не стала последней, общественность музыканты всколыхнули.
В сентябре «Рок чистой воды» дотянулся до Байкала. Эта акция могла прозвучать на международном уровне: о планах спасения рокерами самого глубокого озера в мире прослышал Питер Гаррет, лидер топовой тогда австралийской группы «Midnight Oil». Питер, как и многие рок-звезды, был повернут на экологии и загорелся идеей спеть на берегу Байкала. Но узнал он об акции поздно, бюрократия, визы, все такое прочее… В общем, «Midnight Oil» с Байкалом так друг дружку и не увидели.
Впрочем, акция и без того получилась пафосной. В первую точку маршрута, Улан-Удэ, часть участников летела из Москвы чуть ли не на персональном ТУ-134, принадлежавшем одной околокосмической структуре. 3 сентября в столице Бурятии собрались «Чайф», «Настя», «НЭП» и Юрий Наумов из Ленинграда, московский «Альянс» с Инной Желанной, горьковский «Хроноп», иркутский «Театр пилигримов» и бельгийцы «Gangsters D’Amour». Для начала посетили буддийский монастырь, покрутили барабаны, списывающие грехи, а затем дали концерт. «Альянс» так завел публику, что она не позволила бедному Наумову спеть больше одной песни — ей хотелось танцевать дальше.
До Байкала добирались на автобусе. На традиционную остановку «мальчики — направо, девочки — налево» притормозили неподалеку от какой-то большой силосно-навозной кучи. Вдруг москвичи из «Альянса» с радостными криками бросились к этой куче — сверху она оказалась закидана побегами конопли. Они набили этим урожаем полный багажник автобуса и дальше ехали счастливые и умиротворенные в предвкушении…
До пансионата «Песчаная бухта» по глади озера (или по-местному — моря) рокеров вез теплоход «Александр Вампилов». Несмотря на трагическую судьбу одноименного драматурга, доплыли нормально. От самого берега дно уходило круто вниз, но его было прекрасно видно сквозь прозрачную воду. Бельгийцы не верили, что воду из Байкала можно пить, зачерпывая прямо кружкой. И вообще не понимали, за какую экологию здесь нужно бороться. Три дня музыканты плавали по морю на яхте, а специальная бригада Центрального телевидения снимала об этом фильм.
Затем «Рок чистой воды» спасал концертом действительно сильно загрязненный Ангарск. Финальное выступление в защиту Байкала состоялось на следующий день в Иркутском цирке. Прямо за кулисами там бродил трехмесячный тигренок. Все, особенно Настя с Инной, старались его приручить, но он только сыто икал — он и так был почти домашний.
Недельная байкальская акция получилась насыщенной, но как-то не прозвучала. То ли Иркутск с Улан-Удэ находились слишком далеко, то ли в глазах общественности чистая вода Байкала еще не нуждалась в спасении…
В апреле 1991 года «Рок чистой воды» наведался в Чернобыльскую зону. С этими местами у «чайфов» были свои счеты. Три года назад по дороге из Киева в Вильнюс они чуть не отведали дешевых и аппетитных огурцов. Хорошо, остановила проводница — разрушенный реактор находился за ближайшим лесом. Теперь сплоченная компания в составе «Чайфа», «Насти», «АукцЫона», «Петли Нестерова» и «Бригады С» дала несколько концертов на Украине и в Белоруссии. Финальную точку поставили в день пятилетия чернобыльской трагедии 26 апреля в Минске.
Через год «Рок чистой воды» вернулся на Волгу. 25 мая 1992 года теплоход «Октябрьская революция» отчалил от Московского речного вокзала. Самым представительным получился первый концерт в Ярославле. После него Александр Ф. Скляр из «Ва-банка», Сергей Воронов из «Crossroads» и американская певица Джоанна Стингрей вернулись в Москву, а «Чайф», «Бригада С», «Настя», «Телевизор» и итальянская группа «Rife» продолжили плавание. Оно проходило с приключениями. В городе Плёс местные хулиганы набили лицо барабанщику «Бригады С» Игорю «Бате» Ярцеву, и последующие концерты он отыграл в темных очках. Многочисленные шлюзы исписывали экологическими лозунгами, а «бригадовец» Петюня Тихонов использовал их резонирующее пространство для бравурных соло на трубе. 4 июня во время последнего концерта в Ульяновске дирекция стадиона вдруг отключила звук. Музыканты не растерялись — пение продолжилось под акустические гитары, духовые и барабаны. Зрители, чтобы расслышать каждое слово, сминая ограждения, ломанулись на поле, к самой сцене. Минут через двадцать звук включили опять. Толпа восторженно взревела — победа!
Главным спонсором этого заплыва стал Константин Ханхалаев. Его фирма «Кохан» тогда здорово поднялась на торговле импортными сигаретами. Комсомол, финансировавший предыдущие акции, ушел в прошлое вместе с СССР. Появились другие спонсоры, понаглее и поразвязней. Один из них, помогавший организовывать концерт в Казани, присоединился к экспедиции до следующей остановки в Тольятти. За ужином он подсел к Сукачёву и, яростно жестикулируя, начал убеждать его приехать к нему в гости: «Серега! Я так люблю твои песни! Поехали к нам, Серега, мы тебе такую рыбалку устроим!» Сукачёв, мрачневший с каждой фразой, вежливо поблагодарил: «Спасибо! Но меня вообще-то Игорем зовут». Погулять с рок-звездой спонсору так и не удалось.
Между концертами теперь не только веселились, но и обсуждали серьезные животрепещущие проблемы. В музыкальном салоне «Октябрьской революции» прошла научно-практическая конференция «Формирование эффективных инфраструктур шоу-бизнеса и рок-практика в постсоветский период» с участием представителей недавно появившихся в стране независимых фирм грамзаписи.
Экологическая часть акции на этот раз протекала совсем вяло. «Зеленые» несколько раз постояли с гневными плакатами и мегафонами у проходных загрязняющих Волгу предприятий. Никакой реакции они не дождались. В эпоху наступающего капитализма лозунги типа «Ваш завод гадит больше всех!» выглядели совсем по-детски.
Возможно, поэтому главный музыкальный эколог России Владимир Шахрин в вопросах окружающей чистоты перешел от глобальных акций к конкретным делам. Последним приветом «Рока чистой воды» стала одноименная пластинка-сборник, куда вошли песни «Чайфа», «Насти», «Телевизора», «АукцЫона» и других групп, участвовавших в движении. 4 августа 1992 года в Екатеринбурге состоялся первый «чайфовский» субботник (то, что на календаре был вторник, никого не смутило). Сначала в Историческом сквере в центре Екатеринбурга собралась сотня добровольцев, в основном студентов и подростков. Владимир толкнул перед ними пламенную речь, и толпа разошлась-разъехалась по трем фронтам работ по уборке мусора: на улицу Гоголя, на пустырь на улице Щорса и в парк у больницы скорой помощи. Группа «Чайф» наравне с остальными трудилась на последнем участке. Работали не просто так, а по-ленински. С соседней стройки притащили бревно («то самое, которое Владимир Ильич таскал в Кремле»), и под ним вместе с «чайфами» мог сфотографироваться любой участник субботника. Потом все вновь собрались в Историческом сквере, где устроили небольшой концерт. Играли молодые группы, а в перерывах между ними — «Чайф».
Такие субботники стали традиционными. Чаще всего проходили они в парке Каменные Палатки, неподалеку от дома Шахрина. Сначала затея казалась просто баловством, но когда триста детей пришли в парк и с энтузиазмом взялись собирать разбросанный мусор, стало ясно, что дело стоящее. Потом были субботники в Историческом сквере, которые всегда заканчивались импровизированным концертом. «Мне тогда наивно казалось, что после таких уборок взрослый человек не станет бросать пустую бутылку в кусты, потому что его ребенок здесь позавчера прибирался, — говорит Шахрин. — Но оказалось, что наших людей этим не проймешь — они бросают бутылку просто потому, что им ее нести до урны лень, просто потому, что родители не приучили его не мусорить. Зато я точно уверен, что те сотни ребятишек, которые нам помогали убираться, сами мусорить не будут».
Первый виниловый альбом «Агаты Кристи» — это произведение, развитие в котором подчиняется музыкальной логике, а не логике слова. Текст музыкален сам по себе — он более эмоционален, чем содержателен. Я думаю, что любой, послушав «Viva, Kalman», легко сможет напеть мотив, но с трудом вспомнит слова.
Музыка альбома — феномен балансировки на грани хорошего вкуса. «Агата» работает с тем, что называется «музыкальный знак», то есть с наиболее характерными оборотами барокко, классицизма, испанской и итальянской музыки. Несмотря на многочисленность и разношерстность стилистических отсылок, музыка альбома как-то очень монолитна. Это и хорошо, и плохо.
Хорошо, потому что музыканты группы — великолепные стилисты, одинаково хорошо себя чувствующие и в высоких, и в низких жанрах. В любом из них для музыкантов важна этакая театральная помпезность. Но плохо, что во всех своих амплуа «Агата» слишком серьезна по отношению к себе. К тому же альбому недостает разноплановости. Всюду царит «итальянистая» мелодичность и сладкозвучие, единообразная плотность и насыщенность клавиш (удачно нарушенная лишь в «Кондукторе»). Не слишком оправдан и финал диска «Бэсса мэ…» с его насыщенной кабацкой многозначительностью. Разухабистый марш магнитоальбома (здесь в изменчивом виде — «Собачье сердце») был более удачен.
Юлия Гасилова.
«Рок-хроника», 1991, № 4 (7)
Итак, в то время как большинство «Зубров» свердловской рок-сцены «затаилось» в 1990 году (возможно, к очередному фестивалю?), «Агата Кристи» успела «выстрелить» в конце года своим альбомом «Декаданс».
Отдав дань в «Коварстве и любви» остросоциальной тематике, группа предстала в новом альбоме более разноликой.
Изящная, легкая и вместе с тем экспрессивная манера В. Самойлова (от «Щекотно», «Мотоциклетки» до «Кошки»), безусловного лидера группы, разбавлена мрачноватым «панковым» стилем его младшего брата («Эксперимент», «Эпидемия»?), от чего музыкальная палитра «Агаты Кристи» только выигрывает. Эпизодические обращения к музыкальной классике сменяются все более устойчивым интересом. Нет, большинство песен альбома по-прежнему выдержаны в новейшем волновом стиле, и все же его музыкальным стержнем является «Декаданс».
В целом слушателей ждет приятный сюрприз. Далеко не всем и не всегда удается прогрессировать от альбома к альбому. Пока у «Агаты Кристи» это получается.
В. Солдатенков.
«Рок-хроника», 1991, № 1 (4)
Более абсолютного авангарда еще не знало свердловское рок-товарищество… Надо отдать должное Сергею Чернышёву, его смелости. Нынешняя ситуация не очень располагает к экспериментам с формой, когда-то разработанной Джоном Кейджом. Минимализм как-то не отражает дух нашего смутного времени. Но если вслушаться, то странности и отстраненности «Банга-банга» проистекают именно из него, из времени.
С технической стороны все безупречно. По сути, первая часть «Банга-банга» — звуковой коллаж. Периодически равномерно возникают то лекция по психоанализу, то африканские напевы и т. п., создавая убаюкивающую атмосферу медитации (чему способствует виртуозность звукорежиссуры). Со стороны содержания — полный туман и неясность. Концепция «Банга-банга» — в отсутствии всякой членораздельности и сформулированности. Можно долго разгадывать ребусы и шарады оформления и звукового материала, но не продвинуться ни на шаг в понимании альбома.
Возможно, Сергей Чернышёв и не сказал ничего нового, возможно, Фрипп, а затем Ино и Бирн (альбом «Моя жизнь в кустарнике с призраками», 1980) полностью исчерпали возможности минимализма и этно-музыкального сюр-коллажа. В таком случае «Банга-банга» и не эксперимент, собственно. Это движение (или прорыв) вовне (или внутрь) подсознания (дальше, дальше) на уровень, где говорить о сознании (даже под или над) не приходится.
Для понимания музыки и теории «Банга-банга» требуется, скорее, осязание, обоняние и телепатия, чем интеллект. Любые логические выкладки не более уместны, чем попытка напиться из дуршлага. Рок-сенсуализм «Банга-банга» доступен лишь избранным. Тем, чье число 666 (см. работы Л. Бинсвангера и альбом «Банга-банга»).
Алексей Коршун.
«Рок-хроника», 1991, № 4 (7)
В XVIII–XIX веках существовало такое направление в европейской живописи — академизм. Художники тщательно выписывали каждый изгиб ветки, складку ткани, локон волос, бились над точной цветопередачей, продумывали перспективу и игру светотени. Их картины восхищали зрителей своей красотой, но не трогали душу. «Внуков Энгельса» вполне можно причислить к академистам. Трое экс-«наутилусовских» «дедов» — Владимир Елизаров, Алексей Хоменко и Виктор Алавацкий, с примкнувшим к ним экс-«чайфом» Игорем Злобиным записали очень красивый альбом. Изысканные мелодии, хорошие аранжировки, исполнение — выше всяких похвал. Тексты Ильи Кормильцева — тоже не хухры-мухры. Правда, они почему-то лишены привычных кормильцевских хлестких, запоминающихся фраз-афоризмов. Но зачем они? Ведь придраться и так абсолютно не к чему, все настолько ровно и гладко, что физически не хватает какой-нибудь шероховатости, за которую ухо могло бы зацепиться. Из одиннадцати песен выделяются лишь три — просто потому, что они спеты по-английски.
На альбоме нет ни одного хита. Это не удивительно — что может выпирать из до блеска отполированной поверхности? Но, несмотря на это, спрос на подобную музыку всегда будет. Прислушайтесь — разве не «Внуки Энгельса» звучат на заднем плане в шумном баре или скрашивают время ожидания телефонного оператора? Нет? Значит, это что-то очень близкое им по стилю, такое же совершенное по качеству и столь же не запоминающееся.
Д. Лемов, 2016
Когда доброго наивного героя Экзюпери мобилизует третий Рейх, и безжалостная национал-социалистическая идея, не без участия фантазии Глеба Самойлова, бросает его в пекло мирового пожара, он превращается в маленького Фрица. То, что по нему стреляют партизаны, с неба угрожает Покрышкин («а это значит — алес капут») и «его вечность сгорит на огне», в философском плане значит не меньше, чем страдания Вертера или повороты человеческих судеб в романах Ирвина Шоу и Ремарка. Маленький Фриц все так же неустанно ищет истину, как искал ее, будучи Маленьким Принцем.
Смысл лежит гораздо глубже уровня, устанавливаемого самой едкой иронией и самым злым стёбом. В тех глубинах царствует Ницше и экзистенциализм с определенной, конечно, поправкой на природу и экономику Урала.
Впрочем, все гораздо веселее и живее, чем аскетизм философских проблем. Альбом переполнен абсурдным гротеском, юмористическими иллюзиями и неожиданными контрастами. Поэтому «Последний подвиг Евы Браун», не нашедший отражения в к/ф «Освобождение», в варианте Глеба навевает воспоминания о шедевре русского застолья — «Ромашки спрятались». Поэтому песня об обреченном на бесславный конец сбитом немецком летчике стилизована под грустную мелодию Стинга, усиливающую драматический эффект.
В отличие от первого сольного альбома Маккартни, записанного 20 лет назад, работа Глеба лишена каких бы то ни было исполнительских огрехов, хотя все партии, как и Пол, он исполнил лично в перерывах работы «Агаты Кристи» над «Декадансом». Защищая честь Маккартни, нужно отметить, что Пол в те годы не обладал набором сенквенсорно-компьютерной техники, имевшейся в распоряжении Глеба. Но сей факт нисколько не умаляет достижений последнего.
Используя до предела возможности электронных клавиш, он получил вполне оригинальный продукт, мелодический диапазон которого простирается от вагнеровских высот и психоэлектроники «Yello» до утонченности Стинга и вальсов композитора А. Петрова.
Так или иначе, альбом получился очень симпатичным, достойным памяти фройндшафта Зигфрида и Садко. Есть опасность, что ревнители нашей нравственности увидят в «Маленьком Фрице» апологию нацизма, как, скажем, увидели они ее в печально известной кинокартине «Площадь Сан-Бабила, 20 часов». Тем, кто не понимает юмора, я напоминаю детскую считалку, аполитичную и деидеологизированную: «Два маленьких фашиста сидели на суку…» Неплохой эпиграф для этого альбома.
Алексей Коршун.
«Рок-хроника», 1991, № 3 (6)
Реальность постоянно опровергает слова Воланда о том, что рукописи не горят. Рукописи, старые фотографии и магнитофонные ленты не только горят, но и тонут, рассыпаются от старости или просто сгнивают на помойках. Но иногда все происходит в точном соответствии со словами булгаковского героя.
Весной 1990 года Александр Сычёв и его группа «Каталог» впервые в приличных условиях записали свои песни. Через несколько месяцев Александр трагически погиб. Вскоре две катушки с оригиналом записи пропали. «Каталоги» предполагали, что кто-то позарился на пленку «Agfa», представлявшую в то время некоторую материальную ценность. Утраченные песни ходили по рукам лишь в плохоньких копиях.
Весной 2014 года потерявшиеся пленки вдруг нашлись. Рукописи не сгорели.
Сейчас невозможно доподлинно установить, сколько и какие из более чем двадцати треков должны были попасть в окончательный вариант альбома «Каталога» и как он мог называться. Но в этой незавершенности работы, оборванной не по вине авторов, есть нечто, созвучное времени записи. Тогда рвалась на части страна, дробилась эпоха, ломались судьбы. Несмотря на актуальность материала периоду крушения СССР («абалкинские штучки», «кооператор», «СТК» — слова-маркеры конца 90-х), в целом этот цикл удивительно злободневен и спустя четверть века, в момент его обретения. Песни «Страна, в которой никто не хочет жить» и «Народ — дурак» словно написаны после прочтения фейсбучной ленты. «Просто не могут» звучит как приговор современным рокерам. «Вы дома» и «Вовчик» — песни вне времени, подходящие к любой эпохе.
Акустические гитары, чуточку клавиш — бардовский минималистический набор. Но энергетика большинства сычевских песен не позволяет усомниться в том, что это настоящий рок-н-ролл. Песни, исполненные самим Александром и Андреем Мезюхой, удачно дополняются четырьмя композициями, написанными и спетыми Олей Таланцевой, которой Сычёв тогда помог с аранжировкой и записью.
Самая страшная вещь альбома — красивая баллада «Я наконец-то всем доволен». Автор с лиричной иронией подводит итог бурной молодости. Но благодушному настроению мешает знание того, как Александр подвел черту под своей жизнью всего через несколько месяцев после записи этой песни. Если вспомнить об этом — по спине бегут мурашки.
Д. Лемов, 2016
В марте на концерте в честь дня рождения рок-клуба появление Бутусова на сцене вызвало в зале нечто вроде скоропостижного урагана. Не сразу узнанный из-за слабого освещения (настраивался аппарат), Слава одним своим видом вызвал восторг у поклонников, на сетчатке глаз которых он был отпечатан до той поры в героико-романтической позе. У сцены собралась толпа. В воздухе запахло жареным. Однако первые же аккорды воскресшего в новом составе «НП» охладили всеобщий пыл не хуже ушата холодной воды или дубинок стражей порядка. В новой музыке не было привычных и бьющих наверняка подъема и надрыва, дешевой клавишной помпезности. Зато был нерв, внутренний импульс. Не было слащавости и кича. Были профессионализм, уверенность и настоящий звук хорошей музыки. Все это, кроме разве что эффекта неожиданности, отразилось в магнитоальбоме «Наугад», включающем в себя, наряду со свежим материалом, пять старых вещей в иной интерпретации, в том числе совершенно неузнаваемый «Отход на север», доведенный до предела безысходности, балладу «Падал теплый снег».
Слаженность акцентов, приглушенность контрапунктов, меланхоличная монотонность ритмического рисунка, оттеняющая тончайшие нюансы инструментальных партий, жесткая гитарная «волна» — такова музыка альбома «Наугад». Она вряд ли найдет отклик в нежных девичьих сердцах, которым неведом кайф пластинок «Кьюэ» и «Кинг Кримсон». И дело даже не в том, что гитарист Александр Беляев (экс-«Телевизор», к выходу альбома экс-«НП») играет в манере «Кьюэ», а пара вещей альбома («Она ждет любви» и «Черные птицы») звучат так, будто маэстро Фрипп руку приложил. Избежавший цепких лап масс-культа, «НП» стал другим, строгим и в какой-то степени элитарным. «Наугад» уже не сможет служить, как «Разлука», фоном для дружеских попоек. С пивом он не протянет. Эти песни нужно слушать, иначе они будут просто раздражать. Их нужно понять и ощутить их настроение. Философские миниатюры и микро-эссе Кормильцева в исполнении Бутусова требуют такой же работы мысли, таких же затрат душевной энергии, что и картины экспрессионистов или пьесы Беккета.
В перегруженности философией — определенный недостаток альбома. В нем нет целостности, будто авторы стремились так или иначе потрясти сознание слушателей набором экстраординарных мыслей. Что же, им трудно отказать в интеллектуализме. Но альбом при этом слушается как сборник случайных вещей, лишенный общего стержня.
Камерный, абсолютно некоммерческий «Наугад» вряд ли станет событием года. Он слишком мрачен. Жизнеутверждающе звучит лишь рождественский гимн «Родившийся в эту ночь». Оценит новую работу «НП» только «имеющий уши». Но ленноновская Люси, паря среди небес в алмазах, легко узнает свою сюрреалистическую тень в сумасшедшем пацане, вокруг которого метафизическими волнами льется «Музыка на песке».
Алексей Коршун.
«Рок-хроника», 1991, № 1 (4)
Эта музыка непривычна для уха свердловских рок-фанов, воспитанных на около-арт-роковых структурах. На память приходит таинственный, постепенно уходящий в область преданий фанк-оркестр «Солярис», чей заразительный свинг на третьем фестивале рок-клуба резко контрастировал с общим фоном и не укладывался в рамки местных традиций. Но в этом сходство его с музыкой Ольги Лебедевой и заканчивается. «Солярис» — чисто музыкальная, то есть не текстовая группа, к року относящаяся постольку, поскольку такой джаз в городе не принят. Лебедева — явление без всяких скидок рок-н-ролльное, несмотря на сложность идентификации ее стиля.
Уверен, что у многих, кто слышал Ольгу, возникает желание найти аналоги ее песен у Сюзи Кватро, Кейт Буш и «Blondie», выделить источник музыкального вдохновения из творчества Стинга или «Style Council». Можно как угодно назвать ее стиль: нововолновый фанк, поп-буш или свердловский «нью-эйдж». Но никакой ярлык, стереотип поп-музыки не объяснит смысл этих песен и не вместит в себя затерянный мир, который кроется за словосочетанием «быть общей деткой». И то, что специфическое звучание тромбона в большинстве номеров делает их похожими на вещи Стинга, ровным счетом ничего не значит.
«Технические» данные (диапазон голоса, манера пения) Ольги сближают ее с Настей Полевой. Корни у них общие. Женская душа, женское естество — даже не тема: топливо их песен. Сравнение неизбежно.
Странная мистическая сила связывает песни Насти и Ольги (наверное, та, что связывала доктора Джекила и мистера Хайда). У Насти она в обрамлении экзотических цветов в сказочных видениях. У Ольги — предельно земная, уставшая курить сигареты без фильтра. И при этом она одна и та же.
Ответ на вопрос, что значит «быть общей деткой», попытался дать еще Достоевский, создав бессмертный трагический образ Натальи Филипповны. Минул век, и в песнях Ольги воскресла эта несчастная женщина, которая никогда не читала мир «как роман» и с самого начала разбила и выбросила розовые очки. Она больше всего боится жалости. И больше всего ей нужна жалость. Потому что жалость — это детство любви. Наверное, если вывернуть комфортную Шадэ наизнанку, то получится рассерженная, но жаждущая тепла Ольга Лебедева.
Самая законченная и яркая вещь альбома «Я уйду к нему» (достойный ответ на вызов Майка Науменко «Ты дрянь!», брошенный с десяток лет назад) позволяет надеяться, что «начинается новая стадия», как поет Ольга в другой песне, новая стадия или, по крайней мере, новое направление свердловского рока.
Алексей Коршун.
«Рок-хроника», 1991, № 1 (4)
Второй альбом группы «ОТК» мелодичен, энергичен и ритмичен. Неплохие мелодии, нововолновые аранжировки с акцентом на фанковый электробас. Правда, тексты удивляют. В 1990-м герои «ОТК» находят поводы для переживаний, которые в открытом мире отрефлексировали лет пять назад. Например, «Панельный дом» созвучен песне «ДДТ» пятилетней давности. Неужели в герметичной атмосфере закрытых городов и настроения консервировались?
Сперва «Комедиантов» слушать, в полном соответствии с названием альбома, весело. Ироничный гимн служебному долгу «Я так люблю…» свидетельствует о хорошем чувстве юмора его создателя Павла Федоровского. Но следующая за ним «Без 15-ти 16-ть» бьет под дых — такое скучное морализаторство в наших краях встречалось редко. Веселая «Про комаров» с неожиданными, хотя и порой корявыми рифмами возвращает слушателей к жизни, но заключающая альбом длинная и скучная «Накануне» убивает всю веселость. И это вы называете комедией?!
Дело вовсе не в чересполосице настроений. Было бы даже интересно, если темперамент альбома скакал бы как кардиограмма. Дело не в том, что энергичная упругость сменяется лирикой. Просто эти медляки — из ресторанной серии «дамы приглашают кавалеров». Два самых нудных номера стоят в самом конце альбома, сбивая всю его бодрость начисто. Невыстроенность программы — главная беда «Комедиантов».
Д. Лемов, 2016
Более незатейливого альбома еще не знало свердловское рок-товарищество. Была акустика, был откровенный куплетизм, были предельно «прямоугольные» рок-н-ролльные квадраты, но чтобы так просто, так легко, как бог на душу положит, без претензий на откровения и проповеди — такого еще не было.
Акустический альбом — свидетельство стремления вырваться из всевозможных границ, так или иначе устанавливаемых имиджем и стилем любой группы, даже самой схоластичной, эклектичной и безалаберной, хотя в нем и отдана дань двум ипостасям Сергея. «Биробиджанский Музтрест» ощущается в подаче материала — этакий концерт для друзей, с помощью друзей записанный («посторонние» звуки студии создают расслабляюще-домашнюю атмосферу). «Апрельский марш» присутствует в непередаваемой, присущей только ему романтической ауре тех мест, где речь идет о любви, пусть и не совсем традиционной. «Белинда, девушка полей» — не родная ли она сестра «Сержанта Бертрана»?). Но во всем остальном источник вдохновения — то самое утилитарно-обыденное искусство, которое окружает нас с пеленок. Стиль альбома — «тихий интеллигентный кич», и поэтому в музыкальном плане в нем почти начисто отсутствует рок (если не считать «Географию секса», в финале которой на мгновение оголяется родной рок-н-ролльный нерв).
И все-таки этот альбом — роковой, хотя и без рокового антуража. Парадокс не новый: вспомните хотя бы «Треугольник» «Аквариума», ведь рок — не столько музыка, сколько способ существования белковых тел в агрессивной среде.
Алексей Коршун.
«Рок-хроника», 1991, № 4 (7)
Более всего альбом напоминает первые записи «Чайфа». Те же плюсы и минусы при мощном рок-н-ролльном запале, невыразительность текстов и ощутимый налет того, что именуется провинциальностью. Чувствуется, что у «Солянки…» была ясная цель: настоящий рок-альбом с продуманным и выстраданным содержанием, определенным звучанием, что и удалось в общих чертах. «Трагедия» крепко сколочена стальными гвоздями ритма.
Нет одного — самостоятельности темы. Почти для каждой песни можно найти первоисточник. И сама песенка, давшая название альбому, с ее замысловатым многоголосием на манер русских хоров, проистекает из «Страданий извозчика Еремы» — песни куда более стёбной. Самое смешное, что песни, в которых нет потуг на смысловую нагрузку («Рок-н-ролл») или с трудом улавливаются слова из-за качества записи («Достали!»), звучат явно выигрышно. Видимо, вступает в действие тот механизм, благодаря которому когда-то вылезли на авансцену легендарные «Слэйд». Вряд ли сами англичане в их звуковом шквале различали слова, вылетавшие из луженой глотки Нодди Холдера.
Возможно, осколки и шрапнель слэйдовского драйва затерялись в душах музыкантов «Солянки». Возможно, в будущем эти «ядовитые» семена дадут о себе знать какими-нибудь восхитительно-чудовищными всходами.
Алексей Коршун.
«Рок-хроника», 1991, № 1 (4)
После распада «Флага» трое его отцов — Александр Тропынин, Владимир Коровин и Александр Пьянков — вновь объединились для записи сольного тропынинского проекта.
Видимо, три года лидерства во «Флаге» Сергея Курзанова не прошли даром для основателей группы. Из музыки Тропынина и Коровина исчезли все потуги на оригинальность, присутствовавшие в ранних работах «Флага». Мелодичность вроде бы осталась, но, погребенная под тяжестью уныло стандартных хардовых аранжировок, она лишь изредка прорывается на поверхность красивым гитарным соло. Прежними остались разве что тексты Пьянкова — серьезные, лиричные, но чуть излишне патетичные.
Действительно ли хард-прививка от Курзанова была столь убойной, или сказалось влияние еще одного участника проекта, страстного любителя «Deep Purple», экс-«чайфовца» Павла Устюгова, установить сегодня трудно. Но наверняка можно сказать, что именно из-за неактуальной в начале 1990-х тяжести перспективный проект оказался столь недолговечным. 30-тысячный тираж выпущенной в 1991 году виниловой пластинки бесследно растворился на бескрайних просторах доживавшей последние дни страны. Населению, очумевшему от кучи разнообразных проблем, которые несли с собой надвигавшиеся 1990-е, было явно не до красивого хард-рока образца застойных 1970-х.
Д. Лемов, 2016
Альбом «Контрибуция» стал для группы «Цербер» небольшим шагом вперед и большим шагом в сторону от прежнего глэм-метала в сторону более экстремального трэша. К моменту его выхода ребята подтянули внешний вид: нанесли густой макияж, надели леопардовые лосины и клепаные напульсники. Правда, выглядели при этом они так, будто говорили: «Если вздумаешь усмехнуться, глядя на нас, то тебе несдобровать!» Ни грамма веселого снобизма, свойственного западным коллективам.
Альбом записывался в помещении стрелкового тира Новоуральска и вобрал в себя всю агрессивную энергию этого места. Музыка стала жестче, вокалист стал петь мощнее, но при этом меньше обдумывать мелодию своих партий. И последний факт не пошел на пользу звуку команды.
Стремление к мощному звуку, продуманным, скоростным и мелодичным гитарным партиям, к резкой смене ритма в рамках одной композиции могло принести неожиданные и интересные результаты. Но альбом «Контрибуция» стал главой романа, который так по-настоящему и не был закончен.
Иван Клюс, 2016
В начале было слово, вместо него поставили многоточие. Не беда! Остальное, следующее за многоточием, воспринимается с нарастающим интересом, и так до точки, и трудно сдержать порыв — щедро рассыпать пригоршню звездочек…
Новый магнитоальбом группы «Чайф». Послушаем его еще раз, все вместе. Отличный студийный звук, отличный от нашего, свердловского, — заварка по-ленинградски. Отличный драйв новоявленного квартета — энергии, пожалуй, хватит на то, чтобы передвинуть громоздкие местоимения: «мы» на месте «они», и наоборот; «я» оставим на месте, «я» — короткая черточка, дефис, центрист в толпе, раздираемой нелепыми противоречиями; солист, затерявшийся в хоре. «Снимите с нас строгий ошейник», — поет хор.
«Не беда» несет печать «общественно значимого явления», насыщена политическим колоритом. Вот такие, например, строки: «на детском рисунке домик с трубой\ Фидель Михаилу машет рукой» (вообще, новые песни богаты лирическими находками, которые можно цитировать направо и налево). Но язык не поворачивается назвать альбом «политическим», здесь «политическое» — декорации, на фоне которых происходит обычная жизнь «мы — я — они», или короткие ремарки, называющие пустые, но вечные, надоевшие до одури, приметы нашего времени (и этот материал пригодился под фундамент поэтической крепости Шахрина). «Чайф» вступил в пору противоречий: былому оптимизму не ужиться с грустью повзрослевших парней. В этом смысле «Не беда» — честная работа, многое в ней естественного происхождения. Это и отчаянный «Способ», и не лишенное пафоса отчаявшихся требование «Оставь нам нашу любовь», и речитативная баллада «В городе трех революций», подводящая невеселый итог, и распевная «Поплачь о нем». Не обошлось без стандартов — они тоже хороши, эти «Гады». «Чайф» прибавил мастерства — закономерный итог прошедших лет: я не удивляюсь тому, насколько выросли Бегунов с Нифантьевым (послушайте «оставь нам нашу любовь»); новый барабанщик Северин — нормальный барабанщик. Мне понравились Backing vocals, частое подключение губной гармошки, разнообразная тембральная окраска голоса Шахрина — все это особенно приятно отметить, когда понаслышке знаешь о привычке наших музыкантов не замечать мелочей, без которых на самом деле невозможен полнокровный результат студийной работы.
Однако при более пристальном взгляде не хватает прорисовки мелочей же… и более того. Не хватает стилистического родства. К примеру, Бегунов явно тяготеет к лаконизму — что-то в духе модного нынче английского гитарного звука, — тогда к чему эти подъездные переборы и «постпинкфлойдовские» запилы? — они режут слух.
И еще. Альбому не хватает песни «С войны», исполненной Шахриным на IV фестивале свердловского рока (до «Чайфа» военная тема воспринималась советскими музыкантами в черно-белых тонах, эгоистично и подавалась соответствующим образом), — как раз на место многоточия.
А. Одинцов
(«ПерекатиПоле», № 3, 1990)
Если собрать все «народные» хиты «Чайфа» всех времен, то большинство из них окажутся датированы периодом до 1990 года, когда был записан «Давай вернемся» — пожалуй, последний альбом золотой эпохи. Кончено, и потом случались отдельные вспышки вроде «Аргентины-Ямайки», но в целом за первые пять лет работы группы был написан и отлит в бронзе почти весь репертуар последующих юбилейных туров.
Кроме заглавной песни «Про бухло», которая все-таки немного хромает сложностью хорового исполнения, в альбом вошли вечно зеленые хиты — «Ой-ё» и «Поплачь о нем», — идеальные во всех отношениях, хрестоматийные «чайфовские» вещи. Они при рождении были обречены на бессмертие. Композиция «С войны» — по сути, квинтэссенция дворового творчества, доведение до совершенства популярной в то время подъездной лирики на тему «война—любовь—измена». У Шахрина получилось спеть о вечной теме без шансонной пошлости и пацифистского пафоса, как-то трогательно и по-домашнему.
«Оставь нам нашу любовь» в 1990-м выглядела уже атавизмом. Пересказом вчерашних газет, пусть и в отличном исполнении. Но «нам не дано предугадать…». Спустя четверть века на концерте в екатеринбургском «Космосе» эта песня ошарашила актуальностью момента. Полное дежа-вю из 1980-х: «Чайф» на сцене лихим аккордом жжет режим. Сам Шахрин снова молод и по-хорошему зол. Как будто в унылых буднях нынешнего шоу-бизнеса он нашел изначальное предназначение рока. Нашел свое место. Или вернулся к нему.
А песню про матроса я до сих пор не люблю. Не понимаю, наверное. Или еще подождать надо.
К. Стрелков, 2016