Капкан

ГЛАВА 4

Кэш

Теплое удовлетворение разливается по моей груди, пока Ремеди роется в картотеках. Телевизор шумит на заднем плане, но меня это мало интересует.

Прямые черные волосы Ремеди развиваются из стороны в сторону, когда она просматривает каждый файл, разделяя их на категории по стилю разработки, затем по годам. Она всегда кладет папку обратно в корзину, стоя спиной ко мне. Это рутинная работа, и все же в этом-то и заключается ее удовольствие.

Разум Ремми слишком быстр, чтобы отключиться, когда она стоит ко мне спиной. Она не может сбежать, и это меня забавляет.

Она занималась подобными делами весь день. Прошли годы с тех пор, как я связывался с кем-то подобным образом. Сближаться с жертвой никогда не бывает так весело, как кажется. У них всегда есть раздражающие привычки, которые мешают. И когда они умирают, то и думать бывает не о чем.

Но Ремеди не такая. Она пока не раздражает меня, но каждый раз, когда ее фруктовый аромат похожий на персик и манго, запекшихся в духовке проникает мне в нос, мой член твердеет, а ее слова добивают меня.

«Однажды я убью тебя.»

Она сказала это с такой уверенностью, что после того, как она ушла, я душил свой член, пока не кончил, представляя яд в ее глазах, когда мы сражались друг с другом насмерть.

Наши руки сжимают друг другу глотки. Кровь пропитывает нашу кожу, спутывает волосы, так что мы становимся похожими на монстров, которыми являемся на самом деле.

Вот почему меня влечет к ней, и почему шесть оргазмов прошлой ночью не удовлетворили меня. Мне нужно было почувствовать, как останавливается чье-то сердце, чтобы наконец выбросить ее из головы. Возможно, Ремеди сможет развлечь меня в последний раз.

Я закидываю ноги на стол и смотрю на Ремеди, ее сочная попка покачивается в брюках, пока она работает. В первый день на ней была юбка, а сегодня брюки. Как будто это защитит ее от меня.

Я поджимаю губы. Это так не работает, маленькое лекарство.

— Эта Дженна — твоя лучшая подруга? — спрашиваю я и Ремеди на мгновение замирает, даже без слов я знаю ответ. — Как давно вы знакомы?

Я даю ей минуту, поправляю рукава, убеждаясь, что они правильно закатаны и не мешают. Тем не менее, Ремеди продолжает молчать.

— Я могу трахать тебя до тех пор, пока ты не кончишь, если конечно ты предпочитаешь это разговору.

Ее мышцы напрягаются под одеждой, когда она изо всех сил пытается скрыть свою реакцию. Ее тело знает, чего оно хочет. Она вздыхает, держа папку в воздухе, как кинжал.

— Мы дружим с детства. — говорит она.

Это очень долгий срок.

— А твои родители. Они все еще вместе?

— Нет.

— Ты сказала, что твоя мать — учительница?

— Да.

— Ты не захотела идти в семейный бизнес?

Она прищелкивает языком, сдерживая слова.

— LPA подходит мне больше. — наконец говорит она.

— Даже если ты будешь работать на таких людей, как я?

— Да. — бормочет она. — Даже на таких людей, как ты.

На экране телевизора раздается звон гонга, громкость которого становится все громче.

«Срочные новости!» гласит ярко-красный текст на экране. В кадре появляется белокурая репортерша.

Она сообщает, что в серии убийств Ки-Уэсте было найдено еще одно тело.

«Опять же, на полу под магазином «Dry&Clean» на Эрнест-стрит. Хотя официальный отчет не был опубликован, наш инсайдер утверждает, что эта жертва последовала примеру других: тела были изуродованы различными способами, выкрашены в белый цвет и обернуты в пенопласт, а затем скинуты в подвальное помещение здания.»

Изображение переключается на начальника полиции. По его словам, нельзя исключать, что у убийцы могут быть подражатели.

«Убедительная просьба, не выходите из дома ночью. Ваша безопасность важнее, чем выпивка в баре, граждане.»

Белокурая репортерша глубокомысленно кивает.

«Имя последней жертвы будет обнародовано после того, как семью уведомят о произошедшем.»

Пальцы Ремеди вытянуты по бокам, зубы прикусывают нижнюю губу, а на лице отразилось беспокойство. Она щелкает своими черными, обкусанными ногтями по двум заколкам для волос, удерживающим ее волосы.

Как только она вернулась домой накануне вечером, я залогинился в ее ноутбуке через приложение для взлома. Она просмотрела статьи о серийном убийце. Возможно, после общения со мной она поняла, что ей действительно следует бояться незнакомцев.

Умная женщина.

— Тебя это пугает? — спрашиваю я, постукивая пальцами друг о друга.

— Ки-Уэст такой маленький. — говорит она. — Они найдут его.

— Откуда нам знать, что это мужчина? — поддразниваю ее я. — Это могла бы быть ты. В конце концов, ты пыталась убить меня прошлой ночью. Возможно, тебе бы это удалось, если бы я спал. И из-за того, что ты не смогла заполучить меня, ты избавилась от кого-то другого.

Она обхватывает себя за плечи.

— Как бы ты изуродовала меня?

— Я бы заставила тебя съесть твой собственный член.

Я смеюсь, и она съеживается от этого звука.

— Я знаю одного копа. — говорит она. — Он мой друг.

Я приподнимаю бровь. В этих словах чувствуется уверенность, как будто она хочет, чтобы он защитил ее.

— И что? — спрашиваю я.

— Он был моим парнем в средней школе. Он старше меня и стал детективом несколько лет назад. — она скрещивает руки на груди. — Он найдет его.

— А что, если он не сможет?

Ее колени дрожат, но когда ее глаза встречаются с моими, она поджимает ноги, заставляя свои нервы успокоиться.

— Питер сильный. — говорит она.

Значит, у друга-полицейского есть имя. Питер.

О, и Питер сильный. Ещё она гордится этим. И даже верит в его способности. Он не единственный сильный человек.

— Ты так говоришь, как будто он сможет защитить тебя. — говорю я.

Она прищуривает глаза, и ее пальцы подергиваются. Независимо от того, насколько сильно она это отрицает, ситуация пугает ее.

— Не волнуйся, маленькое лекарство. — хихикаю я. — Я уверен, что убийца охотится только по ночам. Так что ты в безопасности.

Я подмигиваю ей, затем хватаю конверт со своего стола.

— Оставьте это предложение о покупке в «Dry&Clean».

Она смотрит на конверт, потом поднимает глаза на меня. Ее тело напрягается, когда она переваривает эту информацию: «Dry&Clean», место упокоения последней жертвы убийцы из Ки-Уэста.

Первобытный страх овладевает ею. Ее ярко-зеленые глаза увлажнились, и мне захотелось дернуть ее за волосы, чтобы заставить опуститься на колени. Я хочу, чтобы эти слезы пролились.

— Ох! Какое совпадение. — поддразниваю я, зная, что это ее расстроит.

Я достаю из ящика своего стола вчерашний нож для стейка.

— Вот. — я протягиваю ей его. — Возьми это с собой. Я советую тебе защитить себя. В конце концов, это всего лишь самооборона.

Она хмуро смотрит на меня, затем топает к двери.

— Лучше поторопись. — говорю я. — Они закрываются примерно через двадцать минут.

Правда в том, что я не забочусь о покупке химчистки. С моим статусом я могу развивать все, что захочу, превращая самые дрянные и старые здания в чистое золото. Но мне нравится выводить Ремеди. Видеть ее взбешенной. Паникующей. Разочарованной. Есть так много вещей, которые вы можете сделать с физическим телом человека, но что насчет разума? Его сломать труднее. И пока что она представляет собой исключительный вызов.

Я должен был отправиться на стройплощадку, чтобы встретиться с ведущим подрядчиком, но вместо этого я отправил ему сообщение.

«Чрезвычайная ситуация. Перенесем встречу?»

Затем я еду в химчистку набирая скорость, чтобы догнать ее.

Ремеди останавливается у двери и смотрит на дорогу. Магазин находится всего в квартале от ее съемного дома. Ее внимание привлекает толпа людей, столпившихся у стены здания, которые пытаются хоть мельком увидеть труп.

Она поднимает голову и заходит внутрь, как будто ей на все наплевать. Она ведет себя так, будто убийца ее не беспокоит, потому что она тоже могла бы быть убийцей. И это меня интересует.

Её тянет к насилию. Она даже готова убить, чтобы защитить свою подругу. Но в глубине души я знаю, что она хочет убивать, даже если это не имеет ничего общего с местью.

Звонит мой основной телефон, выводя меня из транса.

«Снова перенос встречи?» ведущий подрядчик отправляет текстовые сообщения.

Я игнорирую это, засовывая телефон обратно в карман брюк вместе с другим телефоном. Но, что я вообще здесь делаю, наблюдая за ней? Вот почему меня так раздражает приближаться к жертвам. Вы думаете, что они интригуют, пока не осознаете, что напрасно тратите время, наблюдая за ними в повседневной жизни.

Мне нужно убираться отсюда.

Поездка в Майами занимает три с половиной часа без пробок, но мне все равно. Если я уеду из Ки-Уэста, я не последую за Ремеди и не поддамся искушению показать ей, где именно я оставил тело.

К тому времени, как я добираюсь до центра города, огни клубов вспыхивают. Женщины в облегающих, длинных платьях с большими задницами идут по тротуарам, пока загорелые, мускулистые парни гонятся за ними, как за мухами.

В последнее время в Ки-Уэсте все так изменилось. Когда убийца разгуливает на свободе, все меньше и меньше туристов отваживаются выходить на улицу.

В Майами у всех тоже есть свои заботы, но нет серийных убийц. Я выезжаю с основного участка, затем нахожу торговый центр "Стрип". Большинство витрин магазинов пусты. Зданию несколько десятилетий, но арендная плата слишком высока для большинства из них. Место, которое идеально подходит для того, чтобы возглавить компанию Winstone.

В дальнем конце стоянки с одной стороны освещен спа-салон и массажный кабинет, с другой — кабинет Ребекки.

Я проскальзываю внутрь массажного кабинета, который буквально окутанная цветочным ароматом лосьона.

— Здравствуйте, сэр. — говорит одна из рабочих, одаривая меня понимающей улыбкой.

Я прохожу мимо нее и открываю дверью сбоку, пробираясь между тускло освещенными кабинами. В темноте, сквозь шум разговоров, доносится шлепанье рук. Я выхожу через неизвестную дверь в задней части здания

На одной стене висит двустороннее зеркало, на другой — скамейка для сидения. Серые и белые салфетки разбросаны по полу, скомканные и липкие. Запах паленых волосы и спермы витает в воздуху.

Я плюхаюсь на скамейку, дерево впивается мне в задницу, затем обхватываю ладонью свой толстый член. По другую сторону зеркала рыжеволосая секс-работница скачет верхом на одном из своих клиентов на огромной кровати.

В прошлом я сам принимал в этом участие. Транзакционные взаимодействия — это то, что я предпочитаю. Это лучше, чем трахать свою жертву.

Физическая стимуляция с секс-работницей делает свое дело, позволяя мне сосредоточиться на том, что меня действительно возбуждает: убийство.

Но сейчас я наслаждаюсь наблюдения издалека. Любой стеклянный барьер разобьется если приложить достаточно сил. К тому же эти двое, рыжеволосая шлюха и пожилой Джон под ней, знают, что за ними наблюдают вуайеристы. И все же они понятия не имеют, что за стеклом сидит кто-то вроде меня.

Единственная причина, по которой я не убью их прямо сейчас, заключается в том, что эту ситуацию будет трудно уладить. Здесь слишком много свидетелей. В противном случае, я бы позволил им затрахать друг друга до смерти, пока я дрочил.

Но это идея для другого дня. Возможно, с Ремеди.

Когда в мой разум проникает осознания того, что рыжая — это не моя темноволосая Ремеди, мой член безвольно падает в моей руку. Я сжимаю головку до тех пор, пока мой член не набухает вновь, и чуть ли не становится фиолетовым. Затем я смотрю на шлюху, но вместо ее рыжих волос и черных глаз, я вижу Ремеди.

Зеленые глаза, полные яда.

Её грудь подёргивается по мере того, как я проталкиваю свой член глубже и глубже в неё, словно вертель в мясо. Ее пышные, загорелые бедра покраснели от моей крепкой хватки. Кружевные татуировки, раскинувшиеся по ее мокрой от пота груди, поблескивали на свету, спускаясь к ее мохнатой киске. Её глаза наливаются кровью, когда она напрягается, сильнее натягивая петлю на шее, желая большего от моего члена, зная, что чем быстрее она получит оргазм, тем быстрее все закончится.

Горечь наполняет мое горло, похоть овладевает мной. Мне нужно подождать, прежде чем я снова увижу Ремеди. Заставлю ее думать, что я не такой уж плохой. Что наша договоренность о том, чтобы она была моей куклой для траха заключается только в том, чтобы наблюдать за ней. Пока однажды я не заведу ее так сильно, что она будет умолять о большем.

Тогда то, я позволю ей взять вину за эти смерти, или убью ее.

Мой член дергается, игнорируя эту логику. В моем воображении тело Ремеди врезается в меня, когда она скачет на мне верхом, ее шея обмотана веревкой, кровь приливает к голове, окрашивая ее в такие красивые красные и фиолетовые оттенки. Я не могу перестать трахать себя.

“Кончи для меня” потребую я, наполняя ее своей спермой. потому что она принадлежит мне.

Нож у ее горла. Пистолет у ее виска. Ее ногти вонзаются в мою плоть. Я владею ею, даже когда ее киска выжимает жизнь из моего члена, угрожая оторвать его.

Я застегиваю молнию на брюках, затем ухожу. Кладу сотню на стойку регистрации, прежде чем исчезнуть на парковке. Возвращение в Ки-Уэст займет несколько часов, но плюсы личного ассистента в том, что он всегда наготове.

Даже глубокой ночью.

Ремеди

— Я здесь. — кричит Кэш со второго этажа.

Я сглатываю, затем протираю, всё еще сонный, глаза. Несмотря на то, что уже за полночь, окна все еще открыты. По дому разносится легкий солоноватый аромат. Мимо проезжает машина, и всё же здесь тише, чем для обычной ночной жизни в Ки-Уэст.

Я заправила выбившиеся волосы за ухо, очевидно, что Кэшу наплевать на убийцу из Ки-Уэста. По крайней мере, когда мы вдвоем, угрозы меньше. Каждый шаг по лестнице потихоньку приводит меня в чувство.

Что я вообще здесь делаю? Он, наконец, собирается использовать меня как куклу для траха?

«У меня есть достоверные сведения, что тебе нравится грубость. Мне тоже.»

Он меня раздражает. Считает, что знает меня только потому, что до него дошли какие-то там слухи. Да, это правдивые слухи, но это никак не касается дела.

Наверху дверь в спальню все еще закрыта. Какая-то магнетическая сила притягивает меня к ней, маня в моем полубессознательном состоянии. Просто, черт возьми, открой ее. Мое сердце учащенно бьется, когда мои пальцы ложатся на ручку, рукоять холодная и гладкая. Она покачивается, но не сдвигается с места.

Он запер ее.

Я вытаскиваю шпильку для волос, сгибая ее в виде буквы "L", затем быстро разглаживаю другую заколку и снимаю резиновый наконечник. Я вставляю вторую булавку в замочную скважину, нахожу первую булавку…

Кэш откашливается, и я засовываю заколки в сумочку. Мне придется возобновить вскрытие замка позже. Я направляюсь к его кабинету, испытывая страх при каждом шаге. Это все равно что идти на плаху палача, где однажды он отрубит мне голову.

Встроенные лампочки освещают офис по углам. Офис на первом этаже оформлен как старинная, богатая личная библиотека, а этот оформлен в современном стиле. Белые стены с большими полотнами чистого черного цвета. Изогнутая черная мебель. Однако окна заклеены газетами, точно так же, как в его спальне. Почему он настаивает на том, чтобы держать некоторые окна открытыми, а другие полностью закрытыми?

Его глаза удерживают меня, обвиваясь вокруг меня, как цепь. И хотя я ненавижу то, как он смотрит на меня, словно он умирает с голоду, а я — кровавый бифштекс. Этот же голод бурлит внизу моего живота, когда его слова эхом отдаются в моей голове.

«Я буду играть с тобой, как захочу и когда захочу.»

— У тебя другая прическа. — говорит он.

Я закатываю глаза, но в глубине души удивляюсь, что он на самом деле высунул голову из задницы, чтобы заметить хоть что-то. Это из-за пропавших заколок для волос. Они у меня всегда при себе. И, черт возьми, я надеюсь, он обиделся, что я в футболке безразмерного размера и леггинсах. Вам нужен профессионал в бизнесе? Веди себя как чертов профессионал.

— Это называется "растрепанность". — говорю я. — Что я могу сделать для вас сегодня вечером, мистер Уинстон?

Я ожидаю, что он усмехнется, но его лицо остается пустым, и почему-то это пугает меня больше, чем любая другая реакция. Как будто он знает, что я собираюсь сказать, еще до того, как я это произнесу, и у него уже запланировано наказание.

Это начинает действовать мне на нервы, и я поправляю себя.

— Кэш. Что я могу для тебя сделать в этот поздний вечер, Кэш?

Он указывает на край своего стола, его накачанные руки больше, чем я помню. Одна его ладонь, может обхватить всю мою шею.

— Встань здесь. Смотри вперед. Наклони корпус. — он постукивает пальцем по своим часам. — Я жду, Ремеди.

Я делаю глубокий вдох, затем принимаю эту позу, подавляя это трепещущее ощущение в своей киске. Чем скорее мы покончим с этим, тем лучше.

Его сосновый одеколон теперь стал сильнее, как будто он распылил его прямо перед моим приходом. Темные круги окружают каждый из его зрачков, эти веснушки на белках его глаз похожи на пятна краски. Он выглядит взвинченным, как будто не спал три дня подряд, и хотя он игнорирует меня и продолжает печатать, я всё равно чувствую напряжение исходящее от него.

По тому, как его взгляд перемещается, словно он едва замечает меня. Его пальцы щелкают по клавиатуре, и он переключается между различными открытыми окнами на своем компьютере. Он остается сосредоточенным на своей работе, как будто я еще один предмет его мебели, не более того.

Вещь.

Черт возьми. Почему мне это так нравится?

Я сжимаю зубы, прикусывая внутреннюю губу. Просто потому, что я сейчас подчиняюсь ему, не значит, что все кончено. Если он подумает, что я его послушная кукла для траха, он потеряет бдительность.

Тогда я нанесу удар.

— Руки за спину. — говорит он. — Голову выше.

Напряжение скручивает мой желудок. Я хмурюсь, но убираю руки за спину, украдкой бросая на него хмурый взгляд не опуская подбородок, чтобы подчеркнуть тот факт, что это я смотрю на него сверху вниз.

На широком мониторе его компьютера открыт электронный лист, но я не могу прочитать, что там написано. Он опускает руку к своему паху, и поглаживает себя по всей длине через брюки, пока его член растет и грозится вырваться наружу.

Черт возьми. Он толстый, как бейсбольная бита, и он еще даже не выглядит полным. Он игнорирует мой вызов. Мои ноздри раздуваются, и я опускаю руки по бокам, еще больше проверяя его границы. Это часть того, чтобы быть его куклой для траха?

Трудно вспомнить, в чем состоит моя цель, когда ничто не кажется реальным. Как бы я ни отрицала это, я хочу, чтобы он наказал меня. Я так сильно его ненавижу, но почему-то я знаю, что трахаться с ним будет еще лучше.

Внезапно он подается вперед, хватает меня за руки и притягивая ближе к себе. Мой живот покалывает. Он фиксирует меня так, что мой подбородок поднят, а руки за спиной. Он давит между лопаток, пока мои сиськи не толкаются ему в лицо. Все внутри меня трепещет от осознания того, что он хочет меня в таком положении.

Он снова расслабляется, возвращаясь в свое двойственное состояние. Глаза смотрят на компьютер. Пальцы на клавиатуре. Его член все еще толстый и тяжело лежит на ноге.

Так проходит десять минут. Я наклоняюсь в сторону, меня одолевает усталость. Одна его рука рассеянно блуждает по моей груди, в то время как другая остается неподвижной на клавиатуре. Его прикосновение нежное, напоминающее мне о меховых наручниках, и я съеживаюсь.

— Ты уверена, что хочешь этого? — спросил мой бывший парень.

Он держал меховые наручники так, словно они были самим дьяволом, а ремень безвольно болтался в другой руке, как бедная, дохлая змея.

— Мы просто развлекаемся. — сказала я, пытаясь убедить его. — Я доверяю тебе.

— Да, но это не… — мой бывший замолчал, не в силах подобрать слова, его поза опустилась еще ниже. — Я не хочу причинять тебе боль, Ремеди.

— Я прошу тебя об этом. — сказала я. — Я согласна на это.

Он погладил меня по щеке, прикосновение пощекотало мою кожу, вызывая табун мурашек, еще больше напомнив мне о моем отчиме.

— Это ненормально, хотеть чего-то подобного. — сказал мой бывший. — Это как-то связано с твоим отчимом, не так ли? Тебе это не нужно, Ремеди. Тебе нужна помощь.

Я сморгнула слезы. Независимо от того, сколько раз я объясняла, что мой отчим был нежен со мной, мой бывший не мог поверить, что я могла хотеть жестокости. Эти мягкие прикосновения — вот что я ненавижу больше всего. Хочу я этого или нет, мое тело не реагирует, и я не могу наслаждаться этим, потому что я всегда думаю о своем отчиме.

Мне нужно, чтобы мольба была вырвана из моей души, как будто она мне больше не принадлежит.

Вместо этого, когда мой бывший был таким, я плавала внутри своей головы, как буй у берега.

Точно так же, как сейчас, Кэш.

Слова Кэша эхом отдаются в моей голове. Вопрос? Или требование? Кончики его пальцев скользят по моему животу, затем проникают под рубашку в поисках лифчика.

Мой бывший парень всегда был добр ко мне, и теоретически, я этого хотела. Это то, чего должна хотеть выжившая. Но когда, от каждого его прикосновения, мою кожу покрывали мурашки, я больше не могла это терпеть. Я должна была заставить его понять меня.

Я дала пощечину своему бывшему. На его щеке образовался красный отпечаток ладони. У него отвисла челюсть, он был совершенно ошеломлен, но в его глазах было сочувствие.

Нет, это была не симпатия, а жалость. Как будто я была раненой птичкой, которую ему нужно было спасти.

— Позволь мне любить тебя. — сказал он. — Пожалуйста, Ремеди.

Только после того, как я рассталась с ним, зная, что он никогда не сможет дать мне то, в чем я нуждалась, он убедил меня пойти на программу по излечению от сексуальных зависимостей. Как будто это могло нас спасти.

На самом деле, он просто хотел исправить меня. Ногти щиплют мой сосок, затем скручивают его, пока я не хватаю ртом сухой воздух. Я задыхаюсь, держась за грудь.

— Что за чертовщина? — спрашиваю я.

— Где ты была? — спрашивает он, его брови сходятся на переносице. — Эта пустота в твоих глазах. Твои мысли были где-то в другом месте.

Он поворачивается на своем стуле и пристально смотрит на меня, затем обхватывает ладонями обе мои груди, заставляя меня убрать руки. Его ногти превращаются в зажимы, высасывающие кровь из моих сосков. Острое ощущение пронзает меня, и я задерживаю дыхание.

— Если боль — это единственный способ, которым я могу привязать тебя к реальности, тогда, во что бы то ни стало, давай оставим тебя здесь.

Сжатыми пальцами он выкручивает мои соски, кожа натягивается под его пальцами до тех пор, пока боль не пронзает мою грудь. Внутри меня нарастает крик, но я держу его внутри.

Он ухмыляется. Ублюдку нравится такая реакция. А я хочу сдаться ему.

— Ты… — выдыхаю я вместо этого. — Больной, чертовски больной человек.

— Тогда скажи мне, почему я чувствую запах твоей киски? — хихикает он.

Мои щеки горят, а рот открывается. Он облизывает свою толстую нижнюю губу, немного ослабляя хватку на моих сосках, меня захлестывает горячая волна облегчения.

— Твои соски твердые. — говорит он, потирая мои бугристые вершинки между пальцами.

Он берет каждую грудь, затем мнет их, как мячик для снятия стресса, как будто собирается использовать мое тело, чтобы получить каждую унцию своего облегчения.

— Насколько ты мокрая, Ремеди? — я прикусываю внутреннюю губу.

Нет. Нет. Нет. Что бы он ни говорил, ему наплевать на мое удовольствие. Я для него всего лишь кукла для траха, вещь, которую он может выбросить, как только потеряет интерес.

Моя киска сжимается. Эти мысли тоже не помогают. У меня никогда не было секса с кем-то, кому в конце концов, было бы наплевать на то, что я чувствую. И это похоже на возвращение домой.

Нет. Речь идет только о том, чтобы делать то, что хочет он, чтобы я могла получить то, что хочу. А я хочу, чтобы он оказался в тюрьме или умер. Даже если я тоже там окажусь, это не имеет значения. Я делаю долгий, тяжелый вдох.

— Пошел ты. — рычу я.

— Тебе бы этого хотелось, не так ли? Ты ведь понимаешь, что ты у меня в долгу, Ремеди? — спрашивает он, в его карих глазах клубятся облака пыли, и он прищуривается, глядя на меня.

Ему нравится шантажировать меня. То, как это заставляет меня извиваться. И это доказывает, что он больной ублюдок. Кто-то, кто не заслуживает своей роскошной жизни.

— От ненависти в твоих глазах, до сладкого вкуса твоей киски: теперь ты принадлежишь мне, Ремеди Бассет.

Мой живот скручивает от этих собственнических слов, но я отказываюсь показывать это. Он встречается со мной взглядом, не позволяя мне отвернуться. Затем, он снова скручивает мои соски, дыхание со свистом вырывается сквозь зубы, когда я смотрю на него в ответ, стараясь не издавать ни звука. Но чем больше я сопротивляюсь, тем сильнее он сжимает, моя грудь горит огнем, боль проходит сквозь меня, как электрические разряды. Кэшу все равно, насколько это больно.

Чем сильнее я борюсь с ним, тем больше это подпитывает его. В его глазах горит голод. Мое лицо вспыхивает, когда осознание обрушивается на меня, как тонна кирпичей.

Он первый человек, который это сделал. И мне не нужно было даже умолять его об этом. Это почти как если бы он слушал. Как будто он мне верит. Он прижимает ладони к моей груди, и тупая боль пронзает меня. Он дышит мне в ухо, каждый выдох горячий и протяжный.

— Этого недостаточно, не так ли? — бормочет он. — Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя нагнув над своим столом, вонзаясь в тебя так сильно, что у тебя останутся синяки на киске? Чтобы от каждого движения, ты точно помнила, кому принадлежит это тело?

Его большие пальцы касаются вершинок моих сосков, кожа сейчас такая нежная, что все болит, даже от такого легкого прикосновения. У меня отвисает челюсть.

— Скажи мне, чего ты хочешь, Ремеди. Скажи мне, как сильно ты хочешь, чтобы я причинил тебе боль.

— Ты тупой извращенец. — шиплю я. — Я не хочу, чтобы ты причиняла мне боль.

Его зубы сжимаются, а глаза блуждают по моему телу. Ухмылка приподнимает уголки его рта, как будто он знает, что я лгу.

— Тогда соври мне. — говорит он. — Или прямо сейчас, я отправлю это видео по электронной почте полиции.

Держа одну руку на моей груди, он сжимает мой набухший сосок, другой рукой он печатает, выводя на монитор свою электронную почту. Он даже увеличивает текст, чтобы я могла прочитать все. Я тяжело дышу. Он издевается надо мной. На самом деле он этого не сделает. Он начинает читать вслух.

— Уважаемое полицейское управление Ки-Уэста. — он блефует, он черт возьми, блефует.

Он этого не сделает. Как только он это сделает, у него не будет надо мной никакой власти.

— Это видео содержит кадры, на которых Ремеди Бассет пытается убить меня.

— Чувствуешь себя сильным, заставляя женщину умолять? — перебиваю я.

Я задираю нос, глядя на него сверху вниз, даже когда мои ноги дрожат от желания. Он прав, я действительно хочу, чтобы он причинил мне боль. Но я не могу позволить ему победить.

— Ничто не излечит твою извращенную…

— Ты ужасная лгунья. — отвечает он.

Он заканчивает печатать, затем прикрепляет файл.

— Я не лгу. — говорю я.

Он наводит указатель на слово "Отправить". Его палец поднимается, собираясь нажать на кнопку.

— Я хочу, чтобы ты трахнул меня так, как будто ненавидишь. — выпалила я, и его палец замирает над мышкой.

Я нетерпеливо киваю, показывая ему, что готова играть. Я должна это сделать. Если я позволю ему в достаточной степени контролировать ситуацию, тогда мне тоже будет легче взять его под свой контроль.

По крайней мере, это то, что я говорю себе.

— Я хочу, чтобы ты душил меня, пока я не потеряю сознание. — продолжаю я.

Мое лицо покраснело, и все мое тело горит. Я никогда раньше так ясно не выражала своих желаний. У меня в горле образуется комок, и я чувствую что не могу дышать. Но его глаза полностью восхищены мной, и любые опасения тают.

Он действительно слушает.

— Я хочу, чтобы ты заставил меня кончить так сильно, что я забуду, кто я. Хочу, чтобы ты ударил меня, избил меня, использовал меня и показал мне, какая я шлюха для тебя.

Он щиплет меня за сосок, используя его, чтобы притянуть ближе, затем сажает меня к себе на колени, как будто собирается отшлепать меня, как ребенка.

Он сделал это с Дженной. Отшлепал ее за то, что она опоздала на встречу. Это унизительно, и я ненавижу это, но мне также нравится.

Почему у меня так кружится голова?

Он срывает с меня леггинсы и трусы до тех пор, пока я полностью не оказываюсь обнаженной, и тогда я понимаю, что это совсем другая ситуация. Он никогда так не выставлял Дженну напоказ.

Наклонившись, он обнюхивает меня, и я краснею. Я чертовски мокрая.

Из его груди вырывается стон, как будто он зверь, которого выпустили на волю. Он раздвигает мои ягодицы, обнажая мою заднюю дырочку. Прохладный воздух щекочет мою кожу, и все мое тело покрывается мурашками.

— Почему ты этого хочешь? — спрашивает он.

— Потому что… — начинаю я, но замолкаю, потому что не знаю ответ.

Почему именно он? Почему именно так? Почему я не могу быть нормальной?

— Потому что…

— Потому что ты ничего не можешь с этим поделать, не так ли? — он дышит, его голос низкий и спокойный, как будто он пытается объяснить мне причину. — Ты хочешь, чтобы я взял то, что хочу. Владел тобой. Показать тебе, что ты всего лишь моя маленькая кукла для траха. Насколько сильно ты этого хочешь?

Кончики его пальцев как наждачная бумага, но когда он просовывает один между моих складочек, я становлюсь такой влажной, что его толстый палец с легкостью скользит в меня. Используя мое возбуждение, он дразнит пальцем мою заднюю дырочку, затем сует палец внутрь.

Давление переполняет меня, и я хватаю ртом воздух, совершенно ошеломленная. Как будто этим единственным движением он говорит мне правду: ему все равно, чего я хочу. И это так сильно меня заводит.

— Используй меня. — хнычу я. — Используй все мои дырочки. Пожалуйста.

— Сейчас я собираюсь использовать тебя, Ремеди. Именно так, как я хочу. Все твои дырочки мои, маленькое лекарство. Мои. — рычит он, затем вгоняет свой палец глубоко в мою задницу, одновременно кусая меня за шею.

Я вскрикиваю, мой стон такой громкий, что я пытаюсь остановить себя, заглушая его, но он смеется и трахает пальцем мою задница.

Я подаюсь бедрами вперед, обхватывая его ногу, желая большего, намного большего, затем мой клитор трется об него. Одной рукой он держит меня за шею, как будто осматривает олененка на убой, а другой рукой трахает мою задницу.

Палец скользит в мою попку, наполняя меня, и мой клитор продолжает тереться об его ногу. Ощущения настолько интенсивные, что я близка к пропасти. Я ненавижу это, но мне так же нравится, изо всех сил стараясь не думать о том, что это значит.

Я должна помнить, кто он такой. Я ненавижу его. Эти деньги олицетворяют все, что я ненавижу в таких людях, как мой отчим и сводный брат, и поэтому я должна оставаться сильной.

Его пальцы входят и выходят моей задницы, и я забываю обо всем. Мышцы его бедер подергиваются, его член такой каменный, что кажется он твердеет каждый раз, когда мое тело прижимается к нему. Его пальцы щекочут мою попку, легкая боль смешивается с давлением. Ощущение покалывания пробегает по моей нервной системе, пока не начинает стимулировать шею и щеки. Я больше не могу оставаться сильной.

Кэш держит меня на грани, и я тяжело дышу, пытаясь остановить удовольствие, но я никогда ни с кем раньше этого не делала, даже с самой собой. Это переполняет меня, подталкивает к краю пропасти. Мое лицо вспыхивает, челюсть отвисает, и эти непроизвольные спазмы нарастают внутри меня…

Он мгновенно убирает руки, откидываясь на спинку стула, затем смеется. Я, спотыкаясь, подаюсь вперед, прижимаясь к нему, мое тело покрыто потом. Одним быстрым движением он помогает мне встать. Как только я прихожу в себя, он закрывает сообщение, и переключается на другую программу на своем компьютере. Чёрт.

Как будто он просто забыл про своё удовольствия, как будто ничего не произошло.

Моя киска болит. Каждое подергивание моих мышц молит от его прикосновении, но он игнорирует меня, полностью сосредоточившись на работе.

Он покончил со мной.

— И это все? — спрашиваю я.

Он указывает на дверь.

— Мне нужно, чтобы ты встретилась с генеральным подрядчиком в торговом центре Уотерсайд-парка.

Я моргаю, затем проверяю время. У меня два вопроса.

— Зачем? — спрашиваю я.

— Важная доставка. Он будет там в шесть. — у меня отвисает челюсть.

Он серьезен. Все закончилось. Выражение его лица абсолютно стоическое, руки быстро печатают, и мне приходится с этим смириться. Он трахал меня пальцем в задницу и лишил меня оргазма.

Я закатываю глаза, затем поворачиваюсь к двери.

— Возьми мою машину. — говорит он и бросает мне свои ключи. — Так будет быстрее.

— Если это так важно, почему ты доверяешь это мне?

Он, наконец, встречается со мной взглядом, впервые с тех пор, как его руки покинули мое тело. Его гладкие губы приподнимаются, и я могу прочесть это по выражению его лица: он точно знает, что делает, как я расстроена, как сильно я ненавижу то, что хочу большего. И он наслаждается этим.

— Потому что я сказал тебе сделать это, Ремеди. — говорит он. — Часть твоей должностной инструкции включает в себя посещение встреч вместо меня. Знай свое место.

Эти слова врезались мне в память. Он в чем-то признался, не так ли? Он хочет, чтобы я "знала свое место", потому что я не остаюсь на своей полосе. Я делаю не совсем то, чего он хочет. Я не знаю, в чем дело, но у меня такое чувство, что я раздражаю его так же сильно, как он раздражает меня.

Заставить меня уйти и отдать мне приказ — является напоминанием о наших позициях.

Он мой босс, я его подчиненная. И он избавляется от меня.

— Я жду тебя к восьми. — говорит он. — Приведи себя в порядок, прежде чем уйдешь. Ты же не хочешь, чтобы они подумали, что ты трахаешься со своим боссом, не так ли?

В его словах слышится смешок, но к тому времени, как я смотрю ему в лицо, он уже вернулся к своему компьютеру. Я медленно иду, мое тело сжимается от желания и я закрываю за собой дверь.