Канарский грипп

Фрагмент 10 К ЗАПАДУ ОТ МОСКВЫ

Осенние сумерки уже окутали садовую беседку. По крыше мелко стучал дождь. От порывов ветра стали шумно вздыхать кроны сосен. Генерал взял с узких перилец беседки коробочку диктофона и немного прибавил громкости. До недавних пор он вообще не делал никаких записей на память. До недавних пор — пока не стал замечать, что многие события происходили в действительности вовсе не так, как отпечатались в его совершенной, по обычным меркам, памяти.

Первые несоответствия он приметил в мелочах. Однажды в пестром урагане телепередач мелькнул один из наивных, но любимых — как же не любимых! — фильмов его молодости: «Подвиг разведчика». Он смотрел фильм в неспешном течении летнего вечера здесь, на даче, удобно устроившись в кресле, безо всяких суетных мыслей, несентиментально грустя о прошлом, а потому — без скупой мужской слезы. Генерал, разумеется, помнил этот фильм наизусть. И вдруг он осознал, что в одном из кадров главный герой стоит не так, как в кадре, запечатлевшемся в памяти. Он запомнил героя анфас, а оказалось, что на самом деле тот, беседуя с другим персонажем, стоит затылком к зрителю. Как опытный офицер ГРУ, старый генерал сразу насторожился и впервые воспользовался видеомагнитофоном, который держали на даче его внуки. Он сделал запись оставшейся части фильма и, к своему удивлению, обнаружил еще несколько «ошибок» — будто в двух «одинаковых» картинках, которые иногда публикуются на последних страницах газет и журналов с предложением к читателю: найти пять, десять или семьдесят различий. Заинтересованный этим феноменом, генерал отправился в архив ГРУ и, скрупулезно изучив несколько старых дел, сделал вывод, что память и воображение даже у такого человека, как он, — вовсе не столь чужеродные друг другу предметы, как то всегда ему представлялось. Впрочем, он стал грешить не столько на воображение, сколько на возраст, когда трезвое самолюбие уже перестает страшиться трости, вставной челюсти и слухового аппарата.

— …Таким образом Кулик оказался гораздо активнее, чем мы могли предположить, — продолжал доноситься из диктофона голос майора Павшина. — Он оказался очень сообразителен, с отличной интуицией, решительный… я бы даже сказал, отчаянный…

— Короче, не «кулик», а прямо «перепелятник».

— Вроде того, Петр Иванович.

— Сами такого отобрали, по своим меркам… а теперь стонете.

— Я думаю, что ошибки нет. Игра так или иначе стоит свеч… Конечно, если бы не возникло ряда нештатных ситуаций, он бы не стал проявлять такой активности. Он буянит, а в то же время пытается осторожно подыграть нам. Он прекрасно осознает, где границы дозволенного. Я думаю, что из него получился бы очень способный сотрудник…

— Ладно. — Генерал теперь помнил, что в тот момент недовольно махнул рукой. — Будем считать, что всю эту дребедень вы написали в отчете. По существу…

— Петр Иванович, выводы очень просты. Во-первых, нам ясно, что изделие действует, причем действует гораздо активнее, чем мы предполагали. Именно этим может объясняться тот факт, что Кулик… ну, теперь будем считать, Перепелятник отказался от мнемозинола. Действие было настолько мощным, что он очень скоро стал замечать явные несоответствия… Во-вторых, он уже явно обладает большим объемом информации и притом пока сохраняет достаточно адекватное поведение. Это подтверждается тем, как умело он в разговоре с Модинцевым «косил» под сумасшедшего.

— Не люблю я этих ваших словечек. «Косят» знаете где?..

— Извините, Петр Иванович… Суть в том, что он активно ищет контакта с нами, теребит нас, вызывает на разговор. Свой бред шизофреника он мастерски продумал. С одной стороны, он явно пытался шантажировать нас, а с другой — очень корректно соблюдал наши интересы, выдавая свою осведомленность за прорицания юродивого.

— История показывает, что юродивые редко ошибаются.

— Может быть… если речь идет о настоящих юродивых. У нас особый случай… Петр Иванович, на мой взгляд, самое время переходить к следующему этапу. Запас психологической прочности имеет свои пределы. Думаю, что пора позаботиться о нем, как о недоношенном младенце… Ведь развитие процесса практически не зависит от наших собственных действий… Наш вывод таков. Дело остается за вашей директивой, Петр Иванович.

Тишина.

Шум осеннего ветра в кронах.

Генерал помнил, что тогда, два часа назад, в минуту размышления он повернулся в западную сторону и стал смотреть на закат, рассыпавшийся в лесу красными осколками.

— Я дам ответ завтра утром, — сказал он тогда «Новикову из снабжения».

— Будет хорошо, если за это время наш «пациент» не успеет раздобыть ракетной установки.

— За то вам и деньги платят, чтоб не успел раздобыть…

Генерал забрал диктофон с перильца, отмотал пленку к началу и снова включил запись. Доклад майора Павшина стал стираться с пленки шумом природы. Генерал как будто старался поскорее забыть про зловещее изделие и надеялся теперь запомнить, как гулял в этих сумерках ветер, как дождь стучал по крыше уютной садовой беседки…

Генерал уже решил, уже знал наперед, как начнется утро, какой разговор произойдет у него с «вахтером Михалычем».

— Теперь Дядя Ваня предлагает нам прикурить своих, — скажет он Михалычу. — Спрашивает, какие выберем?

— А какие выберем, Петр Иванович? — неспроста полюбопытствует Михалыч.

— Ну, мы ж с тобой не будем обижать старика.

— Не надо обижать, — согласится Михалыч.

— Тогда попросим его любимых, — решит «Петр Иванович». — Дядя Ваня, он ведь все трофейными баловался. «Золотой Рейн». Хороший табачок у врагов был…

Михалычу будет невдомек, что решение покурить трофейных далось генералу очень нелегко. Очень…