Как мужик ведьму подкараулил. Народные рассказы и сказки о нечистой силе

ДЕМОНОЛОГИЯ[49]

О происхождении чертей рассказывается среди народа так: давно-давно тому назад, еще когда земля не была сотворена Богом, однажды главному вождю ангельских полчищ запала мысль завладеть престолом Бога. Вождь восстал против Бога. Бог, страшно разгневавшись на бунтовщика, двинул на него все "громы небесные и сам вышел к нему навстречу с горстью оставшихся верными ангелов. Бунтовщики обратились в поголовное бегство. Три дня и три ночи Бог гнался за бегущими полчищами, но вот полчища остановились. Впереди зияла страшная бездна.

— Отец наш, не губи своих детей, — взмолились вожди, — мы каемся пред тобою. Мы принуждены были и ослеплены своим вождем, возьми его, отец.

Но разгневанный Бог не простил их, а повелел им быть демонами, вождю же их — сатаною. Затем ударил на полчища с удвоенною силою и столкнул их в зияющую бездну.

В бездне павшие ангелы основали свое царство — ад, в котором живут и поныне.

По мнению народа, численность демонов в несколько раз превышает численность ангелов. Существует поверие, что большая часть чертей женаты на утопленницах и удавленницах и что у них родятся так же, как и у людей, свои дети.

Столб пыли, поднимаемый вихрем, производится чертом во время бесовской свадьбы. Нож, шило, топор и прочие острые орудия, кинутые в средину этого столба, падают покрытыми кровью черта или ведьмы.

Существует поверие, что черти соединяются со всеми женщинами, допустившими себя до полного распутства. От такого союза дети родятся странными, хотя несколько и похожими на человеческих детей, так многие уверяют, что они родятся в шерсти, с копытами и хвостом. Дьявол является таким женщинам в виде дородного мужчины.

Существует также поверие, что черти похищают у людей детей до их крещения и подменивают их своими детьми.

Черти, живущие в аду, по понятиям крестьян, несут тысячи всевозможных работ: одни подвозят к печам дрова, другие кипятят воду в котлах, третьи расправляются по распоряжении сатаны с новоприбывшими в ад грешниками и так далее. На землю черти являются по распоряжению сатаны исключительно для искушения людей. Черти при этом принимают большею частью виды каких-нибудь животных.

Дьявол любит принимать вид черной кошки и черной собаки, почему многие из крестьян предпочитают более держать в своих домах этих животных какого-нибудь другого цвета, преимущественно рыжего и белого.

В непокрытый сосуд с водою входит дьявол, как равно входит и в рот зевающего, если он его не перекрестит.

По существующему поверию, бес скрывается в человеке, если он не перекрестится во время грома. Произнести слово "черт" не считается никаким грехом. Слово "черт" в весьма большом ходу среди крестьян нашей местности. Оно встречается почти во всех народных выражениях: брани, похвальбы, божбы и прочих. Так, например: "пошел к черту", "черт бы тебя побрал", "чертов сын" и тому подобное; "ай да чертов мазик", "как ведь черт аккуратный" и тому подобное; "вынь сейчас черт мою душу, если я лгу", "пусть я отныне буду чертовым рабом, если лгу" и тому подобное. Посылать ребенка к черту есть великий грех, но на самом деле, ребенок зачастую в сердцах посылается к черту. Существует поверие, что дьявол похищает такого ребенка.

Вино и табак по существующему поверию изобрел дьявол. Ходят среди народа даже рассказы на эти темы. Об распространении вина среди крестьян рассказывают так: однажды к богатому мужику зашел странник и попросил у него кусок хлеба. Добрый мужик посадил странника за стол, нарезал несколько ломтей хлеба, поставил солонку с солью, ковш с квасом, а сам, подсевши к столу, стал расспрашивать: "Откудова идешь, куда правишься..."

Утоливши голод, странник вместо того, чтобы поблагодарить хозяина за оказанное гостеприимство, достал из своего ранца дубовый бочоночек и предложил тому выпить какого-то веселого пойла.

Как отведал мужик этого веселого пойла, так и почувствовал, словно по жилам вдруг что разлилось.

Мужику так понравилось пойло, что он приступил к страннику с расспросами: откудова, дескать, ты, голубчик, добыл "эфто пойло", каким способом варят пойло?

Странник сперва было не хотел сказывать про это, но после долгих просьб наконец рассказал. Мужик стал упрашивать странника остаться у него на некоторое время для варки веселого пойла, обещая большую поденщину (поденную плату).

Странник согласился и в тот же день принялся за работу.

Дни проходил за днями, недели за неделями, а странник все не отставал от возложенной на него мужиком работы.

Открыто было несколько кабаков, в которых продавались доселе невиданные и неслыханные крепкие напитки.

Народ "расчухал" свойство веселого пойла и стал часто посещать кабаки.

О происхождении табака рассказывается так: однажды молодой помещик, шляясь по лесам, встретился с неизвестным охотником. Неизвестный охотник попросил у помещика на несколько зарядов пороху и дроби. Тот отсыпал, а неизвестный охотник за его услугу подарил ему коробку сигар и показал, как нужно курить их. Помещик как затянулся раз другой, так и бросился к охотнику на шею благодарить его и в восторге произнес слово "Боже" — глядь, а неизестного охотника как не бывало, только под ногами валяется какая-то бумажка.

Поднял удивленный помещик эту бумажку и подпрыгнул от радости. Это было подробное описание о том, как растить табак.

По существующему поверию пьяным показывают дорогу черти, доводя иногда до погибели.

О самоубийцах народ употребляет выражение "черту раб". Народ твердо полагает, что человек совершает преступление (поджог, убийство) под влиянием беса. Неравновесие душевных сил переходного возраста многие объясняют влиянием чертей и чертовок.

Существует верование в духов, насылающих болезни.

Все болезни, за исключением душевных и проказных, происходят от Бога. Душевные и проказные болезни насылает черт.

Дьявол входит в того человека, который ведет свою жизнь в небрежении и бранится постоянно "демонскою бранью".

КОЛОКОЛЬНЫЙ МАН

В нашем селе жил мужичок с дочкою-девицею, которая считалась полудурочкою и была гораздо неприятна и неопрятна, под носом у нее висели возгри. Вот он однажды зазвал к себе швецов для починки и шитья платья; шили они несколько дней.

В один из вечеров швецы начали над девушкой подшучивать и называли ее трусихой. И между прочим сказали, что ей не сходить ночью на колокольню. Она заспорила, что может сходить и даже позвонить, они начали ее еще больше подзадоривать, — она с досады оделась и ушла.

Было около половины ночи. Приходит сначала на кладбище, а потом приближается к колокольне, входит на первую лестницу и видит: кто-то там сидит в колокольне — луна отсвечивала. Она думает: либо это ман, а то и покойник. И говорит:

— Пусти меня на колокольню!

Ман отвечает:

— Не пущу!

Она ему с угрозою:

— Я с тебя сорву красный колпак!

Сдернула с него и побежала домой. Приходит в свою избу и с насмешкою обращается к швецам:

— Нате поглядите, я была на колокольне и сорвала с кого-то красный колпак.

Швецы переглянулись между собой и сказали:

— Ай да девка, молодец!

Вдруг под окном раздается голос:

— Отдай мой красный колпак! Отдай мой красный колпак!

Швецы и хозяин стремглав бросились кто на печку, кто на полати и там притаились и шепчут оттуда:

— Поди отдай, дура, колпак.

Голос за окном опять повторяет:

— Отдай мой красный колпак!

Девушка решилась, вышла в сени, потом на крыльцо и протянула руку с колпаком. Ман схватил ее за руку, она сильно вскрикнула и замолкла. Ночью ни отец, ни швецы не смели выйти, а утром нашли ее мертвою около дома.

А ТЕБЕ КУКИШ!

ЖИЛ-БЫЛ на свете один хороший мужичок, домовитый и Бога помнил, да по Его заповедям ходил. У него в доме, как и у всех добрых людей, в красном углу стояла божница. На стене, около божницы, подалее маленько, была повешена картинка, а на этой картинке был нарисован "он" (черт). Мужик, говорю тебе, был куды набожен: прочитамши молитвы перед образом, он оборотится к картинке с "ним", покажет "ему" кукиш и говорит:

— А тебе кукиш.

И завсегда так делал этот мужик. Досадно показалось это "левому" вот и учал он молиться Богу:

— Господи, дай мне волю помучить над этим мужиком: завсегда он на меня дерзает.

Услышал Бог "черного" молитву и дозволил ему шутить над ним, мужиком тоисть.

Вот одни раз стал мужик молиться Богу, а "черный"-то возьми да это время и выбери в избе весь пол, окромя той половицы, на которой мужик стоял. Ладно. Выбрал пол, а там ямы черные-пречерные, большущие, глубоченные, а в ямах-то всякая погань так и кишит, страсть паля. Да вся эта погань и давай голосить, всяка своим голосом. Мужик сдогадался, чья эта работа и еще усердней стал молиться. Кончил молитву и опять к портрету:

— А тебе — кукиш.

Пуще прежнего "черного" досада берет и не знает "он", чтобы еще накаверзить мужику...

ПОРИТЕ ЕГО ПУЩЕ

ОДНАЖДЫ летом рыбак поехал в лодке с товарищем острожничать. Наехали на такую рыбину, которая стоит на воде головой. Рыбак знал, что рыба завсегда стоит против воды, а эта рыба по воде, однако осмелился всадить ей прямо в загривок, колонул в острожье обухом и сказал:

— Благослови, Христос.

Вдруг ни рыбины, ни острожья не стало. Делать нечего, пришлось повернуть к берегу и идти к шалашу. Пришли, развели топлинку, сидят да греются. Вдруг приходят два мужичка и зовут одного из них, который всадил рыбине острогу. Говорят: волей или неволей ты должен с нами идти. Делать нечего, пошел мужичок за ними.

Приходят в избу. В избе рыбак увидал острогу в спине у мужика, мужик стонет. Стали спрашивать рыбака, зачем он ему воткнул в спину острогу. Мужик отвечает:

— Вы, — бает, — знаете нашего брата-рыбака, зачем ездим ночью по воде в лодке: чтобы сонную рыбу этой самой острогой рубить. Я не знал, что эта рыбина была человеком, потому саданул ей прямо в загривок и сказал: "Благослови, Христос".

Тогда старший из семейства сказал:

— Ну ладно, мужичок, вынимай острогу из спины. А вы, ребята, принесите розог.

Мужик вынял острогу, а больной не отдает рыбаку острогу. Старший велел стегать:

— Разве тебя отпускают затем, чтобы ты шалил да оборачивался щукой и пугал рыбаков? Порите его пуще, чтоб кожа от костей отставала.

Отпороли крепко-накрепко, а больной все не отдает острогу, так и не отдал. Мужика отнесли в шалаш к товарищу, а товарищ уже давно его дожидается. Как только ушли те, мужик и бает:

— Давай, брат, оденем два кряжа своими цежолками, а сами уйдем, ляжем в малиннике.

Только успели спрятаться в малиннике, вдруг бежит, в котором была острога, прямо к кряжам и втыкает в одного острогу.

— И тебе попало в бок!

А мужик из малинника и отвечает:

— Не в меня, а в кряж!

Так рыбак черта и обманул.

ВСЕ-ТАКИ ЧЕРТУ УСТУПИТЬ НЕ СЛЕД

РАЗ ходил мужик на реку по рыбу; звали его Иваном, по прозванию Вычурко. Приходит это он с реки в воскресенье и говорит бабам:

— Бабы, истопите-ко баню, мне что-то охота попариться.

Те и говорят:

— Да мы вчера ходили, ступай, ежели ты один, баню истопим.

Вот истопили баню, и Вычурко пошел в баню уже под вечер. Ждать-пождать, Вычурка из бани нет. Домашние стали беспокоиться и пошли в баню проведать. Приходят, а он сидит посреди бани весь поцарапанный, ничего не говорит, языка, значит, нет. Вынесли это его из бани, через сутки Вычурко и умер, так и не сказав, что с ним случилось. Дело это было в Кокшельге. Мужик с сыном, лет эдак двадцати было ему, сыну-то, рубили баню, срубили, как следует, отмастерили и топили уж ее. Вот сына-то и взяли в солдаты. Раз приходит баба и просит у солдатовой-то матери истопить баню, а та и говорит:

— Да, дам я тебе баню топить, лучше, — говорит, — черту дам, пусть топит.

Вот ведь оказия, черт-то привязчив. Что ты думаешь, ведь привязался, окаянный, к словам, не дал топить баню никому. Как станут топить, братец ты мой, накладут каменку, затопят, только уйдут носить воду либо что, придут, а в каменке и пеплу-то не останется, не только что огня, все выпорхает окаянный, вот ведь какой. Эдак делал постоянно, как только затопят баню. Делать нечего, отступились и от бани.

Вот года через три сын-то и приходит из солдатов, все как следует — гостить. Раз он и говорит:

— Истопи-ка, мама, баню.

— Истопить-то я бы истопила, да нельзя.

— Как так?

— Да так, дитятко, черт не дает.

— Как не дает?

— А как затопим баню, так все из каменки и вспорхает. И пеплу-то, что есть, не оставит.

— Ах он, распротак его мать! Да я рубил баню, да чтобы и не мыться в ней? Топи, мать, я пойду.

Мать и говорит:

— Нет, ступай банничай, как хочешь, а я не стану.

Тот пошел, принес дров, наложил каменку и затопил. Что ты думаешь? Ведь ничего, протопилась каменка, солдат наклал другую, пришел домой и говорит:

— Бот, — говорит, — стращали чертом, а черт, видно, вымылся сегодня и не топит.

Ладно. Истопил солдат баню и говорит:

— Ну, теперь ступайте мойтесь.

— Нет, — говорят, — мы не пойдем, а ты как хочешь.

— А знамо дело, я пойду.

Взял рубаху и пошел. Разделся, моется, все ничего. Вдруг из-под полка выскакивает мальчик и говорит:

— Пусти, дяденька, помыться.

— А мойся, — говорит, — не жалко.

Сам думает: "Невелик черт, как хвачу, так и голову отстегну". Солдат-то, говорят, эдакой был дюжий, проворный, да и молодой. Ну, силы было много.

Смотрит солдат, а мальчишка все прибывает да прибывает. Видит солдат, что дело неладно. Надел рубаху, а подштанники взял в руки, да как хватит подштанниками черта по голове, наотмашь. Смотрит, ведь тот устоял, — не свалился. Солдат бежать, а черт уж в дверях, схватил солдата за руку, тот уперся в косяк — и косяк выставил, а все-таки вырвался.

Черт и кричит:

— Ну, смотри, более не ходи в баню!

— Да и тебе не дам мыться! — говорит содат. Пришел домой, рассказал дело да и говорит:

— Баня хоть хоромина и небольшая, а все-таки черту уступать не след.

Принес икону в баню, да осветил ее святою водою, и черт после этого баловать не стал.

ПАРАМОНОВСКИЕ ЧЕРТИ

ЧЕРТИ были у Аксиона Парамонова, крестьянина деревни Балахтины Воздвиженской волости. Они родятся из чего-то. Они его-то и мучали:

— Давай, — говорит, — работы.

Он мучился, коленками так и притянет к груди. Пошлет он их на елке иголки (хвои) считать, а они сосчитают скорехонько, опять и придут, опять и просят работы. Он опять пошлет их на осину листья считать, а они скорехонько опять и сосчитают. Но на осине-то больше бьются: хоть листьев меньше, нежели иголок на елке, однако ветром их сгибает и шевелит.

Ну он потом и отправил их на озеро:

— Заливайте, — говорит, — кол! (выше уровня поставленный).

Вот они не могли залить-то. Я говорю:

— Ведь опять они скоро сделают и придут.

А он говорит:

— Нет, уж нескоро придут: пытаться будут сутки-двое.

А как опять придут, он опять и даст им чурбан осиновый тянуть. Он отсечет его короче на пол-аршина себя (своего роста) и велит им вытянуть с него. Они пытаются сутки не одни, не могут вытянуть.

И опять просят работы. Он опять заставит их веревку вить из песку. Опять сутки-двое пытаются...

Мы видали много раз: он нам показал их, чертей-то.

— Я, — говорит, — сейчас кликну своих ребят, так сейчас и явятся!

В избе и на улице видали. Я на своем веку человек у трех видел эдаких, право, страшно: маленькие, востроголовые такие, с кошку-то будут; на двух ногах ходят. Лицо — Бог его знает — я не глядел... ни на какое не похоже лицо... сами голые, черные, руки коротенькие — все равно как у собаки лапа вот. Я немного и глядел их — страшно было: напустил их целую избу на беседе; лезут на лавки, на полки, везде... Все девки убежали из избы. Были черти в избе около часа... Все хахали над ними.

В пречистую (престольный праздник) Аксион Парамонов был пьян, а я-то не пью... А пошли мы тут в другую деревню, ну всего как с версту, ну да в одном поле. А он же сам и говорит:

— Смотри-ка, ребята, как поросяток-то бежит!

А мы знаем, что он уж это сделал. На лугу мы видели маленьких свинок множество, как черных кочек: востроухие все, не пищат, ничего... ушки, как у зайчика — в одно место сложены. Все опять скоро куда-то девались.

Аксион Парамонов Богу не молился, не гавливал (не говел) никогда.

Нашей барыне, Прасковье Николаевне, он давал их (чертей):

— Возьми, — говорит, — парочку, самчика и самочку. Тебе, — говорит, — с парой веселее будет.

— Нет, — говорит, — мне одного дай.

Одного он не дает. Одного возьмешь, так один и будет, приплоду не будет.

Особенно его, Аксиона Парамонова, донимает кривой черт, покою не дает, все без дела не может быть, все работы просит.

ДЕМОН ЗА ПАЗУХОЙ

ДЕМОН во время грозы у моего тестя просился в пазуху. Вот это я вам все скажу. Пускай хоть Анкудим Алексеевич, учитель, спросит у детка моего, так он скажат все.

Вот что: тесть мой пахал в поле. Бежит мальчик около десяти лет:

— Пусти, — говорит, — дедушка, меня в пазуху от дождичка.

А он (тесть) ученый и слыхал раньше эту статью.

— Нет, — говорит, — я тебя не пущу.

Он уж у него везде просился.

— Нет, — говорит, — не пущу: иди под деревенку[50] стань, — говорит.

Тот пошел.

Деревенку-то всю исщепало, во мелы[51] так и взяло! (разбило на мелкие части). Ведь тоже был нечистый дух: если бы человек он был да его бы громом убило, было бы тело; а тела-то не было. Значит, кто же, как не нечистый дух?

ЧУДЕСА НА ГЛУХОМ ОЗЕРЕ

ЛОВИЛИ мы зимою маленьким тагасом по маленьким озерышкам. Вот и приехали на одно глухое озеро (глухим озером называется такое, которое не имеет сообщения с другими озерами). Мужики-то нам тамошние говорили:

— Смотрите, ребята, ловить-то ловите, да опасайтесь: тут ведь шутить гораздо.

А мы ничего и не опасались; по озеру-то ходим, так ревом и ревем.

Тоню (сеть) закинули и вытянули. И так у нас тяжело идет, так хоть плачь. Думали, что ятва попала.

Как вытащили-то матицу всю на волю да поглядели, так, скажи, хоть бы одна живая рыба была: все виника (озерная трава), полную матицу так и напихал водяной!

Хозяин у нас, Ондрий-покойничек, такой шутник был. Он и забранился:

— Глухая ты собака, проклятый черт! Где ты такую ахинею и виников-то взял?

Ладили уж совсем с озера уехать, да мужики некоторые отговорили:

— Давайте, — говорят, — ребята, еще-то тоньку закинемте.

Маленько подались вперед от этой тони-то да и закинули.

Пока и тони всей не вытянули, так все шепотком говорили. И на этот раз тоня тоже тяжело шла. Как дошли до матицы, тут и повалила сорога (плотва). Насилу уж тогда мы матицу вытащили из воды. Так ведь полная матица и попала тогда сороги!

ВОТ ТАК ОН ОБДЕЛАЛ НАС

ПОЕХАЛИ мы с братом Пешкой удные[52] пускать. На середину озера выехали, Пешка-от и говорит мне:

— Что, кабы нам на праздник-от рыбы-то попало хоть побольше.

Я и сказал ему:

— Бог даст, так и попадет.

А он мне в ответ:

— Да уж Бог! Когда черт не насадит, так без рыбы и уйдешь.

Только что сказал он это, из воды как выскочит что-то белое и давай о воду хлопаться! Мы оба испугались, да делать нечего: надо удные пускать. Опустили и поехали домой.

На другой день приехали вынимать. Как вынули да поглядели, так, скажи, хоть одна удочка была бы: все черт оторвал. Вот так он обделал нас.

НА ОБРЫВЕ

ОДНАЖДЫ один мужик ехал домой. Вдруг ему на пути является местный священник в полном облачении. Поравнявшись с мужиком, священник попросил его, чтобы он подвез его до села. Мужик согласился. Когда они подъехали к тому месту, где дорога шла по страшной крутизне, над пропастью, священник этот, сойдя с лошади, как бы пугая мужика, начал стаскивать сани в пропасть.

— Да ну, бать, не балуйся, а то не только лошади, но и нам с тобою можно головы поломать, если только, не дай Бог, свалимся, — говорит мужик.

Священник после этих слов, видимо, приутих. Подъехавши к самому опасному месту, поп этот не утерпел и начал стаскивать сани в пропасть.

— Господи Иисусе Христе! Да что ж ты наконец, батька, делаешь? — кричит мужик и, размахнувшись, изо всей силы ударил попа по голове. Но вместо головы попа мужик так ловко угодил по обгорелому пню, который явился на место этого попа, что мужик во все горло заорал от боли. Между тем попа и след простыл, а пень, которого мужик счел за попа, от удара покатился в пропасть и оттуда вслед за ним слышался какой-то пронзительный хохот. Тут только мужик смекнул, что с ним был не настоящий священник, а черт в образе его.

ЧЕРТОВО СТАДО

ВБЛИЗИ Мегры маленькое круглое озеро, дно которого никак нельзя, по уверению крестьян, вымерять. Но среди этот озера есть островок, куда в теплые летние ночи выходят четыре коровы. Многие хотели завладеть ими, но безуспешно, потому что если кто подъезжал к озеру, коровы по свисту невидимого пастуха бросались в воду и исчезали.

Случилось однажды крестьянину ближайшей деревни проходить мимо озера после дневной работы. Так как он утомился, то лег на траву и уснул. Пробудившись еще до восхода солнца, он хотел было идти домой, как заметил, что вблизи от него пасутся на траве четыре коровы — бурые и чрезвычайно тучные.

Мужик поднялся, глядя на прекрасных коров, потому что в селении он ни у кого из соседей таких не видал. Через несколько минут мужику пришло на мысль, не те ли это коровы выходили Прежде на остров. Он перекрестился и побежал им навстречу.

Озеро взволновалось, раздался свист, коровы бросились в воду. Мужик успел двух коров остановить и угнать их домой. Коровы эти долго жили у мужика, и говорят, что оставили после себя приплод, порода которых будто бы не переводится в Мегре. Молока они давали по два ведра в удой, отчего крестьянин скоро разбогател.

Когда он их убил, то мясо и шкура их неизвестно кем были украдены. Крестьянин жаловался о потере, подавал прошения на подозреваемых людей. Дело долго не решалось. Вдруг в одну темную ночь кто-то постучал в ворота. Мужик вышел на крыльцо и увидел черного маленького человека в соломенной шляпе и коротеньком камзоле старинного покроя. Незнакомец остановил крестьянина и спросил:

— Послушай-ка, приятель, если ты будешь напрасно волочить добрых людей, то скоро будешь у меня в озере пасти коров!

Разве ты не доволен тем, что коровы тебя обогатили и оставили приплод?

— А ты кто, добрый человек?

— Я не человек, а черт! Знай же, что черт дал тебе коров, он взял и шкуры!

Крестьянин на другой же день бросил тяжбу о коровах и примирился с соседями.

ПРО ПОНОМАРЯ

ТОТ человек, который берется отчитывать кликуш, не должен употреблять в течение шести недель спиртных напитков. Один пономарь, взявшийся отчитать кликушу, не исполнил этого. Когда пономарь раз выехал в поле, вдруг за ним, среди белого дня, гонится печная труба, да такая высокая, что у бедного пономаря мурашки от страху по телу забегали. Эта труба, по словам крестьян, гналась за пономарем до самого его дома, и наконец в воротах ударилась и разбилась вдребезги.

Каждую ночь после этого времени до шести недель подряд, как только вздумает пономарь выйти на двор, вдруг на него, неизвестно откуда наступает эта же самая печная труба, да так, что того и гляди бедный пономарь, что вот-вот она его раздавит. И если бы не молитва "Да воскреснет Бог", которую он читал каждый раз, когда на него нападала печная труба, то ему просто хоть из дому не выходи.

ЛЕЗЬ ПОД ВОРОТА, ЧЕГО ДУМАЕШЬ?

ПРО то, как черт водит пьяных людей, крестьяне передают, такой случай. Однажды один крестьянин шел поздно вечером с крестин, порядочно захмелевши. Навстречу ему является его приятель и друг мужика Карп, ушедший несколько недель тому назад на заработки. Приятели решили обмыть водочкой свою встречу.

Вот пошли они на ближайший постоялый двор. Дорогою охмелевший приятель вытаскивает свою табакерку и начинает нюхать табак.

— О, какая же у тебя дрянная "манерка" (табакерка), — говорит ему приехавший товарищ. — Погляди-ка, какая у меня.

Тут он вытаскивает золотой рог с табаком и показывает мужику.

— А давай, если так, поменяем, — просит мужик.

— Давай, — соглашается товарищ.

Вот подошли они к постоялому двору. Так как время было позднее и едва ли с улицы можно скоро достучаться к хозяевам, то товарищ и сочувствует[53] мужику:

— Лезь под ворота, чего думаешь?..

— А ну-ка, Господи, благослови! — говорит мужик и хочет лезть под ворота. Но тут вместо ворот постоялого двора он увидел себя на худом мосту, который был устроен на глубокой речке для пешеходов. Приехавший товарищ научал лезть этого мужика в трещину, где бы он непременно залился.

Опомнившись от испуга, мужик бросился скорее бежать домой. От страсти у него и хмель даже вышел из головы. Прибежавши домой, он вспомнил про рог, который выманил у своего товарища. Полез в карман за ним и вытащил лошадиную, почти свежую, с мясом кость.

ОТЧЕ, ВЫКУШАЙ С НАМИ ЗА КОМПАНИЮ!

НЕМАЛО страху натерпелся покойный отец Мирон Вакхович, бывший Дмитриевский священник в селе Пищуге Ветлужского уезда. Позвали его с требою в деревню Колпашницу. Исправив, что ему следовало, батюшка у хозяина дома изрядно выкушал, только уж вечером спохватился и поехал обратно в село.

Дело было зимою. Не доезжая какой-нибудь полуверсты до Пищуга — низмина, долина, по которой бежит река Хлыщевка.

Только под угор с осторожностью батюшка начал спускаться, откуда ни возьмись, к нему в обшевни повалился страшный мужик, толщиной в сорокаведерную винную бочку, а вышиною больше сажени. Священник имел в себе дар прозорливости и сразу понял, что это не простой человек, а дьявол, и от него так и разит вином!

Только нечистый дух, в образе сорокаведерной бочки, ввалился батюшке в пошевни, вдруг кобыла выпряглась, и дуга с визгом двадцать сажен кверху взлетела и, повернувшись в воздухе, якобы поплясав, упала на дорогу перед самой лошадью, которую священник удержал на вожжах. Снял малахай батюшка и осенил себя крестным знамением: страшный человек в ту минуту исчез, напустив только еще раз на него винным запахом.

Запряг лошадь, сел и с молитвою поехал.

Спустился почти до самой реки, как тут вспомнил, что оставил рукавицы на том месте, где кобылу он запрягал. Жалко ему стало рукавиц, привернул лощадь к оглобле и побежал на угор. Рукавицы на месте, дьявол, видно, не приметил их. Поднял, не успел надеть, как видит — кобыла взглянула, заржала, стремглав понеслась и в ту минуту скрылась из вида.

Делать нечего, пришлось к дому пешком идти. Бредет, осматривается по сторонам и не узнает местности. Вместо маленькой речки Хлыщевки — широкая река, больше Ветлуги, и огромный пруд, а при нем водяная мельница.

— Вот тебе на, — промолвил батюшка, — куда это меня нелегкая-то занесла?!

Не очень однако смутился, идет по дороге к мельнице, откуда свет бьет. Мельница новая, на три постава: два в работе, жито мелют, а третий постав остановлен, и двое мастеров куют камень под аржаную муку.

Двери мельницы отворены, и внутри, за огромными бутылями и штофами народ сидит: в легких зеленых кафтанах, в красных шапках, кожаных сапогах и красных рубашках. Занятно показалось батюшке, полюбопытствовал, остановился. А те разливают вино по кружкам, из каких в деревнях квас пьют, хлопают одна за другой и помахивают ими к батюшке: "Зайди, мол, отче, выкушай с нами, за компанию!" Словами ничего не выражают, а только знаками приглашают. Мастера, тоже в красных шапках, целыми жбанами вино хлобыщут.

Отец Мирон пособлазнился, шаг, другой ступил вперед да увидел, что у одного мастера шапка на затылок съехала и на лбу рога торчат.

"Эй-э-э, какая тут компания-то собралась", — подумал батюшка. Как имел он дар прозрения, то сразу постиг, что это водяные на мельнице. Тотчас перекрестился, повернул и зачитал: "Да воскреснет Бог", а сам направился к мосту. Идет, читает вслух, а свет из мельницы так и бьет, так и бьет, изнутри, кто там ни был, штофами да бутылками ему преклоняют и будто говорят: "Напрасно, отец, уходишь, воротился бы, вишь, сколько вина-то?" А батюшка Мирон идет по мосту, читает молитву. Как только окончил, сказал "аминь", — мельница с народом, пруд и река исчезли, а сам он сидит на перилах мостика, что перекинут через речку Хлыщевку, и внизу под ногами полынья чернеет. Если бы еще шаг ступил, то прямо бы в полынью угодил, хоть и маленькая речка, но бочажистая. Так инды перекувыркнулся батюшка-то, ногами взмахнул и спиною на мост, как увидал, над какой пропастью он сидит.

Встал на ноги, отряхнулся и поспешно к селу направился. Подошел к дому и видит: кобыла его нераспряженная стоит у ворот и поджидает своего хозяина. Слава Богу, все благополучно обошлось.

А НА МЕСТО САПОГ — ЛОШАДИНЫЕ КОПЫТА

СТАРЫЕ черти живут у моря. Кто захочет из людей перейти в их веру, тот должен ехать к "океану-морю". Там его черти заставят молиться, и если кто, помолившись, поклонится в землю и будет ничком лежать, того черти награждают деньгами и заставляют его и других людей подгонять под свою веру, а кто, помолившись, да на небо поглядит, то черти тотчас разорвут.

Молодые черти живут больше "у речках". Все черти, по мнению крестьян, холостые. Молодые черти, скинувшись змеями, летают к девкам на вечеринки и, превратившись там в молодцов, влюбляются и живут с ними. Про это одна женщина передает такой случай: однажды к одной вдове, которая собрала к себе на посиделки несколько девиц, заявились пять молодых людей и начали угощать всех присутствующих сладостями. В это время у одной девицы как-то нечаянно выпало из рук веретено. Нагнувшись его поднять, она с ужасом заметила, что у всех молодцов видны хвосты, а на месте сапог лошадиные копыта. Затеявшись пить, она взяла кружку, приглашая других своих товарок пойти с ней в сени попить воды, но те на это отказались. Вышедши в сени, девица эта побежала на село возвестить об этом другим. Пока она созвала людей и прибежала опять к вдове, где были подруги, все находящиеся тут были подушены. А тех молодцов с хвостами и лошадиными копытами не было и следа.

НА СВАДЬБЕ

ОДИН крестьянин хорошо играл на балалайке, его постоянно приглашали на свадьбы в качестве музыканта. Однажды идет он немного навеселе по улице, встречает его один знакомый крестьянин и приглашает в соседний дом поиграть на свадьбе. Тот пришел в дом, ему дали балалайку, и он начал играть. Играл, играл он, а гости все пляшут без всякой устали. Попросил он позволенья отдохнуть... Отдохнул — так несколько раз.

Вышел он к воротам, чтобы немного освежиться и видит: у ворот стоит белый конь. Этот конь и говорит ему:

— А знаешь ли, где ты теперь играешь?

— На свадьбе, — отвечает тот.

— Нет, не на свадьбе, — ответил конь, — а у чертей, это черти тут пляшут, и они хотят тебя замучать. Ты возьми да оборви все струны, а когда они пошлют тебя покупать новые, ты выбирай в каждом магазине как можно дольше.

Тот и оборвал все струны. Тогда два черта повели его в магазин. Привели в первый — тот выбирал, но ни одной не нашел, и так — несколько раз.

Черти догадались, что он их обманывает, и начали грозить ему смертью, если он не выберет сейчас же струны и не пойдет с ними на свадьбу. Тут он, не надеясь остаться в живых, осенил себя крестным знамением — и увидел, что около него никого нет, а сам он находится в бане, откуда его вытащили на другой день.

ПОЙМАЛИ ЧЕРТА

ОДНАЖДЫ совсем было поймали черта. Черт летал к одной женщине, у которой муж незадолго перед этим умер. Он влетит в трубу огненным змеем, а в избе оборотится в мужа этой женщины. Когда некоторые узнали про то, то решили подкараулить и поймать черта. Для этого собрались человек пять и с вечера сели около избы, в которую летал черт. Вдруг увидели, что летит огненный шар, подлетел к трубе и спустился в нее. Один мужик принес из дома святой воды и начал кропить этой водой дверь, ставни и окна этой избы, чтобы черт не мог выйти; потом залезли на крышу, окропили там трубу и закрыли ее доской; затем они вошли в самую избу.

Как только черт почуял святую воду, то выскочил из-за стола и бросился было в трубу, но та была закрыта и окроплена святою водою; тогда он стал метаться из угла в угол, а мужики между тем начали кропить ставни и внутри избы. Тогда черт обратился в муху и забился на печке в угол, но мужики и там не давали покоя. После этого черт забился в горшок, куда хозяйка складывала нитки. Мужики обрадовались, что наконец поймали черта и накрыли горшок сковородою. Потом взяли горшок и, придерживая рукою сковородку, понесли на улицу. Но на дне горшка была дырка, в которую черт и вылетел дорогою.

К БАСУРМАНСКОЙ ЗЕМЛЕ

ДЕДУШКА Егор шел к заутрене, вдруг едет ему навстречу знакомый ямщик.

— Здорово, — говорит, — дедушка!

— Здорово!

— Садись, дедушка, подвезу, а то, вишь, снежно.

Сел к нему дедушка Егор, и помчал он его, инда[54] света не видать, и вдруг дедушка видит, что они очутились в Басурманской земле.

— Господи, — сказал дедушка, — куда это мы приехали?

Как сказал он это, видит, ямщик его исчез, а он стоит в чужой ему стороне, и все вокруг него чужое, басурманское. Нечего делать, поселился дедушка в незнакомой стороне, начал там понемногу приторговывать. Прожил там три года, через три года явился ему тот же ямщик и говорит:

— Что, соскучился, дедушка? Ну, готовься — уже приходи на такое-то место, отправлю я тебя домой, а то я вижу, ты все тоскуешь по своей стороне.

Обрадовался дедушка, к вечеру пришел на показанное место. Явился ямщик опять на белой тройке, посадил дедушку и помчал еще шибче прежнего раза.

— Ну, — говорит ему ямщик, — гляди: как увидишь сейчас березу, хватайся скорее за сучок, а не то увезу тебя дальше и там будет тебе неминучая гибель.

Дедушка как увидал этот сучок, схватился за него и очутился в избе, держась за задорогу (перекладина) на полатях. А об нем дома то уж и помин сделали, совсем считали погибшим.

ДЛИННЫМ ЗЕЛЕНЫМ ХВОСТОМ

ОДНА очень старая женщина говорила, как она видела черта в гор. Вологде, живя в Пензе нянькой.

Однажды на сквере было гулянье и иллюминация. Господа отпустили ее погулять. Когда пошла она домой, дорогою увидела как будто бы знакомых господ, которых она видела в доме. Один из них предложил ей идти вместе с ними. Она стала всматриваться в них пристальнее и, к своему изумлению, увидела, что тот, который позвал ее, с длинным зеленым хвостом и сам весь зеленый. Она осенила себя крестом и увидела, что около нее никого нет, а находится она на совершенно незнакомой улице.

МНИМЫЙ МУЖ

ОДНА крестьянка шла мимо старой полуразвалившейся церкви. Вдруг ей из-под крыльца этой церкви послышался детский плач. Она бросилась туда полюбопытствовать. Но, к своему удивлению, ничего не могла отыскать. Пришедши домой, она рассказала обо всем случившемся.

В другой раз, проходя мимо той же церкви, она встретила своего как будто мужа, который приказал ей идти за собою. Долго она ходила по полям и по лесам; наконец этот муж ее мнимый как пихнет ее в ров, говоря:

— Это будет тебе наука, в другой раз не будешь рассказывать, как кричат под церковью дети.

Когда эта женщина опомнилась от страху, то она увидала себя в незнакомом месте. Кое-как выбравшись, она только на пятый день добралась до дома. По рассказам этой женщины, она была отведена с лишком на семьдесят верст от дома лесовым, который ей представился в образе ее мужа.

ПУСТИ, ИНАЧЕ ПЛОХО ТЕБЕ БУДЕТ!

К одной женщине-вдове летал змей, будучи в нее влюблен. Когда эта вдова вышла замуж, то к ней по старой привычке вздумал было прийти змей, но она говорит ему:

— Я тебя теперь не пущу, я замужем, ко мне никому нельзя ходить, так как муж мой — человек очень строгий.

— Пусти, — просится змей.

— Нет, не пущу, — отвечает ему вдова.

Так повторялось три ночи кряду. Наконец на третью ночь прилетает змей к этой женщине опять и говорит:

— Пусти, иначе плохо будет!

— Нет, не пущу, — говорит женщина.

Тут змей рассыпался в искры, ударившись о землю, и осветил собою весь двор. Женщина же эта как заохала от такой непонятной муки с этого времени, так с тех пор уж и не переставала. Сколько ее ни возили по дедам и бабкам лечить, ничего не помогло. Через год в этих же самых муках она и померла.

Чтобы избавиться от змея, надо взять травы белоголовнику и "брат да сестра" и, отпивши этих трав, настоем их нужно вымыться на пороге. Понюхав этих трав, змей уже больше не прилетит.

ОГНЕННЫЙ ДУХ

РАССКАЗЫВАЮТ следующий случай: один крестьянин ушел по обыкновению весною на заработки. Недели через три приходит к его жене письмо, что он умер.

Баба сначала много плакала и горевала, потом перестала голосить и стала очень весела и разговорчива. Свекровь стала ее спрашивать, отчего это она так весела, но она ей не сказала ничего.

Между тем в это время все соседи стали замечать, что ночью над ее домом спускается огненный змей, рассыпался мелкими искрами над крышею и исчезал в трубе. Об этом происшествии одна из соседок рассказала свекрови овдовевшей молодки. Стала свекровь опять приставать к молодке и расспрашивать, с чего это она все делается веселее? Наконец та открылась ей, что она потому так весела, что ее муж не умер и ходит к ней по ночам и даже приносит ей гостинцы.

Свекровь разубеждала ее и рассказала о том, что соседи все видят, как над их домом пролетает и рассыпается огненный змей. Молодка очень испугалась и наконец поверила, что к ней ходит не ее муж, а огненный дух в наказание за то, что она слишком тосковала по мужу. Она обратилась к помощи знахарки, и та посоветовала сделать так. Только наступит ночь и время ему прийти, то она должна сесть на порог клети, где она спала, и чесать голову гребнем, а в фартук насыпать конопли и есть ее.

Молодая так и сделала. Как только наступила ночь, то она села на порог клети и стала чесать голову и есть коноплю. Наступила полночь, вдруг она видит, что по двору к ней идет ее муж, злой, пасмурный, подходит к ней и спрашивает, что это она делает. Тогда молодка отвечает:

— Разве не видишь? Чешу голову и ем коноплю.

От этих слов он пришел в страшную ярость; схватил ее за косы и начал бить, потом вышел на двор, ударился об землю, отчего из него посыпались огненные искры и исчез. На второй день молодку едва живую нашла свекровь в клети, но с тех пор муж ходить к ней перестал.

УЗНАЛА, КТО МУЖЕМ К ТЕБЕ ПРИЛЕТАЛ?

МОЛОДОЧКА рада-радехонька муженьку, раз муж стал ее по ночам навещать: сперва раз в неделю, потом по два и по три раза, а дальше зарядил уже каждую ночь ходить. Бабочке любо, что с милым мужем часто видается, но домашним об этом ни гу-гу. Свекровь или свекор когда спросят:

— Куда ты это ночью бегала?

— А скотину проведать, — ответит сноха. — Овечки благо ячили.

От мужа письма идут, в самом Питере он служил, жене и родным поклоны отписывает, про свое жительство обсказывает и со слезами просит, чтобы его не забывали, особливо в деньгах большую нужду имеет. Молодайка и ухом не ведет. Домашние, как только начали читать: "Любезнейшим моим родителям" — горько плакать, а солдатка ни одной слезинки не выронит, слушает хладнокровно и как будто даже улыбается. Не ладно дело. А уж по деревне слушок ходит, что к солдатке змей летает: ночной сторож не однова видал, как нечистый над их усадьбой из крыши рассыпался.

Свекор и подкараулил. Ночью кто-то постучался с воли; молодайка вскочила, скорехонько оделась, валенки обула, шубу накинула и за дверь, на крыльцо. Свекор помешкал, подождал немного, не вернется ли сноха. Нет. Оделся, достал четверговую свечу (свеча, с которою стояли в Великий четверг за стояньем), зажег ее и пошел доглядывать. Время было зимнее, на крыльце и лестнице снежком напорошило, по ступенькам ступни валенок и следы в заулок. Он и пошел по этим следам и дошел по ним до сенницы: видит, ступни валенок на мостке, ключ в замке и ворота (дверь) не вплотную притворена. Приостановился, ухом припал, а свечку шапкою прикрывает, чтобы светок-то не увидали. Слышит: голос внутри, целуются...

— Родименький мой, сердешненький, — лепечет сноха.

— Ты только помалкивай, — слышит свекор другой голос, как будто бы мужской и знакомый. — Пускай они читают мои письма, это один мой товарищ за меня им пишет, а я ни одной ночи не пропущу, чтобы с тобой не повидаться.

Тут отец и опознал голос-то сына в сеннице. Обрадовался, но и усомнился. Как же это так, если его отпустили на побывку, так он, чай, прямо в родительскую избу пришел бы, а в сеннице-то почто ему укрываться? Перекрестился, молитву честному Кресту прочитал и осторожно приотворил воротину.

Батюшки светы! Как что осветит, зашипит и огненным вихрем мимо него на волю — смрадом так и обдало его! Замер на месте старик, а свечка четверговая, святая, в руке светится, не стухла от дьявольского ветра; сноха молодая сидит на сене и лица на ней нет. Опомнился свекор.

— Что, милая, — промолвил, — узнала, кто мужем к тебе прилетал?

А та сидит, не шелохнется, и ни слова в ответ: глядит на свекра, глаза большие, по лукошку, лицо, ровно полотно, и вся растерзанная. Ужаснулся инды мужик: ополоумела молодичка.

На другой день попа привезли, тот молитвами разными и отчитывал. Не скоро, но оправилась женщина, говорить начала и все родным поведала. Вовремя спохватились, не дали окаянному совсем загубить христианскую душеньку. Но долго еще после прилетал, стучался в сенную дверь и в подоконницы, вызывал к себе молодицу. Бог пожалел ее, не допустил до погибели.

СПАСЕНИЕ ДУШИ

ЖИЛА баба на горе, муж у ней ушел в Москву. А к ней вместо мужа приходил черт. Вот родился у них сын. Нечистый и написал: "Живой твой, а мертвый мой". Стало ему восемь лет, а эта записка была в столике. Он играл, играл да и заглянул в столик, а в столике лежит записка. Он и читает: "Живой твой, а мертвый мой".

— Мамаша, — говорит, — что это такое?

Она рассказала ему. Мальчик взял эту записку и пошел свою душу отыскивать. Пошел он к труженику. Пришел, показывает ему записку.

— Ах, — говорит, — как мне душу выручить?

— Ты, — говорит, — ступай к такому-то купцу, наймись у него служить!

Он пришел к купцу и говорит:

— Наймите меня служить!

Купец говорит:

— Мне, — говорит, — не нужно.

— Ну, — говорит, — я буду так служить.

— Ну, пожалуй, — говорит, — останься.

А этот купец-то был знаком с чертом, он к нему в гости ездил. Вот собирается купец в гости к этому самому главному черту, а он (этот купец) был этому черту кум. Поехал он к куму, взял с собой мальчика. Он и говорит купцу:

— Вот ты покажи записку-то: "Живой твой, а мертвый мой" главному-то, что он тебе скажет?

Приехали они к дому. Огромный дом! Мальчик и дает купцу расписку:

— Вот, — говорит, — покажи куму.

А этому куму приготовлена кровать железная. Под этой кроватью бугор огня, купец не видит жару под кроватью, а мальчик видит. Вот купец спросил у кума о записке. Тот давай сейчас чертей скликать с полден. Шли, летели, шли, летели. Все спрашивал:

— Чья это записка?

Все говорят:

— Нет.

Опять стал скликать с запада, с востока, наконец, с севера. Шли, летели, шли, летели. Все спрашивал; все нет, все нет. Один остался последний, хромой, едва ползет.

— А, — говорит, — хромой! Это твоя записка?

— Нет, — говорит.

— Врешь, А то на кумову кровать!

Тот повиновался, отдал расписку. Этот мальчик выручил свою душу.

— Ах, — говорит, — купец! Под твоей кроватью железной целый, — говорит, — бугор огня.

Купец и спрашивает:

— Как же мне, — говорит, — душу свою выручить?

А мальчик и говорит:

— Я схожу, — говорит, — к труженику, узнаю, что он мне скажет.

Пошел он к труженику узнать, как купцу душу выручить. Труженик ему и говорит:

— Скажи купцу: сколько у него ни есть денег, чтобы на все деньги дров накупил. Возил бы их в поле; когда все до копейки деньги выйдут, тогда зажечь эти дрова; покуда они все не сгорят в уголья, лечь и у бога прощенья просить.

А у этого купца было несколько миллионов денег. Навозил целое поле дров, верст на тридцать. Зажег он эти дрова, и горели они три года. Когда сгорели все эти дрова, купец лежал на жару и у бога прощенья просил. Бог его простил. В саду на скамеечке корец и всей сказке конец.

ВДОВА И БЕС.

ЖИЛ-БЫЛ мужик, была у него жена-красавица. Крепко они любили друг дружку и жили в ладу и согласии. Ни много ни мало прошло времени, помер муж. Похоронила его бедная вдова и стала задумываться, плакать, тосковать. Три дня, три ночи бесперечь слезами обливалась; на четвертые сутки, ровно в полночь, приходит к ней бес в образе ее мужа. Она возрадовалась, бросилась ему на шею и спрашивает:

— Как ты пришел?

— Да слышу, — говорит, — что ты, бедная, по мне горько плачешь, жалко тебя стало, отпросился и пришел.

Лег он с нею спать, а к утру, только петухи запели, как дым, исчез. Ходит бес к ней месяц и другой. Она никому про то не сказывает, а сама все больше да больше сохнет, словно свечка на огне тает!

В одно время приходит ко вдове мать-старуха, стала ее спрашивать:

— Отчего ты, дочка, такая худая?

— От радости, матушка!

— От какой радости?

— Ко мне покойный муж по ночам ходит.

— Ах ты, дура! Какой это муж — это нечистый!

Дочь не верит.

— Ну, слушай же, я тебе скажу: как придет он к тебе в гости и сядет за стол, ты урони нарочно ложку, да как станешь подымать — посмотри ему на ноги.

Послушалась вдова матери. В первую же ночь, как пришел к ней нечистый, уронила под стол ложку, полезла доставать, глянула ему на ноги — и увидала, что он с хвостом. На другой день побежала к матери.

— Ну что, дочка? Правда моя?

— Правда, матушка! Что мне делать, несчастной?

— Пойдем к попу.

Пошли, рассказали все, как было: поп начал вдову отчитывать, три недели отчитывал — насилу отстал от нее злой бес!

А У НИХ НА ГОЛОВЕ РОГА...

РАССКАЗЫВАЛА одна, что, вроде, в святки, когда девчата ворожат, уехали они от деревни подальше, в зимовье, чтоб ребята им не мешали. Вдруг откуда ни возьмись ребята их подъехали! С гармонями, хохочут. Входят в избу.

— Никуда вы от нас, — говорят, — не уйдете. Мы вас везде найдем.

Стали они танцевать под гармонь, петь... Вот сели ужинать. А одной девки сестренка была малая. Дома-то одна боялась остаться, ну, она и взяла ее с собой.

Вот сидят они за столом, а у маленькой девочки ложка-то под стол упала. Ну, полезла она за ней, смотрит: а у всех ребят-то вместо ног копыта. Взглянула она из-под стола-то: а у них на голове рога. Вот сидит она и говорит сестре:

— Няня, няня, у меня живот болит.

Ну, ребята-то ей и говорят:

— Своди ее на улицу.

Вышли они на улицу. Она сестре-то все и сказала. А дети-то, они же ведь как ангелы: на них грехов-то нету, вот они и видят всякую нечисть.

Сразу-то убежать они не решились. Зашли они обратно. Посидели чуток. А маленькая-то эта опять к сестре:

— Няня, няня, у меня живот болит.

Парни ей говорят:

— Выведи ее да побудь там подольше.

Вышли они — и как бежать! Бежали, бежали...

Смотрят: скирда стоит. Добежали до скирды. Сестра молитву прочитала и круг сделала. Зачертила себя. А черти-то эти догоняют их со свистом. Все кругом закружило, завертело. А они, черти-то, кричат:

— А-а, догадались! Убежали! Скрываться от нас хотите!

Тут петух закричал, и исчезло все.

Девочка-то дней через пять умерла, а сестра ее болела шибко.

ЧТО НА СВЕТЕ ТРИ КОСЫ?

ЭТО тоже Прасковья Михайловна рассказывала. Пошла, говорит, одна девка ворожить на святках. Поставила зеркало, колечко опустила в стакан с водой и сидит. А ее парень знал, что она собирается ворожить, и в эту избу пришел раньше ее, залез на печку, лежит. И вот девка пришла, сидит. Вдруг западня поднимается, из нее появляется черт, а она не видит, и спрашивает ее:

— Девка, что на свете три косы?

Она испугалась, молчит, не шевелится. А парень не растерялся, с печки говорит:

— У речки коса, у девки коса да литовка — коса.

Тот снова спрашивает:

— А что на свете три дуги? — Парень опять же:

— В печке дуга, в упряжке дуга и радуга — дуга.

— А что на свете три матери?

— Мать-родительница, мать сыра земля да мать пресвятая Богородица.

Только сказал: "Мать пресвятая Богородица" — то сразу черт исчез, западня захлопнулась. Девка ни жива ни мертва.

А если бы не парень, то он, черт-то, девку задавил бы. Она же испугалась. Не может ничего сказать.

КАК БАБУШКИН ОТЕЦ НА ЧЕРТЕ ЕХАЛ

БАБУШКИН отец шел с Ботов — село ниже на три километра пешком. И попадает ему навстречу на белом коне ботовский мужик. Ну, и он поздоровался с ним:

— Здравствуй, Иван Сафроныч. Чем пешком идти, садись на моего коня.

Ну, он и сел и приехал сюда, в Мангидай. Зашел в избу и сыну говорит:

— Коня-то устрой.

А сын вышел, видит: никого нет. Ну, он зашел и отца спрашивает:

— Где, папа, конь?

А когда сам отец вышел: где связывал коня, там палочка березовая привязана. Но он и понял, что ехал на самом черте.

НОЖ ПРОТИВ ВИХРЯ

МЫ когда пацанами были, нас бабки пугали: смерч, вихрь — бегите, бойтесь! Это свадьба черта! Черт, дескать, женится на утопленнице. Мы с ребятами решили проверить. И как не поверишь?

Взяли нож. Когда вихрь поднялся, мы бросили прямо в середку этот нож. Все исчезло. Нож взяли в руки — он в капельках крови.

Как это было?

Может, мошка вьется?..

КРИВОГОЛОВАЯ

ЕХАЛИ два мужика по лесу и немного заплутали. Попадается им знакомый мужик из другого села и пригласил их в свое село на свадьбу. Сказал, что невеста из их села. Вот приехали, привязали коней. Зашли в дом. Гости сидят, невесту ждут. Мужики-то торопятся домой, а им говорят:

— Подождите, сейчас невесту уж привезут.

Вот привезли, заводят в хату, а эти двое ее узнали — с их села, Гашка. Узнали и думают: "Чего же голова у нее так криво?"

Началась свадьба. Один из этих мужиков взял баян и стал играть. Умаялся и вытерся занавеской и... все исчезло! Столы — не столы, а пни, и вся еда — конский навоз. Это их черти возили.

Упали они на коней и до дому тикать! Приезжают, а им говорят:

— Гашка-то на току повесилась.

Это ее черти запихали, чертям душу свою отдала. Таких раньше на кладбище не хоронили. Тот срок, что им дожить оставалось, они на чертей батрачили. Вот так-то.

МУЖ ВОРОТИЛСЯ

ДНА женщина отправила мужа на службу. Осталась с сыном да невесткой. Пашет, пашет однажды. Думает: "Господи помилуй, скорей бы мой мужик приехал". Только подумала, а тут он с горы едет. Кричит:

— Александровна! Коня-то распрягай!

У коня грива до полу, все солдатское, седло форменное. Она спрашивает, почему такая грива. А муж и отвечает, что на войне у всех так. Она будто на своего коня садиться стала, а он говорит:

— Садись на моего, что ты на своем-то?

Конь высокий. Она на изгородь залезла. И тут возьми да и скажи:

— Слава тебе, Господи.

И тут — ни коня, никого! А она сама на полу стоит. Взяла коня и пошла домой.

Ее спрашивают:

— Ты что, Александровна? Что так рано? Она рассказала. Давай ее лечить. Вылечили. И приехал потом мужик-то ее живой.

КАК СТАРУХА БАБИЛА[55]

СТАРУШКА до старости дожила, а ни у кого не бабила[56], все хотелось бабить так. Пошла в лес за грибами, или за морошкой, или зачем, увидала лягушку: лежит на дороге лягуха, да такая толстая!

— Ты, — старуха говорит, — принесешь, так возьми меня бабить, — посмеялась.

Вот бабушка спит, а ночью стучатся в двери.

— Кто такой?

— А вот собиралась бабить, так я и пришел звать.

Вот она встала и пошла с ним. Привел. Ребенок родился, баня истоплена. В баню пошли.

А эта женщина говорит:

— Ты не мойся сама водой.

Пришли в баню: нету ни шайки, ни таза помыться. Он говорит:

— Сейчас притащу.

Притащил квашоночку. Она поглядела: квашоночка как будто ихняя. Взяла, утор отломила. Ну опять, помылись — ей одеть нечего. А он говорит:

— Сейчас сбегаю принесу.

Она видит, что сарафан ее невестки. Вот она клинышек вырвала с сарафана, заметила. Мыться-то не стала. Только один глаз помыла водой в бане. Баба ей не давала мыться. Вот пришли домой. Он стал поить-кормить, спать валить. А жена ей не велела спать (я, говорит, сама русская):

— Если будешь спать, так перекрестись да молитву прочитай.

Она повалилась спать и молитву сотворила. Повалилась на перину, а очутилась на лесине, на вершине, у самой реки. Ехали рыбаки, она закричала:

— Снимите меня!

Они сняли.

— Откуда взялась?

Она говорит:

— Потом расскажу.

Потом рассказала. Домой пришла: квашонка та самая и есть, торчик отломлен. Сарафан посмотрела — клин вырван.

Ну и так живет до праздника. Никто ничего больше не знает.

Пришла в магазин покупать кое-чего, а черт за прилавком конфеты ворует да печенье. Она продавщице и говорит:

— У тебя там мужчина ворует.

Продавщица говорит:

— Никто не ходит.

А черт к ней подошел и спрашивает:

— Ты меня видишь?

— Вижу, — говорит.

— А каким глазом?

— Правым.

Он ей глаз выткнул. И стала старуха слепа.

ПРОПАВШАЯ ДЕВОЧКА

НУ, это в Пялице было у рыбаков, говорят так. Вот сидел мальчик, качал девушку (брат сестру), а отец с матерью на море уехали — семгу ловить.

В избе стемнело — не оказалось девушки в зыбке. Потом отец пришел — нет девушки. Стал искать — нигде девушки нет.

Ну, тут бабушка была одна, колдунья, к ней пошли отворачивать. Она сказала, что ее, верно, унесло из зыбки, ну и научила отца, чтобы он шел на гору Чернавку; а она посажена, говорит, на пенек. Он сел в карбас — три километра надо было ехать и три километра надо было пешком пройти.

Ну, оставил карбас, а сам побежал. А нужно было взять девушку левой рукой наотмашь и назад не смотреть, что там делается. И он взял левой рукой эту девку в охапку, и бежал, назад не оглядываясь. Ну, сзади в него бросали, кидали — он не обернулся, ничего. Только кинули в ногу, так нога болела три года, заживить ничем не мог. В карбас сел, так карбас хотел опрокинуть нечистый: в море как тюлень встанет на лапы, готов его схватить. А в Пялицы этих трех бань каменья разворочал. А воду так взбушевал, что три дня нельзя было воду носить.

Отец притащил дочь через три порога, да благословил, да в зыбку склал. А он, нечистый, только вскричал:

— Караул, да будет моя! Все равно, — говорит, — моя будет.

Так она и сидела до двадцати пяти годов — никто не решался замуж взять. А она и сейчас еще жива — все в Пялицы живет.

Во, брехни-то!

В ГОСТЯХ У БЕСОВ

ВОТ нынче бесы есть али нет?

Я была маленькая, а брат был старше меня на двадцать лет, так вот он рассказывал. Он был небольшой, с дедушкой ходили в Архангельскую. Шли по городу, и старичок встретился нашему дедушке знакомый, а глаз один выбитый, кривой. Ну, а наш брат небольшой был и интересно показалось.

— А что, — говорит, — дедушка, у него глаз кривой?

А дед и говорит:

— А вот отчего глаз кривой. Он был раньше гармонистом, молодой, и вот, — говорит, — все тоже ходили гуляли, пили с товарищами, а вот один и привязался к нему:

— Поедем, — говорит, — с тобой на танцы, — гармониста и зазвал. Он с ним согласился ехать. Ну вот, он его привез, тамотки, в комнаты, просторы хорошие, к богачам как бы, и все там танцуют пары за парами. Ну, он сел на стул и стал играть, а эти танцы и пошли. И вот одна барышня его омахнула хвостом — платьем по глазу стегнула. А он как глаз прокуксил, протер — а глазом видит: не люди, а бесы с рогами, с хвостами, и сидят не в комнате, а на болотах, на кочках. Ну и он как этот глаз закроет, не смотрит тем — и все как народ, танцуют, играют все, а тем больным посмотрит — а бесы! И так ему страшно стало, он запросил товарища:

— Отвези ты меня домой назад, — говорит, — что-то мне плохо!

Ну вот, тот сперва поунимал, а потом и согласился. Ну вот, он его посадил в повозку, тройка лошадей подпряжена под повозкой, и вот повез. И он, гармонист, захотел посмотреть, на чем везет — тем-то, больным глазом поглядел, — а не карета, а елка, и он сидит на елке, а вместо лошадей три человека запряжены, грешника, а на елке бес с рогами, с хвостом, на вершинке, и этих людей нахлестывает, они храпят, бедные. Ну вот, и привез к дому к своему, где назначено. Он-то этим здоровым глазом тоже смотрит, куда его везут. И привез и распростились на тот раз. Потом как пойдет на рынок-то, так тем глазом и видит нечистоту ту. Они уж там и тащат, и воруют, а где-ка стронут, прольют, чтобы ругались, а где-ка подкорючат, стронут. А он товарища-то и увидел:

— Здравствуй, товарищ!

А тот и ожегся:

— Ты как меня видишь?

Ну, а он с простоты и говорит:

— Вот так-то и так-то, я как был у тебя, меня одна дама хлестнула хвостом по глазу, так я с тех пор и вижу вас, вижу все, что вы проделываете!

Тот как размахнется, стегнет ему по глазу, чтобы не видел, у того и глаз вытек.

— Тут в обморок я упал, тут меня подобрали, — он и сказывает старику, дедушке нашему. Ну, тут подобрали, глаз залечили, так и остался кривой. Ну, а дедушка брату рассказывал, Григорью, а Григорий после службы мне сказывал, большой уже был, а я в девках была.

УНЕСЕННАЯ ДЕВУШКА

ДЕВКА полоскала на Двине платье, у Архангельска. Рассказывали старики, она сделалась как беспамятна, и ее подхватило вихрем и перенесло на эту сторону, между Тетрином и Чаваньгой. Тут старичок жил на волоку, на тонюшке, к этому старичку перенесло. Днем уходил, ловил зверей да куроптей, а вечером старичок-то придет, а девка и зашепчется, заговорит. Старик-то и заспрашивал:

— С кем ты вечером говоришь?

— А ко мне, — говорит, — приходит вроде человека.

И говорит:

— Он куда к тебе приходит?

— А он дом строит на Каменке (это за Тетрино), меня хочет туда перенести.

— А что, — говорит, — я никого не вижу? — дедко ей говорит. — Затопи печь, я сяду прямо у огня!

Печки-то на тонях были устьем около двери. Печка топится, вдруг стенок, застенил огонь, прошел прямо к двери. Так старик в тот вечер и пропустил его, а на второй вечер зарядил пищаль, хлебный катышок заложил и направил. Сидит, дожидается, и девке велел опять печь затопить. Вот она затопила печь, печь-то топится, а он сидит, пищаль направил, вдруг стенок, застенило огонь, он прицелился и спустил пищаль — выстрелил. Как выстрелил — охнуло, застонало, и нигде ничего не очутилось, и больше не заходил, и сколько дней жили, больше никакой не заходил.

Так вот нечистый-то ходит, старики-то говорят — его пулей не подстрелишь, а хлебной крохой. Ну, тут старичок сколько и жил, зимой девушку перенесло, а потом в деревню переехал, а летом ее перевез к отцу-матери в Архангельск. Сколько за то благодарны были, сколько годов все мешки посылали то муки, то крупы, все за дочерь платили. Только давно это было, более ста годов, я так думаю, по старикам-то.

ЕДЕТ С ПЕСНЯМИ ПО МОРЮ

Это вот сидел на тони мужик, и поехал в деревню и замешкался. А эта жонка дожидается, да и забоялась. Закрылась и легла, и заспала ли, не заспала — вдруг слышит: едет с песнями по морю.

— Вот, — говорит, — едет!

Мужа дожидается, слышит, приехал к берегу, а она это рассердилась, что пьяный, долго не ехал, так и нейдет встречать. И слышит: ворот заскрипел, карбас воротит[57]. Воротил, воротил, и ворот не заскрипел. Вот, думает, идет, идет, и вот придет сейчас! И все стихло, и нигде ничего не слышно, и стихло все. И не знает, что делать? И в избу никто не идет. Ну и забудила девку, — в няньках была, что ли, — и закрестила, зачитала молитвы, и девку выталкивает вперед. И вышли — ничего нет у ворота, и снова зашли. И уж не спала до утра.

А утром муж пришел, у него карбас угнало из реки, этот бес угнал. Вот она и слышала, как он мимо ехал, песни пел.