Как мужик ведьму подкараулил. Народные рассказы и сказки о нечистой силе

КАК КОЛДУНЫ БЕСОВ МУЧАТ[1]

ШЕЛ один мужик дорогой и дошел до крестов (в местах, где скрещиваются дороги или раздваиваются, ставятся деревянные кресты). На крестах-то и увидел он палку, да и взял подпираться. Только что он до палки дотронулся, как увидел трех бесенков. Они у мужика-то и спросили:

— Чего тебе нужно, господин?

Мужик как испугался и бросил палку. А это какой-нибудь колдун не мог совладать с бесами, да и насадил их на палку и бросил ее на кресты; а бесы-то от палки уж не отойдут.

Знаешь ты, как бесы-то колдунов-то мучат? Они постоянно торшат (беспокоят) их, все работы просят. Колдуны им и дают работу. Возьмут маленько рису да льняного семя, свалят в одно место и велят разобрать все порознь. Они все это сделают в полчаса. Нет, так колдун даст им вить веревку из песку. Они уже вьют, вьют, совсем совьют, понесут, веревка-то и рассыплется, и давай опять вить. До тех пор вьют эту веревку, пока колдуну не понадобятся.

Они все делают, чего только колдун ни прикажет.

Один ленивый колдун заставил чертей-то овин молотить. Вот они и пошли молотить-то ночью. И так все измолотили, что и соломы обирать не надо; все мякиной сделали.

В Шайме (деревня Погорельской волости Белозерского уезда) был колдун, Степаном звали. Он пользовался обширной известностью: лечил наговором испорченные свадьбы, скот, давал огороды пастухам — словом, был знаменитый колдун. Он это раз напился пьяный, сел в сани и зарыкал бесам-то:

— Сани, вы, сани, катитеся сами!

Сани и покатились.

НАШЛА КОСА НА КАМЕНЬ

ПОШЛИ мы раз в путину. Нас было человек пяток. Только за свою-то деревню вышли, нагнал нас один старик от Покрова, который тоже шел в путину.

Стали подходить уж мы под город, покровский старик и сказал нам:

— Вы посидите, ребята, тут маленько, а я пойду у этого пастуха задавлю самую лучшую корову.

Мы и присели отдохнуть, а он пошел за кустовье.

Поглядим в ту сторону, куда мужик-то ушел, и видим, что из кустов валит страшный медведице — да прямо и в стадо. А пастух сидит на пеньке, вяжет лапоть и не поглядит, что медведь идет. Медведь залез в стадо и давай соваться в коров. Совался, совался, ничего не мог сделать; так и пошел в кусты опять. Немного поманили (подождали), мужичок к нам и пришел.

— Нет, — говорит, — ребята: я хитер, а пастух еще хитрее меня, ведь всех коров пеньками сделал. Какую ни хвачу, все пенек, аж зубам тошно стало.

ЦАРЬ ЛЕСНОЙ

ЗАХОТЕЛОСЬ одному мужику с лешим знаться. Вот он пошел к колдуну и рассказал, что ему тоже охота быть колдуном. Колдун и повел его в лес — знакомить с лешим-то. Как пришли в лес-то и стали у одной большой ели. Колдун-то и говорит мужику:

— Смотри, ты, братан, не убойся, как придет к нам леший-то.

— Ладно, — говорит, — не испугаюсь.

Вот колдун и свистнул гораздо-гораздо. И пошел вихорь большой-большой, что ели вершков по шести толщиной так и гнет к земле.

А вихрем-то леший шел. Вот он и стал пред колдуном, как человек. Носбодился[2] он в белую рубашку, в лапти; волосье-то на голове долгое-долгое, а все эдак растрепалось, как холмина, а сам-от большой-пребольшой. И спросил он у колдуна:

— Чего тебе надо от меня?

А колдун ему в ответ:

— Да вот я к тебе, царь лесной, привел знакомить человека.

Леший поглядел на мужика да и говорит:

— Это мне не знакомый... чего из него выйдет, если он боится вихря.

А мужик так испугался, что на траву упал совсем без памяти. Так он и не сделался колдуном.

КОЛДУН КОЛДУНА ЗАКОРОБИЛ

ЖЕНИЛСЯ раз богатый мужик. Во свадьбе-то у жениха и у невесты было по колдуну. Едут от венчания. Вот невестин-то колдун да и вздумал пошутить над жениховым. Вдруг у жениха лопнула дуга. Все забегали, засуетились. Колдун-то жениха и говорит:

— Стой, ребята, не трожьте ничего: я все сделаю.

Взял женихов-то колдун у всех пояса, связал ими дугу, запряг и сказал:

— Как эта дуга гнется и скрипит, так гнись у колдуна спина и скрипи!

Вот невестина колдуна с той поры и закоробило.

Приехали домой. Колдуну так тошно и стает! Подходит он к женихову колдуну да прямо ему и в ноги: "Батюшко, родной, — говорит, — развяжи, Христа ради, дугу, чтобы я больше не маялся!"

— Нет, — говорит тот, — когда ты так сделал, так и пускай тебя коробит всю свадьбу.

Так он и не развязал, пока свадьба не прошла.

НАГОВОР НАГОВОРУ РОЗНЬ

ОКОЛО г. Вельска молодой парень ходил лесовать, ставил, значит, на зайцев силья, клещи, ну, ловил и других зверей. Только, значит, все неудача, что ни наставит ловушки, все пусто.

Раз идет этот парень с лешни, попадается ему старичок:

— Куда, — говорит, — паренек ходил?

— А ходил я, дедушка, лесовать, да ничего не попало.

— Плохо, — говорит, — видно, ты ничего не знаешь.

— Нет, дедушка, ничего не знаю.

— Нет ли, — говорит, — у тебя хлеба?

— Нет. Был да весь вышел, а вот соли немного осталось.

— Давай, — говорит, — и соль.

Парень подал старику щепотку соли, тот что-то пошептал и подал парню.

— Вот, — говорит, — сходи с этой солью на лешню: никогда не придешь с пустыми руками; только про это никому не сказывай. На какого бы зверя ни поставил, тот непременно и попадет: поставил на зайца — попадет заяц, поставишь на лисицу — попадет лисица.

Вот парень поблагодарил старика и пошел домой. На другой день и пошел он в лес с клепцами и поставил их все на зайцев. Дня через два приходит, а в каждом клепце — по зайцу. Лесует парень, народ не может надивиться, — то рысь принесет, то лисицу, то норку, то каждый день по ноше, и никому не сказывает, отчего ему такая удача.

Раз и сбирается парень на охоту в воскресенье, эдак перед заутреней. Отец увидал, что парень сбирается в лес, и говорит ему:

— Полно, Ваня, не ходи в праздник, находишься и в будни. Что за охота? Люди в церковь, а ты в лес.

— Нет, — говорит, — тятя, схожу. Клепцы поставлены давно, до обеду-то вернусь.

— Ну, — говорит, — как хочешь.

Вот парень взял лыжи и пошел. Идет, идет, а клепцов не видит, и зашел он, должно быть, далеко, смотрит: место незнакомое, мыс да выложки — и не пройдешь. Видит, что зашел неладно, и идти не знает куда; пошел уж наугад, что, мол, будет.

Шел, шел и видит: стоит дом преогромный, двухэтажный и огоньки в окнах видно. Дай, думает, пойду, что будет, то будет. Идет — двери-то не заперты. Вошел в комнату, смотрит, сидит тут девка, да и девка-то знакомая, из ихней деревни.

— Ты как, — говорит, — сюда попал, Иван? Ведь неладно здесь: черти живут, и тебе, пожалуй, домой не бывать... Вот что, — говорит, — слушай, что я тебе скажу, то и делай. Сейчас придут к тебе черти и нанесут всего — и есть, и пить; ты только ничего не ешь и не пей, а то дома тебе не бывать. Потом тебя станут мучить и издеваться, ты не бойся, отступятся и потом уйдут. Я в это время отворю двери, так ты не зевай, убегай.

Только что она это проговорила, вдруг прибегают черти, только, значит, в человеческом образе, и тащат всякой похлебки и вина, ну всего. Только наш парень ни к чему не дотрагивается. Вот и давай его те мучить всяко-всячески. Мучили, мучили, видят, что толку мало — отступились от парня и ушли. Как только это они ушли, девка сейчас и отворила двери, парень выбежал, — смотрит: лыжи прислонены к елке. Взял это он лыжи и пошел. Долго шел, а место все незнакомое. Мороз, есть охота, а есть нечего; из сил выбился, идти не может и лег. Тут бы он и замерз, да по счастью, ехали мужики по бревна, один и увидал: видит — лежит как бы и человек, а боится, потому тот весь черный. Мужики и говорят:

— Да что ты боишься? Тоже див, да крещеный, дак знает молитву.

Мужик подошел и спрашивает:

— Ты крещеный? А ну перекрестись.

Тот перекрестился и прочитал "Отче наш". Тут мужики подобрали парня и увезли домой. Только даром ему это не прошло: отморозил парень и руки, и ноги, а все-таки и теперь жив.

Дак вот, значит, и опасно лесовать с наговором-то. Наговор — наговору рознь.

В ГОСТЯХ

ПРИШЛИ мы с батюшком Рождество славить к колдуну Ивану Степанычу. И только мы вошли, братец ты мой, в избу, видим: никого нет? Не успели и перекреститься, вдруг с напильника полетели на нас поленья. Мы испугались, подхватили свои пожитки да дралова. Выбежали на мост, да и кричим:

— Степаныч, Степаныч!

А он со двора откликается.

— У тебя кто-то кидает дрова с напильника, — говорим мы на его приглашение войти в дом.

— Ах, они, черти лысые, я вот им дам работу! Взял потом лукошко семени и рассыпал по двору:

— Пусть их подбирают.

После этого пригласил в избу, выставил штоф водки, кулебяку. И порядочно угостились.

ЗАЯЦ-ПАСТУХ

БЫЛ один колдун, который раздавал пастухам приводы для скота. Один пастух, по имени Василий, и обратился к нему дать привод. Колдун дал ему зайца и велел каждое утро выпускать его на место, куда он желает, чтобы вышли коровы. Пастух так и делал. В одно время старушка и говорит ему:

— Васька, что ты не ходишь с коровами-то?

А он спроста и скажи:

— У меня заяц пасет.

Разгорелось в старушке любопытство посмотреть его этого зайца и каждый день пристает к Василию показать зайца.

Как-то вечером Василий приносит зайца в избу старухи, но не успел и выпустить из рук, как он кидается в переборку и разбивает там горшки, кринки, плошки, одним словом, все, что возможно разбить.

На другой день все стадо ночевало в лесу и оставалось там четыре дня, на пятый явилось домой.

Прожил Василий до Покрова и пошел домой, но черт и тут не дает покоя, водит его по различным дорогам две недели вместо трех дней пути. А дома тоже то и дело просит работы.

Наконец Василий решил расстаться с зайчиком и отнес его обратно к колдуну.

ОСИНОВОЕ ПОЛЕНО

У одного попа Вятской губернии Котельнического уезда был работник. Он посылает его по приходу звать на помощь рожь жать. Работник садится на коня верхом, идет к реке, а за ним бежит человек вдогонку. Попов работник переезжает реку на плоте, а человек за ним в один скачок перескочил реку.

Работник объехал две деревни, позвал крестьян к попу на помощь, возвращается к той же реке, переезжает реку на плоте, а человек то же самое: перескочил реку в один скок.

Работник попов догадался, что это за человек за ним бежит, понудлил свою лошадь и что есть силы поскакал в село. Приехав к воротам, не успел слезть, как этот человек схватил его и давай есть. Поп выбежал, отворил ворота, глядит, а перед ним работник и лошадь мертвые, а Около них лежит осиновое полено.

Наутро собрались помочане, спрашивают, что с лошадью и работником приключилось. Поп рассказал, как дело было: что кто-то схватил работника и давай есть; прибежал он, а лошадь и работник уже мертвые, и возле них — осиновое полено.

Тут один из помочан и говорит попу:

— Вот что, батюшка, намедни ты похоронил колдуна, дак надо его осмотреть, не он ли самый и есть колдун, что загрыз работника и лошадь. Посмотрите могилу: на могиле большая дыра.

Этот помочанин, который признал в осиновом полене колдуна, велел раскопать могилу и посмотреть, есть ли что в могиле.

Раскопали могилу. Открыли гроб. В гробу колдуна не оказалось.

Мужичок велел бросить осиновое полено в гроб — вдруг в гробу очутился тот самый колдун, которого недавно хоронил поп.

Вдруг является попов работник, совершенно здоровый, и бает попу:

— Батюшко, прокляни ты этого колдуна!

Поп проклял колдуна. Могилу зарыли, и помочане все пошли жать. После обеда поп только что лег заснуть и видит во сне: является к нему этот колдун и говорит: "Ладно тебя научил работник меня проклясти, а то бы я в сорок дней весь твой приход передушил бы".

Я ТЕБЯ СЪЕМ!

ЖИЛ-БЫЛ мужик да баба. Жили они богато, только детей у них не было, а детей иметь им очень хотелось. Вот баба и пошла к колдуну, и рассказала про свое горе, и просила помочь ей чем-нибудь. Колдун и дал ей два корешка и сказал: — Съешь эти корешки в полночь с мягким хлебом и станешь беременна.

Баба съела корешки и вскоре действительно забеременела.

Как-то мужику понадобилось ехать в город, и баба осталась в доме одна. Наступил вечер. Бабе стало страшно одной, она пошла к соседям, чтобы позвать кого-нибудь ночевать к себе, но никого не могла найти. Делать было нечего, вернулась домой и легла на печь. В полночь у ней родился ребенок. Она спеленала его и положила к себе на колени. И видит: ребенок смотрит на нее так, словно съесть хочет. Испугалась она, положила ребенка в зыбку, а сама стала молиться Богу. Вдруг слышит, кто-то постучался у окна. Баба обрадовалась и спрашивает:

— Кто там?

— Странник.

Баба побежала отпирать. Странник вошел в избу и улез на печь. За ним улезла и баба и спряталась за него. И видит она: выскочил ребенок из зыбки и тоже лезет на печь и говорит:

— Я тебя съем!

Но старик перекрестил ее и ударил по голове. Ребенка не стало, а на полу очутились два корешка. Старик взял корешки, сжег их на огне и пошел вон из избы.

НЕ БОЙСЯ, РАБА БОЖИЯ!

В одном захолустном селе сторож при церкви был колдун. Церковь и сторожка, в которой он жил с женою и двумя детьми, мальчиком и девочкой, стояли наотставу от селения. Жена проживала с ним много лет, а не знала, что муж ее был колдун и чернокнижник. И вот когда он почувствовал приближение смерти, то сказал жене:

— Я чувствую, что скоро помру, и тогда ты не оставайся при мне дома ночевать, а иди в деревню.

Действительно, вскоре он умер. Но жена не послушалась и осталась дома с покойником.

В полночь мальчик проснулся и говорит матери:

— Мама! Тятя глаза открыл!

— Полно, дитятко, спи! — отвечала мать. Но мальчик опять говорит:

— Мама! Тятя встает!

— Полно, дитятко, перекрестись да спи! Наконец мальчик закричал:

— Ой, мама! Тятя идет к нам!

Мать открыла глаза и видит: покойник действительно встал и, скрестивши руки на груди, с оскаленными зубами, идет к ним. Не зная, что делать, женщина обратилась с молитвою о помощи к Алексию, человеку Божию, во имя которого была построена их церковь. И вдруг явился старец в светлом одеянии с жезлом в руках и сказал:

— Не бойся, раба божия!

Покойник же при появлении старца тотчас упал на пол. И до самого утра старец стоял между покойником и постелью женщины и ее детей. Утром колдуна похоронили и в могилу его вбили три сосновых кола.

ДОКА НА ДОКУ[3]

ПРИШЕЛ солдат в деревню и просится ночевать к мужику.

— Я бы тебя пустил, служивый, — говорит мужик, — да у меня свадьба заводится, негде тебе спать будет.

— Ничего, солдату везде место!

— Ну, ступай!

Видит солдат, что у мужика лошадь в сани запряжена, и спрашивает:

— Куда, хозяин, отправляешься?

— Да, вишь, у нас такое заведение: у кого свадьба, тот и поезжай к колдуну да вези подарок! Самый бедный без двадцати рублев не отделается, а коли богат, так и пятидесяти мало; а не отвезешь подарка, всю свадьбу. испортит!

— Послушай, хозяин! Не вози, и так сойдет!

Крепко уверил мужика, тот послушался и не поехал к колдуну с гостинцами.

Вот начали свадьбу играть, повезли жениха с невестою закон принимать. Едут дорогою, а навстречу поезду бык несется, так и ревет, рогами землю копает. Все поезжане испугалися, а солдат усом не мигнет: где ни взялся — выскочила из-под него собака, бросилась на быка и прямо за глотку вцепилась — бык так и грохнулся наземь. Едут дальше, а навстречу поезду огромный медведь.

— Не бойтесь, — кричит солдат, — я худа не допущу!

Опять где ни взялся — выскочила из-под него собака, кинулась на медведя и давай его душить; медведь заревел и издох. Миновала та беда, снова едут дальше; а навстречу поезду заяц выскочил и перебежал дорогу чуть-чуть не под ногами передней тройки. Лошади остановились, храпят, а с места не трогаются!

— Не дури, заяц, — крикнул на него солдат, — мы опосля поговорим с тобой! — и тотчас весь поезд легко двинулся. Приехали к церкви благополучно, обвенчали жениха с невестою и отправились назад в свою деревню. Стали ко двору подъезжать, а на воротах черный ворон сидит да громко каркает — лошади опять стали, ни одна с места не тронется.

— Не дури, ворон, — крикнул на него солдат, — мы с тобой опосля потолкуем.

Ворон улетел, лошади в ворота пошли.

Вот посадили молодых за стол, гости и родичи свои места заняли — как следует, по порядку; начали есть, пить, веселиться. А колдун крепко осердился: гостинцев ему не дали, пробовал было страхи напускать — и то дело не выгорело! Вот пришел сам в избу, шапку не ломает, образам не молится, честным людям не кланяется и говорит солдату:

— Я на тебя сердит!

— А за что на меня сердиться? Ни я не занимал у тебя, ни ты мне не должен! Давай-ка лучше пить да гулять.

— Давай.

Взял колдун со стола ендову пива, налил стакан и подносит солдату:

— Выпей, служивый!

Солдат выпил — у него все зубы в стакан выпадали!

— Эх, братец, — говорит солдат, — как мне без зубов-то быть? Чем будет сухари грызть.

Взял да и бросил зубы в рот — они опять стали по-прежнему.

— Ну, теперь я поднесу! Выпей-ка от меня стакан пива!

Колдун выпил — у него глаза вылезли!

Солдат подхватил его глаза и забросил неведомо куда. Остался колдун на всю жизнь слепым и закаялся страхи напускать, над людьми мудрить; а мужики и бабы стали за служивого бога молить.

ЗНАХАРЬ

ЖИЛ бедный да продувной мужичок, по прозванью Жучок; украл у бабы холстину и спрятал в омете соломы, а сам расхвастался, что ворожить мастер. Пришла к нему баба и просит погадать. Мужик спрашивает:

— А что за работу дашь?

— Пуд муки да фунт масла.

— Ладно!

Стал гадать, погадал-погадал и сказал ей, где холст спрятан.

Дня через два, через три пропал у барина жеребец; он же, плут, его и увел да привязал в лесу к дереву. Посылает барин за этим мужиком; стал мужик гадать и говорит:

— Ступайте скорей, жеребец в лесу, к дереву привязан.

Привели жеребца из лесу; дал барин знахарю сто Рублев, об нем слава по всему царству.

Вот на беду пропало у царя его венчальное кольцо; искать-искать — нет нигде! Послал царь за знахарем, чтобы как можно скорей во дворец его привезли. Взяли его, посадили в повозку и привезли к царю.

"Вот когда попал-то, — думает мужик, — как мне узнать, где девалось кольцо? Ну как царь опалится да туда зашлет, куда Макар и телят не гонял!"

— Здравствуй, мужичок, — говорит царь, — поворожи-ка мне; отгадаешь — деньгами награжу, а коли нет — то мой меч, твоя голова с плеч!

Тотчас приказал отвести знахарю особую комнату: "Пускай-де целую ночь ворожит, чтоб к утру ответ был готов".

Знахарь сидит в той комнате да думает: "Какой ответ дам я царю? Лучше дождусь глухой полночи да убегу куда глаза глядят; вот как пропоют третьи петухи, сейчас и задам тягу!" А кольцо-то царское стащили три дворовых человека: лакей, кучер да повар.

— Что, братцы, — говорят они меж собой, — как этот ворожейка да узнает нас? Ведь тогда нам смерть неминучая... Давайте-ка подслушивать у дверей; коли он. ничего — и мы молчок; а коли узнает нас, так уж делать нечего — станем просить его, чтоб царю-то не доказывал.

Пошел лакей подслушивать, вдруг петухи запели, мужик и промолвил:

— Слава тебе, Господи! Один уже есть, остается двух ждать.

У лакея душа в пятки ушла, прибежал он к своим товарищам:

— Ах, братцы, ведь меня узнал; только я к двери, а он кричит: один уже есть, остается двух ждать!

— Постой, я пойду! — сказал кучер; пошел подслушивать.

Запели вторые петухи, а мужик:

— Слава тебе, Господи, и два есть, остается одного ждать.

— Эх, братцы, и меня узнал.

Повар говорит:

— Ну, если и меня узнает, так пойдем прямо к нему, бросимся в ноги и станем упрашивать.

Пошел подслушивать повар; третьи петухи запели, мужик перекрестился:

— Слава Богу, все три есть! — да поскорей в двери — бежать хочет; а воры к нему навстречу, пали в ноги и просят, и молят:

— Не погуби, не сказывай царю, вот тебе кольцо!

— Ну, так и быть, прощаю вас!

Взял мужик кольцо, поднял половицу и бросил его под пол. Наутро царь спрашивает: "Что, мужичок, как твои дела?"

— Выворожил: кольцо твое укатилось под эту половицу.

Подняли половицу и достали кольцо. Царь щедро наградил знахаря деньгами и велел накормить-напоить его до отвала, а сам пошел в сад гулять. Идет по дорожке, увидал жука, поднял его и воротился к знахарю:

— Ну, коли ты знахарь, так узнай, что у меня в руке?

Мужик испугался и говорит сам себе:

— Что, попался, Жучок, царю в руки!

— Так, так, твоя правда! — сказал царь, еще больше его наградил и с честью домой отпустил.

ЩЕПКА[4]

НИКОНОВ был... Здесь строили они дома: в Ботах больницу строили, здесь он больницу — вот эту, старую, — строил. Бригада их была оттуда. Но и он остался здесь, поженился в Ботах-то — Никонов. Отца взял как-то с собой (сорок километров Матокан есть) строить одному богатенькому дом. Трое они уехали: Поликарп Вырупаев, наш отец и он. Но, хозяин, видимо, Договорился на их харчах строить ему, цену там, все, а сам харчи-то давай подсовывать: то творог с червями попадет, то что-нибудь. Ну, богатенький — жалел вроде добрым-то накормить. Но Никонов, говорит, молчит, ничего не говорит об этом: черт с ним, как-нибудь проживем... Дальше. Когда вырубали, говорит, матку, чтоб ложить, щепка одна отлетела и с визгом туда, на пол. А отец на полу работал. Он уж отвернулся от нее, этой щепки, а тот говорит:

— Ты подай-ка сюда, — он ее подал. Он, оказывается, взял и под матку ее положил.

Но, говорит, сделали дом, рассчитались и уехали. Ему надо заселяться. Он, значит, попа позвал. Освятили, на матку, говорит, кресты навели — поп с этой своей кадилки.

— Ну, — говорит, — заселяйся.

Вот заселились — как завоет в избе все! Нет возможности! Они бились, бились. Попа опять привели:

— Ну невозможно жить никак.

— А я что же сделаю? Не знаю, что уж — я освятил. Все должно быть в порядке. — А потом говорит: — Давайте к мастеру, не он ли что натворил.

Он туда поехал, хозяин-то, за сорок километров:

— Вот так и так.

— Так вот так! Ты сначала в твороге своих червей выбросай, а потом, говорит, под маткой щепку выбрось.

А изба уж закрыта. Это же надо поднимать домкратом, потолок разбирать. Тот:

— А вот как хочешь, но я не поеду. Мне не надо никакой платы, а вот под такой-то маткой вытащи щепку. И святить не надо будет. Но сперва выбросай червей из творогу!

Вот что-то он знал же?! Он, Никонов, долго еще жил в Ботах. "Вот так, говорит, надо делать!" Что это? К чему?..

СТУЧИТ И СТУЧИТ...

А девочку было что-то пущено (девочка лет шести была, она еще не училась): у них стало стучаться. Дом большой, пятистенный был, вот сядут они, вечером — у них так вот в стене стучит, стучит! Сильно так! Они пошли, все там изрыли — никаких нет ни дыр, ничего. А все стучит. Теперь, девочка стала в избе на кровати спать — под кроватью стало стучать. Стучит под кроватью. У них была невестка, молоденькая. Она боялась, прямо не знала, куда, как застучит. Крестная ее там была, подальше жила. Она ее взяла да унесла вечером домой, думает: "Она, может быть, уснет да забудет..." Принесла ее домой, положила с собой на кровать — там опять застучало, у нее. А у них не стучит там. Ну, они тогда поняли, что, наверное, на девочку было пущено.

Теперь они попа привели (попы еще были тогда, сразу после революции, это уж, наверное, в двадцать седьмом — двадцать восьмом году не стало попов). Поп молебен им отслужил. Все равно ничего не помогло. Как стучало, так и стучит.

Теперь они привезли какую-то шаманку, бурятку. (Раньше шаманки были, вы, наверное, слыхали?). Шаманка говорит:

— Вы какие-то вещи купили... (А правда, в том году была засуха сильная. Ни хлеба, ни сена не было. Из других деревень все время ездили, покупали по нашим деревням, ну и привезли им...). Шаманка на улице огонь разожгла, скакала как-то, головешку у себя держала. Ну и высчитала, что они вещи купили, так на них было пущено. Велела их сжечь. Они сожгли все — как стучало, так и стучится! Увезли эту шаманку, ничего не помогло.

Теперь уж к этой поре, наверное, к марту стало.

Всю зиму простучало, они промучились. Девочка совсем доходила, как спичка, стала: она не может спать, когда стучится под ней. Куда ее не положат — везде под ней стучит.

Теперь там у них была соседка. Заехал к ним мужчина, хлеб покупать поехал. Старичишка на одной лошаденке, на телеге (тепло уже, наверное, в марте, в конце, поди, снега уж не было). А народ соберется. Я тоже ходила, сколько раз слушала. Они же вот там внизу у речки жили. Вот тут стоишь и слышно, как у них стучится. Мы слышали. Сколько раз я ходила слушала тоже. Этот старичок и говорит:

— Что это за народ? Тут клуб или что? Что собрались?

А молодежь-то каждый вечер ходила туда, болталась: где баловались, где слушали.

Старик и говорит:

— Что у вас там такое? Народ какой-то...

Хозяйка стала ему говорить:

— Вот так и так. У соседей у наших стучит, и девочке совсем плохо.

Он постоял и говорит:

— А, пустяки, можно вылечить...

Эта рысью скорей прибежала к соседке:

— Иди, Петровна, старик сказал... (За все, как утопленник за соломинку хватается, так и тут). Попроси его, может быть, он придет да вам поможет.

Она пришла, давай его просить. Он говорит:

— Я утром рано приду. Возьмите у ней волосок выдерните с головы и в чисту миску налейте воды чистой.

Она так и сделала. Налила воды. У ней волосок вырвала с головы. Он пришел, вот так поводил, поводил этим волоском по миске и говорит:

— На большого было в бане пущено. Ее отец когда-то в молодости выбивал окна у какой-то старухи. Эта, говорит, — старуха вот ему хотела отомстить, а попало на девчонку. Попойте ее счас этой водой, не будите. Двое суток проспит, трое проспит — не будите, пока она сама не проснется.

Все так сделали, в комнату ее уложили. Она говорит:

— Я в чулках одних зайду на носочках, послушаю: спит, храпит. Вот сутки спит, двое спит, все спит и не пробуждается. Потом закричала: "Мама, я есть хочу!" (А то она не стала совсем ничего кушать).

Ну, вот после того совсем стучаться не стало.

А сейчас под их домом-то ключ закипел, дом-то у них снесли, нет его. А то он все тут стоял.

Ну, теперь, он сам-то все ругался, еще как выпьет.

Это в Чороне было. Комогорцевы, Комогорцев Дорофей Прокопьич был он сам. Девочка поправилась, выросла. Она сейчас где-то в Одессе живет. Сейчас-то она пожилая (она года с четырнадцатого, что ли), уж на пенсии.

Вот чем-то старик им помог... Вот как? И верить и не верить...