Каролина

11. Прогулка

Около двух часов назад я вывалилась из машины, предварительно прихватив с собой пистолет с глушителем и два ножа. В момент, когда машина поворачивала, я «сошла», отбила себе плечо, проползла до края накатанной колеи, встала и побежала вглубь леса. Я не знала, куда мне идти, но старалась держаться недалеко от накатанной дороги. По идее, я знаю, что она ведет к угодьям и к Салему. В город мне путь закрыт, а вот на угодьях есть люди, а значит там я могу найти еду и воду, ведь кроме украденного оружия и одежды на мне ничего нет. Долго на имеющихся вещах я не продержусь, и это тот факт, с которым я не намерена мириться.

Иду медленно и прислушиваюсь к звукам леса. Не прекращаю надеяться, что не встречу зараженных бизонов, ведь я продвигаюсь в направлении, где они находятся. Возложу расправу над ними Люку и его людям.

Если включить логику, то мне бы не стоило идти туда, куда он уехал, но что мне еще остается делать? Уповать на удачу, что я не умру в первые сутки и встречу какое-то поселение? Это глупо. Ведь поселений рядом нет. Крис упомянул это в наших разговорах, еще до того момента пока он не начал меня в чем-то подозревать. Еще до того, как он начал меня раздражать. Надо же, какой верный пес. И ему плевать, что хозяин моральный урод.

Не хочу думать про них. Слишком много чести для чудовищ. А именно чудовищем я считаю Люка и Криса за одно, раз он так рьяно защищает своего суверена.

Шаг за шагом отдаляюсь от Салема. Сегодня я узнала о себе много ужасного. Сожалею ли я об этом? Нет. Противника надо знать в лицо. Для выживания необходимо знать, кто друг, а кто враг. Жалею только о том, что друзей-то у меня нет, а вот врагов…

Продолжаю переставлять ноги, адреналин постепенно отступает. Тело приходит в себя и начинает ныть. Стычка с Крисом не прошла бесследно. К тому еще и из машины я выпала не лучшим образом. Пришлось пожертвовать плечом, чтобы не воткнуть в себя вновь приобретенный нож.

Чем дальше иду, тем грустнее мысли одолевают. У меня была любящая мама, но я знаю, что она погибла. Ее убили в тот день, когда меня схватил мужчина с кривыми зубами. Я видела ее тело – и это то воспоминание, от которого я бы отказалась за все блага мира. Оливия, красивое и нежное имя, оно ей подходило.

Она погибла из-за меня. Если бы я не противилась отцу, если бы делала то, что ему было нужно, то меня бы не решили отправить на ферму чтобы перевоспитать и сделать идеальным оружием морального поражения. Если бы этого дня не было, то мама была бы жива. Но как бы жила я?.. Даже представить не могу. Ведь даже после смерти отец оставил после себя два чудовища, которые бы не отпустили меня. Мой дар важен для ведения политических дел. Я помню, что и как внушала людям, к которым меня приводили в детстве.

Следующее, что я узнала – у меня есть два живых и здравствующих брата по отцу. Люк и Сэм. Два чудовища. А ведь Люк мне понравился. С третьей встречи. Странно понимать, что у меня есть не только я, но и люди, которых со мной связывает кровное родство. У меня, Сэма и Люка общий отец, свою маму я вспомнила, а где их мать? Напрягаю память. В "тетради смерти", а я бы назвала ее именно так, было написано имя и дата гибели, но как именно не стало женщины родившей двух чудищь я не помню.

Много стало понятным, но есть еще огромный пробел длиной в несколько лет. Там такая плотная тьма, что сквозь нее ничего не видно и не слышно. Эту завесу мне не открыть, и я даже примерно не знаю, где искать ключ к этой части воспоминаний. Где я научилась самообороне? Откуда я знаю, как пользоваться оружием? Эти знания не даются с рождением, необходим долгий и упорный труд, чтобы уметь делать то, что умею я.

Солнце опустилось за горизонт, и в лесу становится слишком темно, чтобы двигаться вперед. Придется остаться здесь, если буду блуждать в тени, то могу потерять из вида дорогу, а она мой единственный ориентир. Сажусь спиной к ближайшему дереву и облокачиваюсь на шершавый ствол. Пистолет кладу рядом, а оба ножа держу в руках. Я настороже.

Только сейчас до меня доходит абсурдность ситуации. Люк хочет, чтобы я помогла спасти Сэма. А они и их отец убили мою маму. Уже молчу про то, что происходило со мной по их вине. Спасти врага – этот пункт будет последним в моем списке самых неважных дел.

В одно мгновение становится так грустно и одиноко, что на глазах закипают слезы. Как бы это ни было эгоистично, но мне жаль себя. Не из-за того, что я сижу одна в лесу и не знаю, что мне делать после того, как я добуду еду и воду, а оттого, что я скучаю по маме. Это чувство настолько мне незнакомо, что выводит из строя на раз-два. Всматриваюсь во тьму и вспоминаю, что мы жили с ней где-то на окраине Салема, если бы я прошла мимо этого дома, то вспомнила бы его. Мама была слишком доброй, непозволительно доброй и отзывчивой. А еще она была доверчивой. Я пыталась оградить ее от ужаса, что делали со мной, закрывали в гробу, принуждали, чтобы я влезла в головы людей и приказывала им ужасные вещи. В девять лет мои руки уже были обагрены кровью. Отец не гнушался грязными методами сохранения власти и по своему подобию воспитал сыновей. Что мне сказал Крис? Что Люк делал куда более ужасные вещи, чем убийство девушки. И теперь я знаю, что он не солгал.

Поднимаю взгляд в небо, там далеко-далеко вижу звезды. Они недосягаемы, как и мама. В груди разрастается ком безграничного одиночества. Тихие слезы стекают по щекам. Обхватываю себя руками, обнимая, и шепчу, глядя на звезду:

– Даже если я не помню всего, даже если у меня больше нет возможности обнять тебя, я никогда не забуду тебя… мама.

Я еще долго так сижу, а потом сон постепенно накрывает меня пуховым одеялом.

Просыпаюсь от крика. Не от моего, что уже достаточно хорошо.

Ножи из рук я так и не выпустила. Вокруг до сих пор тьма, но сейчас она более зловещая, ведь теперь знаю, что я точно тут не одна.

Скидываю одеяло сна и переложив оба ножа в одну руку, поднимаю пистолет и убираю его за пояс брюк. Ножи возвращаю на прежнее место.

Крик снова повторяется, но из-за эха невозможно понять, с какой он стороны.

Около минуты лес пребывает в тишине, до слуха доносится только стрекотание насекомых. Решаю, что пока мне лучше оставаться на месте. Звук шагов может выдать мое местоположение. Если бы я хоть что-то видела, но тучи наползли на звезды и луну, ослепив меня окончательно.

Минуты проходят, криков больше не слышно. Постепенно успокаиваюсь. Мне бы забраться на дерево, там я бы оказалась в большей безопасности, но сейчас это создаст ненужный шум, да и привязать себя к стволу или веткам будет нечем. Свалиться с дерева такая себе затея.

Слева разносится стук.

Вздрагиваю.

Медленно поворачиваюсь.

На меня смотрят четыре огромных глаза, все они находятся на разной высоте и моргают независимо друг от друга. Пытаюсь вспомнить, кто это может быть? Каждый глаз размером с ладонь и слегка подсвечивается красным. Красный цвет глаз – зараженное существо. С толку сбивает то, что глаза то поднимаются, то опускаются. А напрягает то, что они медленно приближаются ко мне. Сжимаю рукояти ножей. Я не побегу, ведь первое ближайшее дерево вырубит меня. Придется попытаться уничтожить врага.

Создание шипит и приближается.

Принимаю боевую стойку, рассчитываю свой успех. Примерно двадцать процентов победы. Это уже неплохо.

Один глаз резко дергается в сторону, меняет траекторию и стартует ко мне. Взмахнув рукой, разрезаю воздух. Тяжело сражаться, не понимая габаритов твари. Еще два взмаха, и глаз пропадает, но оставшиеся три уже слишком близко. Позабыв о стойке, машу руками, в надежде хотя бы ранить создание. Еще один глаз потухает, на лицо прилетают капли крови.

Вскрикиваю.

Руку жалит, словно на нее опрокинули ведро кипятка. Приседаю на колено и «гашу» еще один глаз. Четвертый оказывается прямо напротив лица, в последнее мгновение перед ударом ножа, чувствую горячие дыхание, и как щеку задевает что-то шершавое, тонкое и мокрое. Режу последнего противника уже с ускользающим сознанием. Глаз гаснет. Приваливаюсь спиной к стволу дерева и сползаю по нему.

Да чтоб тебя.

Меня снова заразили? Это возможно провернуть дважды?

Окончательно сознание не теряю, но тело на какое-то время парализует, и это пугает. Двигаются только глаза. Если кто-то появится, то меня моментально сожрут. Неприятно осознавать, но на данный момент я самая желанная добыча этого леса.

Ночь уступает права утру, постепенно лес начинает просматриваться. Онемение испаряется сначала с пальцев, потом с рук и ног. Тело начинает нормально отзываться, когда в лесу уже достаточно светло.

Встаю и подхожу к поверженным чудовищам, ноги подкашиваются, но желания оставаться здесь дольше у меня нет. Тварь не одна, как я думала раньше. Их четверо. Помесь змеи и паука. Паук размером с собаку, но вместо пасти, у него длинная змеиная шея, заканчивающаяся змеиной головой, на каждой по одному глазу. Три из которых теперь валятся отдельно от тела, а четвертая проткнута.

Каких тварей в этом лесу только нет, но самым опасным для меня по-прежнему остается человек.

Отправляюсь в сторону дороги, нужно убедиться, что она действительно там. Нахожу накатанную тропу и иду по лесу вдоль нее. И день, и путь продолжаются достаточно долго.

Устала и хочу пить, но продолжаю шагать. Периодически замечаю в глубине леса какие-то движения, замираю, выжидаю, продолжаю путь.

И только ближе к вечеру слышу мужские голоса. Пригинаюсь и сбавляю скорость. Подхожу к краю леса, и челюсть падает. Вот это да! Передо мной поля, им нет конца и края. Все огорожено пятью рядами колючей проволоки. Между рядами расстояние около двух метров. Голоса, которые я услышала, принадлежат пяти мужчинам, они латают дыры ограждения. Видимо, именно там бизоны прорвали преграду.

Поля колосятся, но рядом с дырой достаточно много утоптанной и прижатой к земле травы. Очень много крови.

Продвигаюсь вдоль леса, чтобы оказаться как можно ближе к рабочим. Нужно понять, сколько их тут всего и где они хранят еду и воду.

Вижу три вышки, но сейчас на них вроде нет людей. Я слышала, что здесь были потери, скорее всего рук не хватает, или с земли мне не видно дозорных.

Останавливаюсь на достаточно близком расстоянии.

– Когда уже привезут замену? Если Люк не пошевелится, то мы неделю будем укреплять эту чертову сетку, – возмущается один, с достаточно отожранным пузом.

– Скажи спасибо, что ток отключен, – бросает ему второй, затягивая отремонтированный край сетки.

– Спасибо, блять! Мало того, что мы праздник пропустили, потеряли парней, так нам еще и ждать новых, а сразу их что, нельзя было привезти? Люк же весь из себя такой умный, чего он не…

– Спроси об этом самого Люка, – предлагает третий и улыбается при этом так, что на щеках рисуются глубокие морщины.

– Да ну тебя, – бросает позмущающийся и сплевывает.

Один из пятерых явно в негодовании. Скоро к ним прибудет подкрепление. Значит времени на раскачку у меня нет.

Все же на одной из вышек точно есть человек с винтовкой, заметила его буквально секунду назад. Это нехорошо. Осмотревшись, не нахожу никакого домика или палатки, где бы работники могли прятать еду и воду, поэтому выжидаю, когда же они закончат работу и сами приведут меня к искомому. Наблюдаю, как один из работников поднимает фляжку, открывает и пьет. Сглатываю высохшую слюну и продолжаю ждать.

В ожидании проходит пара часов и дюжина пошлых шуток, на которые я каждый раз закатываю глаза.

Рабочие собирают инструменты, я подбираюсь.

Четверо из них бодро уходят направо, один остается, но он больше не работает, а присаживается возле дыры и подтаскивает к себе автомат и рупор, недавно лежавшие у мотка сетки. Скорее всего охраняет.

Отлично.

Беру курс на четверку и иду следом, стараясь аккуратно переступать поваленные деревья, скорее всего их уронили бизоны, прежде чем прорвали ограждение.

В нос ударяет приторно-сладкий запах, и я тут же прекращаю дышать носом, но это не помогает. Чем дальше иду, тем вонь становится сильнее. И уже через десять метров вижу причину этого. В кучу свалены тела бизонов. Куча достаточно высокая, не знаю, как люди смогли их так сложить. В общей сложности тухнут около двадцати особей. И кажется, что они разлогаются куда быстрее, чем следовало бы.

Меня передергивает, но я не останавливаюсь, продолжаю идти дальше, миновав вонь и останки.

Прохожу еще около двухсот метров и наконец-то вижу дом. Это реально дом и он даже больше жилья Люка. Но видно, что его соорудили не для роскоши, а для удобства. Стекол в окнах нет, либо были когда-то выбиты, либо даже не предусмотрены.

Мужчины уже вошли в дом, я слышу их голоса. Подхожу к окну, оно высокое, смотрю на него снизу вверх. Через дверь я входить не буду, а вот через окно, пока жители в другой комнате, можно попробовать.

Обхожу дом дважды, все окна слишком высоко. Присматриваю себе одно и подтягиваю под него пару толстых веток.

Выжидаю.

Лучше набраться терпения и дождаться, пока они закончат обед и снова пойдут на работу.

Слышу, как мужчины брякают ложками по тарелкам и что-то бубнят в перерывах с набитым ртом. Желудок скручивает от голода. Не могу разобрать, о чем они разговаривают, но прекрасно слышу, как чавкают, употребляя еду. Хоть бы что-нибудь осталось.

Наконец, они заканчивают. Прижимаюсь спиной к стене, слышу, как задвигаются стулья, кто-то громко отрыгивает, кто-то над этим смеется. Они выходят из дома, наблюдаю за их удаляющимися спинами. Ушли все четверо, поэтому откидываю идею с окном и иду в сторону двери. Воровато оглядываюсь и забираюсь на три ступени, толкаю дверь, и она открывается. Вхожу внутрь и быстро добегаю до кухни. Вокруг полнейший бардак. Везде валяется одежда и обувь. На кухне нахожу законсервированные банки, у порога валяется повидавший жизнь рюкзак, со сломанной застежкой и оторванной лямкой. Лучшего предмета для воровства не нахожу и укладываю банки в побитый жизнью рюкзак. Воду нахожу в одном из шкафов, но беда в том, что она в слишком большом бутыле.

– Черт.

На кухне нет никакой тары, которая бы подошла для переноса и хранения воды.

Внутренний голос молит, чтобы я поторопилась, но без воды я долго не протяну. Захожу в первую комнату, тут воняет немытым всем. Носками, трусами, людьми.

Влетаю в следующую и замираю на пороге. На узкой кровати лежит мужчина, его торс перебинтован кровавыми бинтами. На нем надеты только шорты. Он весь в испарине, глаза дикие.

– Воды, – просит он.

Оборачиваюсь. Никого нет. Он просит воды у меня? Кто бы мне ее дал. Вижу фляжку возле его кровати и подхожу, откручиваю крышку и делаю глоток. Дикий взгляд не отрывается от меня ни на мгновение.

– Хорошо, только не кричи, – прошу его я и присаживаюсь рядом. Помогаю ему приподнять голову и вливаю воду в дрожащие губы.

– Бизоны, – шепчет он, когда я убираю фляжку.

– Знаю.

Мне жаль, что его так потрепали. Скорее всего он не выживет, а агония, в которой он пребывает, последнее, что с ним случится в жизни.

– Доктор? – хрипит он.

– Нет.

Встаю с кровати и закручиваю крышку.

Пора валить, но хлопок входной двери ставит меня в ступор. Пару ударов сердца, и я уже лежу под кроватью раненого и скорее всего умирающего мужчины. Тяжелая и быстрая поступь направляется в комнату. Лежу и прижимаю к себе фляжку, как самое драгоценное, что когда-либо держала в руках. Вот сейчас мне становится страшно. Внутренний голос, как всегда, был прав, нужно было валить раньше. Из-под кровати вижу, как пара ног облаченная в потрепанные ботинки входит в комнату, и их обладатель обращается к раненому:

– Дункан, как ты?

– Девушка, – на тяжелом выдохе отвечает раненый.

Зажмуриваюсь и свободной рукой тянусь к поясу брюк за пистолетом. Глушитель – это хорошо, но я не хочу никому принести вреда.

– Дункан, мальчик мой, тут девок отродясь не было. Главнокомандующий их бережет.

– Девушка…

– Где фляжка? Этот мудак опять не приносил тебе воды? – сокрушается вошедший. На слух ему около пятидесяти. Его не было в числе пятерых ремонтников. – Сейчас принесу.

Он выходит из комнаты, и я тут же выбираюсь из-под кровати. Сердце снова колотится, как будто вот-вот выпрыгнет. Подхожу к выходу из комнаты и встаю у стены, прижимаясь к ней спиной так сильно, что еще мгновение и провалюсь в нее.

Шаги и бормотание приближаются, сжимаю рукоять пистолета, раненый поднимает руку и пальцем указывает на меня, разлепляет губы, и тут в комнату входит мужчина с кружкой воды. Он минует меня, остаюсь незамеченной.

Не дышу.

Не моргаю.

Как только мужчина наклоняется к раненому, тот снова стонет:

– Девушка…

На этой напряженной ноте выхожу из комнаты, бесшумно посещаю кухню, хватаю рюкзак и подхожу к окну. Выглядываю на улицу. Вроде, никого нет. Перелезаю, спрыгиваю и растворяюсь в лесу.