Кадеты императрицы

XXXIV

Из десяти компьенских кадетов уцелел лишь один Невантер, вернувшийся на родину после бесконечного ряда мытарств. Он посетил девиц де Ваденкур и сказал им только, что их ненаглядный племянник умер героем. Они с удивительной покорностью приняли этот страшный удар, поразивший их бедные, старые головы, набожно сложили руки и прошептали:

— Бог дал, Бог и взял… Его святая воля!..

Но, несмотря на такую видимую покорность, старушки стали быстро угасать после этого известия и умерли одна вслед за другой в течение трех дней.

Злополучная русская кампания 1812 года положила начало падению империи. Франция сгибалась до земли под тяжестью рекрутского набора, налогов, контрибуции. В то же время по ту сторону французской границы старые династии снова окрылились надеждой и бодро приподняли поникшие головы.

Война не прекращалась, но, понимая свою прямую выгоду, все державы сплотились в одно целое, забыв свои прежние распри, все сплотились, чтобы с алчной радостью кинуться сообща не обессилевшего орла.

Он еще не раз царственно взмахнул крыльями и одержал победу, но тут змеей подкралась гнусная измена. Французы же — о позор! — толкнули чужеземцев-врагов на свою родину-кормилицу.

Наступил день сражения под Лейпцигом, когда сто тридцать тысяч человек были побеждены тремястами тысяч. Потом состоялось отступление к Майнцу и к прежним границам, французская кампания…

Измена проникла и во дворцы, в семью императора: Мюрат и Евгений Богарне покинули императора и Францию, чтобы уберечь свои короны, императора, которому они всем были обязаны и Францию, свою родину.

Маршалы колебались, выжидая решительного момента; Фуше снова вошел в милость, Талейран с присущим ему цинизмом громко и восторженно взывал к Бурбонам.

Настали мрачные дни. Яркая звезда императора померкла и скрылась в наступающей мгле.

В 1814 году маркиз Эрве де Невантер — все еще в том же капитанском чине! — сделал большой крюк, чтобы посетить Йену. Его потянуло узнать что-нибудь о Труде Зеннефельдер, с которой его разлучили превратности войны. Но, увы, от Йены осталось лишь жалкое пожарище: она была сожжена в угоду личной мести саксонского короля, последнего союзника Наполеона. Пожар был ужасный; в нем погибло очень много жителей…

Невантер пробрался на ту улицу, где некогда стоял белый домик Зеннефельдеров, но теперь там торчали лишь обгорелые балки.

Он грустно постоял над этими жалкими останками, в его памяти витали грациозный образ нежной Труды, добродушные, честные лица Германа и Вильгельма… Да, все это было уже в прошлом, все отошло, и семья Зеннефельдеров затерялась в мире теней… Невантер тяжело вздохнул и тихо двинулся в обратный путь.

Позже, в эпоху Реставрации, он снова стал роялистом, был награжден орденом Святого Людовика и произведен в маршалы. Что же… Империя была к нему не особенно милостива!..

Затерянный в глуши Прованса Микеле де Марш приходил в отчаяние от доходивших до него известий о поражении Франции. Он снова слал прошение за прошением, умолял Наполеона разрешить ему вернуться в ряды сражающихся за честь Франции. Но никогда, даже в течение эпохи Ста дней, он не получил ни одной ответной строки. В то время де Марш был несчастнейшим человеком и кровавыми слезами плакал над последовательными поражениями родной армии. Узнав о финальном акте этой страшной драмы, о сражении при Ватерлоо, он сломал свою шпагу и решил как можно скорее умереть. Но в 1816 году он получил письмо, которое несколько облегчило его скорбь. Вот это письмо:

Микеле де Марш тотчас же ответил:

Олимпия приехала, и они повенчались. Жизнь Микеле была очень продолжительна, но он ни разу не выехал за пределы своей деревушки, куда угнала его опала императора. Тщетно взывали к нему роялисты, прельщенные обманчивым заголовком его послужного списка, — он отказался наотрез. Развязка страшной драмы на острове Святой Елены в 1812[6] году не явилась в его глазах разрешением от его добровольных уз: он до самой смерти свято переносил изгнание, наложенное великим императором на него, молодого эскадронного командира, в незабвенную эпоху непобедимости.

Ему одному была более или менее точно известна удивительная история десяти «кадетов императрицы», и от него-то, или, вернее сказать, от его детей удалось впоследствии почерпнуть все изложенные сведения и подробности.

Что касается принца Шарля-Людовика, иначе Людовика Семнадцатого, или де Гранлиса, то он, насколько известно, никогда больше не появлялся на жизненной сцене или, по крайней мере, не появлялся под этим именем. А впрочем, кто знает?.. Не был ли он в числе тех таинственных личностей, которых так жестоко и неумолимо преследовала ненависть Бурбонов и Орлеанов, гноя их в подземных казематах, заточая в сумасшедшие дома, изгоняя за пределы Франции?.. Всех их было двадцать пять человек; из них только некоторые были известны. Роль, правда, была выигрышная и заманчивая, но трудноисполнимая.

Как бы там ни было, но тайна осталась тайной, несмотря на истекшее столетие. И настоящая судьба дофина Франции, отрока Тампля, так и осталась загадкой, дразнящей загадкой, большим вопросительным знаком со страниц истории.