Камень Януса

Глава 17

Макс предложил встретиться в Ридхеме, что немало удивило Рут. Ридхем располагался на Норфолкских озерах по другую сторону от Нориджа. И чтобы добраться туда, придется преодолеть семь длиннейших и скучнейших кругов ада — так она думала об объездной дороге вокруг Нориджа. Почему бы им не встретиться в Кингс-Линне? Там тоже хватает ресторанов. Может, Макс гурман с причудами и собирается накормить ее в одном из экспериментальных заведений, где подают мороженое с ароматом колбасы или жаренного во фритюре ежа? Что ж, если ей принесут жаренного во фритюре ежа, ее стошнит прямо на того, кто этого ежа перед ней поставит. И поделом ему! Рут уже пожалела, что поехала. Лучше бы осталась дома — сидела бы перед телевизором, смотрела бы сериал «Прослушка» и ела бы лазанью из «Маркса и Спенсера».

Они встречались у «Корабля», хорошо известного норфолкского паба, популярного среди тех, кто путешествует по реке. И надо было сюда тащиться, чтобы угоститься ничем не примечательной едой в обществе громко веселящихся лондонцев!

Макс сидел за столиком и смотрел на реку. Увидев Рут, он вскочил, а когда она приблизилась, неловко поцеловал ее в щеку. Так это свидание?

— Рут, вы потрясающе выглядите.

Она была в свободном блузоне и брюках. Когда этот стиль только появился, он не понравился Рут — все в такой одежде казались беременными. А теперь это было ей на руку.

— Мы будем есть здесь? — Она обвела рукой паб, который в вечернем освещении выглядел довольно привлекательно. Столики заполнялись. С реки полакомиться кусочками пищи пожаловали лебеди.

— Нет, чуть дальше. — К удивлению Рут, он повел ее к своей машине.

— Куда мы едем? — подозрительно спросила она.

— Увидите.

Они миновали расположившиеся на холме дома с садами, которые спускались к самой реке. Неужели у Макса здесь дом? В таком случае он зарабатывает больше, чем любой археолог. Но жилой район остался позади, и впереди замаячили корабельные мачты. Макс остановил автомобиль в конце дорожки, где были припаркованы несколько машин и находилось приземистое здание с вывеской «Душевые». Вдоль возникшего перед ними небольшого причала приютились многочисленные суденышки. Некоторые из их владельцев жарили мясо на гриле, повсюду бегали дети и собаки. Картина была живописной, но Макс молча шагал по понтонам, отчего они устрашающе раскачивались. Рут с опаской следовала за ним. Ей не хотелось угодить в воду, чтобы ее оттуда выловил подгулявший отпускник. Они добрались почти до самого конца пристани, когда Макс остановился у маленьких деревянных ворот и произнес:

— Уже скоро.

По другую сторону ворот оказался понтон, еще больше раскачивающийся, чем первый. Рут смотрела, как гладкая, словно шелк, река быстро катила мимо них свои воды. По обеим сторонам тянулись поля, стебли пшеницы достигали человеческого роста. Темнело, над камышом низко летали птицы. Впереди, как иллюстрация к детской книге с картинками, река образовывала два рукава. Какую дорожку выберешь?

— Вот она! — внезапно воскликнул Макс.

Рут удивленно оглянулась: что за «она»? Неужели он притащил ее сюда, чтобы познакомить с женой? Но тут же заметила, что он указывает на пришвартованную в конце понтона лодку — маленькую, компактную, синюю с белым, с полосатым тентом.

— Это ваша?

— Пожалуйте на борт «Леди Аннабел».

— Вы тут живете?

— Да. — . Макс легко прыгнул на палубу и протянул руку Рут. — Это так здорово. Я могу каждый день причаливать в разных местах, но главным образом держу ее здесь. Далековато добираться до Суоффхема, но игра стоит свеч. По ночам вообще сказка — спать под звездами, слушать шум реки.

На палубе стоял накрытый на двоих маленький стол — со свечами и бутылкой вина в серебряном ведерке. Они находились рядом с основным причалом, однако к ним не долетало ни звука, слышался лишь плеск воды о борта суденышка. Над рекой носились ласточки, на противоположном берегу Рут заметила бродящих во влажной траве коров.

Макс внимательно посмотрел на нее:

— Ну как? Я решил, что это будет лучше, чем ресторан. К тому же мне нечасто доводится кому-нибудь готовить.

— Замечательно.

Удивление прошло, и Рут впервые за день почувствовала себя свободно, наслаждаясь красотой вечера. Макс разлил им вино (она не стала отказываться) и предложил экскурсию по судну.

— Лодка очень маленькая, так что это займет не более минуты.

— Она… ваша?

— Нет, принадлежит моему приятелю, он живет неподалеку отсюда. Когда он узнал, что я приезжаю на лето, предложил мне лодку в качестве базы. Раньше ее сдавали внаем. Такие здесь называют «корытом». Она низкая, на ней удобно проплывать под невысокими мостами.

Суденышко и в самом деле оказалось очень маленьким, но Рут пришла в восторг оттого, что Макс живет на борту. В трюме стояла плита, и из булькающей на ней кастрюли доносился восхитительный аромат; с потолка свисали связки трав и чеснока. Напротив расположился диван и маленький стол. В узком конце находилась кровать с подушками. На тумбочке лежала книга, на подушке — мягкая игрушка. Может, Макс не такой уж уверенный в себе и взрослый, каким казался на первый взгляд. Иллюминатор над кроватью смотрел, должно быть, в переднюю часть лодки. Здесь были также душ и небольшой туалет, и Рут почувствовала, что ей надо в него зайти.

Они сидели на палубе, пили вино и разговаривали о раскопках Макса.

— Мне кажется, мы получим важный результат. Очень интересное место. Несколько строений вокруг храма. Не исключено, что викус.

— Викус? — повторила Рут.

— Небольшое поселение неподалеку от военного лагеря. В сущности, гарнизонный городок.

— Больше не обнаружили скелетов?

— Нет. Зато нашли еще посуду. Несколько монет, металлические предметы, наверное, аксессуары какой-то игры. Перстень с печаткой.

— Это мне напомнило… — Рут рассказала о найденном на раскопках в Норидже кольце.

Макс помолчал и подлил вина.

— Похоже на Гекату. Головы человеческие?

— Вроде бы.

— Иногда Гекату изображали с тремя звериными головами: змеи, лошади и вепря.

— Мне они показались человеческими.

— Обнаружили еще какие-нибудь свидетельства римского поселения?

— Пока нет. Но нашли посуду. С Самоса.

— Вот как? — заинтересовался Макс.

— Приезжайте как-нибудь сами, посмотрите.

— Непременно.

Макс скрылся в трюме и вскоре вернулся, поставив на стол блюдо.

Оказалось, что это цыпленок в красном вине, рис с шафраном и зеленый салат.

— Да вы настоящий повар, — улыбнулась Рут.

— Люблю готовить, но когда живешь один…

— Вы всегда жили один? — Рут сознавала, что задает очень личный вопрос.

Но Макс легко на него ответил:

— Жил какое-то время с подружкой. Но мы расстались, достаточно мирно. Думаю, теперь будет трудно с кем-либо сойтись. Привыкаешь к своему пространству. А вы?

— Жила с приятелем несколько лет. Помню, когда мы разбежались, я испытала облегчение оттого, что дом теперь целиком мой. Наверное, я не приспособлена для того, чтобы жить с другим человеком.

— А друг у вас есть?

— Нет. — Рут понимала, что настало время сообщить Максу, что хотя у нее друга нет, зато есть другое долговременное обязательство. Она колебалась, подбирая слова.

— Рут. — Макс дотронулся до ее руки.

— Я беременна, — пробормотала она.

— Что?

Стемнело, и Рут не сумела рассмотреть выражение его лица. Она сделала глубокий вдох.

— Беременна. Но не живу с отцом ребенка. Все очень запутанно.

— Что ж, Руг… — Макс растерялся.

Она съела последний кусочек цыпленка и почувствовала неловкость от того, что во время такого важного признания способна думать о еде. Но уж очень вкусным оказался этот цыпленок.

— Не знаю, что и сказать, — наконец проговорил он.

— Все в порядке, — произнесла она, дожевывая цыпленка. — Не надо ничего говорить. Я просто думала, вам следует об этом знать.

— Когда должен родиться ребенок?

— В ноябре.

— Я хотел подать сыр. Мягкий сыр, но вам, наверное, не подходит. Сыр ведь не рекомендуют беременным?

Рут рассмеялась. Ее тронуло, что он заботится о ее здоровье, и одновременно она испытала облегчение, что признание позади.

— Я и так уже сыта.

— Есть еще шоколадное пирожное с орехами.

— Для шоколадного пирожного с орехами место всегда найдется.

За десертом Макс рассказал, что расстался с подругой главным образом из-за того, что хотел детей, а она нет.

— Я никогда не хотела детей, или по крайней мере думала, что не хочу, — призналась Рут. — Мне всегда хватало моих кошек. Но, случайно забеременев, была поражена тем, какой испытала восторг. Внезапно захотела ребенка больше всего на свете.

— Наверное, удивительное чувство, — смущенно улыбнулся Макс. — Понимаю, звучит странно, но я всегда завидовал способности женщин вынашивать ребенка. Наверное, испытываешь что-то невероятное, когда все это происходит в тебе.

— И можно есть и не бояться, что потолстеешь.

— Еще пирожное?

— Спасибо. — Она помолчала и продолжила: — Но в то же время страшновато. Я так мало знаю о детях. От матери отдалилась, и ни у кого из моих подруг нет детей.

Это было неправдой. У некоторых ее школьных и университетских друзей дети были — уже не грудные, у кого-то даже подростки. Но как только знакомые рожали, между ними и их бездетными друзьями словно вырастала стена. Рут могла навещать их в роддоме с цветами и шариками (девочка, какая прелесть!), запоминала дни рождения, поздравляла на Рождество, но всегда оставалась вне очаровательного круга материнства. Друзья постепенно отдалялись от нее и пропадали.

— А отец?

— Он не знает.

— О!

В восклицании Макса Рут послышалось неодобрение. Он хотел иметь детей. И из солидарности с неведомым отцом ребенка осуждал ее за нарушение его родительских прав и за всякие другие недавно придуманные преступления.

— Я ему скажу. Только он… женат.

— О! — На сей раз тон был другим: более отзывчивым, вроде бы даже сочувствующим. — Я ничего не понимаю в детях, но поговорить вы со мной всегда можете.

— Спасибо.

Молчание, теперь дружеское, прервал звонок телефона Рут. Она достала аппарат, намереваясь выключить, но увидела на экране надпись «Дэбби Льюис».

— Извините, придется ответить.

Нельсон был дома и читал отчет Клафа о его нелюбимом копании в архивах. Обычно старший инспектор не приносил документы домой (на заре брака с Мишель он дал ей обещание не работать дома и, как правило, держал слово). Но уж очень хотелось сориентировать расследование в другом направлении. Вот если бы сержант обнаружил ведущую к детям ниточку… Но он как будто ничего не нашел.

Разумеется, имелись свидетельства о рождении Мартина и Элизабет Блэк: мать — Луиза Блэк, в девичестве Максвелл, отец — Дэниел Блэк. Свидетельство о смерти Луизы Блэк было помечено 1970 годом, Дэниела Блэка — 1998-м. Если, как подозревал Нельсон, отец и знал об исчезновении своих детей больше, чем признавал, с ним уже не удастся поговорить.

Имелись показания других работников детского дома Пресвятого Сердца Христова: уборщиц, садовников, приходящих врачей и человека, назвавшего себя специалистом по играм. Все без исключения удостоверяли святость отца Хеннесси и высокий уровень заботы о детях. Один садовник утверждал, что Мартин был трудным ребенком, но, вероятно, на его суждение повлияла привычка мальчика копать на газоне ямы. Врач засвидетельствовал, что Элизабет была склонна к простудам и ангинам, но в других отношениях — вполне здоровой. А Мартин — силен как бык.

Еще Клаф обнаружил проживающую в Ирландии дальнюю родственницу семьи Блэк. Но поскольку она не видела Мартина с 1963 года, а Элизабет вообще никогда, пользы от нее было мало.

Нельсон разговаривал с Томом Хенти, седым дежурным сержантом, отлично помнившим дело Мартина и Элизабет Блэк. Поиски всем составом, отмененные отпуска…

— Мы терялись в догадках, каким образом могли бесследно исчезнуть двое детей. В то время я был констеблем и одним из первых прибыл в детский дом. Большое великолепное здание, почти что замок — высокие потолки, люстры, но повсюду детские вещи: игрушки, низенькие столики, гимнастическая стенка в столовой. Странное место.

— Почему?

— Не знаю. Священник, который там всем заправлял, был славным малым. Это я сразу заметил. Дети довольны, адом странный. Я обыскал спальни — они располагались в мансарде, множество кроваток под крышей. И мне стало жутко. Все время казалось, что увижу в одной из кроваток труп.

— Но вы ничего не нашли?

— Ничего. — Заметив взгляд старшего инспектора, Хенди, словно защищаясь, добавил: — Мы искали старательно, но все напрасно. Прочесали территорию, водолазы осмотрели дно реки, мы обошли дома.

— В колодец заглядывали?

Хенди смутился:

— Он был забит. И сразу было видно, что его не открывали. — Сержант посмотрел на Нельсона, и в его глазах мелькнул испуг. — Вы поэтому пришли? Нашли в колодце труп?

И вот теперь Нельсон сидел в кабинете, который Мишель называла «уютным уголком», а Лора и Ребекка — «игровой», читал распечатки и ксерокопии и размышлял, куда, черт возьми, направить расследование. Еще немного, и пресса все пронюхает, и тогда, если у него не найдется надежного подозреваемого, его повесят, выпотрошат и четвертуют. Детский труп под бывшим приютом — желтые издания обожают подобные сюжеты. К тому же скоро лето, когда поток информации иссякает. Если не соблюдать осторожность, то инспектор Плод[9] будет месяцами не сходить с первых страниц газет.

Нельсон вздохнул. Из гостиной доносилась музыка из американского комедийного сериала «Секс в большом городе», и это означало, что ему нечего там делать. Жена и дочери были поклонницами этого кино, которое каждый вечер появлялось на экране. Ему же оно казалось откровенной мерзостью, в которой все женщины выглядели совершенно нелепо. Такая мода, внушала ему Ребекка. Но если это мода, почему он никого не встречал в таких нарядах? Может, американская мода? Если не вспоминать поездку в «Диснейленд», которая не в счет, Нельсон никогда не был в Америке, и его туда не тянуло. В отличие от других копов он не бредил штучками ФБР: пистолетами, скоростными машинами и роскошной обстановкой. Нельсон не сомневался, что жизнь полицейского в США похожа на жизнь его коллег по всему миру: десять процентов активных действий и девяносто процентов отупляющей скуки.

— Папа! — раздался крик из гостиной. — Твой телефон звонит.

Нельсон, ворча, пошел в коридор, где из кармана пиджака подавал сигналы его мобильник. Телефон, конечно, замолчал, как только он взял его в руку. На экранчике светилась надпись: «Один пропущенный звонок от Рут». Нельсон нажал кнопку набора.

— В чем дело, Рут?

Голос звучал очень далеко, но по тону старший инспектор понял, что Рут добилась какого-то успеха.

— Мне звонила Дэбби Льюис, судебный эксперт-дантист, о которой я тебе говорила.

— Черт возьми, веселая работенка — копаться в зубах мертвецов!

— Замечательная. Так вот она обнаружила кое-что любопытное. На зубах есть явные следы фтористого олова.

— И что?

— В 1949 году фтористое олово в качестве эксперимента включили в зубную пасту «Крэст». Но потом выяснилось, что от него остаются пятна на зубах. Поэтому с 1955 года в пасту вместо фтористого олова стали добавлять монофторфосфат.

— Что из этого следует? — взволнованно спросил Нельсон.

— Череп принадлежал ребенку, который жил до 1955 года. А наша девочка когда родилась? Девочка из детского дома?

— Элизабет Блэк? — Он порылся в бумагах на столе, хотя не сомневался, что ответ ему известен. — В 1968-м.