Глава 37
Вибрация откуда-то изнутри заставила меня вздрогнуть. Сцепить зубы. В голове набатом звучал голос бабушки: «Это потому что ты плохая, вот и осталась никому не нужна. Это ты всё разрушила. Так хорошие девочки не ведут себя!».
Зубы ударились друг о друга, и мне до ужаса сильно захотелось вылезти из кожи, сбросить её, пропитанную запахом мужа.
— Полин, — позвал Макар. Я замотала головой, не поднимая глаз, потому что сейчас я разрушила то, что ещё можно было склеить, что можно починить, вчера я доломала. У Макара просто спортивный интерес, уязвлённое эго. Никогда я ему не нужна была.
Одеяло укутало меня с ног до головы, и я встала с кровати. Шагнула к двери.
Ванна. Мне нужна ванна. Чтобы смыть с себя весь позор. Мне надо очистить тело от всего, что было ночью.
Дверь ванной я закрывала трясущимися пальцами. В голове всё звенело, и я не дошла до кабинки. Согнулась над унитазом, сплёвывая рвоту. Я грязная. Вся. Целиком. Снаружи и внутри.
Минут десять я стояла возле раковин, выполаскивая рот. А потом зашла в кабинку. Выкрутила горячую воду на максимум. Кожу обожгло. Засаднило. Я вздрагивала от подступивших рыданий. Я использованная. Никому не нужная. Медалька из списка наград Макара. Такая же, как все его шлюхи. Одна из. Ничем не лучше Ангелины.
Кипяток скользил по телу, и я тёрла себя жёсткой мочалкой, не жалела нежного мыла с ароматом абрикосов, просто чтобы смыть с себя ночь.
Мерзкая.
Грязная.
Отвратительная шлюха.
Только она может лечь с мужчиной, которому не нужна.
Рвота подступила к горлу.
Грязь, везде грязь.
Перед глазами встала картинка, как мой муж трахает на нашей постели девку.
Вода оказалась выключена. Я выскочила из душевой, и снова меня тошнило. Капли стекали по мне, перемешиваясь со слезами. Дрожащей ладонью я вытирала рот и понимала, что я падшая. Зная всё, что делал Макар, про Ангелину, про шлюх, я всё равно легла с ним в постель.
Это омерзительно.
Быть одной из многих, знать, что вчера меня ласкали пальцы, которые так же делали с другими женщинами. Знать и получать удовольствие.
По телу прошёл озноб. Я дотянулась до полотенец и вытащила самое большое. Укуталась в него. Вышла я из ванны с самым независимым видом. В кухне гремела посуда. Я прошла в гардеробную и из оставшихся вещей выбрала наряд на сегодня. Оделась. Расчесала мокрые волосы. Затянула в пучок. С верхней полки стянула одну из больших сумок, покидала немного одежды и вернулась в гостевую, где провела ночь. Бумаги на развод так же лежали на постели. Я подцепила папку и запихала её в сумку. Прошла мимо кухни в холл и стала обуваться. Макар выглянул в коридор:
— Ты куда? — спросил он, вытирая руки о полотенце.
— Я же свободна, — невозмутимо повторила я, стараясь ещё влажными ногами влезть в туфли. — Куда хочу, туда и иду…
Макар замер. Вздохнул. Сделал шаг ко мне.
— Я, наверно, неправильно выразился… — начал он, подходя почти вплотную. Я шагнула к двери и положила ладонь на ручку. Макар, заметив этот жест, дёрнулся и перехватил ладонь, оттесняя меня от выхода. — Я дал тебе развод, потому что ты этого хотела, но я не перестал быть человеком, который любит…
Я вздохнула. Подняла глаза к потолку, потому что его любовь характеризовалась изменами.
— Для человека, который любит, ты излишне неразборчив в связях… — припечатала я, вырывая свою ладонь у него.
— Полин, что случилось? — он нахмурился и попытался обнять. Я отшатнулась и налетела боком на дверцу шкафа.
— Ничего, ты просто мне изменил…
— И мне нет прощения, Полин. Но даже разведясь, я хочу, чтобы ты знала, что я всё равно буду тебя любить. Тебя и …
— Это не твой ребёнок, — отрезала я. — Не надо нас любить. Достаточно.
В груди разгорался комок отчаяния, потому что одна часть меня, та, что ночью подарила всю себя, задыхалась криками и слезами. А другая — та, которой изменяли и предавали, выла на одной ноте от боли и бессилия. От осознания себя порченой, плохой, омерзительной. И за это третья я решила бить без предупреждения.
— Не мой… — протянул Макар и опёрся о дверь плечом. — Но это не меняет того, что он всё равно мне дорог.
— Зачем тебе чужой ребёнок? — едко спросила я. — Ты мог завести своего… Ангелина…
— Полин, прекрати, — резко обрубил Макар. А я вызверилась.
— Что прекратить? Напоминать тебе, какой ты козёл? Или вспоминать, что кольца мои передариваешь?
— Она его спёрла! — повысив голос, выдал Макар, но меня понесло.
— Когда отсасывала?
Макар дёрнулся ко мне. Схватил за предплечья. Взглянул в глаза и выдохнул:
— Что случилось?
Я растерялась от такого напора. Просто не подозревала, что несколькими фразами смогу задеть чувствительное мужское эго. И от этого моя воинственная натура слегка смутилась, но тут же нашлась.
— Ты дал мне развод, — улыбнулась я, сдерживая слёзы.
— Потому что ты этого хотела.
— Я хотела, чтобы мне вернули мою жизнь. Чтобы ты мне вернул мою жизнь!
Макар отпустил меня. Растерянно помотал головой, вытрясая из неё, видимо, мои последние слова, и признался:
— Полин, я ничего не могу исправить, — в голосе столько растерянности, словно до него только сейчас дошло, что мы все сломали. — Я не могу исправить прошлое и заставить тебя всё забыть, но я могу дать будущее, пусть без такого мудака, как я, но зато самое лучшее…
Маленькая девочка внутри меня кричала, оглушая своим звонким голосом: «Не бросай, не уходи, он любит!», а я смотрела пустыми глазами на бывшего мужа и понимала, что он прав, но мне такая правда не нужна. Поэтому слова не хуже ножа:
— Ты настоящее чудовище, Макар.
— А ты Красавица…