Катья

ГЛАВА 21

Ночь с Ларри прошла для меня словно в удушливом бреду. Я ждала, пока он уснет, мне хотелось пойти к Дэвиду и попросить его прийти завтра в мастерскую. И, кто знает, возможно, удалось бы вымолить недолгий поцелуй, или хоть на секунду прижать его к себе.

Но только я делала движение, Ларри тут же просыпался, следил за мной и, если я шла в ванную, ждал пока выйду оттуда. В три часа ночи я пожаловалась на бессонницу и сказала, что хочу выпить теплого молока с медом. Он тут же приготовился идти со мной: «Посидим на кухне, поболтаем, как в старые добрые времена». Я поняла, что мне от него не отделаться, смирилась и, безуспешно пытаясь освободиться от его жарких обьятий, уснула.

Утром, проснувшись с тяжелой головой, я долго лежала и прислушивалась к тишине в доме. Ларри ушел на работу, а я даже не слышала, как он собирался, принимал душ, одевался. Со мной такое случалось редко. Срочно нужно было выпить кофе, иначе голова могла разболеться не на шутку. Я встала, не глядя на себя в зеркало, накинула халат, вышла в коридор. Дверь в комнату Дэвида была плотно закрыта.

«Дома!»

Я осторожно, стараясь не шуметь, открыла дверь и вошла. Комната была пуста. Я подошла к его разобранной кровати, присела, провела ладонью по подушке, надеясь почувствовать тепло его волос, затем сбросила халат и голая залезла под одеяло.

Остывшая постель обожгла меня холодом, зато это был знакомый мир запахов его тела. Я закрыла глаза, щекой прижалась к нежной глади подушки.

О, Дэвид, мой желанный юный любовник! Как хотела бы я сейчас почувствовать твои нежные тонкие пальцы у себя на талии, твое жаркое короткое дыхание на своих губах, и как было бы восхитительно двигаться навстречу твоему вибрирующему как струна телу и глохнуть от наших стонов, не разбирая, где чей голос…

Спустившись в кухню, я приготовила себе кофе. Впереди был длинный день ожидания, грусти, страха и стыда.

Вдруг вспомнилось, что что-то неприятное произошло вчера, но что именно – потерялось в мыслях о собственной ничтожности.

Помню, что Дэвида я, как обычно, нигде не нашла, хотя колесила по городу часа четыре. Затем тупо сидела в мастерской. Неожиданно пришел Стив, и я, расстроившись, что это не Дэвид, вылила на бывшего любовника столько раздраженного крика, что он, хлопнув дверью, ушел. А я снова погрузилась, словно в наркотический сон, в тупое ожидание.

Потом был вечер с Ларри, молчаливый, как и все другие вечера в последнее время. Потом… Что же такое произошло вчера, что я так старательно пыталась забыть во сне и что застрявшей иглой кололо сейчас в памяти.

И вдруг я вспомнила. Ларри сказал, что Дэвид влюбился.

Я попыталась глубоко вдохнуть. Тяжесть в груди превратилась в боль. Вот почему я нигде не могла его найти! Он пропадает у какой-то девки! С утра убегает к ней и, пока взрослые на работе, они наверняка валяются в постели, без устали занимаются любовью, обсуждая меня и радуясь моим страданиям. Но ведь эта потаскушка не имеет на него никакого права! Он мой! Его губы, руки, все тело – принадлежат мне! И только мне!

Что же теперь делать? Как унять разливающееся по всему телу чувство беспомощности и обиды? Хотелось закричать, зубами вцепиться в собственную руку, чтобы унять боль в сердце, от которой, кажется, еще мгновение – и наступит смерть!

Шатаясь, я поднялась в спальню, натянула какую-то одежду, подойдя к зеркалу, вспомнила, что еще не умывалась. Идти в душ не хотелось, вернее, казалось лишним. Я могла передвигаться только в одном направлении – туда, где был он. Мои мысли лихорадочно крутились вокруг необходимости встретиться с Дэвидом. Мне это было нужно сейчас и ни минутой позже. Ослепнув, потеряв осязание и обоняние, я рванулась к машине.

Я должна его найти, увидеть, прижать к себе, и он снова будет со мной! Его влюбленность – ерунда, минутное увлечение. Моя любовь – настоящая, он это понимает и чувствует так же. Я это знаю, никакая девчонка не может даже приблизительно чувствовать, как я.

«Моя любовь? – переспросила я себя, оцепенев. – Я люблю этого полуребенка, полумужчину? Когда это случилось?..»

С поразительной ясностью вдруг вспомнилось его худое длинное тело, слившееся с моим, мягкие светлые волосы, щекочущие мое лицо, нежная прохладная щека, прижатая к пылающей моей. И это нестерпимо острое ощущение соединения и взаимопроникновения!

О Боже, дай мне силы хоть ненадолго освободиться от этих воспоминаний!

Новая волна, еще горячее, чем прежде, окатывает меня, и я с силой давлю на газ. Машина, не ожидая такого насилия, взрывается и вылетает из гаража.

Улицы проносятся мимо, но я не смотрю по сторонам. От нетерпения с силой сжимаю руль, ногти впиваются в ладони, мне кажется, я чувствую, как теплые капли крови проступают из треснувшей кожи. У меня перед глазами улица, по которой я столько раз проезжала, не подозревая, что когда-нибудь от этой чинной, ухоженной вереницы безликих домов будет зависеть моя жизнь.

«16-я стрит», – сказал Ларри. И я тупо повторяю про себя эти простые слова: 16-я стрит, между Фултон и Спринг… 16-я стрит, между Фултон и Спринг…

Если понадобится простоять там целый день, чтобы его увидеть, я сделаю это. Если нужно будет упасть перед ним на колени, я упаду. Он должен понять, что я его жду, люблю, что только со мной ему будет хорошо. Нет, не так. Прежде всего, нужно любым способом заманить его в мастерскую и остаться с ним наедине. Опустить шторы, закрыть на все замки дверь и там, в прохладной полутьме, приблизить его лицо к своему, задержать дыхание от стремительного падения в глубину его потемневших от страха глаз и только раз, Господи, я ведь не прошу многого, только один раз провести кончиком языка по его губам.

Если после этого он захочет уйти или сможет говорить о своей влюбленности, клянусь тебе, Боже, я без единого слова отпущу его. А сама… Я убью в себе эту любовь. Какой грех может быть страшнее, чем любовь к неразумному ребенку и развращение его телесными наслаждениями?

Обещаю тебе, Господи, что ничего с собой не сотворю, хоть боль моя будет невыносимей, чем сейчас. Прошу тебя, подари мне этот единственный момент! Никогда в жизни я больше не попрошу тебя ни о чем. Клянусь. Да, однажды я такую клятву нарушила. Но тогда, ты ведь знаешь, тогда я сама была неразумным ребенком, и ты, я уверена, уже давно великодушно простил меня.

А вдруг эта девчонка с молочным телом смогла так завлечь глупого мальчишку, что он теперь отвернется от меня?!

Нет, это не произойдет! Дэвид любит меня, только меня, он же много раз говорил мне об этом! Просто мальчишка боится отца, из-за этого скрывается от меня. Поэтому убегает из дома и связался с этой девкой. Влюбился! Эх, Ларри, плохо же ты знаешь своего сына.

Мой умный, «всепонимающий» муженек! Если бы ты знал, как я тебя сейчас ненавижу! Это ты во всем виноват! Ты! Не вернулся бы ты так быстро из Саудовской Аравии, все было бы прекрасно. Дэвид продолжал бы спать рядом со мной в нашей кровати. Да, да, Ларри, именно в нашей с тобой кровати! И я могла бы прижимать его к себе в любой момент!

Я вдруг представила, как Ларри медленно входит в спальню и видит нас с Дэвидом, ласкающих друг друга. И странно – вместо привычного страха я испытываю радость. Радость и наслаждение от того, что ему больно…