Холодный закат грозненского царствования несколько скрасили обнадеживающие известия из Сибири.
В XIV–XVII столетиях у русского народа имелся колоссальный потенциал колонизации необжитых земель. Границы Руси раздвигались по всем направлениям. Однако любое продвижение когда-нибудь наталкивается на непреодолимый рубеж. Так, на западе расширение пределов России ограничивало сопротивление столь сильного противника, как Речь Посполитая, на юге — Дикая степь и воинственные тюркские народы, а на севере — океан. Относительно свободны оказались только уральские и сибирские просторы, редко заселенные местными народами.
Та роль, которую выполнили в Америке конкистадоры, в Сибири досталась нашим землепроходцам. Они открывали новые земли, приводили их «под руку» московским государям, облагали данью-ясаком и создавали условия для крещения сибирских народов. Первыми на новых территориях появлялись казак да вольный «промышленник», затем — государев стрелец и приказной человек, а сразу после них — священник. В крепостях-острогах и по соседству с ними скоро возникали храмы и монашеские обители.
В XVI столетии русским удалось освоить бассейн реки Таз, необыкновенно богатый пушным зверем. В 1600 году там появится маленький русский город Мангазея. На Северной Двине и в Предуралье богатели владения купцов и солепромышленников Строгановых со столицей в городе Сольвычегодск (Усольск). От былого величия там по сию пору остались великолепные каменные соборы строгановской эпохи…
Строгановым досаждал серьезный враг, преграждавший всему Московскому государству путь на восток, — воинственное Сибирское ханство. Набеги татар на земли Строгановых и окрестности города Чердынь (оплот Московского государства на востоке) наносили значительный урон. Для войны с ними промышленники наняли большой отряд волжских казаков во главе с атаманом Ермаком.
Отважный русский конкистадор Ермак в нескольких битвах опрокинул воинство сибирского хана Кучума и занял его столицу — Кашлык. Сибирское ханство рухнуло, в 1583 году царь Иван IV официально взял все его территории под свою руку, то есть признал их присоединение к России. Казаки на протяжении нескольких лет доблестно удерживали Кашлык.
Но позднее Кучум нанес ответный удар: во время внезапного нападения татар утонул в реке казачий предводитель Ермак и погибли многие его соратники. После кончины Ермака борьба между государевыми служилыми людьми и сторонниками Кучума длилась еще долго.
В нашей историографии, особенно советского периода, Ермака превозносили как «народного героя». Да, он стоит в одном ряду с величайшими колониальными воителями, с тем же Кортесом, например. И от подавляющего большинства русских полководцев XVI века отличается происхождением: они вышли из аристократической среды, в худшем случае из видных дворян, а «сибирский конкистадор» — из казаков. Для советского же времени «демократическое» происхождение играло роль положительного фактора — когда оценивалась та или иная историческая личность… Однако нельзя обходить молчанием один простой факт: военное предприятие Ермака в конечном итоге закончилось печально. И завоевание Сибири как успех, как одно из главных достижений русского народа за всю его историю начато было не им.
И до Ермака — в XIV, XV и XVI столетиях русские воинские люди бывали в Сибири, брали там ясак, проповедовали Христову веру. На какое-то время сибирские татары оказывались даже в вассальной зависимости от Москвы, притом задолго до Ермака. Но все эти временные, недолговечные достижения принесли России не много пользы. В большей степени они создали Московскому государству репутацию сильного и упорного противника. Совершенно так же и Ермак, попытавшись закрепиться, привести бескрайнюю землицу сибирскую под руку московских государей, не преуспел. В течение нескольких лет казачий богатырь играл роль потрясателя Сибири. Он вышел в поход при Иване IV, пережил грозного царя и погиб уже при государе Федоре Ивановиче. Саваном для его тела стали воды реки Иртыш. Русское дело в Сибири пало. Хан сибирских татар Кучум и иные местные правители воспрянули духом. Незначительные силы русских, оставшиеся в Сибири, уходили, оставляя неприятелю города и земли.
По всей видимости, иначе и не могло быть, пока за Сибирь не взялось Московское государство со всей его мощью, со всем его громадным мобилизационным потенциалом, с мудрой правительственной политикой продвижения вперед с помощью острогов и городов, то есть со всем тем, чего не имел отряд сколь угодно смелых и искусных в бою казаков. Для государства Ермак проторил в Сибирь дорогу, осуществив «разведку боем», указав московскому правительству верный маршрут для приложения усилий на востоке, для народа русского он бился с татарами и побеждал; слава его как воителя не померкнет; но слава присоединения Сибири должна быть отдана иным храбрецам. Более высоко нужно оценивать усилия России как великой державы. Нельзя забывать о том, что за спиной у первопроходцев стояло могущество Москвы, а потому не следует сводить великое деяние к успехам одного отряда мужественных ратников.
Царство — мать воинств, именно царство берет земли под свою руку, а не воинский предводитель.
Следует ли из этого, что слава Ермака как полководца, как предводителя казаков, как отважнейшего человека должна быть поколеблена, отменена? Нет, автор этих строк вовсе не имел в виду чего-либо подобного. Ермак — великая фигура. И нет никакого резона низводить ее с пьедестала. Напротив, для летописи боевых достижений России чрезвычайно полезно навеки запечатлеть деяния столь яркой личности. Проблема в другом: следует строго очертить границы достижений самого Ермака и его последователей, выдвинуть из тени труды и подвиги русских военачальников, которым уже не надо было проводить «разведку боем», но следовало приступить к присоединению Западной Сибири вооруженной рукой. Их имена плохо помнят. Между тем ужели не достойны они даровать свои имена улицам сибирских городов? Ужели столь незначительны их деяния, чтобы на колоссальных сибирских пространствах не нашлось места для памятников этим историческим личностям, столь много сделавшим на благо России?[83]
После кончины Ермака люди с негромкими именами, люди, не называемые на страницах учебников, повели новое планомерное наступление на Сибирь. Это наступление русских отразилось в некоторых летописных памятниках именно как начало государственного присоединения сибирских земель.
Так, например, в «Новом летописце» сказано, что в царствование Федора Ивановича «посылаху многия воеводы в Сибирскую землю… к Сибирскому царствию розныя языки (народы. — Д. В.) подведоша и многие грады поставиша в Сибири: град Тару, Березов, Сургут, иные многие грады». Английский представитель по торговым и дипломатическим делам Джером Горсей подробно рассказывает о венчании Федора Ивановича на царство 31 мая 1584 года. Затем, по его описанию, царь с царицей и большой свитой совершают богомолье в Троице-Сергиев монастырь и возвращаются в Москву. «Вскоре после этого, — пишет Горсей, — царь, направляемый князем Борисом Федоровичем (Годуновым. — Д. В.), послал войско в Сибирь, откуда шли все богатые меха и соболи. В течение полутора лет войско завоевало 1000 миль». Разумеется, эта «1000 миль» — не более чем фигура речи: откуда знать англичанину, сколь далеко продвинулись царские воеводы. Правильное понимание этой фразы Горсея: завоевание произошло на колоссальном пространстве.
Успех огромный, фантастический! Тем более что историческая реальность подтверждает исключительно быстрое продвижение московских отрядов в Западной Сибири на протяжении 1580—1590-х годов.
Но кто были те «незаметные» — во всяком случае, для историографии советского периода — полководцы, которые совершили колоссальный военно-политический труд? Под их командой небольшие отряды двигались на восток по незнаемым рекам, по землям, еще несколько лет назад являвшимся одной огромной terra incognita. Под их командой велись боевые действия. Под их командой строились остроги, из которых впоследствии выросли мегаполисы. Что же это за люди?
Всё это дворяне из семейств, более или менее известных в Москве, но не знаменитых и не относящихся к служилой аристократии. На протяжении всего XVI столетия в Сибирь ни разу не отправили по-настоящему знатного человека. Нет, русская аристократия того времени отнюдь не состояла из трусов или просто нерешительных людей. Князья и бояре выходили в поле или, если надо, становились на крепостные стены, когда требовалось встретить грудью крымцев, ногайцев, шведов. Но… колоссальная Сибирь при Федоре Ивановиче, да и позднее — при Борисе Годунове, в эпоху Смуты — еще только начинала открывать России свой потенциал. О ней в Москве имели весьма смутное представление. А удаление в эдакие неведомые края означало обрыв связей с Государевым двором, утрату влияния на великие державные дела. Поэтому аристократ не торопился стать русским конкистадором. Для него служба «за Камнем» была непрестижной, да и просто неудобной в карьерном отношении.
В Сибирь отправляли на командные должности дворян или, как тогда говорили, «служилых людей по отечеству». Чаще всего кадры сибирских воевод рекрутировались либо из числа служильцев невысокой знатности, либо из тех, кто попал в опалу, крепко провинившись перед властью.
Провинциальный «выборный сын боярский» Иван Алексеевич Мансуров (мещовский помещик) добился для Московского государства первого действительного успеха в Сибири после страшного разгрома Ермака. Встав во главе маленького отряда, он срубил Обский городок (на Оби против устья Иртыша). Здесь Мансуров отбился от наседавшего неприятеля — воинственных остяков — и уничтожил удачным выстрелом из пушки языческого идола. Большего Мансуров совершить не мог из-за крайнего малолюдства отряда, который находился у него в подчинении, — всего «сто человек ратных» и небольшое число казаков во главе с атаманом Матвеем Мещеряком.
Вослед Мансурову пошли воеводы Василий Борисович Сукин, Иван Никитич Мясной-Судаков, а с ними «письменный голова» Даниил Даниилович Чулков. По другим данным, В. Б. Сукина и И. Н. Мясного сопровождал также Богдан Дашков, в частности, разрядная книга сообщает: «Тово же году (7094 (1585/86). — Д. В.) послал государь в Сибирь, а велел поставить город; а послал воеводу Василья Борисова сына Сукина, да Ивана Никитина сына Мясново, да Богдана Дашкова».
Сукин и Мясной, имея лишь три сотни бойцов, воздвигли острог, из которого поднялась Тюмень. В 1586 году на реке Тюменке, притоке Туры, была построена эта деревянная крепостица и в ней храм — первая из русских православных церквей Сибири. От нее сейчас ничего не осталось, впрочем, как и от всех наших рубленых крепостей XVI столетия. Но именно от этого истока начинается полноводная река исторических судеб полумиллионной Тюмени. Московское государство получило в Сибири надежный форпост. Зацепившись за него, легче стало продвигаться дальше.
Фактически стремительное, неостановимое движение русских отрядов по сибирским просторам началось именно с Тюмени. Она сыграла роль ворот в «сибирское эльдорадо», через которые с запада, с земель коренной Руси, хлынули стрельцы, казаки, дворяне, священники, «торговые люди» и, позже всех, крестьяне.
Д. Д. Чулков, получив под команду 500 ратников (по масштабам слабозаселенной Сибири — солидная сила!), основал крепость Тобольск (1587), поставил там Спасскую и Троицкую церкви, разбил и пленил татарского правителя Сеид-хана (Сейдяка).
Потом, через много лет, Тобольск станет столицей Сибири, обзаведется мощным каменным кремлем… А изначально это было такое же маленькое, на скорую руку рубленное укрепление, как и многие другие опорные пункты России тех времен, поставленные на опаснейших направлениях.
Что ж, несколько дворян, выполняя правительственную волю, заложили основу для необратимого движения русских отрядов к Тихому океану, для завоевания Сибири, расселения там русских людей и распространения христианства. Честь им и слава.
Обессиленный, потерявший надежду восстановить свою власть, Кучум тем не менее сопротивлялся до конца. Окончательное поражение нанес ему воевода Андрей Воейков в 1598 году.
Ну а сейчас стоит вернуться в коренную Россию, к событиям, связанным с финалом Ливонской войны и завершением грозненского царствования.