Канарский грипп

Фрагмент 6 МОСКВА. РАЗНЫЕ МЕСТА: ОТ ЗАПАДА — К ЦЕНТРУ

Один шаг — назад, два шага — вперед.

Тактический девиз вождя мирового пролетариата очень пригодился Александру Брянову.

Целый вечер он, занавесив окна, создавал у себя в квартире особое «информационное пространство» и наконец, решив, что дело сделано и можно еще один раз рискнуть самым дорогим, то есть — собственным сознанием, проглотил капсулу мнемозинола, как ему было прописано: перед сном.

Наутро он открыл глаза и, тут же уткнувшись взглядом в первый транспарант-указатель, с минуту смотрел на него как баран на новые ворота.

БРЯНОВ! ЧУДИЛО! ВНИМАНИЕ! НЕ ДУМАЙ, ЧТО ТЫ — САМЫЙ УМНЫЙ! ИДИ, КУДА УКАЗАНО!

Было указано в коридор, куда он с постели двинулся бы и так, без всяких дурацких приказов.

Нет, память у Брянова не отшибло напрочь. Он помнил, как накануне все эти инструкции писал и развешивал, но, как ни странно, он оказался теперь очень заинтригован: чего же он в конце концов от самого себя хотел добиться?..

Он двинулся почти не по своей воле, очень мудро решив, что не всегда утро вечера мудренее, и очутился у двери туалета. На крышке унитаза лежала табличка с четвертым по счету указателем:

ВНИМАНИЕ, БРЯНОВ! КНИГА — ИСТОЧНИК ЗНАНИЙ! ЧИТАЙ — ПРОСВЕЩАЙСЯ!

Рядом с унитазом стоял узкий ящичек, где хранились всякие аэрозоли. На крышке ящичка размещалась самая оперативная библиотечка Брянова. Сверху она оказалась прикрыта вчерашней газетой.

Он снял газету. Под ней лежал детектив без всяких предупреждающих знаков. Зато под детективом обнаружилась книга, которую при обычном течении жизни он никогда бы не посмел оставить в сортире: у Брянова были некие домашние, чисто личного пользования, понятия о приличиях. Этот намек был даже серьезней листка бумаги, прикрепленного к книге так, что один конец торчал из нее, как закладка, а другой на сгибе закрывал часть обложки.

БРЯНОВ! НЕ БРОСАЙ КНИГУ В УНИТАЗ! ПРОЧТИ — НЕ ПОЖАЛЕЕШЬ!

«Ну и дебил!» — подумал Брянов о себе вчерашнего выпуска, но решил не торопиться с выводами, а сел на крышку и стал просвещаться.

Он держал в руках увесистый черный том «Божественной комедии» великого Данте.

В нем оказалось множество листков с инструкциями, напоминаниями, приказами, часть которых отсылала Брянова в разные углы квартиры.

В туалете было прохладно, и весь местный климат очень способствовал спокойным размышлениям…

Теперь Брянов стал лучше разбираться в реальности, которая в последние дни странно исказилась. Теперь он, во-первых, кое-что знал, во-вторых, кое-что знал про то, что ему оставалось неизвестным, в-третьих, знал, что не должен бы знать о том, что этого «кое-чего» не знает. Это было уже немало.

Кто-то тайно и целенаправленно подсадил ему в мозг фрагмент ложной памяти. О таких вещах — «имплантациях воспоминаний» — он знал давно из научной фантастики, но технократическая реальность теперь быстро догоняла фантастику. Что это за картинка — непонятно: она или вымышленна, как кино, или реальна, то есть где-то снята с натуры. Зачем? Это оставалось главной загадкой. Далее: картинка явно ассоциировалась с телевизионной рекламой некоего мнемозинола, которого не оказалось ни в каких аптеках, кроме одной, с дворцовыми люстрами и мраморными лестницами… Забавные декорации.

Обдумывая это, Брянов похолодел: а что, если эта телереклама является некой «матрицей» и теперь у всех, кто смотрит телевизор, есть маленький сдвиг по фазе, начинающийся головной болью и расстройством внимания. Скоро все побегут покупать этот чертов мнемозинол! И кто-то сделает очень большие деньги, как на продаже воздуха, если он начнет исчезать!

Ужас прошел сразу, как только мозги под бомбежкой страхов продолжили свою спокойную работу. Во-первых, аптека всего одна. Во-вторых, никаких очередей не было и, судя по всему, они не запланированы. В-третьих, «держи Канарейку!»… Похоже, что к нему приставлена охрана, да какая! Не меньше взвода спецназовцев. Ко всем такую не приставишь. Даже сотня таких, как он, недоделанных зомби, обойдется в копеечку кому угодно, хоть целому государству. Значит, он кто: жертва секретного эксперимента?.. Довольно компетентная жертва, если учесть его специальность: биохимия, связанная с фармакологическим воздействием на центральную нервную систему. Может быть, он выбран именно по этой причине? Он — дорогостоящий зомби. Есть чем гордиться… Если он вышибет окно и сделает кульбит со своего пятого этажа, то они запросто успеют растянуть брезент. Хороши ангелы-хранители, мать их!

Однако если бы не случайный разговор, если бы не дневник, возможно, он еще долго пребывал бы в счастливом неведении… Тем более что коварный мнемозинол, оказалось, не прояснял память: он просто способствовал восприятию «чужой картинки» как естественной части собственной памяти, то есть обеспечивал «приживление имплантанта».

Теперь оставалось решить главный русский вопрос: что делать? Пойти в милицию? Пойти на Лубянку? Прикинуться полным доходягой — мол, от ваших опытов я уже загнулся?..

На одном-единственном животном эксперименты никогда не проводят. Должна быть подопытная группа… и должна быть контрольная группа. Значит, должны жить на свете — и скорее всего где-то рядом, в Москве, ведь большой разброс вряд ли допустим — такие же бедолаги, как он сам. Это — хорошая цель: попытаться найти своих. Он наверняка удивит этих всемогущих… и тогда, может быть, они пойдут на контакт.

Выйдя из туалета, Брянов поинтересовался временем. Оказалось, что он провел в «интересном месте» почти полтора часа. Если слежка велась постоянно, то наблюдатели могли забеспокоиться…

Не убирая штор, хотя и понимая, что в комнатах на него могут быть направлены церберовы взгляды камер, Брянов снял все слишком бросавшиеся в глаза транспаранты, сложил их и убрал под подушку. Потом он вырезал несколько маленьких карточек, написал на них важные подсказки и пристроил в таких местах, на которые мог походя обратить внимание… и задуматься в том случае, если ему опять чем-нибудь интеллигентно стукнут по голове. Подсказка, оставленная в справочном окошечке телефона, к примеру, гласила:

ВНИМАНИЕ, БРЯНОВ! КЛАД ЗАРЫТ РЯДОМ! 5 ШАГОВ НА СЕВЕР, 3 НА ЮГО-ЗАПАД. ТОРОПИСЬ!

По выполнении команды ему надлежало оказаться там же, откуда он недавно вышел, — у главного хранилища секретной информации в виде бессмертного творения Данте.

Закончив эту мозговую фортификацию, он взял черную книгу еще раз и, открыв на первой попавшейся странице — 63, — вдруг ясно вспомнил волну, катившуюся от него к берегу, пальмы, особняк, гору с охристой вершиной… Та, которую он заметил у самых дверей особняка, приближалась. И он тогда двинулся из воды обратно, на берег. Он пошел ей навстречу.

Хрупкая фигурка, легкое светлое платьице, шляпка с широкими волнистыми полями, затенявшая лицо. Он шел к ней с непреодолимым желанием сорвать эту шляпку, увидеть, вспомнить ее глаза. С десяти шагов он уже разглядел голубенькие цветочки на ее платье… наверно, незабудки. Он видел ее улыбку, ровный-ровный ряд зубов, властные, прямые морщинки у рта. «Не молода», — успел подумать за кадром Брянов… Руки тонкие-тонкие! Все жилки — наружу. Но какое движение! Как красиво поднималась эта рука! Какие чудесные пальцы!

Она сама сняла эту проклятую шляпу…

Серые глаза…

Ослепительные, пшеничного золота волосы! Золото Рейна.

Россыпь веснушек! Он перецеловал их все!

«Сколько ей лет? — где-то в космосе пролетела бряновская мысль. — Тридцать где-то… Тридцать пять…»

Лицо тонкое и немного — но даже красиво — иссохшее, изможденное, как у балерины. Она балерина, странно не помнить этого. Последний сезон в Берлине.

Шляпа уже куда-то делась. Может, ее унесло волной. Ее голос… «Ты собрался уплыть в Буэнос-Айрес без меня?»

Ее невесомые руки обнимают его за шею… Запах ее кожи… Запах волос… Губы… губы… сухие и властные… Волна догоняет, щекочет ступни… Брянов зажмурился и потряс головой. «Нет, Элиза…» Он захлопнул книгу, будто опасаясь начертанных в ней заклинаний. Чертовщина! «Воспоминание» стало ярче, яснее… опаснее. Оно расширилось! Оно могло затмить годы — обыкновенные, серенькие тысячи дней! А вдруг действительно затмило?.. Брянов перевел дух, повел лопатками — майка прилипла к вспотевшей спине… Он достал из ящика с аэрозолями приготовленный для записей остро отточенный карандаш и в третий раз открыл книгу великого Данте. Она была толстой, и на страницах оставались широкие поля — вот причины, по которым Брянов избрал ее средством переписки с самим собой. Рядом со строкой, «Я очутился в сумрачном лесу» он опустил острие карандаша на чистое поле и вывел аббревиатуру: «ЛВ!» — «ложное воспоминание!»

Пришлось признаться себе: он много бы отдал за то, чтобы такое воспоминание стало своим, настоящим… «Ты собрался уплыть в Буэнос-Айрес без меня?» Острие карандаша замерло. «Willst du nach Buenos Ajres ohne mich schwimmen?» Она говорила с ним на немецком! «Nein, Elisa…» Он не говорил ей таких слов тогда, но Александр Брянов произнес шепотом эту фразу теперь, а спустя мгновение, уже в московской реальности, перевел на родной язык:

«Конечно, Элиза, я не уплыву от тебя ни в какой Буэнос-Айрес». Острие карандаша сделало пометку «NB» и двинулось с красной строки: «Похоже, я знаю немецкий. Подозрительно хорошо. Проверить, учил ли его раньше. Проверить: взять сложные тексты, слушать радио. Вероятно: еще один „подарочек“».

Приняв ледяной душ — для нейтрализации всех лишних размышлений, — Брянов позвонил в институт: прийти не смогу, есть веские семейные обстоятельства.

Надо искать «родственников», братьев по несчастью.

Он еще раз напряг память, одну из двух, ту, которую считал настоящей…

Да, в аптеке, за стойкой, он видел включенный компьютер.

Мнемозинол — явная приманка для «братьев». «Охотники» раскинули сети телерекламы…

Тут Брянов сделал догадку, не зная, что она гениальна: он предположил, что призыв «вспомнить о потерянном рае» могут услышать, воспринять только свои, «братья». Гипотезу можно было проверить, если знать время следующей трансляции: достаточно позвать к телевизору соседа. «Жаль, что не было рядом Натальи… — грустно вздохнул он. — Наталья — в Анталье… Не хватало только стихами заговорить».

Раз автоответчик в аптеке собирал его данные — ФИО, адрес, телефон — значит, наверняка там была картотека… наверняка был соответствующий файл в компьютерной базе данных. Даром что секретный — о хакерах слышно, что они и в швейцарские банки залезают. Где взять хакера, чтобы посоветоваться?.. Знакомые компьютерщики водились только в институте. Общаться на эту тему с сослуживцами опасно — легко «засветиться»… Что делать?.. Наталья хвасталась, что сын стал настоящим «компьютерным вундеркиндом». Сам же Сан Саныч на отцовский вопрос, правда ли это и можно ли отцу тоже перед кем-нибудь похвастаться, скромно ухмылялся…

Брянов потер виски.

Не приведи Бог впутать Сан Саныча в этот бедлам!

И не нужно!

Придумать безобидную легенду на тему взлома и спросить его, возможно ли залезть со стороны в компьютер прачечной, чтобы узнать фамилии клиентов, и если да, то каким путем… Если Сан Саныч авторитетно скажет, что в систему Интернета прачечные не приняты и ничего из этой затеи не выйдет, тогда уж искать другие пути…

Брянов начал с инспекции своего гардеробчика. Покопался в старом, давно не ношенном барахле, прощупал воротники фланелевых рубашек, все осмотрел. Джинсовую курточку взял тоже старенькую, не ношенную с прошлой осени… но ощупал и ее. Как дилетант, он мог теперь предположить, что выйдет на люди без всяких электронных «блох» и «клопов».

Дальнейшая траектория привела его к книжному лотку у метро. Он выбрал одно из практических пособий по работе с компьютером, потом скрылся в ближайшем, довольно безлюдном переулочке, подошел к таксофону и набрал номер, который ни в коем случае не должен был забывать.

Судя по сонному голосу Сан Саныча, тот опять прогуливал, но теперь Брянов этому прискорбному факту очень обрадовался.

— У нас творческий день, батя, — без обиды доложился Сан Саныч. — Задали программку слепить. Ну, мне полчаса хватит…

— Я хочу внести в твой «творческий день» немного разнообразия. У меня к тебе дело, Сан Саныч.

Пусть эти гады попробуют сказать, что у него сегодня не «веские семейные обстоятельства»!

Сан Саныч недоуменно молчал.

— Я тут книжку купил по компьютерам. Мне нужна твоя консультация.

— Какую книжку, бать? — совсем удивленно проговорил Сан Саныч.

— Хорошую книжку… Мне очень нужно с тобой встретиться. Я готов подъехать…

— Бать, я сам к тебе подгребу, ты скажи куда.

В грубоватом голосе сына Брянову почудились нотки тайной радости.

— Тогда подъезжай, если можешь, прямо сейчас на «Измайловскую». Тебе ведь недалеко. Встретимся у спуска к парку. Первый вагон от центра. Идет?

— Идет… Сейчас подгребу, бать.

— Да, чуть не забыл! — спохватился Брянов. — У тебя какие-нибудь книжки на немецком дома есть?

— Не знаю… Может, у дяди Гены… Там по шахматам.

— Давай по шахматам. Бери самую толстую… Мне она на пару минут нужна: кое-что гляну и сразу отдам. Ну что, договорились?

— Договорились, бать…

Заметно было, что Сан Саныч слегка ошеломлен, и Брянов едва сдержался, чтобы не посоветовать ему осторожней переходить улицу.

Сын прибыл на место встречи раньше отца. Когда Брянов вышел из метро, то увидел, как Сан Саныч неторопливым шагом бывалого шерифа прогуливается вдоль березовой аллейки. Брянов, теперь сам обрадовавшись внеплановому свиданию с сыном, хотел было окликнуть его с лестницы, но передумал.

Он спустился и пошел за ним следом.

Когда Сан Саныч развернулся в обратную сторону, то сразу увидел отца и, не вынимая рук из карманов куртки, улыбнулся ему очень по-взрослому. Он был в черной рокерской «косухе» со всякими железками и в черных джинсах. «Сойдет для конспирации», — подумал Брянов.

Когда-то, в нелучший год своей жизни, Брянов очень хотел забрать его к себе — они оба прекрасно бы ужились друг с другом, но… но в тылу у Натальи стояла «старая гвардия»: крепкая здоровьем мама, боевой полковник отец. А Брянов никаких необходимейших отроку дедушек и бабушек со своей стороны выставить уже не мог… Судьба. Хорошо, что Наталья не потеряла благоразумия, и за это Брянов до сих пор ее очень уважал… очень.

Они с сыном обменялись рукопожатиями.

— Ну что, бать, какие проблемы? — спросил сын хотя и по-деловому, но так участливо, что у Брянова потеплело в душе, и, когда они пошли по тропинке в глубь парка, он с наслаждением огляделся среди берез и посмотрел вверх, на уже начавшие золотиться облачка их крон.

Сан Саныч, не спросясь, вытянул у отца из-под мышки только что купленную им брошюру по модемной связи и стал ее листать на ходу.

— Ну, бать, это уже для серьезных спецов…

Взоры отцов и детей встретились, и Брянов осознал, что такого сына он не помнит. Он знал другого Сан Саныча, которому надо покупать сладкое, которого иногда надо шлепать по заду, вести за руку… Теперь наконец он встретил вполне или почти самостоятельного человека, которого пока что за эту куртку-«косуху» и за разные словечки не хотелось называть взрослым. Теперь Сан Саныч кое-что знал о жизни и сам мог, если надо, кое-кого перевести через кое-какие опасные места за, руку. Мир изменился…

И еще Брянов понял, что придется сказать правду — то, что он считал правдой. Если с ним, отцом, что-нибудь случится, сын имеет право знать: Сан Саныч оставался его последней крепкой связью с реальностью.

— Давай присядем. — Брянов неопределенно махнул в сторону скамейки и, когда они уселись, начал издалека: — В Столешниковом переулке, около книжного магазина, часто стоит один доходяга… бомж, наверно… и у него на груди такая обгрызенная табличка: «ПОМОГИТЕ ЖЕРТВЕ ПСИХОТРОННОЙ ВОЙНЫ». Видел его когда-нибудь?

— Не помню. Я там давно последний раз был.

— И не надо. Смотри на меня.

— Чего? — удивился Сан Саныч, как того и хотел Брянов.

— Я и есть настоящая жертва психотронной войны.

Сын смотрел на папу во все глаза, напряженно соображая, ухмыляться ему или нет.

— Как же тебя угораздило, бать? — спросил он наконец, по-взрослому решив, что для скептической ухмылки недостает информации.

— А как в «Бриллиантовой руке». Поскользнулся, упал, потерял сознание. Очнулся — гипс.

— Да? — Сан Саныч посмотрел в глубину березовой чащи. — Ну и где же твои бриллиантики?

— Здесь. — Брянов постучал пальцем по виску.

— Бать, это не «Бриллиантовая рука», — без тени усмешки, со знающим видом сказал Сан Саныч. — Это со Шварценеггером. Там, где ему чужую память в мозги вставляют.

У Брянова екнуло сердце: сынок попал в точку! Догадлив, весь в отца!

— Хорошо, — принял он. — Пусть будет Шварценеггер с бриллиантовыми мозгами. Вся загвоздка в том, что я на него не похож, верно?

И он рассказал сыну все, что знал на эту минуту и что предполагал…

Сан Саныч все выслушал, не дрогнув ни одним мускулом, ни разу испуганно не моргнув. Потом он стал сгребать ногами перед собой палую листву, сделал небольшую аккуратную кучку, придавил ее сверху своей кроссовкой сорок второго размера и, посмотрев на отца ясным взором, сказал:

— Ну, бать, это круто!

— Как оно, со стороны не заметно, что я свихнулся? — решил обезопасить себя Брянов.

— Я же сказал, бать, что не хочу считать себя сыном шизофреника, — наконец ухмыльнулся Сан Саныч. — Это ведь наследственное…

Брянов обнял сына за плечи, и так они посидели немного. Брянов не смущался, что у него сердце колотится от волнения и сын ощутит, как оно трепыхается у отца в груди.

И вот Сан Саныч огляделся по сторонам точно так же, как стал с недавних пор оглядываться его родитель.

— Бать, я тебе книжку принес, — сказал он шепотом отцу на ухо и достал из-за пазухи немецкую книгу по шахматам, пухленький томик в мягкой обложке.

Брянов полистал ее с видом большого знатока, хотя шахматы не мог терпеть с детства.

— Гипотеза подтвердилась, — не особенно удивившись, сообщил он. — Если я не был чемпионом мира по шахматам, то, значит, работал шпионом в Германии, а потом забыл про это.

— А все твои дневники? Их тоже могли сляпать твоим почерком. Фальшивка, — добавил свое предположение сын.

Вот тут Брянов впервые сильно испугался, но сумел быстро справиться с собой.

— Мне остается только надеяться, что ты у меня не фальшивка, — грустно признался он.

— Это, бать, мы им теперь докажем, — как раз вовремя поддержал отца сын, хотя этими же словами дал ему повод для новых опасений. — Если начинать, как ты задумал, то для начала надо свистнуть у них кассету из автоответчика. Это мне — раз плюнуть.

— Исключено.

— Почему? — по-детски обиделся Сан Саныч.

— Если это серьезная заморочка, то за ней стоят серьезные люди. Я не могу рисковать твоей жизнью…

Сан Саныч отстранился.

— Они перед тобой на дороге каждую пылинку сдувают, — пробурчал он. — И ты думаешь, что они после этого додумаются меня замочить?.. Это нелогично, бать! Но если ты хочешь, я пойду…

И он встрепенулся.

У Брянова защемило сердце. Мир грозил измениться опять — и в том мире Брянову совсем не оставалось места. Он успел удержать сына за локоть.

— Не горячись. Что ты предлагаешь?

Сын откинулся на скамейку, облегченно вздохнул и, запрокинув голову, стал смотреть в серые небеса над золотистыми облачками берез.

— Я предлагаю, — начал он, — взять ноги в руки и двинуть туда, в эту аптеку, прямо сейчас… У меня свободный день. Осмотримся на месте и решим. Только обязательно нужно взять с собой еще одного человека. На массовый расстрел они не пойдут.

— Ты все-таки решил взять заложника?

— Заложницу… Не бойся. «Свой парень» в доску. Надо действовать командой, бать. Это — верная стратегия. По одиночке они всех вас перебьют как комаров.

«Вот черт, я ведь у него на поводу! — с досадой подумал Брянов. — Что делать? Гнать?.. Поздно… По ходу найдется решение. Либо — у меня, либо — у ФСБ… Если за этим стоит ФСБ, а не марсиане».

Через полчаса Брянов остался погулять у дверей подъезда, а Сан Саныч пошел в неизвестный Брянову дом и вскоре вернулся с «заложницей» — худенькой светловолосой девчушкой, одетой в такую же кожаную куртку-«косуху». Стрижена она была под бобрик и только этим внешне сильно отличалась от Сан Саныча. Оба были ростом с Брянова.

Она неробко протянула руку:

— Лена.

Рукопожатие было волевым.

Брянов представил себе «наружное наблюдение», которое со стороны сейчас таращит на него глаза, и со злорадством подумал, что в Москве начинается невидимая война заморочек.

Брянову очень хотелось узнать, что Сан Саныч успел рассказать про отца своей девушке, но он крепился, а Сан Саныч тем временем по дороге стал важно рассуждать о деталях операции.

До метро оставалось метров триста, когда он заметил на углу машину такси.

— Так, быстро меняем план, — загорелся он. — Берем тачку!

И он рванулся к цели.

— У меня сегодня на тачку не хватит, — признался Брянов, прикинув, сколько «натикает» от Щелковки до Никольской.

— Батя, у меня сегодня хватит на все, — гордо сказал сын и с учетом обстоятельства, которое он держал за руку, добавил: — А завтра, бать, рассчитаемся.

— Куда вам? — спросил пожилой шофер.

— На Лубянку, — первым ответил Сан Саныч.

Брянов устроился на переднем сиденье.

— Да, времена изменились, — усмехнулся таксист, трогая с места. — Раньше торопились в другую сторону.

— Куда деваться, шеф? — прогундосил сзади Сан Саныч. — Мы там работаем.

Шофер мрачно взглянул на Брянова. Тот, насупив брови, погрозил в зеркальце. Сын сзади хитро подмигнул. Чуть качнувшись на повороте, Брянов нечаянно перехватил в зеркальце взгляд Лены… Серые глаза.

Серые глаза…

Брянов отстранился.

Город двигался, мелькал перед ним… Но он уже не видел ничего, кроме серых глаз.

Волна догоняет его, щекочет ступни…

Он целует сухие и властные губы, и губы сдаются…

Ему нравилось скользнуть языком по остренькому ряду зубов — до боли, почти до пореза — а потом сразу одолеть ее язык, совладать с ним…

Волна накатывает, шлепает по икрам.

Элиза совсем невесома. Он легко поднимает ее, отрывает от песка…

Нет, она сама вспархивает набегающей волной, крепко обхватывая его бока ногами.

Он опускается на колени.

Он бережно опрокидывает ее на сырую мягкую гладь песка… в ее светленьком платье с цветочками.

Новая волна еще сильнее, еще выше. С шумом она накатывает сзади, подхватывает за край платье и накрывает ее всю, накрывает ее лицо — и она с неистовым усилием отталкивается от песка, вырывается из струй воды, из пены и толкает его назад, опрокидывает, сжимая его бедрами так, что не вздохнуть, будто он сам глубоко под волной.

Элиза!

Горячая волна обожгла Брянова. Он едва не до крови прикусил губу.

Сан Саныч заметил неладное:

— Бать, тебе что, плохо?

Брянов вытер ладонью выступивший на лице пот, перевел дух.

— Хорошо, — хрипло ответил он. — Только не вовремя.

Еще раз переведя дух, он добавил:

— Вспомнил кое-что новенькое…

Ничего себе «новенькое»!

Он украдкой посмотрел на водитёля, потом — на свои колени, потом — вокруг: что там делается в Москве? Он знал, что произошло на Канарах, а вот о происшедшем в Москве надо было теперь вспоминать!.. Прибавилось хлопот в ГУМе: зайти в туалет и привести себя в порядок… Такого с ним не случалось с возраста Сан Саныча.

Когда-то он мечтал не раз и не два: вот так, посреди пустого пляжа, в волнах прибоя… Не сбылось. Не сошлось.

Теперь будто какой-то злой дух издевался над ним. Давал кредит. На какую плату намекал?..

Как там насчет души?..

Сан Саныч был прав: надо поднять в аптеке шухер, да такой — чтобы сразу попасть в каталажку! Может, тогда эти. засуетятся и объяснят ему, на каком он свете…

Сын остановил такси около «Детского мира».

— Разбежимся здесь, — предложил он. — Мы сразу двинем в ГУМ, а ты еще немного поплутай. В ГУМе мы пересечемся в дверях ровно через сорок пять минут. Давай сверим шестеренки… Значит, так. Ты входишь — мы выходим. Мы незаметно передаем тебе чистые кассеты. Потом ты присматриваешь себе костюмчик, можешь померить… а потом идешь в аптеку. Мы идем следом. Заодно смотрим, нет ли за тобой «хвоста». Дальше — по обстоятельствам.

По деликатному и неотложному делу Брянов забежал прямо в «Детский мир». Ассоциация получилась довольно пошлой, и Брянов брезгливо усмехнулся.

Затем до окончания срока он бродил среди толп занятого народа, вдохновленного московским оживлением, почти ничего не замечая вокруг.

В назначенное время он подошел к нужной двери ГУМа — и сразу столкнулся с двумя знакомыми рокерами, чуть не испачкавшими его мороженым.

— Полный вперед, бать! — донеслось до него. — Только не оглядывайся!

Потратив еще четверть часа на броуновское движение по линиям ГУМа, Брянов покинул здание, глотнул более свежего воздуха и двинулся в сторону, противоположную Кремлю, — в конец Никольской улицы.

Шагов за десять до дверей аптеки он внимательно осмотрел перед собой улицу и приметил, как прямо напротив входа в аптеку остановился темный «мерседес» с затененными стеклами. Машин тут больше не было, «мерседес» сильно бросался в глаза, и потому Брянов не придал его появлению значения.

Он вошел в аптеку и стал очень неторопливо, с большим достоинством подниматься на второй этаж по широкой дворцовой лестнице, освещенной роскошными люстрами.

Позади Брянова послышалось мощное движение, и какое-то цунами едва не понесло наверх против его воли. Брянов даже не успел сообразить, то ли он сам отстранился к перилам, то ли его смахнули прочь, как пушинку.

Волна цунами прокатилась дальше — и он увидел впереди две огромные спины в синем, две квадратные головы, а между спинами — стройную высокую фигурку в песочного цвета плаще из тонкой, как бы невесомой кожи. И Брянов, хотя и был очень занят своим делом, успел-таки восхититься каскадом великолепных волос…

На площадке, чуть выше, волна цунами повернула на следующий пролет, и Брянов, увидев, что девушка вообще очень красива, невольно прибавил шагу.

Наверху вся эта забавная троица немного растерялась, и Брянов, оторвав взгляд от красавицы, решительно двинулся к заветной двери, мимо знакомого окошка.

За стойкой сидела другая, невзрачная на вид женщина, и Брянов этому обстоятельству очень обрадовался. Он мимоходом поздоровался с ней и сделал еще один решительный шаг.

— Вы куда, мужчина?! — встрепенулась дама уже за пределами его поля зрения, когда он успел взяться за ручку двери.

По плану ему полагалось задержаться не больше чем на три секунды и, не отпуская дверной ручки, ответить: «я покупал у вас мнемозинол…»

Однако он на пару секунд опоздал с ответом, заметив краем взгляда, что красавица с эскортом из двух боевых горилл приближается именно к этому окошку.

Он вдруг почувствовал прилив вдохновения.

— Я здесь уже был, — возвестил Александр Брянов тоном своего македонского тезки, когда-то завоевавшего полмира. — Я покупал…

— Здравствуйте! — Красавица уже подошла к окошку; голосок у нее оказался грудной, нежный, но хозяйский. — Моя фамилия — Пашкова. Мне должны были оставить мнемозинол.

Из-за массы горилл высунулся Сан Саныч и сделал отцу страшные глаза.

Брянов толкнул дверь и шагнул туда, куда «посторонним вход…». Одного быстрого, грабительского взгляда хватило: вот та самая, солидная дама — она восседала на вращающемся кресле, занятая какими-то бумагами; вот — их приборы, компьютер; вот и телефон с автоответчиком. На краю стола.

— Минуточку! — донесся сзади раздраженный возглас. — Мужчина! Я же вам сказала, туда нельзя!

Солидная дама развернулась на кресле в его сторону. Удивление ее, по счастью, оказалось умеренным. Она узнала Брянова.

— Лидия Павловна! Лидия Павловна! — «Дозорная» уже настигла его, схватила за локоть и теперь пыталась протиснуться между ним и косяком двери. — Я ему сказала!

Брянов упирался и не хотел ни отступать, ни идти дальше в комнату — в обоих случаях пришлось бы удаляться от телефонного аппарата.

— Успокойся, Нина! — мягко сказала солидная дама. — Это наш покупатель. Если не ошибаюсь, Брянов Александр Сергеевич?

«Покупатель» скрепя сердце кивнул.

— У вас какие-нибудь проблемы с приемом лекарства? — догадливо поинтересовалась солидная дама.

— Да, что-то вроде аллергии…

Его прервали какие-то возгласы и крики ужаса, раздавшиеся в торговом зале. Девичий голосок, принадлежавший явно не с грудным голосом красавице, истошно звал на помощь.

— Что такое?! — содрогнулась Нина и побежала обратно.

Солидная дама неторопливо, с достоинством, поднялась с кресла и двинулась к двери, навстречу Брянову. Она продолжала улыбаться, но на ее лице стала проявляться тревога. Брянов догадался сделать еще один шаг вперед.

— Не могу заснуть… — пробормотал он заготовленную чушь.

— Подождите, пожалуйста, — вежливо прервала его дама и, немного обойдя, остановилась в дверях. — Что там, Нина?

Та выпучив глаза уже спешила обратно, к своей начальнице:

— Лидия Павловна! Там у какого-то парня припадок! Наверно, эпилепсия! Надо скорей ложку ему в зубы!

Брянов уже уперся бедром в край стола и протянул руку к крышечке автоответчика, даже успел приподнять ее.

— Ничего страшного, Нина! Все утрясем!..

Солидная дама повернула голову. Брянов успел отдернуть руку от телефона.

— Александр Сергеевич! Прошу вас, выйдите. Я приглашу вас через пять минут.

— Да-да, конечно…

Растерявшийся человек двинулся, куда ему сказали, нечаянно сметая со стола все, что попалось под руку. Телефон рухнул на пол, смертельно хрустнул от удара. Нина ойкнула. Брянов нелепо дернулся:

— Извините!

И тут же кинулся на пол, оттесняя собою женщин.

— Что же вы так! — выказала глубокую досаду солидная дама.

Брянов вскочил с пола, протянул ей и покалеченный телефон, и вылетевшую из него микрокассету:

— Извините! Ну, только крышка сломалась, а сам гудит… Я могу починить, если что… или заплатить.

— Потом, потом… — нетерпеливо поморщилась дама и указала на стол. — Оставьте там. И выйдете, прошу вас. У нас же тут ЧП, не понимаете, что ли?

Еще раз извинившись, притом довольно придурковато, и пообещав зайти в другой раз, Брянов выскочил вон. Все в зале, красавица и даже ее гориллы, — все пребывали в оцепенении. Стремительно проходя мимо, попросту унося ноги, Брянов и сам успел похолодеть от душераздирающей картины. Его сын, Сан Саныч, располагался прямо посреди зала в позе сына царя Ивана Грозного, убитого своим кровожадным отцом. Здоровенные его белые кроссовки еще вздрагивали, наводя на всех ужас. Место царя занимала девочка Лена, обхватившая Сан Санычеву голову и в голос причитавшая над ним, как над покойником.

Запомнив весь этот кошмар, Брянов помчался вниз по лестнице. Сердце его бешено заколотилось — то ли от сознания того, что воровской набег совершен и удался, то ли от увиденной сцены.

— Ну, лопух! Ну, артист! — И сердясь на сына, и страшась его актерского фиаско, бормотал себе под нос Брянов.

Выскочив из аптеки, он поспешил на другую сторону улицы и по ней двинулся к ГУМу.

Он соблюдал главное правило — не оглядываться. И не оглядывался, пока его не схватили за плечо.

Он шарахнулся в сторону.

— Бать, это я! — едва переведя дух, шепотом крикнул Сан Саныч.

— Напугал! На бис не вызывали?

— Батя! — Сан Саныч весь был буря и натиск. — Ты что, ее не заметил?

— Кого? — спокойно вопросил Брянов.

— Ну, ее… эту… супермодель… с телохранителями! Это же она!

— Только что догадался.

Брянов, конечно же, бережно нес в памяти ее образ, волновался и холодел… Да, прямо-таки мистическое совпадение!

— Так куда же тебя несет, бать?!

— Ее адрес уже здесь. — Брянов ткнул пальцем прямо в свое сердце сквозь внутренний нагрудный карман куртки.

— Да при чем тут адрес?! — не унимался Сан Саныч, судорожно вздыхая. — Надо хватать ее за жабры! Прямо там, в аптеке.

— Хорошо. Я беру ее на себя, а ты с Леной завалишь этих двух горилл.

Сан Саныч заморгал.

Теперь Брянов почти полностью овладел собой и ситуацией.

— Знай, сынку, все идет по плану, — тихо, веско сказал он. — Ее ведь увели туда, за дверь, так?

— Ну да, — кивнул Сан Саныч.

— Теперь ее будут обследовать. У нас есть двадцать минут. Ты отдышись, съешь еще мороженого. И мы пойдем в обратном направлении. Где Лена?

— Я оставил ее там. Сказал, чтобы последила. Чтобы номер «мерседеса» запомнила.

— Запомнит?

— А то нет.

— Должен признать, Сан Саныч, — устало, но довольно вздохнул Брянов, — что из нас получилась толковая команда.

Сын улыбнулся:

— Ничего… Зато, бать, какая у тебя команда!.. Я вообще молчу…

— Ты о чем? — не понял Брянов.

— Как это «о чем»? Об этой. — И Сан Саныч показал эту жестами. — Может, остальные такие же, а ты у них один… А?

Больших сил стоило Брянову сохранить на лице самурайскую невозмутимость.

Они двинулись обратно, теперь уже — к «мерседесу», а не к аптеке.

— Что ты собираешься делать? — спросил Сан Саныч, руководивший операцией до этого момента.

— Ты прав: если нам судьба послала эту «спящую красавицу», то таким случаем надо воспользоваться…

Какой-то прохожий, шедший им навстречу, довольно крепкий мужик, запнулся на ровном месте и, мешая движению, поспешил в обход, поглядев на них, как на двух настоящих монстров, разгуливающих неподалеку от мавзолея.

Отец взглянул на сына и хлопнул себя ладонью по лбу:

— Хреновые из нас шпионы! Он же из аптеки! Где конспирация?!

Сан Саныч отскочил на шаг в сторону.

— Бать! — крикнул он себе под ноги. — Придумывай быстрее!

Идея возникла. Опасная! С ворохом последствий — на выбор. Идея что надо!

Брянов отступил к стене дома, из того же кармана, где хранилась драгоценная кассета, вытащил записную книжку и вырвал из нее один чистый листок.

— Хорошо бы конверт… — пробормотал он себе под нос.

— Момент! — донесся до него голос сына.

Брянов оглянулся, но Сан Саныч уже пропал.

И вот он прижал листок к переплетику записной книжки и принялся решительно чертить печатные буквы:

СУДАРЫНЯ! БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ С МНЕМОЗИНОЛОМ! ХОТИТЕ ИЗБЕЖАТЬ ОПАСНОСТИ И БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ ВСПОМИНАТЬ О «ПОТЕРЯННОМ РАЕ»? СВЯЖИТЕСЬ СО МНОЙ!

Он не колеблясь внес в записку цифирки своего домашнего телефона, а подпись поставил такую: А. БРЯНОВ.

— Вот, держи! — Перед глазами Брянова появился конверт. Сан Саныч снова дышал как после стометровки. — Письмо Онегина к Татьяне? — полюбопытствовал сын. «Пушкина проходили…» — подумал отец и кивнул:

— Вроде того… Умоляю барышню не глотать «колес».

— Я все понял, — расцвел Сан Саныч. — Действуй, а я побежал. Подготовлю плацдарм.

Брянов не успел остановить его и ускорил шаг, снова тревожась — тревожась только за сына.

«Пацан! Еще, конечно, пацан! — сокрушался он. — Втравил я его в это дерьмо… Не дай Бог! Не прощу себе… Возьму гранату — брошусь на Лубянку, как под танк, если что… В сущности, я и сам — пацан такой же, как он…»

Издалека он заметил, как Сан Саныч в двух шагах от аптеки встретился с Леной, что-то ей возбужденно сказал и она юркнула в дверь.

Со спортивной ходьбы Брянов перешел на запрещенный бег.

— Куда ты ее послал? — настигнув Сан Саныча, обрушился он на него.

— Все окей, бать! — весь светился сын. — Ленка ей скажет пару нужных слов. Для усиления эффекта. И сразу смоется.

— Каких еще слов?!

— «От мнемозинола сдохли все марсиане»…

— Что?! Ты что делаешь?! Я сейчас ее сам верну, раз ты такой идиот!

У Сан Саныча вытянулось лицо, но глядел он не на отца, а сквозь него.

— Теперь поздно, бать! — прошептал он. — Гляди!

Он не показал, куда глядеть, но Брянов сразу понял — и судорожно развернулся.

Там, за стеклянными дверями аптеки, по роскошной старинной лестнице спускалась белокурая красавица в сопровождении двух мордоворотов.

Брянов посмотрел на сына так, что тот вжал голову в плечи.

— Приказ! — рявкнул отец. — Живо на другую сторону! Если что — сразу ложись!

Сан Саныча сдуло.

Брянов всерьез предположил, что будет стрельба.

Один мордоворот уже выходил, скрыв девушку своей тушей…

Немногим раньше Брянов намеревался прогнать сына, а потом оставить конверт за дворником «мерседеса».

План изменился: «Разведка боем. Может, и к лучшему…»

Он опустил глаза, избегая взглядов телохранителей, и дождался, пока девушка появится из-за огромного плеча.

Конверт был в его опущенной руке. Он медленно шагнул, отрезая красавице путь к машине, и рука его медленно — главное: не делать резких движений! — поднялась.

Взгляд девушки невольно упал на возникший перед нею конверт.

— Сударыня! Минздрав предупреждает… — неторопливо и вежливо начал Брянов и тут же перескочил на лихорадочный шепот: — Скорее возьмите, прошу вас!

Он почувствовал, что отрывается от земли и воспаряет, точно его зацепил за шиворот крюк подъемного крана.

— А это что за… му-у-ы-ы… — раздался позади него бычий рев… но как охранник хотел назвать Брянова, осталось тайной — слова охранника пресеклись каким-то воздушным выхлопом в затылок Брянову, и крюк подъемного крана стал опускать его обратно, на асфальт.

Девушка вскрикнула и отпрянула в сторону.

Второй охранник тоже кинулся куда-то.

Первый — за спиной у Брянова — зарычал, кхекнул, и Брянов, инстинктивно пригнувшись, отскочил вслед за девушкой. И — вовремя. Огромная туша пронеслась мимо и врезалась в край аптечной витрины. Стекло посыпалось, зазвенело, заплескалось на асфальте. Невидимый вихрь разметал прохожих.

Огромная рука в синем рукаве, сжимавшая пистолет, промелькнула перед глазами Брянова.

«Ложиться?!» — вспыхнула мысль.

Ложиться было стыдно…

Еще одно столкновение огромных масс. Еще один вскрик. Куда-то рвануло второго мордоворота. Куда-то пронесло мимо Брянова девушку, только пола ее плаща взмахнула, как крыло, и донесся ее возглас, крик испуганной чайки…

Брянов увидел свою руку и белый, слегка изогнутый конверт, зажатый в пальцах. Он едва успел вспомнить, что это за конверт, как его стали оттеснять куда-то прочь — и силой опускать его руку.

Его оттеснял какой-то крепкий, но довольно интеллигентный с виду человек. Он не то чтобы толкал Брянова, но мягко и без особых усилий сдвигал его за пределы оперативного пространства.

— РУОП, гражданин, РУОП, — твердил он Брянову волшебное слово, и тот стал непонимающе глядеть в его волевое лицо.

— Что?

— Борьба с организованной преступностью, гражданин, — вежливо объяснил человек, продолжая наступать на Брянова бульдозером. — Вы нам чуть операцию не сорвали. К кому вы суетесь со своими бумажками? Это же бандиты… Идите, идите, здесь опасно. Мы вас вызовем, если потребуются свидетели.

И тут Брянов пришел в себя и понял, что остается только повиноваться «бульдозеру» и даже помочь ему. Он извинился и пошел уже сам — по направлению к Лубянской площади. Через три десятка шагов он решил, что теперь имеет право нарушить одно из главных правил новой жизни, — и оглянулся, потом встал на месте и повернулся назад.

Зевак, на удивление, почти не было. Кое-кто еще двигался по двум сторонам улицы, прижавшись к стенам, а многие, вероятно, заскочили в ближайшие магазины и не показывались, ожидая, когда у аптеки наступит полная развязка.

Картина была статична и потому особенно ясна.

Одного мордоворота согнули, уперев лбом в крышу «мерседеса», заставив раскинуть руки и раздвинуть ноги. Второй был распластан по асфальту у разнесенной витрины. Обоим в затылки упирались короткие стволы автоматов. Девушку пощадили: она просто стояла около машины, один из напавших «интеллигентов» держал ее за локоть и задавал какие-то вопросы.

Брянов внимательно оглядел улицу: Сан Саныч в пределах видимости не появился. И тогда Брянов снова пошел туда, куда уже шел, то есть — в сторону коричневого линкора ФСБ-КГБ-НКВД, возвышавшегося на площади.

Он поставил себе ясную цель: пока не думать о случившемся.

План сорвался.

«Будем считать: что Бог ни делает, все — к лучшему», — решил Брянов и что-то невольно поискал глазами, а догадавшись, что он ищет, удивился. Да, ему и вправду захотелось увидеть где-нибудь тут, в загадочном мире, церковную маковку с крестом…

На другой стороне Лубянской площади, в подземном спуске в метро, вдруг появился перед ним Сан Саныч.

— Где Лена-то? — хмуро усмехнулся Брянов, даже как-то не обрадовавшись, что сын живой и никем не схвачен.

— Все окей, бать! — Сын был все так же горяч и возбужден: все-таки молодые силы. — Потерь нет!

— Видел все?

— Ну, бать, это круто!

— Ты хоть видел, откуда они взялись?

— Там один «Москвич» стоял около «мерседеса», и еще — «жигуль» на моей стороне. Ну, знаешь, все так быстро было!.. Честно скажу, бать, я думал, что ты слегка загибаешь… ну, не нарочно, естественно, просто жизнь такая — насмотришься всего… Но тут уж все ясно! Необходимо и достаточно, как в алгебре. Ты кассету не потерял в этой разборке?

Брянов пощупал: осталась на месте.

— Не будем терять время, бать. У тебя есть диктофон?

— Не был нужен…

— Тогда план такой! — Сан Саныч снова брал ситуацию в свои руки. — Я заверну к друзьям за машинкой, а ты — прямо домой. Через час встречаемся. Я позвоню в дверь так: два коротких, один длинный. У тебя квартира сорок восьмая, да? А то я уже слегка забыл…

Брянов кивнул.

Надо было хоть немного предостеречь сына.

— Ты смотри. У подъезда будь повнимательней. Если каких-нибудь подозрительных жлобов увидишь, лучше не заходи. Позвони.

— Будь спок, батя!

На пересадке они разошлись.

Войдя в квартиру, Брянов вновь заметил в себе парадоксальное смешение чувств: спокойствия и напряжения, довольства собой и тревоги. Дом показался ему уютней, чем раньше, мир — явно опасным, но как бы совсем не страшным.

Он поставил чайник на плиту, потом перебрался с черной книгой из туалета в ванную комнату и, включив душ, пристроился со своим новым «дневником» на маленькой скамеечке. Стало совсем уютно.

Сан Саныч, опять запыхавшийся и радостный, появился в его доме очень скоро.

— Тебя еще не обчистили?! — горячо шепнул он отцу в ухо прямо с порога. — Давай быстрей!

Он рванулся было в комнату, но Брянов успел удержать его и потянул за рукав в ванную. Сан Саныч был в восторге.

Они уселись там так близко друг к другу, как не сидели, пожалуй, лет десять — то есть с тех самых пор, когда Сан Саныч последний раз слез с отцовых коленей. Брянов устроился на той же скамеечке, а Сан Саныч — прямо на полу, с трудом найдя способ уместить свои длинные ноги.

Оба слегка стукнулись лбами, склоняясь над диктофоном. Душ извергался над ними, чуть в стороне, Ниагарским водопадом.

Первым поделился тайной мужской голос:

«Звонит Сабанский Валерий Михайлович. Прошу оставить мнемозинол на мое имя. Прошу звонить мне по телефону…»

— Во, бать! Один карась попался! — в полный голос забасил Сан Саныч, осекся и зашептал: — Пиши скорей! Есть чем?

Телефон записали карандашом прямо в «Божественную комедию», на последней странице.

— Этот Сабанский ведь известный артист, — послушав голос еще раз, определил Брянов.

— Да? Не знаю такого, — признался Сан Саныч.

— Он в конце семидесятых гремел. Ты не помнишь. Еще только в плане был. Он играл майора милиции в телесериале. «Бесконечное следствие» — был такой фильм. Десять серий… А, может, двенадцать. Любопытно, зачем им такой известный человек?

— Им только такие и нужны, — важно заметил Сан Саныч и снова нажал кнопку.

И тут оба встрепенулись.

«Меня зовут Пашкова Инга Леонидовна. Мой адрес…»

— Она, бать! — дохнул Сан Саныч.

Брянов кивнул и постарался сохранить невозмутимость.

Дальше на кассете пошел треск.

Первым ожил Сан Саныч:

— Больше не клюет! Звони быстрей!.. Может, лучше с улицы?

— Теперь не имеет значения, — сказал Брянов, когда оба вывалились из ванной. — Наша задача вызвать духов. Методом тыка, верно?

— Верно! — согласился Сан Саныч.

Телефон Сабанского не отвечал.

По номеру Пашковой Инги Леонидовны нежным, знакомым голосом стал вещать автоответчик:

«…Если вы хотите оставить сообщение, в вашем распоряжении…»

Брянов успел развернуть перед глазами тот самый листок, который был вложен в конверт для личной передачи, но, как только прозвучал сигнал и наступила тишина, Брянов чертыхнулся и повесил трубку.

— Что такое? — испугался Сан Саныч.

— Спокойно! — скомандовал себе Брянов, глубоко вздохнул, снова набрал номер — и очень обрадовался тому, что связь не прервали.

«…в вашем распоряжении одна минута после звукового сигнала…»

Брянов набрал в легкие воздуха: вот она — одна минута чистой телефонной памяти!

— С вами говорит сотрудник московской организации «Гринпис» Александр Брянов. Предупреждаю вас: влияние мнемозинола на вашу память и ваше сознание непредсказуемо. Повторяю: последствия непредсказуемы! Срочно свяжитесь со мной по телефону…

— Yes! — гаркнул Сан Саныч и порывисто обнял отца. — Это было классно!

— Давай попьем чайку, — смутившись, сказал Брянов. — Теперь у нас есть тайм-аут… Мать честная! Там чайник, наверно, уже сгорел!

Чайник остался цел, но пару напустил — на кухне стало как в бане. В запотевшем окне не видно было двора.

«Тоже неплохая идея, — подумал Брянов. — Хорошо бы, у них тут все объективы запотели».

Сан Саныч появился на кухне сосредоточенный. Брянов насыпал на тарелку горку печенья и спохватился:

— Да ты ж с утра голодный! Давай-ка пообедаем нормально.

Сегодня заслужили. Сан Саныч машинально кивнул.

— Бать, там какие-то мужики бубнят, — немного настороженно сообщил он.

— Где? — ничуть не лишился обретенного вдруг спокойствия Брянов.

— Ну там… за дверью, у лифта.

— Может, сосед курит с дружком, — высказал версию Брянов. — Они тут часто зашибают.

— Не похоже. В глазок видно: один здоровый жлоб стоит у самого лифта и смотрит вниз… ну, туда, где окно. А там базарят.

— Значит, мои телохранители, — определил Брянов, недрогнувшей рукой разбивая третье яйцо об край сковородки. — Ты что-то подозрительный стал… Весь в отца.

Сан Саныч хмыкнул, сразу расслабился и сунул в рот колесико печенья.

— Не хватай! — по-родительски одернул его Брянов. — Сначала нормально поедим, а потом будешь с чаем…

Сан Саныч послушался — больше не взял. Через пять минут мужской обед был готов. Отец с сыном уселись за стол, посмотрели друг на друга. Брянов вдруг почувствовал сильную усталость, даже в сон бросило — наверно, от тропического климата, образовавшегося на кухне.

— Надо заняться адресами, — сказал Сан Саныч, уже уплетая немудрящую отцовскую стряпню за обе щеки.

— Это не главное.

— А что главное? — с любопытством спросил сын.

— А главное то… — Брянов осознал, отчего ему так хорошо. — То, что мы сегодня провели вместе почти целый день… Когда такое последний раз случалось?

— Ох, давно, бать! — согласился Сан Саныч.

— И какой денек — получше, чем в Зоопарке… — В Зоопарк они ходили вместе десять лет тому назад.

— Ну, Зоопарк! Скажешь тоже… — хмыкнув, продолжал соглашаться Сан Саныч.

— Такой денек можно на целый год обменять… а я и на все пять готов.

— Да, есть что вспомнить, — все кивал деловито Сан Саныч. Он прожевал последний кусок, как-то очень основательно задумался, а потом внимательно посмотрел на Брянова своими темными глазами. Такие темные, с тревожной таинственностью глаза были у его матери. Ими он, Брянов, и был когда-то заворожен…

— А знаешь что, бать… — твердо проговорил Сан Саныч. — Я сегодня останусь у тебя… И вообще! — Он весь встрепенулся от своей идеи. — Я перееду к тебе жить!

Брянов что-то предчувствовал… и теперь весь размяк. Он смотрел на сына, оказавшись в полном размягчении воли и полной мешанине чувств.

— И как ты себе это представляешь? — тихо, даже сипло пробормотал он.

Сан Саныч уже представлял свою эмиграцию в ясном солнечном свете:

— Какие проблемы-то?! Ну, там пару учебников… Для шмоток одной сумки хватит. Так?.. Ну, кассетник… Компьютер отдельно — ну, послезавтра приволоку. Видик у тебя есть, так?

Брянов с непонятным чувством стыда кивнул.

— Ну! — Темные глаза Сан Саныча светились; таким отец не видел сына и в пору их похода в Зоопарк. — Чего мне еще надо?

— А что матушка твоя скажет? — Брянов осторожно, потихоньку адаптировался.

— А что скажет?! — взбрыкнул Сан Саныч. — Ее и так нет, я один там живу.

— Приедет… — заметил умудренный жизненным опытом Брянов.

— Ну и что! Я паспорт получил! Где хочу, там и живу! Что она, на меня в милицию заявит… как на без вести пропавшего? Им и так с дядей Геной друг друга хватает по самое не хочу.

Сан Саныч провел рукой у горла, а у Брянова то ли от его слов, то ли от жеста защемило сердце.

— А бабушку инсульт не хватит?

— Ну, мы сейчас пойдем у бабушки разрешение просить, можно нам гулять на дворе или нет. — У Сан Саныча начали сжиматься губы, и он уже был готов впасть в большую обиду — южная материнская кровь брала свое.

— Осталась еще одна маленькая проблемка…

— Так я здесь на что?! — развел руки Сан Саныч. — О чем и речь? Смотри, бать, сюда! Ты — подопытный кролик, так?..

Не согласиться было уже никак нельзя.

— У тебя охрана, как у президента. А я кто? Я у тебя — ближайший родственник. Меня не только не тронут, а — наоборот! Тоже будут охранять! Заодно! Для своей же пользы… Ты гляди, бать, что получается… так я вечером домой иду — мне еще надо в подъезде смотреть, как бы череп не проломили, так? А у тебя тут я заодно с тобой — в полной безопасности. Согласись!

Как ни странно, в словах Сан Саныча можно было найти сермяжную правду.

— И я, кстати, тебе пригожусь, — продолжал Сан Саныч. — Присмотрю за тобой. Если что важное забудешь — я напомню. Если что-нибудь не то вспомнишь, можем вместе обсудить… Все-таки у нас есть много общего.

— Есть, — с глубоким удовлетворением признал Брянов.

— Ты ведь не забудешь, что у тебя есть сын.

— Очень надеюсь…

Возникла еще одна «маленькая проблемка». О ней Брянов решил Сан Санычу пока не говорить.

Дело было в том, что разведенный Брянов временами жил не один, а появлялась у него и иногда застревала на недельку-другую сотрудница соседнего отдела Катенька, тоже, как и он, разведенная и вполне самостоятельная. В матери Сан Санычу она никак не годилась… и к тому же, пользуясь терминологией Сан Саныча, в этой необычной ситуации она не могла считаться «ближайшим родственником». Брянов начинал склоняться к тому, чтобы объявить ей временный карантин — для ее же безопасности… не считая того, что ей пришлось бы слишком многое объяснять, чтобы у нее в этом доме не поднялись дыбом волосы.

— Надо бы тебя гнать из этой зачумленной дыры, — сказал Брянов сыну, — но… вот не могу, и все. Ты правильно все говоришь, а надо бы гнать.

— Я тебя понимаю, — ответил сын. — Будь я на твоем месте — тоже стоял бы и думал: гнать меня или не гнать…

У Брянова комок застрял в горле. Он отхлебнул чай и поморгал: чай был очень горяч.

— А что ты Лене про меня сказал? — решил поинтересоваться он.

— А то и сказал, — подмигнул Сан Саныч. — Батя у меня упал, потерял сознание, очнулся — гипс… Ей и говорить ничего больше не надо… Их дело — восхищаться нами и делать, что им говорят.

— Ну, сынку, жизнь у тебя будет нелегкой, — серьезно заметил Брянов.

— Наследственное, — парировал сын.