История сыска в России. Книга 2

ЛИЧНЫЙ АРХИВ ТРОЦКОГО

После выработки версии перехода троцкистов и зиновьевцев к террору, в середине 1935 года Ежов дал задание активизировать преследование троцкистов, разыскать и ликвидировать якобы существующий, но пока нераскрытый центр троцкистов.

Органы НКВД усиленно стали проводить разработку бывших троцкистов, как находящихся на свободе, так и отбывающих заключение или ссылку.

5 января 1936 года в г. Горьком при полном отсутствии данных, свидетельствовавших о преступной деятельности, был арестован прибывший из Германии на постоянное жительство в СССР В. П. Ольберг. Через месяц после ареста были получены его показания о том, что он прибыл в СССР из-за границы якобы со специальным заданием Троцкого для ведения контрреволюционного акта против Сталина. В качестве завербованных им террористов Ольберг, под давлением следователей, назвал большое количество своих сослуживцев — преподавателей и студентов Горьковского педагогического института. Все они были арестованы.

Одновременно в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске и других городах также были произведены аресты троцкистов по обвинению в контрреволюционной и террористической деятельности.

Всего было арестовано более 100 человек.

9 февраля 1936 года заместитель наркома внутренних дел Г. Е. Прокофьев направил местным органам НКВД следующую директиву:

“Имеющиеся в нашем распоряжении… данные показывают возросшую активность троцкистско-зиновьевского контрреволюционного подполья и наличие подпольных террористических формирований среди них. Ряд троцкистских и зиновьевских групп вьщвигают идею создания единой контрреволюционной партии и создания единого организационного центра власти в СССР-Задачей наших органов, — говорилось далее в директиве, — является ликвидация без остатка всего троцкистско-зиновьевского подполья. Немедленно приступите к ликвидации всех… дел по троцкистам и зиновьевцам, не ограничиваясь изъятием актива, направив следствие на вскрытие подпольных контрреволюционных формирований, всех организационных связей троцкистов и зиновьевцев и вскрытие террористических групп”.

После этого репрессии в отношении бывших троцкистов усилились. Количество арестованных к апрелю 1936 года достигло 508 человек.

Уже 23 февраля 1936 года Прокофьев докладывал Сталину о том, что в Москве арестована группа бывших троцкистов: А. И. Шемелев, политредактор Главлита, И. И. Трусов, беспартийный, литературный сотрудник Комакаде-мии, и другие.

При обыске у Трусова был обнаружен и изъят личный архив Троцкого периода 1927 года. На сообщении об архиве Сталин наложил следующую резолюцию: “Молотову, Ежову. Предлагаю весь архив и другие документы Троцкого передать т. Ежову для разбора и доклада ПБ, а допрос арестованных вести НКВД совместно с т. Ежовым”. (27 февраля 1936 года это предложение Сталина было оформлено постановлением Политбюро ЦК ВКП(б), принятым опросом).

В марте 1936 года Ягода доложил Сталину о ходе ликвидации троцкистского подполья и выявления террористических групп. Одновременно он внес предложение: троцкистов, якобы причастных к террору, предать суду и, применив к ним закон от 1 декабря 1934 года, всех расстрелять.

В связи с этим 31 марта 1936 года Сталин поручил Ягоде и Вышинскому дать более конкретный проект предложения о троцкистах, оформив это поручение следующим решением Политбюро ЦК: “Всех арестованных НКВД троцкистов, уличенных следствием в причастности к террору, предать суду военной коллегии Верховного Суда с применением к ним в соответствии с законом от 1.12.1934 года расстрела. Обязать НКВД и Прокуратуру Союза по окончании следствия представить список лиц, подлежащих суду по закону 1.12.1934 года”.

На месте была дана соответствующая директива НКВД, в которой указывалось:

“Основной задачей наших органов на сегодня является немедленное выявление и полнейший разгром до конца всех троцкистских сил, их организационных центров и связей, разоблачение и репрессирование всех троцкистов-двурушников… Следствие по всем ликвидационным троцкистским делам ведите максимально быстро, ставя основной задачей следствия вскрытие и разгром всего троцкистского подполья, обнаружение и ликвидацию организационных центров, выявление и пресечение всех каналов связей с закордонным троцкистским руководством”.

Одновременно с выявлением “троцкистского центра” органы НКВД проводили активную работу, чтобы доказать тезис об объединении троцкистов с зиновьевцами в совместной террористической деятельности.

При допросах арестованных широко использовался вымышленный донос, согласно которому, по рассказам Смирнова, в 1932 году после переговоров между Каменевым, Тер-Ваганяном и Ломинадзе был создан объединенный центр, куда якобы вошли Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Мрачковский, Ломинадзе и Шацкин.

Выполняя личные указания Сталина о разработке более конкретных мер по усилению борьбы с троцкистами, Ягода и Вышинский 10 июня 1936 года представили ему список троцкистов в количестве 82 человек, якобы причастных к террору, и внесли предложение о предании их суду военной коллегии по закону от 1 декабря 1934 года как участников антисоветской террористической организации.

В письме ставился вопрос о предании суду по этому закону Зиновьева и Каменева, якобы организаторов террора, не выдавших на следствии и в суде по процессу так называемого “московского центра” террористов, продолжавших подготовку убийства руководителей ВКП(б).

Однако Сталин не согласился с организацией процесса только над одними троцкистами. В июне 1936 года он через Ежова дал указание органам НКВД подготовить общий процесс и над троцкистами, и над зиновьевцами.

С этого времени следствие о троцкистах получило новое направление — началась активная работа по фабрикации дела об объединенном троцкистско-зиновьевском центре. Как она велась, кто ее направлял, можно представить из выступления заместителя наркома внутренних дел Агранова на совещании актива ГУКБ НКВД, которое происходило 19 — 21 марта 1937 года (цитируется по исправленной стенограмме).

“Агранов: Я хочу рассказать, как удалось поставить на верные рельсы следствие по делу троцкистско-зиновьевского террористического центра. Неправильную антипартийную линию в этом деле занимали Ягода и Молчанов. Молчанов определенно пытался свернуть это дело, еще в апреле 1936 года упорно доказывая, что раскрытием террористической группы Шемелева, Сафонова и Ольберга, связанных с И.Н. Смирновым, можно ограничиться, что это и есть троцкистский центр, а все остальные никакого отношения к делу не имеют… Молчанов старался опорочить и тормозить следствие по делам террористических организаций, которые были раскрыты Ленинградским и Московским управлениями…

При таком положении вещей полное вскрытие и ликвидация троцкистской банды была сорвана, если бы в это дело не вмешался ЦК (Сталин).

А вмешался он следующим образом… По моему возвращению после болезни Ежов вызвал меня к себе на дачу. Надо сказать, что это свидание носило конспиративный характер. Ежов передал указание Сталина на ошибки, допускаемые следствием по делу троцкистского центра, и поручил принять меры, чтобы вскрыть троцкистский центр, выявить явно невскрытую террористическую банду и личную роль Троцкого в этом деле.

Ежов поставил вопрос таким образом, что либо он сам созовет оперативное совещание, либо мне вмешаться в это дело. Указания Ежова были конкретны и дали правильную исходную нить к раскрытию дела.

Именно благодаря мерам, принятым на основе этих указаний Сталина и Ежова, удалось вскрыть зиновьевско-троцкистский центр.

Однако развертывание следствия на основе новых данных проходило далеко не гладко. Прежде всего глухое, но упорное сопротивление оказывал Молчанов, который старался это дело свернуть.

Пришлось обратиться к очень важным материалам, которые имелись в Управлении НКВД по Московской области в связи с показаниями Дрейцера, Пикеля и Э… (Эстерман). Это дало возможность сдвинуть следствие на новые рельсы”.

Действительно, после состоявшегося между Ежовым и Аграновым разговора последний сам включился в следственную работу по созданию дела об объединенном центре.

23 июля 1936 года Агранов лично, в присутствии ответственных работников НКВД Радзивиловского, Якубовича и Симановского, произвел повторный допрос троцкиста Дрейцера и бывшего зиновьевца Пикеля и сумел получить от них показания о том, что объединенный центр троцкистов и зиновьевцев был образован на террористической основе.

О том, что полученные Аграновым показания от Дрейцера и Пикеля являлись ложными и вынужденными, свидетельствуют высказывания по этому поводу самого Агранова и заместителя начальника управления НКВД по Московской области А. П. Радзивиловского. В заявлении на имя Ежова от 20 декабря 1936 года Радзивиловский сообщал, что троцкист Дрейцер доставлен в Москву для допросов в мае 1936 года, а зиновьевец Пикель был арестован несколько позже.

Здесь же Раздивиловский пишет: “Исключительно тяжелая работа в течение трех недель над Дрейцером и Пикелем привела к тому, что они начали давать показания”.

Когда же показания Дрейцера и Пикеля были доложены Ягоде, то он, — как сообщал уже в 1937 году Агранов, на показаниях о существовании московского троцкистско-зиновьевского центра написал “неверно”, а на показаниях о том, что якобы Дрейцер получил от Троцкого директиву об убийстве руководителей ВКП(б) и правительства, он написал “неправда” или просто “ложь”. Об этом же говорил Ежов на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 году, заявив, что показания Дрейцера, Фрица-Давида, Лурье и всех других Ягода считал чепухой и на протоколах допросов писал: “чепуха”, “ерунда” “не может быть”.

Несмотря на очевидную несостоятельность полученных от Е. А. Дрейцера и Р. В. Пикеля показаний, они были положены в основу создания дела по объединенному центру, и, как заявил Агранов, “это дало возможность, включив в следствие ряд новых работников, поставить дело на новые рельсы”.