Иван IV Грозный: Царь-сирота

ОТМЕНА ОПРИЧНИНЫ

Государь Иван Васильевич вплоть до полного отражения крымцев сидел в Новгороде Великом, пережидая бурю. Затяжной характер боев на юге, недостаток сил и, напротив, удачный пример сотрудничества опричных воевод с земскими показывали со всей очевидностью: опричнина как военная система бессмысленна и опасна. Ее эффективность оказалась иллюзорной, зато вред — явным. Это, по всей видимости, нетрудно было понять хоть в Москве, хоть в Новгороде — по отчетам воевод.

Итог: опричнина была в 1572 году полностью отменена Иваном Васильевичем, а особая опричная Боярская дума — расформирована. И даже само слово «опричнина» оказалось под запретом. Ликвидация опричнины произошла осенью, скорее всего, в сентябре.

«Когда эта игра была кончена, — пишет немец-опричник Штаден, — все вотчины были возвращены земским, так как они выходили против крымского царя. Великий князь долее не мог без них обходиться. Опричникам должны были быть розданы взамен этого другие поместья». Курсивом здесь выделено главное: без собственной знати, организованной именно так, как сложилось еще при Василии III, Иван Васильевич не мог обходиться. Ему оставалось только признать это.

Полноценно защищать страну могла только единая армия, а полноценно управлять ею — единый административный аппарат. Военная реформа Ивана IV потерпела крах. Поэтому две половинки России пришлось «склеить» воедино.

Привела ли опричнина к серьезным изменениям в общественной жизни Московского государства? Нет. Система чрезвычайных мер, вызванных противоборством царя и высших родов княжеской аристократии, разожженная нуждами войны, она проводилась в жизнь непродуманно, драконовскими способами. Большой кровью приправленная, на ходу перекраиваемая опричная реформа была попыткой переделать многое. Отступив от первоначальных своих замыслов сначала в 1570-м, затем в 1571-м, а окончательно в 1572 году, Иван Васильевич кое-что сохранил за собой — особый двор да ряд приближенных, заслуживших его доверие в опричные годы; это «кое-что» продержалось не далее середины 1580-х; при царе Федоре Ивановиче всё это сгинуло безвозвратно, от опричных времен осталось три-четыре толковых полководца, но их чтили не за специфические опричные заслуги, а за боевые. Даже укрепление единодержавия и самовластия царского, достигнутое в результате опричнины, не столь уж очевидно. Личная власть Ивана Грозного — да, укрепилась несомненно, если сравнивать с 1540—1550-ми годами. Но увеличилось ли поле власти для его преемников на русском престоле? Прямых доказательств тому не видно.

Опричнина не принесла благих результатов государству Российскому. Семь с половиной опричных лет не дали никаких плодов и в смысле внешней экспансии.

Однако и это еще не всё. Опричнина явилась поражением не только для всей страны, но и лично для Ивана Грозного. Его детище, казавшееся изначально столь многообещающим, вышло бесплодным. Его «постановка» провалилась. Он не сумел решить стратегические задачи на западном фронте и дал врагу сжечь столицу.

Великий историк Николай Михайлович Карамзин с чувством восторга подвел итог опричной эпохе: «Иоанн, к внезапной радости подданных, вдруг уничтожил ненавистную опричнину, которая, служа рукою для губителя, семь лет терзала внутренность государства. По крайней мере, исчезло сие страшное имя с его гнусным символом, сие безумное разделение областей, городов, двора, приказов, воинства. Опальная земщина назвалась опять Россиею. Кромешники (опричники) разоблачились, стали в ряды обыкновенных царедворцев, государственных чиновников, воинов, имея уже не атамана, но царя, единого для всех россиян, которые могли надеяться, что время убийств и грабежа миновало; что мера зол исполнилась и горестное отечество успокоится под сенью власти законной».

Трудно с этим не согласиться.

Итак, опричнина минула. Но царствование Ивана Васильевича не прекратилось, к тому времени государь был здоровым, сильным, 42-летним человеком. И под его державой Московскому царству предстояло прожить еще много лет.

В 1575 году произошло странное событие, которое многими исследователями трактовалось как рецидив опричнины. Иван Васильевич вновь выкроил себе особый удел в тверских землях и возвел на русский престол крещеного татарского царевича Симеона Бекбулатовича, даровав ему титул великого князя московского. Номинально правил Симеон Бекбулатович, от его имени составлялись жалованные грамоты и указы, а истинный государь отправлял на имя «великого князя московского» челобитные, написанные в юродском стиле и содержащие пожелания-инструкции. Соловецкий летописец дает краткое описание того странного времени: «Государь царь на Московское великое княженство на государьство посадил великого князя Симеона Бекбулатовича, а сам государь пошел «на берег» на службу и стоял все лето в Колуги. А был на великом княжении год неполон. И после того пожаловал его царь и государь великий князь Иван Васильевич всея Русии на великое княжение на Тверь, а сам государь опять сел на царство на Московское». Реальной власти у Семиона Бекбулатовича оказалось совсем немного, монеты с его именем не выпускались, иностранные дипломаты не вели с ним переговоров, в разряды его имя не вошло, сокровищница и царские инсигнии оставались под контролем Ивана IV.

Историки выдвинули множество версий, чтобы объяснить столь странный шаг московского государя. В настоящее время наиболее вероятной считается (и вполне справедливо) та, что опирается на фразу Пискаревского летописца о неких «волхвах» (астрологах), предсказавших на тот год кончину «московскому царю». Страх государя перед изменой подстегивался действительным заговором «сорока дворян», о котором сообщает имперский дипломат Даниил Принс из Бухау.

Поэтому примерно год русский государь провел в странном статусе монарха, формально не царствующего, но на деле продолжающего держать все главные нити власти в своих руках.

В конце 1576 года все вернулось на круги своя.