В тот вечер мы ничего не узнали и перенесли встречу на сегодня. Теперь мы здесь, в этом подозрительном заведении, ждем какого-то Ди-ди; как ни странно, но я полна надежд.
В зале вдруг ярко вспыхнул свет, вверху зажглись четыре гигантские люстры, но через несколько секунд они снова погасли, и стало темно. Послышались чьи-то раздраженные крики:
– Что случилось? Кто вырубил свет? Позовите электрика! – и все это вперемежку с матом.
Раздались глухие хлопки, как будто кто-то открывал бутылки с шампанским. Три, четыре, пять, затем послышался тяжелый топот ног, звуки короткой возни. Зачем они в темноте открывают шампанское? – подумалось мне. Торопятся, наверное, банкет предстоит или что-то в этом роде. А может, ожидают важных гостей. Кто-то резко схватил меня за руку и, опрокинув на пол, зажал влажной ладонью рот.
– Молчи, ни звука, – услышала я шепот Джонни. – Не двигайся…
Когда он дернул меня вниз, вместе со мной упал стул, больно ударив меня по спине. В зале стало тихо, только откуда-то из глубины здания, вероятно из кухни, доносились далекие звуки.
– Что присходит? Кто выключил свет?! – истерически закричала какая-то женщина. Подняв голову, я увидела, что из проема двери хлынул яркий поток света. Там были видны силуэты людей. Дверь закрылась, стало темно, снова раздалось несколько хлопков и стук. Было похоже, что кто-то упал.
Я дернулась, пытаясь освободиться от жестких рук Джонни. Но он сильнее прижал ладонью мне рот и шепнул:
– Даже не думай! Не шевелись!
Мы долго лежали неподвижно, прижимаясь друг к другу и к холодному полу. Наконец Джонни поднял голову, чуть отстранившись от меня, прислушался. Затем наклонился, прижал мягкие губы к моему уху и шепнул:
– Лежи, не двигаясь! Я проверю, что там…
Он осторожно отполз и исчез. Я, прикрывая голову руками, таращила глаза, пытаясь что-нибудь разглядеть в темноте. Мне казалось, что вдалеке, где должна была быть входная дверь, двигались какие-то тени, но увидеть, что там, не получалось. Оттуда доносились шум, крики, хлопки открывающихся бутылок. И вдруг снова ярко загорелся свет. Я на секунду ослепла, затем открыла глаза и посмотрела вокруг.
Компания, сидевшая у бара поредела, несколько человек застыли в неподвижных позах, словно в детской игре «замри». Приподнявшись, я увидела, что остальные лежат на полу, рядом с ними по темному линолеуму расползаются кровавые ручейки.
Только сейчас я поняла, что произошло, горло сжалось от страха. У центрального входа и у выхода на кухню толпились люди, все еще не решаясь подойти к трупам. Было тихо, и вдруг в этой тишине послышался жалобный стон:
– О-о-о-й! Мне-ее бо-о-ольно! О-о-й! Больно! А-а-а-а!
Я встала и увидела лежащую почти посредине зала официантку. Ее ноги были неестествено подогнуты, руки разбросаны в разные стороны, а на полу рядом с плечом образовалась довольно большая лужа крови. Она протяжно стонала тонким голоском. Я подошла, склонилась над ней и тронула за плечо.
– Не надо! Не трогай ее! – рядом с нами оказался непонятно откуда взявшийся Джонни. Он закричал кому-то в дверях: – Вызовите скорую! Срочно! Никто к ней не подходите, не двигайте ее!
Он наклонился ко мне и, взяв за руку, настойчиво дернул:
– Идем! Нам нельзя здесь оставаться. Сейчас появится полиция.
– Но Ди-ди…
– Его здесь нет. И вряд ли уже появится. Идем!
Я еще раз оглянулась на окровавленные тела, на застывшую в ужасе толпу и, схватив Джонни крепче за руку, двинулась за ним к выходу. На нас никто не обратил внимания.
– Что произошло? Кто стрелял? За что? Эти, у бара – они мафия? – набросилась я с вопросами на Джонни, когда мы отьехали от клуба «Карусель» на несколько кварталов.
– Кто-то с кем-то что-то не поделил, – задумчиво глядя вперед, ответил Джонни.
– Ди-ди среди них, ты сказал, не было… Надеюсь, он жив?
– Не знаю. Там, у бара сидели его люди. Их убрали, – рассуждал вслух Джонни. Он вел мой джип неторопливо и бережно. – У Ди-ди есть враги, но, насколько я знаю, они не так на него обижены, чтобы уложить столько его людей.
– А как они стреляли в темноте?
– Чепуха! Сегодня даже у детей есть такие очки, в которых видно ночью. Могу только сказать, что, судя по точности попадания, работали профессионалы.
Задумавшись, он молчал. Я не хотела ему мешать, но довольно скоро не выдержала и спросила:
– Что ты думаешь делать? Куда мы едем?
– Я отвезу тебя в гостиницу. Ты отдохнешь, примешь душ, переоденешься, поспишь… Ты же жаловалась, что тебе необходимо привести себя в порядок…
– Черт возьми, так повезти может только мне! Ждать Ди-ди, уже почти найти моего л… любимого брата и оказаться в центре бандитских разборок! Или у вас в Бруклине такое каждый день происходит?!
Джонни усмехнулся.
– Слава богу, не каждый. Только в исключительных случаях… Ну а твой приезд мы не могли отметить по-другому.
– Тебе смешно, а я от страха чуть не скончалась… Как это просто – войти, перестрелять всех и исчезнуть! Так бывает только в Голливуде…
– …или у нас в Бруклине, – закончил, все так же задумчиво глядя вперед, Джонни.
– Что ты собираешься сейчас делать?
– Я… поеду в одно место. Думаю, если самого Ди-ди не будет, то там знают, где его искать. Если он жив.
– Я поеду с тобой, – мне не хотелось думать, что в тот момент, когда в поисках Дэвида появилась пусть ничтожная, но все-таки, как мне казалось, надежда, все вдруг сорвется и я снова буду бессмысленно кружить по бруклинским улицам.
– Там слишком опасно. В другое время я не возражал бы, но у них начался… начались слишком крутые выяснения, поэтому тебе лучше там не появляться… – Он говорил, осторожно подбирая слова.
– Джонни, это бессмысленно! – стараясь не раздражаться, начала я. – Я не смогу сидеть в гостинице, когда ты…
– Сможешь! – жестко сказал он. – Ты не понимаешь, что это за люди. Они ведь не разбирают, кто есть кто и кто с кем.
– Нет, нет и нет! Я тебе уже сказала – я пойду с тобой!
Он вдруг резко остановил машину и повернулся ко мне. Таких узких и злых глаз я у него еще не видела.
– Если ты хочешь пойти со мной, подождем недельку-другую, пока там затихнет, и тогда, возможно, я тебя им представлю. Меня это вполне устраивает! Не мой же брат исчез, а твой.
– Джонни, пойми…
– Я все понимаю! Я понимаю больше, чем ты представляешь. Но я знаю, к кому еду, а ты нет. Ты хочешь, чтобы тебя пристрелили еще до того, как ты откроешь рот для обьяснений?! И меня с тобой заодно. Ты этого хочешь? Я – нет! Я хочу жить. У меня еще тьма планов. А твой братец, кстати сказать, может быть, сейчас нуждается в твоей помощи, но ему ее не дождаться. Поэтому решай: ты едешь в гостиницу или в мою квартиру и ждешь меня там. Или я выхожу сейчас, а ты делаешь что считаешь нужным и никто тебя не будет останавливать. Выбирай.
Он отвернулся и выжидательно сложил свои длинные руки на коленях. Я растерялась. Понятно было, что он не шутит, не пугает меня, не блефует, что он сделает именно то, что сказал. Я представила, как он выйдет сейчас из машины, и я больше его никогда не увижу. Мне стало больно. Я поняла, что придется подчиниться. Ну что ж…
– Это действительно очень опасно? – тихо спросила я.
– Да, – все так же жестко ответил он.
– Ты не должен сердиться на меня…
Джонни продолжал молчать, глядя перед собой. Мимо нас проезжали машины, проходили редкие пешеходы. Я понимала, что должна отпустить его одного.
– Не сердись, Джонни, пожалуйста, не сердись, – выдохнула я и взяла его руку в свою.
Он вдруг громко рассмеялся и повернулся ко мне всем телом. Его глаза светились знакомым теплом.
– Что? – не поняла я. – Почему ты смеешься?
– Я думаю, что когда буду умирать, обязательно вспомню, как ты произносишь мое имя, и мне так станет смешно, что смерть отскочит от меня подальше! – продолжал смеяться он. У него даже слезы выступили на глазах. – Джу-у-уни, Джу-у-уни…
– Ладно, – сказал он, остановившись, и крепко сжал мою руку. – Ты поедешь со мной, но я оставлю тебя за несколько домов от того места, куда пойду. Обещай, что ты не выйдешь из машины и будешь сидеть здесь тише мыши.
– Обещаю, конечно, обещаю!
– Помни, это не игрушки. Уже убито семь человек. Но мы к этому не имеем отношения, это их дела, поэтому глупо стать жертвой чужих разборок. Понимаешь? Поклянись своим братом, что не будешь выходить из машины!
– Клянусь.
– Тогда поехали, и слушай меня внимательно…