Как это было

Глава 3. Отъезд

Вернулись мы в Ташкент воодушевленные! Поездка придала сил и уверенности. Чита не разочаровала, наверное, большей частью из-за того, что жили в очень удобном и красивом районе. Переезд решили перенести на весну, чтобы не ехать в зиму. Да и некуда было.

Родители, конечно, посочувствовали, что дом от нас ушел, но как-то неискренне. Они радовались тому, что мы поживем с ними еще. Мама души не чаяла в нашей дочке и в своей тоже. Мы жили с моими родителями очень дружно. Мысль, что мне придется уехать от них, меня беспокоила больше всего. Но я старалась об этом не думать.

А между тем в ноябре 1989 года произошло событие мирового значения — падение Берлинской стены. Это означало окончание «холодной войны» и падение «железного занавеса». Это событие положило начало большим переменам в странах социалистического лагеря. И перемены в республиках Союза тоже не заставили себя ждать.

Все хотели независимости, как дети, которые достигли совершеннолетия, а ума еще не нажили и уже хотели жить от родителей отдельно! Кто-то невидимый умело занимался подстрекательством и русофобством. Все хорошее, прогрессивное, старательно стиралось, заслуги русского народа сводились к нулю и национализм расцветал пышным цветом. Рисовались прекрасные жилищные перспективы: выгоним русских — квартиры, дома достанутся за бесценок или даром.

Едва был принят Закон о государственном языке, переход на который должен был состояться в течение 7 лет, во многих магазинах продавцы сразу перестали понимать русских. Или если в очереди за русским человеком стоял узбек, то вдруг обслуживали его, вне очереди. Все чаще узбеки приставали к девушкам на улице и когда получали отпор, материли их.

Все это необыкновенно раздражало и чувствовалось серьезное выдавливание людей не этнической национальности из Узбекистана. «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить».

Весной на сессии в институте зав. отделением, который был нашим куратором, сказал нам:

— Ребята, происходит что-то страшное. Мы не можем с этим бороться. Либеральная политика нашего руководителя (Горбачева) все спускает на тормозах. Организовали националистическое движение «Бирлик», которое под благовидным предлогом хотят выдавить русских из республики. Вы знаете, ваша русская группа режиссеров последняя! Мы в этом году уже никого не будем набирать! Только националов! А как с ними работать?. — он помолчал, а потом тихо добавил, — с баранами…

Он сам был узбеком. Безупречно говорил на русском языке. Учился в свое время в Москве у известного режиссера массовых праздников Дмитрия Генкина. Именно у того, кто организовал блестящее закрытие Олимпиады-80.

Кто-то из ребят спросил:

— Вы думаете назад дороги не будет?

— Нет! Они почувствовали вкус власти и уже своих позиций не сдадут. Подогревают ненависть к русским и будут растить новое поколение в этом ключе. Ну и тем более это делается с молчаливого согласия Москвы. Демократия называется.

В этот момент я подумала, что во чтобы то ни стало уеду в Россию, чтобы моему ребенку никто и никогда не мог сказать: «Русская! Уезжай в свою Россию!»

В мае 1990 года мой муж вместе с тремя единомышленниками отправился в Читу. Все они были из одной строительной бригады, и все жаждали переезда. Старшим у них был дядька мужа, корни которого тоже скрывались в Забайкалье. Он был главным идеологом в этой команде.

Мысли у них были правильные. Найти строительный объект, договорится с подрядом и затем переехать туда, предварительно купив дома.

Я видела этого дядю Сергея два раза. В первый раз он мне очень понравился. Деловой, знающий, очень убежденный и причем умеющий убеждать. Он так потрясающе вкусно рассказывал про Читу, что немудрено, что трое из пяти загорелось переездом именно туда.

Во-второй раз впечатление резко поменялось. В его речи часто мелькали какие-то экстремистские мотивы, непримиримые суждения, он повторялся и я вдруг нечаянно поймала его на лжи.

Мы зашли к нему в гости перед их отъездом и когда возвращались домой, то я сказала мужу, что не доверяю ему. Тот засмеялся и решил, что я просто не хочу его отпускать в такую поездку.

Денег муж с собой, разумеется, не взял. Только на расход и задаток.

Уезжая, просил меня как можно меньше выходить на улицу с ребенком. Но я не чувствовала в своем районе большой опасности. Ведь там все друг друга знали с детства и отношение узбеков-соседей к русским вообще не изменилось.

Недели три от мужа не было никаких вестей, только телеграмма о приезде, и наконец, он позвонил. Новости были отличные! Договорился о покупке дома. По словам мужа там был большой участок соток в 6 и сам дом высокий, деревянный квадратов восемьдесят! Все это роскошество продавалось за 8 тысяч. Домой он пока не собирался, потому что еще не все нашли себе дома. Но со строительным объектом договорились.

Через две недели я проснулась с предчувствием какого-то события. Спросила у дочери:

— Как ты думаешь, папа приедет сегодня?

Ребенку было 2 года и 9 месяцев. Она серьезно посмотрела на меня и сказала:

— Да!

— Тогда сейчас позавтракаем и пойдем его встречать.

Через час мы оделись в красивые одинаковые сарафанчики и пошли к дороге. Не пройдя и 50 метров, как мы увидели очень знакомую фигуру мужчины с рюкзаком. Яркое солнце светило нам в глаза, но ребенок все равно узнал:

— Папа! — закричала дочка и побежала к нему на встречу.

Это было на грани фантастики. И я не могу объяснить, как это произошло, но наш папа приехал и мы его встретили.

Он был очень загорелый! Я бы даже сказала обгорелый:

— Ты где так загорел?

— Так Чита-то солнечная! Там как в Сочи! 300 солнечных дней в году!

Мы радостно смеялись просто от того, что видим друг друга, что он вернулся и все хорошо!

А дальше новости были странные. Никто кроме него дом не купил и дядька в том числе. Но именно он подбил мужа на эту покупку.

— А зачем ты купил и отдал задаток? Ведь больше никто этого не сделал! Домов не было?

— Ну были. Но всем показалось дорого.

— А тебе не показалось? У нас ведь и денег таких нет. Занимать придется у родителей. А отдавать-то как?

— Да мы же с объектом договорились! Все будет отлично!!! Приедем, я возьму объект! Там сумма 20 тысяч, а работы на три месяца! Все будет ок!

У меня где-то заныло под ложечкой, от какого-то неприятного предчувствия. Мы уже были дома и муж стал увлеченно рассказывать моим родителям о своей поездке. О том, как все удачно сложилось, и какой замечательный дом там нас ждет, и ему хотелось верить.

Мое желание уехать в Россию было так велико, что оно мешало думать логически. Если бы я тогда отдала себе отчет, что мои любимые родители ни в какую Читу не поедут, я бы остановила этот переезд. Но у меня почему-то были только радужные мысли. Что мы приедем, устроимся в таком большом доме. А потом мои родители передут к нам! И все будет как раньше, только в России.

Вечером мама пыталась меня отговорить:

— Доченька! Ты же привыкла к теплу. А ведь в Чите очень холодно! Там морозы до 40 градусов! Ты же даже не представляешь себе что это такое!

— И на севере люди живут! Где мороз до 60 градусов доходит! Будем утепляться!

— Это ссыльный край! Ты понимаешь? Туда ссылали осужденных! В хорошее место ссылать не будут!

— Декабристов. А к ним потом приехали жены. Это очень романтично, мамочка! И между прочим, Лермонтова на Кавказ сослали! А теперь там курорт.

Мама поджала губы. Она понимала, что я уже далеко от нее, в собственном высоком деревянном тереме. И никакие доводы для меня не убедительны.

Мебели у нас было не так много. Но все-таки 3-х тонный контейнер пришлось заказать. На контейнерной станции было довольно много народу. Но там были такие люди-помогайки, которые за определенную плату могли тебе практически без очереди организовать контейнер с проверенным водителем. В Узбекистане такие вещи были обыденными. Все делалось через заднее крыльцо. Я просто никогда не умела ни взятки давать, никого подмасливать, но здесь как-то это было так буднично, что за десятку мы договорились с водителем и что-то оплатили в кассу государству.

Контейнер приехал в назначенный день и назначенный час. Загрузили, запечатали и нам осталось только купить билеты на поезд и ехать за ним в новую жизнь.

Середина июля 1990 года.

Утром в день отъезда я достала из почтового ящика газеты. В "Комсомолке" бросился в глаза большой заголовок "Наводнение в Чите".

"…Вал обрушился на Читу между двумя и тремя часами ночи. Читинка вздулась, и сквозь защитные сооружения стала просачиваться вода. Вскоре по улицам в районе Кузнечных рядов уже можно было плавать на лодке. Мутные воды заливали Парк Победы, стадион «Локомотив» и район Пожарки. В эти часы появились первые жертвы. В Кузнечных рядах вал унес жизни трех горожан. Они спали у себя в домах и даже не поняли, что произошло. На следующий день Чита преобразилась: всюду царили грязь, паника и крики пострадавших. Военные КамАЗы — вездеходы вывозили людей с затопленных территорий. Между наполовину скрывшихся домов ходили моторки — экипажи спасателей снимали с крыш обезумевших горожан…" и т. д.

Я свернула газету и спрятала в шкаф в своей комнате. Маме такую информацию показывать нельзя. Ехать до Читы неделю и я надеялась, что все к нашему приезду обойдется. А потом мы позвоним и скажем, что все отлично.

Я никогда не забуду наши проводы на вокзале. Мы с мамой старались избегать смотреть друг на друга. До меня только там дошло, что уезжаю от них навсегда. Мне кажется, если бы я вдруг сказала:

— Я не могу уехать, я остаюсь с вами.

Меня бы никто не осудил. Мама бы только обрадовалась и была бы счастлива. Но я не сделала этого. Это была слабость, которую надо было преодолеть. Муж занес вещи в вагон, а я стояла с родителями и дочкой на руках на перроне, и все не могла зайти в вагон.

— Мама! Мы скоро приедем! У меня же сессия в ноябре!

— Да-да. Это совсем скоро…

Проводница настоятельно попросила меня подняться в вагон. Я наскоро поцеловала родителей и пошла в свое купе. Поезд через пару минут тронулся. Я смотрела на родителей в окно, а мама побежала по перрону все время махая мне рукой. Слезы ручьем побежали из глаз, я прилипла к стеклу. Маму догнал папа, и прижал к себе. Они так и остались стоять на перроне, и запечатлелись в моей памяти, как застывший кадр, а поезд, набирая обороты, уносил меня в новую самостоятельную жизнь…