21. Последний рывок

Открыв глаза, понимаю, что в спальне я одна. Не знаю, отчего проснулась, вокруг тишина и умиротворение. Веки опускаются, так и хочется снова свернуться в калачик и продолжить минуты блаженного сна. Тяжело, но я заставляю себя очнуться, сажусь и потягиваюсь. Бросаю взгляд к двери, рюкзаки лежат на месте, значит, Люк где-то рядом. Натягиваю ботинки, при этом морщусь от боли в левой ноге, кажется, пара волдырей лопнули. Собираюсь в дорогу и выглядываю из комнаты, в маленьком коридоре никого нет.

– Люк? – напряженно зову я.

Моральная составляющая не готова к новому стрессу. Вчерашней прогулки в темноте мне хватит надолго.

Входная дверь приоткрыта и оттуда доносится голос Люка.

– Я здесь.

Подхожу к двери и останавливаюсь. Вчера я просила, чтобы Люк меня обнял, а сегодня стесняюсь выйти и посмотреть ему в глаза? Боже, как же прекрасно было не испытывать эмоций. В тот момент было плевать, кто и что подумает, как на меня отреагируют. Покажусь я глупой или нет.

Соберись! Нервозность игнорирует мой приказ. Спасибо здравому смыслу, который достаточно быстро приходит мне на помощь и объясняет, что прятаться от Люка глупо и недальновидно. Ничего критичного не произошло. Мне нужно было почувствовать рядом небезразличие, так почему я не могу об этом попросить? Это же логично. Никто за меня обо мне не позаботится. Тавтология, но я постараюсь придерживаться этого курса.

Беру себя в руки, сжимаю пальцы в кулаки, глубоко вдыхаю и толкаю дверь.

Солнце еще только поднимается из-за крон деревьев, полумрак действует успокаивающе, ведь день еще только начинается и до темной ночи ой как далеко.

Люк сидит на земле и смотрит перед собой сквозь непроходимый лес. Он глубоко в своих мыслях. Подхожу и сажусь рядом. Принимаю решение, что про выпрошенные объятия мы говорить не будем. Что там обсуждать? Выражать свои мысли ведь нужно о важных и значимых вещах, а не о том, что… да я даже не знаю как обозвать свой порыв. Должна признать, что выспалась я достаточно хорошо, ночью не крутилась, не просыпалась. Мне было спокойно.

– Бывает, – говорит Люк, продолжая высматривать что-то среди зелени.

– Что? – спрашиваю и поворачиваюсь к Люку, поняв, что никогда не увижу в лесу того, что видит он.

Люк переводит взгляд на меня.

– Вчера ты спросила, хочется ли мне кого-то рядом. Отвечаю, да, бывают такие моменты, но, как выяснилось, они достаточно редкие.

Сглатываю неизвестно откуда образовавшийся ком и спрашиваю:

– Насколько редко?

Люк пожимает плечами и как бы нехотя отвечает, но я-то знаю, если бы он не хотел говорить, то не стал бы.

– Больше всего этого хотелось в детстве, но я даже не понимал, чего именно не хватало сильнее. Потом долгие годы мне вообще никто не был нужен. Я был сам по себе. Дальше случалось много моментов, о которых я бы даже не хотел вспоминать, и там не было времени и места для подобных мыслей. Потом город, люди, которые от меня зависели и зависят. Салем. После детства, – говорит Люк и его брови сходятся на переносице. – Вчера. Вчера ты заставила меня подумать об этом, и я понял, что иногда действительно хочется видеть рядом с собой небезразличного человека.

Нужно ли говорить, что мне в одно мгновение становится жарко? Это он сейчас про меня говорит? Или я надумываю?

Я не нашла, что сказать, Люк не продолжил свою мысль. Какое-то время мы пребывали каждый в своих мыслях.

– На этой тропе крайне редко можно встретить мутированного человека, – начинает Люк, словно только что не выбил меня из колеи. – Он мог быть не один, поэтому нужно спешить и до темноты добраться до следующей хижины.

– До переправы осталось совсем немного, – напоминаю я, больше себе нежели Люку.

– Верно, но после переправы начнется совершенно другое выживание.

– Что ты имеешь в виду?

– Главы городов, входящих в состав Конклава, – акулы. Они будут выискивать слабые места Салема. С тобой будут общаться, улыбаться тебе, заискивать, льстить, а может, даже угрожать только ради того, чтобы ты о чем-нибудь проболталась.

– С этим все просто, – говорю, пожав плечами. – Я ничего ценного не знаю.

Люк поднимается и подает мне руку, встаю перед ним.

– Никогда не знаешь, где найдешь что-то ценное, – произносит Люк.

Смотрю на заклеенный порез на его шее.

– Извини, не надо было мне так опрометчиво махать ножом.

– Ты защищала себя, как считала нужным, за это не стоит просить прощения.

Киваю.

Забираем рюкзаки, запираем хижину и продолжаем марш-бросок. После встречи с мутированным, хотя я его так и не увидела, прежняя внимательность снова дает о себе знать. Вглядываюсь в каждый просвет между деревьями, вслушиваюсь в шорохи и звуки леса.

В этот день мы практически не разговариваем и останавливаемся всего дважды. К вечеру, когда солнце еще не село, мы уже находим следующую хижину и заходим внутрь. Приводим себя в более-менее приличный вид, едим и ложимся спать, ведь перед последним рывком желательно нормально отдохнуть.

В этот раз я не прошу Люка обнимать меня, но эта мысль дает о себе знать, когда я устраиваюсь на левой стороне кровати. Среди ночи просыпаюсь и обнаруживаю, что Люк снова обнимает меня. Это скорее бессознательный жест, но я улыбаюсь, а в груди затапливает нежностью, которой я не испытывала ранее. Или забыла. Так, с легкой улыбкой, засыпаю, аккуратно накрыв руку Люка ладонью.

Утром снова просыпаюсь после Люка. Более того, в этот раз он будит меня, легко поглаживая по плечу.

– Эшли, пора вставать.

Веки поднимаются с третьей попытки, легкие поглаживающие движения на плече больше убаюкивают, чем помогают скинуть оковы сна, но я не прошу прекратить это.

– Минуту, – шепчу я.

Седьмой день начинается с легкого перекуса, проверки рюкзаков – что там осталось из продовольствий. Покидаем последнюю хижину и заперев дверь отправляемся вниз по тропе. Она больше не петляет, эта часть дороги до причала ровная, я бы назвала ее идеальной.

До первого привала встречаем ежа, он расположился посередине тропы и растопырил длинные иглы, достигающие метра в разные стороны. Мы останавливаемся.

– Нужно подождать, когда он уйдет, – говорит Люк. – Ежи в случае опасности скидывают иглы, они разлетаются во все направления.

Всматриваюсь в оружие коротколапого создания. Они же могут пробить меня насквозь. Длинные тонкие серые орудия переходят в острые красные наконечники. Морды ежа не видно, но я не очень расстроена этим моментом.

– А обойти мы не можем? – спрашиваю, ведь неизвестно, как долго еж будет стоять.

– Можем, – отвечает Люк, обернувшись ко мне, – но там капканы, мы уже один раз рискнули, второго раза судьба может не простить.

Еж, к сожалению, не спешит, в отличие от нас. Стоим примерно десять минут, из кустарников слева выходит еще один еж, да так шумно, ведь колючки расталкивают вокруг себя все, что только можно, и они дружно друг за другом уходят с тропы, растворяясь в зарослях справа.

Примерно через час мы остановились на привал, немного отдохнули, перекусили и попили воды, которой практически не осталось. С каждым прожитым днем рюкзаки становятся легче, а путь сложнее. Усталость так или иначе давит на плечи и прижимает тело к земле, хочется остановиться на следующий привал, но Люк на это предложение отвечает:

– До причала совсем немного.

И только после этих слов слух улавливает далекий плеск волн. Я никогда не видела открытую воду. Ожидание прекрасного не сравнить с тем, что мне удается увидеть через пару часов.

Деревья постепенно редеют и становятся ниже. Воздух более влажный и если облизать губы, то можно понять. что они стали солеными от морской воды.

Лес заканчивается полностью, и я останавливаюсь как вкопанная. В лицо ударяет прохладный морской бриз. Волны шуршат, бегло достигая берега и пряча его часть под собой, а потом убегают обратно, чтобы через пару ударов сердца вернуться вновь. Берег песчаный, хочется скинуть ботинки и зарыться пальцами в него, но мои стоптанные мозоли точно не поблагодарят меня за это. Наклоняюсь и беру горсть влажноватого прохладного песка. Сжимаю его и выпускаю.

Над водой образовался легкий туман, он придает загадочности и манит к себе. Солнце скоро спрячет последние лучи, и должно бы становиться жутко, но нет, я не в силах сдержать улыбку. Внутри все ликует от красоты, что меня окружает. Я бы хотела жить где-нибудь рядом с морем.

– Эшли, идем, – окликает меня Люк, который уже практически добрался до воды.

Собираю эмоции и прячу их в теплый уголок сознания, не хочу забыть это. Бегу за Люком и забираюсь на деревянный настил, который кажется парит над водой. Держусь прямо за спиной Люка и ухожу от суши все дальше и дальше. Не свалиться бы. Кто знает, умею я плавать или нет?

Постепенно из сгущающегося тумана выглядывает лодка, она как тайный наблюдатель следящий из-за угла. В центре на подножке стоит фонарь, он освещает пространство вокруг плота примерно на три метра, дальше все утопает в ночном тумане. В лодке поднимается темная фигура в черном плаще. Останавливаемся, и Люк приветствует лодочника:

– Журе, как поживаешь?

Мужчина растягивает губы и показывает всему миру недостаток зубов.

– Все отлично, но жена уже не может дождаться окончания Конклава. После него все станет еще лучше.

Люк передает лодочнику наши рюкзаки и протягивает мне руку. Вкладываю ладонь и переступаю пропасть между досками и лодкой, она покачивается, но Журе поддерживает меня и помогает сесть на деревянную скамью. Люк присоединяется ко мне, лодка отчаливает. Мерное покачивание вызывает очередной всплеск эмоций, смесь нервозности и предвкушения. Хотя бы ноги отдохнут. С каждым мгновением моя любовь к морю крепнет и укореняется.

– А эта милая леди ваша жена? – спрашивает Журе и снова растягивает губы.

– Да, – отвечает Люк и приобнимает меня за плечи. – Мне с ней несказанно повезло.

Ах, вот так? Уже отсюда нужно воплощаться в роль жены Люка? Улыбаюсь, смотря на Журе и опускаю голову на плечо «мужа», которому несказанно повезло.

– Люк, – шепчет лодочник, наклоняясь вперед. – Я точно так же думал лет эдак двадцать и двадцать пять назад. Сильно не обольщайся.

– Почему это? – спрашиваю я.

Журе смотрит на меня, как на несмышленое дитя, и с этого момента даже мимолетная симпатия к нему улетучивается.

– О-о-о, милая, – тянет он. – Вы ведь изначально всегда милые и приятные, а потом достаете плоскогубцы и начинаете ими методично выкручивать нам яйца. Поверь, я был женат дважды, дважды чуть не лишился своего достояния.

Он был дважды женат. Максимально неприметный, без зубов, с глупым чувством юмора и не будем забывать, что женщин на земле осталось катастрофически мало. Что в нем такого, что на него клюнули аж целых два раза? Решаю не задавать этот вопрос.

Люк посмеивается, и этот звук застает меня врасплох, поворачиваюсь и смотрю на его профиль.

– Журе, поверь, Эшли вообще не старается казаться кем-то другим.

– С чего ты так решил?

– Не думаю, что девушки, которые хотят казаться милыми, будут резать горло своему мужу.

– Чего-чего? – восклицает лодочник и снова наклоняется к Люку. – Эт штука на шее, ее рук дело что ль?

– Ага.

Тон разговора Люка, даже его голос совершенно изменились, он словно играет роль простачка и пытается завязать разговор с Журе. Зачем он это делает? Обязательно спрошу об этом, как только мы останемся наедине.

Журе начинает гоготать, у него даже слезы на глазах выступили.

– И что ты такого сделал? – спрашивает он сквозь смех.

– Ничего, – отвечает Люк и бросает на меня улыбчивый взгляд. – Не вовремя увернулся.

Журе хрипло смеется, тут же закашливается и продолжает грести. Языком он уже нагреб более чем достаточно.

– Да это случайно вышло, – оправдываюсь я.

– Помню, засиделся я с мужиками, вернулся домой под утро. Мне первая жена сковородкой по спине огрела. Тоже сказала, что случайно. Рука соскользнула. А я ведь до этого даже не знал, что у нас дома сковорода была.

Лодочник смеется, Люк ему подыгрывает, а я мысленно шлепаю шутнику еще одной сковородой, только уже по голове, наблюдаю, как он падает в воду, практически слышу этот приятный бульк, а следом долгожданная тишина и звук моря.

Люк продолжает разговаривать с Журе, а я всматриваюсь в туман и пытаюсь разглядеть хоть что-нибудь.

До места назначения мы прибываем, когда солнце уже село, но сейчас это не так страшно, ведь остров освещен. А точнее, освещен высоченный забор, примерно в пять метров высотой, покрытый колючей проволокой и устланный фонарями разного цвета. Люк сообщает, что фонари зажигают только на Конклав, как знак правильного движения, что-то вроде маяка. Эти фонари пожирают огромное количество энергии и держать их в рабочем состоянии постоянно – та еще задача.

Кованые врата открываются, только после того, как Журе что-то сообщает в небольшое окошко.

Скрип разрывает тишину на части и через несколько секунд я, держась с Люком за руки, переступаю линию врат и оказываюсь на территории для избранных мира.

Перед нами тут же возникают два охранника. Не вижу при них оружия, но физически мужчины выглядят достаточно выносливыми и опасными. Один из них даже выше Люка, он что-то сверяет на листе, а второй проверяет Люка, потом меня, нас лишают двух ножей и рюкзаков.

– Миссис и мистер Куин, добро пожаловать, – слишком пафосно произносит охранник, и мы отправляемся вглубь острова, а за спиной со скрипом закрывается единственный путь к отступлению.

Загрузка...