Капкан

ГЛАВА 11

Ремеди

Когда я закрываю дверцу машины и наступаю на асфальт, я делаю глубокий вдох. Он рыбный и слегка мускусный, как гниющие водоросли, и, честно говоря, пахнет так же, как и весь Ки-Уэст. Но здесь нет фонарных столбов. Нет парковочных мест. Просто асфальт огромной прямоугольной формы.

Деревья с трех сторон, а море плещется о скалы и колючие кусты с четвертой. Раскидистые веерообразные листья соломенных пальм распускаются вперемешку с серовато-зелеными листьями в форме глаз.

Я прожила в Ки-Уэсте всю свою жизнь и никогда здесь не была. Кэш смотрит на воду так, словно ждет приближения шторма. Если мне придется бежать, здесь будет трудно спастись. Я могу спрятаться, но Кэш найдет меня. Его слова крутятся у меня в голове.

«Разве ты бы не хотела убить его?»

Эмоции бушуют внутри меня, борясь за контроль. Я верю своей лучшей подруге. Я знаю, что Дженна сказала мне правду. Так почему же мне кажется, что Кэш тоже говорит мне правду? Что произошло на самом деле?

— Если ты не причинял вреда Дженне, тогда кто это сделал? — спрашиваю я. — Ты нанял кого-нибудь, чтобы он выдавал себя за тебя? Или ты тайный сын Уинстона? Я не понимаю, почему ты не можешь сказать мне правду.

— Я даю каждому выбор, Ремеди. Даже тебе. — говорит он, приподнимая верхнюю губу. — Если это тебя так сильно беспокоит…

Он указывает на дорогу, ведущую обратно к главным улицам Ки-Уэста.

«Тогда уходи.»

И хотя он этого не говорит, я слышу это в его голосе. Если я уйду, он меня не остановит. Почему-то я не думаю, что он отдаст это видео полиции.

Тогда почему я все еще здесь?

Мои глаза опускаются на землю. Асфальт темный, как будто его недавно заасфальтировали или как будто им никто никогда не пользовался. По краям имеются большие трещины, но других видимых следов использования нет. Я не уверена, что это за место, но я знаю, что никуда не уйду.

Не сейчас.

Кэш обнимает меня сзади, заставляя повернуться лицом к воде, а затем задирает моё платье.

— Ты дразнила меня весь вечер. — выдыхает он мне в шею.

Мурашки пробегают по моей коже, когда он большим пальцем касается края моих трусиков. Он забирается в них, скользя по моей коже своими грубыми руками.

Я таю, готовая сдаться, прижимаясь к его твердой, точечной груди. Он поднимает мое платье, пока оно не собирается под грудью, после обхватывает ладонями мою киску, играя с моими складочками, как будто его пальцы — еще один поводок, направляющий мою душу.

Я не знаю, кто такой Кэш и почему он так со мной поступает, но когда он нажимает на мой клитор, мне становится все равно. Его ногти впиваются в мой чувствительный комочек, с острой, жгучей болью, пока я не даю ему то, чего он хочет. Я стону.

Он кусает меня за шею через кружевное ожерелье и напряжение поднимается по спирали к моей голове, спускаясь к пальцам ног волнами боли и удовольствия.

Я ненавижу его, напоминаю я себе. Я ненавижу его. Он худший. Он враг.

— Ты… — заикаюсь я. — Ты…

— Все под контролем. — говорит он. — Я знаю, чего ты хочешь, Ремеди, и я собираюсь дать тебе это. Все, что тебе нужно сделать, это приползти ко мне.

Мои брови сходятся на переносице, но он шепчет мне на ухо, звук успокаивающий, как плеск океанских волн о скалы.

— Я собираюсь заставить тебя кончить так сильно, что ты забудешь, кто ты такая, как ты и просила. — говорит он. — Доверься мне.

Я заставляю себя закрыть глаза и покачать головой, но это только для вида. Я чертовски сильно хочу всего, что он может мне дать, и я верю ему. Всем своим сердцем и душой.

Но я не могу позволить ему вот так взять меня. Он причинил боль Дженне, и она не будет свободна, пока он не окажется в тюрьме или в земле. И поскольку она не может противостоять ему, это я должна бороться с ним за нее.

Но что, если он ничего ей не сделал? Что, если есть другая часть истории, о которой я пока не знаю?

«Такой человек заслуживает смерти.» сказал он.

И это звучало так, будто он был совершенно серьезен. Словно он хочет убивать людей, подобных моему отчиму.

«Они жалки» сказал он.

«Они сделают все, чтобы выжить.»

На что способен Кэш? Я моргаю, глядя на него, пытаясь сопоставить все, что Дженна рассказала мне о мистере Уинстоне, с Кэшем.

Он хочет, чтобы я звала его Кэш, но настоял, чтобы Дин и Дженна называли его мистер Уинстон. Он шлепал Дженну за малейшие промахи.

Но меня?

Он поставил меня перед выбором: тюрьма или он. Затем он заставил меня умолять об этом и заставил меня полюбить это.

Он шлепает меня по голым бедрам, и я вскрикиваю, боль пронзает меня насквозь.

— Вот ты где. — говорит он, рыча мне на ухо. — Не смей больше так меня бросать. Твой мозг работает где-то в другом месте, и я клянусь, что если боль будет приковывать тебя ко мне, то это то, что ты получишь.

Мое тело дрожит от нервов и вожделения, и я неосознанно прижимаюсь к нему еще ближе, его член подергивается у меня за спиной.

— Ты принадлежишь мне, Ремеди. С того дня, как я впервые увидел тебя, и до твоего последнего вздоха. Ты. Моя.

Мои внутренности скручиваются, когда он массирует мою киску и грудь жесткой хваткой, как будто выжимает из меня жизнь. Давление внутри меня нарастает, как в кастрюле с кипящей водой.

Он отодвигает мои трусики в сторону и выжимает из меня все ощущения, я едва стою на ногах.

— Кэш. — шепчу я.

Что-то твердое, похожее на воск, щекочет мне ухо, и я отшатываюсь в сторону, но Кэш сжимает мое горло, удерживая меня неподвижно, пока засовывает его мне в ухо. С той стороны исчезает весь шум.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, мой голос в голове звучит громче, теперь, когда у меня есть только одно ухо.

— Лишаю тебя способности слышать и видеть. — говорит он.

Что, черт возьми, происходит? Меня это не устраивает. Мои губы дрожат.

— Но я думала, ты просто хотел, чтобы я ползала?

— И ты это сделаешь.

Злая усмешка расползается по его губам. Его взгляд скользит вниз к моей груди, покрытой красными отпечатками от его сильных рук. Потом его взгляд возвращается ко мне.

— Ты думала, что так легко отделаешься, маленькое лекарство?

Он затыкает мое второе ухо, и внезапно все становится приглушенным, как будто я погребена под землей. Океан яростно разбивается о скалы, но я ничего не слышу. Без единого звука мое сердце учащенно бьется, и меня охватывает тревога.

Предполагается, что я должна любить свою семью и доверять ей. Предполагается, что я выйду замуж за кого-то вроде Дина. Предполагается, что я ненавижу Кэша. Я не должна позволять ему лишать меня слуха и зрения. Мне нужны мои чувства. Мне нужно запереть все двери, отгородиться от всего. Чтобы всегда знать, что происходит. Так ты остаешься в безопасности. И по какой-то причине я продолжаю пускать Кэша внутрь себя.

Мое сердце вибрирует в груди, с каждым ударом ускоряясь, и мое дыхание прерывается, сильно отдаваясь в ушах теперь, когда все приглушенно.

Слова Кэша растворяются в глубоких тонах, каскадом пронизывающих меня. Он жестом просит меня поднять руки, затем приподнимает мое платье по бокам, пока не стягивается его с меня. Платье падает на асфальт, затем кружевное колье и мой лифчик тоже. Он цепляет большими пальцами мои трусики, стягивая их вниз, пока сам не оказывается на коленях.

Его язык кружит вокруг моего клитора, заставляя мои внутренности гореть от желания. Время от времени он покусывает мою нежную кожу, напоминая мне о боли, которую он может мне причинить. Огонь горит в его глазах, заставляя меня остановить его. Притворяться, что я этого не хочу.

Но я не дала ему выпить яд, и теперь, с каждым движением его языка, я знаю, что никогда не смогу убить его вот так. Мои колени подгибаются под давлением, и он хватает меня, поддерживая. Его губы раздвигаются, обнажая зубы, но это не улыбка. Это демонстрация превосходства, что он полностью контролирует меня.

Как только я обретаю устойчивость, он встает и достает из кармана повязку, натягивая ее мне на на глаза. Все погружается во тьму. Он хватает меня, его руки горячие и тяжелые, как железо, лежащее в огне. Он толкает меня на колени и я падаю на ладони, а отвалившиеся куски камня впиваются мне в кожу. Галька впивается в мою плоть, и я шиплю от боли.

Его слова вибрируют во мне, низкие и мелодичные, как музыка, играющая в глубине бара. Веревка обвивает мою шею, почти как цепь для удушения, но на этот раз она не металлическая, а грубая, как веревка. Он затягивает ее, как поводок на моей шее.

Я ползу за ним по пустырю. Каждый раз, когда я двигаю коленями, они болят так, словно ножи вонзаются в мою кожу. Это чертовски больно. На моей шее петля, мои колени пронзает боль, и я так уверена, что мои колени кровоточат. Неважно, как медленно или быстро он идет, я истекаю кровью из-за него, но я не чувствую его. Я могу чувствовать только его веревку. Я так одинока. Ползущая. Не зная, где он.

Почему он не прикасается ко мне? Почему я позволяю ему так поступать со мной? Он способен разрушить мою жизнь. Петля затягивается у меня на шее, перекрывая доступ к воздуху, и давление на моём лице нарастает, кожа растягивается и отекает. Но Кэш отпускает петлю, ослабляя веревку, затем укладывает меня на холодную металлическую поверхность. Я прикасаюсь к краям, пытаясь понять, что это такое; это складной стул. Жидкость стекает по моим коленям к икрам, и я знаю, что права.

Мои колени кровоточат. Он хочет, чтобы у меня текла кровь? Он привязывает веревку к чему-то, к своей машине?

Затем он раздвигает мои ноги, заставляя меня раскрыться. Несколько секунд спустя он тянет мои бедра вперед, его руки обхватывают их, приподнимая меня ровно так, чтобы я оседлала его. Он опускает меня вниз, прямо на свой член.

Я сглатываю, сдерживая крик. Его бедра двигаются по кругу, а его член кружит внутри меня, растягивая меня. Он вынимает одну из затычек для ушей.

— Кричи сколько хочешь. — говорит он. — Никто не услышит тебя. Покажи мне, какая ты чертовски дикая. Покажи мне, что ты моя маленькая, развратная куколка для траха. Что ты всего лишь горячая маленькая киска, которую я могу использовать. И, черт возьми, Ремеди, я собираюсь использовать тебя до тех пор, пока не останется ничего, что можно было бы трахнуть.

Его ногти впиваются в мои бедра, когда он отодвигает стул назад, петля затягивается вокруг моей шеи.

— Что ты делаешь? — кричу я.

— Ты готова умереть, ради того, чтобы трахнуть меня? — спрашивает он.

Я хнычу, не уверенная, о чем он говорит, но веревка все туже затягивается вокруг моей шеи, и я продолжаю двигать бедрами, пытаясь сесть на его член.

— Черт возьми, Ремеди. Ты чувствуешь, какой я твердый для тебя? Ты такая тугая, что причиняешь боль, но я все еще не могу насытиться тобой. — рычит он, хотя в его улыбке ясно читается первобытный голод. — Когда ты в таком состоянии, ты ничего не можешь сделать. Ты ничего не видишь и не слышишь. И если ты издашь хоть звук, тебя никто не услышит. Ты всего лишь моя маленькая куколка для траха.

Он снова вдавливает затычку в ухо и трахает меня сильнее. Мое тело подпрыгивает вверх-вниз на его члене, каждый кусочек плоти дрожит, словно он не может трахнуть меня достаточно сильно.

Я больше не человек.

Я объект.

Игрушка.

Кукла.

Лишь маленький кусочек задницы для него. И я так сильно это ненавижу, но всё равно хочу этого.

Его член разрывает меня на части, толчок за толчком, пока слезы катятся по моим щекам, смешиваясь с потом. Все, что я слышу, это собственное стук сердца, пока его слова повторяются у меня в голове.

«Ты ничего не можешь сделать. Никто не услышит, как ты кричишь. Ты всего лишь моя маленькая куколка для траха.»

Его руки обхватывают меня, а рот впивается в мою шею и тяжелое дыхание касается моей кожи. Я провожу кончиками пальцев по его непослушным волосам на груди. Его мышцы напрягаются, когда он трахает меня, а пульс бьется в такт с моим, пока мы не синхронизируемся, и нет никакой разницы между тем, чего хочу я, и тем, чего он хочет.

Внезапно он притягивает нас обоих назад, и у меня перехватывает дыхание, когда петля снова затягивается. Давление растет, кровь приливает к поверхность моей кожи, пока его член толкается в меня и так чертовски сильно растягивает меня.

Однажды он разорвет меня на части, и одна эта мысль толкает меня через край, потому что в этот момент я для него никто. Я не человек. Я не женщина. Я принадлежу ему.

Он снимает петлю с моей шеи, и оргазм проходит через меня, пока я не чувствую, что разваливаюсь на части. Кэш прижимает меня к себе, обхватывая руками мое тело, как будто боиться, что я исчезну.

Его сперма пульсирует внутри меня, наполняя меня, и я не сомневаюсь в этом, потому что хочу каждый горячий толчок его члена. Это заставляет меня кое-что осознать. Я не боюсь быть бессильной рядом с ним.

Как только последнее подергивание его члена стихает, он снимает повязку с глаз, затычки для ушей и петлю с моей шеи, позволяя им упасть на землю. Его руки подхватывают меня и несут к его машине. На мгновение я погружаюсь в него, но потом он опускает меня на землю. Моя одежда уже лежит на переднем сиденье.

Я неуклюже стараюсь натянуть их, усталость давит на мои плечи, и Кэш наблюдает за мной, веселье исчезло с его лица. А потом все становится пустым, и я теряюсь. Как будто ничего не произошло. И я хочу только заверения о том, что у нас все в порядке. Что я не сделал ничего плохого. Что у нас все хорошо. Я знаю, что это пережиток прошлого, где я чувствовала, что это моя вина за то, что мой отчим сделал со мной.

Но я не могу перестать нуждаться в утешении.

— Почему ты никогда не целуешь меня? — спрашиваю я.

Он усмехается, направляясь к водительскому месту.

— Тебя когда-нибудь возбуждал поцелуй? — спрашивает он.

Кэш прав; я никогда не получала такого удовольствия от простого поцелуя.

Он нажимает кнопку "Пуск", и двигатель с ревом оживает. Мы едем в тишине, но внутренне я в ярости. Он заставил меня кончить, и это был, безусловно, самый безумный, самый грязный и приятный опыт в моей жизни. Но я чувствую себя такой использованной.

Честно говоря, я не удивлюсь, если он высадит меня на обочине дороги, чтобы заставить добираться домой автостопом с туристами. Все это лишь фасад Кэша.

Тогда, какая же его часть реальна?

— Что это было? — спрашиваю я, указывая в направлении пустой парковки.

— Секс. — говорит он.

Я сжимаю кулаки.

Он что, издевается надо мной?

— Ты познакомился с моей мамой только для того, чтобы потом, вот так меня использовать? — говорю я, повышая голос. — А? Чтобы ты мог избавиться от меня, как от паршивой секретарши? В чем, черт возьми, твоя проблема.

Он не сводит глаз с дороги, между нами образуется холод. Все, что касается Кэша, успокаивает. Независимо от того, насколько громко я говорю или насколько я зла, каждый мускул в его теле всегда расслаблен, как будто ему действительно все равно, что я говорю.

И это сводит меня с ума.

— Теперь мы квиты. — говорит он. — Я сходил на ужин. Ты позволила мне использовать тебя.

Наконец, он смотрит на меня, и на его губах появляется намек на веселье.

— Ты снова пыталась отравить меня, не так ли?

Гнев пронзает меня горячей вспышкой света. Я скрещиваю руки на груди и смотрю в окно.

Откуда он все знает?

— Почему ты этого не сделала? — спрашивает он.

Самое паршивое, что я не знаю. Я должна была это сделать. Это было бы лучше всего для Дженны, и, возможно, это было бы лучше и для меня тоже.

Мое лицо горит, но я не могу удержать слова, которые срываются с моих губ.

— Ты согласился пойти на ужин с моей мамой, потому что, что-то чувствуешь ко мне. Мне все равно, что ты говоришь самому себе, но в глубине души ты это знаешь. У тебя есть чувства ко мне, Кэш.

Он резко нажимает на тормоза посреди пустой дороги. Ремень безопасности натягивается у меня на груди, и я задыхаюсь, но не из-за внезапной остановки, а из-за выражения лица Кэша.

Его виски напряжены, вена на лбу пульсирует, как будто он готов разорвать меня на части.

Он хватает меня за затылок, заставляя посмотреть на него.

— Я сделаю для тебя все, что угодно. — говорит он. — Познакомлюсь с твоей матерью. Скрою твои преступления. Я даже убью ради тебя, Ремеди.

От этих слов у меня бьется сердце и дыхание перехватывает в горле.

Он убьет ради меня? Эти слова кажутся правдой.

Но он насильник. Манипулятор. И, прежде всего, лжец. Однако я не могу избавиться от инстинктивного ощущения, что он говорит правду. Он действительно сделает для меня все, что угодно.

— Но ты не поцелуешь меня. — говорю я, мой пристальный взгляд скользит по его темным глазам туда-сюда.

Он делает глубокий вдох, затем достает небольшой предмет из запертого отделения на центральной консоли. Это флешка ярко-серого цвета. Он бросает её мне на колени.

— Это видео, на котором ты пытаешься убить меня в ту ночь.

Я моргаю. Он серьезно?

— Это единственная копия? — спрашиваю я.

— Да.

Я пристально смотрю на него, но он больше ничего не говорит.

Что он пытается доказать?

Никто из нас больше не произносит ни слова, даже когда он высаживает меня у моего съемного дома. Я остаюсь на крыльце, наблюдая за его темно-серой, импортной, спортивной машиной, пока она не исчезает из виду.

У меня пересыхает в горле, и мне трудно глотать, но я больше не понимаю, что мне с ним делать. Может быть, мне нужно подойти к этому по-другому. Может быть, убить его это не совсем правильный поступок. Может быть, я даже не должна его шантажировать.

В его поместье повсюду установлены камеры. Я могу раздобыть записи наших сексуальных контактов и использовать их, чтобы разрушить его репутацию. Это даже не будет так уж плохо, потому что это будет правдой. Я просто должна сделать это, пока не передумала, как в случае с его напитком.

Но внутри я не знаю, сделаю ли я что-нибудь. Может быть, я больше не хочу уничтожать его.

На следующий день Кэш оставляет меня одну в поместье, пока бегает по работе, что для него хорошо.

С каждым днем он все больше и больше выезжает из поместья. Но я не могу избавиться от неприятного ощущения в животе, которое кричит, что это проверка.

Он знает, что флешка теперь у меня. Это почти как если бы он давал мне шанс пойти в полицию. Но я не иду. Вместо этого я убеждаюсь, что моя личная камера все еще работает в его офисе, затем проверяю, могу ли я получить доступ к его компьютерам, но ни одна из моих попыток ввести пароль не срабатывает.

После этого я выполняю свои задачи на день: перепроверяю одну из его заявок, выставляю счет подрядчику за некоторые работы по утеплению и отвожу Бонс к ветеринару на осмотр. Когда у меня выдается несколько свободных секунд, я проверяю спальню наверху слева, но дверь по-прежнему заперта.

Я сгибаю свои заколки для волос, пока у меня не получаются отмычка и рычаг, но я не могу разобраться с фиксирующими штифтами. Я не уверена, смогу ли это сделать.

Или Кэш каким-то образом заблокировал этот замок, или я сдаюсь слишком рано, потому что уважаю его. Вместо этого я опускаюсь на колени, резко вдыхая от боли в ободранных коленях, затем ложусь на землю, прижимаясь носом к маленькой щели под дверью. Но я ничего не вижу, не чувствую и не слышу.

Там ничего нет, как и на бесстрастном лице Кэша. Прямо перед обедом Дженна просит зайти в гастроном в перерыве между нашими заданиями, и я так взволнована, что отправляю ей цепочку смайликов, чтобы сказать «да!»

Когда я вижу ее, она выглядит лучше, чем в последнее время, может быть, в последние несколько месяцев. Ее кожа сияет свежим загаром, а губы яркие и глянцевые. В ее походке чувствуется пружинистость. Она тоже улыбается.

— Я скучала по тебе! — говорю я.

— Я тоже скучала по тебе! — говорит она. — Я скучала по миру.

Она машет мужчине в фартуке за прилавком. Он кивает нам.

— Как ты думаешь, он скучал по нам? — шепчет она и я смеюсь.

После того, как мы берем наши обычные бутерброды и усаживаемся за единственный, шаткий, металлический столик снаружи, я поправляю брюки. Ткань продолжает задевать мои колени, раздражая раны. Я пытаюсь устроиться поудобнее, но это трудно. Откусывая кусочек своего панини я вытираю рот.

— Значит, тебе нравится новое задание? — спрашиваю я.

— Она королева. — говорит Дженна. — Работать на женщину, это совсем другое дело. Терпеть не могу работать на мужчин.

— Я тоже. — автоматически отвечаю я.

И, возможно, со всеми остальными это правда. Но с Кэшом все по-другому.

— Как дела? — спрашивает она, наклоняя голову.

Я запихиваю в свой сэндвич расплавленную моцареллу.

— Все в порядке. — говорю я, пытаясь вести себя так, словно это ничего не значит. — Кэш, просто еще один босс-мужчина. Ты же знаешь, какие они.

— Кэш? — выдыхает она. — Он позволяет тебе называть его "Кэш"?

Я пожимаю плечи.

— И что?

— Он заставил меня называть его "мистер Уинстон".

Я поджимаю губы, уставившись на свою еду. Не удивлюсь, если он использует свое имя и должность, чтобы манипулировать людьми. Он такой.

— Он повел себя странно, когда я попыталась назвать его "мистер Уинстон". — говорю я.

— Он тебе что-нибудь сделал?

Я качаю головой, и чуть не выпаливаю: "Конечно, нет", но останавливаю себя.

Затем я поправляю черный шарф на шее, прикрывая синяки. Это выглядит нелепо, и по тому, как блеснули глаза Дженны, когда мы только приехали, я знаю, что она тоже это заметила.

Она вздыхает.

— Слава богу. — говорит она. — Я бы умерла от чувства вины, если бы он это сделал.

Я втягиваю воздух. Увядшая руккола выпирает из моего панини, как маленькие ручки, тянущиеся за спасательным кругом.

Что мне делать?

Должна ли я сказать Дженне, что трахаюсь с ним по собственному желанию? Или мне сказать ей, что трахаюсь с ним только из-за возможности шантажа? А может мне подождать, пока все не закончится и он окончательно не разорится, не окажется в тюрьме или не умрет?

Что, если этого никогда не произойдет?

— Я тут подумала. — осторожно говорит Дженна, вытирая рот бумажной салфеткой, края которой обмазаны губной помадой. — Может быть, мне стоит пойти к нему в поместье и поговорить с ним. Чтобы покончить с этим или что-то в этом роде.

Тяжесть падает на мои плечи. Она вернулась к своей обычной жизни. Почему она хочет пройти через эти мучение снова?

— Зачем? — спрашиваю я.

Она пожимает плечами.

— Я поговорила об этом со своей мамой. Она подумала, что это вполне хорошая идея.

— Ты говорила о нем со своей мамой?

Мое сердцебиение учащается. Сколько ещё людей знают об этой ситуации? И что произойдет, когда я расскажу Дженне правду?

— Мне не обязательно идти туда, когда ты работаешь. — предлагает она. — Я могу пойти в нерабочее время. Или в свой выходной. Как тебе удобно.

— Уверена, что это хорошая идея? — спрашиваю я с резкостью в голосе, о которой сразу же пожалели.

У Дженны отвисает челюсть.

— Честно? — спрашивает она, наклоняясь вперед. — Ты сама, решила работать на него. Я тоже могу принимать решения за себя.

— Ты права. — бормочу я.

Одновременное желание защитить Дженну и Кэша друг от друга сжигает меня изнутри. Но все это неправильно. Даже когда наши пути расходятся, и мы оба возвращаемся к работе, я не могу найти в этом никакого смысла.

Я должна отомстить за нее. Я пообещала себе, что убью его. По крайней мере, я должна уничтожить его.

Так почему же, я не могу перестать думать о том, чтобы приползти к нему?