Иван IV Грозный: Царь-сирота

ВРЕМЯ ИЗБРАННОЙ РАДЫ

Страна в ту пору управлялась сложно и пестро. Каждая область имела собственные административные и правовые обычаи. «Церковная область», рассыпанная по всей державе, управлялась по особым законам и правилам. Служилая знать получала в «кормление» доходы от административной деятельности на местах, занимая должности по очереди, на сравнительно короткий срок. Чаще всего на год. Следовательно, эти доходы распределялись неравномерно — в зависимости от силы и слабости аристократических партий, способных продвинуть на кормление своих людей. А люди, получавшие должности как разновидность жалованья, отличались большими или меньшими способностями к работе, которую им вменялось в обязанности выполнять.

Центральное управление не успевало за все нарастающим валом задач, возникавших на колоссальной территории. Ведь за полстолетия — с 1470-х по 1520-е годы — территория страны увеличилась в несколько раз!

Административной структуре, правовой сфере и церковному устройству требовались реформы. В 1530-х — середине 1540-х годов преобразованиям уделялось мало внимания. Борьба за власть пожирала творческие силы политической элиты. В активе того периода — лишь денежная реформа Елены Глинской. Ко второй половине 1540-х проблем накопилось выше крыши.

После венчания государя наступает период, благоприятный для реформаторства.

У кормила власти стоят все те же аристократические кланы, но среди них нет первенствующей партии. Долгая боярская распря утомила и обескровила главных ее участников. И во второй половине 1540-х годов русская аристократия пришла к соглашению: несколько десятков могущественнейших родов России (примерно 50–80) мирно правят страной, договорившись между собой о более или менее равномерном распределении власти. Между их представителями делятся все ключевые посты Российской державы; места в Боярской думе, назначение в наместники, управляющие богатейшими городами, воеводские должности в полках и крепостях. Число «думных людей» возросло: «кресел» в правительстве должно хватать всем достойным того по праву рождения.

Государь уже не являлся мальчишкой, которым нетрудно помыкать, теперь он мог выполнять роль арбитра и влиять на политический курс в желательном для себя направлении; однако совокупной силе аристократии Иван Васильевич мало что мог противопоставить. Сам он впоследствии напишет об аристократическом окружении тех времен (конец 1540-х — 1550-е годы) следующее: «…всю власть вершили по своей воле, не спрашивая нас ни о чем, словно нас не существовало… Если мы предлагали даже что-либо хорошее, им это было неугодно, а их даже негодные… плохие и скверные советы считались хорошими». Впрочем, источники показывают, что влиять на дела в то время государь все-таки мог. Особенно — с середины 1550-х годов.

Формальное примирение между монархом и его недоброжелателями происходит в 1549 году: царь публично снимает с них вину за прежние злоупотребления, кается за собственную суровость.

Позднее он сам напишет об этом, обращаясь к одному из представителей горделивого слоя «княжат» — Андрею Курбскому: «Собрали мы всех архиепископов, епископов и весь священный собор русской митрополии и получили прощение на соборе том от нашего отца и богомольца митрополита всея Руси Макария за то, что мы в юности возлагали опалы на вас, бояр. Так же и вы, бояре наши, за все, в чем выступали против нас, получили тогда прощение. Вас же, бояр своих, и всех прочих людей своих мы в проступках пожаловали и впредь об этом не вспоминали, и так признали всех вас верными слугами»[13].

На митрополичьей кафедре стоит человек государственного ума, великого милосердия и обширных знаний — святитель Макарий. Как видно, ему удавалось направлять неистовую энергию молодого царя в доброе русло и не давать ей выхлестываться бурно, разрушительно.

В ходе реформаторской деятельности образуется… нечто, впоследствии поименованное князем Андреем Михайловичем Курбским «Избранная рада». На протяжении многих лет историки спорят, чем она являлась — постоянно действующим административным органом, политическим клубом, Ближней думой, группой теснейших сотрудников царя? Не так давно вышла книжка историка А. И. Филюш-кина, вообще отрицающего существование Избранной рады.

По всей видимости, Избранная рада была чем-то вроде политического кружка при Александре I в начальные годы его правления. С той лишь разницей, что деятельность ее оказалась намного результативнее. В ее состав, помимо самого государя, входили: окольничий Алексей Федорович Адашев, священник кремлевского Благовещенского собора Сильвестр, боярин князь Дмитрий Иванович Курлятев, возможно, митрополит Макарий. Что касается других политических деятелей того времени, то их присутствие в составе кружка менее вероятно[14]. Однако, поскольку ни в летописи, ни в каких-либо архивных комплексах работа Избранной рады не отражена, о ее функционировании и составе больше приходится гадать, нежели делать выводы на устойчивой информационной основе.

Особую роль сыграли две персоны, по всей видимости, представлявшие интересы крупных аристократических группировок, но не входившие в круг высокородной знати: священник Сильвестр и окольничий Алексей Федорович Адашев. Первое время Иван Васильевич доверял обоим, охотно внимая их советам и даже в какой-то мере с почтением принимал разработанные ими политические решения[15].

Независимый летописец сообщает о времени Сильвестра и Адашева: «Царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии послал в Царьгород гонца своево Костромитина Федора Адашева и сына ево Алексея. И Федор у царя[16] был, и царь его пожаловал великим жалованьем. И приехал [к] государю, и государь его пожаловал. А сын его Алексей разболелся и тамо остался у царя, а был з год. И приехал к великому князю, и князь великий его пожаловал и взял его к себе в приближенье, и отца… пожаловал боярством, а его окольничим. И много лет был в царьской милости и до опришнины… А житие его было: всегда пост и молитва безспрестани, по одной просвире ел на день… А как он был во времяни[17], и в те поры Руская земля была в великой тишине и во благоденстве и управе. А кому откажет, тот вдругорядь не бей челом: а кой боярин челобитной волочит, и тому боярину не пробудет без кручины от государя; а кому молвит хомутовкою, тот болыпи того не бей челом, то бысть в тюрьме или сослану. Да в ту же пору был поп Селивестр и правил Рускую землю с ним заодин, и сидели вместе в ызбе у Благовещения…»

Вероятно, Избранная рада играла роль политического консультативного совета, а также «буфера» между государем, аристократическими партиями и Церковью. Здесь согласовывались позиции аристократических группировок по важнейшим вопросам внутренней политики и рождались окончательные формулировки административных решений. Но реальной властью наделена была все же не Избранная рада, а Боярская дума и государь.

Итак, государь и боярское правительство, используя в качестве инструмента Избранную раду, провели ряд серьезных реформ.

Реформаторы в первую очередь отменили кормления, и на их место пришел сбор «кормленого окупа», то есть денежных средств, которые потом распределялись казной между представителями военно-служилого класса. На местах ограничена была власть наместников и волостелей — администраторов, присылаемых из Москвы; значительная часть их функций перешла к выборным должностным лицам: «излюбленным головам», «земским старостам» и «губным старостам». Они теперь занимались «оперативной работой», то есть следствием по воровским, разбойным делам и прочей уголовщине, а также урегулированием поземельных дел.

Все губные старосты, приступая к службе, давали клятву: «Целуем крест своему государю царю великому князю Ивану Васильевичу всея Руси и его царице великой княгине Анастасье и детем и их землям на том: хотеть нам своему государю царю великому князю Ивану и его царице и великой княгине Анастасье и их детям и их землям добра во всем вправду безо всякие хитрости по сему крестному целованью, а лиха нам, своему государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всея Руси и его царице великой княгине Анастасье и их детям и их землям не хотеть, не думать, не делать никоторыми делами, никоторою хитростью».

Каждый губной староста клялся не брать взяток, и если нарушал клятву, то подлежал строгому наказанию. И тут уж он мог винить только самого себя. Ведь, поступая на должность, он торжественно обещал: «А посулов (обещаний) нам и поминков (подарков) от того ни у кого не брать… и розбойников и татей ведомых (известных воров) по посулам и по дружбе не отпускать…»

По указу государей московских время от времени созывались Земские соборы. Это происходило нерегулярно. Всякий раз в работе Земского собора участвовало совещание высшего русского духовенства — Освященный собор. Что же касается представителей от разных городов и областей, а также от сословий, то их собирали по мере надобности. Земский собор являлся совещательным органом, своего рода экспертным советом. Когда государь и Боярская дума не могли найти решение крупной общегосударственной проблемы, тогда и созывался Собор. Если решение было очевидным (например, необходимость продолжать войну), однако его осуществление грозило бунтом, тогда собирали тех, кого оно могло задеть, и задавали вопрос: согласны ли они поддержать такое решение, готовы ли, скажем, платить за продолжение боевых действий? В некоторых случаях государь, выслушав мнения собравшихся, мог поступить против воли Собора, и это никогда не вызывало восстаний.

Объединение Руси означало концентрацию политической власти в центре. Еще в середине XV столетия проблемы военного дела, сбора налогов, введения новых законов, наделения поместьями дворян, а также многое другое решались в доброй дюжине русских столиц от Рязани до Пскова совершенно независимо от других городов и земель. Но в Московском государстве все перечисленные функции управления забрала себе одна-единственная столица. Следовательно, ей требовался обширный и разветвленный административный аппарат. В течение нескольких десятилетий он быстро рос, и к середине XVI столетия в его недрах сложилась стройная система центральных ведомств. Их тогда называли «избами» («Поместная изба», «Челобитенная изба», «Разбойная изба») или «приказами».

Работавшие в приказах чиновники именовались «приказными людьми». Высшая должность в приказном аппарате называлась «думный дьяк». Это был чиновник, имевший право участвовать в заседаниях Боярской думы на роли секретаря. Ниже него стояли дьяки и подьячие. В самых важных приказах выше дьяков ставились «судьи» — служилые аристократы, руководившие работой учреждения.

Приказы были разными по масштабу. Огромные приказы, например Посольский и Разрядный, ведали важнейшими отраслями государственного управления — дипломатией и распределением дворян на должности в армии и крепостях. У приказа поменьше была гораздо более узкая сфера деятельности. Так, Приказ книгопечатного дела ведал Московским печатным двором и книжной лавкой. А совсем уж маленький Записной приказ — составлением новой летописи[18]. Помимо отраслевых существовали территориальные ведомства: Сибирский приказ, Приказ Казанского дворца, так называемые «четверти» или «чети».

Приказы заводили собственные профессиональные училища, готовившие молодую смену старым дьякам и подьячим.

Система приказного управления оказалась весьма гибкой.

Серьезные изменения произошли в армии.

В 1550-х годах появляется стрелецкое войско, абсолютно независимое от служилой аристократии и призванное в первую очередь охранять царскую особу. Некоторые историки считают, что при Иване IV число стрельцов не превышало десяти тысяч человек. Немногочисленность стрелецкого войска искупалась тем, что бойцов обучали «огненному бою», то есть обращению с огнестрельным оружием. По другим подсчетам, в царствование Ивана Васильевича стрелецкий корпус достиг численности 20–30 тысяч бойцов. Впоследствии стрелецкую пехоту стали широко использовать в дальних походах. Особенно важную роль стрельцы играли, когда требовалось дать какой-нибудь крепости сильный гарнизон: тут стрелецкий отряд оказывался незаменимым. Кроме того, стрельцов часто использовали для штурма неприятельских городов. В богатое войнами правление Ивана Васильевича они зарекомендовали себя превосходно.

Многие иноземцы, побывавшие в России, писали, что государь постоянно нанимал на службу выходцев из Европы — в качестве солдат, артиллеристов, младших командиров, военных инженеров и инструкторов. Русские источники подтверждают участие целых отрядов иностранных наемников в боевых действиях. На западном фронте Иван Грозный постоянно использовал служилых татар. Все это были силы, которыми принципиально легче управлять, нежели дворянским ополчением.

Однако последнее было ядром вооруженных сил России, да и самой боеспособной их частью. Здесь тоже прошла реформа. Правительство Ивана IV установило строгий порядок соподчинения воевод, чтобы во время походов они не ссорились, выясняя, кто старше, у кого место (должность) «честью выше».

Специальным уложением о службе определялось следующее: служилые люди обязаны приходить на воинские смотры «конны, людны, оружны». Количество бойцов, которых они обязаны были выставлять, рассчитывалось по строго установленным нормам в зависимости от размеров их земельных владений.

Предметом особых забот царя Ивана IV стала артиллерия. На пушки не жалели средств, пушкарей натаскивали, устраивая учебные стрельбы. Один английский дипломат оставил рассказ об искусных действиях русских артиллеристов, разбивавших во время подобных «учений» фигуры из льда и иные цели: «Его Царское Величество, обыкновенно, приказывает в декабре вывозить в поле за предместье всю артиллерию, которая находится в Москве; там ее устанавливают и направляют на два деревянных дома, набитых землей; против домов ставят 2 белых значка, у которых артиллерия стреляет; делается это, чтоб Царь мог видеть, на что способны его пушкари. У русских прекрасная артиллерия из бронзы всех родов: маленькие пушки, двойные, королевские, фальконеты, василиски и пр.; у них же есть шесть больших орудий, ядра которых до аршина высотой, так что, когда они летят, их легко различаешь; у них много мортир, из которых они стреляют греческим огнем».

Иван Семенович Пересветов, русский публицист конца 40-х годов XVI столетия и, по словам историка А. А. Зимина, «горячий защитник прав и прерогатив «воинников»-дворян», советует царю поставить на дворян и стрельцов как на ядро армии, а также, по возможности, возвышать наиболее мужественных из них до командных должностей. Государь пытается обеспечить поместьями «избранную тысячу» дворян, способных стать основой для нового, легкоуправляемого войска[19]. Ученые спорят о том, удалось ли решить эту задачу в полной мере, но, во всяком случае, хотя бы часть «тысячников» землю получила. В «избранной тысяче» уже виден прообраз опричнины: ведь и опричнина начнется с назначения «…князей и дворян, и детей боярских дворовых и городовых, 1000 голов», то есть формирования нового командирского корпуса. Хорошо было бы заменить капризную и самолюбивую знать на небогатых дворян, кушающих из рук государя![20] Управляемость войсками, надо полагать, резко повысится…

Тогда же был введен новый, улучшенный свод законов — Судебник 1550 года. У его появления — длинная предыстория.

В конце XV столетия под властью Москвы пребывала половина русских земель. В разных областях действовали разные своды законов, судебные правила и обычаи. Привести их к полному единству в ближайшие годы и даже десятилетия не представлялось возможным. Однако столица, где сосредоточивалась высшая власть над всей страной, должна была высылать управителей-наместников в города, отправлять судебных чиновников, организовывать следствие и суд на местах. И, кроме того, заботиться о том, чтобы должностные лица, уехавшие в дальние края, обеспечивались там всем необходимым, но не смели брать лишнее. Так появился Судебник 1497 года — свод законов, изложенных в 68 статьях. Его ввел дед Ивана IV, великий князь Иван III Великий. Там совсем немного говорится о наказаниях, назначенных за определенные преступления. Ясно, что эти нормы давно установлены законами каждой земли, каждого города. Большинство статей Судебника посвящено процедуре судопроизводства. Решаются вопросы: кто имеет право присутствовать, какие пошлины взимаются в пользу великого князя, судей и судебных исполнителей, в чем состоит работа приставов и каково их вознаграждение, какие условия следует соблюдать, если тяжущиеся стороны решились на судебный поединок…

Этот свод законов больше всего напоминал современный уголовно-процессуальный кодекс.

Заодно Судебник Ивана III решал несколько иных важных вопросов: там, например, устанавливался единый для всей России календарный промежуток, когда крестьяне могли покинуть свой участок земли, — в Юрьев день (поздней осенью), а также по неделе до и после него. Уходя, они платили единый тариф — «пожилое».

В 1550 году появился новый Судебник. Он был намного обширнее предыдущего. Туда вошло множество новых правовых норм, а старые статьи расширились. В отношении крестьян Судебник 1550 года установил несколько большую сумму пожилого.

В ту пору русские люди часто выходили «на поле», чтобы сразиться друг с другом, отстаивая правоту своих судебных притязаний. Считалось, что сам Господь Бог наблюдает за поединком и подает помощь тому, кто прав. Однако такое состязание требовало своих правил и своего порядка. Все это в подробностях установлено на страницах Судебника.

Прежде всего Судебник объяснял, что все люди делятся на две категории: «бойцы» и «небойцы». К числу первых относились взрослые мужчины. К числу вторых — старики, дети, калеки, женщины. Кроме того, небойцами считались священники и монахи, коим церковные правила не позволяют проливать кровь и тем более убивать. Судебник говорил: «Биться на поле бойцу с бойцом или небойцу с не-бойцом, а бойцу с небойцом не биться; но если все-таки захочет небоец с бойцом на поле сойтись, тогда ему это позволяется». Русские правила судебного поединка разрешали выйти «на поле» женщине, ребенку и дряхлому старцу, если они достаточно храбры и хотят отстаивать свое дело сами.

На судебном поединке небоец мог выставить против бойца наемного воина. Но если перед ним стоял такой же небоец, как он сам, то права использовать наемника он лишался.

Строго карались взятки и «поноровка» — так называли ситуацию, когда судья помогал кому-то «по дружбе» или из-за родственных связей. В наши дни все это именуется тяжелым иностранным словом «коррупция». Три первые статьи Судебника посвящены борьбе с коррупцией и взяточничеством или, как тогда говорили, принятием «посулов».

Думается, стоит привести полный текст этих статей. Неизвестно, до какой степени введение этих норм изменило ситуацию, но, во всяком случае, видно, что правительство с этими пороками государственного строя боролось:

«1. Суд царя и великого князя судить бояром, и околничим, и дворецким, и казначеям, и дьякам. А судом не дружить и не мстить никому, и посула в суде не имать. Также и всякому судье посула в суде не имать.

2. А который боярин, или дворецкой, или казначей, или дьяк просудитца, а обвинит кого не по суду без хитрости[21], или список подпишет и правую грамоту даст, а обыщетца то вправду, и боярину, и окольничему, и дворецкому, и казначею, и дьяку в том пени нет; а исцам суд з головы, а взятое отдать назад.

3. А который боярин, или дворецкой, или казначей, или дьяк в суде посул возьмет и обвинит не по суду, а обыщетца то вправду, и на том боярине, или на дворецком, или на казначее, или на дьяке взяти исцев иск, а пошлины на царя и великого князя, и езд, и правда, и пересуд, и хоженое, и правый десяток, и пожелезное взяти втрое[22], а в пене[23] — что государь укажет».

Но если на судью или на кого-то из высокопоставленных должностных лиц принимались клеветать, то клеветника ожидали самые неприятные последствия. Его должны были бить кнутом, а затем отправить в тюрьму. То же самое ждало человека, дерзнувшего дать в суде ложное свидетельство.

Одна из последних статей открывала путь для совершенствования этого свода законов. В ней говорилось: «А которые будут дела новые, а в сем Судебнике не написаны, и как те дела с государева докладу и со всех бояр приговору вершатся, и те дела в сем Судебнике приписывать». Отсюда видно: для введения новых законов нужна не только воля государя, но и «приговор» всех бояр, то есть единогласное решение всей Боярской думы. Эта норма очень сильно ограничивала власть царя Ивана Васильевича. Он оказался лишен возможности самостоятельно давать силу новым законам.

Однако всего через несколько лет Иван IV избавится от столь стеснительного запрета.

Впоследствии Судебник постоянно изменялся и дополнялся. В нем как в зеркале отражались все новые явления русской жизни. Если кто-то хочет увидеть, как устроено было русское общество того времени, то знакомство с маленьким Судебником даст ему больше, чем десяток учебников.

Что касается русского судопроизводства тех времен, то оно велось с хорошей скоростью и было избавлено от крючкотворства, избыточной сложности. И в этом видна заслуга Ивана IV. Английский моряк Ричард Ченслор, оказавшийся в России через несколько лет после того, как вошел в силу новый Судебник, сообщает: «В одном отношении русское судопроизводство достойно одобрения. У них нет специалистов-законников, которые бы вели дело в судах. Каждый сам ведет свое дело и свои жалобы и ответы подает в письменной форме, в противоположность английским порядкам. Жалоба подается в форме челобитной на имя великокняжеской милости, она подается в его собственные руки и содержит просьбу о правосудии, сообразно тому, как изложено в жалобе. Великий князь постановляет решения по всем вопросам права. Конечно, достойно похвалы, что такой государь берет на себя труд отправления правосудия. Несмотря на это, происходят удивительные злоупотребления и великого князя много обманывают. Но если окажется, что должностные лица скрывают истину, то они получают заслуженное наказание».

Реформирование России, произведенное в середине XVI столетия, — поистине великая по объему работа, и ее выполнили в необычайно короткий срок. Всего-то за десятилетие! Ко второй половине 1550-х годов главное реформаторам удалось завершить. Государственный строй державы обрел черты устойчивости и здравой унификации.

Можно сказать, при Иване III старая Русь очищалась в плавильном горне, вытекая оттуда чистым металлом России, а при Иване IV Россия отливалась в конкретные формы государственного бытия.

О 1550-х годах осталось много свидетельств иностранцев, побывавших тогда в России. О самом царе, о царском дворе, о Москве и всей России они писали немало хвалебного. Из их сочинений видно, что государство процветало.

Так, например, англичанин Энтони Дженкинсон писал: «25-го декабря, в день Рождества 1557 года, я был принят царем и поцеловал его руку. Он сидел на возвышении на красивом троне, имея на голове богато украшенную корону и золотой жезл в руке; он был одет в золотую одежду, украшенную драгоценными камнями. В расстоянии около 2 ярдов[24] от него сидел его брат, а рядом с последним — мальчик лет 12, наследник казанского царя, покоренного русским царем… Далее вокруг царя сидели его вельможи, богато разодетые в золото и драгоценные каменья. Когда я поклонился царю, он собственными устами назвал меня по имени и пригласил к обеду.

После этого я возвратился на свое подворье до обеда, который происходил в 6 часов при свете свечей.

Царь обедал в большом, прекрасном зале, посреди которого была квадратная колонна, очень искусно сделанная; вокруг нее накрыто было много столов, а сам царь сидел на самом возвышенном месте палаты; за столом его сидели его брат, сын его дяди, митрополит, молодой казанский царь и несколько вельмож; все они сидели по одну сторону стола. Тут же были различные посланники и другие иностранцы, как христиане, так и язычники, одетые в самые разнообразные одежды; всего в этом зале обедало до 600 человек, не считая 2000 татар-воинов, которые только что явились с изъявлением покорности царю и назначены были служить ему в его войне с ливонцами, но татары обедали в других залах. Я сидел прямо против царя за маленьким столиком без других иностранцев по соседству. Будучи так посажен, я получил от царя из его собственных рук несколько кубков с вином и несколько блюд с мясом, которые приносил мне какой-то князь. Вся посуда на моем столе была из золота и серебра; такая же посуда была и на других столах: кубки были из золота, украшенные каменьями, ценою не менее 400 фунтов стерлингов каждый, не считая серебра, расставленного на столах. Тут же стоял поставец с весьма богатым и роскошным серебром, которое не употреблялось. Среди прочих была вещь из золота, длиною в 2 ярда с башнями и драконовыми головами на верху чеканной работы; тут же стояли золотые и серебряные бочонки с замками на втулках, очень искусно сделанные. Царя и весь зал обслуживали князья, а когда обед кончился, царь позвал меня по имени и соответственно дал мне кубок с вином, после чего я отправился домой.

Заметьте, что когда царь пьет, то все присутствующие встают, а он каждый раз, когда пьет или отведывает какого-нибудь блюда, крестится…

Москва — большой город: дома в нем большей частью деревянные, и лишь немногие выстроены из камня с железными окнами со ставнями. В Москве много прекрасных каменных церквей, но еще больше деревянных, отапливаемых зимою. Царь живет в прекрасном, большом, квадратной формы замке с высокими и толстыми кирпичными стенами, расположенном на холме в 2 мили окружностью и выходящем юго-западной стороной на реку. В стенах 16 ворот и столько же бастионов. Дворец отделен от остальной части замка длинной стеной, идущей с севера на юг по направлению к реке. В его дворце церкви, одни — каменные, другие — деревянные, с круглыми вышками (куполами?), красиво позолоченными. На церковных дверях и внутри церквей — позолоченные образа. Главные рынки, где торгуют всем, находятся внутри… стен Кремля и Китай-города, а для отдельных предметов есть особые рынки: для каждого ремесла отдельно. А зимой бывает большой торг за стенами замка на замерзшей реке: там продают хлеб, глиняные горшки, кадки, сани и т. п.

Страна полна болотистых мест, представляет собой равнину, изобилует лесами и реками, но родит также много хлеба. Здешний царь очень могуществен, ибо он сделал очень много завоеваний, как у ливонцев, поляков, литвы и шведов, так и у татар, и у язычников, называемых самоедами, и тем очень расширил свои владения. Свой народ он держит в крепком подчинении; все дела, как бы незначительны они ни были, восходят к нему. Законы жестоки для всех обидчиков. Митрополит в делах, касающихся религии, поступает по своему усмотрению; царь относится к нему с большим почтением. Русские следуют правилам и обрядам греческой Церкви. Они почитают много образов, написанных на досках, и особенно образ св. Николая.

Когда русский едет верхом в поход или в какое-нибудь путешествие, он надевает саблю турецкого образца и такой же лук со стрелами. В городе он не носит оружия, а только две или три пары ножей, с рукоятками из зубов рыбы, называемой моржом… Если русский имеет хоть какие-нибудь средства, он никогда не выходит из дому пешком, но зимой выезжает на санях, а летом верхом; в санях он сидит на ковре или на шкуре белого медведя. Сани везет богато убранная лошадь с множество лисьих и волчьих хвостов вокруг шеи; ею правит мальчик, сидящий на лошади; слуги стоят на запятках».

Другой англичанин, Ричард Ченслор, также с удивлением говорит о богатстве царских пиров и пышности дворцового обихода, сочетавшихся с привычкой как самого царя, так и его вельмож в повседневном обиходе придерживаться умеренности, граничащей с бедностью. Во многом Ченслор и Дженкинсон пишут о России сходные вещи, и не верить им нет причин.

Итак, свидетельство Ченслора о торжественной трапезе молодого Ивана IV: «Стол был накрыт скатертью; на конце его сидел маршал[25] с небольшим белым жезлом в руке; стол был уставлен золотой посудой; на другой стороне залы стоял поставец с посудой. Отсюда я прошел в обеденную палату, где сам великий князь сидел не в торжественном наряде, в серебряном одеянии с царской короной на голове. Он сидел на кресле, поставленном довольно высоко; около него не сидел никто; все сидели в некотором отдалении. Длинные столы были накрыты вокруг комнаты; все они были заполнены теми, кого великий князь пригласил к обеду; все были в белом. Все места, где стояли столы, были на две ступени выше, чем пол остальной части палаты. Посредине палаты стоял стол, или поставец для посуды: он был полон золотых кубков, среди которых стояли четыре чудесных жбана, или кружки (crudences), как их здесь называют. Я думаю, что они были высотой в добрые полтора ярда[26]. У поставца стояли два дворянина с салфетками на плечах; каждый из них держал в руках золотую чашу, украшенную жемчугом и драгоценными камнями: это были личные чаши великого князя; когда у него являлось желание, он выпивал их одним духом. Что касается яств, подаваемых великому князю, то они подавались безо всякого порядка, но сервировка была очень богата: все подавалось на золоте не только ему самому, но и всем нам, и блюда были массивные; кубки также были золотые и очень массивные. Число обедавших в этот день было около 200, и всем подавали на золотой посуде. Прислуживавшие дворяне были все в золотых платьях и служили царю в шапках на голове. Прежде чем были поданы яства, великий князь послал каждому большой ломоть хлеба, причем разносивший называл каждого, кому посылалось, громко по имени и говорил: «Иван Васильевич царь Русский и великий князь Московский жалует тебя хлебом». При этом все должны были вставать и стоять, пока произносились эти слова. После всех он дает хлеб маршалу; тот ест его перед его великокняжеской милостью, кланяется и уходит. Тогда вносят царское угощение из лебедей, нарезанных кусками; каждый лебедь — на отдельном блюде. Великий князь рассылает их так же, как хлеб, и подающий говорит те же слова, как и раньше. Как я уже сказал, кушанья подаются без определенного порядка, но блюдо за блюдом. Затем великий князь рассылает напитки с теми же словами, какие сказаны выше. Перед обедом великий князь переменил корону, а во время обеда менял короны еще два раза, так что в один день я видел три разные короны на его голове. Когда все кушанья были поданы, он своей рукой дал еду и напитки каждому из прислуживавших дворян. Его цель, как я слышал, состоит в том, чтоб каждый хорошо знал своих слуг. По окончании обеда он призывает своих дворян одного за другим, называя их по имени, так что удивительно слушать, как он может называть их, когда их у него так много. Итак, когда обед кончился, я отправился к себе; это было в час ночи».

Эта пышность — часть дворцового обычая: если слуги царя, включая знать, собираются вокруг особы государевой, или же если служильцам его двора предписано заняться неким торжественным, почетным действием, роскошь — норма. Тот же Ченслор замечает: «Когда русских посылают в далекие чужеземные страны или иностранцы приезжают к ним, то они выказывают большую пышность. В других случаях сам великий князь одевается очень посредственно, а когда он не разъезжает с одного места на другое, он одевается немного лучше обыкновенного. В то время, когда я был на Москве, великий князь отправил двух послов к королю Польскому по крайней мере при 500 всадниках; они были одеты и снаряжены с пышностью свыше всякой меры — не только на них самих, но и на их конях были бархат, золотая и серебряная парча, усыпанные жемчугом и притом не в малом числе. Что мне еще сказать? Я никогда не слыхал и не видел столь пышно убранных людей. Но это не их повседневная одежда; как я уже сказал выше, когда у них нет повода одеваться роскошно, весь их обиход в лучшем случае посредственный».

Примерно тогда же один из приезжих итальянцев воздал хвалу молодому русскому дворянству: «Молодежь упражняется в разнообразных играх, весьма близких, однако, к военному искусству; они состязаются, например, в бегании взапуски, кулачном бою, верховой езде, стрельбе. В каждой игре есть своя награда, и особенная честь оказывается тому, кто лучше всех владеет луком. Игра в карты, кости и т. п. здесь не в употреблении вследствие совершенного запрещения этого зла… Их лошади ниже среднего роста, сильны и быстроходны. На них обыкновенно сражаются копьем, железными палицами, луками и стрелами. Войска были раньше немногочисленны, воины носили оружие за спиной, а тело хорошо покрывали круглым или четырехугольным щитом, подобно туркам, а значит, и грекам. Их манера сражаться состояла в том, что они, подобно скифам, спасаясь, ранили неприятеля; они считали постыдным побеждать врага обманом, скрытой хитростью и из засады; сражались же храбро и как на поединке. Они выказывали известного рода великодушие и презирали ту храбрость, которая вытекала из каких-либо преимуществ, не признавая победу полной и настоящей, раз она одержана обманом и хитростью…»

После этого итальянский автор сказал несколько лестных слов и о самом государе: «В настоящее время император Иван Васильевич много читает из истории Римского и других государств, отчего он научился многому. Он также часто советуется с немецкими капитанами и польскими изгнанниками, и для собственной пользы взял себе за образец (великих) римлян, которые благодаря хитрости побеждали в битвах дикие и ужасные народы».

Иноземные купцы удивляются необыкновенной дешевизне на московских торгах. Хлеб и мясо всегда в изобилии. Срубить новый дом стоит очень мало. Огромная, сытая, хорошо вооруженная армия готова чрезвычайно быстро собраться в поход и ударить на врага. Среди соседей России не видно противника, который был бы способен сокрушить государство-исполина, богатое и мощное.

Из описаний иностранцев очень хорошо видно: Московское государство — процветающая держава. Иван IV, православный государь этой державы, находился в зените славы.

В середине XVI столетия русская цивилизация все еще пребывала на пике своего развития. Это видно не только по военным достижениям, бурной реформаторской деятельности, новым веяниям в искусстве, но и по преобразованиям Церкви. В то время ее главой был мудрый, благочестивый и «книжный» человек, митрополит Макарий, впоследствии причисленный к лику святых.

След, оставленный деятельностью святителя Макария на всем складе русской жизни середины XVI века, столь глубок, что время это с тем же основанием можно называть «эпохой митрополита Макария», с каким именуют его «эпохой Ивана Грозного».

Святитель Макарий родился в 1481 или 1482 году. Постриг он принял в Пафнутиевом Боровском монастыре, отличавшемся большой строгостью иноческой жизни. Затем возвысился до положения архимандрита в Лужецкой обители под Можайском. Великому князю Василию III Макарий понравился своей ученостью, даром учительства и здравым умом. Поэтому государь выдвинул его в архиепископы Новгорода Великого — второе «по чести» место в русской церковной иерархии того времени. Строптивым новгородцам Макарий также пришелся по душе. Пребывая на Новгородской кафедре, святитель Макарий ликвидировал монастыри, где жили одновременно мужчины и женщины. Во главе новых женских обителей он поставил игумений, а не игумнов, а священниками сделал в них белых попов, а не монашествующих. Активно боролся он с остатками язычества в тех местах Новгородской земли, где жили финно-угорские народы. При нем был отремонтирован и украшен собор Святой Софии — главный в городе.

В 1543 году Макария поставили митрополитом Московским. Он взошел на кафедру в трудное для Русской церкви время. Вот уже несколько лет служилая знать вертела как хотела митрополитами, а у малолетнего государя не было власти, чтобы воспрепятствовать этому. Но Макарий старается не участвовать в придворных интригах, лишь постепенно и осторожно поддерживая государя-юношу и собиравшихся вокруг него людей. Добрые советы митрополита способствовали постепенному возвышению Ивана IV над хаосом придворной борьбы.

Русская церковь также нуждалась в централизации, как и государство. Обычаи ее в разных областях России отличались друг от друга, не было даже единого пантеона святых. Некоторых из них почитали в одной земле, а по соседству совершенно не знали. Митрополит повелел собрать всю бытовавшую тогда духовную литературу и сведения о всех святых, почитаемых в Русской земле. Вычистил из полученной совокупности все то, что не соответствовало замыслу или считалось «отреченной» (нежелательной для чтения православными) литературой. Остальное Макарий разместил по месяцам и дням: жития святых и произведения канонизированных Церковью авторов. Всего получилось 12 колоссальных по размеру книг, которые именуются Макарьевские Минеи Четьи.

До митрополита Макария наша Церковь знала всего 22 русских святых. Его усилиями на соборах 1547 и 1549 годов было канонизировано еще семнадцать.

Внутренняя жизнь Церкви нуждалась в установлении общего порядка вместо той пестроты, которая на практике установилась в разных концах Руси. В 1551 году прошел большой церковный собор, получивший наименование «Стоглавого», поскольку его постановления уместились в 100 глав[27]. Эти главы построены в форме диалога: царь Иван IV вынес к Церкви щекотливые вопросы, требовавшие обсуждения и решения; собор, в свою очередь, отвечал по пунктам, кое в чем уступив, но выдержав позицию духовной самостоятельности. Помимо экономического (государство пыталось, но не сумело отнять большие монастырские вотчины) собор имел большое нравственное и политическое значение. На нем обличались пороки духовенства, а также склонность прихожан к ересям, астрологии, «мудрованию» в духе протестантизма, тогда очень влиятельного в Восточной Европе. Собор указал на необходимость «исправить» все это. Он определил компетенцию церковных судов. Показано было также, сколь далеко может простираться вмешательство воли государя в область церковных дел.

На многих государственных преобразованиях того времени лежит отсвет воли и мудрости святителя Макария. Пока он был жив, борьба монарха и служилой знати не принимала жесточайших форм, которые придут в российскую политику через год после его кончины. А отношения между государем и Церковью надолго приняли благодатный характер симфонии — соработничества.