Камера

Глава 40

Между автострадой номер 49 и ухоженным газоном перед зданиями тюремной администрации тянулась поросшая травой полоса земли, примечательная тем, что когда-то по ней проходила колея железной дороги. Теперь едва приметная насыпь служила местом сборищ противников смертной казни, которые небольшими группками прибывали к Парчману за два-три дня до очередной экзекуции. Протестанты устраивались на раскладных стульях, втыкали в землю древки плакатов, по вечерам зажигали свечи, пели церковные гимны, читали молитвы и вытирали слезы, когда казнь становилась свершившимся фактом.

Администрация Парчмана давно к этому привыкла. Неожиданное происшествие выбило всех из колеи лишь однажды, за несколько часов до того, как был казнен насильник и убийца Тедди Дойл Микс. Печальное, почти торжественное бдение десятков, если не сотен людей прервала толпа прибывших на университетских автобусах студентов, которые с юношеским азартом потребовали лишить негодяя жизни. Они пили пиво, на полную мощность включали магнитолы и радиоприемники, выкрикивали возмутительные лозунги и угрожали по-своему разобраться с мирными протестантами. Чтобы восстановить порядок, администрации тюрьмы пришлось вызвать охрану.

Следующим после Микса должен был стать Мэйнард Тоул. При подготовке к его казни участок на противоположной стороне автострады администрация отвела для приверженцев высшей меры. Во избежание недоразумений неподалеку встали лагерем две роты Национальной гвардии.

Подъехав утром в пятницу к воротам Парчмана, Адам обнаружил у дороги семерых куклуксклановцев в белых балахонах. Трое расхаживали с плакатами вдоль обочины, четверо других устанавливали вместительную бело-голубую палатку. На земле тут и там лежали алюминиевые стойки и веревки, возле пластиковых стульев высились картонные коробки с бутылками пива. Похоже, эти люди собирались провести здесь не один день.

Остановив машину у ворот, Адам минут двадцать наблюдал за их действиями. Вот, значит, с кем связали его узы родства. Вот в чьих рядах числились предки его деда. Интересно, нет ли среди членов Клана тех, что мелькали в кадрах переписанной на видеокассету старой кинохроники? Может, он увидит знакомое лицо?

Холл распахнул дверцу и медленно двинулся в сторону палатки. Возле коробок он остановился. Плакаты в руках троицы требовали свободы для политического узника Сэма Кэйхолла. «Казните настоящих преступников! Верните нам Сэма!» — кричали броские надписи. «Почему я не испытываю к ним никакой симпатии?» — подумал Адам.

— Что нужно? — обратился к нему с вопросом один из троицы. Шестеро других внимательно прислушивались к разговору.

— По правде говоря, не знаю.

— Чего тогда вылупился?

— Нельзя?

Куклуксклановцы взяли Адама в кольцо. Балахоны их были абсолютно одинаковыми, из белоснежного нейлона, с нашитыми на груди и спине красными крестами. Утром, в девять часов, все эти люди уже исходили потом.

— Кто ты такой, черт побери?

— Внук Сэма.

Враждебность в глазах семерки сменилась чем-то похожим на сочувствие.

— Значит, ты на нашей стороне, — с облегчением сказал первый.

— Нет. Я не с вами.

— Ну да, он же заодно со сворой этих евреев из Чикаго, — пояснил кто-то у Адама за спиной.

— А вы что здесь делаете? — поинтересовался Адам.

— Хотим спасти Сэма. У тебя-то, судя по всему, не выходит.

— Он попал сюда из-за вас.

Молодой парень с красным, покрытым бисеринками пота лицом сделал шаг вперед:

— Наоборот. Это мы попали сюда из-за него. Когда Сэм расправился с теми вонючими иудеями, меня и на свете еще не было. Здесь мы для того, чтобы выразить протест. Сэма осудили политики.

— Если бы не Клан, дед был бы сейчас на свободе. А где же ваши капюшоны? Мне всегда казалось, что вы предпочитаете скрывать лица.

Семерка молчала. Что делать? Как-никак перед ними внук Сэма Кэйхолла, их кумира. В конце концов, этот адвокатишка пытался сохранить ему жизнь.

— Думаю, вам лучше уехать, Сэму вы здесь не нужны.

— Да пошел-ка ты! — презрительно бросил краснорожий.

— Очень убедительно. И все-таки убирайтесь. Мертвый Сэм значит для вас куда больше, чем живой. Дайте ему умереть с миром и получите великолепного мученика.

— Мы не сделаем отсюда ни шагу.

— Даже если вас попросит сам Сэм?

— Даже в этом случае. — Парень оглянулся на товарищей. — Мы устроим тут хорошую заварушку.

— Понятно. И попадете в газеты. Вот что вам нужно, так? Клоуны в идиотских костюмах всегда привлекают внимание толпы.

Метрах в двадцати за спиной Адама захлопали дверцы автомобиля. Повернув голову, он увидел на стоянке у ворот двух репортеров. В руке одного был фотоаппарат, другой доставал из сумки видеокамеру.

— Ну, давайте же, парни! Улыбайтесь! Ловите момент!

— Уноси ноги! — угрожающе процедил краснорожий.

Адам повернулся и зашагал к «саабу». Репортер с видеокамерой бросился ему наперерез:

— Мистер Адам Холл? Адвокат Сэма?

— Да, — не останавливаясь, бросил Адам.

— У меня всего два вопроса.

— А у меня ни одного ответа. Но вон те молодые люди сгорают от желания пообщаться.

Он рванул на себя дверцу машины, сел за руль, повернул ключ зажигания. Охранница у ворот прикрепила к ветровому стеклу «сааба» карточку с номером, и через минуту Адам въехал на территорию тюрьмы.

На пороге Семнадцатого блока его, как всегда, обыскали.

— Что там? — спросил Пакер, указывая на пластиковый автомобильный холодильник, который Адам держал в левой руке.

— Эскимо, сержант. Не желаете порцию?

— Я взгляну, если вы не против.

Он приподнял крышку. Пересыпанные кубиками льда, в холодильнике лежали шесть брикетиков мороженого. Пакер опустил крышку и махнул рукой в сторону «гостиной»:

— С сегодняшнего дня ваши встречи будут проходить здесь.

Они оба ступили в комнату.

— Почему?

Адам осмотрелся: металлический стол, три стула, телефон и кондиционер.

— Таков порядок. Накануне Большого дня администрация допускает некоторое послабление режима. Тут осужденный принимает гостей, временной лимит для него уже не существует.

— Какая забота!..

Положив кейс на стол, Адам снял трубку телефона. Пакер отправился за Сэмом.

Любезная дама из канцелярии суда в Джексоне известила Адама, что Верховный суд штата Миссисипи буквально четверть часа назад отклонил протест мистера Холла по поводу патологических изменений в психике его клиента.

— Я этого ожидал. Будьте добры направить копии решения суда факсом в мой офис в Мемфисе, а также мистеру Лукасу Манну в Парчман.

Затем он позвонил Дарлен:

— Срочно вышли новую петицию в федеральный суд, ее копии — в апелляционный и Верховный суд страны на имя Ричарда Олэндера.

Связавшись по телефону с Олэндером, Адам поставил его в известность об отосланной бумаге и узнал, что Верховный суд США отказался удовлетворить жалобу на неконституционность казни в газовой камере.

Дверь распахнулась, и в «гостиную» вошел Сэм. Руки его были свободны. После обмена приветствиями он опустился на стул и, вместо того чтобы закурить сигарету, достал из сумки-холодильника эскимо.

— Верховный суд ответил отказом, — прошептал Адам, не отводя от уха телефонной трубки.

Сэм мягко улыбнулся и начал перебирать принесенные с собой конверты.

— В суде штата тоже ничего не вышло. — Адам нажал на рычаг и принялся набирать другой номер. — Иного я и не ждал. Сейчас моя секретарша шлет факс федеральному суду.

Трубку на противоположном конце провода сняли, и клерк апелляционного суда в Новом Орлеане сообщил, что жалоба на неквалифицированные действия предыдущего защитника пока не рассматривалась.

— Не самое удачное начало дня, — вынужден был признать Адам.

— Из Джексона утром в программе новостей заявили, будто я обратился к губернатору с просьбой о помиловании. Врут, подлецы. Так поступить ты не мог.

— Спокойно, Сэм. Это обычная рутина.

— В заднице я видел твою рутину. Мне казалось, мы обо всем договорились. А Макаллистер с экрана распространялся о том, какую боль причинит ему предстоящее слушание. Я же предупреждал тебя, Адам.

— В данную минуту Макаллистер — наименьшее из зол, Сэм. Просьба о помиловании — чистой воды формальность. Мы не обязаны присутствовать на слушании.

Кэйхолл удрученно кивнул. Злости он не испытывал, по сути, ему было глубоко безразлично, что еще предпринял его адвокат. Какая теперь разница? Желание поскандалить было сейчас лишь данью принципам, не более. Неделю назад Сэм устроил бы Адаму настоящий скандал.

— Сегодня ночью они тренировались. Придушили в газовке, по-видимому, крысу. Если судить по их довольным голосам, тренировка закончилась успешно. Мерзавцы. Надо же — генеральная репетиция.

— Мне искренне жаль, Сэм.

— Знаешь, чем пахнет цианид?

— Нет.

— Корицей. Запах чувствовался даже у нас — эти придурки позабыли закрыть в коридоре окна.

Адаму было трудно понять, фантазии это или горькая правда. Камера после экзекуции подвергалась тщательной вентиляции, и газ никак не мог попасть в соседний отсек. Похоже, Сэм наслушался историй, которые в ходу у охранников. Тюремный фольклор.

Сидя на краешке стола, Адам не сводил глаз с жалкого старика, с его тонких, как спички, рук и сальных волос. Грех, великий грех убивать это беспомощное существо. После совершенного дедом преступления миновали годы, в душе он давно и не один раз умер. Что даст обществу его казнь?

— Мне очень жаль, Сэм. Прости, но есть вопросы, которые необходимо обсудить.

— Сегодня у ворот опять торчали люди из Клана? Вчера я видел их по телевизору.

— С полчаса назад мне попались на глаза семеро, во всей красе, только без капюшонов.

— Когда-то я тоже носил белый балахон. — В тоне Кэйхолла прозвучала нотка гордости. Так боевой ветеран рассказывает новобранцам о своих подвигах.

— Знаю. Именно поэтому ты оказался на Скамье и считаешь сейчас немногие оставшиеся часы. Этих фанатиков тебе следовало бы ненавидеть.

— Ненависти к ним у меня нет. Равно как и у них нет права находиться здесь. Они меня бросили. За решетку меня засадил Доган, а ведь, давая на суде показания, он являлся великим магом штата Миссисипи. Даже адвокатам моим Клан не заплатил ни цента.

— Чего ты ожидал от кучки головорезов? Верности? Преданности?

— Но я-то был им предан.

— А в результате? Ты должен заявить, что не считаешь себя больше членом Клана. Потребуй, чтобы они убрались отсюда.

Сэм аккуратно положил стопку конвертов на соседний стул.

— Я сделал это за тебя, — сказал Адам.

— Когда?

— Тридцать минут назад. Обменялся парой слов с их главарем. Им плевать на твою жизнь, Сэм. Казнь дает им возможность погреться в лучах твоей славы. Они намерены превратить тебя в свое знамя, в факел, который будет гореть долгие годы. С твоим именем на устах они примутся жечь кресты, организуют паломничество к твоей могиле. Ты нужен им мертвым, Сэм.

— У вас вышла разборка? — заинтересовался Кэйхолл.

— Так, по мелочи. Ты решил что-нибудь насчет Кармен? Ей необходимо время на сборы.

Сэм глубоко вдохнул, с шумом выдохнул.

— Я бы очень хотел посмотреть на нее. Только предупреди девочку, пусть не пугается меня.

— Выглядишь ты прекрасно.

— Господи Всеблагий, благодарю. А Ли?

— Что Ли?

— Как у нее дела? Понимаешь, ведь нам приносят газеты. Ее имя упоминалось в воскресенье, а потом и во вторник, что-то вроде «пьяной леди за рулем». Надеюсь, она не в тюрьме?

— Нет. В клинике. — Фраза прозвучала так, будто Адам точно знал, в какой именно клинике находится тетя.

— Она может прийти?

— Ты этого хочешь?

— Наверное, да. Скажем, в понедельник. Там видно будет.

— Хорошо. — «Где, — подумал Адам, — разыскать ее?» — В выходные обязательно переговорю с ней.

Сэм протянул ему незапечатанный конверт:

— Передай администрации. Список посетителей. Можешь посмотреть.

Адам вытащил из конверта лист бумаги. Всего четыре имени: его собственное, Ли Фелпс Бут, Кармен Холл и Донни Кэйхолл.

— Немного.

— У меня уйма родственников, только видеть их не желаю. За девять с половиной лет ни один не дал о себе знать. Будь я проклят, если позволю теперь хоть кому-то явиться сюда. Пусть приберегут слезы до похорон.

— Газетные репортеры и тележурналисты осаждают меня просьбами устроить с тобой интервью.

— К дьяволу!

— Так я им и сказал. Правда, есть один человек, Уэндалл Шерман, автор пяти или шести книг, довольно известный писатель. Сам я его шедевров не читал, но отзываются о нем неплохо. Вчера он звонил мне, просил разрешения прийти сюда, чтобы записать с твоих слов историю твоей жизни. Произвел на меня впечатление прямого и честного человека. Он уже вылетел в Мемфис — так, на всякий случай, если ты согласишься.

— Зачем ему понадобилась история моей жизни?

— Шерман думает написать книгу.

— Душещипательный роман?

— Сомневаюсь. Он готов заплатить за беседу пятьдесят тысяч наличными плюс какой-то процент с гонорара.

— Поразительная щедрость. Пятьдесят тысяч долларов за пару дней до смерти. Что мне с ними делать?

— Я просто передал тебе его предложение.

— Что ж, окажи любезность, скажи ему, пусть убирается к черту. Предложение меня не заинтересовало.

— Понял.

— Составишь завтра же контракт, по которому все права на свое жизнеописание я передаю только и исключительно тебе. После моей смерти можешь делать с ним что хочешь.

— Было бы разумно записать твой рассказ на пленку.

— Ты имеешь в виду…

— Диктофон. В следующий раз принесу крохотный аппарат с кассетами, будешь в него наговаривать.

— Какая тоска. — Сэм облизнул палочку эскимо и швырнул ее в корзинку для бумаг.

— Зависит от того, как на это посмотреть. События развиваются довольно стремительно.

— Ты прав. Скучная и никчемная жизнь, зато сенсационный финал.

— Может выйти настоящий бестселлер.

— Хорошо, я подумаю.

Сэм резко поднялся, сбросил резиновые тапочки и, подсчитывая шаги, стал расхаживать по «гостиной».

— Тринадцать на шестнадцать с половиной, — негромко пробормотал он, затягиваясь сигаретой.

Адам писал что-то в блокноте, усилием воли заставив себя не обращать внимания на мечущуюся между стенами фигуру в красном. Наконец Кэйхолл остановился.

— Хочу попросить тебя об одолжении. — Голос его звучал хрипло.

— Слушаю.

Сэм опустился на стул, взял из стопки верхний конверт и протянул Адаму лицевой стороной вниз.

— Доставь письмецо.

— Кому?

— Куинсу Линкольну.

Положив конверт на стол, Адам бросил в сторону деда внимательный взгляд. Глаза Кэйхолла были устремлены куда-то под потолок.

— Писанина отняла у меня почти неделю, но обдумывал ее я сорок лет.

— Что в письме? — раздельно спросил Адам.

— Просьба о прощении. Слишком долго нес я груз вины, Адам. Джо Линкольн был порядочным человеком и добрым отцом семейства. Я потерял голову и убил его без всякой причины. Еще до выстрела я понял, что расплата окажется неминуемой. Сколько лет меня мучило чувство раскаяния! А сейчас мне осталось лишь попросить у них прощения.

— Для Линкольнов это очень много значит.

— Может быть. Во всяком случае, надеюсь, я поступаю по-христиански. Хочется хотя бы перед смертью ощутить себя пусть грешным, но христианином.

— И где же мне искать Куинса?

— Хороший вопрос. От брата я слышал, что Линкольны по-прежнему обитают в округе Форд. Руби, вдова Джо, должно быть, еще жива. Боюсь, тебе придется отправиться в Клэнтон и навести справки на месте. Шериф там из афроамериканцев, с него бы я и начал. Соплеменников своих он наверняка знает наперечет.

— Допустим, я разыщу Куинса. И что?

— Объяснишь ему, кто ты. Отдашь письмо. Скажешь, дед просил перед смертью простить его. Справишься?

— Думаю, да. Не знаю только когда.

— Дождись, пока меня не станет. Потом у тебя появится достаточно времени.

Сэм взял из стопки еще два конверта, подал Адаму, встал со стула и медленно прошелся по комнате. На одном конверте был адрес Рут Крамер, на другом Адам прочел имя Эллиота Крамера.

— Передашь Крамерам. Но только после казни.

— Почему?

— Чтобы мотивы мои остались чистыми. Пусть не думают, будто за час до смерти я хочу возбудить в них сочувствие.

Адам положил оба конверта рядом с первым. Три послания, три мертвых тела. Сколько еще писем напишет Сэм за субботу и воскресенье? Сколько всего было жертв?

— Ты уверен, что казнь неизбежна, Сэм?

У двери комнаты Кэйхолл остановился, повернул голову:

— Счет не в нашу пользу. Я просто готовлюсь.

— Но возможность пока остается.

— Конечно, конечно. И все-таки я хочу быть готовым. Я причинил много зла людям, Адам, но раньше как-то не задумывался об этом. Когда человек подходит к краю пропасти, ему самое время оглянуться на содеянное.

Адам сунул конверты в кейс.

— Будут и другие, Сэм?

Кэйхолл опустил голову.

— Пока это все.

Вышедший в пятницу утренний выпуск городской газеты Джексона на первой странице поместил сообщение о том, что Сэм Кэйхолл обратился к губернатору с просьбой о помиловании. Под выразительным снимком Дэвида Макаллистера и невзрачной фотографией осужденного шел пространный комментарий Моны Старк: оказывается, губернатор погружен в мучительные раздумья.

Будучи истинным слугой народа, стойким защитником интересов населения штата, сразу после вступления в должность Макаллистер организовал у себя в офисе горячую телефонную линию. Выписанный крупными цифрами на стене едва ли не каждого дома номер призывал граждан без стеснения делиться своими проблемами. Свяжись с губернатором! Бесплатно. Он выслушает. У нас демократия.

Операторы в резиденции и офисе дежурили круглосуточно.

Как человек, которым движут амбиции, а не сила духа, Макаллистер раз в день изучал сводку поступивших звонков. По складу характера он принадлежал не к лидерам, не к ведущим — к ведомым. Он не жалел денег на разного рода опросы, обобщал суть наиболее типичных вопросов, а затем, пользуясь умеренно-пышной фразеологией, разъяснял людям, что к чему.

Именно такого поведения ожидали от него Гарнер Гудмэн и Адам. Больше всего на свете Дэвид Макаллистер любил рисовать перед избирателями обольстительную перспективу. Накануне выборов его интересовали лишь голоса потенциальных сторонников. Вместе с Гудмэном Адам решил предоставить губернатору столь необходимую ему информацию.

Прочитав за утренним кофе газету, Гарнер тут же принялся звонить профессору Глассу и Гетсу Кэрри. К восьми часам в арендованном Гудмэном офисе уже сидели трое студентов, горящих желанием заняться анализом складывающейся ситуации.

Гарнер объяснил им задачу, не забыв подчеркнуть важность соблюдения абсолютной секретности. «Мы не нарушаем никаких законов, — сказал он, — мы всего лишь манипулируем общественным мнением». Каждый студент получил по сотовому телефону и подшивке отобранных и ксерокопированных Гудмэном телефонных номеров, что принадлежали жителям штата Миссисипи. Обещанное щедрое вознаграждение помогло аналитикам побороть некоторую нерешительность. Алгоритм действий Гарнер задал группе собственным примером. Для этого ему потребовалось набрать номер.

— Горячая линия, — прозвучал в трубке приятный женский голос.

— Доброе утро. Я по поводу сегодняшней статьи в городской газете. В ней идет речь о Сэме Кэйхолле, — мастерски подражая тягучему южному говору, прогудел Гудмэн.

Студенты обменялись одобрительными улыбками.

— Ваше имя?

— Нед Ланкастер из Билокси, штат Миссисипи. — Указательный палец Гарнера двигался по строке списка телефонных номеров. — На последних выборах я голосовал за губернатора. По мне, так другой нам не нужен.

— И как же вы относитесь к Сэму Кэйхоллу?

— Не думаю, что его следует казнить. Сэм уже старик, он немало перенес. Наверное, губернатору следует проявить милосердие. Пусть Кэйхолл мирно окончит свои дни там, в Парчмане.

— О'кей. Губернатор обязательно узнает о вашем звонке.

— Спасибо.

Выключив телефон, Гудмэн отвесил аудитории учтивый поклон.

— Согласитесь, ничего трудного. Итак, приступили!

Первым решился рыжеволосый парень:

— Алло, это Лестер Кросби из Буда, Миссисипи. Хочу сказать пару слов о казни Сэма Кэйхолла. Да, мэм. Мой номер? 555-90-84. Да-да, Буд, округ Франклин. Вы правы. Так вот, по-моему, Сэм Кэйхолл не должен умереть в газовой камере. Я против. Думаю, губернатор найдет в себе мужество отменить казнь. Да, мэм. Благодарю вас.

Парень вопросительно посмотрел на Гарнера, который уже набирал новый номер.

Следующей стала яркая блондинка. Родом девушка была из сельской местности, в ее мягком голоске звучало совершенно естественное простодушие:

— Алло? Резиденция губернатора? Замечательно. Меня зовут Сьюзен Барнс, я из Декатура, Миссисипи. В сегодняшней газете я прочитала про Сэма Кэйхолла. Да, вы не ошиблись. Но он же совсем старенький, через пару лет ему все равно умирать. Неужели от его казни кто-то выиграет? Дайте Сэму уйти с миром. Что? Да, я полагаю, губернатор должен простить его. Я голосовала за Дэйва Макаллистера и считаю, что он на своем месте. Спасибо.

Блондинку сменил чернокожий юноша:

— Рой Дженкинс, Вест-Пойнт. Афроамериканец. Я не разделяю взглядов мистера Сэма Кэйхолла и вообще Ку-клукс-клана, но процедура казни вызывает у меня еще большее отвращение. У властей нет права решать, кто заслуживает жизни, кто — смерти.

Механизм маркетингового анализа заработал как часы. Звонки следовали один за другим, из самых неожиданных уголков. Каждый абонент, руководствуясь собственной логикой, обосновывал необходимость предотвратить узаконенное убийство. Студенты становились все более изобретательными. Временами линия оказывалась занята, и, вслушиваясь в короткие гудки, они с удовлетворением переглядывались. Гарнер Гудмэн, раскрывший в себе дар незаурядного имитатора, играл роль объездившего всю страну активиста движения за отмену смертной казни.

Внезапно ему пришла в голову мысль: а не захочет ли Макаллистер, в своей параноидальной недоверчивости, узнать, откуда в действительности поступают звонки? Но нет, для этого операторам просто не хватит времени.

Времени сидевшим у телефонов сотрудникам аппарата губернатора и вправду не хватало. На другом конце города отменивший свои лекции Джон Брайан Гласс безостановочно нажимал кнопки сотового телефона. Тем же были заняты Гетс Кэрри и двое его помощников.

К полудню Адам спешно вернулся в Мемфис. В офисе на третьем этаже «Бринкли-Плаза» Дарлен добросовестно пыталась навести на его рабочем столе порядок.

— Здесь решения судов — Верховного и местного. — Она указала на пачку бумаг возле компьютера. — Вот текст петиции федеральному суду. Факсом я разослала все копии.

Адам снял пиджак, швырнул на спинку кресла, обвел взглядом наклеенные на стойку металлического стеллажа желтые квадратики с фамилиями звонивших в его отсутствие людей.

— Кому я был нужен?

— Репортерам, писателям, каким-то полудуркам и юристам, которые предлагали помощь. Из Джексона позвонил некто Гудмэн, по его словам, анализ общественного мнения в разгаре. Просил не беспокоиться. У вас остается время на изучение данных?

— Ответа ты не услышишь. Апелляционный суд молчит?

— Да.

С силой выдохнув, он опустился в кресло.

— Обедать будете? — спросила Дарлен.

— Принеси, пожалуйста, сандвич. Сможешь поработать в субботу и воскресенье?

— Конечно.

— Нужно, чтобы кто-то сидел у факса и телефона. Прости.

— Мне это не трудно. Пойду за сандвичем.

Секретарша вышла в коридор и плотно притворила дверь.

Адам снял телефонную трубку, набрал номер тетки. Особняк не отвечал. Тогда он позвонил в Оберн-Хаус, однако и там о Ли никто не слышал. Мистер Фелпс Бут, как сказал банковский клерк, проводит важное совещание. Связавшись с Кармен, Адам предложил ей не позднее воскресенья вылететь в Мемфис.

Говорить с кем-либо еще не имело смысла.

Ровно в час пополудни Мона Старк пригласила в приемную Дэвида Макаллистера толпу журналистов. Губернатор, сообщила она, после длительных размышлений назначил слушание по вопросу о помиловании Сэма Кэйхолла на понедельник, в десять часов утра. После того как будут высказаны доводы сторон, его честь примет окончательное решение. Губернатор сделает то, что диктует ему совесть, подчеркнула Мона.