Камень Януса

Глава 28

Ровно в девять часов, подкрепившись традиционным английским завтраком, Джуди явилась в аббатство. Ей ответили, что сестра Иммакулата чувствует себя лучше и готова встретиться с ней через пятнадцать минут, после того как «ее немного приведут в порядок». Страшась подумать, что это означает, Джуди села ждать в приемной, устроившись рядом с восторженно возведшей глаза к небесам гипсовой Девой Марией.

— Доброе утро, мисс Джонсон, — поздоровалась с профессиональной доброжелательностью монахиня в накрахмаленном одеянии.

— Детектив-констебль Джонсон, — поправила ее Джуди.

— Прошу прощения.

Звания имеют вес, подумала Джуди. Вот и эта монахиня растеряла бы всю свою весомость, если ее называть просто «мисс», — превратилась бы в обыкновенную женщину среднего возраста, только в странном наряде. Совсем иное дело, когда ее величают сестрой Марией. В подобном обращении сила, хотя очень специфического свойства.

— Сестра… — начала она.

— Слушаю вас.

— Скажите, что такого с сестрой Иммакулатой?

— Что? — Монахиня изогнула брови. — У нее рак, детектив-констебль Джонсон. Неоперабельный. Жить ей осталось несколько месяцев, может, несколько недель.

На сей раз Джуди разговаривала с сестрой Иммакулатой в зимнем саду, выходящем на открытое ветрам пространство с декоративными каменными горками. Монахиня заметно ослабла, в ее груди клокотало, руки дрожали. Только глаза оставались настороженными — она смотрела на Джуди с подозрением, даже со страхом.

— Детектив-констебль Джонсон, — представилась Джуди. — Вы меня помните?

— Конечно. Не думайте, что я идиотка.

Джуди обрадовалась, уловив в ее голосе воинственные нотки. От этого ее задача становилась проще.

— Сестра Иммакулата, ваше настоящее имя Орла Маккинли. Это так?

Долгое молчание.

— Зависит от того, что называть «настоящим».

— Имя, данное при крещении.

— Да. И что?

— В 1951 году вы жили в семье Спенс на Вулмаркет-стрит.

Снова долгая пауза. Сестра Иммакулата крепко намотала на руку неизменные четки. В саду камней из-за крошки хлеба подрались две чайки.

— Я работала там няней, — наконец призналась она.

— Няней Аннабел Спенс?

— Да.

— Аннабел умерла в 1952 году?

Сестра Иммакулата подняла голову, но ничего не ответила. Четки на руке замерли.

— Вы остались в семье Спенс после смерти Аннабел?

— Да. Ко мне были добры и позволили остаться.

— Вы ухаживали за Родериком?

— Ему тогда было четырнадцать лет. Подростка в этом возрасте вряд ли можно назвать ребенком.

— Сестра Иммакулата. — Джуди подалась вперед. Она понимала: теперь все зависит от того, захочет ли эта старая умирающая женщина с ней говорить. Она вложила в слова всю силу убеждения. И даже мысленно подкрепила их молитвой: «Боже, дай ей силы сказать мне правду». — Мы нашли под дверью в дом останки маленькой девочки. Скажите, возможно ли, что это Аннабел Спенс? Пожалуйста, ответьте, это очень важно.

Сначала Джуди решила, что потерпела неудачу. Сестра Иммакулата ничего не произнесла, только между пальцами дрогнули бусины четок. Но затем послышался то ли вздох, то ли стон, и полились слова:

— Это было неправильно и неправедно. Я знала, но любила его. Странно, как нелепо звучит оправдание, но я любила его. Он был для меня всем, и я покрывала его. Сознавала, что грешу. Старалась искупить этот грех, но в итоге он взял свое и потребовал расплаты.

— Сестра, — Джуди коснулась ее руки, — что за грех? Что вы покрывали?

Старая монахиня подняла голову, ее глаза наполнились слезами.

— Он ее убил, а я его покрыла.

День у Нельсона не заладился. Снова завис компьютер, Клаф отправился то ли на поздний завтрак, то ли на ранний обед, и куда-то запропастилась Таня. Хотя бы Джуди была здесь. Она обладала самым неоценимым качеством полицейского — всегда находилась там, где нужна. Кроме сегодняшнего дня, потому что уехала в Саутпорт. Мальчишкой Нельсон провел в Саутпорте каникулы и запомнил сырые прогулки по набережной, завтрак в отеле, где он получал один кусочек тоста, и тысячи всяких безделушек на полках, которых ему не позволяли касаться. Нет уж, он больше туда ни ногой.

И еще он устал. Оставался в доме Рут до полуночи. Она неплохо держалась, разумеется, испытала потрясение, но была, как всегда, оптимисткой. Это-то и нравилось ему в Рут — несгибаемая женщина. Другие бились бы в истерике, ведь — что греха таить — неизвестный подобрался к ее дому, напал, хотел похитить или того хуже. А она как была бунтаркой, так и осталась. Резко возразила Тане, когда та очень тактично предположила, что у нее нервный срыв. Нет, Таня никогда в жизни не поймет таких, как Рут Гэллоуэй. Да и он сам не уверен, что понимает, но восхищается ею. Восхищается? И только? Нельсон постарался избавиться от мыслей о Рут. С него хватит уже той картины, которую он наблюдал дома: Мишель отбирает старые детские вещи, чтобы отдать Рут. Довольно осложнений — и за эти спасибо.

— Сэр!

В дверях кабинета появилась Таня.

— Ну, что еще? — буркнул Нельсон, надеясь, что подчиненная оценит его настроение и исчезнет.

— Я нашла историю болезни Аннабел Спенс.

Это другое дело. Усталость как рукой сняло, и он сменил выражение лица на более приветливое.

— Отличная работа. Показывай.

Похвала привела Таню в восторг.

— Все так, как вы сказали. Удивительная причуда пломбировать молочные зубы ребенка. Вот я и решила: подобную работу, наверное, выполняли не местные врачи. Поэтому связалась с Лондонским институтом дантистов. Он существует с 1911 года, когда-то принадлежал Лондонскому городскому госпиталю, но теперь является частью госпиталя Святого Варфоломея. Там сохранилась история болезни Аннабел, и несколько минут назад нам прислали ее по факсу.

Таня сделала паузу, ожидая похвалы, но Нельсон молча протянул руку за бумагой. Просмотрел листы, нахмурился и произнес:

— Это не она.

— Что?

— Ты заглядывала в документ?

— Нет. Сразу понесла вам.

— Если ты помнишь, у нашего черепа пломба в зубе — редкий случай у таких маленьких детей. А у Аннабел Спенс, если верить этим записям, никаких пломб нет.

Рут ехала повидаться с Катбадом. Он позвонил накануне и предложил встретиться у холма, где раскапывали римское поселение, а затем пообедать в «Фениксе». И она решила, что он станет хорошим противоядием от преследовавшей ее в последние дни тьмы. Катбад мог говорить, что открыт «темной стороне», но на самом деле в нем было нечто успокаивающее. К тому же Макс сообщил ей, что они нашли резное каменное изображение, которое может оказаться камнем Януса — древнего двуликого бога. И она предвкушала, как познакомит с Янусом Катбада.

Рут быстро вела машину и слушала музыку из альбома Брюса Спрингстина. Не «Баллады» с их путешествиями по шоссе в никуда и беспросветными городами, где нет работы, потому что этого требует экономика. Из эпохи «Танцев в темноте» — с мощными гитарными переборами. Она устала (легла в постель около часа ночи, а потом не могла заснуть), но радовалась, что находка римского времени заставила забыть, что кто-то хочет ее убить.

Ну не совсем забыть — выходя из «рено», Рут озиралась по сторонам и буквально подпрыгнула, когда из травы в небо взмыл жаворонок и, заливаясь песней, закружил в вышине. В руке она держала мобильник, в котором телефон Нельсона был запрограммирован для быстрого набора. И тут же позвонила бы ему, если бы ей что-то почудилось в кустах. Но среди белого дня трудно поверить, что детей могут приносить в жертву или в культ богини колдовства.

Когда она стала забираться по травянистому склону, начал накрапывать дождь — теплый, приятный, который даже освежал. Людей на раскопках не было, траншеи аккуратно прикрыты брезентом. И никаких признаков Катбада. Макс сказал, что она найдет камень Януса в дальнем шурфе. Пока Рут ковыляла по буеракам, дождь усилился, и она пожалела, что не захватила куртку. Подняла мокрый брезент и сразу увидела камень. Круглый, по виду гранит, размером вдвое больше человеческой головы. Он выглядел уродливым и зловещим на тщательно просеянной земле. Являлся ли он частью статуи или выполнял какие-то особые функции? Даже с того места, где она стояла, Рут заметила с каждой стороны камня лицо, но ни одно из них не отличалось дружелюбием.

— Янус, — раздался голос над ней, — Янус, хранитель дверей.