Глава 3

Старенький домик, окно спальни которого выходило на сосны, удалось найти в округе Мэрин в северной Калифорнии. Мы подобрали отличную школу для нашего сына Макса и обзавелись кучей новых друзей. Место, где мы поселились, оказалось настоящим раем для гурмана, посему в этом плане для нас фактически все осталось по-прежнему. Время от времени мы ездили в Лос-Анджелес на съемки в эпизодах сериалов и кинофильмов, иногда, раз в год, участвовали в постановках спектаклей в Сан-Франциско, однако большую часть времени тратили на дела, далекие от карьеры. Впервые за долгое время мы были вместе и не опасались, что нас может разлучить работа или перспектива ее получения. Мы ощутили себя свободными, и это было прекрасно, но, с другой стороны, это чувство пугало. Когда стали думать, что делать дальше, Джил напомнила, что наша жизнь всегда налаживалась как будто сама собой. Главное — мы любим друг друга. И мы решили воспользоваться неожиданной свободой и попытаться научиться лучше понимать друг друга.

Стали ходить на курсы. Округ Мэрин вообще по всему миру славится как центр самосовершенствования, так что нам не составило особого труда подыскать нужные курсы и семинары, на которых постигали скрытые глубинные аспекты «парадигмы мужчины и женщины». Мы посещали кучу курсов по общению, ходили на лекции, где маститые специалисты многословно объясняли, чего хотят мужчины, а чего — женщины. А еще записались на курсы по сексу. О сексе и обо всем том, что касается секса. Должен признаться, к моему огромному изумлению, я обнаружил, что многого, очень многого не знал.

Все шло просто чудесно вплоть до того дня, когда кассирша в «Милл-Вэлли-маркет» попросила нас оставить автограф. Опустив взгляд, я увидел, что она протягивает какой-то журнал-таблоид. Мне сразу же бросился в глаза заголовок на первой странице: «Звезды «Закона Лос-Анджелеса» вступили в секту сексуальных извращенцев». Сами понимаете, каждое слово в этом заголовке было ложью. Во-первых, мы уже не были звездами, во-вторых, обвинение в извращениях было абсолютным вздором, а в-третьих, за всю свою жизнь мы ни разу никуда не вступали. Членство в обществе автолюбителей Северной Каролины не в счет.

Некоторые друзья стали от нас отдаляться. Наверное, с нами было скучно. Работы становилось все меньше. О нас постепенно забывали. Мы ничего не имели против, но отчего-то было грустно, когда мы видели кого-нибудь из знакомых в сериале или кинофильме в ролях, которые отлично подошли бы нам.

А потом ребром встал вопрос с финансами. Мы по-прежнему жили так, словно были богатыми и знаменитыми, но при этом практически ничего не зарабатывали. Тающие на банковских счетах деньги портили картину идиллии. Я стал подумывать пригласить агента, чтобы он оценил наш дом в Биг-Сюре.[4] В этом укромном местечке мы скрывались, когда хотели побыть наедине. Это был домик нашей мечты, расположившийся на отроге между горами и морем. Мы построили его, когда снимались в сериале и деньги текли рекой. Я понимал, что надо поделиться с Джил моими мыслями как можно аккуратнее. Ведь она часто говорила, когда мы нежничали друг с другом, что в этом домике будем вместе стариться. Пока же меня беспокоило то, что мы становимся все беднее и беднее. Нельзя сказать, что дом в Биг-Сюре обходился нам слишком дорого, но после визита оценщика стало ясно: отказаться от продажи мы не можем.

Слово «дом» вообще забавное. Разные люди подразумевают под ним разное. Джил была единственным ребенком в семье. Ее отец работал так, что семье приходилось переезжать чуть ли не каждый год, поэтому Джил постоянно переходила из школы в школу. В результате Джил очень неодобрительно относилась к переездам. Она говорила, что печется о детях, однако мне кажется, она спокойнее чувствовала себя, когда жила на одном месте. Дом для Джил был всем.

Я же хотел побыстрее отправиться в путь, посмотреть на мир, на то, как живут другие люди. За последние тридцать лет нам с Джил не раз приходилось срываться с насиженных мест, и я ни секунды не раздумывал — с легкостью продавал один дом и покупал другой. Для меня дом — это база, на которой я готовлюсь к следующему приключению. Именно из-за разных подходов к понятию «дом» между мной и Джил всегда существовало некоторое напряжение, и когда я продал наши владения в Биг-Сюре, чтобы поправить финансы, то разбил ей сердце.

А потом, когда наш младшенький, Макс, собрался поступать в колледж, столкнулись наши с Джил разные представления о материнстве и отцовстве. Джил была невероятно привязана к Максу. Не надо считать меня бесчувственным чурбаном — я четко осознавал, что буду безумно скучать по сыну. Однако я воспринимал начало его учебы в колледже как праздник. Он поступил именно на тот факультет, куда хотел, он был преисполнен решимости воплотить свою мечту в жизнь и заниматься музыкой, он был уверен в себе и не сомневался, что выбрал правильный путь. Я же чувствовал себя хорошим отцом. Кстати сказать, осознание того, что у меня что-то получилось, вообще посещает меня нечасто. Но для Джил отъезд Макса представлялся катастрофой: тридцать три года она играла роль заботливой, самоотверженной матери, и вот теперь спектакль подошел к концу и занавес опустился. Поэтому, когда я ставил в лед шампанское, чтобы отметить обретенную свободу, Джил тихо готовилась к последней сцене из «Медеи».

И в тот момент, когда Джил не могла прийти в себя после утраты дома и ребенка, я решил сделать ход конем и попытаться уговорить ее купить домик в Италии. Честно говоря, по этому поводу мы препирались довольно давно. На протяжении долгих лет я безуспешно уламывал ее приобрести дом на юге Франции, в Раматюэле, неподалеку от знаменитого Сен-Тропе. Представляете, пляж в восемь километров длиной, а на нем куча голых молоденьких девушек. Понять не могу, почему она относилась к моей затее с такой прохладцей…

Несколько лет спустя один друг поинтересовался, зачем я хочу купить дом именно на юге Франции, и я ответил, что хочу быть поближе к Италии. Эврика! Начиная с этого момента я уже пытался уговорить Джил приобрести домик в Италии. И вот теперь, после отъезда Макса, я удвоил усилия.

Джил, понятное дело, отнеслась к моей затее без восторга. Она никак не хотела понять, зачем нам приобретать новый дом, тем более за десять тысяч километров отсюда, после того как мы только что продали старый, являвшийся, между прочим, домом ее мечты. На мой взгляд, все было проще пареной репы — домик в Италии обошелся бы нам в маленькую толику того, что мы получили от продажи жилища в Биг-Сюре. Во-вторых, прежний дом находился в пустынном месте, и к худу или к добру, но жить там с профессиональной точки зрения нам смысла не было. В-третьих, судьба дарила уникальный шанс начать новую жизнь в стране с древней историей, выучить иностранный язык и завести новых друзей. Теперь настал наш черед путешествовать, так к чему терять время, пока у нас еще есть силы? Настало время смаковать славные блюда итальянской кухни — благо зубы пока на месте. Настало время нырнуть в бездну романтики. Джил посмотрела на меня как на сумасшедшего. Нет, хуже того, она сказала, что если мне и впрямь этого хочется, то она возражать не будет. Считайте это поцелуем смерти. После всех курсов и семинаров я твердо усвоил для себя одно. Если женщина говорит: «Тебе этого так хочется? Пожалуйста, я не против», она на самом деле имеет в виду: «Мне этого не нужно». Ну а кому захочется переселяться в Италию с женщиной, которая едет с вами через силу, которая чувствует себя несчастной оттого, что вы настояли на своем? Нет, так дело не пойдет. Мне оставалось только одно — время от времени заводить разговор о домике в Италии. Бывает, человек не любит некое блюдо, терпеть его не может, и точка, — тогда нужно лишь периодически ставить это блюдо перед ним, в надежде, что настанет день и ваш знакомый наконец распробует лакомство.

Шанс подвернулся, когда наша подруга Биргитта пригласила нас на празднование своего шестидесятилетия. Биргитта родилась в Германии, жила в Милл-Вэлли и строила с мужем дом на озере Тахо.

День рождения она собиралась отмечать в Апулии. Спросите, где эта Апулия находится? Как вы знаете, Италия формой напоминает сапог. Так вот, Апулия располагается на «каблуке» итальянского «сапога».

Я решил воспользоваться возможностью и предложил совершить поездку по всей Италии, клятвенно пообещав, что не собираюсь покупать дом. Так мы отправились в месячное путешествие, чтобы получить полное представление о стране.

С собой мы взяли нашу подругу Каролину, которую Биргитта тоже пригласила на день рождения.

Мы познакомились с Каролиной, когда она устроилась нашим персональным ассистентом; работенка — врагу не пожелаешь. Если бы мне предстояло стать собственным персональным ассистентом, то я бы не стал откладывать дело в долгий ящик, а просто сразу пустил бы себе пулю в лоб. Однако Каролина цвела как майская роза. Может, все дело в том, что первые четыре года своей жизни она провела в сиротском приюте в Южной Корее — после такого, наверное, даже работа с нами представлялась ей вполне сносной. За долгие годы мы крепко сдружились: жили в одном доме, вместе путешествовали, вместе строили планы, вместе растили собак. Наша дружба стала настолько крепкой, что нам пришлось ее уволить. Теперь она фактически стала членом нашей семьи. Каролина вынуждена была много путешествовать — ее приемные родители часто переезжали с места на место. Она росла в Индии, Пакистане, Индонезии, а потом перебралась в Европу, где прошли, по словам Каролины, ее «профессиональные годы». Она бегло говорит на пяти языках. На английском, пожалуй, не так бегло, как на других.

За годы, проведенные вместе, Джил и Каролина стали наперсницами, союзницами, вечно поддерживающими друг друга в спорах; сестрами по оружию, выступающими единым фронтом против неуемного мужского эго (в моем лице). По отдельности я могу с ними справиться, могу обстряпать кое-какие дела в тайне от каждой из них, но когда они вместе, спина к спине, занимают круговую оборону, мне становится сложно удержать власть в доме в своих руках. Заметьте, я не говорю «невозможно», я сказал «сложно».

Каролина склонна всегда говорить правду, какой бы жестокой она ни была. Я думаю, это у нее национальное. Из-за этой черты ее характера всякий раз, когда приходит Каролина, мне хочется незаметно ускользнуть из дома. Однако с течением лет Джил все больше и больше ценила суровую любовь Каролины. В прошлом году мы с Джил участвовали в театральной постановке, и Каролина пришла на последний прогон. После прогона мы между делом поинтересовались ее мнением. Каролину никак нельзя назвать заядлой театралкой, и поэтому она не имеет ни малейшего представления о том, как аккуратно надо общаться с актерами накануне премьеры, как чутко надо беречь их эго. Ничтоже сумняшеся она заявила Джил, что ей следует быть «значительнее, театральнее и выкладываться на полную катушку». Я затаил дыхание, не веря, что Каролина осмелилась вломиться в личные владения Джил, в ее творческую сферу. Я бы лично не рискнул. Однако Джил просто посидела с минуту, покивала, поблагодарила Каролину и затворилась в кабинете на пару часов, где стала работать над ролью. На следующий вечер, когда она вышла на сцену, ее роль заиграла новыми красками и гранями — вроде все было точно так же, как и прежде, но теперь Джил действовала гораздо увереннее…

Джил никогда не купит платья или туфель, не посовещавшись предварительно с Каролиной. Каролина не сделает и шага навстречу новому молодому человеку, не посоветовавшись с Джил. У этих дам очень сложные взаимоотношения. Они служат друг для друга зеркалом, поддерживают друг друга, говорят друг другу правду. При этом они каждодневно терзают друг друга. Каролина завидует красоте Джил, ее осанке, успеху, как в делах, так и в личной жизни, а Джил завидует молодости Каролины, спортивности, толпам воздыхателей, способности пройти по улице так, чтобы прохожие оборачивались вслед.

Вы спросите, а как же я? На мой взгляд, я уже давно не жил столь интересной жизнью. Не скажу, что она сахар — но все равно очень интересная. Если мужчины олицетворяют собой Марса, а женщины Венеру, то можно сказать, что сейчас Венера в нашем доме занимает куда более твердые позиции, чем прежде. Венера более четко, более настойчиво высказывает свое мнение. В результате этого (если мы закроем глаза на мужское эго) жизнь становится гораздо проще. У меня одна цель — дать Джил все, что она желает, и теперь мне более-менее ясно, чего именно ей хочется.

Итак, мы втроем отправились в путь. Нам предстояло преодолеть расстояние от Альп до Апулии — южной оконечности Италии. Поскольку поездку планировал я, наш маршрут по возможности огибал храмы, замки, музеи и прочие достопримечательности. Всем этим я решил пожертвовать ради вина и вкусной еды. Нет, разумеется, если нам на глаза попадалась занятная церковь — пожалуйста, можно и зайти. Если нас манил шедеврами музей — нет проблем, почему бы и не взглянуть? Однако наибольшее внимание я уделял ресторанчикам. Главное, чтобы они были типично итальянскими (как правило, такие находились в небольших городках) и чтобы из них открывался чудесный вид, скажем, на море или череду холмов, поросших виноградниками или оливковыми деревьями. В нашу задачу входило умерить наш пыл, чтобы войти в единый ритм жизни с сельской Италией.

Сначала мы направились в одну из гастрономических сокровищниц Италии. Я говорю об Альбе в Пьемонте — родине моих любимых вин, неспешных трапез и белых трюфелей. Мы остановились в маленькой гостинице на окраине города. Владелица гостиницы Роберта оказалась гурманом. Если возникала необходимость узнать что-нибудь о местной кухне, можно было смело обращаться к ней — она знала всю подноготную. После продолжительных завтраков, во время которых мы лакомились свежим йогуртом и только что собранными Робертой ягодами, мы целыми днями разъезжали по поросшим виноградниками холмам, курсируя между деревушками под названиями Барбареско, Бароло и Нейве.

Потом мы направились в Чинкве-Терре. Зачем? За жареными анчоусами, чистым как слеза белым вином, которое делают из винограда, растущего на отвесных склонах холмов, выходящих на море, и за пастой al pesto — ведь впервые ее начали делать именно там. Если на свете и есть город краше Вернаццы, значит, я его еще не видел. Каждый день Каролина, которая в свободное время занимается триатлоном, сажала нас на велосипеды, и мы колесили по склонам холмов среди виноградников, сжигая как минимум часть калорий, набранных во время трапез.

Наш план заключался в следующем. Мы собирались заселиться на несколько дней в гостиницу в Тоскане, потом отправиться в Сорренто, заодно вкусив удовольствий, которые сулил нам Неаполь. Затем — Апулия, на недельку, чтобы как следует отпраздновать день рождения, а потом наконец нас ждал Рим, откуда мы и намеревались улететь домой.

По счастливой случайности, когда мы были в Тоскане, то решили совершить небольшое путешествие в Сполето (это в Умбрии). Друг нашего друга в красках описал тамошний ресторан, расположенный в домике на склоне холма. Такое пропускать было нельзя.

И тут вмешалась судьба. Гостиница в Тоскане не оправдала ожиданий. Такое впечатление, что ее владельцы были главными коллекционерами предметов ар-деко во всей округе. Кофейные столики в форме губ соседствовали со столами в стиле Баухауза и обитыми сатином креслами без подлокотников. Все это напоминало кошмар. Комнаты были мрачными и влажными. Позавтракав в унынии тостами и растворимым кофе, мы собрались в уголке двора и принялись думать, что делать дальше.

— Солнце, нам здесь не нравится.

Каролина в знак согласия серьезно кивнула.

— Да, но я ведь уже заплатил за три дня. И заплатил немало.

Джил и Каролина воззрились на меня. Им даже не понадобилось раскрывать рот.

— Ну и куда мы поедем?

— Да куда угодно, — ответила Джил. — Можем пораньше двинуть в Сорренто.

— Или, например, в Позитано, — предложила Каролина. Пару лет назад мы провели в Позитано один день, и Каролине там очень понравилось.

— Я все думаю об обеде в крестьянском домике, который мы заказали на завтра в Сполето. Давайте поедем туда и найдем, где там остановиться.

Я позвонил одной даме, Джоанне Росс, — ее нам порекомендовал тот самый друг, который рассказывал о сказочном обеде. Джоанна была американкой, десять лет назад она перебралась с мужем и сыном в Сполето. До этого она работала в Нью-Йорке агентом Уильяма Морриса. Некоторое время она представляла и наши интересы, но поскольку жила в Нью-Йорке, а мы к тому моменту уже переехали в Лос-Анджелес, нам так и не довелось встретиться и пообщаться вживую.

— Джоанна? Привет. Это Майкл Такер, мы завтра должны обедать в крестьянском доме. Кажется, ты помогала нам с заказом.

— Да, все правильно, обед в Патрико.

— Понимаешь, нам очень не понравилась гостиница в Тоскане, — пожаловался я. — Ты не могла бы подобрать что-нибудь поближе к вам? Чтоб было красиво, обворожительно, в местном стиле, но без особого шика.

— Давайте я перезвоню вам через десять минут.

Я продиктовал ей номер своего мобильного телефона и дал отбой. Я ощущал себя примерно так, словно общался со своим агентом в Лос-Анджелесе — не строя из себя пуп земли. Джоанна перезвонила меньше чем через десять минут и сообщила именно то, что я хотел от нее услышать:

— Я нашла то, что вы просили. Называется «Иль Кастелло ди Порета». Это замок четырнадцатого века. Я знакома с людьми, которые сделали там ремонт и открыли отель. Замок принадлежит городу, но мои друзья взяли его в долгосрочную аренду. Цена вам понравится, вам сделают скидку как для своих.

Она любезно предложила, что заберет нас у Сполето и проводит до Кастелло. Мы с радостью согласились, договорившись встретиться через несколько часов. Номера в тосканской гостинице мы освободили, объяснив, что у нас изменились планы. Владельцы, у которых вытянулись лица, принялись чинно и витиевато объяснять, что они не смогут вернуть нам деньги. Махнув рукой, мы загрузили вещи в машину, пересекли границу Умбрии и понеслись навстречу судьбе.

Загрузка...