Камера

Глава 36

Весть о том, что Филлипа Найфеха уложил в кровать очередной сердечный приступ, привела отставного полковника Джорджа Наджента в некоторое волнение. К утру понедельника Найфех уже находился вне опасности. Черт побери, ведь ему осталось всего два или три месяца до пенсии! Наджент отнюдь не считал своего начальника никчемным человеком, однако сейчас Найфех просто тянул время. Если правильно выстроить стратегию, у полковника будут все шансы занять новое кресло.

Но сейчас Джорджа Наджента куда больше беспокоила сложившаяся весьма острая ситуация. До казни Кэйхолла оставалось только девять дней, фактически — восемь, поскольку приговор должен быть приведен в исполнение на следующей неделе в среду, в первую минуту после полуночи. Таким образом, среда входила в общий отсчет — из-за какой-то минуты! По сути же, последним днем являлся вторник.

На рабочем столе полковника лежал увесистый том, на кожаном переплете которого солидным золотом поблескивали набранные в две строки слова: «ШТАТ МИССИСИПИ. ПРОТОКОЛ». Этот шедевр организационной мысли потребовал от бравого офицера напряженнейших трехнедельных усилий. Наджента привел в ужас ворох различных наставлений и инструкций, составленных Филлипом Найфехом за годы службы в Парчмане. Странно, как в те времена вообще удавалось довести смертный приговор до логического конца. Зато теперь администрация получила в свое распоряжение детально продуманный план, включавший в себя все, в том числе и гипотетические, аспекты завершающей процедуры. Том был не менее двух дюймов в толщину и насчитывал сто восемьдесят страниц. На первой значилось имя автора.

Когда Лукас Манн вошел в кабинет, стрелки настенных часов показывали пятнадцать минут девятого.

— Вы опоздали, — исполненным начальственной строгости голосом заметил Наджент.

Кто такой, в конце концов, этот заурядный крючкотвор против руководителя группы по исполнению приговора? Пусть занимается своими бумажками. За прошедшие сутки полковник значительно укрепился в своих амбициях.

— И что же? — снисходительно бросил Манн, остановившись перед столом.

Одет Наджент был в темно-оливковые, безукоризненно выглаженные брюки армейского образца и такого же цвета форменную рубашку с двумя карманами на груди. В разрезе воротничка ослепительно белел треугольник футболки, тяжелые черные ботинки сияли. Твердым шагом полковник приблизился к окну. Заместителя Филлипа Найфеха Манн ненавидел.

— У нас восемь дней, — сказал Наджент так, будто обстоятельство это было известно лишь ему одному.

— Разве? А мне казалось, девять.

Оба мужчины продолжали стоять.

— Среда не в счет. Рабочих дней всего восемь.

— Вам виднее.

Полковник сделал шаг к столу, медленно опустился на стул.

— Два момента. Первый — вот протокол процедуры казни. Подробнейший, в нем учтена каждая мелочь. С алфавитным указателем, комментариями и ссылками. Ознакомитесь и примете к исполнению.

Манн покосился на коричневый переплет.

— И второй. Начиная с этого момента мне будет необходим ежедневный отчет по статусу всех апелляций. Насколько я понимаю, пока никаких задержек не предвидится.

— Именно так, сэр.

— Отчет в письменном виде каждое утро, с зафиксированными малейшими переменами.

— Тогда вам потребуется нанять персонального юриста, сэр. Я не ваш подчиненный. Будь я проклят, если хоть раз пришлю записку к вашему утреннему кофе. Вы и так все узнаете, без бумажной волокиты.

Эти гражданские выскочки просто невыносимы. Как не хватает здесь железной армейской дисциплины! Самонадеянный адвокатишка.

— Хорошо. Соблаговолите изучить протокол.

Манн открыл кожаную обложку, перевернул несколько страниц.

— Видите ли, раньше мы обходились без учебников.

— Честно говоря, удивлен.

— А я, честно говоря, нисколько. Боюсь вас разочаровать, но мы накопили определенный опыт.

— Послушайте, Лукас, я сам не получаю от этого никакого удовольствия. Задачу передо мной поставил Найфех. Искренне надеюсь, что Кэйхоллу дадут отсрочку, уверяю вас. Но если ему откажут, мы будем во всеоружии. Порядок прежде всего.

Оставив без ответа явную ложь, Манн сунул объемистый труд под мышку. Наджент еще ни разу не присутствовал на экзекуции и наверняка считал сейчас оставшиеся до нее не дни, а часы. Ему не терпелось увидеть, как Сэма пристегнут ремнями к креслу, как тело старика забьется в конвульсиях.

Лукас кивнул и вышел из кабинета. В коридоре он едва не столкнулся с Биллом Мэнди, официально назначенным властями штата исполнителем приговора. Билл торопился на беседу с руководством.

Порог тюремной библиотеки Адам переступил в три часа пополудни. Утро было испорчено инцидентом с Ли, и настроение с того момента ничуть не улучшилось.

В офисе на Мейн-стрит он пытался забыть о головной боли, разобрать накопившиеся бумаги, но буквально через десять минут после начала рабочего дня зыбкий покой его кабинета нарушила Дарлен:

— Вам два факса, из Нового Орлеана и из окружного суда.

Вести оказались неутешительными. Триумвират поддержал отказ федерального судьи признать казнь в газовой камере не соответствующей конституции, а окружной суд отверг протест по поводу неквалифицированных действий Бенджамина Кейеса.

Головная боль внезапно отступила. Менее чем через час позвонил из Вашингтона Олэндер: его интересовало, не намерен ли Адам подать новую апелляцию.

— Не забывайте, мистер Холл, осталось всего восемь дней.

Как будто об этом стоило напоминать. Спустя тридцать минут раздался новый звонок. Клерку апелляционного суда требовалось знать, когда адвокат Сэма Кэйхолла готов будет опротестовать решение суда окружного.

Своим собеседникам Адам объяснил, что заканчивает работу над обоими документами и рассчитывает выслать их факсом к концу дня. Горький все-таки это хлеб — занятие юриспруденцией. В данный момент судебные инстанции беспокоило лишь одно — планы защиты. Причины такого беспокойства не только ясны, они приводят в уныние: чиновников не волнует, сумеет ли Адам найти магическое средство, которое остановит падающий топор, им важно соблюсти всю предписанную законом казуистику. Безответные клерки выполняют волю своих боссов: обеспечить бесперебойную работу конвейера. Никто из судей не утруждает себя в три часа утра чтением каких-то апелляций. Предполагается, что копии последних ходатайств лягут на их столы еще до того, как адвокат составит окончательный вариант документа.

Ближе к полудню позвонил Фелпс: Ли нигде нет. Он навел справки в десятке клиник, и все без результата. Пациентка Ли Бут не поступала за прошедшие сутки ни в одну. Поиски продолжаются, но с меньшей интенсивностью: у Фелпса неотложные дела в банке.

Сэм вошел в библиотеку около половины четвертого. Выглядел дед подавленно. Дурные вести он узнал в полдень по телевизору: репортеры в Джексоне продолжали считать дни. Теперь их оставалось девять. Опустившись на стул, Кэйхолл устремил на Адама отсутствующий взгляд.

— А где эскимо? — спросил он печально, как ребенок, которому взрослые не дали конфету.

Адам достал из-под стола небольшой контейнер из пористого пластика, снял крышку.

— У ворот его чуть не конфисковали. Неприступная дама хотела вывалить все на землю, но потом смилостивилась. Наслаждайся!

Сэм схватил холодный брикетик, восторженно осмотрел его со всех сторон и плавными движениями, как бы священнодействуя, принялся срывать глянцевую упаковку. Когда фольга упала на пол, он лизнул шоколадную глазурь, откусил огромный кусок, прикрыл глаза и начал медленно, с наслаждением жевать.

Пару минут спустя с первой порцией было покончено. Разворачивая вторую, Сэм буркнул:

— Не самый удачный сегодня денек.

Адам протянул ему несколько бумаг:

— Вот решения. Оба краткие, по существу, оба против нас. В местных судах у тебя не так много друзей, Сэм.

— Знаю. Зато как любят меня остальные жители страны! Читать эту дрянь ни к чему. Каков наш следующий шаг?

— Будем доказывать твою ментальную неполноценность. Старческий маразм не позволяет осужденному понять истинные причины и характер наказания.

— Не выйдет.

— В субботу тебе эта идея понравилась. Что произошло?

— Ничего не выйдет.

— Почему?

— Потому что я не полоумный. Я прекрасно знаю, за что иду в газовку. Ты сейчас занят любимым делом всех адвокатов: паришь мыслью, выстраиваешь дивные теории, рыскаешь в поисках продажных экспертов. — Кончиком языка Сэм облизнул губы.

— Хочешь, чтобы я прекратил? — не сдержался Адам. Сэм растопырил желтые от никотина пальцы, облизнул и их.

— Может быть.

Пересев на соседний стул, Адам окинул Сэма встревоженным взглядом.

— Что случилось, Сэм?

— Не знаю. Дай подумать.

— Думай.

— В молодости, — после долгой паузы сказал Кэйхолл, — я потерял лучшего друга. Парень погиб в автокатастрофе. Было ему тогда двадцать шесть лет. Жил с женой и крошечной дочкой в только что отстроенном домике. Перед парнем открывались прекрасные перспективы. Я пережил его на сорок три года. Мой старший брат умер в пятьдесят шесть. Еще тринадцать лет. Я стар, Адам, я стар и очень устал. Наверное, пришла пора сдаться.

— О чем ты, Сэм?

— А как же преимущества? Ведь закончится и твое немыслимое напряжение. Тебе не нужно будет носиться по судам, строчить бесполезные петиции. Ты не познаешь горького чувства неудачи. Я же, вместо того чтобы молиться о чуде, неспешно приведу свои дела в порядок. Мы станем больше времени проводить вместе и сделаем счастливыми множество людей: Крамеров, Макаллистера, Роксбурга, восемьдесят процентов населения страны, которые готовы аплодировать палачу. Закон восторжествует. Я уйду с достоинством, а не как отчаявшийся, боящийся смерти старик. По мне, это очень заманчиво.

— Что случилось, Сэм? В субботу ты рвался в бой.

— Говорю тебе, я устал. Я прожил долгую жизнь. Допустим, ты спасешь мою шкуру — а дальше? Ведь я в любом случае останусь здесь. Ты вернешься в Чикаго, сделаешь карьеру. Конечно, при желании ты всегда сможешь навестить меня. Но жить-то мне придется на Скамье. Понимаешь?

— Я не дам тебе сложить руки. Еще есть шанс.

— Из нас двоих решения принимаю я. — Сэм поднял локоть, вытер рукавом перепачканные мороженым губы.

— Таким, Сэм, ты мне не нравишься. Я предпочел бы видеть тебя прежним — несдержанным, бешеным, размахивающим кулаками.

— Человек устал, ясно?

— Ты не позволишь убить себя. Будешь драться до конца.

— Но почему?

— Потому что новое убийство — это страшный грех. Мы не имеем права сдаваться.

— И все равно проиграем.

— Может быть. А может, и наоборот. Ты сражаешься уже почти десять лет. Зачем же бросать, когда осталась всего неделя?

— Все кончено, Адам. Это естественный ход событий.

— Пусть так, но мы не можем остановиться. Прошу тебя! Черт побери, у нас даже наметился прогресс — они засуетились!

Кэйхолл снисходительно улыбнулся. Придвинувшись вплотную к деду, Адам притронулся к его локтю.

— Применим новую стратегию. Завтра тебя освидетельствует эксперт.

— Что за эксперт?

— Психоаналитик.

— Псих?

— Псих, из Чикаго.

— С психами я уже общался. Впустую.

— Здесь случай особый. Этот человек будет работать на нас. Он и под присягой покажет, что ты потерял рассудок.

— Полагаешь, когда я сюда попал, с рассудком все было в норме?

— Полагаю. Завтра он осмотрит тебя и быстренько составит акт: осужденный выжил из ума, страдает прогрессирующей шизофренией, болезнью Альцгеймера и бог знает чем еще. Слова он найдет.

— Откуда ты знаешь?

— За это ему платят.

— Кто?

— Фирма «Крейвиц энд Бэйн», те самые иудо-американцы, которых ты так ненавидишь. Правда, твоя ненависть не мешает им бороться за твою же жизнь. Идея принадлежит Гудмэну.

— Похоже, вы нашли истинного профессионала.

— Во всяком случае, особо Гудмэн не привередничал. Услугами этого эксперта фирма уже пользовалась. Он скажет то, что скажем ему мы. В разговоре держи себя поразвязнее.

— Моя развязность его напугает.

— Поведай ему пару-тройку жутких историй. Побольше скабрезных деталей из жизни сидельцев.

— Без проблем.

— Расскажи, как ты здесь деградируешь, как превращаешься в животное. Не забудь пожаловаться на возраст, ведь старее тебя на Скамье никого нет. Не бойся сгустить краски. Он нарисует душераздирающую картину, и в тот же день я отнесу это полотно в суд.

— Ничего не выгорит.

— Но мы попробуем.

— Верховный суд страны разрешил Техасу казнить официально признанного дебилом заключенного.

— Здесь не Техас, Сэм. Каждое дело имеет собственную специфику. Просто помоги нам, о'кей?

— Нам? Кому «нам»?

— Мне и Гудмэну. Поскольку, по твоим же словам, негативных эмоций он у тебя уже не вызывает, я решил подключить его. Одному мне не справиться, слишком много работы.

Сэм поднялся и, считая шаги, начал расхаживать по библиотеке.

— Утром я направлю петицию в Верховный суд, — сказал Адам, глядя в блокнот. — Слушания устраивать они скорее всего не захотят, но бумагу получат. В апелляционном суде опротестую действия Бенджамина Кейеса. Эксперт придет к тебе завтра, во второй половине дня. В среду до полудня я подам протест в связи с патологическими изменениями менталитета и психики осужденного.

— Может, все-таки лучше уйти по-тихому, Адам?

— Хватит, Сэм. Выбрось эти мысли из головы. Вчера вечером я говорил по телефону с Кармен. Она хочет приехать.

Кэйхолл присел на краешек стола, полуприкрытые глаза его стали печальными. Пустив к полу струю табачного дыма, он негромко произнес:

— Почему?

— Я не спрашивал ее почему. На эту тему она заговорила сама. Я сказал лишь, что сначала должен посоветоваться с тобой.

— Я никогда ее не видел.

— Знаю. Кармен — твоя единственная внучка, Сэм. Она хочет приехать.

— И я выйду к ней в этом балахоне? — Кэйхолл провел рукой по красной спортивной куртке.

— Она все поймет.

Сэм достал из контейнера третий брикетик эскимо.

— Будешь?

— Нет. Что передать Кармен?

— Мне нужно подумать. Ли не отказалась еще от своего намерения?

— М-м… вряд ли. Пару дней я ее не видел, но уверен, что ничего не изменилось.

— Ты же остановился в ее особняке?

— Тетка выезжала из города по делам.

— Нужно подумать. В данную минуту я против. Я не виделся с Ли почти десять лет. Было бы жаль, если бы она запомнила меня таким. Скажешь, что Сэм пока не решил, но склоняется к отрицательному ответу.

— Скажу.

«Только когда?» — промелькнула мысль у Адама. Если тетя действительно легла в клинику, то три-четыре недели она будет полностью изолирована от мира.

— Скорее бы финал, малыш. Все это мне уже осточертело. — Дед принялся меланхолично поедать мороженое.

— Понимаю. Не спеши.

— Почему?

— Как почему? Легко ли проигрывать первое же дело и тащить потом этот груз всю оставшуюся жизнь?

— Убедительный довод.

— То-то. Значит, в бой?

— Да. Веди своего психа. Пусть найдет патологию.

— Вот теперь ты прежний, Сэм.

Лукас Манн ждал Адама у центральных ворот тюрьмы. В пять часов вечера воздух оставался все таким же липким.

— В состоянии выкроить свободную минутку? — спросил Манн, наклоняясь к дверце «сааба».

— Разумеется.

— Оставьте машину на стоянке. Беседовать приятнее в тени.

Они уселись за пластиковый столик, один из нескольких, расставленных под кроной векового дуба, что высился метрах в тридцати от автострады.

— Долго я вас не задержу, всего пара вопросов, — сказал Лукас. — Во-первых, как Сэм? Держится?

— Насколько это возможно в данной ситуации. А в чем дело?

— Просто интересуюсь. Сегодня я получил от журналистов пятнадцать запросов на интервью. Близится развязка. Пресса изнывает от нетерпения.

— Сэм будет хранить молчание.

— Кое-кто домогается встречи с вами.

— У меня тоже нет охоты говорить.

— Хорошо. Есть одна бумажка, пусть Сэм ее подпишет. Мы получим право послать писак к черту. О Найфехе вы слышали?

— Прочитал в утренней газете.

— Ему уже гораздо лучше, но присутствовать на экзекуции он не сможет. Заправлять будет всем его заместитель, форменный идиот Джордж Наджент, отставной вояка и надутый индюк.

— Мне нет до него никакого дела. Приговор приводится в исполнение по особому указанию суда.

— Да. Мне всего лишь хотелось, чтобы вы знали, что он собой представляет.

— Нарисованный вами портрет достаточно выразителен.

— И еще: в администрации губернатора работает мой однокашник. Сегодня он связался со мной. Похоже, Макаллистер весьма озабочен судьбой Сэма. По словам моего приятеля, который, безусловно, действовал по подсказке губернатора, администрация готова провести слушания и рассмотреть вопрос о помиловании, скажем, через пару дней.

— Вы с Макаллистером друзья?

— Я его презираю.

— Так же, как я. И мой клиент.

— Поэтому-то приятелю и поручили войти в контакт именно со мной. Нам однозначно дают понять: губернатор сомневается в том, что Сэма следует предать казни.

— Вы этому верите?

— Нисколько. Макаллистер создал себе репутацию исключительно благодаря громким процессам над Сэмом Кэйхоллом. Сейчас он настраивается на одну волну с прессой. Но что мы теряем?

— Ничего.

— Сама по себе идея вовсе не плоха.

— Я за нее обеими руками. Однако мой клиент категорически возражает против подобных слушаний.

Манн пожал плечами:

— Последнее слово за Сэмом. Завещание он составил?

— Да.

— Пункт о похоронах там есть?

— Необходимо уточнить некоторые детали. Сэм хочет, чтобы его похоронили в Клэнтоне.

Поднявшись из-за столика, они неторопливо зашагали к воротам тюрьмы.

— Тело доставят в морг города Индианола, это неподалеку. Оттуда его смогут забрать родственники. Допуск посетителей к осужденному прекращается за четыре часа до экзекуции. Потом рядом с Сэмом могут находиться лишь двое, адвокат и священник. К тому же Сэм вправе выбрать двух свидетелей — если захочет.

— Я с ним переговорю.

— Нам потребуется список возможных визитеров. Обычно ими становятся родственники и ближайшие друзья.

— Список будет очень коротким.

— Догадываюсь.