39

Автомобиль Гроднева останавливается перед огромным дорогим домом. Мы только что проехали через пост охраны с настоящим шлагбаумом. А навстречу нам вышел мужчина, которого хочется назвать дворецким.

Я вылезаю из машины и смотрю на трёхэтажный особняк с открытым ртом. Несчётное количество окон отражают алые лучи заката. И ведь портьер здесь никак не меньше, чем окон…

Вот же блин!

Платон кладёт руку мне на плечо.

- Пойдём? – зовет он.

Киваю неуверенно.

Мужчина, которого я мысленно назвала дворецким, обгоняет нас на крыльце и распахивает дверь, пропуская нас внутрь.

В огромном холле высотой в два этажа я в ужасе гляжу на окна во всю стену, оформленные бархатными портьерами.

- Кажется, я продешевила, - вслух заявляю я.

Гроднев ухмыляется.

- Уже начала торговаться? Это правильно, - хвалит Платон. - Но давай после ужина. Я голодный.

- Сколько же здесь квадратов? – с придыханием спрашиваю я.

Три этажа, два крыла, миллион дверей…

Да здесь сотня комнат, не меньше! Я застряну с этими занавесками и покрывалами на месяц… и вряд ли осилю такой объём в одиночку…

- Ты про площадь? - Гроднев аккуратно подталкивает меня вперёд, если я глазею по сторонам слишком долго. – Точно не помню, где-то пятьсот. Скромно, но куда мне больше?

- Наверняка есть комнаты, куда ты не заходил больше одного раза, - предполагаю я.

- Наверно, ты права, - ничуть не смущается Платон. – В кладовки за кухней и большую часть гостевых я заходил, только когда была закончена их отделка. Мне кажется, что есть пара гостевых, где я вообще не был.

Ещё совсем недавно меня впечатлил дом Валеры и Гали, но по сравнению с домом Гроднева, он кажется совсем небольшим и скромным.

И снова нас нагоняет «дворецкий». Это худой мужчина с совершенно седой головой и прямой осанкой. Он одет в чопорный деловой костюм. На лице до комичности строгое выражение.

- Познакомься, Рим, - говорит Гроднев, - это Полина Сергеевна. Она превосходная швея, и я нанял её для замены текстиля.

Мужчина смиряет меня недоверчивым взглядом.

- Хватит ли у мадемуазель опыта? – с сомнением произносит он.

Вот нахал!

- Опыта у мадемуазель больше, чем вы в состоянии оценить, - отвечаю я, скопировав надменное выражение лица мужчины.

Гроднев довольно посмеивается.

- И я, вообще-то, ещё не согласилась, - предупреждаю я Гроднева.

- Хорошо, - примирительно произносит он, - но, пожалуйста, сначала ужин, потом всё остальное.

- Согласна, - киваю я под громкое урчание своего желудка.

Мы проходим в большую светлую столовую, где нас уже ждёт ужин.

Оказывается, Платон не пошутил насчёт утки.

Ароматные кусочки мяса сложены друг на друга небольшой башенкой, как делают в ресторанах. Рядом целая картина из брусничного соуса.

Даже есть жалко. Такая красота…

- Не нравится? – спрашивает Платон, глядя, как я кручу в руках тарелку. – Если хочешь, я вызову повара и попрошу его приготовить для тебя пюре с котлеткой.

- Не стоит, - я криво улыбаюсь Гродневу и накалываю на вилку нежный кусочек утятины.

Он оказывается невероятно вкусным. Просто тает во рту.

- Это божественно… - произношу я, отправляя в рот ещё кусочек.

Платон кивает.

- Мой повар – талантливый человек, - говорит он. – Я сразу таких вижу и стремлюсь включить в свою команду.

Принюхиваюсь ко второму блюду из овощей и понимаю, что оно точно окажется не менее вкусным.

- И ты тоже талантливый человек, - говорит Платон.

Краснею от неожиданного комплимента и опускаю глаза в тарелку.

- Я просто опытная швея, - я качаю головой.

- Нет, - не соглашается Платон. – Опыт даёт многое, но не волшебство, которое является следствием таланта. Я видел, как женщины выглядят в твоих платьях. Твоя работа преображает невест. Они не зря стоят к тебе в очередь.

- И после таких дифирамб ты ждёшь, что я соглашусь на каких-то жалких пятьсот тысяч? – шучу я. – Вот заломлю тебе цену в миллион, будешь знать, как болтать.

- Согласен на миллион, - не моргнув глазом говорит Гроднев.

- Я пошутила, - объясняю я.

Гроднев качает головой.

- Обсудим после ужина.

Пожимаю плечами и сосредотачиваю своё внимание на ужине.

Не успеваем мы доесть, как двери в столовую распахиваются и в помещение стрелой влетает что-то большое и лохматое.

- Бальтазар! – раздражённо кричит бегущий следом Рим. – А ну, стоять, немытое чудище! Отправим тебя на ферму к коровам, непослушный ты пёс!

Большое и лохматое несётся прямо к Платону, оставляя за собой на паркете грязные следы.

Светлый хвостик крючком мечется из стороны в сторону. Мелькает розовый нос и такой же розовый мокрый язык.

- Привет, Балу, - Платон со смехом откладывает вилку и принимается чесать подбежавшего пса за ухом.

- Это что, лабрадор? – не веря своим глазам, спрашиваю я.

Загрузка...