Канарский грипп

Фрагмент 16 К ЮГУ ОТ МОСКВЫ

Все шли по дороге, и она шла вместе со всеми, в самой гуще неизвестных ей людей. Она знала только то, что в конце дороги будет мост через реку, а больше она ничего не знала — ни куда эта дорога ведет, ни что по сторонам от нее. Впереди были видны одни затылки, бледные, бритые, освещаемые каким-то холодным источником света.

Никто не подталкивал ее сзади, никто не подгонял, но она знала, что движение неотвратимо.

И вдруг она почувствовала, что далеко впереди ее ожидает приятная, не стесненная этой мучительной неизбежностью и чужими телами пустота.

Потом эта пустота приняла более определенный вид: там, вдалеке, кто-то встречал всех, на нем движение обрывалось, куда-то все там, на месте встречи, девались. Только тот, один, стоял лицом к ней, лицом к лунному свету, только его лицо она могла в конце концов увидеть.

И ей стало легче, она заторопилась вперед, но не могла ускорить шаг, потому что к той свободе никто из этих бесчувственных, понурых и молчаливых людей не торопился.

Сначала ей казалось, что долгожданная встреча произойдет сразу за мостом, но вскоре оказалось, что — ближе, перед неясной рекой.

И внезапно она увидела его. То ли дорога поднималась на возвышенность, то ли он сам был выше всех идущих к нему. Он стоял лицом к ним, но его фигура оставалась темной против света. И она увидела, куда все деваются, — все, приближаясь к нему, засасывались в него, как в воронку. Они уменьшались и засасывались — разом по десятку. И его лицо мерцало, мелькало разом десятками лиц.

И она ужаснулась, хотела остановиться, но не смогла. Ее не толкали в спину, а просто двигали, несли вперед — к нему. И, когда он стал огромной и неотвратимой фигурой, она стала замечать, что сквозь мелькание отражавшихся на его неясном лике лиц тех, кто поглощался им, проступает одно, проступает как бы из глубины тьмы — одно, бесстрастно радующееся встрече с ней, притягательно улыбающееся лицо с очень правильными, но совершенно неопределимыми чертами.

И она собрала все свои силы — и подалась назад. И вдруг увидела, что на самом деле перед ней просто большой телевизионный экран, и на этом экране — по ту сторону от нее — сидит какой-то довольно симпатичный и совсем не опасный, не имеющей к ней никакого отношения, не знающий и не видящий ее диктор. Он что-то говорил с улыбкой, но она не слышала его слов и захотела усилить звук в телевизоре и стала нажимать какую-то кнопку, но вместо звука стало увеличиваться и приближаться изображение. И она похолодела и стала отстраняться от него. И вместо диктора увидела вдруг женщину, худенькую, с тонкими чертами лица, с золотистыми волосами. Женщина приблизилась к ней вплотную, властно обняла за шею и — неотвратимо — припала губами к ее губам.

Инга оттолкнула ее — и проснулась. Что-то большое соскользнуло с ее ног — она вскрикнула… На пол съехало отброшенное ею одеяло. В комнате было темно, и в то же время все едва различимо фосфоресцировало. Инга еще не проснулась до конца, но уже четко знала, куда пойдет и что сейчас будет делать. Ее поднял страх, огромный, неохватный сознанием. Страх, который не сковывает волю, не парализует тело, не вгрызается иглами в мозг, — иной страх, очень редкий, появляющийся порой даже у робких людей при внезапном ударе стихии — урагана или землетрясения. Страх, придающий своей жертве целенаправленную ясность мыслей, четкость движений и животное чутье.

Инга встала и огляделась, ясно поняв, откуда наблюдает за ней неусыпный глазок камеры. Она стала спокойно, неторопливо одеваться: теплое белье, носки, спортивный костюм, кроссовки, шапочка. Она позволяла соглядатаям так же спокойно оценить каждое ее движение — ей это было не впервой, она знала, как вести себя на подиуме…

Она знала, что у нее есть два пути: или осторожно пройти в нежилой флигель по внутренним переходам дома, или же сначала выйти наружу… Внутри какие-то двери могли оказаться заперты. Выйти наружу — привлечь большее внимание живых соглядатаев.

Она тихонько двинулась по коридору к основному выходу. Дежурный врач увидел ее издалека, сделал вид, что очень рад неожиданному ночному свиданию. Сидевший рядом с ним в пухлой маскировке охранник, как и положено, стал коситься.

— Никак на прогулку собрались?.. — заудивлялся дежурный.

— А что, поздно? — с обворожительной улыбкой спросила она.

Врач и охранник переглянулись с видом бывалых донжуанов.

— Для кого как, — признал дежурный. — Два часа двенадцать минут… ровно.

— Что-то мне душно, — поморщилась Инга и, как сумела, сделалась бледнее и некрасивее. — Воздуха не хватает… Может, магнитная буря… Хочу немного погулять. Пустите?

Необычных пациентов в этом необычном госпитале требовалось слегка ограничивать, однако притом имелся приказ им не перечить…

Врач поразмышлял, рассеянно улыбаясь, потом вопросительно поглядел на охранника:

— Ну что, проводишь девушку? Чтоб там волки ее не загрызли…

Охранник, поглядывая на бывшую «Мисс», слегка растерялся.

Инга тоже немного растерялась: этот здоровенный жлоб никак не устраивал ее в качестве эскорта.

— Лучше вы, Игорь… — сказала она дежурному, впервые оставив его без отчества. — С доктором мне будет спокойнее… Вдруг искусственное дыхание срочно понадобится.

Дежурный заморгал и сразу как-то разрумянился.

— Ладно, Коль, посиди тут минут пятнадцать за меня, — пробормотал он, поднимаясь. — Хочешь, шапочку дам? Как настоящий фершал будешь…

— Не надо, — буркнул слегка задетый за живое охранник. — Может, тебе пистолет дать?

— Ладно… — сказал врач и отмахнулся, не добавив вслух: «Своего хватит».

Он набросил поверх халата собственную утепленную маскировку и с независимым видом направился к дверям.

Инга невольно посмотрела на его голову, на белую, выделявшуюся в сумраке докторскую шапочку и порадовалась чему-то такому, от чего после этой радости остался еще один, маленький и тошнотворный страшок.

Ночь была свежей, безлунной, усеянной чистым мерцанием.

— Ночь хорошая какая… — вздохнула она… и сделала шаг, и оступилась вниз, едва успев схватиться за пустой рукав сопровождающего.

— Осторожней! — прохрипел дежурный врач и стал ворочаться в своем маскировочном «тулупе», залезая руками в рукава.

— Ничего. Это я от воздуха, — прибавив еще немного чар, оправдалась Инга и, дождавшись, прилежно обхватила его руку. — А вам нравятся безлунные ночи?.. Давайте так — один кружок вокруг дома… ну, максимум два. Можно?

— Хорошо, — без колебаний смирился доктор. — Ночи?.. А чего лучше? Тишина, звезды… красивая девушка рядом…

— О! Ну наконец-то… а то я думала, каких-то этих… киборгов к нам приставили.

Инга тихонько тащила доктора, куда ей было нужно — прочь от дорожек, поближе к темным кустам… Она пристально присматривалась ко всему, что попадалось под ноги и обо что можно было хоть чуть-чуть, хоть понарошку споткнуться.

Она бесстрастно кокетничала, отвечала на всякие комплименты, задавала доктору всякие глупые вопросы по медицине…

Лишь один из вопросов автоматически отпечатался в ее памяти: «Вы женаты, Игорь?» Доктор, помолчав, ответил «нет», и у нее стало немного легче на душе — легче стало мириться со своим замыслом.

Площадка перед старинной усадьбой ярко освещалась фонарями.

Инга косилась влево, на заветный флигель, на темное окно, радовалась раскидистому кусту под ним…

— Осторожней! — подхватил ее доктор, когда она опять споткнулась. — Я за вас головой отвечаю.

На миг Инга похолодела.

Наконец ей удалось увести своего провожатого за флигель. Там обнаружилась довольно широкая «мертвая зона» без света и притом с небольшой кучкой строительного мусора. Инга подтолкнула доктора туда, хотя он на миг заупирался.

Инга собралась с силами…

— Хорошо! Млечный Путь… Давайте постоим немного. Вы знаете звезды?

— Ну, Медведицу… — немного подкачал доктор. — Плеяды можем найти.

Инга с трудом различила в строительной куче обрезок водопроводной трубы, куски битого кирпича.

Ей вдруг стало очень жаль этого доктора. Она решила, что надо обязательно хоть как-то оправдаться перед ним, чтобы он запомнил о ней хоть что-нибудь хорошее.

Она крепко взялась за него, повернула к себе — и прижалась к нему вся.

— Холодно… — прошептала она, заметив, как забилось у него сердце под маскировкой, заметив, как он затаил дыхание. — Вы когда-нибудь целовались с «Мисс Москва»?

Доктор очень впечатляюще вздохнул.

— Инга Ле-о-ни-до-вна, — холодно, как киборг, выдохнул он.

Инга вздрогнула, посмотрела ему в глаза, слабее звезд мерцавшие перед ней.

— Вы что, о моем муже подумали, да?

Она уже привыкла к тому, что слава о грозном и крутом Моргане катится перед ней, отпугивая, как кузнечиков, любых джентльменов.

— Игорь, вы мне нравитесь… Просто очень хорошая ночь, звезды… Такая ночь просто требует какой-то гармонии, какой-то романтики, разве нет?

— Инга Леонидовна, дело не в вашем муже и не в звездах, — сказал доктор.

— А в чем? — Инга испугалась, что план рухнет.

— Ка-ран-тин. При таком близком контакте есть опасность заражения, — мужественно пояснил доктор. — Но можете считать, что сердце вы мне разбили.

— Извините меня, Игорь, — сказала Инга, вложив в раскаяние всю душу.

— Холодно, — кивнув, констатировал доктор. — Я бы настоятельно рекомендовал вам вернуться. Ведь я отвечаю за ваше здоровье головой.

— Да-да… — пробормотала Инга и спохватилась. — Ну, еще одну минутку, хорошо?

Доктор еще раз покорно вздохнул.

— Вы мне хотели показать Плеяды. Где они? — напомнила Инга.

— Сейчас найдем…

И вот, на страшную радость бывшей «Мисс», доктор стал отворачиваться от строительной кучи.

Инга быстро отступила на шаг и схватила снизу увесистый кусок кирпича.

— Вон они, видите? — Доктор протянул руку, а сам оглянулся. — Светлое пятнышко…

Инга сжалась, пряча орудие за спину.

— А вон и спутник там, около них, — прошептала она. — Видите?

— Где?

Белая шапочка доктора тоже превратилась в какое-то неопределенное небесное светило.

Инга размахнулась — «Господи, только не убить!» — удар вышел глухой, но с отдачей.

Доктор вздрогнул, будто хотел подпрыгнуть, и подкошенно рухнул.

— Извините, Игорь. — Губы Инги онемели, да и язык у нее почти онемел.

Она тихо положила кирпич на землю, сняла с доктора белую шапочку, с ужасом пощупала его затылок, не проломила ли несчастному череп…

Потом она быстро надела на доктора свою шапочку, теплую, вязаную, — и распростилась с ним, покинув его на том месте, откуда на звезды смотреть было лучше всего.

Теперь оставалось только действовать.

Инга чувствовала, что на самом деле действует не она, а кто-то решительный, опытный, всезнающий, готовый спасти, руководит ею изнутри.

Она подобралась к одному из окон флигеля, потянула снизу за раму. По всей видимости, все окна на этой стороне дома были забиты. Однако у одного из стекол оказался отбитым край. Инга взялась за него пальцами, попыталась раскачать стекло и вдруг почувствовала резкую боль — обрезалась! «Господи, помоги!» — со слезами взмолилась она и, вся прижавшись к стеклу, надавила на него локтями. Тонкая поверхность хрустнула, и Инга попыталась удержать осколки, чтобы они не зазвенели под ногами.

Во флигеле было черно. Оттуда запахло известкой и загнившей древесиной.

Инга протянула в черноту руки, взялась за край шершавого подоконника и подтянулась. Рост метр восемьдесят два пригодился ей вновь.

И вот она вся очутилась в шершавой, хрустящей под ногами черноте.

Но чернота не напугала ее. Она знала, помнила, где, в какой стороне, находится ее цель. Она повернулась куда надо, протянула руки, сделала несколько шагов — и коснулась пальцами гладкой мраморной поверхности.

Это был камин!

— Господи, помоги! — прошептала она и протянула руку в самую густую черноту, потрогала кладку на левой стороне каминной пещеры, а над кладкой — щелку в ширину кисти.

Она в этот момент даже могла назвать по имени человека, который сделал это и который то ли задумал какую-то игру для себя и своих потомков, то ли хотел куда-то спрятаться, как она теперь. Теофил Риттер. Она знала по имени, кого благодарить.

Кто-то подсказал ей снять с себя куртку, вывернуть ее наизнанку и надеть заново.

Сделав, как было приказано, она с изяществом, никем в этой темноте не оцененным, протиснулась в глубь камина.

Она навалилась на кладку, чуть дыша и заставляя себя не плакать. И ей удалось раскачать старое маскировочное препятствие. Кладка поддалась — и гулко загрохотала в какую-то бездну. Инга знала, помнила: лестница, ступени, не очень глубоко… Главное — не спешить, не сорваться вниз.

Она уперлась спиной в одну стену, а руками — в другую и стала потихоньку спускаться. Она ничего не видела, но все помнила — в другой жизни, в другом детстве она неоднократно без всякого страха проходила весь этот путь.

Она испугалась только воды на самом дне. Вода захлюпала под ногами, но оказалось, что она покрывала дно очень тонким слоем.

И тогда Инга двинулась дальше, начав для спокойствия считать шаги. Тех, детских, когда-то насчитывалось ровно шестьсот. Потом — такая же лестница, подъем, железная решетка, покрытая досками и тонкой мраморной плиткой, старая часовенка… и густая березовая рощица вокруг.

Воздух был тяжелый, ржаво-терпкий, но голова не кружилась. Теофил Риттер искусно устроил какую-то вечную вентиляцию.

Чужая память спасала Ингу, побеждала воображение… ведь мир давно изменился, и последняя, спасительная лестница могла упираться уже не в потаенный уголок часовни, а в мертво забетонированный пол трансформаторной будки или просто в метровый слой земли, засеянный озимыми.

Часовенка осталась на месте, и «выходной люк» из тайного хода оказался достаточно ветхим, чтобы рассыпаться от первого же судорожного напора беглянки.

Труха посыпалась ей в лицо, за шиворот. Инга соскользнула на несколько ступеней вниз, отбила себе коленки.

Выбравшись из часовни, она едва не закричала от ужаса. Перед ней, шагах в двадцати, стояла бетонная стена.

Инга не сразу догадалась, что эта стена ей не угрожает.

Часовня стояла рядом с каким-то бетоноогражденным объектом, на пустом месте — краю пустыря или поля.

Услышав гул одинокого мотора, Инга определила нужное направление и вскоре, едва не поломав ноги на всяких кочках и два раза упав, добралась до шоссейной дороги.

Она не теряла осторожности и от легковых машин скрывалась в кювете, приседая на корточки и даже натягивая куртку на голову, чтоб не засверкали при свете фар ее прекрасные волосы.

Прошло время, и она, страшась погони, уже решила рискнуть своей разборчивостью, но тут загудел, заревел, засиял мощными фарами вдали грузовик — явно какой-то нормальный труженик.

Она не выдержала и рванулась к нему навстречу по шоссе, в свет фар, как на маяк.

«Дальнобойный» трейлер тормозил неторопливо. Что-то было на уме у водителя, кроме изумления. Возможно, он опасался «подставной утки»: тормознешь — а тут налетят со всех сторон бандюганы, и дело с концом.

Собственно, он и не остановился совсем, а только коротко посигналил и стал тихо катиться дальше.

Отскочив на обочину, Инга увидела, как громадина проплывает мимо нее, но при этом открывается дверца кабины.

Она услышала команду, донесшуюся оттуда:

— Эй, девушка! Прыгайте!

Она заторопилась, стала зачем-то обгонять машину, и тогда водитель, наверно, осмотревшись по сторонам, рискнул — и дал полный тормоз.

В кабине было тепло, но, устроившись в ней и закрыв глаза, Инга ощутила озноб и засунула кисти в рукава, сделав из них муфту.

Она знала, как на нее должны смотреть. Водитель, парень лет двадцати пяти, так и смотрел, но — немного не так. Он как-то странно улыбался.

— За вами что, кто-то гнался? — спросил он.

— Нет, — мотнула головой Инга и очень ясно объяснила причину появления на ночной дороге московской красавицы: — Так… Надоели все…

— Значит, Золушка убежала с бала, — сделал вывод шофер необыкновенной кареты и рассмеялся.

Инга возмутилась:

— Чего смешного-то?!

— Да так, ничего… — Он еще хотел что-то сказать, но смолчал. — Куда едем-то?

— Куда? В Москву!

— Так я ж в другую сторону…

— Как? — забилась Инга.

— Пошутил, — усмехнулся водитель.

Она сдержалась…

Море земных огней вскоре появилось, медленно разлилось по простору тьмы, и наконец трейлер пересек Кольцевую автодорогу.

— Вас где высадить? — спросил водитель.

— Где-нибудь у метро…

— Ну, точно Золушку везу… Половина четвертого. Через два часа ваше метро откроется.

— А вы как дальше едете? — затеплилась у нее надежда.

— По Профсоюзной… Потом по Ленинскому до Садового кольца. А там в объезд.

— По Профсоюзной! — страшно обрадовалась Инга, она только теперь осознала, на каком краю света ее держали. — А вы не могли бы завернуть на Ленинский проспект раньше? Это вот там, около Дома туриста…

Она даже показала куда-то.

— Ну, проблемы, в общем, нет, — пожал плечами водитель.

Она решила, что этого хорошего парня уж обязательно поцелует живым и на добрую память.

И вот наконец она очутилась около дома, напоминавшего часть огромной бетонной стены. Теперь, когда спасение было близко, Инге стало даже немного страшнее, чем раньше. Теперь ей можно стало бояться вдоволь: тот, кто был в силах защитить ее от всех напастей, находился уже рядом, чуть в стороне и всего двенадцатью этажами выше.

— У меня нет денег, — сказала она и, оттянув рукав, взялась расстегивать браслет часов. — Вот только, если надо…

Как она и рассчитывала, водитель крепко обхватил ее запястье, сделав рассерженный вид.

— Я что, на жлоба похож?

— Нет, — улыбнулась Инга. — Извините.

— Я бы предпочел взять телефончиком, — однако не совсем бескорыстно повеликодушничал шофер.

Инга горестно вздохнула:

— Ну, по этому телефону… я бы не советовала вам никуда попадать.

— Понятно, — сдержанно принял угрозу шофер.

И тогда она потянулась к нему и — вспомнила: «Карантин!» — поцеловала его в щеку. Но крепко.

— Я вас мог где-то видеть? — хрипловато, как все другие, прошлые, спросил шофер.

— Могли. По телевизору. Я была «Мисс Москва».

Она не сказала, какого года «Мисс», и открыла дверцу машины.

— Постойте, — пришел в себя шофер. — Вон в зеркало у меня посмотрите… Золушка.

Инга заглянула в зеркальце — и обомлела. Она оказалась настоящей Золушкой: все лицо в саже!

— Возьмите. На память. — Водитель протянул ей небольшую бутылочку минералки.

— Спасибо. Вы мне очень помогли. Я вас помнить буду, — пообещала Инга.

— И вам спасибо, — грустно улыбнулся водитель. — Я вас тоже запомню, Золушка.

Инга выскочила из машины и помахала рукой:

— Удачи!

— И вам удачи!

Ей удача была очень нужна…

Водитель решительно, без оглядки, дал газу и стал в своей махине отплывать прочь.

Инга помахала ему на прощание.

Отойдя в сторону, она сделала несколько жадных глотков, а остатком воды умыла лицо.

Она думала о великолепном душе, до которого уже оставалось рукой подать. Примерно полквартала. Дом был такой огромный, длинный — и Марк жил на дальнем его конце.

Инга двинулась вдоль подъездов и, заметив телефонную будку, бросилась к ней, закрылась внутри, хотя стекла были в двери побиты и закрыться от всех можно было только условно. Она дрожащей рукой поставила бутылку на аппарат и набрала заветный номер.

После пятого гудка что-то, как стекло, хрустнуло.

— Слушаю, — сказал очень строгий голос Марка.

Вдруг Инга спохватилась и, словно обжегшись, бросила трубку на рычажок.

Она вспомнила: Марк не раз предупреждал ее, что телефоны могут становиться самыми опасными предателями.

Она выскочила из будки, осмотрелась — темно, никого — и кинулась к цели бегом, рывком открыла дверь подъезда, скрылась за ней и прильнула к домофону.

Оставалось только набрать код из трех цифр и нажать кнопку вызова.

В этот миг она помнила только эти цифры.

Двенадцатью этажами выше Марк Модинцев очнулся от неприятного, назойливого треска.

Он аккуратно, но равнодушно убрал с себя руку той, что лежала в постели рядом с ним, сел и первым делом на ощупь набрал другое сочетание цифр на маленьком пульте, место которого было на тумбочке.

Еще этажом выше очнулся и принял стойку телохранитель.

— Я здесь, босс.

— Навостри уши, — скомандовал Морган. — Кто-то внизу рвется.

— Что такое, Марик? — сонно замурлыкали позади него.

— Ничего. Спи, — была команда.

Морган поднялся на ноги. Голова оказалась тяжелой, хотя с вечера он не принимал. Он подумал, что дело в духах: «Душится отравой кобылка. Каким-то зарином».

С этой мыслью он добрался до двери, рядом с которой висел на стене селектор домофона.

— Кто? — услышала Инга из динамика одно строгое слово.

Ее охватило жаром.

— Это я, Марик… Извини! Пусти скорее!

Три секунды длилось какое-то безвоздушное, межпланетное молчание.

— Ты что, сбежала из больницы? — раздался стальной голос киборга, похожий на голос Марка Модинцева.

— Да! Да! — забилась Инга между холодных дверей. — Это очень важно, Марик! Пусти меня скорей!

— Ты там одна? У тебя все нормально? — продолжал собирать информацию киборг.

— Да! Да! Марик! Пусти меня!

— Я сейчас к тебе спущусь. Стой на месте, — было решение киборга.

Инга почувствовала, что ее охватывает ужасный, неземной холод.

И вдруг! И вдруг мир раскололся, рухнул, провалился в жерло вулкана — и оттуда, снизу, рванула магма, шквал боли и отчаяния.

— Ты не один?! — закричала она. — Пусти меня! Ты там с бабой! Гад! Сволочь!

— Не будь истеричкой, — был рефлекс киборга. — Все будет нормально. Я спускаюсь.

Ингу трясло… Страшное, спокойное лицо проявлялось перед ней вдалеке — и не было для этого лица стен и преград.

— Ты! Ты! Ты там трахаешься, гад, и ничего не знаешь! Ты же никто! Ты же не знаешь! Слышишь?! Мы все… мы все как куклы будем! Он нас всех сожрет! Всех, слышишь? Ты против него ничто. Он тебя сожрет всего, ты слышишь?

Маленький, самый обыкновенный бытовой приборчик, домофон, впервые возымел глобальную значимость: он передавал глас Кассандры.

— Ты забудешь себя! Кто ты такой? Какой-то дурацкий Морган! Ты будешь как кукла! Маленькая дурацкая кукла! Ты слышишь?!

Инга, задохнулась и, привалившись к стене, бессильно опустилась на пол… и вся скукожилась в уголке, не в силах даже рыдать.

Некому было ее спасти…

Железная дверь кашлянула. Первым высунулся из-за железа телохранитель, в спортивном костюме с тесемками на пузе, в кожанке поверх него. Он сделал вид, что ничего похожего на опасность не замечает, и, придерживая дверь, заткнул собой все проходное пространство «тамбура».

— Вроде порядок, босс, — доложил он.

Сам Морган появился точно в таком же спортивном костюме, какой был на Инге, только другого цвета. Похоже было, как если бы он собрался побегать трусцой около дома, для здоровья.

Своими сильными руками Морган выгреб Ингу из угла, мягко прижал к себе, но лишь на одно мгновение.

— Ну, чего ты испугалась, кроха? — так же мягко сказал он. — Тебя же здесь искать будут. Сейчас я отвезу тебя на дачу. А потом разберемся. Хорошо?

Он еще не решил, куда ее везти. Дача в списке адресов стояла последней. Морган был готов поступить законопослушно.

Инга не сопротивлялась. Она вспомнила его сильные руки. Она больше ничего не хотела.

Морган вывел ее на улицу, к черному джипу, стоявшему у подъезда.

— Марик, — прошептала она, немного придя в себя от холодного воздуха и от мерцания звезд наверху. — Я очень боюсь.

— А не надо бояться, принцесса, — не скомандовал, а просто ласково посоветовал Морган. — В жизни вообще ничего не надо бояться. Тем более со мной.

— Марик, я не знаю… Они там ставят какие-то опыты. Почему я им нужна, скажи? — Она снова вся сжалась.

И Морган обнял ее еще крепче:

— Ничего. Это, они сказали, как простуда… Как грипп. Они обещали вылечить. Разве ты себя плохо чувствуешь?

Он заметил, что невольно отстраняется от ее лица… А она этого как будто не заметила, потому что знала, невольно отстранялась сама: «Карантин!»

— Марик, я не знаю… У меня все путается в голове. Кто-то приходит. Мне кажется, что-то страшное движется к нам… Ко всем. Или мы к нему сами движемся. Мне вот кажется, что нельзя включать телевизор. Он придет оттуда, из него… Или откуда-то еще. Не знаю.

Морган что-то пропускал мимо ушей, что-то отмечал в уме… Он принимал решение: куда везти… Но не успел принять его.

Он первым из троих заметил, как из-за края дома появился реанимобиль.

Он резко оглянулся. Еще одна машина, маленький темный микроавтобус, выделилась из тьмы.

— Вот как! — сказал Морган.

Телохранитель тоже успел насторожиться.

— Не дергайся! — предупредил его Морган.

Инга замерла — и рванулась прочь.

Морган успел ухватить ее за рукав.

— Это ты?! Ты вызвал их?! — закричала она.

— Не сходи с ума! — громыхнул Морган. — Не я! Стой! Не дергайся. Сейчас я с ними разберусь.

Инга обмякла, и Морган невольно ослабил хватку.

Реанимобиль остановился метрах в двадцати с одной стороны от света, а темный микроавтобус — на таком же расстоянии с другой.

«Дело знают, суки!» — оценил Морган.

Кожаная стена телохранителя загораживала от Инги белую медицинскую машину.

Инга вспомнила: пистолет у него, конечно, сзади, под курткой.

Она тихонько освободилась от руки Моргана.

— Ты не отдавай меня, Марик! — покорно попросила она.

— Разберемся, — резко сказал Морган, напрягшись, как в Замбии.

Она подвинулась к телохранителю, словно прижимаясь к нему, подняла тыльной стороной пальцев край его кожаной куртки….

…и выдернула оружие.

Морган учил ее стрелять, показывал, где предохранитель.

Она рванулась в сторону, повиснув на руке Моргана, — тот успел схватить ее за шиворот.

Но ее руки были еще свободны — она успела сжать рукоятку.

Грохнул выстрел, другой. Ее пальцы вдруг онемели.

Человек в белом халате толкнул второго. Оба бросились ничком на асфальт.

Морган развернул ее к себе — ударил снизу по рукам, выдернул из пальцев оружие.

Он заметил, как побежала у нее по плечу, к шее, яркая красненькая букашка.

Лазерный прицел!

«Убьют девку!»

Он умел останавливать время.

Перед роковой секундой он потянул девушку вниз, надавил на нее, закрывая собой от всех прицелов… и тут же получил удар коленом между ног — удар, которому он сам учил ее на случай любых… на любой случай.

Его скрючило, но он продолжал тянуть ее вниз, к себе… и вдруг ощутил очень слабый тычок… и она вдруг отяжелела в его руках… и он увидел ее глаза, полные страха и покорности…

— Марик! — сонный, умирающий шепот.

У самой ее ключицы торчал блестящий стерженек со смешным хвостиком-кисточкой.

Привалившись к джипу спиной, он держал Ингу. Три четверти всего, что он видел, была она — в его сильных руках; остаток зримого мира был черным всевидящим мраком, воронкой, где копошились и откуда целились. Боль под животом стихала, и Морган даже усмехнулся, без всякого зла вспоминая точный, им же поставленный удар.

— Что делать, босс? — спросил телохранитель, загораживавший движение чужаков в белых халатах.

— Стой, как стоишь, — бросил Морган.

— Очень неприятное недоразумение, — появился из-за охранника тот самый «профессор». — Вы позволите?

Остальные тоже осторожно высунулись. Их было двое — с носилками. Теперь демоны оказались везде — и справа и слева. Некуда от них было деваться. Справа — в белом, слева — в черном, а сзади оставалось мертвое железо на колесах.

Морган выпрямился, оторвался от джипа.

— Давайте! — приказал он.

Носилки раскрыли прямо перед ним. Он сам аккуратно уложил на них Ингу, посмотрел на ее бесчувственное, словно украденное у него лицо, на ее спокойствие, которое принадлежало не ему. Он был отброшен в сторону так далеко, что теперь уже не дотянуться…

Он злобно сплюнул.

— Недоразумение? — Он покачал головой, зная, как все внимательно наблюдают за ним одним. — Это называется по-другому… Прецедент. Кто-хо там у вас вляпался в очень большое дерьмо. И пустил большую волну. Будет большой откат… доктор.

Ингу понесли.

— Вам позвонят, Марк Эдуардович, — проговорил «профессор».

— Пусть звонят. Но не мне. У нее есть папа с мамой. Вот им пусть и позвонят.

— Мы будем иметь в виду… Извините, Марк Эдуардович. Есть вопрос карантина… — Морган не дрогнул. — Чтобы не возникало у вас лишних проблем, я очень вас прошу ответить мне искренне. — «Профессор» подвинулся ближе. — После, так сказать, побега нашей больной у вас не было с ней близкого контакта? Я имею в виду поцелуи, половую близость.

Короче говоря, соприкосновение слизистых оболочек… Марк Модинцев холодно посмотрел в глаза «профессору».

— Пусть это будет для вас, доктор, приятной тайной.

«Профессор» сощурился.

— Я буду надеяться, Марк Эдуардович, что я вас понял правильно, — сделал он свой вывод и напустил на себя безучастный вид. — Я только прощаюсь, господин Модинцев. Приносить извинения за этот, как вы сказали, прецедент я не уполномочен. Хотя искренне сожалею… У пациентки подвижная психика. Уверяю вас, мы сделаем все возможное.

Что-то еще изменилось в мире. Морган посмотрел вверх.

Звезды стали светить слабее. Тоща он окинул взглядом стену дома, темные — уже темнее неба — окна. Светилось одно… два. Жители давно уже знали, как правильно вести себя в условиях чрезвычайного положения. Только какая-то одна дурочка торчала у окна, да еще включив свет. Морган удовлетворился тем, что это хоть не Ольга…

Он коротким жестом отозвал охранника от машины и, когда тот живо подошел, отдал ему ключи.

— План такой. Едешь к Корневу. Так и скажи ему: «Есть серьезный прецедент». Будет лучше, если вернетесь на его машине.

Охранник все же подождал, пока босс скроется за железной дверью подъезда…

Следующую дверь открыла Ольга. Она ждала его в коротком, прозрачно-алом халатике, от которого ее бледность еще сильнее бросалась в глаза.

— Марик! — прошептала она и прильнула к нему.

Очень прямые, светлые ее волосы колыхнулись испугом.

— Все в порядке. Нет проблем, — сказал Морган, не отстраняя ее, но продолжая двигаться вперед.

— Марик, я очень волновалась! Можно, я тебя успокою?

Она повисла на нем, тыкаясь ему в ухо, в шею.

— Потом, — отложил он. — У меня дело. Выпей чего-нибудь. Снотворного. И ложись. У меня дело. Все.

На повороте она отцепилась и куда-то делась со своими страхами и огорчениями.

Морган зашел на кухню, вынул из холодильника бутылку пива и вернулся по пустому коридору в свой кабинет. Он сел за стол, включил компьютер — и вошел с оружием, куда хотел. В аркады с тайнами и сокровищами Рейха.

Он мог сидеть перед экраном часами — летать среди звезд, стрелять, наносить удары, — и эти часы становились самыми плодотворными для создания финансовых стратегий, для выхода из реальных опасностей.

Эсэсовец смутно мелькнул во тьме, он снял его одним выстрелом и отскочил за угол, уперевшись в глухую стену.

«Ну, если теперь менты не приедут, то дело серьезнее, чем кажется», — подумал он.

Марк Модинцев, Морган, когда-то выполнявший «интернациональный долг», представлялся сам себе человеком вполне уравновешенным и космополитичным. Легенды, мифы и протоколы о всяких заговорах против Родины он воспринимал как звон, о котором неизвестно, где он… Есть так есть, нет так нет, а главное — дело. Он считал, что имеет также достаточное представление о всех видах терроризма, о психотронном оружии и о прочих запредельных предметах. Он вместе со всем нормальным населением смотрел боевики и читал бестселлеры со зловещими персонажами, рвущимися к власти над миром, грозящими ядерным бандитизмом и парапсихологическим кошмаром. Он знал, как и все трезвомыслящее население, что такое возможно теоретически, как конец света… а когда произойдет практически, тогда уж все.

Когда демоны исчезли, забрав у него Ингу, и он пошел домой, он сначала вспомнил ее глаза, в которых таяло живое и еще звало его, умоляло спасти… и вспомнил ее безучастное лицо, когда уже удалялись носилки… и вспомнил ее отдаленный, как со дна, крик в динамике: «…ты будешь как кукла… какой-то дурацкий Морган!»

И он задумался и решил: надо проверить, надо взяться за это дело. Кто там выше ФСБ? Кто там выше Кремля? Кто он такой сам? Что теперь, прижать уши? Если кто-то и вправду лезет в мозги… Раз час X настал, значит, настал. Если не настал, значит, не настал. Надо разобраться. Он не тот суслик, что забивается дальше в нору, когда ее заливают водой.

Он уложил еще троих или четверых, сменил автомат на огнемет — и двинулся по лабиринтам дальше, прижигая темные углы Рейха.

Он прервал игру, когда напомнила о себе звонком милиция, остановил «кадр», вышел встретить и спокойно решить проблему самыми ординарными методами: разными красными «корочками», лаконичным и профессионально выдержанным докладом о происшествии, ссылками на конкретных лиц и конкретные номера телефонов.

Он вернулся в лабиринт через четверть часа.

Оставался последний поворот, оставались последние враги, сторожившие вход в главное хранилище тайн и ценностей, когда за спиной Моргана, в реальности, которую выключить труднее, раздался новый сигнал.

Этот сигнал имел значение куда большее, чем предыдущий, милицейский, и Морган секунду размышлял, что делать. Решил он проблему кардинально.

— А хрен с ними, с алмазами Рейха! — сказал он себе и вырубил иную реальность из электрической сети Москвы.

Свой человек в ФСБ, тот самый подполковник, имевший фамилию Корнев, дожидался его около своей машины, как и было условлено. Он уже был в плаще, в костюме, при галстуке — обратно в постель явно не собирался. К тому часу стало светло как раз настолько, чтобы уверенно принять новый день, требующий новых, решительных действий.

Пока они сделали круг по тропинкам среди зеленых, а теперь совсем желтых, насаждений, Морган подробно рассказал Корневу о происшедшем и не только рассказал, но и пару раз включал диктофон, хранивший домофонные пророчества бывшей «Мисс Москва». Он откровенно поделился своими научно-фантастическими опасениями.

Подполковник слушал очень сосредоточенно, наклонив вперед голову, — то хмурился, то шмыгал носом, то жевал губы. В целом он согласился:

— Да, какая-то заморочка… Черт их разберет.

— Вот я и хочу знать: кого «их»… И тебе очень советую.

— Ну, знаешь, тут, похоже, такое дерьмо…

— Знаю какое. Уже нанюхался вот так. — Морган махнул рукой: «выше крыши». — Только я начал сомневаться, что мне его такой большой медведь наложил. Я ведь пока одним ксивам верил… ну еще понт навели… Женя, за всем этим маскарадом что-то другое. Я чую. А если я чую, так оно и есть. Нам надо с этим делом разобраться. Мы с тобой не лилипуты, чтоб по нашим головам просто так ходили. Раскрути. Я тебя прошу по старой дружбе. В конце концов сочтемся.

Подполковник приостановился — и остро заглянул Моргану в глаза.

— Ладно, маршал, — усмехнулся он, вспомнив что-то старое, общее. — Рискнем здоровьем. Попробуем узнать, откуда эту вонь несет.

— Вот тебе подсказка. — Морган принял согласие Корнева как должное и «подсказку» готовил напоследок. — Займись этим Бряновым. Сядь ему на хвост. Какой-то шут гороховый… Он «светился» не просто так. Прикидывался сумасшедшим, намекал… Если он еще жив, я хотел бы потолковать с ним с глазу на глаз.

Почувствовав спиной чей-то взгляд, он обернулся, взглянул на охранника, потом — выше.

Ольга красненькой букашкой маячила в кухонном окне.

«Карантин, мать твою!» — мрачно усмехнулся Морган.