Камень Януса

Глава 15

— Вы одна?

В вопросе звучало множество подтекстов, и Рут замерла. Одна — и это было очевидно, поскольку она появилась в больнице без сопровождающих. И вдвойне одна, поскольку отец ее ребенка даже не знал, что она беременна. Она представила Нельсона, каким видела его утром на вскрытии, и попыталась вообразить, что он с ней радом, любящий и заботливый. Не получилось. Даже если бы Нельсон знал и они каким-то невероятным образом оказались здесь вместе, он все равно бы постоянно посматривал на часы и порывался бежать в полицейский участок. А мать? Рут представила и ее — милую, улыбающуюся, дающую советы и подбадривающую, советующую, чтобы дочь не переутомлялась на работе и ела имбирное печенье, если ее будет мутить. Еще менее вероятно. Шона? Она бы постоянно трясла волосами и строила глазки врачам. Смешно, но оставался один человек, которого Рут могла вообразить рядом с собой, — Катбад. Он по крайней мере добрый, хотя его красный плащ был бы тут неуместен.

— Да, я одна.

Медицинская сестра проводила ее в комнату с кроватью и похожим на телевизор хитроумным приспособлением. У экрана стояла женщина и равнодушно жевала жвачку. Помещение неприятно напомнило ей прозекторскую. Только ей самой уготовили роль тела на столе. Хватит психовать, это обычная процедура. Вскрытие — тоже обычная процедура.

Сестра велела расстегнуть брюки и помазала гелем живот. Рут поежилась. Она ненавидела, когда дотрагивались до ее живота, избегала всяких массажей и косметических процедур. «Расслабьтесь», — однажды попросила ее массажистка. Рут понимала всю эксцентричность своей реакции, но когда незнакомка с маникюром мяла ей лопатки и болтала о том, как провела отпуск, расслабиться не получалось.

Другая женщина приложила ей к животу что-то вроде стетоскопа и довольно сильно вжала в кожу. Рут предупредили, чтобы она до обследования не ходила в туалет, и это нажатие было ей крайне неприятно. Секунду она боролась с желанием вскочить и броситься в ближайшую дамскую комнату. Но затем посмотрела на экран, целиком занятый тем, что показалось ей клубящимся серым облаком. В центре облака что-то шевелилось.

Рут и прежде приходилось видеть изображения ультразвукового сканирования — костей и других археологических объектов. Она знала, что высокочастотные звуковые волны проникают сквозь твердые тела. Понимала, как оценить степень света и тени, чтобы определить плотность и структуру материала. Но теперь было нечто иное. Медленно двигающиеся на экране круги — это одновременно выходило за пределы ее понимания, но внезапно стало реальностью — были ее ребенком.

— Сердце плода. — Женщина загнала жвачку в угол рта и впервые заговорила, указывая на четыре черных кольца. — Его позвоночник.

Рут заметила движущуюся вдоль экрана тонкую белую линию, и на ее глаза навернулись слезы.

— Можно узнать, это мальчик или девочка? — спросила она.

— Не в этот раз. Может, во время следующего исследования примерно на двадцатой неделе.

Но Рут, глядя на экран поплывшими глазами, не сомневалась, что у нее родится мальчик. Было что-то мужское, даже бойкое в барахтающемся в ее утробе зародыше. Женщина показала в другую часть экрана:

— Ноги длинные. У вашего партнера длинные ноги?

У Нельсона длинные ноги? Рут представила, как он вышагивает туда-сюда, изнемогая от нетерпения приступить к новому делу. Он высок, значит, и ноги у него скорее всего длинные. Длиннее, чем у нее. И вдруг Рут впервые пришло в голову: ребенок наполовину его. А до этого она считала его всецело своим, даже тем единственным на свете, что по-настоящему принадлежит ей. На мгновение образ на экране показался ей совершенно чужим — мужской миниатюрой Нельсона. Рут закрыла глаза.

— Вам плохо?

— Нет… только немного тошнит.

— Это нормально. Всегда так бывает. Ну, мы закончили. — Женщина подала Рут шероховатое полотенце. Та вытерла живот и медленно села. — Я распечатаю вам изображение, чтобы вы могли взять домой.

— Изображение?

— Ребенка. Показать партнеру.

— Ах да, спасибо.

Рут медленно ехала в университет, сознавая, что ведет машину, как на экзамене на права — взгляд в зеркало, сигнал, маневр. Свято придерживалась соблюдения дистанции и так долго обгоняла велосипед, что автомобиль сзади нетерпеливо загудел. Рут понимала, что управляет машиной, как пожилая дама в шляпке, но ничего не могла с собой поделать. Ее переполняло сознание, что она вынашивает другую жизнь. И не просто жизнь — жизнь человека со своим характером и длинными отцовскими ногами. Она его транспорт, аккуратно перевозящий его из пункта А в пункт Б, поэтому необходимо подавать все сигналы, чтобы не врезаться во встречный грузовик. Как одолеть этот путь в девять месяцев, не превышая скорости и не задерживаясь у придорожных ресторанчиков? Со временем она, наверное, привыкнет.

Семестр для студентов окончился. Повсюду были молодые люди: укладывающие чемоданы в машины, прощающиеся в дверях со слезами на глазах, пишущие на майках друг друга любовные слова. Рут хотелось сказать: да хватит вам. Вы снова встретитесь в сентябре, но она помнила, что значит, когда перед тобой целое лето: работать, путешествовать, слоняться без дела, раздражая родителей. Если тебе восемнадцать лет, то четыре месяца кажутся вечностью. Когда студенты вернутся, Рут будет на седьмом месяце. Если верить распечатке в ее сумочке, то ребенок должен родиться первого ноября.

Хоть студенты и были на каникулах, Рут каникул не полагалось. Надо было оценивать диссертации и готовить лекции на следующий год. Она поднялась по лестнице в свой кабинет и растрогалась, увидев двух студентов, которые пришли попрощаться с ней. Она преподавала студентам, которые учились год, поэтому этих двух видела в последний раз, тем более что они были из Штатов (у нее было много иностранных учеников — университету требовались деньги).

— До свидания… счастливо… не пропадайте… заглядывайте, если будете в Висконсине…

Рут открыла кабинет и принялась собирать бумаги и книги. Вид ее комнаты с плакатом Индианы Джонса и экзаменационными работами доставил ей истинное удовольствие. По крайней мере здесь она чувствовала себя доктором Гэллоуэй, а не Рут Гэллоуэй, беременной (да еще, как она с ужасом прочитала в справке с УЗИ, «старой первородкой»). Она ученый, профессионал. Личность. Она проведет несколько дней дома, читая о костях, разложении и смерти.

— Рут, здравствуйте. Как вы? — спросил Фил.

Теперь, узнав, что она беременна, он старался ее поддержать. Это выражалось в том, что он говорил с ней тише обычного и при каждом удобном случае спрашивал, как она себя чувствует.

— Как все прошло? — Он имел в виду ультразвуковое исследование (ей пришлось объяснить, что она идет к врачу, поскольку из-за этого не успевала на обед в честь окончания учебного года). Но Рут притворилась, что не поняла его.

— Вскрытие? Нормально. Только новый патологоанатом уж слишком умничал — все спешил с выводами.

— Я имел в виду… врача.

— О, хорошо, спасибо.

— Никаких осложнений?

— Нет.

Фил стоял на пороге и улыбался. Рут не знала, как от него избавиться.

— Уезжаете куда-нибудь этим летом? — поинтересовался он.

— Нет, а вы?

— Ну… — Он смутился. — Собирались со Сью во Францию на несколько дней.

Любопытно, как к этому отнесется Шона? В последний раз, когда они разговаривали, Шона сказала, что Фил обещал ей уйти от жены после последнего совещания экзаменаторов. Рут понятия не имела, почему возникла эта во всех отношениях случайная дата, но ее подруга ждала ее, как второго пришествия. Если Фил действительно намерен уйти от Сью, то проблемы Шоны только начинаются.

— Собираетесь сегодня заглянуть на раскопки в Суоффхеме? Я слышал, они нашли там что-то интересное.

— Может, заскочу. — На самом деле Рут планировала ехать прямо домой. Спина болела, и она мечтала об одном — лечь. Но Фил с большим энтузиазмом относился к раскопкам Макса. Римские раскопки всегда что-нибудь сулят, иногда даже шанс появиться на телевидении.

— Прекрасно. Сумеете захватить пробы почвы?

Черт, теперь не отвертеться — придется заезжать в Суоффхем и до бесконечности возиться с пакетами для образцов. Почему бы Филу самому этим не заняться? Не иначе собирается отвалить к Шоне.

— Ладно, — пообещала она.

До раскопок она добралась затемно. На развороченной земле у подножия вала не было ни одной машины, и Рут не знала, радоваться этому или огорчаться. Она не видела Макса с того вечера, когда они вместе были на празднике Имболк. И теперь гадала, как пройдет их встреча — не будет ли неловкой. Что значил для него тот поцелуй? Может, ровным счетом ничего. Не исключено, что у них в Брайтоне люди постоянно целуются. Но Рут думала об этом. Не постоянно — у нее было много других забот, — но явно больше, чем ее устраивало.

Взяв из машины фонарь, она забралась по валу. Студенты потрудились на славу: на раскопках появились три новые траншеи, а небольшая груда камней означала, что найдены новые строения. Похоже, здесь располагалось поселение — по крайней мере вилла с окружающими ее постройками. Рут подошла ближе.

Она сообразила, что оказалась в той траншее, которую Макс ей показывал в первый раз. Только теперь ее расширили так, что виднелись угол стены и остатки сооружения, в котором Рут узнала подвальную систему отопления. Она заметила также мозаику. Следовательно, здесь жили состоятельные люди. Рут подумала о тех, кто две тысячи лет назад поселился на открытом склоне холма. Были ли они британскими римлянами или римлянами в ссылке? Неудивительно, что им захотелось устроить в доме отопление. Она поежилась от вечерней прохлады.

И уже собиралась уходить, когда по привычке провела лучом фонаря по кирпичному основанию — не откроется ли что-нибудь странное или необычное. И обнаружила. Красновато-коричневую надпись менее дюйма высотой. Сначала она не могла разобрать слова, хотя буквы показались ей знакомыми. Но затем поняла, что надпись сделана вверх ногами. Повернув голову, она прочитала: «Рут Гэллоуэй».

Позднее Рут не могла объяснить, почему надпись так ее напугала. Размер букв был таков, словно в эти камни и обломки забралось маленькое злобное существо и вывело ее имя. Зачем? К раскопкам она почти не имела отношения. Кому понадобилось трудиться — делать надпись на древней стене, да еще вверх ногами и так мелко, что не всякий мог заметить? Рут понятия не имела, но знала одно: она тут не останется, не будет рисковать встретиться лицом к лицу с этим мерзким карликом. Рут поднялась, сердце бешено колотилось.

У нее возникло ощущение, будто за ней кто-то наблюдает. Она резко обернулась, и луч фонаря описал вокруг нее широкую дугу.

— Кто там?

Никто не ответил. Зато раздались шаги — хруст подошв по гравию — кто-то шел в ее сторону в одной из траншей. Рут выбралась из шурфа и повела фонарем в темноту. Теперь она услышала и другие звуки — медленное ровное сопение. Кто-то совсем рядом дышал.

Она больше не притворялась, что не боится. И, выставив перед собой фонарь, бросилась вниз по склону. В ней не осталось ничего от надежного транспортного средства своего ребенка, теперь она была лишь ищущей защиты до смерти напуганной женщиной. Ребенку придется потерпеть. Рут споткнулась и чуть не упала. Господи, где же машина? Но затем она увидела спасительные огни «Феникса» и сообразила, что бежит в правильном направлении. Оставшееся расстояние она, задыхаясь, одолела трусцой. Автомобиль был на месте. Ее верный любимый ржавый «рено». И вдруг Рут замерла, в жилах застыла кровь. Рядом с машиной маячила чья-то темная фигура. Мужчина. Она вскрикнула.

— Рут, все в порядке. Это я, — произнес Макс Грей.

Кто-то продолжал кричать, и Рут, смутившись, поняла, что кричала она сама.

— Макс!

Он оказался рядом, обнял. Пах дымом и мылом.

— Рут, в чем дело?

— Кто-то… кто-то… там, на раскопках… мое имя на стене.

— Что?

Рут сделала глубокий вдох и, чтобы устоять на ногах, ухватилась за его руку.

— Я поднялась на раскопки… взглянуть. Увидела, что кто-то написал на стене мое имя. Затем мне показалось, будто за мной наблюдают. Услышала, как они дышат. Понимаю, что глупо.

Рут не различала в темноте его лица, но почувствовала, что его рука стала тверже. А когда Макс заговорил, голос звучал спокойно, ободряюще:

— Хотите, пойду посмотрю? А вы оставайтесь здесь. Посидите в машине, включите обогреватель. Вы вся дрожите. Подождите-ка.

Макс отошел, и Рут заметила, что его «лендровер» стоит рядом с ее «рено». Он вернулся с толстым джемпером и флягой.

— Наденьте. — Джемпер уютно пах старой шерстью. Рут открыла дверцу и забралась в салон. Макс подал ей фляжку. — Глотните. Я скоро вернусь.

Рут сделала осторожный глоток. Черный кофе. Теперь все напитки казались ей странными на вкус, но в этом было что-то вообще особенное. Еще мгновение, и она поняла: в кофе виски.

Макс вернулся через несколько минут и спросил:

— Сумеете довести автомобиль до дома? Я поеду за вами.

Открыв ворота, Рут впервые обрадовалась вспыхнувшему свету системы безопасности. Сейчас ей хотелось как можно больше света. Отпирая входную дверь, она надеялась, что в ее гостиной не слишком большой беспорядок.

Но Макс Грей, казалось, не заметил, что на полу валяются бумаги, а на диване лежит приготовленное в стирку белье. Он погладил Флинта, похвалил ее книги и коллекцию наконечников стрел и с явным удовольствием принял предложение выпить чаю. И лишь когда они расположились с чашками, речь зашла о происшествии на раскопках.

— Был там кто-нибудь, когда вы туда пришли? — спросил Макс.

— Нет. Фил попросил меня взять несколько образцов почвы, и я решила заглянуть в траншеи. Вы проделали огромную работу… И там увидела… эти слова.

— Вы говорили, вам показалось, что вы кого-то слышали?

— Да, звуки, совсем рядом… Кто-то дышал. Не знаю, может, я все вообразила. Вы кого-нибудь видели?

Макс несколько секунд молчал.

— Какую-то тень. Может, собаку или даже большую лисицу. Больше ничего.

— Собака. — Рут испытала такое облегчение, что даже рассмеялась. — Это объясняет пыхтение.

— Да. — Но Макс не улыбнулся в ответ. Он, глядя в чашку, нахмурился.

— У вас есть предположения, кто бы мог это сделать? — спросила она. — Никто из ваших студентов обо мне не слышал. Зачем кому-то понадобилось проникать на раскопки с банкой красной краски и…

Он поднял голову и произнес:

— Я думаю, это не краска.

— Что? — Понадобилось несколько секунд, чтобы Рут сообразила, что он имеет в виду. — Кровь?

Макс кивнул:

— Завтра проверим.

— Но зачем? Зачем кому-то понадобилось писать на стене мое имя кровью?

— Не знаю. — Макс помолчал. — Рут, вы читали «Я, Клавдий»?

— Да, — удивленно ответила она. — Давным-давно. Это ведь Роберта Грейвса?

— Его. Вы слишком молоды, чтобы помнить. Много лет назад шел потрясающий сериал с Дереком Джейкоби и Шиан Филили.

Рут помнила, но была польщена, что Макс считает ее такой молодой. Когда показывали фильм, ей полагалось ложиться спать, но она успевала посмотреть первые кадры: змея ползет по римской мозаике. Родители твердили, что фильм отвратительный. Но Рут подозревала, что, как только она засыпала, они сразу садились перед экраном.

— Ну и что в нем такого?

Макс вздохнул.

— В книге юный Калигула убивает своего отца Германика, брата Клавдия. Он делает это, запугав его до смерти.

Рут не проронила ни звука, только представляла ползущую по полу змею. Все вдруг приобрело сюрреалистический оттенок, словно она сама играла роль в телевизионной постановке, все кадры которой предназначались лишь для того, чтобы произвести впечатление на наиболее чувствительных зрителей.

— Это ему удалось, потому что он сыграл на предрассудках Германика, — продолжил Макс. — Украл любимый талисман, фигурку Гекаты из нефрита. Разбрасывал вокруг дома трупы животных, вымазанные в крови петушиные перья, чертил на стенах несчастливые знаки и числа — иногда очень высоко или у самой земли, будто это сделал карлик. Затем на стене появилось написанное вверх ногами имя Германика. Каждый день исчезало по одной букве, и, когда осталось одно «Г», Германик умер.

На диван, громко мурлыкая, прыгнул Флинт. Рут погрузила руку в его мягкий янтарный мех.

— Вы действительно считаете, что кто-то хочет меня запугать? — наконец проговорила она. — И позаимствовал способ из «Я, Клавдий».

— Не знаю, — пожал плечами Макс. — Но это первое, что пришло мне в голову. А если вспомнить мертвого петуха…

— Следовательно, мы имеем дело с рехнувшимся фанатом Роберта Грейвса?

Он рассмеялся:

— Или большим любителем классических телесериалов. Ясно одно: кто-то пытается вас запугать.

— Хочет отвадить от раскопок в Норидже?

— Не исключено. Ни для кого не секрет, что вы принимаете в них участие. К тому же прославились после дела Люси Дауни.

Рут промолчала. Она всеми силами скрывала свой вклад в это дело (кроме Нельсона, никто не знал, что она, а не полиция нашла Люси). Но утечка информации всегда случается. Поэтому нетрудно заключить, что и в том и в другом случае к ней как к главе отделения судебной археологии обращались за помощью.

— Придется сильно потрудиться, чтобы меня запугать, — произнесла она.

— Браво, — отозвался Макс. Снова возникла пауза, но уже совсем иная. Затем он почти застенчиво спросил: — Рут, вы не согласитесь со мной пообедать? На следующей неделе? Только не в «Фениксе». Найдем место получше.

Он сидел в свободной позе на продавленном кресле, подогнув под себя ноги. Рядом все громче мурлыкал Флинт. Ей не надо соглашаться. Беременной женщине ни к чему осложнения. Макс улыбнулся, и Рут впервые заметила, что один из его передних зубов сколот.

— Хорошо, — ответила она. — С удовольствием.

Когда Макс ушел, она сразу легла и даже не проверила, достаточно ли у Флинта на вечер еды (а зря — потому что потом он ее разбудил). Лежа в кровати, она еще слышала, как «рейнджровер» ехал по узкой дороге. Через десять минут огни системы безопасности снова вспыхнули, но Рут не стала подниматься.

19 июня

Праздник Минервы

Надо все подготовить. Нельзя действовать ех abrupto.[8] Я заточил нож, чтобы он был в порядке. Еще у меня есть топор, который потом понадобится для головы. Я раздумывал, не потребуются ли обезболивающие, чтобы ребенок не кричал. Их трудно достать. Мог бы помочь дантист — человек на острие науки. Я бы объяснил, что хлороформ мне требуется для научных опытов в школе.

И, как всегда, проблема в ней. Она никогда не оставляет ребенка одного. Надо ее попросить (нет, приказать, я же, в конце концов, хозяин), чтобы днем ребенок остался один. У нее ведь есть обязанности по дому.

Осталось около недели. Беда в том, что я иногда слабею, и боги посылают мне ужасные видения. Я просыпаюсь, плача и в поту. Какой позор. Но меня не сбить с пути. Я начал поститься, чтобы очистить плоть. Все должно быть наготове.