Спасибо всем, что сразу смылись — без вопросов, долгих и никому не нужных прощаний и других разговоров. Да им просто уже до чертиков надоело наблюдать за нашим с Петром — “мы ведь не торопимся”.
И — нет, мне не стыдно. Как только хлопнула входная дверь, крепко схватилась обеими руками с двух сторон за ворот рубашки моего синеглазого и резко потянула его к себе.
Ворот раздвинула, изучаю — что досталось. Первый раз так близко. Чую: цвет, запах, вкус — даже лизнула — все мое.
Пока есть у меня единственный вопрос, который сейчас хочу задать — глаза в глаза — и ничем себя не ограничиваю:
— Ну, что, милый, сегодня анлим — до утра?
И ответ-то мне не нужен, не жду его, а просто продолжаю с девизом “делай, что должен — и будь, что будет”.
Вот как сейчас: минута почти без действий, лишь одни намеренья — а мы уже близки друг другу, как ни разу прежде.
Изучаю дальше, разглядываю.
Взмах ресниц, приоткрывший блеск в глазах…
косая тень от челки, спрятавшая напрягшиеся скулы…
и дернувшийся на вдохе вверх уголок рта.
За пол мгновения я успеваю все еще не произнесенные слова увидеть на его лице.
И с восторгом эхом слышу рык — тихий, но от этого не менее наполненный страстью и желанием.
Зажмурилась. Не видеть желаю, а слышать — как сильно хочет меня мой синеглазый.
Шелест вдоха и урчание выдоха.
— Анлим у нас с тобой уже давно — на все и сразу, милая.
И мне не стыдно так торопливо и, в то же время, так старательно двигать пальчиками. Ведь на каждый мой счет — раз, два, три — отлетает новая пуговица с его рубашки.
Сдергиваю оставшуюся ткань и скольжу по его горячей груди. И изумляюсь — как такое возможно?
Чтоб под тончайшим и прохладным шелком кожи мои ладошки утопали в пышущей жаром стальной стене мышц.
Чтоб каждое его движение перебегало волной в мои пальчики, а после отката без потерь возвращалось от меня ему же.
Чтоб ладошки мои нагревались за мгновение до точки, за которой потом — только сгорать и плавиться.
И мне не стыдно так жадно ловить шальными от отсутствия хоть капли того самого стыда губами все, до чего сейчас они готовы дотянуться.
Вот в плену у них его язык. Шалун — первый попался и нарвался.
Вот обеими обнимаю его нижнюю — давно так хотела попробовать. Ура!
Вот попался кончик носа — прикасаюсь овернежно. Крылья мотылька — кувалды, в сравнении с моими губами.
И я еще недолго продолжаю упираться в него чем могу — ладошками, губами, взглядом.
А потом внезапно уступаю натиску — и он вжимает меня в себя и себя в меня.
Все.
Игры закончились.
Схватил под попу,
И хорошо что тут совсем рядом стенка, а перед ней тумба. Высота подходящая. Ширина — то, что надо. Как раз для нас — чтобы было сейчас все так — как хочется.
Кожа к коже.
Вдох ко вдоху.
Все и сразу.
Наклоняюсь к груди. Сердце гулко отмеряет ударами время.
А теперь пропустило удар. И мое, сразу затосковавшее — тоже.
А теперь снова — тук-тук-тук! И дальше — вместе.
— Леся, все и сразу? — этот гортанный шепот теперь я буду слышать вечно.
— А что, здесь кто-то не согласен?
— Ммммм… ррррр… милая… — уже не рык, а рев. Убедительно.
— Ну, уж, точно — не я, милый.
Все это время мои пальцы трогают его, соскальзывая вниз — сначала к кубикам, потом по ним, рисуя контур каждого, дальше по косой — упс, пряжка ремня — и снова вниз.
Все это время его пальцы касаются меня, двигаясь вверх: огладили коленки и дальше по бедрам прокладывают себе дорогу, рисуют круги, ждут реакции — и снова что-то рисуют.
Ну вот мы и встретились.
А дальше — как и хотели.
Все и сразу.