Каторжник император. Беньовский

Глава восемнадцатая

Лоцман Максуд, сухопарый араб в белой чалме, продублённый океанскими ветрами и солью, хорошо знал район устья реки Антанамбаланы, ибо не раз водил сюда купеческие шхуны. Он сообщил Беньовскому полезные сведения. Опасных коралловых рифов у этой части острова нет. Река, которую местные жители зовут Большой, в устье достаточно широка и глубока. В дождливый сезон, когда уровень воды в водоёмах резко повышается, такой крупный корабль, как «Орлеан», свободно войдёт в реку и поднимется на несколько миль, не опасаясь сесть на мель. Но когда наступает период засухи и мелкие реки вовсе пересыхают, рисковать не стоит. Фрегат перегружен и имеет глубокую осадку. А в устье Большой реки становятся опасными отмели. Лучше встать на якорь в миле от берега. Шторма в этой части океана можно не опасаться. Океан штормит у восточного берега Мадагаскара не так часто.

Что представляет собой здешнее побережье? Это низменные болотистые джунгли, переходящие в прибрежные мангровые заросли. Но можно выбрать относительно возвышенное место, не подверженное воздействию приливов и наводнений и пригодное для жилья. На одном из таких холмов обосновался торговец Хамуд, кстати, его, Максуда, земляк. Тоже выходец из Маската. Он держит лавочку и работает от торговой компании, с которой связан сам господин Дюма, губернатор. Скупает у малагасийцев разные ремесленные изделия, рис, кожу крокодила, а продаёт всякую всячину, какая может пригодиться в хозяйстве. Здешние жители принадлежат к народу бецилисарака. Их язык заметно отличается от языка других малагасийцев.

И ещё Максуд сообщил, что от побережья к торговой фактории Хамуда проложена тропа. Там, где она начинается, поставлен опознавательный столб, увенчанный пучком камыша. По этому, своего рода, маяку могут ориентироваться торговые шхуны.

Беньовский поинтересовался, насколько местные жители миролюбивы. Хамуд считает, что к торговцам и вообще иностранцам они относятся доброжелательно, хотя между племенами и отдельными деревнями и случаются кровавые свары. Хамуд давно живёт среди малагасийцев, и его мнению на этот счёт можно верить.

Прошли устье реки, и вскоре Морис Август заметил на берегу опознавательный столб. «Орлеан» бросил якорь и спустил паруса. На первой же шлюпке в сопровождении личной охраны, переводчика Филиппа и лоцмана Максуда Беньовский съехал на берег. Там шлюпку встречали торговец Хамуд с двумя чернокожими африканцами, не то слугами, не то рабами, и кучка смуглых малорослых малагасийцев, просто любопытных зевак. Они занимались ловлей креветок и первыми заметили приближение корабля и поспешили сообщить об этом в селение и торговцу.

Беньовский проворно выпрыгнул из шлюпки, врезавшейся носом в прибрежный песок, и приветствовал туземцев на языке бецилисарака. К этому же народу принадлежал и Филипп. Из его уроков Морис Август уже усвоил слова приветствий. Малагасийцы в ответ заулыбались и приветственно подняли вверх руки. Лоцман заговорил со своим соотечественником по-арабски.

— Мой друг и земляк приглашает гостей к себе, — перевёл Максуд Беньовскому.

— Приглашение принимаем, — сказал Морис Август.

Двоих вооружённых солдат он оставил сторожить шлюпку, а остальным приказал следовать за собой. Его вестовой Андреянов взвалил на плечо увесистый саквояж с подарками для туземцев.

Цепочка людей потянулась по узкому коридору, прорубленному в зелёной толще зарослей. Сразу сделалось жарко, как в парилке. Пахло гнилой сыростью болота. Мириады москитов обрушились на пришельцев. Под ногами хлюпала болотная жижа. Кое-где наиболее глубокие выбоины, заполненные этой смрадной жижей, были присыпаны песком и мелкими каменьями. Это постарались по распоряжению хозяина слуги-африканцы.

Хамуд сказал что-то одному из слуг, и тот поджёг пучок травы. Тлеющая трава издавала резкий специфический запах, отпугивающий москитов. Рослый африканец приблизился к Морису Августу и стал отгонять от него кровожадных насекомых.

— Смотрите под ноги, — предупредил торговец, — не наступите ненароком на змею.

— Тьфу ты, матка боска! — воскликнул Беньовский. — А на крокодила не рискуем наступить?

— Крокодилы водятся в реке, мосье полковник, и обычно далеко от берега не удаляются. А мы всё больше отклоняемся от Большой. Прошли примерно полмили. И заросли расступились. Тропа пошла в гору. На невысоком пологом холме, расчищенном от зарослей, показалось небольшое поселение. Оно состояло из нескольких строений, сооружённых из бамбука и крытых камышом, — лавки, хозяйской хижины, в которой жил сам торговец с семьёй, барака для слуг-африканцев, амбаров и навеса для домашней птицы. Всё это было опоясано крепким частоколом. При приближении людей визгливо залаяли собаки.

— Повадились хищники кур да индеек таскать. Вот и пришлось псов завести, — пояснил Хамуд.

— Разве на острове водятся хищники?

— Тигров, гиен, слава Аллаху, нет. Но немало всякой мелкоты. Дикая кошка, виверра — твари прожорливые.

Как только торговец открыл калитку, навстречу людям с разливистым лаем выбежали три собаки неопределённой породы. Хамуд властно прикрикнул на них, и псы мигом сникли, поджали хвосты и удалились. Торговец пригласил Беньовского с лоцманом и переводчиком на веранду, вернее, открытый с трёх сторон навес, примыкающий к его жилищу, и отдал распоряжение старшему из слуг-негров накормить солдат на кухне. Из-за занавески, прикрывавшей вход в дом, выглянули два мальчугана лет шести и восьми.

— Младшенькие мои, Ахад и Ахмад, — пояснил Хамуд. — Есть ещё старший, Ибрагим. Он поехал в дальнее селение по торговым делам.

Хозяин усадил гостей в лёгкие кресла, сплетённые из ротанговых пальм, и поставил перед ними на низенький столик блюдо с фруктами и золотистыми бананами.

— Извините, господа, Хамуд правоверный мусульманин, сын Аллаха, и крепкие напитки не употребляет. Но для гостей кое-что найдётся.

Из хозяйских тайников была извлечена бутылка рома. Расспрашивая торговца, Беньовский выяснил, что вблизи находится крупное туземное селение. Его отсюда хорошо видно. Невдалеке от него ещё два селения, поменьше. Все они составляют одну независимую сельскую общину, управляемую старостой Ракутубе. Жители её выращивают рис на заливных полях, разные фруктовые деревья. Отчасти занимаются рыбной ловлей. Скота разводят мало из-за отсутствия удобных пастбищ. Скотоводство больше развито на центральном плоскогорье у народа имерина и в южной, степной части острова. Несколько выше по реке находятся ещё две независимые общины со своими старостами. Все они считают себя связанными узами родства и дружбы с общиной Ракутубе. Иногда они проводят совместные религиозные церемонии. Люди из этих трёх общин — частые посетители его лавки. У здешних малагасийцев в ходу французские, турецкие и португальские монеты. Допускается и натуральный обмен, если у покупателя нет серебряных или хотя бы медных монет. Малагасийцев особенно интересует домашняя утварь, ножи, ткани. Любой покупатель может расплатиться с продавцом предметами ремесла, кожей крокодила, ценными породами дерева, морскими раковинами. Конечно, предпочтительнее изделия из золота и серебра.

— И такой обмен даёт вам немалую выгоду? — спросил испытующе Беньовский.

— Какой же купец торгует без выгоды для себя! — в тон ему сказал араб.

Далее Хамуд рассказал, что с другими сельскими общинами у него связи нерегулярные. Они затруднены непроходимыми джунглями и болотами. Да и у старосты Ракутубе отношения с дальними соседями не то чтобы враждебные, но натянутые. В недавнем прошлом дело доходило и до вооружённых столкновений. Тот, кто посильнее и побогаче, стремился подчинить себе более слабого соседа.

Выслушав рассказ араба, Беньовский стал вглядываться в опушку джунглей. На западе отчётливо просматривалась шеренга деревенских хижин с высокими камышовыми кровлями. Возле хижин копошились люди. Было заметно оживление жителей. Они собирались кучками, чем-то встревоженные. Несомненно, причиной тревоги был приезд чужеземцев.

У Беньовского моментально созрел план. Для начала надо опереться на эти три общины, о которых говорил Хамуд, задарить подарками вождей, внушить им необходимость принять покровительство французского короля. И одновременно припугнуть, продемонстрировав силу французского оружия. Устроить впечатляющий поход против действительных или мнимых недругов старосты Ракутубе и его друзей. Потом склонить и их на свою сторону. Несложный и гениальный план!

— Любезный Филипп, — обратился Беньовский к переводчику, — тебе важное поручение. Отправляйся сию же минуту в эту деревню. Пусть Хамуд даст тебе сопровождающего. Отыщи старосту. Как его...

— Ракутубе, — подсказал торговец.

— Пригласи от моего имени этого Ракутубе сюда. Скажи, посланец великого короля Франции Людовика хочет дружить с Ракутубе. Привёз ему подарки.

Ждать старосту пришлось долго. Возможно, он не решился сразу принять приглашение и совещался со старейшинами. А возможно, малагасийские правила хорошего тона требовали повременить.

Но вот послышались удары гонгов и барабанов и показалась целая процессия. Впереди неё четверо дюжих мускулистых парней несли носилки-филанзана, разукрашенные резным орнаментом. На носилках важно восседал, скрестив ноги, пожилой человек в пёстрой, расшитой золотым шитьём рубахе, купленной у араба. Это и был сам Ракутубе, сопровождаемый телохранителями, родственниками, старейшинами. В некотором отдалении несли другие носилки, с сухопарым, костлявым стариком.

— Разве, в этой деревне два старосты? — спросил Беньовский у Хамуда.

— Старик — главный колдун, мпамозави. Второе лицо после старосты, — пояснил всезнающий торговец.

Приблизившись к Беньовскому, дюжие парни опустили носилки, и Ракутубе не спеша поднялся с плоской подушки и ступил на землю. Он сдержанно поклонился полковнику и спросил:

— Что привело вазиха в наши земли?

— Желание моего короля, великого Людовика, жить в дружбе с твоим народом. И ещё... Король Франции готов оказать помощь и покровительство доблестному Ракутубе и твоим людям.

Говорил Беньовский медленно, размеренно, чтобы Филипп успевал перевести за ним каждое слово.

— Мне и моим людям помогают духи наших предков, — отрешённо произнёс староста.

— Очень хорошо делают, что помогают. Но духи оказались бессильными перед воинственными соседями, которые убивали твоих людей, жгли их хижины, угоняли их скот. Я сурово накажу твоих недругов.

— Но чем мы расплатимся с тобой, вазиха?

— О, пусть тебя это не заботит. Мы поможем тебе, твои люди помогут нам. Помогут построить порт, возвести здания, проложить дороги, которые свяжут селения с портом. В порт станут заходить корабли с товарами, нужными твоему народу.

Филипп переводил слова Беньовского.

— Будет ли нам польза от твоей затеи, чужеземец? — хриплым шёпотом произнёс дряхлый колдун, не слезавший с носилок.

— Устами мудрого старца вопрошают духи, — многозначительно произнёс староста. Слова хитрого вазиха не столько привлекли, сколько насторожили его. Ведь были уже попытки бледнолицых чужестранцев высадиться на Большом острове, поработить его жителей.

Но духи насылали на непрошеных гостей болотную лихорадку и другие смертоносные болезни, и те, кто выжил, вынуждены были убраться восвояси. Те тоже говорили о дружбе, обещали покровительство, вмешивались в межплеменные усобицы.

Морис Август решил, что настало время раздавать подарки, чтобы растопить настороженность. Туземные вожди обычно падки до подарков. Появился вестовой с саквояжем.

Старосте Беньовский преподнёс великолепный кинжал марокканской работы в узорчатых ножнах, фаянсовый кубок, покрытый цветной глазурью, и отрез пёстрого шёлка. Подарки произвели впечатление на свиту. Малагасийцы выразили свой восторг причмокиванием. Ракутубе поклонился Морису Августу в знак благодарности. Подарки ему пришлись по вкусу.

Памятуя, что дряхлый колдун суть второе лицо в общине, Беньовский одарил и его таким же куском шёлка и оловянным блюдом. Глазки старика алчно разгорелись при виде таких подарков, а свита снова выразила восторг причмокиванием. Колдун-мпамозави что-то пробормотал скороговоркой.

— Что он сказал? — спросил Морис Август у Филиппа.

— Я точно не разобрал. Но, кажется, он говорил о духах, которые послали добрых людей.

Старейшины — их было пятеро, и все они оказались родственниками Ракутубе — получили в подарок по куску хлопчатобумажной ткани. А телохранителей и носильщиков одарили складными ножами и табаком. Свита также осталась довольна.

Ракутубе пригласил Беньовского посетить его селение.

— И пусть большой вазиха приходит со своими людьми. Наши обычаи требуют на доброе расположение отвечать тем же. И мы сумеем порадовать гостей подарками, пусть не такими роскошными.

— С радостью принимаем твоё приглашение, — ответил Беньовский. — Обязательно побываем у тебя в гостях. Вот только управимся с неотложными делами.

Никогда Морис Август Беньовский не развивал такой кипучей деятельности, как в последующие дни. Он приказал инженерной команде, пополненной взводом солдат первой роты, соорудить каменный мол, к которому могли бы приставать шхуны и лодки, а также расширить просеку, ведущую к фактории Хамуда. Просека должна стать удобной проезжей дорогой.

Остальные подразделения экспедиционного корпуса Беньовский направил в район фактории и распорядился разместить их на первое время в палатках. Здесь был заложен форт Сен-Луи, названный так в честь святого покровителя нынешнего французского короля.

По случаю закладки форта отец Огюст отслужил торжественный молебен. Начальник экспедиции распорядился расчистить подступавшие к холму заросли и начать строительство казармы, дома для офицеров, гауптвахту, лазарет, складские помещения.

— И храм не забудьте, — настойчиво напоминал священник. — Освятим его в честь Святого Людовика, одного из достойнейших монархов Франции, предводителя крестового похода против неверных.

— Да, да, и церковь, конечно... — соглашался Беньовский.

— И дом для меня не забудьте.

— Будет вам и дом, падре.

Этот отец Огюст, какой-то тусклый, невыразительный, кажется, проспал всю дорогу. Лишь изредка появлялся он в кают-компании, чтобы поиграть в картишки с офицерами. О нём как бы и забыли. Теперь же падре ожил и, облачившись в свежую белую сутану, суетился больше всех. Всё время напоминал он Беньовскому о храме, сам выбирал место для его строительства, стал назойлив и надоедлив.

— Да уймитесь вы, падре, — осадил его однажды Беньовский. — Я же сказал, будет вам и храм, и дом.

— Почему только мне? Наш общий Божий дом...

Руководителем строительства форта Беньовский поставил своего заместителя Мечислава Ковача, а в помощь ему определил обоих ротных командиров, братьев Вердье. Были созданы также команды для поисков месторождений глины, пригодной для обжига кирпича, и камня. Крупный камень требовался для строительства мола, а мелкий — для покрытия дорог. Специальная группа во главе с капралом снаряжалась на Большую реку рыбачить. В реке, по словам Хамуда, водилась крупная рыба, напоминающая карпа. Местные жители очень ценят её из-за нежного, вкусного мяса. Это было бы неплохим подспорьем к солдатскому рациону. Всеми командами распоряжался прапорщик Качорек, начальник хозяйственной части.

Беньовский самолично напутствовал рыбаков. В их числе он обнаружил долговязого нескладного парня из Бургундии, Левека, который никак не мог усвоить элементарные строевые команды, путал «направо» и «налево», за что и был неоднократно бит ретивым капралом. Этот самый капрал и возглавлял рыбачью команду.

— Говорят, в реке водятся крокодилы, — предупредил Морис Август. — Твари прожорливые и агрессивные. Так что будьте внимательны и осторожны. Зазеваетесь — сожрут.

И с тоской подумал, что такого недотёпу, как верзила Левек, непременно сожрут.

Механизм корпусной деятельности со скрипом закрутился под зычную ругань капралов и сержантов. Джунгли отступали от фактории. Обозначились колышками места будущих строений. Росли штабеля строительного бамбука и дерева.

Беньовский заранее известил старосту Ракутубе о своём визите в его селение. Его сопровождали Ковач, падре Огюст и переводчик Филипп, а также несколько телохранителей во главе с капралом Уфтюжаниновым. Андреянов тащил на плече в подарок старосте сплюснутый бочонок бургундского вина.

Ракутубе встречал гостей перед своей хижиной. Она выделялась среди других деревенских жилищ более внушительными размерами и декоративной резьбой, весьма причудливой, покрывавшей столбы, балки, карнизы. Все жилые строения были подняты на высоких сваях. Старосту окружали члены его семейства, родственники, старейшины. В сторонке толпились все остальные жители деревни, включая и ребятишек. Причёски девушек были украшены белыми цветами, напоминавшими жасмин. Появление гостей было встречено ударами гонгов и барабанов.

Беньовский преподнёс старосте подарки — небольшой бочонок вина и недорогие пёстрые бусы для его жён и дочерей. Потом начался пир. Ракутубе распорядился, чтобы женщины принесли циновки и разложили их на земле перед домом. Для старосты же и его главных гостей сделали исключение — им поставили плетённые из ротанга стулья, наподобие тех, какие стояли на веранде торговца-араба. По правую руку от старосты сел Беньовский с переводчиком, Ковач, падре Огюст, по левую — старейшины и родственники главы поселения. Остальные односельчане образовали круг. В него вышло несколько пар стройных, грациозных девушек. Под ритмичные звуки барабанов и гонгов они стали исполнять медленный, плавный танец. Движения их рук, украшенных браслетами, напоминали взмахи птичьих крыльев. Оказалось, что среди танцовщиц находились две дочери старосты и ещё племянницы, дочери его братьев. Женщины постарше приносили на больших деревянных подносах угощения и ставили их перед гостями. Здесь были фрукты, жареный рис с креветками, мясо дикого кабана, нарезанное тонкими ломтиками и наперченное, печёные бананы. Подавали и напиток в бамбуковых кружках, украшенных резьбой, а Беньовскому, как самому почётному гостю, в роге зебу. Напиток был довольно крепок и напоминал перебродившее пиво. Не забыл и Ракутубе сделать ответные подарки. Для Мориса Августа принесли шкатулку из тёмного дерева. Её крышка была украшена красивым резным узором — переплетением цветов. Ковач и священник получили такие же шкатулки, но поменьше. И ещё староста сделал гостям общий подарок — две большие корзины, полные разных фруктов.

Тем временем девушки кончили продолжительный танец. Их сменили крепкие парни с обнажёнными торсами, вооружённые дротиками. Среди них были и личные телохранители старосты. Они взялись продемонстрировать свою меткость в метании оружия. Один за другим парни швыряли дротики, удачно попадая в мишени — зарубки на стволе дерева. Только один из них допустил промах. Беньовский похвалил их и выразил сожаление, что среди его солдат нет таких ловких и метких молодых людей.

Шла неторопливая застольная беседа.

— Это твой главный мпамозави? — спросил староста, указывая на священника и с любопытством разглядывая его длинную белую сутану и массивный серебряный крест на груди.

— Что он спрашивает? — поинтересовался падре, пережёвывая жирный кусок кабаньего мяса.

— Он спрашивает, отец Огюст, не колдун ли вы.

— Тьфу, язычники поганые. Вели Филиппу объяснить, кто я таков.

Подавив в себе чувство обиды на старосту, священник стал расспрашивать его о верованиях малагасийцев.

— Мы почитаем наших предков. Верим в лесных духов, которые могут прийти на помощь людям или принести им зло, — объяснил Ракутубе. — Каждый человек представляет себе образ злого или доброго духа на свой лад. В каждом доме можно встретить деревянные фигурки, изображения духов. Резчик по дереву даёт волю своему воображению. Люди также верят, что души умерших предков переселяются в лесных зверьков, таких как бабакота, и живут по соседству с нами. Поэтому мы так почитаем бабакоту.

— Почитать надо единого, вездесущего Бога Отца нашего и Сына Божьего Христа, — назидательно сказал отец Огюст и стал развивать эту мысль. Он возмечтал стать преуспевающим миссионером.

— То же самое говорил нам ваш человек. Убеждал почитать вашего Бога и Его Сына. Но наши люди не захотели отречься от своих духов и предков. Их почитали наши отцы и деды.

Возможно, староста имел в виду отца Антуана, чьи попытки миссионерской деятельности на Мадагаскаре не дали ощутимых результатов. Вмешался Беньовский, взявший инициативу разговора в свои руки:

— Позвольте, падре, мне потолковать с нашим хозяином. У вас ещё будет много времени для богословских дискуссий с достопочтенным Ракутубе.

Мориса Августа интересовала военная обстановка на западном побережье острова. Кто из соседей особенно угрожает общине? Кто из них нападал на селения, управляемые Ракутубе и его ближайшими друзьями? Староста ответил, что нападения имели место со стороны большой общины, расположенной к югу от устья реки. Последнее такое нападение произошло года два тому назад. Воинственные соседи внезапно приблизились к селению, и на его жителей обрушился град стрел и дротиков. Пришлось отвечать тем же. Ракутубе недосчитался десятка своих лучших воинов. Но и нападавшие понесли потери. Защитников выручили ружья, которые староста купил по высокой цене у Хамуда. Личные телохранители Ракутубе дали залп по нападавшим и заставили их отступить. У неприятеля, слава добрым духам, огненного оружия не оказалось. Отступив, люди южной общины успели поджечь несколько хижин. В ту пору во главе южан стоял энергичный и задиристый вождь, стремившийся подчинить себе всех соседей. Но этот вождь умер, он был уже немолод. Его ближайшие родственники, сыновья и братья, долго вели спор за кресло старосты, пока не сошлись на младшем брате покойного, человеке слабом и нерешительном. Он как будто отказался от честолюбивых планов и попритих.

— Не было ли угроз со стороны короля Имерины? — спросил Беньовский.

— Такая угроза была и остаётся. Король имеринцев, владетель центральных гор, самый могущественный среди властителей острова. Его давнишняя мечта сделать остров единым королевством. У него сильное войско. Арабы и португальцы снабжают его огненным оружием. А у нас только дротики и луки со стрелами да ещё четыре старых ружья.

— Имеринцы приходили сюда?

— В прошлый сухой сезон король собрал сильный отряд. Его солдаты состояли из имеринцев и негров-рабов. Отряд пытался овладеть долиной Антанамбаланы и выйти к морю. Но люди верховьев оказали сопротивление пришельцам, хотя, кроме дротиков и стрел, другого оружия у них не было. За каждым кустом неприятеля поджидала засада. Имеринцы не дошли до моря и повернули назад. У истоков реки остался их пост.

— Значит, угроза нового похода остаётся?

— Мы боимся этого.

— Вот видишь, Ракутубе... Ты окружён врагами и нуждаешься в помощи. Я помогу тебе. Южных соседей припугнём. Против имеринцев снарядим экспедицию к истокам Большой реки, чтобы навсегда отбить у них охоту появляться в здешних краях.

— Как я расплачусь с тобой, вазиха?

— Пришлёшь ко мне людей со всех твоих поселений. Пусть они помогут нам строить форт, прокладывать дороги, доставят нам камень и глину.

Староста колебался с ответом. Дорогую плату за помощь требовал вазиха. Слишком дорогую. Но смягчился старый Ракутубе, стал податливее, когда Беньовский пообещал новые Подарки и пару ружей.

— Будут тебе люди, — сказал после некоторых раздумий староста.

С приходом туземцев работы оживились. Малагасийцы доставляли в корзинах и на носилках камень, необходимый для сооружения мола, заготовляли бамбук и древесину, расчищали просеки для будущих дорог. Беньовский тем временем нанёс визиты в соседние общины, с которыми Ракутубе сохранял добрые отношения, задарил их вождей подарками. Больше всего его беспокоило состояние дисциплины в корпусе. Управлять массой случайно собранного по вербовке сброда, бывших беглых каторжников и уголовников, было трудно. Все старания офицеров обучить их, изощрённая ругань и зуботычины капралов давали малые результаты.

Убежать из расположения экспедиционного корпуса солдат практически не мог. Да и некуда было. Болотистые джунгли, кишащие змеями и мириадами москитов, настороженность туземцев, которая могла обернуться и откровенной враждебностью, пугали солдата больше, чем кулак капрала или гауптвахта на хлебе и воде.

Наиболее распространёнными солдатскими провинностями были увиливание от работы, симуляция всяких болезней, стремление переложить все тяжёлые физические работы на туземцев. Беньовский не раз наблюдал, как солдаты бездельничали у костра, дым от которого разгонял москитов, покуривали трубочки, балагурили, а туземцы тем временем тащили на носилках тяжёлый камень, волокли корзины песка, тащили на плече, сгибаясь под их тяжестью, брёвна и связки бамбука. Солдаты же, изображая из себя надзирателей, покрикивали на них и поторапливали.

Хамуд пожаловался Беньовскому, что его подчинённые украли двух индеек и взломали замок на амбаре с товарами. Ограбить его, правда, не успели, так как были замечены хозяйскими работниками. Морис Август был вынужден поставить для охраны торговой фактории часового из своей личной охраны.

Начались грабежи и в деревне. Солдаты таскали кур, рвали ещё не созревшие бананы, отбирали у женщин украшения. Деликатные туземцы воздерживались от жалоб, воспринимали мелкие кражи как неизбежное зло. Но чаша терпения местных жителей переполнилась, когда молодой солдат пристрелил ради озорства ручного домашнего бабакоту. Окровавленный зверёк жалобно кричал, пока не издох. Убийство почитаемого бабакоты, в которого, по верованиям малагасийцев, вселилась душа предков, вызвала слепую ярость обитателей деревни. Истошно выкрикивал свои проклятья старый колдун, срываясь на истеричный фальцет. Мужчины встречали солдат экспедиционного корпуса хмурыми, озлобленными взглядами. Женщины и дети разбегались при их приближении.

Беньовский отправился в селение один без охраны, лишь в сопровождении Филиппа, чтобы наладить отношения. Малагасийцы встретили его враждебно, выкрикивали что-то резкое, злое.

— О чём они кричат? — спросил Морис Август у Филиппа.

— Все вазиха, мол, плохие люди. В них вселились злые духи.

Староста держался неприветливо, был неразговорчив даже тогда, когда Беньовский попытался объясниться с ним сам, без переводчика.

— Плохой вазиха, поднявший руку на бабакоту, будет строго наказан. Примите, Ракутубе, мои подарки в знак неизменной нашей дружбы.

Беньовский принял из рук переводчика бутылку вина и широкий кожаный ремень с медной узорчатой пряжкой. Староста взял у него подарки и несколько смягчился.

— Накажи плохого вазиха. И мы останемся друзьями.

Морис Август понимал, что настало время принять жёсткие меры к нарушителям дисциплины, показать крутой командирский нрав. Но сделать это надо умело, ловко, чтобы не вызвать массового недовольства солдат, неожиданного бунта. Сперва он должен продемонстрировать свою справедливость, предстать перед корпусом этаким добрым отцом командиром. А для этого выбрать какого-нибудь примерного молодого солдатика и вручить ему перед строем подарок, приз вместе с проникновенными словами благодарности. А потом он выразит сожаление, что наряду с такими достойными людьми находятся в корпусе люди недостойные, потерявшие чувство ответственности перед великим королём Людовиком. С чувством глубокой горечи он, командующий экспедиционным корпусом, вынужден против своей воли приказать высечь плетьми одного-двух таких злостных молодчиков. Пусть корпус убедится, что каждому воздаётся по заслугам. Да и на туземцев это окажет нужное воздействие.

Случай для назидательного урока представился. На рыбалке случилось происшествие. Из зарослей прибрежного камыша выползло грязно-зелёное чудовище с ребристой спиной. Разинув зубастую пасть, крокодил нацелился на зазевавшегося на берегу капрала. Служака следил за солдатами в шлюпке, тянувшими невод, и время от времени покрикивал на них. Крокодил готовился к стремительному смертоносному броску. И плохо пришлось бы бедняге капралу. Но вдруг прозвучал гулкий выстрел, и эхо прокатилось по камышовым зарослям. Это выстрелил долговязый бургундец Левек, первым заметивший опасность. Да-да, тот самый недотёпа, который так плохо усваивал элементарные строевые команды. Выстрел Левека оказался метким — он прежде служил не только конюхом, но и егерем у своего хозяина-графа, заядлого охотника. Картечная пуля размозжила спинной хребет чудовища. Судорожно вздрагивая и оставляя за собой кровавый след, крокодил щёлкнул пастью и уполз в воду. Капрал не сразу сообразил, что же произошло. А когда сообразил, то онемел и окаменел. Только отвисшая челюсть его нервно тряслась. Он силился что-то сказать и не мог. Беднягу капрала поразил столбняк. Когда же он обрёл дар речи, то произнёс:

— Я-то думал, что ты, Левек, никчёмный парень. А ты вон какой молодец. Если бы не ты... Откуда такая меткость?

— От отца и от деда. Они тоже служили егерями у нашего графа.

Левек, памятуя предостережения Беньовского о кровожадных крокодилах, никогда не расставался с ружьём и носил его на ремне за спиной даже тогда, когда приходилось тянуть невод. Капрал же, как видно, забыл о предостережениях и беспечно бросил своё оружие в палатке. Был он человеком грубым, сквернословом, готовым всегда пустить в ход кулаки. Но случившееся потрясло его чёрствую душу и заставило взглянуть на Левека с долей симпатии.

Капрал доложил о случившемся прапорщику Качореку, а также ротному, представив при этом верзилу Левека в самом выгодном свете. О происшествии на рыбалке узнал и Беньовский.

— Это то, что мне надо! — воскликнул он и приказал построить весь корпус на расчищенной от зарослей площадке, над которой развевался на бамбуковом шесте французский королевский флаг.

— Рядовой первой роты Левек проявил находчивость и спас товарища от смертельной опасности, — произнёс Беньовский перед строем. — Выношу отличившемуся солдату благодарность и награждаю его.

Морис Август сам подошёл к стоявшему в строю на правом фланге первой роты Левеку, дружелюбно похлопал его по плечу и протянул вконец смущённому солдату серебряный луидор с рельефным портретом короля Людовика XV. И ещё Беньовский похвалил капрала, который сумел воспитать такого находчивого и бравого подчинённого.

— Каждый достойный поступок, подобный тому, какой совершил рядовой Левек, будет отмечен нами, — продолжал полковник. — Но, к сожалению, в рядах корпуса находятся люди, которые позорят звание королевского солдата, вызывают своим недостойным поведением недовольство наших друзей-туземцев. Один из них, рядовой Ленен, будет примерно наказан.

Из строя вывели молодого парня, бывшего бродягу, того самого, который пристрелил из озорства домашнего бабакоту. Он же был замечен в неоднократных кражах кур и индеек у местных жителей. Держался Ленен спокойно, не пытаясь сопротивляться. Знал, что ожидает его порка, не такое уж страшное наказание для видавшего виды бродяги, не раз битого и полицейскими, и обывателями.

Беньовский объявил своё решение:

— Рядовому второй роты Ленену всыпать двадцать плетей.

— Не слишком? — спросил вполголоса Ковач. — Скажи палачам, чтобы не переусердствовали.

— Пусть будет по-твоему.

Отряжённые в качестве палачей два рослых светловолосых бретонца, матросы с фрегата, вывели Ленена из строя, сорвали с него рубаху, обнажив спину, и привязали к скамье. На экзекуцию были приглашены и малагасийцы. Сам староста Ракутубе не явился на зрелище, сказавшись больным, а прислал вместо себя брата, одного из старейшин. Повинуясь команде, бретонцы взмахнули ремёнными плетьми. Один удар, другой... После каждого на спине наказуемого оставался набухший багровый след. Ленен стиснул зубы, но всё же не смог выдержать боли и после каждого удара глухо вскрикивал и стонал. За него заступился старейшина, брат Ракутубе, обратившийся к Беньовскому:

— Большой вазиха, пощади парня. Духи сами накажут его.

— Твои духи подсказали мне, что негодяя надо примерно проучить.

— Мы, люди Большого острова, не любим без нужды причинять друг другу боль и страдания. И мы не мстительны. Прикажи отпустить парня.

Беньовский дал знак прекратить порку после десятого удара. В солдатских шеренгах уже слышался ропот. Многие откровенно сочувствовали Ленену и осуждали жестокость наказания. Палачи развязали жертву. Ленен поднялся со скамьи, пошатываясь. Его лицо было покрыто холодной испариной, иссечённая плетьми спина кровоточила.

— А ты держался молодцом, братец, — сказал ему поощрительно Морис Август так, чтобы слышали другие. — Из тебя ещё получится хороший солдат. Иди теперь к лекарю.

Экзекуция закончилась. Ротам было велено разойтись и заниматься своим делом. Солдаты обсуждали событие и скорее одобряли действия Беньовского, чем осуждали. Верзила Левек получил луидор из рук самого полковника и может теперь выпить кружечку доброго французского вина в лавке у араба и угостить друзей. Ленена наказали не по всей строгости, которой он заслуживал. А ведь окажись на месте этого барона другой, построже, посвирепее, мог бы приказать перепороть не один десяток голубчиков. Так-то.

На какое-то время в корпусе установилось подобие дисциплины, и жалобы со стороны малагасийцев прекратились.

Лоцман Максуд погостил некоторое время у приятеля и земляка Хамуда и возвратился в Порт-Луи на первой же шхуне, которая доставила торговцу-арабу очередную партию товаров. Среди них были напитки, ткани, разная домашняя утварь. Сопровождал товары один из компаньонов губернатора Дюма, некто Жак Роше, уже знакомый Морису Августу. С помощью прапорщика Качорека Беньовский учинил дотошный досмотр всех прибывших товаров и обложил их пошлиной в свою пользу. Роше пытался протестовать и отказывался платить, ссылаясь на то, что не имеет на сей счёт никаких указаний от господина Дюма.

— Вот указание, — резко сказал Беньовский, протягивая купцу инструкцию, подписанную королевскими министрами. — Или для тебя воля великого короля ничто?

Жак Роше, проклиная в душе этого хваткого барона, пошлину заплатил. Пришлось ему раскошелиться также и для того, чтобы получить от Беньовского разрешение на вывоз нескольких тюков с кожей крокодила, которую скупал у туземцев Хамуд.

— Передай мосье Дюма, что мы организуем охоту на крокодилов и сами будем поставлять вам кожу, — сказал Беньовский растерянному купцу.

— Но в вашей инструкции ничего не сказано о том, что наша компания обязана делать у вас покупки, — возразил Роше.

— Ваше дело, милейший. Я ведь могу снарядить корабль и отвезти кожу голландцам в Капстад. Голландцы серьёзные партнёры. А вы лишитесь прибыли.

— Я доложу об этом Дюма. Мы подумаем.

— Передай, купец, мосье Дюма, что вам я готов поставлять кожу по дешёвке. Вы сможете перепродать её с большой выгодой. Так что ссориться нам не резон.

— Передам ваши слова губернатору.

С Жаком Роше Беньовский отослал на Маврикий три письма. Первое было адресовано жене. Морис Август писал, что безмерно скучает по своей несравненной Фредерике, расписывал ей красоты здешней природы. Кроме письма посылал ей экзотический подарок — панцирь морской черепахи. Второе письмо предназначалось господину Дюма. Беньовский не считал нужным подробно отчитываться перед губернатором Иль-де-Франса, вызывавшим у него неприязнь. Письмо содержало лишь самую общую и краткую информацию об экспедиционном корпусе и заканчивалось настоятельной просьбой доставить при первой возможности партию муки. Третье письмо, направлявшееся в Париж в адрес морского министра, было пространным. Морис Август постарался нарисовать самую внушительную и впечатляющую картину грандиозного строительства форта Сен-Луи. На месте диких джунглей возводятся казармы, госпиталь, церковь, прокладываются дороги. Строится морской причал. Для строительства привлекается туземная рабочая сила. С местным населением благодаря щедрым подаркам вождям удалось установить добрые отношения. Многие малагасийские общины приняли высокое покровительство его величества короля Людовика. Для полного закрепления французского влияния необходимы прокладка новых дорог, строительство новых фортов и, главное, сокрушение военной мощи короля Имерины, властвующего в центральной части острова. Имеринский властитель претендует на господство над всем островом и угрожает мелким монархам и независимым общинам Мадагаскара. Было бы целесообразно нанести Имерине сокрушительный удар. В этом он, Морис Август Беньовский, видит залог успеха в распространении французского влияния. Но осуществление всех этих задач требует затрат. Больших затрат! Необходимы новые значительные ассигнования на экспедицию.

Далее Беньовский отчитывался о расходах и предлагал смету новых ассигнований. Требовал денег, больших денег. Произведённые же расходы показывались явно завышенными. Так, обозначена была внушительная сумма, якобы истраченная на привлечение туземной рабочей силы, хотя фактически таких затрат не было. Малагасийцам, работавшим на стройках, ничего не платили.

Губернатор Дюма, прежде чем переслать это письмо Беньовского в Париж, искусно перлюстрировал его и несколько раз въедливо перечитал. Перечитав, пригласил к себе компаньонов и ознакомил их с содержанием письма, адресованного морскому министру.

— Что скажете по этому поводу, господа?

— Ну и аппетит у этого полковника! — воскликнул Роше. — И какой же он мастер бахвалиться. Грандиозное строительство, дороги! Реальные результаты его деятельности куда скромнее, чем те, которые указаны в письме. И потратить такую фантастически огромную сумму, какая здесь названа, он никак не мог.

— Слышали, господа? Это говорит очевидец, — многозначительно сказал губернатор и, выдержав паузу, продолжал: — Наша война против барона только начинается. Бесспорно, перед нами отъявленный мошенник и казнокрад. Мы должны скомпрометировать его в глазах королевского правительства. Собирайте факты, дорогие коллеги.

— Факты будут, — отозвался Роше. — Надеюсь на наблюдательность нашего друга Хамуда.

— С полковником не ссорься, Жак, — ответил ему Дюма. — Плати ему пошлину, коли на то воля правительства. Обвёл вокруг пальца мошенник министра. Придёт и наш черёд возрадоваться. Снова поплывёшь с товарами на Мадагаскар и останешься там недельки на три. Познакомься поближе с офицерами, используй Хамуда. Разузнай, во что реально обходятся экспедиции строительные материалы, туземная рабочая сила. Делал ли барон какие-нибудь крупные закупки у туземцев и у араба?

— Это не трудно будет узнать.

— Вот и постарайся.

Проводив компаньонов, Дюма аккуратно заклеил вскрытое письмо, адресованное морскому министру, поправил повреждённую именную печать полковника. От себя ничего не стал писать графу де Бойну. Вот когда в его руках будут неоспоримые факты, много фактов, он непременно разоблачит этого мошенника и казнокрада барона в глазах правительства. И Дюма пожелал сам себе успеха. Да поможет ему Бог.