Измени мне, любимый!

Глава 2

Сегодня без лифта быстро никак не получается. Как ни спешу, выходит забег с препятствиями (в лабутенах и по ступенькам), элементами квеста с тайнами и монстрами и веселой спартакиады.

На третьем этаже сталкиваюсь с соседом: заядлый рыбак, ранняя пташка. Выходит из лифта с хорошим настроением и уловом. На его лице блаженное выражение — такое, как у человека, который уже получил свой дзен.

С рыбалки вместе с дзеном он тащит домой трофеи и свое незамысловатое снаряжение. А тут навстречу ему я — та самая, что оказавшись рядом, обязательно нацепит на себя все возможные крючки, запутается в леске, а под занавес опрокинет ведерко с уловом.

Пришлось задержаться здесь на полминуты:

— Упс! Я опять в ваши сети попалась!

— Стой, Леська, не крутись! Вот так! — сосед ловко разрезает леску и выпутывает мою сумку.

— Ой, еще волосы!

— Ну и вертлявая ты особа — ну-ка, осторожней, крючки! — он предусмотрительно прижимает к груди ведерко с рыбацкой добычей и одновременно вынимает крючки из мгновенно превратившихся в космы моих волос.

Уффф… мчусь дальше.

Этажом ниже меня облаял знакомый мопс Мотя: выбежал навстречу хозяину, а тут — я, скачу через две ступеньки.

— Мотя, ну, прости, прости! Мне сегодня край как надо быстро! Ты ж Мотя, понимаешь, как это, когда приспичит во двор!?

Мопс умный, он знает, что порядочные люди в булочную на такси не ездят, а во двор спускаются в лифте. Поэтому ругается на всякий случай — вдруг я с утра настроена на беспорядки и меня надо призвать к ответу.

А на площадке первого с наскоку врезаюсь в курьера с огромным букетом моих любимых желтых хризантем. Успела глянуть — нажал кнопку нашего этажа. Промелькнула догадка — это мне?

“Любимый, ты умеешь сделать мое утро особенным” — сказала бы я, если бы курьер с цветами доехал к нам раньше курьера с конвертом. Но — не сегодня.

Пожалуй, два курьера за одно утро — это может стать моей личной приметой появления в жизни “определенных обстоятельств”.

Все, я на свободе — вываливаюсь из двери в утренний и еще тихий двор. Из-за экстрима по ступенькам в теле рядом с напряжением образовался и кураж — как тогда, перед неслучившимся прыжком с пирса в море.

Вспоминаю, как я стою на самом краю, Олег — внизу, в воде, ждет меня. Мой стриженый блондин преступно хорош, притягивает взгляды и провоцирует помыслы каждой дамы на пляже — от трех лет до восьмидесяти.

Он тянет ко мне руки и негромко, но настойчиво зовет:

— Лесёныш — прыгай! Я тебя поймаю — давай, прям в руки! Жду-у-у-уууу!

Расстояние до Олега метров пять. Кураж приказывает телу: вперед! Сначала взлететь над волной, а потом к нему — в любимые крепкие руки.

Десятка два отдыхающих подхватывают призыв мужа и уже почти скандируют: Прыгай! Прыгай! Прыыыыыгай!

А мне хочется скорей к любимому, но… понимаю, что не могу.

Останавливает мысль, что это все похоже на телешоу, а значит, если я как-то неправильно упаду в воду первый раз (плюхнусь на пузико, раскорячусь попой кверху или буду орать в полете от страха), придется делать дубль. А потом еще один, третий, четвертый — пока не получится идеальный прыжок.

И я физически чувствую, как кураж сначала стихает, а потом уходит из тела. Так исчезает воздух из шарика через малюсенькую дырочку размером с микрон. С каждой минутой шарик мягче, слабее, меняет форму, цвет… Ну и судьба его известна.

Вижу себя на пирсе со стороны: как плечи мои устают тянуться вверх, грудь замирает после выдоха и резко вдруг хочется присесть, прямо тут, на шершавую и теплую от закатного солнца доску.

Выключаю внешние раздражители, настраиваюсь на диалог с самой собой и только потом вдыхаю с облегчением — решение принято.

Уверенно делаю два шага от края пирса к центру. Вижу расстроенное лицо мужа — он понял, что сегодня не прыгну. Он болезненно реагирует на публику, которая тупо и безразлично злится, что представления не будет.

И я стою на пирсе и точно знаю, о чем мы поговорим, когда вернемся с моря.

Но я совсем не готова говорить с Олегом теперь, когда он — и доказательства тому у меня в конверте — в статусе молодого отца. Уверена, что он захочет этого разговора и очень скоро, потому что представляю, как мучительно далось ему это долгое молчание.

Вот, кстати, хороший вопрос: долгое — это сколько? Девять месяцев? Год? Два?

Когда Олег узнал о своем отцовстве? Какое количество чашек утреннего кофе он успел мне за это время приготовить?

Я хочу задать ему эти и много других вопросов, но я пока не готова услышать ответы.

Потому что еще не решила, что мне делать с этими “определенными обстоятельствами”.