Когда цифровые гении закончили тестировать свою новую систему, стало ясно, что на сосиско-пати мы опоздали — уже окончательно и бесповоротно.
Ну, к этому все и шло.
Палыч давно понял, что сегодня его волшебные пинки не работают и больше не звонил и не ругался вперемешку с угрозами уволить всех по статье “радикальный трудоголизм”.
Яська еще полтора часа назад перестала слать мне сообщения в мессенджер, атакуя призывами: сначала — забить на работу, которая никогда не кончится, потом — забить на мужчин, которые не могут наиграться в боссов и гениев, последними были призывы к девочковой дружбе, но и они у нее закончились.
На диване в приемной сладко спала Катенька. Она тоже не дождалась, когда Алекс поведет ее развлекать и кормить сосисками на гриле, но сама туда ехать наотрез отказалась.
У меня не было никаких реальных рычагов, чтобы в процессе доработки системы как-то изменить ситуацию: ускорить, отменить, запретить, всех выгнать.
Единственное, что я могла сделать — не допустить голодных обмороков среди трудящихся, поэтому два раза заказывала доставку еды.
И один раз Яська нам прислала гриленых колбасок с запиской — “Мир! Труд! Май!”
Эти трое — Петр, Тёма и Алекс — все три раза ненадолго выныривали из процесса лишь только для того, чтобы загрести руками еду, прожевать, запить и вернуться к своим разработкам.
И даже с пиццей в руках они говорили исключительно между собой и на не очень понятном мне языке.
— В бета-версии надо адаптив подтянуть
— Как ты думаешь — это баг или фича?
— Шас выкатим новую версию и потестим.
— Запили дропдаун, а я грумить буду.
В эти минуты я ничего не понимала, но слушала их с удовольствием. Как обычно слушают звуки природы — шум дождя, завывание ветра или журчание ручейка.
Подкрепившись, они снова ныряли за мониторы и я снова могла любоваться только их затылками.
Если быть честной до конца, заказать еду — это не единственное, что я могла сделать сегодня вечером. И не только для трудящихся на диджитал-фронте.
Я сделала кое-что еще.
Волшебные пузырики! Я их заказала с доставкой — ящик любимой Кавы.
Рассудила так: раз сосико-пати, на которое мы с Ясенькой так рассчитывали, накрылось пуховой шалью, пожалуй, я могу сотворить что-то достойное и приятное и для себя любимой тоже.
И вместо того, чтобы погрязнуть в раздумьях о том — а какое очередное “никогда” я должна исключить из своей жизни, я взяла на себя труд начать отмечать успех нашей команды.
Это все потому, что, во-первых, я очень верю в их способности и знаю, что они успешно завершат эту новую систему подгонять интегрировать и она заработает.
Во-вторых, у меня появилось огромное желание заманить праздник в свою жизнь.
Поэтому я весь вечер пью Каву и пробую формулу Игнатия — про “никогда” — связать с пузыриками и праздником.
Получается примерно никак. Пожалуюсь на следующей сессии мозгоправу, что с Кавой формула не работает!
На часах было тридцать пять минут пополуночи, когда Алекс выкатился на кресле в центр зала и сказал:
— Алеся Игоревна — мы молодцы. Мы ее запустили!
А Тёма добавил:
— Да. Она — взлетела!
А синеглазый ничего не сказал. Он просто смотрел на меня с таким выражением лица, которое можно было определить как — блаженное.
Именно так родители смотрят на своего ребенка. Когда он еще совсем младенец и этим взглядом мама и папа его, одновременно — приветствуют, оберегают и благословляют в жизнь.
Я очень хорошо понимаю, что сейчас переживает Петр, когда запустил проект, над которым долго работал.
…и я даже очень рада, что могу разделить эти чувства — как член команды… А как не член хочу, чтобы ты, Петр, знал, что я не только ценю тебя, как профессионала, но и благодарю как человека. …а может даже и как мужчину… нет, как мужчину не могу… а почему я не могу?.. потому что так и не познакомилась с этой твоей ипостасью… вот и Яся говорит: “приличные люди давно решают все вопросы в горизонтальной плоскости”…
— Ух-ты! — прилипла ладошками к щекам, чтобы спрятать от всех, как они заалели, а еще зажмурилась, чтобы не видеть реакцию зрителей — Я это что, все вслух сказала?
— Могу сделать вид, что я не услышал — ну как же красиво звучит этот глубокий и бархатный баритон и это супер-бонус к этим глазам василькового цвета.
Мне надоело жмуриться — все-равно уже спалилась. Открыла глаза.
Заодно увидела, что палилась только перед Петром — никого уже в комнате больше и нет.
— А то что услышал — не разобрал. Почти. — Петр уже совсем рядом и мне прекрасно слышно каждое его слово, даже когда он переходит на шепот.
— У меня только один вопрос: что мы можем сделать прямо сейчас для того, чтобы у тебя была возможность познать все мои ипостаси?
— Все-все?
— Ммммм… ну, не сразу… Но мы ведь не торопимся? Так что, можем и все. Если — постепенно…
— Ох, Петь! Может уже хватит-то — постепенно? Давай, поторопимся, а?
Хм… и мне не стыдно.