История сыска в России. Книга 2

РЕВОЛЬВЕР У ТЕРРОРИСТА УКРАЛИ ЖИГАНЫ

Доведенные до морального и физического истощения, заключенные стали к обвинениям относиться безразлично и потому признавать их. Характерным в этом смысле является признание своей вины Каменевым.

Когда в судебном заседании Вышинский сделал вывод о том, что Каменев, как один из организаторов объединенного троцкистско-зиновьевского центра, вынужден был признать себя виновным в террористической деятельности, оказавшись перед стеной улик, то в ответ на это Каменев заявил, что признал себя виновным не потому, что против него имелись улики, а… “потому, что, будучи арестованным и обвиненным в этом преступлении, я его признал”.

Характерны и показания в судебном заседании Смирнова.

Вышинский: “Когда же Вы вышли из “центра”?”.

Смирнов: “Я не собирался выходить, не из чего было”.

Вышинский: “Центр существовал?”

Смирнов: “Какой там центр?”

О моральном и физическом истощении Зиновьева свидетельствуют его тюремные письма. В записях, обращенных к Сталину, он писал 10 апреля 1935 года: “Еще в начале января 1935 года в Ленинграде в ДПЗ секретарь ЦК тов. Ежов, присутствовавший при одном из моих допросов, сказал мне: “Политически Вы уже расстреляны”.

Я знаю, что и физическое мое существование во всяком случае кончается. Один я чувствую и знаю, как быстро и безнадежно иссякают мои силы с каждым часом, да и не может быть иначе после того, что со мной случилось…”

14 апреля 1935 года: “При всех обстоятельствах мне осталось жить во всяком случае очень недолго: вершок жизни какой-нибудь, не больше.

Одного я должен добиться теперь: чтобы об этом последнем вершке сказали, что я осознал весь ужас случившегося, раскаялся до конца, сказал Советской власти абсолютно все, что знал, порвал со всем и со всеми, кто был против партии, и готов был все, все, все сделать, чтобы доказать свою искренность. В моей душе горит одно желание: доказать Вам, что я больше не враг. Нет того требования, которого я не исполнил бы, чтобы доказать это…

Я дохожу до того, что подолгу пристально гляжу на Вас и других членов Политбюро — на портреты в газетах с мыслью: родные, загляните же в мою душу, неужели же Вы не видите, что я не враг Ваш больше, что я Ваш душой и телом, что я понял все, что я готов сделать все, чтобы заслужить прощение, снисхождение”.

1 мая 1935 года: “Ну где взять силы, чтобы не плакать, чтобы не сойти с ума, чтобы продолжать жить…”

6 мая 1935 года: “Если бы я мог надеяться, что когда-нибудь мне будет дано хоть в малой степени загладить свою вину. В тюрьме со мной обращаются гуманно, меня лечат и т. д. Но я стар, я потрясен. За эти месяцы я состарился на 20 лет. Силы на исходе… Помогите. Поверьте. Не дайте умереть в тюрьме. Не дайте сойти с ума в одиночном заключении”.

10 июля 1935 года Зиновьев обращается с запиской в НКВД: “Товарищи! Родные! Дело не только в лишении свободы, болезнях и прочее. Дело прежде всего в моральном факторе. Я убит. Я совершенно убит. И хоть некоторое время я мог бы протянуть только в концлагере с возможностью работы и передвижения”.

Будучи доставлен из Челябинской тюрьмы в Москву в качестве обвиняемого по настоящему делу, Зиновьев 12 июля 1936 года пишет Сталину письмо: “Состояние мое совсем плохое. Я боюсь, что не доеду. Горячая просьба: издать мою книгу, написанную в Уральске. Она не кончена (не успел), но все-таки главное сказано. Писал ее кровью сердца. И еще, если смею просить: о семье своей, особенно о сыне. Вы знали его мальчиком. Он талантливый марксист, с жилкой ученого. Помогите им. Всей душой теперь Ваш Г. Зиновьев”.

И, наконец, за день до суда, 18 августа 1936 года Зиновьев пишет, что в связи с постановленными ему следствием вопросами он просит добавить к своим предыдущим показаниям ряд дополнительных данных о якобы проводившейся террористической деятельности объединенным центром.

Получение подобного письма от Зиновьева за день до суда свидетельствует о том, что до последнего момента работники НКВД постоянно воздействовали на него, с тем чтобы он не имел возможности отказаться от данных им ранее показаний.

В тяжелом физическом и моральном состоянии находился и Мрачковский. 23 апреля 1936 года его жена писала в НКВД, что состояние Мрачковского тяжелое, врачи нашли у него заболевание нервов и нервных узлов. Но, несмотря на тяжелое болезненное состояние Мрачковского и длительное его пребывание в больнице, следователи НКВД производили допросы и добивались от него нужных им показаний. Из материалов следственного дела видно, что из 7 протоколов допросов, имеющихся в деле, 6 протоколов были заранее заготовлены и отпечатаны на машинке.

Все эти протоколы Мрачковским подписаны без единой помарки. Только на вопрос о связях с заграничным троцкистским центром он отвечал: “Я прошу предъявить мне Ваши доказательства существования связи нашей организации с Л. Троцким”.

Как показывают имеющиеся материалы, Сталин постоянно оказывал воздействие на ход предварительного следствия и судебного процесса. Еще до окончания следствия и начала судебного процесса в местные партийные комитеты 29 июля 1936 года от имени ЦК ВКП(б) было послано закрытое письмо “О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока”. В этом письме утверждалось, что Зиновьев и Каменев якобы были не только вдохновителями террористической деятельности против руководителей партии и правительства, но и авторами прямых указаний об убийстве Кирова.

“Равным образом, — говорится в письме, — считается теперь установленным, что зиновьевцы проводили свою террористическую практику в прямом блоке с Троцким и троцкистами”. Далее в письме утверждалось, что “Сергей Миронович Киров был убит по решению объединенного центра троцкистско-зиновьевского блока… Объединенный центр троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока своей основной и главной задачей ставил убийство товарищей Сталина, Ворошилова, Кагановича, Кирова, Орджоникидзе, Жданова, Косиора, Постышева”.

Установлено, что в конце июля 1936 года Ежов проект этого письма направил Сталину со следующей запиской: “Тов. Сталину. Посылаю проект Закрытого письма ЦК ВКП(б) ко всем организациям партии о террористической деятельности троцкистско-зиновьевско-каменевской контрреволюционной группы. Для перепроверки изложенных в письме фактов я их зачитал тт. Агранову и Молчанову”.

В сохранившемся машинописном экземпляре проекта этого письма и в его сигнальном типографском экземпляре имеются многочисленные исправления и добавления, сделанные рукой Сталина.

В проекте письмо носило название “О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока”. То есть повысил меру ответственности обвиняемых как участников якобы вполне организованного блока. На 2 странице проекта письма предложение “…до конца не были еще вскрыты все факты подлой контрреволюционной белогвардейской деятельности троцкистско-зи-новьевско-каменевской группы” он переделал следующим образом: “..до конца не были еще вскрыты все факты подлой контрреволюционной белогвардейской деятельности зиновьевцев, равно как не была вскрыта роль троцкистов в деле убийства тов. Кирова”.

На этой же странице Сталин вписывает новое предложение: “Равным образом считается установленным, что зиновьевцы проводили свою террористическую практику в прямом блоке с Троцким и троцкистами”.

На 14 странице проекта предложение “объединенный центр троцкистско-зиновьевско-каменевской контрреволюционной группы своей основной и главной задачей ставил убийство товарища Сталина” также было изменено и стало выглядеть так: “объединенный центр троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока своей основной и главной задачей ставил убийство товарищей Сталина, Ворошилова, Кагановича, Кирова, Орджоникидзе, Жданова, Косиора, Постышева”.

Указанное письмо предопределило дальнейший ход следствия и судебного процесса, которые велись в направлении закрепления выдвинутых в нем утверждений об организации в 1932 году и существовании до 1936 года объединенного троцкистско-зиновьевского центра и якобы проводившейся им террористической деятельности.

Кроме того, для Вышинского и Ульриха (председателя военной коллегии Верховного Суда СССР) это письмо явилось основой для составления обвинительного заключения и приговора суда. Все содержавшиеся в письме утверждения — об объединении троцкистов с зиновьевцами, об убийстве Кирова и об организации террористических актов против руководителей ВКП(б) и Советского правительства — были перенесены в обвинительное заключение и в приговор.

Первый вариант обвинительного заключения Вышинским был составлен сразу же после появления этого закрытого письма. 7 августа 1936 года, еще задолго до окончания расследования по делу, Вышинский по требованию Сталина представил ему этот вариант с числом обвиняемых в 12 человек.

Корректируя его, Сталин зачеркнул в показаниях обвиняемых Зиновьева, Мрачковского и Бакаева оценки положения в партии и стране. В текст обвинительного заключения он внес ряд поправок и изменений. Так, в предложение “…было осуществлено 1 декабря 1934 года по прямому указанию Л. Троцкого и под непосредственным руководством объединенного центра злодейское убийство тов. С. М. Кирова” Сталин вписал: “по прямому указанию Г. Зиновьева и Л. Троцкого…”. На полях 16 страницы проекта дважды дописал фамилию Лурье.

В соответствии с указанием этот текст обвинительного заключения Вышинским переделан, и в новом его варианте в качестве обвиняемых уже значились, кроме упомянутых ранее 12 обвиняемых, М. И. Лурье и Н.Д Лурье.

Что касается обвинительного заключения, он назывался как один из троцкистов, якобы переброшенных из Германии в СССР для совершения террористических актов. Однако о привлечении его в качестве обвиняемого по делу объединенного центра вопрос не ставился. Н. Л. Лурье в первом случае вообще не упоминался. Как установлено, М.И. Лурье и Н. Д. Лурье в 1932 году прибыли в СССР с согласия ЦК Компартии Германии, и данных о какой-либо их антисоветской деятельности у следствия вообще не имелось. Несмотря на это, в новом тексте обвинительного заключения им были предъявлены обвинения как руководителям групп, готовивших террористические акты.

Исправленный текст обвинительного заключения с числом обвиняемых уже не 12, а 14 человек 10 августа 1936 года вновь был представлен Сталину.

После просмотра текст был опять переделан, и в качестве обвиняемых, кроме названных ранее лиц, в него были включены Евдокимов и Тер-Ваганян. Оба они стали проходить в качестве активных членов объединенного центра. В ранее представлявшихся проектах обвинительных заключений от 7 и 10 августа 1936 года в составе объединенного троцкистско-зиновьевского центра их имен не было, а Евдокимов до 10 августа 1936 года вообще по делу не допрашивался.

Кагановичу, замещавшему Сталина на время его отпуска, неоднократно представлялись на согласование составленные до окончания судебного заседания председателем военной коллегии Верховного Суда Ульрихом различные варианты проектов приговора по делу.

После рассмотрения Кагановичем последнего варианта приговора в него были вновь внесены поправки. На 3 странице в числе лиц, над которыми якобы готовились террористические акты, Каганович внес собственную фамилию, а на 7 странице дописал фамилию Орджоникидзе.

Вносимые Сталиным и Кагановичем произвольные изменения в тексты обвинительного заключения и приговора свидетельствуют о том, что исход дела и судьба лиц, привлеченных к уголовной ответственности по нему, были предопределены задолго до суда.

Согласно сфабрикованным обвинениям, основой для создания так называемого объединенного центра послужили показания о получении из-за границы указаний Троцкого о терроре. Однако эти показания никакими документальными доказательствами и другими объективными данными не подтверждались. Более того, в силу их надуманности они противоречивы и неконкретны.

В подтверждение вывода о переходе троцкистов и зиновьевцев к тактике террора против руководителей ВКП(б) в обвинительной речи Вышинского содержится ссылка на открытое письмо Троцкого в Президиум ЦИК СССР, опубликованное 1 марта 1932 года в издававшемся за границей бюллетене.

В письме Троцкий пишет о необходимости осуществить завещание Ленина — убрать Сталина. Эта ссылка не может быть принята во внимание буквально как доказательство. К тому же Троцкий в статье, опубликованной в бюллетене 15 октября 1932 года, разъяснил этот свой тезис, заявив, что лозунг убрать Сталина не означает его физического устранения…

Никаких других данных о террористических директивах Троцкого, кроме показаний осужденных, в распоряжении следствия и суда не имелось.

Показания же осужденных, как отмечалось выше, являются несостоятельными, противоречивыми, сделанными явно по подсказке следствия.

В материалах обвинения утверждается, что объединенный троцкистско-зиновьевский центр создан с целью террора против руководителей ЦК ВКП(б) и Советского правительства. В соответствии с этим положением во время следствия работники НКВД получили от арестованных показания о том, что в различных городах Советского Союза, в том числе в Москве, Ленинграде и Горьком, а также в Красной Армии были созданы многочисленные террористические организации с целью убийства Сталина и других руководителей партии и Советского правительства.

На основании этого в 1936 году было арестовано и расстреляно более 160 человек, якобы принимавших участие по заданию объединенного центра в подготовке террористических актов. Несмотря на применение к арестованным незаконных мер воздействия, многие из них виновными себя не признали.

Как установлено, эти дела “террористов” созданы были искусственно.

В качестве обвиняемых по делу были также привлечены прибывшие в 1932 — 1935 годах в СССР Берман-Юрин, Фриц-Давид (И.-Д. И. Круглянский), М. И. Лурье и Н. Л. Лурье.

Несмотря на то, что они не состояли в контактах с обвиняемыми по так называемому объединенному троцкистско-зиновьевскому центру, они тем не менее были осуждены по одному делу с Зиновьевым, Каменевым, Смирновым и другими. Все они обвинялись в том, что будто бы по заданию Троцкого прибьши в СССР с целью совершения террористических актов. На следствии и в суде они признали себя виновными в террористической деятельности, однако их показания также содержат в себе явные противоречия, они неконкретны и неправдоподобны.

Перед отъездом в СССР, показывали Берман-Юрин и Фриц-Давид, в марте 1933 года они в Копенгагене якобы встречались с Троцким, который дал им задание убить Сталина. Однако в списках лиц, посетивших Троцкого в Копенгагене, Берман-Юрин и Фриц-Давид не значатся.

М. И. Лурье тоже показывал, что в марте 1933 года перед поездкой из Берлина в Москву он получил указание Троцкого о подготовке убийства Сталина. М. И. Лурье также говорил, что по прибытии в Москву он лично давал указание Н. Л. Лурье о подготовке этого террористического акта.

В свою очередь и Н. Л. Лурье давал показания, что является террористом и собирался убить Сталина, Орджоникидзе и Кагановича. Но и эти показания М. И. Лурье и Н. Л. Лурье не соответствовали действительности.

М. И. Лурье на допросах предъявленное обвинение в терроре длительное время категорически отрицал, а затем начал говорить об активной подготовке терактов совместно с Н. Л. Лурье.

Н. Л. Лурье на допросах в июне 1936 года показывал, что, будучи членом Компартии Германии в 1927 — 1929 годах, разделял троцкистские взгляды, а с апреля 1932 года до июля 1933 года состоял в троцкистской организации в Москве, но террористических взглядов не поддерживал. Однако на допросе 10 июля 1936 года Н. Л. Лурье вдруг дал показания, что в Москве готовил террористические акты против Сталина и Ворошилова, а в Челябинске, где он работал врачом, готовился убить Орджоникидзе и Кагановича в случае их приезда на Челябинский тракторный завод. Далее Н. Л. Лурье показал, что он 5 раз с револьвером приезжал из Челябинска в Москву, надеясь встретить кого-либо из руководителей партии и правительства и совершить против них террористический акт. Револьвер же, как говорил Н. Л. Лурье, при последнем приезде в Москву у него был похищен вместе с чемоданом.

Он также показывал, что в 1936 году имел поручение от М. И. Лурье убить в Ленинграде на первомайской демонстрации А. А. Жданова, но совершить этот акт не смог, так как во время демонстрации проходил в колонне далеко от трибуны.

По показаниям Н. Л. Лурье, он четыре года пытался совершить убийство кого-либо из руководителей ЦК ВКП(б) и Советского правительства, однако никакого оружия у него обнаружено не было, и вопрос о якобы имевшихся у него пистолетах органами НКВД не выяснялся.

Таким образом, после 1927 года бывшие троцкисты и зиновьевцы организованной борьбы с партией не проводили, между собой ни на террористической, ни на другой основе не объединялись, а дело об объединенном троцкистско-зиновьевском центре искусственно создано органами НКВД по прямому указанию и при непосредственном участии Сталина.

Выдвинутые по делу обвинения об организации объединенным центром убийства Кирова и о подготовке его участниками террористических актов против Сталина и других руководителей партии и правительства являются абсолютно несостоятельными.

Также несостоятельны обвинения против Бермана-Юрина, Фрица-Давида (И.-Д И. Круглянского), Ольберга, М.И. Лурье и НЛ. Лурье, якобы приехавших из-за границы по заданию Троцкого и занимавшихся на территории СССР контрреволюционной террористической деятельностью.