История яда

Глава XII ПО ТУ СТОРОНУ ЯДА

Всякое странствие когда-нибудь заканчивается; путешествие в страну ядов не станет исключением из общего правила. Теперь, когда мы уже покинули это грозное государство и оказались в более гостеприимных краях, позволительно задать себе вопрос, где же находится его воображаемая граница и в какой миг мы ее пересекаем? В какое мгновение мы покидаем (и покидаем ли вообще?) преступную вселенную, в которой яд чувствует себя как дома, и возвращаемся в мир случайных происшествий, несомненно расположенный за пределами уголовной галактики? Существующая демаркационная линия крайне условна, и отравление, становясь формой коллективной преступности, еще больше запутывает дело.

В связи с развитием промышленности выпуск токсических веществ приобрел массовый характер. Обычно они представляют собой промежуточный продукт, который необходимо преобразовать в менее опасный- и более устойчивый продукт конечный. Эти «переходники» являются неотъемлемой частью нашей повседневной жизни; чаще всего мы имеем о них очень смутное понятие, хотя и сталкиваемся с ними на каждом шагу, сами того не ведая.

Яды лежат прямо на улице: мы переступаем через них, обходим и становимся рядом. Мы замечаем краем глаза, как по рельсам тянутся десятки цистерн с отравой, мы видим баллоны, словно по забывчивости оставленные на пустынной дороге. Как и множество других товаров, яды перевозят преимущественно ночью: так они доставляют меньше хлопот окружающим, да и конфиденциальность в темноте сохранить легче всего. Опасность пребывает под спудом, одни лишь посвященные, обладающие специальным ключом, способны ее распознать. Токсические вещества производятся химическими предприятиями, расположенными порою за пределами города. Их хранят в огромных резервуарах, за которыми, хочется надеяться, тщательно присматривают, а затем в грузовиках или вагонах-цистернах перевозят к месту утилизации. Именно там яды нейтрализуют и превращают в достойный конечный продукт. Во всем этом, разумеется, нет никакого криминала: подобного рода манипуляции необходимы для нормального функционирования современной экономики.

Иногда, правда, они сопровождаются более или менее секретными махинациями, которые могут нанести непоправимый вред окружающей среде. Опасность, подобно концентрическим кругам на поверхности воды, быстро распространяется на ближайшие населенные районы. Драма, назревавшая постепенно и незаметно, внезапно обрушивается на людей, и заурядная процедура выливается в подлинную катастрофу. После трагедии начинается следствие, которому часто не видно ни конца ни краю: судебные органы настойчиво выясняют, какое из главных действующих лиц повинно в происшедшем. По мере расследования порою обнаруживаются грубые злоупотребления. Подобные случаи чаще всего происходят на «ничейной» территории, и подчас бывает очень непросто провести границу между гражданской и уголовной ответственностью.

В начале 60-х годов Соединенные Штаты, постепенно впутавшиеся во вьетнамский конфликт, решили положить конец вьетконговской партизанской войне и оросили леса мощным дефолиантом. Американцы полагали, что с его помощью им удастся уничтожить лиственный покров, под которым скрываются вьетконговцы. После этого врагов можно будет перестрелять с самолетов или вертолетов. Кроме того, начальство считало, что операция позволит свести до минимума людские потери с американской стороны.

Первые орошения провели в 1962 году. Соединенные Штаты испытали около десятка гербицидных смесей. Одно из соединений состояло из дихлор- и трихлорфеноксиуксусной кислот, смешанных в равной пропорции. Эту микстуру назвали «эйджент ориндж» и щедро забросали ею индокитайские джунгли.

Начиная с 1965 года количество используемых гербицидов резко увеличилось, а в 1969 году их стали применять в массовых масштабах. Препарат оказался весьма эффективным, и некоторые лесные насаждения остались выжженными на долгие годы. Только после того, как американцы сбросили с самолетов в общей сложности 80 000 тонн «эйджент оринд-жа», в 1970 году орошения были приостановлены.

Оказалось, один из компонентов этого гербицида содержит побочный продукт, вырабатывающийся во время синтеза и представляющий опасность для человека. До сих пор наличие тетрахлордибензодиоксина допускалось в силу его малой концентрации. Ситуация круто изменилась, когда в 1970 году ученые провели опыты на животных и установили, что диоксин чрезвычайно ядовит. В то же время, некоторые ветераны Вьетнама, у которых были различные проблемы со здоровьем, списали их на счет диоксина. Все чаще стали поступать жалобы от солдат, так или иначе испытавших на себе воздействие дефолиантов.

Ответственные работники поначалу отклоняли все эти требования. Несмотря на отказы Совета ветеранов, число просителей постоянно росло. Жалобы поступали главным образом от лиц, служивших в военно-воздушных силах и распылявших гербициды. Иск предъявляли также солдаты, случайно попавшие под «оранжевый» дождь или оказавшиеся на зараженной территории сразу же после орошения. Совет ветеранов категорически отрицал, что причиной физических недугов, афишируемых десятью тысячами жалобщиков, могло явиться применение «эйджент оринджа». В качестве доказательства власти приводили сведения о действии и дальнейших превращениях диоксина после распыления. Было установлено, что большая часть гербицидов оседает на верхушках деревьев и довольно быстро разлагается под воздействием солнца. Следовательно, на землю опадает очень незначительное количество диоксина. 2-4-5 Т, компонент «эйджент оринджа», содержащий диоксин, обладает всеми качествами хорошего гербицида. Его с успехом применяют в сельском хозяйстве для очистки пастбищ, посевов и рисовых плантаций от сорняков. Сегодня 2-4-5 Т считается наиболее типичным органическим ядом 60-70-х годов. Проблема, вызванная диоксином, напрямую связана с небывалым развитием сельского хозяйства. В связи с массовым использованием удобрений возникла необходимость в мощных гербицидах и пестицидах, призванных защитить новые высокоурожайные культуры. В 1948 году Департамент сельского хозяйства США официально зарегистрировал пестицид под названием 2-4-5 Т, но уже через год на заводе «Монсанто», производившем его, произошел несчастный случай. Двести пятьдесят рабочих отравились своим продуктом, а точнее, диоксином, который в нем всегда содержится. Впоследствии у пострадавших наблюдались различные более или менее серьезные расстройства здоровья; самым значительным из них оказалась кожная сыпь, которую тут же по аналогии окрестили «хлорной». Служащие довольно быстро догадались, что истинной причиной отравления послужил ди-бензо-Р-диоксин. Средства массовой информации проявили на этот раз странную инертность: инцидент просто довели до сведения общественности, но на дальнейшей карьере 2-4-5 Т это нисколько не отразилось.

«Хлорную» сыпь, несомненно, вызвал диоксин, и она, к счастью, исчезла по устранении причины болезни. Исследования шведских и американских ученых показали, однако, что 2-4-5 Т оказывает скрытое канцерогенное действие.

Поэтому просители не на шутку обеспокоились возможными последствиями заражения, а прекраснодушно настроенный Совет ни за что не хотел выплачивать им денежные возмещения. В конце концов, пять тысяч ветеранов вьетнамской войны, к которым присоединились дети безвременно скончавшихся героев, решили обратиться непосредственно в правление фирм, так или иначе участвовавших в производстве «эйджент оринджа». Изготовители отлично знали о том, что их продукция обладает токсическими свойствами, но не сочли нужным сообщить об этом правительству. Следовательно, виновниками трагедии были именно они. В результате такого юридического трюка к делу удалось подключить «Доу Кеми-калз», «Монсанто», «Геркулес» и пять других, менее крупных фирм.

А тем временем в Миссури произошел еще один инцидент.

Название Таймс-Бич можно найти разве что на очень подробной карте; этот крошечный городок расположен в нескольких километрах от Сент-Луиса, штат Миссури. В 1971 году весь мир узнал о том, что Таймс-Бич заражен, а большая часть его жителей эвакуирована. Эта история наделала много шуму в Соединенных Штатах: оказалось, целый город может, подобно человеку, заболеть и умереть от яда. К сожалению, исключение грозит стать правилом: через полтора десятка лет, на Украине, ту же судьбу разделили Чернобыль и его окрестности, пораженные ядом несколько иного типа.

Случай с Таймс-Бич является весьма характерным: он показывает, к каким трагическим последствиям ведет отсутствие регламентирующих предписаний, помноженное на обыкновенную халатность. История эта могла бы удовлетворить вкусы самых взыскательных любителей криминальных интриг…

Вот с чего все началось: некая фирма под названием «Хоффман-Тафт» выпускала в 60-х годах огромное количество «эйджент оринджа», предназначенного для отправки во Вьетнам. В 1969 году военные приостановили орошения, и предприятие решило снять гербицид с производства. В ноябре фирма сдала в аренду свой завод в Вероне, штат Миннесота, компании «Норт Истерн Фарм энд Кемик», а затем продала его «Синтекс Агрибизнесу». Последний стал выпускать на нем гексахлорофен. Отходы продукции сплавлялись по Миссисипи на склад, принадлежащий компании «Роллинс Энвайрон-ментал Сервис» и расположенный в Луизиане, недалеко от Батон-Ружа. В целях экономии «Норт Истерн» заключила в конце концов контракт с фирмой «Индепендент Петрокеми-кел», которая взяла на себя задачу устранения химикалий, а затем перепоручила ее Расселу Блиссу, занимавшемуся отходами нефтяной промышленности.

С февраля по октябрь 1971 года около 85 кубических метров диоксинсодержащих химикатов было переправлено с завода в Вероне на запасный склад в Миннесоту. Часть отходов разбросали в различных местах, среди прочего, в конюшнях ипподрома. Последствия не заставили себя долго ждать: в ближайшие дни и недели заболели сотни лошадей. Более шестидесяти из них погибли, а на коже у многих людей выступила сыпь.

По счастью, указанные симптомы вскоре исчезли, но следствию понадобилось целых четыре года, чтобы выяснить, какую роль в этих отравлениях играл диоксин. Ответственные лица заверяли владельца ипподрома, на котором собирались разлить диоксинсодержащие масла, что продукт абсолютно безвреден. Между тем, лужи становились все более подозрительными, и поэтому отходы решили разгружать на свалке, вдали от мест обитания.

Часть химикатов использовали, тем не менее, при возведении насыпи в зоне, отведенной под строительство жилых массивов…

Когда при анализе почвы были обнаружены кристаллы трихлорфенола, следствие вышло на фирму «Хоффман-Тафт» и завод в Вероне. Очевидно, отравления были напрямую связаны с прозводством 2-4-5 Т. Тем временем Блисс щедро разбрасывал ядовитое масло в других местах; похоже, он «оросил» диоксином более полутора сот объектов. Одна только перепись всех зараженных участков отняла уйму времени; саму Верону сильно загрязнили диоксином, и компания «Синтекс», новый владелец завода, вынуждена была провести в городе обеззараживание с помощью ультрафиолетовых лучей.

Тревожных сигналов больше не поступало, и эмоции понемногу утихли. Но в 1979 году скандал разразился с новой силой. В государственную комиссию, занимавшуюся данной проблемой, однажды позвонил анонимный доброжелатель и сообщил, что недалеко от Вероны, на одной из ферм, зарывают в землю ядовитые отходы. При проверке в указанном месте было обнаружено несколько контейнеров с химикатами, загрязненными диоксином. С тех пор подобные сообщения стали поступать отовсюду. Более трехсот образчиков, собранных в различных подозрительных местах, подвергли анализу. Выяснилось, что в районе Таймс-Бич и в четырнадцати других зонах содержание яда намного превышает норму. Факт серьезного загрязнения местности в штате Миссури стал достоянием общественности, и этот случай настойчиво муссировали средства массовой информации. В довершение всех бед, в конце декабря 1982 года небольшая речушка, протекавшая неподалеку от города, разлилась, и возникли опасения, что вода смоет диоксин, содержащийся в почве, и разнесет его по другим областям.

Члены общины потребовали, чтобы власти выкупили у них жилье. Тогда бы люди смогли уехать из Таймс-Бич, оказавшегося столь негостеприимным, и поселиться в каком-нибудь другом месте. В начале 1982 года федеральное правительство согласилось скупить всю недвижимость в зараженном Таймс-Бич по цене, которую она имела до инцидента. В итоге в Соединенных Штатах появился еще один город-призрак.

Никто не станет отрицать, что диоксин очень опасен, но физиологам, изучавшим его воздействие на живой организм, этот яд-проказник задал немало хлопот. И в самом деле, в то время как у одних подопытных животных диоксин вызывает сильнейшее отравление, на других он почти не действует. Если человек занимает промежуточное положение между двумя этими полюсами, нелишне было бы узнать, какое именно? Ученые в конце концов разобрались, что происходит при кратковременном отравлении диоксином, но никто до сих пор не объяснил, чем чревато длительное заражение. По правде сказать, для нас это тайна за семью печатями.

Токсикологи впервые забили тревогу, когда опытным путем установили, что диоксин является смертельным для морских свинок. Ничтожной дозы в семь десятых микрограмма на килограмм оказалось достаточно, чтобы погубить половину подопытных зверьков.

Отсюда вытекает, что диоксин в две тысячи раз ядовитее стрихнина! Тут даже мурашки по спине побегут. И в то же время, если поставить эксперимент над другими животными, картина существенно изменится, и чтобы добиться того же результата, придется значительно повысить дозу.

Так, например, кролики, мыши и обезьяны оказались в двести, а хомяк в пять тысяч раз менее чувствительными к диоксину, чем морская свинка. При вскрытии у всех животных обнаружили повреждения печени, явившиеся причиной общего истощения организма и понижения его иммунитета. У подопытных животных наблюдались также внутриутробные аномалии и преждевременные роды. Наконец, диоксин является, похоже, сильным канцерогенным препаратом, способным вызывать опухоли верхних дыхательных путей и печени. Говорят, он даже опаснее грозного афлатоксина Б и выполняет роль активатора, благодаря которому определенные органы становятся предрасположенными к образованию злокачественной опухоли.

И опять повторим свой вопрос: какое же место занимает человек в не очень-то отрадной классификации отравлений?

Исследователи располагают только теми сведениями о воздействии диоксина на человеческий организм, которые поступили от лиц, ставшими его невольными жертвами. Ясно, что во всех указанных случаях яд действовал в связке с другими малопривлекательными веществами, которые подчас включали в себя бензольные циклы и атомы хлора. Таким образом, люди могли годами и даже десятками лет подвергаться воздействию ядовитых смесей, и только после этого в их организме происходили патологические изменения. Что же, в таком случае, явилось их причиной? Ответ не так прост, как кажется на первый взгляд.

Известно, по крайней мере, восемьсот случаев заражения; кроме того, около сорока тысяч человек эпизодически сталкивались с диоксином, как, например, во время инцидента в Севезо.

Пятистам жителям этого города оказали необходимую медицинскую помощь в связи с возможным отравлением. К счастью, люди оказались маловосприимчивыми к кратковременному заражению диоксином. Ни одного смертного случая не зарегистрировали; некоторые беременные женщины, правда, сделали аборт, опасаясь, как бы не повредился плод.

Единственным, хотя и не очень-то приятным признаком отравления была «хлорная» сыпь, поражавшая эпидермис и, в частности, кожу лица. Сыпь, выступившая на теле у ста тридцати четырех человек, главным образом, маленьких детей, сошла через несколько месяцев. Последствия заражения еще долгое время проявлялись у многих людей в виде недомогания и усталости. Интоксикация переносилась на печень, вследствие этого заметно увеличившуюся. Через несколько лет все указанные симптомы исчезли.

Какое воздействие оказывает диоксин, содержащийся в почве, ученые пока не выяснили; во всяком случае, все те, кто пользуется гербицидами, подвергаются большой опасности. Шведские исследователи установили, что гербициды, загрязненные диоксином, вызывают рецидивы саркомы, обычно встречающиеся довольно редко, а также раковые опухоли мышц, нервов и жировых тканей.

За неимением достаточной информации нельзя еще пока утверждать, что диоксин пагубно сказывается на репродуктивной функции организма, вызывая выкидыши и внутриутробные изменения.

Таким образом, яд, оказывающий вполне определенное воздействие на некоторых подопытных животных, с человеком вздумал играть «в прятки». И порою диоксину удается-таки обвести свою жертву вокруг пальца.

«Индустриа Кемике Меда Сочьета Анонима» (сокращенно ИК.МСА) — так называется итальянская компания, принадлежащая товариществу «Givaudan», которое, в свою очередь, находится в ведении швейцарской фармацевтической фирмы «Хоффман-Ларош». В 70-х годах ИКМСА выпускала на своем заводе в Севезо, рядом с Миланом, трихлорфенол 2-4-5, из которого затем должны были изготавливать гексахлорофен. Кроме того, 2-4-5 Т использовался в качестве биоцида для стерилизации водоемов.

Авария случилась в полдень 10 июля 1976 года, когда смотритель одной из установок блока Б по оплошности закрыл кран с водой, служившей для охлаждения реактора. Температура мгновенно поднялась, что чревато при производстве данного продукта огромными неприятностями.

Давление настолько повысилось, что одна из предохранительных шайб расшаталась, и тотчас открылся какой-то из клапанов. Рыжеватое облако вышло в атмосферу, и все окрестности оказались залитыми содержимым реактора.

Опасаясь последствий отравления, которые могли проявиться лишь спустя длительное время, власти провели углубленное расследование и установили, что на заводе неоднократно нарушались правила техники безопасности и не выполнялись регламентирующие предписания. Так, например, работники предприятия проявили вопиющую халатность и не обратили внимание на сигналы тревоги, поступавшие по мере повышения температуры.

После аварии ответственные лица пытались принизить значение катастрофы. Отсутствие надежной информации и противоречивые утверждения одной и другой сторон грозили еще больше запутать дело. Местные власти, столкнувшиеся со столь упорным замалчиванием, пребывали в крайнем замешательстве, хотя и старались не подавать виду. А положение действительно было серьезным: ведь Милан находится в каких-то двадцати километрах от Севезо. Прошло две недели неизвестности, в течение которых специалисты обдумывали то одно, то другое решение проблемы. Кое-кто предлагал даже эвакуировать все население ломбардской столицы.

Специальные бригады занялись обеззараживанием заводских окрестностей. Химические отходы собирали в специальные резервуары, а затем переправляли их в надежное место. Понятно, что контейнеры перед отправкой пересчитывали. Спустя некоторое время руководители операции снова подсчитали их количество и с ужасом обнаружили, что часть бочонков бесследно исчезла…

Начали выдвигать самые нелепые предположения о дальнейшей судьбе сосудов с ядом; информационные службы исправно о них докладывали. Многие считали, что резервуары с диоксином попросту сбросили в море. Другие заявляли, что итальянцы до времени их припрятали, чтобы дождаться, пока улягутся эмоции, а затем переправить отбросы в Великобританию и там сжечь. Возможно также, говорили третьи, диоксин тайком уничтожили где-нибудь на территории континентальной Европы; Восточная Германия, например, охотно заберет всю эту гадость, если, конечно, ей хорошо заплатят! И наконец, четвертые утверждали, что сорок один бочонок путешествует по Европе на грузовике в поисках наиболее подходящего «местожительства».

Беглецов выследили 19 мая 1983 года: они облюбовали себе крохотную деревушку на севере Франции, расположенную между Сен-Кантеном и Ланом, на полпути от Парижа к бельгийской границе. Бочонки нашли на старой скотобойне. Никто, разумеется, не стал на них претендовать, и полиция с помощью солдат перетащила «горемык» в ближайший военный лагерь. Следствию не удалось установить, каким образом попал сюда этот опасный груз. Известно было только, что бочки-путешественницы пересекли французскую границу, чтобы обосноваться где-то на складе в северной Франции или же в заброшенных солевых копях на территории Германии. В любом случае, хранить их на скотобойне никто не собирался.

Директору фирмы, осуществлявшей противозаконные перевозки, предъявили обвинение в сбросе химических отходов, но он наотрез отказался сообщить, откуда и куда направлялись злополучные бочонки. Что ж, если человеку отшибло память, нужно месяца два подержать его под стражей, и тогда он мигом все вспомнит!

После стольких мытарств ни у кого, понятно, не возникало желания возиться со злосчастными бочками. Итальянские власти категорически возражали против того, чтобы «бродяг» вернули на родину. Матч «Франция-Италия» закончился вничью, поскольку удалось найти компромиссное решение: отбросы торжественно вручили компании «Хоффман-Ларош», явившейся, по всеобщему мнению, зачинщиком всей этой катавасии.

Швейцарская фирма, в свою очередь, подала в суд на акционерное общество «Маннесман АГ», с которым заключила контракт на передачу двух с половиной тонн зараженной почвы. Немецкая фирма, как заведено в такого рода делах, перепоручила свою задачу французской компании «Спели-дек». После этого ядовитый объект словно испарился…

Между тем, история с бочками вызвала сильный общественно-политический резонанс. Мощная и организованная немецкая партия «зеленых» стала оказывать давление на «Маннесман АГ», требуя, чтобы его руководители сообщили о дальнейшей судьбе недостающих резервуаров. Но защитники окружающей среды оказались в не очень выгодном положении: ведь указанное акционерное общество не выпускает товаров широкого потребления. Зато «Хоффман-Ларош» продает медикаменты. Некий союз потребителей окольными путями добился того, что швейцарской фирме был объявлен бойкот.

Западногерманские медики все как один перестали выписывать фирменные лекарства, изготавливаемые компанией «Хоффман-Ларош», и последняя вынуждена была оказать давление на «Маннесман АГ», своего собственного клиента.

Президенту «Спелидека», отказывавшемуся сообщить, куда он отправил бочки с ядовитым содержимым, предъявили иск, а тем временем к делу подключился «Гринпис». Эта организация блокировала все дороги, по которым можно было переправить химические отходы, и, в частности, путь, ведущий к границе с ГДР. Руководители подозрительных перевозок, несомненно, воспользовались тем, что правила, установленные Экономическим Сообществом, позволяют осуществлять свободный товарооборот, в том числе «ядооборот», на всей территории Западной Европы.

Поиск неуловимого ядовитого «клада» задал много хлопот промышленникам, в том числе у нас на родине.

Случай с бочками высветил новую глобальную проблему: необходимо принять срочные меры, пока некоторые страны не превратились в «общественные свалки» для всего остального мира; Африка может служить печальным тому примером.

Крупнейшие индустриальные державы взяли дурную привычку переправлять сотни миллионов тонн самых ядовитых химических отходов на африканский континент. Опасные грузы, уничтожение которых оказалось слишком дорогостоящим, оседают преимущественно в наибеднейших странах. Гвинея-Биссау, Сьерра-Леоне, Бенин, Нигерия, Намибия, Ангола и другие государства до сих пор подвержены этой напасти. Некоторые африканские чиновники, занимающие довольно высокие посты, заключили кабальные контракты на поставки огромных количеств вда с «липовыми» компаниями, выполняющими роль ширмы. Европейцы выплачивают «дикарям» колоссальные суммы, часть которых, в виде «чаевых», оседает в карманах смекалистых министров.

Ясно без лишних слов, что такого рода перевозки являются для белых крайне выгодными: ведь на уничтожение ядовитых отходов ушло бы в пятнадцать, а то и в тридцать раз больше затрат, чем на транспортировку и хранение их в каком-нибудь укромном местечке на побережье Африки.

У берегов Гвинеи, неподалеку от Конакри, находится остров Косса, куда одна норвежская компания «сдала на хранение» 14 000 тонн ядовитых отходов; узнать бы, на сколь долгий срок?

Расположенное по соседству государство Бенин заключило контракт с каким-то «лондонским обществом», обязавшись в течение десяти лет принять у него 50 миллионов тонн токсических веществ. Намибия и Ангола согласились за 2 миллиарда долларов обречь на бесплодие десятки тысяч квадратных километров своей территории, куда другие страны собираются сбрасывать промышленные отходы. Примеры можно множить до бесконечности.

Головокружительный приток ядовитых химикатов на черный континент грозил загрязнить грунтовые воды и нанести непоправимый ущерб флоре и фауне, ну и конечно жителям данного региона. Нужно было во что бы то ни стало этому помешать.

Первый шаг в данном направлении был сделан 22 марта 1989 года, когда сто десять стран собрались на совещание в Базеле. Тридцать четыре государства подписали тогда заключительную резолюцию по контролю за перевозками токсических веществ. Тем не менее, африканские страны, которых эта проблема касается в первую очередь, решили повременить с ответом.

Франция «имеет удовольствие» ежегодно принимать на своей территории 150 000 тонн «нечистот», которые свозят в нашу страну другие члены Сообщества. В связи с этим нужно было изобрести новые, дорогостоящие, но максимально эффективные способы переработки токсических отходов, чтобы яд можно было не только уничтожать, но еще и извлекать из него пользу.

Европейские производители ядовитых отходов зачастую сами занимаются их уничтожением. Поэтому они тщательно контролируют все этапы их перевозки, переработки и складирования. Подрядчики должны докладывать начальству об условиях транспортировки и заключительного хранения нейтрализованных продуктов. Водители автомобилей, проезжая пограничные посты, обязаны подробно сообщать, какое вещество, откуда и куда они везут.

Диоксин, судя по свойствам, которые он проявил во время заражения Таймс-Бич и аварии в Севезо, является прообразом новых ядов, выпускаемых современной экономикой индустриального типа. Он может на время затаиться, а затем неожиданно прорвать защитную преграду и свалиться как снег на голову. Тогда-то общество сталкивается с целым рядом подспудно назревавших вопросов и проблем. Оказывается, этот яд, подобно своим предшественникам питающий большую склонность к розыгрышам и коварным проделкам, является нашим современником. Но его существование окутано тайной; новая отрава зачастую не поддается определению ни с научной, ни с юридической точки зрения. Да полноте, яд ли это? На прямо поставленный вопрос диоксин отвечает обиняками и скользит по периферии ядовитого государства. Вероятно, в личном деле, открытом на его имя, судья еще не скоро поставит последнюю точку.

Случается, яд данного типа становится причиной невиданных трагедий. На скамье подсудимых в таких случаях оказываются некомпетентность, разгильдяйство и корыстолюбие. От этой троицы порою жестоко страдают развивающиеся государства, в техническом и социальном отношении отстающие от крупных индустриальных держав. Печальной тому иллюстрацией может служить катастрофа, обрушившаяся на Бхопал.

В Бхопале, городе с населением 800 000 человек, расположенном в самом центре штата Мадхья-Прадеш, жизнь снова вошла в нормальное русло. По индийским меркам, Бхопал не такой уж большой; в нем несколько мечетей и базар, где царит ни с чем не сравнимый букет восточных ароматов: ладана, жареного мяса, кофе и множества других немыслимых веществ и кушаний. Старый город, окруженный кольцом полуразрушенных каменных стен, с давних пор привлекает внимание праздных туристов.

Существуют в Бхопале и трущобы. На заброшенных улочках толкутся собаки, буйволы, священные коровы и люди, смешавшиеся в братской цепи перевоплощений, а на окраине, посреди нищенских предместий, высится недавно выстроенный химический завод.

Жители Бхопала постепенно оправились от кошмара, который им выпало пережить, и ребятишки снова играют на улицах как ни в чем не бывало. Все, кто видел зловещее ядовитое облако, ощущал на себе ледяное дыхание смерти и при этом выжил, все очевидцы самой крупной промышленной катастрофы нашего столетия никогда не забудут «черный» день 2 декабря 1984 года.

Смертоносный газ, поваливший ночью из заводской трубы, обрушился на большую часть города. Если бы не время и не обстоятельства, жителям могло бы показаться, будто они перенеслись во времени на семьдесят лет назад и оказались жертвами одной из первых химических атак. В считанные минуты 40 тонн метилизоцианата, прозванного изготовителями «МИКом», заволокли город. Кварталы бедноты, расположенные вокруг «Юнион Карбайд Индиа Лтд.» (ЮКИЛ), виновника этой утечки, пострадали в первую очередь и больше всего.

Ядовитое облако, сносимое легким северным ветерком, растянулось на целых три километра, а потом еще на два, и половину Бхопала окутал смертоносный газ.

На химическом заводе, являвшемся главным промышленным предприятием города, работало восемьсот человек. Они выпускали очень сильный инсектицид под названием карбарил. Если бы не этот препарат и другие, подобные ему, сверхурожайные культуры, которые разводят в американских и мексиканских агрономических центрах, наверняка стали бы жертвами разнообразных насекомых-вредителей, а «зеленая революция», составляющая гордость современной Индии, сегодня обернулась бы очередной несбыточной мечтой.

Причина невиданной катастрофы в Бхопале теперь хорошо известна. В воскресенье, около девяти часов вечера, один из резервуаров, в котором хранился метил изоцианат, внезапно стал нагреваться. Давление в сосуде с угрожающей скоростью поползло вверх. За полночь ситуация совершенно вышла из-под контроля, и несколько десятков тонн разогретого ядовитого продукта в короткое время растворилось в атмосфере. Не помогли даже предохранительные устройства. Невероятно густое облако, оказавшееся в два раза тяжелее воздуха, поплыло в юго-восточном направлении — в сторону наиболее населенной части города. В районе трущоб, непосредственно примыкающих к заводу, множество людей умерло прямо в постели, не успев даже со сна сообразить, что с ними произошло. Некоторые, спотыкаясь, выбирались из домов, но большинство, ослепнув, валилось на землю и умирало в течение нескольких минут. Другие скончались уже в больнице и в поспешно организованных медико-санитарных пунктах. Две тысячи человек погибло в течение первых суток, и десятки тысяч — в последующие дни. Двести тысяч, т. е. четверть населения города, так или иначе пострадали от ядовитого облака, вырвавшегося из бака на ЮКИЛ.

Тысячи отравленных жертв нуждались во врачебной помощи, но медицинский персонал не знал ни с каким ядом имеет дело, ни какое действие это вещество оказывает. Ситуация осложнилась еще и тем, что местные власти, которые, по сути, одни только и могли знать о возможных последствиях заражения, не сказали правду. Возможно, они и сами смутно представляли себе, что за газ производится на заводе. Главный заводской врач заявил даже, что МИК не ядовит, а только разъедает глаза… Что же касается директора, то он, похоже, и не догадывался, что руководит предприятием, выпускающим сотни тонн опаснейшего яда.

Как только новость облетела Бхопал, множество врачей со всех концов города сбежалось на место катастрофы; к ним присоединились добровольцы, главным образом, студенты и школьники. Так что жертвам очень скоро оказали первую помощь. Тех, кто получил менее серьезные отравления, напоили и накормили, остальных уже ничто не могло спасти. Но, во всяком случае, если бы не этот стихийный порыв, людские потери оказались бы гораздо большими.

Двенадцать тысяч человек серьезно пострадали в первые минуты катастрофы; часть из них сразу же госпитализировали, других разместили в палатках и бараках. Пять городских больниц и двадцать две клиники были забиты до отказа; пятьсот бхопальских врачей, по горло перегруженных работой, не успевали обслуживать такое количество больных. Пришлось обратиться за помощью к нескольким сотням медиков, санитаров и медсестер из других городов.

Для лечения столь необычного и малознакомого вида отравления нужны были специальные медикаменты: бронхорасширяющие лекарства, кортизон и мочегонные средства, которые должны были предотвратить отек легких. Все эти препараты в больницах имелись, но в недостаточном количестве. На призыв о помощи откликнулись соседние округа и мировое сообщество. Вскоре в распоряжение врачей поступили респираторы и кислородные подушки, которые облегчали дыхание тяжелобольным, ослепшим и находившимся в шоковом состоянии.

Драма разыгралась глубокой ночью: из-за темноты поднялась паника, и все вокруг обратилось в хаос.

Жители, не настигнутые смертью во сне, пытались спастись бегством. Счастливчики, жившие в газонепроницаемых домах, избежали свидания со смертоносным облаком.

Другие, наоборот, открывали окна и двери и становились, в определенном смысле, жертвами своего любопытства: желая узнать причину возбуждения, царящего на улице, они успевали надышаться ядовитого газа. Иные умники садились на велосипед и изо всех сил жали на педали; и если им даже удавалось добраться до медицинского пункта, они все равно падали у его дверей замертво.

Сирены, завывшие около 2 часов ночи, подняли с постелей тысячи жителей Бхопала, и их любопытство вскоре сменилось ужасом. Через несколько минут паника охватила весь город: обезумевшие люди целыми семьями выбегали на улицу, несмотря на призывы соблюдать спокойствие. Жители пускались наутек, надеясь обогнать смертоносное облако, неумолимо и настойчиво приближавшееся к ним. На всех дорогах, ведущих из Бхопала, образовались чудовищные заторы, а сам город опустел, подобно ошпаренному муравейнику. То здесь, то там автомобили врезались друг в друга, и люди гибли в страшной давке.

Беженцы пытались в буквальном смысле слова взять приступом железнодорожный вокзал, расположенный менее чем в километре от завода; они наивно полагали, что там их ждут спасительные поезда. Нет, чуда не случилось: на путях, естественно, не оказалось ни одного состава, и станция превратилась в обыкновенный санитарный пункт, а битком набитые залы ожидания были преобразованы в больничные палаты.

Большая часть жертв принадлежала к беднейшим слоям населения; бедняки, страдающие от недоедания и вообще отличающиеся слабым здоровьем, труднее всего переносили эту «химическую атаку».

Жители второпях погребали погибших детей. Судьба примирила мусульман и индусов, свалив их в одну братскую могилу; теперь жертв можно было распознать только по номерку, приклеенному лейкопластырем ко лбу. Впоследствии родители смогли получить по тысяче рупий — в такую сумму власти оценили их горе.

Трупы взрослых, в соответствии с обычаем, сжигали на кострах. В течение нескольких дней они непрерывно пылали в различных концах города. Не хватало даже сливочного масла и сандалового дерева, полагающихся в таких случаях. Пришлось заменить их обыкновенными дровами и бензином.

На кострах сжигали одновременно человек по пятьдесят, иногда в пламени исчезали целые семьи. Случалось, оставшиеся в живых излишне усердствовали: некоторых жертв газ застиг во сне; поскольку бедняги не приходили в себя, их считали мертвыми, выносили из дома и бросали в костер. Треск дров и жар огня выводил несчастных из коматозного состояния. Движимые мощным инстинктом самосохранения, они выскакивали из пламени. Теперь жертв приходилось спасать не только от отравления, но и от сильных ожогов. В последующие дни при обыске домов было найдено еще множество трупов. Удушающее облако не пощадило и животных. Улицы устилали туши буйволов и буйволиц, погибших вместе со своими детенышами. Их ослепшие владельцы зачастую даже не подозревали о пропаже. Власти опустошенного города установили следующие тарифы: за смерть взрослого человека выплачивали по 10 000 рупий, за буйвола — 3500 рупий, за ребенка — тысячу и т. д.

Метилизоцианат, ставший причиной бхопальской трагедии, является промежуточным веществом, на основе которого изготавливают различные пестициды. Один из них, карбарил, Юнион Карбайд выпускал специально для Соединенных Штатов.

Производство метилизоцианата требует соблюдения особых мер предосторожности. Для получения указанного химиката в разогретом реакторе смешивают фосген и метиламин, после чего продукт охлаждают и устраняют еще содержащийся в нем фосген Поскольку МИК является таким же летучим, как и аптекарский эфир, хранить его нужно при температуре не выше 0" Цельсия. Если смешать этот химикат с нафтолом, то получится очень сильный инсектицид, представляющий гораздо меньшую опасность для человека, чем метилизоцианат. В то же время последний обладает всеми качествами боевых отравляющих веществ первого поколения. МИК в два раза плотнее воздуха, благодаря чему стелется по земле и в тихую погоду долго не рассеивается. Кроме того, метилизоцианат является нестойким соединением и вступает в реакцию почти со всеми веществами. Так, например, при соприкосновении с водой он разлагается до метиламина; именно это обстоятельство сыграло роковую роль в ночь аварии: ведь данная реакция сопровождается обильным выделением тепла, способствующего ускорению химических процессов.

В водопроводной сети, обслуживающей баки с МИКом, случайно образовался противоток, и температура газа резко повысилась. Вскоре она достигла 39° Цельсия — точки кипения при данном атмосферном давлении; постепенно давление поднялось по всей замкнутой системе. Наконец, предохранительные клапаны открылись, и произошла утечка метилизоцианата, смешанного с углекислым газом.

Вторичная предохранительная система оказалась поврежденной и не смогла понизить давление; путь для тяжелых паров МИКа был открыт, и они вышли в атмосферу, неся с собой смерть и разрушения.

Мы знаем, что злокозненные молекулы МИКа могут вступать в реакцию даже друг с другом, т. е. полимеризоваться, в результате чего выделяется дополнительное тепло.

На заводе ЮКИЛ в один из резервуаров с метилизоцианатом, вероятно, попало немного воды. И хотя ее количество оказалось явно недостаточным для взрыва, частички ржавчины или какие-то другие металлические примеси сыграли роль катализатора в тотальной реакции полимеризации, которая и явилась причиной трагедии.

На индийском заводе, под землей, хранилось три резервуара, каждый из которых был рассчитан на 45 тонн метилизоцианата. Сосуды охлаждали до температуры 0° Цельсия и с помощью азота поддерживали ₽ них давление 2,8 килограмма на квадратный сантиметр, чтобы в случае аварии рефрижератора содержимое случайно не закипело.

Инженеры, проектировавшие завод в Бхопале, предусмотрели специальный клапан, который должен был автоматически открываться при повышении давления до 4 килограмм. После этого ядовитый химикат направлялся в «скрубберы» (так называются специальные башни, где газ нейтрализуют, пропуская его через содовую воду). Очищенный таким способом продукт выходит в атмосферу, а МИК, не разложившийся в процессе переработки, сжигают. Жидкие отходы, в свою очередь, спускают по сточным желобам.

Если бы аварийная система функционировала исправно, аварии наверняка не случилось бы, но в том-то и дело, что в Бхопале она, к сожалению, не действовала.

Вечером рокового дня, около 21 часа, на одном из участков трубы, соединяющей производственные установки с баками-хранилищами, была обнаружена утечка МИКа. Поскольку данная авария могла быть вызвана понижением давления в одном из резервуаров, начальник дежурной бригады тотчас же попытался повысить давление азота в баке, который, по его предположению, был поврежден. Данная процедура обычно не представляет никаких особых трудностей, однако рефрижератор, охлаждавший резервуары, как на беду, не функционировал уже несколько месяцев. Так что ядовитый продукт хранился при температуре 15 градусов Цельсия, и это при точке кипения 39!

Старший мастер тем временем наблюдал за щитком приборов и сигнальными лампочками (вернее, за теми из них, что еще были исправны). Когда стрелка барометра, напрямую соединенного с поврежденным баком, поползла вверх, мастер даже успокоился, решив, что дежурная бригада искусственно повысила давление в резервуаре. Впрочем, стрелка еще не добралась и до критических 2,8 килограмма. Тем не менее, два часа спустя давление продолжало подниматься, и этот процесс, похоже, даже ускорился.

На сей раз старший мастер, не на шутку обеспокоившись, вцепился в телефонную трубку, а давление в резервуаре между тем повысилось до 3,8. Затем с сухим щелчком открылся предохранительный клапан, и несколько тонн МИКа хлынуло в единственный исправный скруббер.

Директор завода по звонку перепуганного мастера примчался на место происшествия. В первую минуту он попытался охладить резервуар другим путем; это оказалось пустой тратой драгоценного времени. После получаса топтания на месте директор решился-таки вызвать спасательную бригаду. В час ночи скруббер уже был не в состоянии переработать весь газ, поступающий из резервуара. Спустя полчаса МИК вышел через вытяжную трубу, в которой даже не работала запальная свеча, и окутал спящий город.

Ничего другого не оставалось, как только слить содержимое поврежденного резервуара в реактор, в котором синтезировался карбарил. Но фортуна явно отвернулась в эту ночь от работников ЮКИЛ, и новая попытка спасти ситуацию опять завершилась провалом. Похоже, из-за спешки в реактор слили МИК не из поврежденного, а из соседнего, вполне пригодного к эксплуатации бака.

Можно сказать, что все в этот вечер шло наперекосяк: не сработал даже сигнал тревоги, возвещающий обычно об утечке. Поскольку сирены вполне могли завыть ни с того ни с сего посреди ночи, их заранее отключали, чтобы понапрасну не тревожить соседей.

Ответственность за трагедию на всех ее этапах несли люди. Следствие показало, что дежурные смены систематически не-доукомплектовывали из соображений экономии. Уход за оборудованием часто поручали субподрядчикам: уровень их компетентности оставлял желать лучшего, но зато и аппетиты у них были поскромнее. Впоследствии в заводской системе безопасности было обнаружено огромное количество неисправностей.

Как уже говорилось, ядовитое облако свободно вышло через большую вытяжную трубу. Так как в эту ночь дул очень слабый ветерок, оно поднялось на высоту 200 метров, а затем медленно растянулось и опустилось на город. Более всего пострадали трущобы, расположенные вокруг завода: смертоносная завеса стояла здесь целых три четверти часа.

Поднятый по тревоге генеральный директор Всеиндийско-го Совета по научным и промышленным исследованиям призвал всех специалистов включиться в работу по ликвидации последствий аварии. Нескольких ученых разбудили по тревоге и поручили им выяснить причины и восстановить ход катастрофы: трагедию нужно было во что бы то ни стало остановить, пока она не принесла еще горших бед. В первую очередь, переработать МИК, оставшийся во втором резервуаре. Эта деликатная процедура в данных обстоятельствах представляла немалую опасность, но очередной выброс мог бы оказаться еще более губительным. Правительство Индиры Ганди поручило генеральному директору Совета по исследованиям координировать действия всех ученых и инженеров. Он-то и принял решение немедленно переработать оставшийся МИК в пестициды, что шло вразрез с мнением «Юнион Карбайд». Руководство ЮКИЛ полагало, что данная процедура связана с огромным риском, но представители власти, со своей стороны, считали, что еще опаснее оставлять ситуацию такой, какова она есть.

Часть персонала бежала с завода, а некоторые служащие даже выехали из города. Нужно было вернуть их, а всех остальных убедить в крайней необходимости переработки МИКа. Жителям сообщили точное время начала операции. Слабонервным и всем, кто беспокоился о судьбе родных, разрешили на время покинуть грозный периметр завода. К счастью, все прошло благополучно, и бхопальцы, готовые к тому, что яд с минуты на минуту потечет по улицам, наконец-то вздохнули с облегчением.

В ту «черную» декабрьскую ночь Бхопал превратился в крупномасштабный полигон для испытания промышленных ядов. В медицинские пункты поступило множество больных с различными формами некроза легких: предотечное состояние было вызвано нехваткой кислорода, глубокими нарушениями окислительно-восстановительного процесса и закупоркой бронхиол.

Один из пациентов был доставлен в больницу в коматозном состоянии, с синюхой кожных покровов. Ему тотчас же дали тиосульфат натрия, который обычно применяют при отравлениях цианистыми соединениями, но бедняге это не помогло. Отек легких повлек за собой острое удушье. Бронхорасширяющие средства оказались гораздо более эффективными, чем тиосульфат: с их помощью частичное окисление в легких было восстановлено.

Три тысячи беременных женщин попали под воздействие ядовитого газа. Было зарегистрировано около четырехсот пятидесяти самопроизвольных выкидышей, что в два раза превышает нормальные показатели. Тысячи человек ослепли; опасаясь еще более серьезных последствий, многие из них записались на операцию по пересадке роговицы. К счастью, состояние больных постепенно улучшалось, и в последующие недели и месяцы у большинства из них восстановилось зрение, хотя острота его сильно понизилась.

Многие пострадавшие жаловались впоследствии на психические расстройства, невозможность сосредоточиться, потерю памяти, головные боли и раздражительность. Специальное бюро, созданное для возмещения убытков, нанесенных компанией «Юнион Карбайд», вело учет всех этих жалоб.

Заведующий санитарной службой штата Мадхья-Прадеш резко осудил поведение руководства ЮК.ИЛ в первые часы после аварии. Ответственных работников, похоже, нисколько не волновала судьба несчастных, отравившихся по их милости. В эти драматические минуты они не проявили ни малейшей заботы о здоровье пострадавших и, вместо того чтобы облегчить их горе, наоборот, его усугубили. В ту роковую ночь директор завода не счел даже нужным проинформировать местные власти и работников здравоохранения о подлинных масштабах бедствия. В 2 часа 15 минут по радио передали сообщение, что на заводе обнаружена утечка неядовитого химического продукта. Через два часа безликий громкоговоритель еще раз заверил, что все это сущие пустяки: ну подумаешь, пощиплет немного глаза…

Заводское начальство так и не довело до сведения заведующего санслужбой, какой именно газ вышел в атмосферу и чем это грозит для окружающих. Между фирмой, несущей ответственность за трагедию, и индийскими властями выросла настоящая стена молчания.

Хотелось бы надеяться, что катастрофа в Бхопале навсегда останется самой крупной в истории химической промышленности. Только вот с трудом в это верится, ведь риск все более возрастает по мере развития экономики, усложнения технологий и увеличения производственных мощностей. К указанным факторам недавно прибавился и другой — угроза политического терроризма.

Еще задолго до того, как аварии в Севезо и в Бхопале выдвинули проблему безопасности на первый план, в Японии произошли тяжелые несчастные случаи. В 1956 году четыреста человек, проживающих поблизости от бухты Минимата, внезапно заболели. У всех наблюдались схожие повреждения нервной системы. Таинственный недуг характеризовался резкими болями, которые влекли за собой прогрессивный паралич, а иногда и смерть. От этой болезни умерло семьдесят человек, а беременные женщины, пораженные ею, произвели на свет уродов.

В результате долгого расследования тайна, наконец, была раскрыта: некоторые химические заводы, расположенные неподалеку от бухты, сбрасывали в море вредные химикаты, в частности, чрезвычайно токсичные органические соединения ртути. Метилртутные соединения по пищевой цепочке попадали из планктона в организм рыбы. А для прибрежных жителей рыба является основным продуктом питания…

Десятью годами позже несколько жителей префектуры Тояма отравились подобным же образом. На сей раз в море сбрасывали соли кадмия, которые, скапливаясь преимущественно в костях жертв, делают их невероятно хрупкими. Заболевание также протекало очень болезненно, и несчастные пациенты, во всяком случае те из них, кому становилось совсем худо, постоянно кричали: «Итай! Итай![26]» Этот возглас и стал названием тоямского заболевания.

Примерно в то же время в промышленной зоне Иоккай-си, где сконцентрировано несколько электростанций и нефтеперерабатывающих комплексов, многие жители страдали астмой, хроническим бронхитом и эмфиземой. Жертвы отравлений объединились в ассоциацию, от лица которой потребовали провести расследование. В конце концов несколько фирм понесло заслуженное наказание.

В Бхопале ситуация была намного проще и, в то же время, гораздо сложнее. Хотя причина катастрофы и ее виновник были точно установлены, бедствие приобрело такие масштабы, что в него оказался вовлечен целый город и почти все его население.

Индийские власти все еще ведут (и наверняка долго еще будут вести) грандиозную юридическую битву с американским правлением «Юнион Карбайд».

К трем тысячам жертв прибавилось еще от тридцати до сорока тысяч человек, серьезно пострадавших во время аварии. На настоящий момент зарегистрировано шестьсот прошений о материальном возмещении убытков. Цифра для данного случая беспрецедентная, да и суммы задействованы немалые. Индийское правительство потребовало у американской стороны 3 миллиарда долларов компенсации. В ответ на это «Юнион Карбайд» тотчас же подала в суд на центральные органы власти, руководство штата Мадхья-Прадеш и дирекцию завода ЮКИЛ.

Американцы ставят в вину своим противникам то, что они поддержали беспорядочное заселение местности, прилегающей к заводу, несмотря на многочисленные предупреждения материнской фирмы.

Обе стороны долго ломали голову над распределением компенсации и общей ее суммой. Ведь нужно было рассортировать все заявления, проверить подлинность свидетельств о смерти и отсеять все те фальшивки, которые в избытке накопились в соответствующих государственных службах.

Специальное бюро постоянно регистрирует все новые и новые заявления, поступающие от бедняков. Беспринципные посредники надоумили последних требовать возмещения за понесенный ущерб на основе весьма сомнительных документов.

На этом грандиозном деле об отравлении, вероятно, больше всего «нагрели руки» адвокаты, врачи и эксперты, подобно стервятникам, набросившиеся на город и его беды. Торговля медицинскими свидетельствами позволила некоторым неразборчивым в средствах медикам сказочно обогатиться, а индийские следователи и адвокаты получили от американской фирмы не только щедрые «вознаграждения», но еще и приглашение совершить «деловую поездку» в Штаты.

В июне 1986 года местные власти приказали закрыть два диспансера в районе трущоб, несмотря на то, что в них оказывали бесплатную помощь жертвам катастрофы. Данные медицинские центры находились на дотации у компании «Юнион Карбайд», помощь которой была не такой уж бескорыстной, как могло показаться на первый взгляд. Завладеть личными делами больных — согласитесь, немалая «компенсация»!

Бхопальская драма неожиданно высветила проблему ответственности за жизнь и здоровье людей, которую несут высокоразвитые индустриальные державы. На заводе ЮКИЛ не соблюдались элементарные требования техники безопасности. Авария в Бхопале наглядно показала, что страны третьего мира еще не готовы к работе с новыми опасными технологиями. В связи с этим возникает закономерный вопрос о возможности дальнейших инвестиций в химическую промышленность развивающихся стран.

Проблему можно сформулировать коротко и ясно: в состоянии ли компании, вкладывающие свои капиталы в экономику отсталых стран, обеспечить надлежащий контроль за промышленными процедурами и избежать повторения бхопальской драмы?

На этот вопрос нельзя дать однозначный ответ: ведь международные лидеры должны, в первую очередь, считаться с политикой, которую проводит правительство конкретной страны. А оно может потребовать, чтобы большая часть служащих набиралась из коренного населения, производством руководили отечественные инженеры, а строительство завода осуществляли местные предприятия. Культурные традиции тоже играют немалую роль. Другими словами, большинство инвесторов спрашивает себя, соответствует ли набранный прямо на месте персонал требованиям, которые предъявляют к нему в развитых странах.

В Бхопале рабочих вербовали главным образом в окрестных трущобах; понятно, что уровень подготовки был у них крайне низок. Некоторые служащие, осуществлявшие уход за оборудованием, не в состоянии были даже прочитать собственные пропуска, что уж говорить об инструкциях по эксплуатации! Кроме того, на ЮКИЛ наблюдалась высокая текучесть кадров, не позволявшая рабочим овладеть правилами техники безопасности в достаточном объеме.

Во многих довольно развитых странах из высших соображений национальной безопасности принято, чтобы на иностранной фирме работало максимум 46 % иностранцев. По этой причине невозможно осуществлять полный контроль за соблюдением техники безопасности. Но у представителей различных культур складываются свои представления о безопасности. И поэтому, прежде чем экспортировать ту или иную химическую отрасль в иные широты, необходимо, вероятно, полностью пересмотреть «шкалу риска». Большинство развивающихся стран скорее по политическим, нежели экономическим мотивам требуют «оботечествления» промышленной деятельности, осуществляемой на их земле иностранными фирмами. Может быть, эти государства полагают, что ценою риска, которому подвергается их народ, удастся повысить национальный престиж?

Бхопальская трагедия, наглядно показавшая, к чему ведет технологическая зависимость, заставила многие компании задуматься над тем, уместно ли развивать опасные промышленные отрасли на чужой земле. Огромный рынок рабочей силы и наличие дешевого сырья являются, несомненно, положительными факторами, но риск от этого отнюдь не снижается.

Инвестиции в промышленность развивающихся стран остаются на прежнем уровне, а кое-где даже уменьшаются, и индийская катастрофа менее всего способна помешать этой тенденции.

Американское правление «Юнион Карбайд» несколько раз выдвигало предположение о том, что на заводе ЮК.ИЛ была совершена диверсия; эта гипотеза позволяла снять ответственность с Соединенных Штатов. Утверждение компании основывалось на следующем факте: рабочие, прочищавшие после аварии систему канализации, обнаружили в районе резервуара более тысячи литров воды. В жидкости, просочившейся сюда случайно или подлитой умышленно, возможно, содержались металлические примеси; эта добавка могла послужить отличным катализатором при реакции полимеризации, сопровождающейся обильным выделением тепла. Необратимый процесс начался в поврежденном баке; наконец, давление поднялось до критической отметки, и предохранительный клапан открылся.

Исходя из этого предположения, американская фирма заявила, что возможность случайного проникновения такого большого количества воды весьма маловероятна, следовательно, жидкость подлили намеренно.

Смекалистый саботажник мог почерпнуть необходимые технические сведения в заводской библиотеке, двери которой были открыты для всех.

Сначала американцы утверждали, что авария явилась делом рук сикхских экстремистов, затем ее виновником назвали какого-то неприметного служащего, который якобы отомстил руководству завода за то, что его недавно уволили, и открыл пару вентилей. Впоследствии оказалось, что подозреваемого не уволили, а просто перевели на другую работу. Более того, у него не было никаких оснований для совершения столь гнусного поступка. А если бы обвиняемый и намеревался устроить нечто подобное, он просто физически не смог бы привести свой план в исполнение.

Химические заводы все еще остаются идеальной мишенью для крупномасштабных террористических акций, последствия которых могут оказаться крайне плачевными. Промышленный комплекс данного типа, в конечном счете, еще труднее защитить, чем атомную электростанцию. Сам завод обычно размещается на возвышении, а промежуточные и конечные продукты хранятся в резервуарах, которые часто, из соображений безопасности, устанавливают под открытым небом; обслуживающая их сложная канализационная система очень непрочна и плохо защищена.

Группа террористов вполне может напасть на нефтеперерабатывающий завод и устроить эффектный, а самое главное — очень дорогостоящий фейерверк, способный причинить огромный вред окружающей среде и, прежде всего, человеку. Ну а если какие-нибудь авантюристы, располагающие определенными познаниями в области технологии, вздумают совершить налет на завод, выпускающий высокотоксичный, а значит, крайне нестойкий промежуточный продукт, то последствия могут оказаться еще более тяжелыми. Ситуация усугубляется тем, что ядовитые химикаты часто хранят в огромных количествах; в таких случаях, во избежание катастрофы, рекомендуется перерабатывать «промежуточный продукт» по мере его производства.

Тысячи тонн чрезвычайно ядовитых химикатов проезжают мимо нас по автомобильным трассам и железных дорогам. Кто знает, может быть, диверсанты как раз собрались пустить под откос какой-нибудь состав, и вскоре десятки тонн смертоносного яда зальют целый город?

В некоторых странах уже сегодня существует специальные школы, где учат «на террористов». Учащимся рассказывают не только о том, как пользоваться взрывчаткой, но еще и делятся секретом, как извлечь максимум «пользы» из некоторых наиболее уязвимых мирных объектов. Подобного рода заведения выпускают специалистов по химической войне нового типа; до сих пор ей еще не представлялся случай заявить о себе, но этот Дамоклов меч уже висит над нами.